<<
>>

АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ МАЯК

На море шумно-широком находится остров, лежащий Против Египта; его именуют там жители Фарос;

Он от брегов на таком расстоянье, какое удобно

В день с благовеющим ветром попутным корабль пробегает.

Пристань находится верная там, из которой большие В море выходят суда, запасенные темной водою. ..

(Одиссея, песнь IV)

rΓaκ рассказывает об этом островке, лежащем на расстоянии в один день пути от берегов Египта, Гомер в своей бессмертной поэме «Одиссея». Ничем не был больше примечателен этот остров, кроме того, что, по замечанию Страбона, греческого географа, с гомеровского времени Фарос сильно прибли­зился к берегу благодаря наносам, которые воды Нила, впадающие в море, откладывают на морском дне и таким образом увеличивают площадь суши. И вот пришло время, когда о. Фарос, лежащий в дельте Нила, против неболь­шого египетского поселения, называвшегося Ракотис, стал известен всему античному миру, а не только любителям Гсмера, ценившим и знавшим наизусть каждую строку великого поэта.

В 332—331 гг. до н. э. царь Александр Македонский основал знаменитую столицу эллинистического Египта Александрию. Город раскинулся в дельте Нила. Алексан­дрия была замечательна тем, что ее построили по единому плану, разработанному известным греческим архитектором Динохаром.

Город, ставший столицей Египта, был распланирован геометрически правильно и поделен на кварталы, разде­ленные широкими мощеными улицами. Две самые большие улицы шириной в 30 м пересекались под прямым углом. По всей длине их обрамляли мраморные колоннады, да­вавшие тень и прохладу в знойные дни.

Самым богатым кварталом был Брухейон — квартал дворцов и царских гробниц. Географ Страбон, о котором уже шла речь, оставил нам подробное описание всех досто­примечательностей города, где царские дворцы и роскош­ные общественные здания составляли треть всей застроен­ной территории.

Все эти дворцы были один великолепнее другого, так как строившие их цари старались превзойти своих предшественников богатством и красотой архитек­туры. Дворцы были соединены между собой садами и парками. Здесь же находилась и гробница Александра Македонского, тело которого было привезено из Вавилона, где он умер, и погребено в Александрии царем Птоле­меем, одним из сподвижников великого македонского за­воевателя. Поместив тело Александра в золотой саркофаг и построив великолепную гробницу, Птолемей этим желал подчеркнуть, что считает себя преемником Александра. И действительно, пока остальные военачальники, вступив в смертельную междоусобицу, делили в ожесточенных бит­вах огромную монархию македонского царя, Птолемей все больше укреплялся в Египте, и Александрия стала одной из прославленных и богатейших столиц древнего мира. Славе Александрии немало способствовал и известный всему миру Мусейон (храм Муз),[56] который являлся одно­временно и местом для научных занятий, и своеобразным общежитием ученых, работавших в самых различных на­правлениях и отраслях науки. У греческих царей издавна существовал обычай собирать при своем дворе уже про­славившихся поэтов и ученых. Царь Птолемей I Сотер, положивший основание египетской державе Птолемеев, решил возвеличить блеск и популярность своего государ­ства путем привлечения в столицу всех сколько-нибудь выдающихся ученых и поэтов своего времени.

Именно с этой целью царем был создан Мусейон — спе­циальное учреждение при храме Муз в Александрии, где ученые и поэты могли жить полностью на счет государства, освобожденные от всех забот, и заниматься творчеством

и научными исследованиями. В богатый, кипевший жизнью город, каким была древняя Александрия, со всех концов эллинистического мира стекались ученые. Мусейон стал центром научной жизни блестящей египетской столицы, чем-то вроде академии наук.

Знаменитые ученые и поэты жили в здании Мусейона, встречались за совместными трапезами и на прогулках в ве­ликолепных садах Мусейона.

Они беседовали, обменива­лись опытом, вели научные споры.

Это общение ученых было чрезвычайно важным для развития эллинистической науки и техники. Царская казна предоставляла в распоряжение ученых, работающих в My- сейоне, деньги для изготовления специальных инструмен­тов и приборов. Для сбора различных научных материа­лов, подтверждения опытов отпускались большие средства на специальные экспедиции. Все эти богатые возмож­ности для проведения дорогостоящих работ, накопления научного материала, естественно, привлекали в Мусейон большое число ученых.

Но, помимо всего прочего, Мусейон обладал для уче­ных и поэтов эллинистического времени особой притяга­тельной силой — здесь находилась замечательная Алексан­дрийская библиотека. В ее хранилищах было собрано около 500 тысяч свитков. Были там бесценные сокровища — ру­кописи трагедий великих драматургов древней Греции: Софокла, Эсхила и Еврипида.

Рассказывают, что когда царь Птолемей II попросил эти рукописи у афинян на время с тем, чтобы писцы сняли с них копии, то афинские граждане в качестве залога потребовали с царя 15 талантов. Птолемей II запла­тил этот залог и предпочел не возвращать рукописи. Так они и остались в хранилищах Александрийской биб­лиотеки.

Во главе библиотеки стоял всегда какой-либо извест­ный ученый или поэт. Долгое время хранителем библио­теки был замечательный географ и математик Эратосфен. Он был приглашен в Александрию в качестве воспитателя наследника египетского престола Птолемея IV и одновре­менно занял должность хранителя библиотеки, сменив на этом посту своего учителя, известного поэта Калли­маха.

Эратосфен был чрезвычайно разносторонним ученым. Он занимался географией, астрономией, написал ряд тру­

дов: «География», «О ветрах», «Об измерении Земли», «Об измерении Солнца». Кроме того, им был написан це­лый ряд философских сочинений и работ по истории ли­тературы.

Задавшись трудной целью дать описание Земли, соста­вить карту земной поверхности и вычислить размеры Земли, Эратосфен проделал огромную работу по собира­нию научного материала.

Ему пришлось для проведения своего знаменитого эксперимента по вычислению радиуса Земли поехать на о. Родос и в город Сиену, где он про­извел ряд астрономических наблюдений. И несмотря на то что Эратосфен пользовался в своих вычислениях далеко не совершенными приемами, при измерении окружности Земли и ее диаметра он допустил срав­нительно небольшую ошибку (против действительной длины земной оси ошибка Эратосфена составила всего 75 км).

Один из учителей Эратосфена, знаменитый алексан­дрийский поэт и ученый Каллимах, за время своего пре­бывания на посту хранителя библиотеки составил обстоя­тельное описание находившихся в ней рукописей. Эта ра­бота потребовала большого количества времени. Однако Каллимах прославил себя и как выдающийся поэт своей эпохи. Его стихи были, правда, слишком изысканны и на­сыщены ученостью и сложными образами, в них недоста­вало истинного вдохновения и поэтической свободы. Но в Александрии именно этот стиль пользовался большим успехом в высших кругах придворного общества, а потому к Каллимаху, постигшему искусство такого стихосложения, пришли слава и признание среди ценителей александрий­ской поэзии. Особенно известной была его поэма, назы­вавшаяся «Волосы Вереники», посвященная супруге царя Птолемея, прекрасной царице Веренике, прядь волос ко­торой, по словам льстивого поэта, была взята на небеса и засияла там в виде нового созвездия.

Поэтам и ученым приходилось платить дорогой ценой за те исключительно благоприятные условия для работы, которые они находили в александрийском Мусейоне. Им вменялось в обязанность восхвалять в создаваемых ими трудах щедрость и могущество царя, который тратил огромные деньги на их содержание. Историки должны были в своих произведениях прославлять «благодетельную и мудрую» политику египетского монарха. Им приходи­

лось льстиво заявлять, что царь превосходит всех своих предшественников храбростью, дальновидностью и уме­нием достойно управлять государством, даже если на троне сидел ничем не выдающийся и ничтожный по своим качествам властитель.

Такие известные поэты, как Каллимах и Феокрит, вынуждены были писать льстивые и плоские стихи, в которых под видом олимпийских богов и богинь выступали царствующие особы. В стихах алек­сандрийских поэтов царь непомерно восхвалялся как су­щество высшего порядка, наделенное божественной силой и разумом.

Сохранилась и эпиграмма Эратосфена, где замечатель­ный ученый, зависевший от царя, вынужден называть его богом.

Не случайно поэт и философ Тимон из Флиунта, много странствовавший по свету и бывавший в александрийском Мусейоне, назвал его не «храмом муз», а птичником, где откармливаются «легионы книжных червей ручных».

Однако несмотря на зависимое положение, в котором находились ученые при дворе Птолемеев, средоточие круп­ных научных сил в одном месте, каким был Мусейон, да­вало исследователям возможность общаться между собой, будило их творческую мысль.

Особенно шагнули вперед в своем развитии матема­тика и механика. В Александрии жили, учили и работали такие выдающиеся ученые, как математик Евклид, изло­живший основы геометрии в труде «Элементы». Замеча­тельный изобретатель Герои Александрийский в своих работах далеко опередил свое время (он жил во II или I в. до н. э.). Так, он построил прибор, который по сути дела являлся самой настоящей паровой машиной. Герои увлекался созданием различных автоматов, он изобрел сложные механизмы, действовавшие автоматически при по­мощи горячего воздуха или пара.

Но при дешевом труде рабов гениальные изобретения Герона не могли найти применения в настоящих полезных работах. Поэтому трудами по автоматике пользовались как забавой для развлечения царского двора.

Герои устроил «театр автоматов», где поставил длин­ную пьесу со сценами сражения на море и большим числом действующих лиц. А сложный механизм, который дейст­вовал таким образом, что, когда зажигался огонь на ал­таре, сами собой раскрывались тяжелые двери храма,

Герону заказали жрецы, для того чтобы поражать моля­щихся зрелищем «божественного чуда».

Далеко шагнули вперед и естественные науки.

Ученик великого Аристотеля Теофраст заложил основы ботаники; он написал огромный труд о растениях, показал зоны их распространения в зависимости от климата и почвы, дал подробное описание всех известных ему растений. C изуче­нием лекарственных растений были связаны и достижения александрийской медицины. Работавший в Мусейоне врач Герофил много занимался анатомированием трупов и от­крыл, что органом мышления является мозг, в котором находится центр всей нервной системы. Он же доказал, что артерии наполнены кровью, а не воздухом, как думали ученые до него. Само вскрытие трупов по тем временам было чрезвычайно смелым делом — это счи­талось кощунством. Но Герофил, находясь в Мусейоне, получил возможность заниматься подобными смелыми опытами.

Одним из самых гениальных астрономов, работавших в Александрии, был Аристарх Самосский. Еще в III в. до н. э., за 1700 лет до открытия Коперника, он пришел к выводу, что Земля — шар, который вращается вокруг своей оси и вокруг Солнца одновременно так же, как и другие планеты. Большинство древних ученых считали его безумцем, но Аристарх Самосский был твердо убежден в своей правоте.

Некоторые ученые занимались созданием военных ма­шин. Известно, что знаменитый математик Архимед при­менил при обороне своего родного города Сиракуз еще невиданную военную машину, топившую корабли римлян. А в Александрии ученый-математик Дионисий изобрел полибол — автоматически действовавшую катапульту, нечто вроде современного пулемета; эта машина осыпала неприя­теля дождем камней.

Много остроумных изобретений и больших открытий было сделано учеными Александрии. Большинство из них не получало применения, но иногда силами ученых созда­вались творения, поражавшие современников как неслыхан­ное чудо.

Одним из таких чудес был Александрийский маяк. Он был построен на скале, возвышавшейся на восточном бе­регу о. Фароса, который в это время был гораздо ближе к египетскому берегу, чем во времена Гомера. Знаменитый

римский ученый Плиний Старший вслед за Страбоном объяснял это тем, что за несколько столетий наносы в устье реки Нила приблизили египетский берег к о. Фарос. Из-за этих наносов и отложений на дне моря подход судов к га­ваням города Александрии требовал большой осторожно­сти и опытности. Множество мелей и подводных камней угрожало кораблям у египетских берегов.

Для того чтобы сделать подход к Александрии без­опасным, было решено построить маяк на восточной око­нечности о. Фароса. В 285 г. до н. э. остров соединили с берегом искусственно насыпанным перешейком — дамбой. Его длина составляла около трех четвертей километра. Строительство маяка было поручено известному архитек­тору Сострату Книдскому.

Он с увлечением взялся за работу, и к 280 г. до н. э. постройка маяка была закончена. Это была трехэтажная башня высотой около 120 м. Нижний этаж имел квадрат­ную форму, причем длина каждой стенки составляла около 30.5 м. Первый этаж был сложен из крупных плит извест­няка. Стороны нижнего этажа были обращены к четырем сторонам света — на север, восток, юг и запад. Второй этаж представлял собой восьмигранную башню, облицо­ванную великолепными мраморными плитами. Восемь гра­ней башни были ориентированы по направлению восьми главных ветров. Третий этаж-фонарь имел круглую форму, его венчал купол, на котором стояла огромная бронзовая статуя бога морей Посейдона высотой около 7 м (рис. 19).

Купол придерживали полированные гранитные колонны. Здесь наверху горел огонь маяка, свет которого усиливался путем отражения его в целой системе металлических зеркал и был издалека виден мореплавателям. Топливо для ко­стра доставлялось наверх по винтообразной лестнице, про­ходившей внутри двух первых этажей. Она была на­столько удобной и пологой, что все горючие материалы для поддержания костра в фонаре маяка подвозились на навьюченных ослах.

Маяк одновременно был крепостью, в которой нахо­дился большой гарнизон. В подземной части башни была расположена огромная цистерна для питьевой воды на слу­чай осады. Маяк был также наблюдательным пунктом^ так как остроумная система металлических зеркал позво­ляла вести с вершины башни наблюдение за морским про­странством и обнаруживать неприятельские корабли за­

долго до того, как они появлялись вблизи от города. Вось­мигранную башню украшали многочисленные бронзовые статуи. Некоторые из них были снабжены механизмами, некоторые служили флюгерами, указывавшими направле­ние ветра. Путешественники, видевшие Фаросский маяк, рассказывали о статуях чудеса. Одна из них будто бы всегда указывала рукой на солнце на всем пути его дви­жения по небосводу и опускала руку вниз, когда оно за­ходило. Другая статуя отбивала каждый час днем и ночью. Была будто бы и такая статуя, которая указывала рукой на море в случае, когда появлялся вражеский флот, и изда­вала предостерегающий крик при подходе врагов к гавани.

Вероятно, какая-то доля правды в этих рассказах и была, если вспомнить о замечательных автоматах, сделан­ных Герои ом Александрийским. Возможно, что часть ста­туй производила какие-нибудь условные движения, а со временем эти рассказы о чудесных статуях приняли совер­шенно неправдоподобную форму.

Несомненно одно, что маяк, воздвигнутый на о. Фаросе, был первым и единственным во всем греческом мире мая­ком таких колоссальных размеров, где были применены самые замечательные и остроумные изобретения алексан­дрийских ученых.

До этого древний мир не знал таких построек. Еще в V в. до н. э. у входа в Пирей — гавань самого передо­вого города того времени Афин — ночью горели два самых обыкновенных костра, которые разжигались на вершинах двух колонн. Конечно, Александрийский маяк с его слож­ной системой зеркал и техническими усовершенствова­ниями казался всем, кто видел его или слышал о нем, настоящим чудом.

До нашего времени дошло несколько эпиграмм — корот­ких стихотворений, посвященных чудесному маяку, пора­жавшему путешественников, посетивших Александрию. Вот одна из них:

Башню на Фаросе грекам спасенье, Сострат Дексифанов, Зодчий из Книда [57]воздвиг, о повелитель Протей![58]Нет никаких островных сторожей на утесах в Египте, Но от земли проведен мол для стоянки судов, И высоко, рассекая эфир, поднимается башня, Всюду, за множество верст, видная путнику днем.

Ночью издали видят плывущие морем все время Свет от большого огня в самом верху маяка, И хоть от Таврова Pora[59]готовы идти они, зная, Что покровитель им есть, гостеприимный Протей.

Строитель маяка, архитектор Сострат, желая сохранить в памяти людей истинное имя создателя замечательной башни, высек на мраморной стене маяка следующую над­пись: «Сострат, сын Дексифана из Книда, посвятил бо­гам-спасителям ради мореходов». Вырезав эту надпись, он закрыл свое имя тонким слоем штукатурки и сверху написал по ней имя царя Птолемея Сотера. В глубине души Сострат надеялся, что время пройдет, штукатурка отвалится и имя истинного строителя этого великолепного маяка прославится в веках. Так оно и случилось. Имя Сострата Книдского — славного создателя одного из семи чудес древнего мира — дошло до наших дней из далекой глубины веков.

C высоты восьмигранной мраморной башни Фароса, составлявшей его второй этаж, открывался сверху вели­колепный вид. На юг простиралась Александрия. Сверху была особенно хорошо видна удивительно правильная планировка столицы Египта. Невольно вспоминался рас­сказ о том, что по желанию царя Александра Македон­ского архитектор Динохар, создавая план Александрии, придал очертаниям города округлую форму развернутой македонской хламиды — военного плаща.

Улицы, дома, дворцы Александрии тонули в тенистых аллеях, садах и парках. Необычайная для того времени ширина александрийских улиц также особенно бросалась в глаза после кривых узких улочек других греческих го­родов, где на углах домов ставили толстые каменные тумбы, чтобы неуклюжие повозки не разрушали стены дома. Часто археологам случается обнаруживать на этих тумбах глубокие борозды, которые проводила тележная ось, изо дня в день задевавшая на повороте массивный камень.

На александрийских улицах и площадях, вымощенных мраморными плитами, могли ехать сразу несколько пово­зок, не задевая одна другую. Особенно просторна была Канопская улица, главная улица Александрии, украшен­

ная великолепными домами и храмами, шедшая парал­лельно морю.

В центре города поднимался искусственно насыпанный высокий холм, сделанный для того, чтобы можно было, поднявшись на него, любоваться Александрией. Холм, посвященный Пану (богу полей и лесов), — Панейон, окру­жал чудесный парк.

Шумная нарядная толпа заполняла улицы, площади и парки Александрии. C высоты маяка были прекрасно видны гавани по обе стороны дамбы, соединявшей о. Фа­рос с городом. Эта дамба, искусственно насыпанная и превращавшая о. Фарос в полуостров, называлась Гепта­стадионом. Самим названием дамбы определены ее раз­меры — длина ее составляла семь стадий.5 Основной га­ванью Александрии была Большая гавань, имевшая вход со стороны Фароса и хорошо защищенная дамбой. Глу­бока она была настолько, что у самого берега мог стать на якорь у сходней любой большой корабль. Об этом сооб­щает нам Страбон в своей «Географии». Кроме того, в за­падной части устья было еще две гавани меньших раз­меров. Торговые гавани Александрии были забиты мно­жеством чужеземных кораблей и лодками александрийских рыбаков, которые проворно скользили между широкими корпусами купеческих судов. Эти корабли имели одну или две мачты с четырехугольными парусами. Только один большой трехмачтовый корабль «Александрия» выделялся величиной среди остальных судов, покачивав­шихся на спокойной зеленоватой воде гавани. Знамени­тый корабль был гордостью его строителей. Это вели­колепное судно было подарено царю Птолемею II правите­лем сицилийского города Сиракуз Гиероном. Корабль строили опытнейшие инженеры и среди них — великий уро­женец Сиракуз Архимед. Строевой лес из Италии, пенька из Испании, смола из Галлии, слоновая кость и драгоцен­ные породы дерева из восточных стран доставлялись на верфи Сиракуз. Тысячи мастеров под начальством строи­теля Архия многие месяцы трудились над сооружением этого величайшего корабля древнего мира.

О размерах гигантского корабля можно судить по тому, что о нем рассказывают древние авторы. Его трюмы вме­щали полторы тысячи тонн зерна, пятьсот тонн шерсти,

десять тысяч бочек рыбы, не считая запасов продоволь­ствия и питьевой воды для трех тысяч человек. Корабль, вначале названный «Сиракузянка», был торговым, но его легко было превратить в боевой.

Мощная катапульта, сооруженная по проекту Архи­меда, находилась на палубе. Боевая машина метала камен­ные ядра до 75 кг весом на расстояние 160 м. На трех высоких мачтах находились крюки для захватывания вра­жеских судов. Огромные рычаги управляли крюками: схваченный крюками корабль вытягивался из воды, пере­ворачивался и беспомощный шел ко дну. Восемь боевых башен имела окованная свинцовыми пластинами палуба «Александрии».

Каюта капитана была отделана редкими породами де­рева, слоновой костью и позолоченной бронзой. Покои царя были украшены с неслыханной роскошью. Мозаич­ный пол изображал сцены Троянской войны. На борту корабля был даже сад, полный редкостных цветов и расте­ний, и особый зал для занятий спортом. Статуи лучших мастеров стояли в нишах стен, в библиотеке лежали сотни рукописей. На замечательном корабле все поражало пыш­ностью и красотой.

В трюмах «Александрии» было душно и темно. При­кованные к скамьям полуголые рабы-гребцы выполняли один и тот же утомительный и однообразный труд: гребли много часов подряд. Пронзительный свист флейты зада­вал темп гребли, сотни тяжелых весел подымались и с равномерностью машины плавно опускались в воду. Надсмотрщики зорко наблюдали за работой сотен греб­цов, и удар бича указывал гребцу на его промах. Гребцы сменялись быстро в трюмах «Александрии». Умерший раб с тяжелым камнем, привязанным к ногам, отправлялся на дно, а на его месте уже сидел новый гребец, прикован­ный той же цепью к той же скамье.

На север открывалась бесконечная гладь моря, желто­ватого у берегов из-за наносов песка нильских вод и би­рюзового вдали. К востоку от Фароса выступал мыс Ло- хий со знаменитым храмом богини Исиды, в котором Герои сделал самооткрывающиеся двери, распахивающиеся в тот момент, когда жрец возжигал огонь на алтаре бо­гини.

На мысе в роскошном саду находился один из царских дворцов. Поблизости, между маленьким островком возле

самого берега и мысом Лохий, в военной гавани стояли боевые египетские корабли. Военный порт был искусно укрыт от глаз, но сверху, с галереи маяка, он был хорошо виден. Стояли на якорях военные «длинные» корабли с окованным железом, грозным, сверкающим тараном на носу.

Таким бивнем было легко с разгону протаранить борт вражеского корабля. Основной задачей в морском сраже­нии и был такой удар, пускавший неприятельское судно ко дну. Длина бивня достигала 3 м. Бывало и так, что бивень при ударе в борт врага застревал в корпусе не­приятельского судна и тонули оба корабля — и получив­ший пробоину, и нападавший.

Другой прием морского боя назывался проплывом. Военный корабль на полном ходу внезапно сближался с вражеским судном. Оба корабля почти касались один другого бортами. Нападающий резко и мгновенно выбирал весла, а весла вражеского судна ломались от удара прохо­дящего по борту корабля. Противник сразу терял все весла одного борта и не мог управлять кораблем. Тогда на ставший беспомощным корабль перебрасывался мостик, и на палубу быстро перебегали солдаты и моряки, навязы­вая врагу абордажный бой.

Быстроходность боевых кораблей зависела от числа парусов и весел. Флот египетских царей в III в. до н. э. имел пятидесяти- и сорокавесельные корабли (т. е. с пятьюдесятью и сорока парами весел), не говоря уже о множестве двадцати-, шестнадцати-, тринадцати-, двенад­цати-, девятивесельных.

Обычно под парусами и веслами ходили только воен­ные корабли. Купеческие суда были большей частью просто парусниками и поэтому передвигались они значи­тельно медленнее, и скорость их зависела от благоприят­ного ветра.

Кроме боевых «длинных» кораблей, флот располагал легкими судами для разведывательной службы и охраны торговых судов от нападения пиратов, которых так много было в те времена на море. Были маленькие легкие боты для перевозки солдат, вмещавшие не более тридцати чело­век, и, наконец, большие транспортные суда для перевозки военных грузов, лошадей и боевых слонов.

На борту военных кораблей находились гребцы, мат­росы и солдаты-пехотинцы. Командиром военного судна

был триерарх (капитан). Вторым после капитана на ко­рабле был кормчий (у нас ему соответствует штурман). Обычно в трюме находился и флейтист или барабанщик, который задавал ритм работе гребцов. Имелись бортовые начальники, военный врач и судовые коки. Египетский флот был одним из самых сильных и многочисленных в античном мире. Однако быстроходными и мощными военными кораблями могли похвастать греческие прави­тели, такие как Деметрий Полиоркет или сиракузские ти­раны.

Но ни одна из гаваней древнего мира не могла по­хвалиться таким чудом, как Александрийский маяк. Все маяки более позднего времени были жалким подражанием Фаросу. Правда, одна из греческих эпиграмм неизвестного автора воспевает маяк, стоявший в гавани малоазийского города Смирны, однако никаких сведений о его архи­тектурных и технических достоинствах в ней не со­общается.

Больше уже не пугаясь зловещего сумрака ночи, Смело плывите ко мне те, кто вдали от земли. Всем потерявшим дорогу я огненный луч зажигаю — Славит сияющий знак Асклепиадов труды.

Конечно, содержание в полном порядке такого слож­ного хозяйства, каким был Фаросский маяк, требовало огромных средств. Сильные морские ветры, влажность воздуха — все это неблагоприятно сказывалось на состоя­нии великолепного сооружения, воплотившего в себе за­мечательные достижения эллинистической архитектуры и техники. Из эпиграммы неизвестного автора мы знаем, что Фаросскому маяку угрожала опасность разрушения, которую, однако, удалось избежать.

Башня — помощница я морякам, потерявшим дорогу. Здесь по ночам зажигаю я светлый огонь Посейдона. Рухнуть вот-вот угрожала от глухо шумящего ветра, Но укрепил меня вновь своими трудами Аммоний. После свирепых валов свои руки ко мне простирают Все моряки, почитая тебя, о земли колебатель.[60]

Это удивительное сооружение простояло до XIV в. К этому времени в уже сильно разрушенном виде высота его составляла не более 30 м, т. е. четвертую часть его настоящей высоты. Но даже в столь искалеченном виде

этот памятник античной архитектуры вызывал восхищение арабских писателей, отмечавших красоту и величие руин этой грандиозной постройки.

Остатки высокого постамента, на котором Находилась замечательная башня, сохранились до наших дней, но для архитекторов и археологов они совершенно недоступны, так как встроены в средневековую крепость. В настоящее время на Фаросе находится египетский военный форт. Древняя Александрия покоится под современным городом, подобно тому как современный Рим поглотил Рим древ­ний. Только отдельные участки древнего города делаются доступными для изучения при каких-либо постройках, когда роют котлованы для фундаментов зданий.

Современная Александрия имеет другой маяк. Он на­ходится на западном мысе о. Фароса и ничем не напо­минает своего знаменитого предка. Правда, свет его, ве­роятно, намного ярче и голос сирены более зычен, но нет у него ни красоты, ни славы великого его предшествен­ника. Слово «фарос» в древности стало именем нарица­тельным для маяка. Память о замечательном чуде строи­тельной техники, об изобретательности и таланте але­ксандрийских ученых, создавших Фарос в тех условиях, когда техника находилась на столь низком уровне, сохра­нилась не только благодаря известиям античных авторов и эпиграммам поэтов. В слове «фары», известном каждому из нас, живет воспоминание о знаменитом источнике света — александрийском Фаросе.

<< | >>
Источник: А. А.НЕЙХАРДТ, И.А.ШИШОВА. СЕМЬ ЧУДЕС ДРЕВНЕГО МИРА . ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА» Москва 1966 Ленинград. 1966

Еще по теме АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ МАЯК:

  1. Науки и искусства в македоно-эллино-александрийский период
  2. НАУКИ И ИСКУССТВА В МАКВДОНО- эллино- АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ ПЕРИОД. (336-30 г. до Р. X.).
  3. Из ИСТОРИИ АЛЕКСАНДРИЙСКОЙ ЭЛЛИНИСТИЧЕСКОЙ КЕРАМИКИ
  4. Эллинизм и зарождение александрийской науки
  5. § 3. «Служение Единственно Мудрому»: терминология «сакрального служения» в произведениях Филона Александрийского
  6. ОГЛАВЛЕНИЕ
  7. АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ХАРАКТЕР ТРОПИКИ - ОСНОВНОЙ ПОЭТИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП В ГИМНАХ КАЛЛИМАХА
  8. Науки о живой природе
  9. 5. ИСКУССТВО[114]
  10. НАУКА И ТЕХНИКА ЭЛЛИНИСТИЧЕСКОГО ПЕРИОДА
  11. Монархия и полис
  12. ЕЩЕ О ЧУДЕСАХ
  13. ПЕРЕВОДЫ ПРОИЗВЕДЕНИЙ АНТИЧНЫХ АВТОРОВ
  14. РОЛЬ ПОРТРЕТНОЙ ХАРАКТЕРИСТИКИ В СОЗДАНИИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ОБРАЗА У СВЕТОНИЯ (НА ПРИМЕРЕ АНАЛИЗА "ЖИЗНИ ХП ЦЕЗАРЕЙ1)
  15. И допустил, чтоб продали его,