Доказательство того, что во время Сенеки мысль, что рабы

являются человеческими существами, была общепринятой, мы ■находим в том заявлении, которое Петроний (71, 1) вкладывает в уста вольноотпущенному выскочке Тримальхиону: рабы—тоже люди, они выкормлены тем же молоком, как и свободные, и отли­чаются от них своей «злой долей», которая их постигла.

За исключением небольшой и незначительной иудейской секты ессеев (PRE Suppl.-Bd. IV, стр. 386; Иосиф Флавий, Древности, XVIII, 1, 5, определяет их численность в 4тысячи человек) ни рели­гиозная, ни какая-либо другая организация древнего мира не отка*

зывалась признать институт рабства. Первые христиане принимали его, как принимали и римское владычество и созданные им жизнен­ные условия, потому что они безразлично относились к мирским* различиям, включая правовые и социальные положения, и потому, что все верующие, принявшие христианское крещение, считались равными (I к Коринф. 12, 13; сравн. мнение Harnack_f Mission, I^3s 174, 4, что для древнейшей церкви вопрос о рабстве не являлся проблемой). В своих посланиях апостолы проповедуют рабам- христианам необходимость «со страхом и трепетом» полного послу­шания господам, подобно как Христу (к Эфес. 6, 5; сравн. к Ко­лосс. 3, 23, к Титу 2, 9 сл. 19. Подчинение даже самым жестоким господам Петр (I, 2, 9) оправдывает тем, что страдания и терпение угодны богу). Не следует недооценивать непосредственного влияния раннего христианства на более человечное обращение внутри самих общин. C началом миссионерской деятельности христианское учение обращалось преимущественно к рабам (относительно рабов в древнейших общинах сравн. заступничество Павла за обращен­ного им беглого раба Онезима в письме к его господину Филемону, 15 сл.).

Улучшение положения рабов в императорскую эпоху в сравне­нии с их положением за последние два столетия при Республике более касается запада, чем восточных провинций, где господ­ствовала большая мягкость (Calderini₁ Liberi е Schiavi nel moπdo dei Papiri [Milano 1918] 18) как в законодательных установлениях,, так и на практике. В Египте забота о благосостоянии детей рабов во многих случаях была взята под охрану закона. Закон запрещал продажу раба, рожденного в доме, с целью вывоза его за пределы Египта; нарушение этого закона каралось частичной или полной конфискацией имущества (Gnomon₁ BGU, IV, 1, 67). Купленные рабы могли быть посажены на суда в Александрии только на осно-

ванни уплаты проездного налога (там же, 64—66. 69). В контрак­тах относительно выкармливания детей кормилицей для ребенка раба могла быть и свободная и рабыня, одинаково как и для ребен­ка свободного³².

школьники освобождались от занятий, а рабы—от их работы (CIG, II, 3641 b = Laum, Stiftungen in der Antike [Leip. 19141 66, 18). В Магнесин постановление о каникулярных днях покоилось, на древней традиции, но освобождение рабов от их работ, пови- димому, было новшеством (надпись из Магнесин 100 Ь. 11. Сравн. а 29 и Syll. 53, где рабам и детям в Пергаме [?] были дозволены свободные дни). Этот обычай сохранился в греческом мире ив эпоху Империи. В Гитионе в 161—169 гг. н. э. было сделано пожертво­вание с тем, чтобы гимнасий отпускал масло для граждан и ино­странцев с особой оговоркой, чтобы рабы каждый год во время двух праздников пользовались этим правом в течение трех дней (Le-Bas-Foucart, Voyage arch., II Suppl., 243a=Laum, Stift., II_r 9, 38).

В римском Египте смерть раба по другим причинам кроме есте­ственных требовала расследования со стороны начальства и сооб­щения о том, наступила ли она вследствие несчастного случая или убийства, совершенно так же, как и в случае смерти свобод­ного (например, смерть одного молодого раба, когда он смотрел на танцы во время какого-то празднества, Pap. Оху, III, 475; сравн. I, 51, подобный же случай со свободным). При 14-ле тнем, цензе, введенном римской администрацией в Египте (Mitteis- Wilcken, Grundz., I, 1, 192), рабы в целях обложения были распре­делены так же, как и их хозяева (там же, 197).

положением хозяина; без сомнения, рабы получали худшие поме­щения, чем имел сам хозяин. В документах Гераклита Амфодарха в Арсиное от 72/73 г. н. э. (Stud. z. Pal., IV, 62) хозяин дома Аполлоний жил в своем доме с одним единственным рабом (Рар. Lond., 261, 56), а также известны две домовладелицы, из которых каждая жила вместе с рабом (там же, 178, 301 =Pap. Rainer 23). Свободные из класса «привилегированных» имели жилища на улицу, вероятно, как съемщики (там же, 532. 608=Pap. Lond. 260, 25, 101). Равным образом рабы, которые принадлежали другим людям, а не домохозяевам, с которыми они жили, имели местожительства на той же улице (там же, 299, 303 сл. = Рар. Rain. 21, 25 сл.). Два дома были заняты одной группой рабов, которые, насколько мы можем установить, не были собственностью домохозяина. Один из этих домов заключал в себе жилплощадь для 7 рабов (там же, 313—326=Pap. Rain. 35—48). Это обозна­чает очень тесное помещение для рабов, которые жили не со своим хозяином, при предпосылке, что дома были одинаковой величины. В Pap. Ryl., 153, 6, мы находим, однако, что за одним вольно­отпущенником по завещанию его патрона пожизненно была закре­плена одна комната в четырехэтажном доме.

Принцип частичного отпуска на волю раба, принадлежащего нескольким господам, по римскому праву был недопустим³⁶, но такого рода отпуск применялся в Египте невозбранно³⁷. Обще­ственный результат этого обычая был тот, что в Египте между полными рабами и вольноотпущенниками появилась группа таких лиц, которые наполовину были свободными, наполовину несвобод­ными; лица, принадлежавшие к этой группе, имели право свободно располагать частью своего времени и своего труда. Образование этой группы способствовало тому, чтобы еще более сделать неза­метными уже и без того падающие грани между свободными и рабами в среде того населения, в котором различия в правовом положении не опирались на общепризнанные различия в одея­нии, цвете кожи и этнической принадлежности. Бросающимся в глаза примером отсутствия предубеждений, основанных на различии цвета кожи, является метрическая надпись, которою хозяин почтил свою рабыню-негритянку (Festschr. G. Ebers [Leip. 1897] 99): чернота кожи негра вызвана солнечными лучами, ее же душа блистает белизной. Насколько узка была разделяющая их линия, показательным является то, что один свободный слуга ошибочно мог быть принят за раба: Pap. Оху, X, 1294, 9; сравн. список платежей по налогам за ткачей, Pap. Soc. It., X, 1154, 8, где один человек зачислен как «Эвпор, повидимому, раб А...»

Отношения, которые установились в Египте между рабами и их господами, были, по свидетельству папирусов, в общем сер­дечными и интимными, ненапряженными (сравн. нежное письмо одной девушки, вероятно, рабыни Аполлония, стратега в Гепта- комии, адресованное к ее отсутствующему господину, Mitteis- Wilcken, Grundz. I, 2, 481; сравн. Calderini, «Liberi е schiavb>, 19). В BGU, VII, 1655, столб. 2, 26—33. 3, 57 сл. обязанность забо­

титься о могиле своего господина без возражений со стороны !наследников по завещанию хозяина была пожизненно возложена на одного раба. Сравн. Tebt. Pap., II, 407, 6, где один из главных жрецов храма Адриана отпускает на волю восемь своих рабов «вследствие близкого общения и заботливых отношений», которые установились между ними и их хозяином; равным образом завещание одного ветерана конца II в., по которому были отпу­щены на волю три рабыни и были включены в число наследников их прежнего господина (BGU, I, 326=Mitteis-Wilcken, Grundz. II, 2, 316). C этим египетским примером сравн. отпуск на волю всех рабов обоего пола одним гражданином из Гитиона, с явно выраженными социальными наклонностями, в 161—169 гг. н. э. . J ÷± -v I vр v _rV- 1 ∖xx√⅛. x∖vupxu∙4U4K t⅛'^χ∕x f√ViUV

сленников, если они жили самостоятельно (как в Арсиное). В «доме Менандра» помещения для рабов находились на одной сто­роне дома и с остальным домом были соединены только длинным коридором (Maiuri, Casa del Menandro, 1932, I, 186; сравн. II, табл. 1). Их помещения были на втором этаже и выходили на задний двор, где внизу находились стойла, кладовые, кухня и уборная для прислуги (II, табл. 1, ном. 39). Относительно подобных же помещений для рабов в имениях Кампании сравн. Not. d. Scavi, 1922, 459; 1923, 277, изоб. 4; Rostovtzeff, Gesell. und Wirtsch., I, 276. На Лаврентинской вилле Плиния помещения для рабов и вольноотпущенников находились отдельно, так что голоса familia («челяди») не могли быть слышны в комнатах, занятых свободными («Письма», II, 17, 22); у Плиния эти комнаты были достаточно уютными, так что он мог принимать в них своих гостей (там же, 9). Его рабы спали вместе в залах (VII, 27,13). Вероятно, условия жизни рабов в таких больших имениях были терпимее, чем в городах. Обращение с больными рабами зависело от доброты или бессердечия каждого отдельного владельца. Отсутствие состра­дания к больным рабам со стороны некоторых рабовладельцев послужило поводом к изданию эдикта Клавдия, по которому больные рабы, которые были выброшены, а потом выздоровели, получали свободу (Светоний, Клавдий, 25; Дигесты, XL, 8, 2; см. выше). В противоположность этим фактам стоят удивительные случаи заботливости о здоровье рабов, которые зависят столько же от добросердечия хозяина, сколько и от хозяйственных соображе-

ний. Замечание Плиния, что по отношению к свободным врачи проявляют больше внимания, чем к рабам, указывает, что обычно рабы находились под медицинским наблюдением («Письма», VIII, 24, 5). Он ііишет одному своему другу (V, 19, 1), что своего люби­мого вольноотпущенника он вторично послал в деревню; это был его чтец, которого он перед тем вследствие его болезни легких посылал в Египет. Один душевнобольной раб, который бросился с мечом на Адриана, был отдан на попечение врача (Scriptores hist. Augus., «Hadrian», 12, 5; сравн. Fr. Hist. Gr., II А 426, фраг. 139; Senec. «De ben.» II, 21, 2). Плиний Младший предста­вляет удивительный пример мягкости в обращении со своей «familia» (челядью). Он позволяет им составлять завещания, если они свое имущество отказывали лицам intra domum (внутри дома), и он добросовестно выполнял эти назначения, хотя подобного рода завещания не имели никакой законной силы (VIII, 16, 1. Заслуживает внимания его печаль вследствие смерти юного раба и его желание давать им вольную перед смертью, там же). Даль­нейшее доказательство доброго обращения или сердечных отноше­ний между господами и рабами находим у Петрония, 57. «Никто даже не знал, был ли я раб или свободный». Сравн. надпись на могиле одного рожденного в доме раба-ребенка, который находился там «in loco filli»—на положении сына (Dessau, 8554; Flor., Ill, 20; Cass. Dion, LX, 12, 2, 4). Поэтическую картину отно­шений между рабами, рожденными в доме, и их господами находим у Тибулла, II, 1, 21; I, 5, 25.

Необычная жестокость господ находила себе часто отмщение в их смерти. Об этом говорит Сенека,Clem., I, 26, 1: «за жесто­кость частных лиц часто, невзирая на верную опасность распятия на кресте, мстили также рабские руки». Сравн. «Письма», 4, 8 и случай с вольноотпущенником Ларгием Македоном, которого Плиний в письме III, 14, I рисует как «крайне надменного и жесто­кого господина» и в VII, 6, 8, где он передает, что рабы были заподозрены в убийстве своего господина. Мы имеем указание на убийство одного господина в Майнце с последовавшим затем само­убийством раба (Dessau. 8511) или на бегство рабов, подвергшихся плохому обращению. Беглые рабы (fugitivi, errones) составляли во всех частях Империи весьма серьезную проблему, так как для владельцев это составляло потерю ценности их экономически важ­ного труда, для всего же общества это обозначало грозное увели­чение разбойничьих банд. Об отношениях бежавших рабов к раз­бойничьим отрядам сравн. Cass. Dio, LXXVII, 10, 5. Сравн. Ювенал,8, 173, который изображает одного знатного «вместе с ма­тросами, вместе с ворами, с рабами из беглых, в обществе палачей». Дальнейшие доказательства того, как часты были побеги рабов, находятся у Петрония,98,107; Ювенала,13, III; Плиния, «Письма», IX, 21, 1; Лукиана, «Зевс трагический», 42; «Александ.», 24 (кото­рый выискивал беглых рабов в интересах их хозяев); Апулея,. «Превращения», III, 16, VI, 8; Марциала, III, 91; Эпиктета, III, 26, 1. Императорское законодательство, определяющее понятие :

fUgitivus (беглый раб), равно как и твердо устанавливающее усло­вия и методы его поимки и возвращения прежнему его хозяину (Buckland, Law of Slavery, 267), доказывает широкий размер попыток рабов к бегству и административные трудности их поимки. Эдикты эдилов предписывали, чтобы при продаже рабов на откры­тых рынках объявлялось, выказывал ли раб склонность к бег­ству (Геллий, IV, 2, Дигесты XXI, 1, 1, 1, сравн. Karlowa, Rom. Rechtsgesch., II, 1220): если этот недостаток обнаруживался в тече­ние определенного срока, то продавец был обязан возместить убытки купившему. Отыскивание бежавших рабов в эпоху Импе­рии составляло организованное предприятие, которое обслужи­валось частными лицами, fugitivarii (Флор, III, 19; Дигесты, XXI, 1, 17, 12), которые пойманных ими рабов отправляли или прямо к их хозяевам, или доставляли в распоряжение властей ближай­шей муниципии. От властей требовалось, чтобы они берегли этого раба до тех пор, пока он не был взят ρraeses или praefectus vigi- Iium (начальником полиции). Дело владельца получило дальней­шую поддержку в том, что налагался штраф на всякого, кто, открыв беглого раба у себя в имении, не доносил об этом в течение 20 дней (Апулей, Превращения, VI, 4; «celare fugitivum»—попытка скрыть беглого раба—наказывалась двойным штрафом. См. Woess, Asylwesen, 178, Дигесты, XI, 4, 1, 1). В ранний период Империи, вероятно, при Августе (Barrow, Slavery, 59), право раба бежать под защиту статуи императора предоставляло ему некоторую охрану, так как оно гарантировало ему выслушивание его жалобы ⁴⁵. Хотя римское императорское законодательство и не предоставляло рабам права убежища в храмах (сравн. замечание Юноны у Апулея, «Превращения», VI, 4: «законы, запрещающие покровительствовать чужим беглым рабам без согласия их хозяев, от этого меня удерживают»), но позднейшее римское законо­дательство признало постановление, что раб может требовать своей продажи из-под власти господина, дурно с ним обращаю­щегося (Дигесты, XXI, 1, 17, 12).

Рабы не были исключены из участия в тех удовольствиях, которые соответствовали той или другой эпохе. Они могли посе­щать театры, бывать на гладиаторских играх и на скачках (Колу­мелла, I, 8, 2; Петроний,45, 70; Кассий Дион,LXIX, 16, 3); могли время от времени участвовать в угощениях, которые устраивались для городского населения (Dessau, 5672, в Пренесте были завещаны деньги, раздаваемые для уплаты за посещение бань, которыми могли пользоваться и рабы. В Суаза, в Умбрии, 5673. В Ференти- нуме дети рабов наряду со свободными принимали участие в раз­даче орехов, которая была устроена по завещанию одного гражда­нина, 6271. Сравн. Barrow, Slavery, 169).

Участвуя в погребальных обществах (Schiess, Die rδmisch. collegia funeraticia [Miinchen 1888]), рабы при жизни пользовались удовольствиями, устраиваемыми на средства этого общества, и могли быть уверены, что после смерти получат приличное погре­бение. Они были приняты также и в члены профессиональных

союзов, поскольку они не состояли из государственных рабочих (Waltzing, Les corporations professionneles [Louvain 1895—1900], II, 245; I, 346. Hostovtzeff, GesselL und Wirtsch., I, 147, 304, 22), и еще легче в так называемые collegia tenuiorum. Прежде чем раб станет членом какого-либо общества, требовалось обязательно разрешение хозяина (Дигесты, XLVII, 22, 3, 2); но, повиди- мому, такое разрешение давалось охотно. В похоронных обще­ствах, CIL, VI, 10237, было наемное помещение, где общество устраивало свои жертвоприношения и угощения, связанные с погребением (Waltzing,I, 214); но collegia domestica в богатых домах обычно получали такое помещение для собраний в доме хозяина (CIL, III, 4017, 4799, 7357. VI, 7458,8750, 9148, 9404, 10251а, 10260—10264. XII, 4449, XIV, 2875). В коллегиях, в которые они имели доступ наряду со свободными и вольноотпу­щенниками, они были с точки зрения общественных прав равно­правны с остальными сочленами (Barrow, Slavery, 165). В извест­ных обществах вакхических мистов все социальные различия, существовавшие в мире светских отношений, были стерты на­столько, что участники этого духовного братства (fratribus suis, Dessau, 3360), все равно свободные или рабы, назывались только по их cognomen (Cumont, Amer. Journ. Arch., XXXVI [1933], 234). В числе «поклонников бога Солнца непобедимого Митры» в Сентинуме (CIL, IX, 5737 = Dessau, 4215) находятся вольно­отпущенник (col. 1, 5) и один общественный раб общины Сенти- нума (сої. 3, 3). В этих collegia, а также и в тех, которые состояли исключительно из рабов, при известном чувстве често­любия рабы находили удовлетворение ему, будучи избираемы на те или другие коллегиальные должности, например, magistrι или magistrae, curatores, decuriones или praefecti; они могли при­готовлять общественные угощения, накладывать штрафы, прино­сить жертвы, распределять оставшиеся лишними деньги, руково­дить собраниями⁴⁶. В collegium funeraticium в Ланувии, которое имело в своем составе и свободных и рабов (Bruns, EIK 175=Des­sau, 7212, II, 4), было постановлено, что если умирал несвободный член этого общества и хозяин не выдавал коллегии тела для погре­бения, то общество в честь умершего устраивало фиктивное погре­бение (funus imaginarium). От всякого раба, который получал сво­боду, ожидали, что он преподнесет своему обществу амфору хорошего вина.

И в императорский период рабство продолжало оказывать свое влияние на нравственность и на господствующий образ мыслей (IV. Kroll, Zeitschr. f. Sexualwiss., XVII, 147), причем, вероятно, степень этого влияния уменьшалась с падением числа рабов. Рабы императорского двора или принадлежавшие к сенатским фамилиям в Риме особенно подвергались порче характера вслед­ствие того искательства, которое лежало в основе тех интриг, которые плелись вокруг императора, и в господствующей системе доносов; ведь донос против их господ можно было всегда вынудить у рабов или страхом, или пыткой, или надеждой на награду

{Тацит, Анналы, XV, 54; сравн. «Истории», IV, 23). Хотя круг рабов, в котором подобного рода средства искушения действовали непосредственно, был ограничен, но влияние их примера полу­чило широкое распространение. На это указывают многочисленные случаи доносов, о которых мы читаем, и та важность, которую приписывала историческая литература того времени этим и подоб­ным действиям рабов в высшем классе Рима⁴⁷. Однако Нерон не допустил преследования одного сенатора на основании обвинений со стороны раба (Тацит, Анналы, XIII, 10). О вреде, который мо­жет причинить болтовня рабов, см. также Ювенал,9, 102; 10, 87. Пытку рабов, чтобы вынудить у них показания против их господ, широко применял Каракалла (Кассий Дион,LXXVII, 2). Строгая печать молчания, которая часто была наложена на рабов в больших домах в присутствии их господ, была тем ббльшим искушением для -болтовни, когда к этому представлялась возможность (Сенека, Письма, 47, 4). Сильная реакция против злоупотребления доно­сами со стороны рабов наступила во II и III вв.⁴⁸ Император Тацит отказывался в случаях жалоб по «оскорблению величества» (maiestas) принимать показания раба (там же, «Тацит» 9, 4); Константин Великий сделал дальнейшую попытку наложить руку на данное злоупотребление, назначив распятие на кресте всякому рабу или вольноотпущеннику, который поднимает против своего господина или патрона подобное обвинение (СIL, VI2781 + + Ephem. epigr. VlI 416= Bruns, FIR, 266, 28). При Грациане принимались доносы рабов на измену; но раб, который обвинял своего хозяина в чем-либо другом, должен был умереть на костре (Cod. Theodos., IX, 6, 2).

Не может быть сомнения в том, что свободное право господ распоряжаться своими рабами во многих случаях вело к половому сношению господина со своими рабынями и более редко—свободных женщин с рабами (Лукиан, Тиран, II). Разрешение Адриана, давшего право продавать рабыню своднику (leno), ограничивало это право теми случаями, когда для такой продажи могли быть представлены достаточные основания (см. выше; Script, hist. Augus., «Hadrian», 18, 8), но оставляло, конечно, открытыми много возможностей для эксплоатации рабынь в целях проституции (Allard, 147, 5). Средством для того, чтобы избегнуть обвинения в infamia («бесчестие»; Дигесты, III, 1, 1, 4, 2), была сдача в наем своим рабам помещения и позволение на свое имя содержать дома разврата (Дигесты, III, 2, 4, 3). Общераспространенная точка зрения, что рабыни ввиду перемены их жизненного положения стоят на другом юридическом и нравственном уровне, чем сво­бодные женщины, ясно видна из того положения, которое выска­зывает Ульпиан: «если рабыня была использована ее хозяином с целью проституции, то, после того как она получит свободу, ее доброе имя вследствие этого не должно пострадать» (Дигесты. II, 2, 24); равным образом из указа Аврелиана, в силу которого нельзя было держать свободную женщину в качестве наложницы, ясно следует, что подобная вещь вполне разрешалась по отно­

шению к вольноотпущенницам и рабыням⁴⁹. Гомосексуальные извращения, без сомнения, поддерживались рабством, так как рабы не имели никакого права сопротивляться и экономически и социально были в полной зависимости⁵⁰. Stuprum (похищение не­винности) свободного человека общественным мнением не призна­валось, хотя право наказания за это было предоставлено его семье; но подобное обращение с рабом не встречало никакого сильного порицания⁵¹. Вероятно, рабы, так же как и местные жители низ­ших классов свободного населения, принадлежали к тем людям, гомосексуальную деятельность которых мы знаем из помпейских стенных надписей (граффити; CIL., IV, 1882. 3375. 4024. 4126. 4810. Kroll, 156). В противоположность этой картине получается впечатление вполне приличного отношения и совместной жизни между владельцем рабов и самими рабами, которая вырисовы­вается перед нами на основании надгробных надписей изо всех частей империи и на основании египетских папирусов. В много­численных опубликованных до сих пор договорах из Египта о продаже рабов нет ни одного примера оговорки, которая бы исключала использование раба покупщиком с целью проститу­ции, как это не раз встречалось при запродажах по римскому праву (Дигесты, XVIII, 1, 56. Сравн. Код. IV, 56, 1—3). Папи­русы дают в общем поражающе мало указаний на более грубые формы разврата. Если много детей рабынь, которые встречаются в папирусах в завещаниях, обязаны своим существованием оче­видно внебрачным отношениям между господином и рабынями (Taubenschlag, Zeitschrif. Savin-Stift. L 144, 1. Sudhoff, Arzliches aus gr. Papyrus-Urk. [1909] 149), то большое число obtoγ?v?ις (местных) в римском Египте приводит к заключению, что это по большей части дети рабов, со стороны и отца и матери, которым было разрешено жить в как будто бы законных, брачных отноше­ниях. К такому обращению с рабами могло привести то соображе­ние, что уменьшение беспорядков и недовольства и прирост рождаю­щихся в доме детей рабов обещал более высокий доход. Именно из-за этих самых соображ :ний как Варрон (De re rustica, II, 10, 6), так и Колумелла (I, 8, 19) в Италии рекомендовали давать деревен­ским рабам «спутниц жизни». Идеализированные картины дере­венской жизни, которые рисуют поэты той эпохи (Тибулл, I, 5, 25. II, 1, 21), приводят нас к тем же заключениям. О значительном проценте vernae в Италии можно заключить из того, что рабы, занятые в ремесленном или каком-либо другом производстве в городе, часто получали разрешение заводить свои собственные семьи. Изучение 3 тысяч надписей из рабских columbaria и над­писей прежних рабов низших сословий в Риме (Frank, Amer. Hist. Rev., XXI [1916], 698), в числе которых находится только немного надписей лиц из бедного свободного населения, показы­вает, что и здесь мы имеем от 26¹∕₂до39% засвидетельствованных документами рабских браков. 15% этих случаев доказывают, что от этих соединений рождались дети, которые, естественно, входили в состав рабов. Надписи в колумбариях знатных римлян указы­

вают в 24—40% на браки рабов и 15% сообщают о детях, которые родились у этих родителей-рабов. В надписях, относящихся к импе­раторским рабам, процент таких «как бы браков» и употребления терминов Conjunx и Contubernalis еще выше (51—59%); только 13% сообщают о детях, которые произошли от подобных браков (там же, стр. 697; сравн. интересные данные о занятиях мужчин и жен­щин, живших в таких условиях, там же, 696). Распространение по­рочных наклонностей среди свободных в связи с рабством в эпоху Римской империи, равно как и среди многочисленной толпы рабов римской знати, конечно, сильно преувеличено литературой той эпохи, и впечатление общей безнравственности могло повыситься, если собрать вместе все эти свидетельства, как неизбежно это и случилось. Лучшая возможность ограничения такого преувели­чения лежит в даваемых Франком цифрах: они освещают семейную жизнь в среде рабов в Риме и то, насколько часто возникали отно­шения между свободными и рабынями или между рабами и сво­бодными женщинами, которые обнаруживались в смешанных браках (IGR, I, 492 из Сиракуз; Dessau, 2900, 8553, 8555. С. I. S., V, 1071. Сравн. многочисленные примеры у Ciccotti, Tramonto 261,2).

Часто античное рабство ставят в связь с «падением» античной культуры, вследствие ли мнимого морального упадка, который приписывали рабству, вследствие ли хозяйственного положения, к которому привело применение рабов. Относительно воззрения, что будто бы обусловленное рабством снижение нравственности привело к закату греческой культуры, сравн. Barbagallo, La fine (IellaGreciaantica [1905] 1, и Wallon, L’esclavage, I; о вредонос­ном влиянии рабства на римскую культуру сравн. Wallon,II, 325, 383, III, 335, Q. В. Adams, Civilization during the Middle Ages [1904], 80. Эту тему на все лады склоняет и спрягает О. Seeck, Unter- gang d. ant. Welt I² [1897], 314, 327; он выводит из рабства разви­тие склонного к покорности характера, который греко-римское население позднего периода Империи унаследовало от своих вольноотпущенных предков. Если даже допустить, что возможность внебрачных половых отношений благодаря рабам была значительно повышена, то все же нет никаких способов доказать сильное нрав­ственное и физическое влияние этого факта на античное общество. Так как к проблеме подъема и падения античной культуры обычно подходят с точки зрения хозяйственных отношений, то обычно преувеличивают число рабов в древности и влияние на нее рабства (особенно К. Bucher, Die Entstehung der Volkswirtschaft⁵ [1906], 100: «artifices» источников являются рабами-ремесленниками, которые получают из рук рабов-земледельцев и пастухов зерно, шерсть, дерево, чтобы переработать их в хлеб, одежду, утварь). Е. Heitz, Neue Griindsatze der Volkswirtschaftslehre [1897], выво­дит падение античной культуры из рабства потому, что оно в конце концов вытеснило свободный труд почти из всех отраслей хозяй­ственной жизни. Sigwart в статье «Kapitalismus» (PRE, т. X, стр. 1905) объясняет недостаточное развитие метода капиталисти­

ческого производства в древности тем, что работа рабов была дорога, так как рабы—плохие и ленивые работники и требовали дорогостоящего надзора, исключая того случая, когда их ничтож­ная производительность уравновешивалась необычно низкой ценой на рабов; а это происходило, когда большие войны выкидывали на рынок массы рабов (сравн. уверенность Ciccotti в ничтожности дохода от рабского труда, стр. 37, 282, 295). Хотя у нас нет ника­кого статистического материала, чтобы установить относительную рентабельность труда свободных и рабов на основе стоимости приобретения рабов и заработной платы наемных рабочих, однако должно одобрить точку зрения Ростовцева, что раб не был ни более дешевым, ни более покорным работником (Ciesell. und Wirtsch., II, 67, где, впрочем, число рабов, занятых в эллинистическое время, сильно преувеличено). Точка зрения, что применение рабов в реме­сле помешало развитию улучшенных технических методов (Sal- violi, Il Capitalismo nel mondo antico⁴, 75, одобренная Heichelgeim в Histor. Zeitschr., CXLIII, 95), должна быть отвергнута (Ростов­цев в прив. раб.), так как у нас нет никакого доказательства в под­тверждение того взгляда, что система исключительно свободного труда даже в малейшей степени привела к улучшению в развитии индустриальной техники, в том виде, в котором она имела место в античности. Осторожное указание Ciccotti (Schiavitu, 283), что недовольство рабов нашло выражение в их плохой работе и что особенно в гончарном производстве чувствовался недо­статок в спокойном процессе работы, какой требовался для худо­жественного выполнения, это указание вполне опровергается единственными дошедшими до нас произведениями этого произ­водства, которые мы совершенно точно можем приписать отдель­ным несвободным ремесленникам. Рельефная керамика несво­бодных арретинских гончаров показывает нам тонкость вкуса ремесленных изделий, большой технический навык и исклю­чительную тщательность в выработке деталей⁸².

Все усиливающееся падение числа рабов во время Империи (Ciccotti, Schiavitu, 33, 285,314) должно рассматривать как резуль­тат, а не как причину хозяйственных и общественных перемен в обществе этой эпохи. Изменившиеся социальные условия, которые были основанием все уменьшающегося применения рабов в сельском хозяйстве и ремесле, были следующие: прекращение войн и разбоя, которые были главными источниками для обшир­ного притока дешевых рабов; высокая стоимость рабского труда, который старались добывать себе рождением детей от рабов, и свя­занная с этим опасность потерь от смертности; понижение больших масс деревенского населения свободных крестьян до состояния Coloni или adscriptii, которые были прикреплены к обрабатывае­мым ими землям (Rostovtzeff, Romisch. Kolonat, 396; Gesellsch. II, 233; Seeck, PRE, IV, 495) и покупательная способность кото­рых, что касается возможности для них приобретать рабов, совер­шенно пала (Rostovtzeff, Gesell. und Wirtsch., II, 231: «постепенное •обеднение и уменьшение покупательной способности в поздней­

шем императорском периоде»). Два замечания могут быть сделаны здесь для подтверждения продолжающегося падения значения рабства. Одно состоит в том, что вследствие перемещения ремес­ленной деятельности из Италии в Галлию и в рейнские провинции, одним из примеров которого является переход выделки рельеф­ной керамики из Аррециума на север (Dragendorf, Gnom., X, 360), новые производственные центры оказались в местах, где рабский труд в производстве в прежнее время не мог укрепиться. Второе замечание состоит в том, что при наличии совместной работы свободных и рабов отпуск на волю происходил беспрерывно все в ббльшем размере и что таким образом грани между рабами и свободными не могли быть очень резкими. Таким образом, упадок в использовании рабов мог происходить постепенно, неза­метно и не отразиться большими потрясениями на рынке ра­бочего труда.