ИСТРИЯ И ЕЕ СОСЕДИ НА РУБЕЖЕ IlI-II ВВ. ДО Н. Э.

П. О. Карышковский

осенью 1929 г. истринский декрет в честь Ara- фокла считался первоклассным источником по истории Истрии и окру­жавших ее племен даже тогда, когда текст его был недоступен большин­ству исследователей ¹.

Декрет, относящийся к концу III или к началу II в. до н. э.^{[1801][1802][1803]}, сохра­нился не вполне. В его частично уцелевших 57 строках (от 58 сохранились лишь три буквы)* идет речь о награждении пстрпйского гражданина Ara- фокла, сына Антифила, который не раз приходил на помощь родному го­роду в тяжелые времена (ε∣x πασt τotς τής πόλεως ζαιοοΐς). Так, когда граж­дане были охвачены междоусобной борьбой (τής те πoλεως οϊσης έν

747

748

ταραχήι ... καί τών πολιτών έν άγωνίαι καθεστώντων; о причинах и харак­тере этого столкновения можно, к сожалению, лишь догадываться), и в то же время набеги фракийцев не давали возможности доставить в город плоды урожая, Агафокл, избранный токсархом, выступил с отрядом наем­ников ( λαβών στρατιώτας μισθοφόρους), отогнал врагов и обеспечил достав­ку зерна (сткк.

753 Греция. Эллинизм. Причерноморь

Из сказанного не следует, впрочем, что нужно соглашаться с теми, кто хоте.д видеть в Ремаксе царя скифов ^зм. 11. Руссу, отстаивающий это предположение и приводящий в связи с ним нема ло сведений о скифах и их стране, не учитывает в достаточной мері· тех изменений, которые про­изошли в скифских степях в IV—III нв. доп. э. ДеПствлтельно, ничто не дает оснований допускать, будто во времена АгафиКла и Иротш гна скифы составляли сколько-нибудь значительную силу в нынешнем Буджаке: еще Александр (в 335 г. до п. э.) и Лис нм ах (в начале 11 ί в до н. э.) нашли на северном берегу Дунайской дельты гетои ^:,а, и археологические мате­риалы подтверждают, что восточная граница расселения последних про­ходила в эллинистическую эпоху и даже раньше по правому берегу Ниж­него Днестра и его лимана ^4υ.

7S4

109), притом последние обитают «выше Борисфепа» и являются крайними из всех известных народов «скифского происхождения» (II, 5,7; SC, I, 101). Эта диатеса наиболее подробно изложена при перечислении народ­ностей, живущих вдоль черноморского побережья между Петром и Борис- фепом (VIL 3.17; SC, I, 120): здесь последовательно размещены «пустыня готов», тирегеты, язпгя-сарматы, так называемые «царские» и урги; при этом отмечено, что «внутри материка» в соседстве с тлрегстами живут ба- старны (среди них названы племена атмонов, сидопов и пеннинов); в за­ключение названы роксоланы, «самые северные, занимающие равнины между Тан видом н Борисфеном».

Строгое соответствие всех этих сообщений друг другу, отчетливое про­тивопоставление их не только Эфору с его архаическим размещением племен Скифии (Н, 5,12)*¹, но и Эратосфену, о котором прямо сказано (II, 1.41). что ему были недостаточно известны страны, находящиеся к се­веру от Понта Евксинского, делают весьма вероятным, что в основе све­дений Страбона лежат данные Артемидора Эфесского, составившего в кон­це TI в. до н. э. обширный, по не сохранившийся географический труд ^[1837][1838]. К сожалению, вопрос об источниках самого Аргемндора недостаточно ясен. Вполне вероятно, однако, что часто повторяемый Crрайоном тезис о слабой изученности северных стран (особенно VlL 2.4; SC, I, IOS — 109) восходит к Артемидору (ср.

Из рассказа Страбона мы узнаем, что для своих разбойных чанадеяип посточно- ■понтмйские пираты пользовались сравнительно неболыпимн экими и легкими ладьями, вмещавшими ;25, редко до 30 человек, которые греки назви элн канарами¹*. Как пишет Страбон, эти пираты не «іграшгшнаписі, іізн.ч.т-ішнні _l,_lторговым суда,

¹¹ Восстановление Д. М. Пиппмдп (ук cu,^,(4aτ.

.а еиобщавт, что

.чиє корпусом;

ΊΙ-.ΊΗ..1 мл >скрена-

и мщищен- •стн на канарах ■ upι.c в Vl-Il ни. до и. э., M., 1963, стр. 59.

^2ВОтрицание А. Б. Ранопичсм (ук. соч., сгр. 275, прим. 1) сущггтвіиіашія тавр- ских пиратов в Крыму оспопано, очевидно, на недоразумении

'ⁱ⁹О жестокости тавров сообщают и многие другие аіггичні.н- писаіели; см., напри­мер, Pomp-Mela, DeChorogr. II, 11; D і о ιl. Hl. 43. 5, где сравнивается жестокость набатейских пиратов с таврами: Λ in πι. M a ι надписи Посидел из Неаполя и Ольвии, Il или концом IlI в. до и. э. (K)SPE₁I-, 77).

И. И. Толстой ^{[1911][1912][1913][1914][1915][1916][1917][1918]}привлек рассматриваемую надпись дли истолкования другой — почетного декрета ольвиополитов, — найденной на острот- Лепке и поиестпующей· о борьбе с пиратами, грабившими, или о! рабившими. остров -^lh, сопоставив их с сатар­хеями. Если согласиться с этим толкованием, то окажется что >*uτapx∣^,n совершали весьма далекие пиратские рейды.

Вопрос о том, действительно ли сатархеи совершали грабите.и»скис рейды на Левку, неясен, хотя такие нападения вполне вероятны. Возможно, что здесь орудовали и другие черноморские пираты, например тавры ⁴".

Возвращаясь к надписи Посидея (IOSPE₁ P, 672), отметим мнение М. И. Ростов­цева, согласно которому действия сатархеев, упомянутые в пси, могли относиться к грабежу судов у берегов Крыма, а не касаться посліате.тьства на .Левку ^4,. Такое толкование представляется вполне допустимым. Мнешь же 3.H С.оломоннк, что речь, в надписи, может быть, идет о «более чагтых ∏ обычных грабежах вдоль северо- восточного берега Крыма»^[1919], необоснованно п невероятно, ибо невозможно представить,

774

кого же здесь могли грабить пираты, поскольку вдоль западного побережья Меотиды торговые пути вообще нс пролегали и греческих городов и поселений здесь не было, К числу свидетельств о севсропонтийском пиратстве следует, очевидно, причислить и дельфийский декрет ^[1920]. л котором речь идет о выкупе херсонеситами из плена дель­фийских теоров, плывших в Крым в 194 г. до п. э. Большинство исследователей склоняется к мнению , что дельфийские послы были скорее всего захвачены пиратами ^[1921]. Ими могли быть тавры или те же сатархси. Однако ввиду некоторой неясности текста надписи настаивать на этом нельзя.

Все приведенные сведения о пиратстве у северных берегов Понта показывают, что опо представляло серьезную угрозу торговому мореплаванию, нарушало коммуни­кации, вследствие чего вызывало активное противоборство заинтересованных сторон.

Что касается победы Посидея над сатархеями, то остается неясным, выступал ли он в •качестве частного лица, хотя и достаточно влиятельного как в Ольвии, так и в скифском Неаполе, или же он был командующим флотом скифского царства Скилура. М. И. Poc- ^товцев полагал, что лицо, в честь которого был принят декрет, найденный па Левке IOSPE, Г², 325), было крупным ольвийским судовладельцем, располагавшим для охраны своих торговых транспортов военными судами, и что им мог быть Посидей ^[1922][1923]. Это пред­положение, однако, никак не может быть обосновано и представляется маловероятным. Ростовцев вместе с тем указывает, что Посидей был близким человеком Скилура, если не на службе у него, и в таком случае возможно предположение, что он мог быть командующим скифским военным флотом, боровшимся с пиратами ^4β. К убедительному, •с моей точки зрения, заключению, что со времени Скияура скифы уже имели свой военный флот, пришел Б, Н. Граков ^[1924]на основании сопоставления неапольских надписей Посидея со свидетельством Страбона (II, 1, 16) о победе военачальника Мит­ридата в морском сражении над скифами.

Как уже говорилось выше, к пиратству в узком (современном) смысле («морской разбой») тесно примыкала другая его форма — прибрежный разбой. Выше речь уже шла о салмидесских астах, разбойная деятельность которых протекала в течение веков ^[1925]. Против этих пиратов, судя по некоторым, прайда косвенным, данным, как и на севере Понта, велась организованная борьба со стороны галатского царства в Тиле °, которую, однако, как полагает Xp. М. Данов, нельзя переоценивать, ^soПолибий сообщает, что последний властитель галатского царства н Тиле Кавар создал полную безопасность

для купцов, входивших с кораблями в Понт ^6l. Значительный интерес в этом плане представляет также найденный в 1949 г. в Несебре декрет, сохранившийся, к сожале­нию, лишь частично ^В2. Одпи исследователи датируют его 280—270 гг., т, е. временем после смерти Лясимаха и до начала владычества галатов, и считают Садала, в честь которого он принят, одрисским династом ^{[1926][1927][1928][1929]}. Другие датируют его серединой — второй половиной III в., Садала же признают царем астов ^5|, которые занимали фракийское побережье Понта между Салмидессом и Лполлопией ^[1930]*. В связи с рассматриваемыми нами вопросами эти разногласия не имеют принципиального значения, поскольку они не затрагивают существа понимания надписи. В ней помимо декрета в честь Садала сохранилась часть текста договора между Садалом и мссембрмйцами, и котором гаран­тируются HHTejiecu последних в случае, если их суда будут прибиты к берегу, нахо­дящемуся во владении Садала ^вс.

775

По-вмднмому, столь же опасным для мореплавателей было и юго-западное по­бережье Черного моря между Боспором Фракийским и Гераклеей, занятой вифински- ми фракийцами. По словам Ксенофонта (Λnab. VI, 4, 2), рассказывали, что они обраща­лись очень жестоко с греками, попадавшими им в руки. Вероятно, и здесь мы имеем дело с прибрежным пиратством. Положение оставалось таким и в середнім III в. до и. э., когда вифинский царь Зиаэл (около 255—235 гг.)^[1931]гарантировал безопасность и защиту греческим мореплавателям (в том числе и в случае аварий и кораблекруше­ний) на подвластном ему побережье. Об этом говорится в надписи, найденной па Косе^[1932]Xp. М. Данов полагает ^[1933], что роль Зиаэла как покровителя купцов-мореплавателей на южном берез у Понта аналогична роли Эвмсла и Кавара на севере и западе ^со. Одна­ко, как кажется, такое сопоставление не вполне закономерно. Ведь в одном случае речь иде^ о гарантии против разбоя своих собственных подданных (Кавар, Зиаэл), а в другом — о борьбе против пиратов в открытом море, возможно и на берегах госу­дарства, -но против чужеземных разбойников (Эвмел). Другое дело, что по своим результатам и значению для купцов-мореплавателей^ покровительство всех трех влас- • тителей было сходным.

Как показывают даже те разрозненные и отрывочные свидетельства источников, которые до нас дошли, пиратство па Черном море было на протяжении всей античной эпохи важным фактором, непосредственно влиявшим па экономическую жизнь При­черноморья.

Действия, весьма схожие с обычным пиратством, однако глубоко различные по своим социальным корням и результатам, совершались греческим войском во время похода «десяти тысяч» вдоль южного берега Черного моря. Ксенофонт в «Анабасисе» (V, 1, 16) сообщает, что греческие наемники получили от трапеэуптцеп 30-вссельный корабль, с помощью которого они захватывали проплывавшие у Трамезунта торговые суда. C них сгружались товары, к которым, по словам Ксенофонта, приставлялась

77ο

стража, чтобы сохранить их в целости, а сами корабли использовались для плавания вдоль берегов. Едва ли приходится сомневаться, что эти плавания совершались с целью грабежа окрестного прибрежного населения.

Этот же эпизод приведен Диодором (XIV. 30, 4) в несколько ином освещении. Если Ксенофонт акцентирует внимание своих читателей па «благородстве» и честности греческого поиска (товары, сгруженные с захваченных кораблей, охраняются в инте­ресах их хозяев) и отмечает лишь, что на конфискованных кораблях совершались плавания вдоль берега, то Диодор прямо указывает, что греческое войско занималось грабежом (έληστεοον) на суше и па море, грабя окрестных варваров. Заметим также, что Диодор говорит нс об одном, а о двух судах (оьо πλοιάρια), взятых у трапезуптцев. Если это нс является неточностью, то источником Диодора, по-впдлмому, был не «Анабасис» Ксенофонта, а какое-то другое сочинение о походе «десяти тысяч», автор которого нс был столь* панегиричным, как Ксенофонт. Можсг быть, автор его был связан с Синопой и ее колониями или даже выходцем оттуда

По своему воздействию на торговое мореплавание и развитие экономически^ связей к пиратству в известной мерс примыкает узаконенный грабеж и конфискации торговых судои, а также различного рода иные помехи, чинившиеся купцам-морепла­вателям, которые были нормой международного права античных государств: каперство во время войны, снятие рулей с кораблей, захват и конфискация товаров и т. д. Однако при внешнем сходстве здесь имеются глубокие различия, вызванные прежде всего различной социальной природой этих явлений. Мы поэтому не будем их касаться в настоящей статье, тем более что они представляют большой интерес для самостоятель­ного исследования.

Итак, как видим, даже те разрозненные и скудные данные, которые до нас дошли, позволяют получить интересные и важные сведения о различных формах морского и прибрежного разбоя различных пародов Причерноморья на протяжении ряда веков. При всех различиях понтийское пиратство имело устойчиво постоянное влияние на черноморскую торговлю, нарушая экономические связи и торговые коммуникации этого района античного мира.