<<
>>

НАРОД И СЕМЬЯ

Ассирийцы кичились не только своими завоевания­ми, но и культурными достижениями. В первую очередь это относится к дворцам. Их строили военнопленные на средства от грабежа чужих стран.

Мы уже говорили о страстном интересе Синаххериба к технике: в том, как он развивает литейное дело, как разводит хлопок, как нала­живает подачу воды в Ниневию. Но литейное дело не выходило за границы мастерских царя, хлопок рос толь­ко в его саду, а вода подавалась в первую очередь в огромный дворец. Ассирийские анналы не свидетель­ствуют о какой-либо заботе царя о народе. Слово «на­род» в надписях всегда стоит на последнем месте. Шу­мерские царьки по крайней мере упоминали о том, что они никого не угнетали и защищали вдов и сирот. Ас­сирийские же правители похвалялись тем, что внушали ужас и страх порабощенным народам: «И жители их сделались маломощны, трепещут и остаются в стыде. Они стали, как трава в поле и нежная зелень, как по­роет на кровлях и опаленный хлеб, прежде нежели вы­колосился» (4-я Кн. царств, 19, 26). Манера изложения здесь заимствована у ассирийцев, но она несколько смягчена по сравнению с ассирийскими анналами. Этот стиль можно было бы считать характерным для рас­сматриваемой эпохи, если бы ему не противоречили хеттские надписи. Цари хеттов не проявляли интереса к военным действиям (даже если речь шла об уничто­жении разбойничьих гнезд в горах), а стремились к ми­ру, покою и благосостоянию населения в своих землях. К кому же были обращены их надписи? К своему на­роду. Чужеземные властители не могли их прочесть, да они и не заинтересовали бы их. А народ легко мог про­верить сообщаемое царем.

В обоих финикиеязычных государствах Восточной Анатолии мы встречаем надписи, правильно отражаю-

щие общее настроение, но не лишенные некоторого ба­хвальства. Вполне возможно, что торговые демократи­ческие города финикийцев приукрашивали положение своих жителей, хетты же, склонные к семейственности и домовитости, способствовали превращению установив­шегося у них образа жизни в патриархальный.

Так, Kn- ламува, царь Яуди-Самала, носящий чисто хеттское имя, несмотря на то что его надпись написана по-финикийски, сообщает: «Царствовал Габбар над Яудией и ничего не свершил. Был царем отец мой Хайя и ничего не свершил... Я же, Киламува, свершил то, чего не сверши­ли бывшие до меня».

Нам знаком этот стиль по ассирийским анналам. Ас­сирийские цари всегда совершают то, что не сделал ни­кто из их предшественников: порабощают народы, име­на которых прежние поколения даже и не знали, втор­гаются в области, куда не вступала нога их предков. Однако нам хотелось бы знать, чего же, собственно, не сделали эти бесталанные предшественники Киламувы. «Я, Киламува, сын Хайи, воссел на трон отца моего. При царях прежних обыватели выли, как собаки. Я же для одних был отцом, для других был матерью, для третьих был братом. Того, кто в глаза не видел овцы [в своем хлеву.— Ped.],я сделал обладателем стада овец; того, кто в глаза не видел вола, я сделал обла­дателем стада рогатого скота, обладателем серебра и золота. Тот, кто не видел в глаза с самой юности своей полотна, в дни мои оказался одетым в виссон. Я под­держивал обывателей, и они обнаружили привержен­ность [ко мне] подобно приверженности сироты к ма­тери»

Эта надпись не единственная в своем роде. В сосед­нем Каратепе подобную же оставил Азитаванда: «Да­же в местах, которые были раньше опасными, люди боя­лись ходить дорогами... теперь там гуляют даже жен­щины, держащие веретено... . И было во все дни мои благоденствие и довольство и покой у данунинтов и во всей долине Адана».

В притчах, собранных писцами Езекии, также ча-

1 Хрестоматия по истории Древнего Востока, M., 1963, с. 287.

2 В переводе И. Н. Винникова, который мы цитируем, на этом месте стоит многоточие. Чтение М. Римшнейдер построено на до­гадке и далеко не бесспорно.— Прим. пер.

сто упоминается добрый царь: «Как рыкающий лев и голодный медведь, так нечестивый властелин над бед­ным народом» (Кн. притчей Соломоновых 28, 16).

«Милость и истина охраняют царя, и милостью он под­держивает престол свой» (Кн.

притчей Соломоновых, 20, 28). Эти притчи, хотя их и приписывают Соломону, нельзя датировать ранее VII в. до н. э.

Женщины с веретенами напоминают описанные Го­мером царские дворцы, где царицы сидели и пряли в кругу своих служанок. Стул приставляли к одной из колонн, поддерживающих крышу над очагом, и рас­стилали ковры. Рядом с женщиной на земле стояла корзинка с клубками шерсти. Царица стремилась к то­му, чтобы не отличаться от простых обывательниц. Нас уже не удивляет, что Одиссей сравнивает добродетель­ную и хозяйственную Пенелопу — еще до того как она его узнала — с добродетельным царем, хотя именно ее правление не принесло блага его домашнему очагу:

Женщина, кто порицать тебя на земле беспредельной Мог бы осмелиться? Слава твоя достигает до неба.

Ты — словно царь безупречный, который, блюдя благочестье, Многими правит мужами могучими. Строго повсюду Правда царит у него. Ячмень и пшеницу приносят Черные пашни; плоды отягчают древесные ветви;

Множится скот на полях, и рыбу моря доставляют. Все — от правленья его. И народы под ним процветают.

(Одиссея, XIX, 107 сл.)

Если сравнения Гомера не всегда правдивы в дета­лях, то общая картина обычно соответствует действи­тельности. На примере хозяйственной Пенелопы, вопло­щающей идеал царицы, Гомер стремится изобразить хо­рошего царя, который как добрый отец семейства уп­равляет своим народом.

Наилучшие изображения цариц, держащих рабочие корзинки в руках или сидящих за ткацкими станками, словно обычные хозяйки, и заботливых царей мы нахо­дим не на греческих вазах «геометрического стиля» (здесь чаще всего изображались героические сцены), а на хеттских рельефах. Эти памятники изобилуют сцена­ми из домашней жизни. Хеттские рельефы происходят из Маркази, современного Мараши, столицы Гургума, рас-

положенного севернее Ca- мала. На надгробной сте­ле умершего царя изоб­ражен отец семейства (иначе его не назовешь), напротив него царица. Оба сидят за трапезой, которую не без основания можно назвать поминаль­ной.

Подобного рода изо­бражения не всегда бы­ли связаны с погребаль­ной тематикой: чаще

Маленький Тархумпий

всего нарисованы дети, их игры и занятия; встре­чаются памятники даже без изображений самого царя и без каких-либо намеков на погребаль­ную трапезу, например портрет маленького Tap- хумпия. Он стоит на ко­ленях матери, держит птичку на веревочке; к тому же Тархумпий умеет писать, о чем свидетель­ствует табличка для пись­ма, кисточка и бутылочка с тушью, не без гордости помещенная рядом с мальчиком. Судя по изоб­раженным буквам, он учится писать хеттские иероглифы, а это не так просто для такого малыша. На правой руке у Тархум- пия — магический браслет для отвращений злых духов.

Такие же изображения, но более позднего времени, дошли до нас из Кархемыша. На одном из рельефов мы видим царя Apapaca, который только что передал свое­му старшему сыну жезл — знак присвоения ему высоко­го военного и жреческого звания. C обычной хеттской обходительностью он берет его за руку, чтобы сопро­водить в новый дворец. Кроме старшего сына у царя

Apapac со своим старшим сыном

есть еще девять детей; все они названы по именам. Дети перечислены по старшинству, и для каждого ука­зан род занятий. Видно, что царь придает очень боль­шое значение семейной жизни и домашнему очагу. Рельеф содержит не только изображение запускающих волчок и играющих в кости детей, но и текст, повествую­щий от имени царя: «Когда они достигли возраста игры в кости, я дал им кости в руки, а когда они достигли возраста игры в волчок, я дал им его в руки».

На греческих надгробных стелах классического вре­мени художник тоже стремился передать сцены из жиз­ни усопших. Но как мало можно из них узнать о семей­ной жизни того времени — несравнимо меньше того, что дают хеттские рельефы. Это не зависело от характера греков, а было связано с духом времени.

Посмотрим еще раз на один из последних рельефов Apapaca. Мы видим царицу с младенцем в руках и козу на веревке, по- видимому, дававшую ребенку молоко. На другом релье­фе малыш чуть постарше учится ходить, и чтобы скра­сить ему это занятие, наверху посадили птичку. А най­дем ли мы у греков сцены, где быт был бы изображен с такой любовью? Ну, конечно, найдем! Прежде всего у Гомера, а затем в эпоху эллинизма, хотя поздние опи­сания значительно более претенциозны.

Гомер рассказывает нам о поденщице, которая отве­шивает на весах шерсть, «чтобы детям промыслить хоть скудную плату» (Илиада, XII, 435).

Или о Патрокле, плачущем

Подобно девочке малой, что бегом за матерью следует с плачем, На руки просится к ней и за платье хватается крепко, Смотрит в глаза, заливаясь слезами, чтоб на руки взяли.

(Илиада, XVI, 7 сл.)

Или о мальчике, построившем на морском берегу песчаную крепость и снова ее разрушившем:

...Песок рассыпает близ моря ребенок, Если себе что-нибудь из песка для забавы построив, Снова, играя, свой труд раскидает рукой и ногою.

(Илиада, XV, 363 сл.)

Мы встречаем у него и детей, дразнящих ос:

Мальчики их [ос] привыкли тревожить.

Дразня близ дороги в их гнездах.

Глупые эти ребята на многих беду навлекают.

(Илиада, XVI, 260 сл.)

А вот голодный осиротевший ребенок бегает за взрослыми, хватая их за одежду и выпрашивая пищу, в то время как другие дети с руганью отталкивают его. Мальчик же, имеющий родителей, сидит на коленях у отца и поедает большими кусками лакомство:

Если же сон его брал и детские игры кончал он,— Он на кровати тогда засыпал в объятьях у няни, В мягкой постели, приятной едою насытивши сердце.

(Илиада, XXII, 502 сл.)

Трудно представить себе, как подобные картины можно было называть «геометрическим стилем». Если и можно их сопоставить с чем-либо, то только с хеттски- ми рельефами и надписями, постоянно рассказывающи­ми о детях, животных и простом народе, предающем­ся всякого рода развлечениям. Весь пестрый мир был изображен на каменных рельефах хеттских зданий, на­ходившихся на общественных площадях. Эти сцены поражают нас не столько своим художественным совер­шенством, сколько богатством информации и поучитель­ностью содержания.

<< | >>
Источник: М. Римшнейдер. ОТ ОЛИМПИИ до НИНЕВИИ ВО ВРЕМЕНА ГОМЕРА. ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА». ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ ВОСТОЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. МОСКВА 1977. 1977

Еще по теме НАРОД И СЕМЬЯ:

  1. Il Семья
  2. СЕМЬЯ И БРАК
  3. СЕМЬЯ
  4. Брак и семья в хеттском государстве
  5. Русь и соседние народы в IX-XII вв. Народы Северного Кавказа.
  6. Русь и соседние народы в IX-XII вв. Народы Поволжья, Урала и Севера.
  7. КАСПИЙСКИЕ НАРОДЫ
  8. I Народ и город
  9. ВОЙНА НАРОДОВ
  10. “Этот подвижный и неукротимый народ”
  11. Происхождение АБХАЗСКОГО НАРОДА*
  12. Глава 2 НАРОД
  13. Глава 2 НАРОД
  14. Глава 2 НАРОД