Подробные исследования глиняных сосудов из Аррециума, най­денных в Италии, далее, арретинских экспортных товаров, найден­ных в Рейнских провинциях

так же как и местных кельтских изделий подобного рода (краткие сообщения о процессе децент­рализации производства глиняных сосудов см. PRE, т. IX, стр. 1478), привели к важным результатам, которые находятся в тесной связи с вопросом о сокращении числа рабов-ремеслен­ников на Западе²².

и экономического положения рабов-художников имело открытие, сделанное Драгендорфом, что рабы в целом ряде случаев меняли своих хозяев, и именно тогда, когда мастерские переходили к другим владельцам²³. Об этом лучше всего свидетельствует слу­чай раба Пантагата, подпись которого бесспорно является в имею­щемся сокращении. Он сперва фигурирует как Пантагат, раб хозяина мастерской Разиния (Охе, 47.Vase aus der Loeb-Sammlung). Позднее, когда Разиний владеет этой мастерской сообща с Г. Мем- мием, раб подписывается Pantagathus Rasini Memmi, откуда сле­дует, что он принадлежит обоим вместе (там же, 124, сравн.

вом мире²¹. На основании многочисленных примеров одновремен­ной передачи владения как мастерской, так и кадрами рабов в Appe- циуме напрашивается вывод, что связь рабов в этих мастерских с их работой имела больше социально-экономического веса, чем их юридическая принадлежность их господам.

Важный вопрос о том, была ли при развитии гончарной про­мышленности в провинциях перенесена в Галлию и германские провинции система производства при помощи рабского труда, как это было в арретинских гончарных мастерских, до сих пор не решен единодушно. Gummerus, PRE, т. IX, см. 1513, склоняется к тому взгляду, что галльские гончары были по большей части свободными. Охе,Bonn. Jahrb., CXXX, 80 сл., оставляет вопрос открытым, однако считает, что рабочие, судя по счетам за гон­чарные изделия, были рабами, крепостными и вольноотпущенни­ками, так как указано только их собственное имя, а не имя отца в родительном падеже (там же, 87). Loth, Compt Rend., 1924,71 предполагает, но недостаточно убедительно, что рабочие были рабами, так как имена вроде Кервеза, Виноул, Прим, Секунд, Трит, Терций, Моретоклат звучат, как имена рабов. Что касается галльских товаров, то нет никаких данных для того, чтобы счи­тать, что творцы их принадлежали к классу рабов; исключение составляют четыре случая: CIL—XIlI, ст. 120, col. II, где стоит слово «servus»—раб; см. Bohn, Germania, VII [1923], 67. Счета ГОПЧирОВ IICJ1LG∕I раССМаТрИВаТЬ, KuK ДОСТаТОЧНОС OCtiubariric ДЛЯ подобного утверждения, так как они в общем, независимо от того, найдены ли они в Италии или Галлии, не указывают сослсвие пере­численных рабочих (сравн. список 13 ткачих из Помпей с одним только nomen: CIL, IV, 1507; испорченный отчет о сданных гон­чарных товарах из Аррециума с четырьмя отдельными единичными именами гончаров без указания их сословия, CIL, XI, 6702,1).

все вместе приводят к решению, что галльские гончары в большин­стве случаев были свободными, за что уже раньше ратовали Гум- мерус и Бон. Мало вероятно, что в эпоху, когда оба источника дешевого труда—война и морской разбой—почти иссякли, господ­ствовавшая в Италии—этом центре эксплоатации рабов—система труда была с успехом перенесена в Галлию и германские провин­ции, где до того времени рабство было слабо развито. В самой Италии в это время обычай эксплоатации рабов еще далеко не равно­мерно проник во все отрасли ремесла и во все области полуострова (свободнорожденные рабочие в маленьких провинциальных горо­дах были сравнительно многочисленнее, чем в Риме, а в Северной Италии они нередко встречаются в промышленности, PRE, т. IX, стр. 1505). Ни в какой другой отрасли промышленности рабский

труд не был так ярко выражен, как, например, в гончарном ремесле в Аррециуме²⁵. Хотя институт рабства существовал в Галлии до римского завоевания (Цезарь, Галльская война, VI, 19), однако он не играл значительной роли по сравнению с феодальной служ­бой и системой клиентуры в областях страны, которые не находи­лись под непосредственным влиянием римского общества (сравн. I, 4 и III, 22; ленная служба вместо рабства за долги, как резуль­тат задолженности богатому, знатному человеку VI, 13 и VI, 15). После римского завоевания число домашних рабов несомненно увеличилось (Jullian, Histoire de la Gaule, IV, 371); но нельзя точно установить, каких размеров оно достигло. Ленная служба во всех ее галльских разновидностях продолжала существовать, и все рабское население Галлии никогда не достигло той относи­тельной высоты, как в Италии (Gummerus, PRE, т.

расчет заработной платы которого за десять дней работы был най­ден на кирпиче из Монтенаха (Rev. des et. grec. XXIX (1927) 205 сл.), был, вероятно, свободным и никак не рабом. При отсут­ствии положительных доказательств того, что в Галлии было вве­дено производство на основе рабского труда, и ввиду все увели­чивающейся трудности доставать новое рабское пополнение едва ли можно принять, чтобы гончары в Галлии и в прирейнских провинциях принадлежали к рабскому классу. В самом деле, тот факт, что производство на основе рабского труда не распростра­нилось из Италии на Галлию в то время, когда началась децентра­лизация ремесленного производства, можно рассматривать как важный фактор для объяснения сокращения рабства в Западной Римской империи (сравн. непригодность ранне-греческой системы применения рабского труда в ремесленном производстве в птоле­меевском Египте; PRE, стр. 932). До завоевания Галлии Цезарем полевые работы выполнялись у кельтов, как и у германских пле­мен, людьми, служившими вассалами у более богатых соплемен­ников. Хотя они и не были свободными, все же их положение было иным, чем положение настоящих рабов (Ed. Meyer, KL Schr., I, 179). При римском провинциальном управлении эта система кре­стьянского лена продолжала существовать.

Belgique fut romanisee [Bruxelles 1919], 40 сл.; Daremb.-Saglio, V, 877 сл.; Dragendorff, Westdeutschland zur Romerzeit² (1919) 7 сл.; Rostovtzeff, Gesell., I, 183 сл.).

О характере землевладения в провинции Британии и о разме­рах возникшего там рабства мало известно. Тацит приписывает британскому вождю Калгаку знакомство с рабством (Tacit, Agric., 31, 3). Это может служить доказательством или существо­вания рабства в доримской Британии, или же влияния тех отноше­ний, которые сложились в уже завоеванных римлянами областях Британии. Было общепризнано (Haverfield, Roman Occupation of Britain² [Oxford 1924], 233 сл.; R. G. Colingwood, Roman Britain [London 1923], 41 сл. 64), что британские крестьяне нахо­дились в тех же условиях, как и римские coloni (постановление от IV в., касающееся колонов в Британии Cod. Theod., XI, 7, 2). Так как романизация Британии началась в такое время, когда применение рабского труда в Италии несколько сократилось, то можно с полным правом утверждать, что рабский труд как в ремесленном производстве, так и в сельском хозяйстве никогда не принимал там таких размеров, чтобы он мог стать существен­ным фактором в экономической жизни острова.

Что касается испанских провинций, то опять-таки, несмотря на очень скудные сведения о применении рабского труда там, можно принять, что характер и размеры рабского труда были весьма раз­личны в различных областях полуострова. В прибрежных обла­стях Ьетики и іарраконскои провинции и в низменностях Лузита­нии, которые задолго до римского господства были заселены кар­фагенскими и греческими колонистами (Rostovtzef∕, Gesell. und Wirtsch., 1,175),можно предполагать более интенсивное применение рабской силы, чем во внутренней стране, упорно сопротивлявшейся римскому завоеванию, пока оно, наконец, не было закончено при Августе. Упоминания о вольноотпущенниках римских колонистов в Урсо (в Бетике) в 44 г. до н. э. (Bruns, F IR, 28, XCV, 18) в доста­точной мере свидетельствуют о наличии рабов. Сравн. оговорку о сохранении римскими гоажданами Сальпензы своих прав над вольноотпущенниками (FIR 30-Dessau 6088, XXIII) и мероприя­тия, касающиеся отпущения на волю рабов жителями с латинским гражданским правом (там же, XXVIII). За исключением испан­ских золотых приисков все права на разработку рудников, взятые на себя римским государством, были проданы частным лицам (CIL, II, стр. 1001), которые разрабатывали их, повидимому, пре­имущественно при помощи рабов(40тысяч рабов в рудниках Нового Карфагена во времена Полибия PRE, стр. 971, Schulten, Cambr. Anc. Hist., VIII, 323. Ростовцев предполагает, что рудники при­надлежали государству и сдавались в аренду крупным предприни­мателям). В начале Империи, когда вновь взяла верх идея госу­дарственной собственности (Тиберий завладел серебряными руд­никами в Испании, бывшими собственностью некоего Мария. Тацит, Анналы, VI, 19), господствовала тенденция сдавать их мел­ким арендаторам (Rostovtzeff, Geschichte d. Staatspacht, 445 сл.,

Rom. Kolonat, 360 ел. Hirschfeld, Verwaltungsbeamte, 152 ел.); при этом и дальше пользовались рабским трудом (Lex metalli из Bunacka в Лузитании, Dessau 6891 = Bruns, FlR, 112, 11 сл. 39 сл.); но точно так же доказано наличие свободных, оплачи­ваемых горняков наряду с рабами (там же, 48 сл. Сравн. штрафы за причиненные владельцу рудников убытки, различные для сво­бодных и рабов, Dessau, 6891 = Bruns, 113, 28 сл., 33 сл., 40 сл.). Весьма распространенный по всей Римской империи обычай присуждать преступников, как рабов, так и свободных, к работам в рудниках и каменоломнях применялся еще в Вифинии в течение первых десятилетий II в. (Плиний, Письма, X, 31 сл.), в Египте в 209 г. н. э. (Zucker, S.—Вег. Akad. Berl., XXVII [1910], 710 сл. Освобождение осужденного раба, проработавшего пять лет в але­бастровых каменоломнях, сравн. К. Fitzler, Bergwerke und Steinbriiche im rδm. Agypten [1910], 121. Λειτουργοί в Египте, судя по документам, были преимущественно свободными рабо­чими: Oertel, Liturgie 83). Но в раннюю эпоху Римской империи явно стремились к тому, чтобы заменить рабов и преступников свободными горняками (CIL, II, 5181, 49. III, стр. 948 сл.; PRE, т. IX, стр. 1507. Племя пирустов в Далмации было отправлено Траяном в Дакию, чтобы работать там на золотых приисках. Rostovtzeff, SociaL-Und Wirtschaftsgesch., I, 199). Существовавшая в Египте тенденция возлагать работы в рудниках и каменоломнях на свободных жителей в качестве литургии устранила рабский труд в этой области в IV в. (Fitzler, 121 сл. Начало этого движения можно отнести к III в. Ortel, Liturgie, 87).

После римского завоевания многие старые карфагенские поме­стья в Северной Африке, обрабатываемые рабами, попали в руки римлян, а именно ветеранов войны и переселенцев (Rostovtzeff, Rom. Kolonat, 317 сл. Lex agraria от Ill г. до н. э. Bruns, FIR, 11, 83). Причины, вызвавшие такие перемены, установить нельзя. Дальнейшее развитие этого процесса лишило рабский труд в сель­ском хозяйстве его господствующего положения как хозяйствен­ной формы в Северной Африке и отодвинуло его на второй план. (Непригодность рабов для глубокой вспашки поля Ростовцев (там же, 319) считает за одну из причин этой перемены); но госу­дарственное законодательство II в., касающееся крупных северо­африканских поместий²⁶, ясно показывает, что большая часть сельских работ в это время выполнялась путем переаренды земли крестьянам, владевшим небольшими участками (coloni). Несом­ненно, что крупные арендаторы, Conductores, применяли рабский труд в тех частях своих имений, которыми они управляли непо­средственно²⁷. Сами «колоны» могли иметь каждый по одному или по два раба (Grell, Esclaves ruraux, 401). Если в III, IV и V вв. все еще были рабы как в числе городской «челяди» (familiae) бога­тых землевладельцев, так и в их поместьях (Gsell, 403 сл.), то все же время сельскохозяйственного рабского труда, как отличи­тельной черты хозяйственной системы, для Северной Африки было уже в прошлом.

Только немного кое-где рассеянных данных имеём мы из импе­раторского периода о государственных налогах на рабов, как на собственность. Прямого налога с права владеть рабами не взи­малось ни с подчиненного населения провинций, ни с римских граждан. Налог, который Вителлий взыскал в 69 г. с вольноотпу­щенников предшествующего императора, был только особым налогом, наложенным на них со специальною целью выполнить обещания, данные Вителлием своим солдатам (Тацит, Истории, II, 94), причем число рабов, находившихся во владении каждого из этих вольноотпущенников, было положено в качестве прибли­зительного показателя для определения того взноса, который каждый из этих отпущенников должен был сделать. Древнее vicesima manumissionum (5-процентный взнос с отпущения на волю) Республики, которое в сущности было налогом на вольноотпу­щенников за содействие государства, продолжало существовать и далее при Августе (см. procurator XX Iibertatis, как надпись на винной амфоре в Помпеях, Delia Corte, Pompei. I Nuovi Scavi е PAnfiteatro [Pompei 1930] 54. Сравн. Hirschfeld, Verwaltungs- beamte, 108). Этот налог за освобождение, повидимому, одно­временно с vicesima Iiereditatum (5-процентный наЛог на наслед­ство) был уничтожен в III в., вероятно, во время реформы налого­вой системы при Диоклетиане (там же, 109). Повышение на 10% оценочной стоимости раба при Каракалле (Кассий Дион,LXXVII, у, ^i),естественно, иьию HviiuHyjizipnDiM, їїМаврин в 3'7 г. н. з. вновь восстановил прежний размер в 5% (LXXVIII, 12). В 7 г. н. э. Август ввел в первый раз налог при продаже рабов на поку­пателя, если он был римским гражданином, но в размере всего 2% (Кассий Дион,LV, 31), что было очень скромно сравнительно с налогом приблизительно в 20%, известным нам из птолемеевского Египта. Во время Нерона пошлина при покупке поднялась до 4%. Советники Нерона по финансовым вопросам попытались освобо­дить покупщика рабов от этой тяготы и обременить ею продавца. Эта попытка была безуспешной, так как продавец просто прибавил сумму этой пошлины к цене раба (Тацит, Анналы, XIII, 31. Westermann, Slavery in Prolemaic Egypt, 44, прим. 134). Таможен­ная пошлина на ввоз и вывоз рабов, которых покупатель ввозил в Италию для дальнейшей ли продажи или для собственных нужд, несомненно, взыскивалась в италийских гаванях, равно как и в гаванях других частей Империи, и неисполнение обязанности объявить таких рабов, как подлежащих налогу, каралось законом (Дигесты, XXXIX, 4, 16. 3).

Одним из явлений, наиболее ярко бросающимся в глаза в исто­рии рабства императорской эпохи, было большое влияние рабов, принадлежавших императорскому дому в первые два века н. э. Влияние, которым они пользовались как рабы, продолжалось во многих случаях и тогда, когда они становились отпущенниками до конца их жизни; это доказывается многими надписями изо всех частей Империи и современной им литературой. Это влияние •объясняется общепризнанным положением рабов в последние годы

Республики, как испытанных и дельных представителей боль­ших familiae и представителей личных и наследственных владе­ний императора. При Августе оба эти источника дохода играли значительную роль при его щедрых пожертвованиях (Monum. Ancir. 18; Wilcken, S.-Вег. Berl. Akad. 1931,773, 777, 780). Во время его принципата они увеличивались благодаря богатым завещаниям друзей, клиентов и родственников (Wilcken, 783, Hirschfeld, Klio, 45,—Klein. Schr., 516). К этой наследственной массе при­надлежало и много рабов, которые таким путем попадали в число «рабов Цезаря» (Klio,II, 51). Из надписи у Dessau 1821 «Диогнету Тиверия Августа рабу Алипиану» видно, что Диогнет раньше принадлежал Алипию. Сравн. 1535, 1824, 1773, 1789. Hirschfeld, Klio, II, 49. О принятии рабов в число «servi Caesaris» нам сооб­щается при Вителлин (Тацит, Истории, 11,92). Все возрастающее расширение доменов и других владений императора в император­ских и сенатских провинциях и возрастающий церемониал и пыш­ность жизни императорского двора (Hirschfeld, Verwaltungsbeamte, 307) потребовали применения рабов и вольноотпущенников для выполнения служебных обязанностей, как доверенных лиц и для личных дел. Греческие города-государства и республиканский Рим уже давно привыкли к тому, чтобы поручать исполнение городских функций государственным рабам (о важности функций государственных рабов в республиканском Риме сравн. L. Halkin, I es esclaves nubliques chez les Romains IBruxelles 18971, 15). Ввиду исключительно высокого положения императора в городе и его интереса к городской жизни трудно произвести резкое раз­граничение между «государственными рабами римского народа» и императорскими рабами, работавшими в одних и тех же усло­виях, не говоря уже о распределении средств на их содержание. В то время как Октавиан в 40—30 гг. постепенно захватывал власть в свои руки и еще более в то время, когда он достиг единодержа­вия (в 27 г.), было вполне естественно, что он прибег в отдельных случаях для управления своим огромным личным имуществом к рабам и отпущенникам своей familiae, работоспособность и даро­вания которых он знал (Светоний, Август, 67, 2). Так как ясного разделения между его собственным имуществом и тем, которое ему принадлежало как императору, не существовало, то для него представлялось простым и удобным способом применить людей из круга своих рабов для управления своим императорским иму­ществом (Hirschfeld, Verwaltungsbeamte, 458. Rostovtzeff, Ge- sell. und Wirtsch., I, 50). До тех пор пока порученные этим рабам обязанности держались в пределах работы, связанной непосред­ственно с жизнью императорского двора и его имений и не распро­странялись на обязанности государственных чиновников и не пре­тендовали на связанное с ними положение (Hirschfeld, 412, 1; 413), в этом применении императорских рабов не было ничего такого, что стояло бы во внутреннем противоречии с обычаем времени. История водоснабжения Рима характерна для развития таких отношений. Этот круг обязанностей в поздний период Республики

40 Валлон 625

был точно организован и был поставлен под управление и руковод­ство цензоров, эдилов и квесторов. Они передавали надзор за водо­снабжением предпринимателям, которые применяли при этих работах своих собственных рабов, даже если последние стояли под полуофициальным надзором (Фронтин, Водопровод города Рима, 96; Halkin, Esclaves publiques, 80). Когда в 33 г. до н. э. Агриппа стал эдилом, он прибавил к этому установленному раньше порядку следующее: он составил из своих собственных рабов группу, которой он доверил, как постоянной корпорации, надзор за водопроводной системой. После его смерти по его завещанию они были приняты в число рабов Августа и таким образом стали servi Caesaris; Август после своей смерти завещал эту группу городу (Фронтин, там же, 98), так что они перешли теперь в класс «госу­дарственных рабов римского народа» (см. Dessau, 1975 CIL., VI, 2345, 2343, 8489) под начальство чиновников сенатского ранга с титулом curatores aquarum (Halkin, 80). Когда Клавдий обога­тил городское водоснабжение постройкой нового водопровода, он реорганизовал и его управление, сделав вольноотпущенников из числа императорской familia прокураторами над снабжением водой (Фронтин,там же, 105), и к существовавшей раньше органи­зации «государственных рабов римского народа» он прибавил «servi Caesaris». В результате при Нерве вся коллегия, ведавшая водоснабжением, состояла из 240 servi publici, получившихся из первоначально организованной Агриппою команды, и ^ιπ 460 servi Caesaris (Фронтин, там же, 161, сравн. Hirschfeld, Verwal- tungsbeamte, 273 сл.). В 22 г. до н. э. Август создал пожарную команду, причем он назначил для этого в качестве постоянно действующей familia ρublica 600 рабов (Кассий Дион,LIV, 2, 4), служба которых была распределена по городским районам; сравн. CIL. VI, 2342; Halkin, 85 сл.

Что касается собственного обихода императорского двора, то многие посвятительные надписи свидетельствуют, что рабам и вольноотпущенникам было доверено заведывание тем кругом обязанностей, для которого они применялись согласно обычаю в каждом большом римском доме, например, как служителей у членов императорской фамилии или императорских чиновников (pedisequi, Dessau, 1789, 1819, 1820, вероятно, служителя импера­торского прокуратора в Карфагене, 1821, 1823 сл.); как paedagogi puerorum, учителя приготовляемых для службы во дворце пажей (Dessau, 1825, 1827, 1830; сравн. Friedlander,I, 64); как врачи (1843, 7811), камердинеры (1746), письмоносцы (1751, 1753), хра­нители домашней утвари (1772 сл.), заведующие дворцовым осве­щением (1780); заведующие мазями; рабы, которым по особому выбору было доверено хранение драгоценных камней, которые носили с известными одеяниями (1784—1786 а, 1789 сл.), или над­зор за определенными платьями (1759 сл.); портные и заплаточники (1787, 1788, 7428 сл.); кравчие при императорском столе (1794); «прегустаторы», предварительно отведывавшие кушанье (1795); наблюдатели за утварью для религиозных надобностей, ключники

(376, 410; сравн. Friedlander, I, 68 сл.; Fairon, L^,organisation dir Palais imperial. Musee Beige IV, t900).

Большое количество рабов, которое доставалось новому импе­ратору, так как они составляли его собственность, могло быть употреблено или на подарки друзьям из политических целей, или для того, чтобы приобрести расположение народа (Веспасиан предлагает Вителлию спокойное место жительства, денег и рабов^; (Тацит, Истории, III 66); Тит одаряет театральную публику рабами (Кассий Дион,LXVI, 25, 5; Script, hist. Aug. «Алекс. Север», 58, 3, 5), назначение свиты в 14 рабов трибуну в письме к прокуратору Сирии [там же, «Клавдий Готик», 14, 7]). Легко понять, что императоры, как самые богатые люди в государстве и самые крупные владельцы рабов, как всякий другой богатый владелец, пользовались рабами, обученными определенной спе­циальности, чтобы увеличить доходы императорского двора про­изведениями их мастерства или продажей их (Кассий Дион, LIX, 28, с указанием на Калигулу; им же продажа гладиаторов, там же, 14). Поэтому же мы находим servi Caesaris в текстильных мастерских (Gummerus,см. PRE, IX, 1457), как ювелиров, золотых и серебряных дел мастеров (там же, 1458, 1504); в строи­тельном деле, где они появляются все в большем числе, по мере того как растет императорская власть (там же, 1461); как «ргаеро- situs» (руководитель) ученика по выделке зеркал упоминается в CIL _fVI, 8659 (Giimmerus, 1493). На влияние, которым некоторые рабы пользовались во дворце вследствие их по необходимости близкого отношения к личности императора в первые два века, бросает свет дело Геликона, раба императора Тиберия и Гая^ которого иудейское посольство из .Александрии, возглавляемое Филоном, упрекало в ненависти к их народу и в подкупе со сто­роны их противников (Phil. leg. ad Gai, 172). To же по отношению к Азиатику, вольноотпущеннику Вителлия (PRE,τ. II, стр. 1578); Парфения «cubiculo praepositus» (Светоний, Домициан, 16, 2) и Сигерия (PRE, т. H А, стр. 2277), «кубикулария» Домициана, и фригийского раба Клеандра, который как вольноотпущенник был при Kommoде «кубикуларием» (Script, hist. Aug., «Коммод», 6,3). Как говорят, он проводил в сенат вольноотпущенников, продавал места провинциальных чиновников и в один год назна­чил 25 консулов (там же, 6, 9 сл. Friedlander,I, 60 сл.). Ввиду гнусных сплетен относительно возмутительного поведения Эла- габала и его дворцовых рабов (Script, hist. Aug.,«Элагаб.», 6, 1; 11, 6; 25, 5; 26, 6. Возница Гиерокл, сирийский раб, считался воз­любленным Элагабала, 6, 5. Кассий Дион,LXXIX, 10, 3) при Александре Севере была сделана попытка восстановить древние перегородки между рабами, вольноотпущенниками и всадниками (Scrip, hist. Aug.,«Алекс. Север», 19, 4; 23, 3). Число дворцовых «министериалов» (служителей, там же; 41, 3) было ограничено', и рабам было разрешено заниматься только тем, что считалось в прежнее время приличным для этой касты, т. е. быть вестовыми, поварами, пекарями, валяльщиками и банщиками (42, 3). При- 40*

менение евнухов было ограничено только женскими банями (43, 5). Во время анархии и восстановления императорской вла­сти в III в. servi Caesaris имели мало возможностей вновь приоб­рести свое прежнее могущество, так как «солдатские императоры» ввели суровое правление. В провинциальном управлении доступ императорских вольноотпущенников к должностям был ограничен

теми, на которые император мог непосредственно назначать людей, имевших право выступать в качестве его личных представителей. Хотя титул прокуратора употреблялся всеми для обозначения вольноотпущенника—управляющего имуществом любого богатого римского частного лица (сравн. о вольноотпущеннике Агатапе, который во времена Тиберия был προνοητής πάντων =procurator omnium negotiorum своего патрона, Syll. or., II, 660), императоры проявляли осторожность при его применении к вольноотпущен­никам. Сам Август назначал многих вольноотпущенников на вы­сокие должности, как, например, Лициния (Светоний, Август, 67), занимавшего должность прокуратора в Галлии, но, вероятно, без присвоения этого титула (несмотря на то, Кассий Дион (LIV 21, 3) называет его έπίτροπος της Γαλατίας. Сравн. Hirsch- feld, Verwaltungsbeamte, 377, 7). В правление Тиберия нам изве­стен императорский вольноотпущенник, который временно испол­нял обязанности префекта Египта (Cass. Dion., LVIII, 19, 6. Phil. Flacc., 1, 2); однако ему не было поручено командование стояв­шим там легионом (Hirschfeld, 380). Рост числа и политического RΠIΛQUΠво времена Клавдия). Хорошо известны имена и карьера могущественных вольноотпущенников, подвизавшихся в центральном управлении Рима, придворного ученого Полибия, заведующего финансами Палланта, секретаря Нарцисса и Кастора, камерария (Светоний, «Клавд.» 28, Cass. Dion., LX, 14, 3 сл. LXXVI, 14,2. Сравн. Friedlander,I, 52. Daremb--Sagl.,III, 1218). В над­писях мы находим имена вольноотпущенников, которые занимали руководящие административные посты на островах и в других, более незначительных областях (Hirschfeld, 380; CIL., X, 6785, Метробия, в качестве префекта Пандатерии, и 7494 Хрестиана). Император Траян непосредственно перед началом Парфянской

войны доверил своему вольноотпущеннику Ликормасу секретную дипломатическую миссию к босфорскому царю Савромату (Плиний, Письма, X, 63, 67). Вольноотпущенники, которые в провинциях имели дело с patrimonium, получили впоследствии титул проку­раторов. Но их деятельность была, главным образом, ограничена финансовым управлением (Hirschfeld, 381, 4). Должности, зани­маемые настоящими императорскими рабами, поскольку последние продолжали пребывать в этом состоянии, были должности низших чиновников и помощников провинциальных чиновников, например табуларии в различных расчетных отделах, proximi et adiutores проконсулов, dispensatores и arcarii в провинциальных кассах и тому подобные секретарские и подчиненные должности (Hirsch- feld, 460, CIL, III, 6082, 19, 6077, 7. Dessau, 1421, 1516). Dessau, 1503, встречается раб в звании викария («заместителя») своего начальника, бывшего «рабом Цезаря» и принадлежавшего к казна­чеям провинции Ахайи (сравн. 1504). Многочисленные примеры императорских рабов в таких подчиненных должностях у Dessau, Indices, III, I, 414—435. Надгробные надписи с указанием зани­маемых ими должностей выдают ту гордость, которую они испы­тывали, достигнув такого положения. При определении пошлин в Пальмире от 136/37 г. н. э. императорский вольноотпущенник Киликс, в качестве сборщика ввозных пошлин в Пальмире, уста­новил пошлину, которую следовало взимать с ненагруженных верблюдов (Syll. or., 629, 90), и его имя называлось в дальнейшем как имя инициатора этой пошлины. На основании Uai 1, 19 «5І quis... servorum procuratoris habendi gratia... apud consilium manumitteret», и отсутствия в надписях рабов, исполняющих должность прокураторов, можно сделать вывод, что рабам Цезаря в титуле прокуратора, который иногда давался вольноотпущенни­кам, было отказано. Совершенно неправдоподобно, чтобы в Египте стратег нома мог быть представлен императорским рабом (Рар. Lond., II ст. 98, ср. Wilcken, Arch. f. Pap., I, 145).

Несмотря на эти ограничения, императорские рабы вместе с императорскими вольноотпущенниками составили в I в. н. э. новую важную группу в обществе Империи (Dostovtzeff, GeselL und Wirtsch., I, 88. Cass. Dio, LXVIII, 18, 2, называет в качестве лиц, имевших в правление Макрина право выступать в роли донос­чика,—рабов, вольноотпущенников и воинов, рабов и вольноотпу­щенников императорского двора, всадников, сенаторов и влия­тельных женщин). В этой рабской бюрократии имеются ранговые отличия, так как servi Ordinarii занимают более высокое положе­ние, чем викарии (Hirschfeld, 462, 3, 463, 2). Согласно постановле­ниям Gnomon Idios Logos в Египте императорский викарий не имеет права приобретать собственности и вступать в брак с воль­ноотпущенницей (BGU, VI, I, 110. P. М. Meyer, Jurist. Papyri, 344). Это постановление имело, вероятно, силу не только для servus Ordinarius (пример брака с вольноотпущенницей. CIL, X, 529. Dess. 1787. Сравн. Taubenschlag, Ztschr. Sav.-Stift. L., 161, 7). Когда Адриан начал заменять императорских вольноотпущенников

во всех высших административных должностях всадниками (Hirschfeld, 478), то это, вероятно, имело последствием некоторое уменьшение влияния и ранга императорских рабов. За исключе­нием временной реакции при Марке Аврелии, благоприятство­вавшей назначению прокураторами servi Caesaris (Hirschfeld, 381,4), все реже встречаются как рабы на государственной службе, так и вольноотпущенники на высоких постах. (Вольноотпущенник прокуратор praedia Quadratiana во Фригии при Алекс. Севере. Journ. Rom. Stud., XIV, 28 н. 7.) В течение второй половины III в. н. э. рабы и вольноотпущенники не встречаются больше в низших административных должностях Империи и заменяются новыми рекрутируемыми из свободного населения чиновниками (Hirsehfeld, 486).

Большое количество надгробных надписей, сделанных в первые два века Империи в память императорских рабов или этими последними в память их семей, лучше всего свидетельствуют об их благосостоянии, их семейном чувстве и их сознании своего всеми признанного социального положения. Вот несколько примеров, взятых из целого длинного списка: надпись одной женщины, не рабыни, в память своего мужа, verna Augustorum из Карфагена, Dess., 1510; одного verna Caesaris из Вифинии, 1539; женщины, не рабыни, своему мужу, рабу Нерона, 1760; свободной женщины рабу Тиберия, 1773; раба—своей жене, свободной из Карфагена, 1820; одного викария Тирса, вероятно, раба Диогнета Алипиана. который был рабом и старшим pedisequus (лакей) Тиберия, 1821; одного pedisequus (раба) и его товарища в честь матери первого, 1823; одного раба императорского двора другому рабу, 1826; женщины, не рабыни, своему мужу, бывшему «servus Caesaris», которого она называет Conjunx (супруг), 1830; одного раба, врача- хирурга Антонии, жены Нерона, Друза, в память Хресты, тоже рабыни и жены, 7811; женщины-рабыни, называющей себя conjunx, и ее сына-раба своему мужу, арендатору fundus Paccianus, 8555. Надгробные надписи, сделанные императорскими рабами, рабо­тавшими в императорских доменах, содержат по отношению к род­ственникам выражения, принятые у лиц свободною сословия (см. Mon. Asiae Minoris Antiquis. I, 26, 28). В Риме родители, бывшие, при рождении сына, рабами Нервы и которые поэтому были сами servi Caesaris, называют его filius eorum, Dess., 1763. Хотя их право на законное бракосочетание можно было подвер­гать сомнению (Mommsen, St.-R., II, 836, 5), они в смысле социаль­ного положения не чувствовали на себе гнета римского закона, согласно которому их дети были nullo patre и их браки не при­равнивались к бракам свободных (Ramsay, Aberystwyth Studies, IV, 11, 2; сравн. Allard, Esclaves Chretiens, 271). Они не пользова­лись правом на выплату пособий, которое выплачивалось servi publici (см. Halkin 112 об этой и других привилегиях servi pub­lic!. Commodo ex aerario выдавались государственным рабам, кото­рые имели дело'со снабжением Рима водой, Frontin. aqu. urb. Rom., 118; сравн. Плиний, Письма, X, 31, 2). Это различие между

двумя разновидностями рабов Моммзен (St.-Recht, И, 836) объяс­няет тем, что строгие ограничения прав, возложенные римским законом на частных рабов, в той же мере относились и к servi Caesaris. Несмотря на отсутствие жалования, servi Caesaris имели в своем распоряжении деньги, так, например, в случае раба су­пруги Домициана, который заплатил за кирпичи и за позолоту черепиц для крыши в одном храме Аполлона в Малой Азии (Моп. Asiae Min. Ant., IV, 293).

Всеми признано, что положение рабов в Италии и обращение с ними в первые два века Империи по сравнению с прежними условиями в Италии и Сицилии заметно изменились в сторону более человеческого с ними обращения²⁸. Это развитие могло находиться в связи с ростом преимуществ, которых servi publici добились в Италии и римских и латинских колониях Запада (Halkin_f 229), и с тем почетным положением, которое рабы и воль­ноотпущенники императорского двора сумели себе завоевать благодаря большим услугам, оказанным ими в деле управления государством. Покорное и приниженное поведение, которое прояв­ляли лица сенатского звания по отношению к servi Caesaris, огром­ные расходы последних на благотворительность, браки с жен­щинами из высших кругов Рима и даже с царскими дочерьми, как это имело место с Феликсом, императорским вольноотпущен­ником и прокуратором Иудеи (Светоний, Клавдий, 28; Тацит, Истории. V_τ9· Иосиф Фласий. Древности XX_j 141c∏ ; F^ri^dldnder, I, 46),—все это могло действовать на общее отношение к рабам во всей империи и особенно в Риме. В I в. эта перемена в обществен­ных настроениях нашла себе выражение у трех писателей, принад­лежавших к высшему сословию и являвшихся представителями совершенно различных интересов и слоев общества, а именно у Сенеки, Петрония и Плиния Младшего. Дальнейшие внешние причины, способствовавшие этим переменам, заключаются в умень­шении числа рабов наряду с увеличивающимся числом отпущений на волю (A. Persson, Staat und Manufactur im romisch. Reiche. [Lund 1934], 54), а также в увеличении государственных повинно­стей, которыми в III в. облагалось свободное население, в конце концов уравнявших жизненный уровень бедных свободных жите­лей и рабского населения (Rostovtzeff, GeselLund Wirtsch., II, 190). Этому процессу нивелирования способствовало то, что низшие слои свободного населения в муниципиях и в деревенских округах всей империи были выданы на произвол идущих от центрального управления фискальных притязаний бюрократии (там же, II, 211). Это вело ко все возрастающему чувству общности интересов между бедным свободным населением, вольноотпущенниками и рабами и привело к взрыву, когда вбіг, состоялось решение казнить всех рабов ПеДания Секунда за то, что одним из них он был убит. Это решение вызвало мятеж среди римского населения, который был достаточно внушительным, так что потребовалось энергичное вмешательство военной силы (Тацит, Анналы, XIV, 42, 45). При Тиберии на одном театральном представлении публика при-

нудила императора дать свободу одному актеру (Светоний, Тибе­рий, 47). В конце концов подобного рода освобождения под давле­нием театральной публики повели к злоупотреблениям, против которых должно было выступить императорское законодательство (указ Марка Аврелия, Дигесты, XL, 9, 17. Jonkers, Mnemos, 3, Ser. I (1934) 242). В III в. ломка классовых перегородок между свободными и рабами в среде христиан была признана открыто, так как папа Каликст официально признал сожительство свобод­ной христианки с христианином-рабом; с точки зрения государ­ственного закона такой брак был невозможен (Hippol, «Philos.», IX, 12. Harnack, Mission I³ 177, 5. Jonkers, 262). Такая перемена общественного отношения к рабам очень ясно проявляется в целом ряде императорских эдиктов в первые три века н. э., которыми императоры старались улучшить общественное и правовое положе­ние рабов (Schneider, Sclaverei, 28). Свободное право рабодержа- телей над жизнью и смертью своих рабов было ограничено зако­ном Петрония «О рабах» 19 г. н. э. (См. PRE, т. XII, 2401) в том отношении, что назначение раба для борьбы с дикими животными было допущено только с официального разрешения подлежащих властей (сравн. пример, сообщаемый Геллием V, 14, 27, о прису­ждении раба к растерзанию на арене). В 20 г. сенатским постано­влением по отношению к рабам, совершившим преступление, были применены те же процессуальные формы, которые были обычны rτn ητηττη TTTOTTTJTn ТУ Г Г>п(лп TTTTt-TM ( ∏ Tjrn T¹TT-T VI V T T T 9 19 9λ ^TTTJV^rTniW **~ ⁱ·*··»· ∙^j HlV 1 *ii!U 1∖ V uv ·-■ ч ∙. ⅛ : Wi, л *. . · т ≈ >. , , ’ — ; _-у . - _ri,ι ι_i,₄ 1 AT_i

Клавдия умерщвление больного или слабого раба его владельцем было приравнено к убийству; и если хозяева раба отправляли его на остров Эскулапа, чтобы избавиться от обязанности врачеб­ного ухода за ним, то в случае его выздоровления он становился свободным (Светоний, Клавдий, 25. Дигесты, XL, 8, 2). При Домициане кастрация рабов с целью продажи их как евнухов была запрещена (Светоний, Домициан, 7). Применение этого закона было распространено рескриптом Адриана, которым было запрещено кастрирование свободных или рабов с их или без их согласия (Дигесты, XLV II, 8, 4, 2). Закон Домициана против кастрирования нашел себе, повидимому, применение и по отно­шению к египетским рабам (BGU, V, 112 сл.; сравн. Schubart, Aegyptus, XIV, 89). Адриан отправил в ссылку на пять лет одну римскую матрону, которая беспричинно проявляла свою жесто­кость по отношению к своим рабам (Дигесты, I, 6, 2); он отнял у рабохозяев право казнить своих рабов и предписал это делать только судебным порядком (Scrip, hist. Aug., «Адриан», 18, 7). Хотя Плиний Старший явно отвергает применение рабов из erga- stula для сельского хозяйства (Плиний, Ест. ист., XVIII, 36), Все же этот обычай в его время был еще в ходу (сравн. Сенека, De ira, III, 3, 6). Но Плиний Младший заявляет, что как он сам, так и его соседи в долине реки По перестали ими пользоваться (Плиний, Письма, III, 19, 7), а в правление Адриана ergastula как места наказания свободных и рабов были отменены законом (Script, hist. Aug., «Hadr.», 18, 9). Адриан запретил также продажу

рабов в гладиаторские школы, а рабынь—в публичные дома без специального указания причин (там же, 18, 8), При нем же обы­чай допрашивать под пыткой рабов убитого господина был смягчен в том смысле, что подобному допросу должны были подвергаться только те рабы, которые в силу своей близости к господину могли знать о преступлении (там же, 18, 11, Дигесты, XLVIII, 18, 1, 1). В правление Антонина беспричинное убийство собственного раба каралось законом в той же мере, как и убийство свободного (Gai,I, 53; о дальнейших законодательных мероприятиях Анто­нина для облегчения рабства см. PRE, т. I А, стр. 1831). При Диоклетиане к рабовладельцу, убившему своего раба, могла быть применена высшая мера наказания (Cod. Theod., IX, 12, 1). Эта вмешательство в права господина на жизнь и смерть своих рабов, данные ему в силу ius gentium, Гай оправдывает духом времени (там же, 52). Раб, обвинявший господина в несправедливом к нему отношении, мог найти себе убежище, скрываясь в храме или у под­ножия императорской статуи (Cod. Theod., IX, 44, 1); за эти» временным спасением должна была следовать жалоба префекту города (Дигесты I, 12, 1, 1. Schneider, 25); Диоклетиан запретил выбрасывание детей рабов (Cod. Theod. V, 9, 1). На долю Кон­стантина выпало издание человеколюбивого мероприятия, в силу которого при дележе наследственного имущества принадлежавшие покойнику рабы должны были быть так распределены, чтобы не разделять отца и ребенка Mvwa и жену бпатя и eecτpv (там we. II, 25). Из опубликованного в 294 г. постановления Диоклетиана, запрещавшего продажу детей своими родителями (Cod. Just., IV, 43, 1), можно заключить, что вследствие имевшей во второй половине III в. место экономической разрухи существовала тен­денция вернуться к этому обычаю. Константин разрешил в 329 г. родителям в случаях крайней бедности и нужды продавать своих детей, однако с сохранением права выкупа в любое время (там же, IV, 43, 2). Это кажущееся возвращение к попустительной практике времен Империи по отношению к рабам является необ­ходимой уступкой перед фактом экономического гнета того вре­мени (Jonkers, 270). О законодательстве, охранявшем акт отпу­щения на волю и интересы вольноотпущенников, подобном выше­приведенным законам по отношению к рабам, сравн. Schneider, 34; Braslof∕, Socialpolitische Motive in d. rδm. Rechtsent. [Wien 1933], 32, 52. В качестве оправдания своей радости по поводу много­численных отпущений на волю Плиний («Письма», VII, 32, 1) заявляет, что он желает, чтобы число граждан в его родном городе увеличилось. Подобное же обоснование для отпущения на волю рабов, которое Кассий Дион (LVI, 7, 6) приписывает Августу, следует отнести к эпохе самого Диона, так как хорошо известно, что законодательство самого Августа (Lex Fuffia, Caninia и Aelia Sentia) скорее ограничивало отпущение на волю, чем поощряла его. О предположении, согласно которому это поощрение в более поздние времена финансовых затруднений вытекало из стремления государства сохранить число тех, которые были обязаны удовле-

творять предъявляемым государством требованиям, см. Jonkers₁ Ekonomische en Sociale Toestanden in het Romeinische Rijk [Wage- ningen 1933] 134.

Традиционный взгляд на законодательство первых двух веков Империи приписывает учению поздних стоиков сильное влияние на дух и на содержание императорских постановлений, особенно тех, которые касались защиты рабства²⁹. Римские юристы послед­него века Республики были без сомнения приверженцами той или иной греческой философской школы³⁰, и стоическое учение поль­зовалось у них большим уважением (там же, 92). Принятое юри­стами классической эпохи положение, что рабство основано на общей практике всех народов, но является «противоестественным» институтом, имело свою основу в стоическом учении³¹, но юри­дические положения надо резко отличать от законоустановлений, которые покоятся на практических соображениях и отображают приспособление государства к непосредственным нуждам или воздействие местных или общих условий со стороны больших или меньших групп, представляющих общественное мнение. Наше не­совершенное знакомство с выдающимися представителями средней стой (Панеций, Посидоний, Гекатон) все же показывает, что они держались несколько другого воззрения на труд, включая сюда труд рабов и самих рабов (Lichy₁ 35 цитирует Цицерона «Об обя­занностях», II, 24). Относительно той точки зрения, что в класси­ческий период римский юриспруденции на воззрении, чю aequitas является основой истолкования законов, стояли противники стои­цизма раньше, чем сами стоики, см. Kiibler₁ 92. Начало император­ского законодательства относительно уничтожения обычных зло­употреблений в обращении с рабами было положено раньше, чем вполне созрели воззрения Сенеки на необходимость более мягкого обращения с рабами (Lichy₁ 37, 43); его надо отнести еще к тому времени, когда у руководителей государства стоики не пользова­лись расположением (Kiibler₁ 92). Бросающееся в глаза полное отсутствие всяких узаконений, касающихся охраны интересов рабов в течение тех восьми лет, когда Сенека держал в сгоих руках политическую власть (Jonkers₁ Economische Toestanden 135, 2), достаточно показывает бесплодность его теоретического учения, если сравнить его с практическими результатами законодательной работы. Сенека-писатель еще более, чем Сенека-философ, заслужи­вает быть для нас свидетелем того, что он, человек исключитель­ного богатства, обладатель огромной толпы рабов, должен был примкнуть к настойчивому народному движению своего времени, что учению о равенстве всех людей он дал сильное, доходящее до самого сердца выражение и что применение этого учения он по­строил на отношении к рабам (Ceneκa₁ Epist. moralia, 47, 1, 10; сравн. 31, 11; Dial. IV, 24, 3; Benef. VI, 16, 1). Из этого убежде­ния он сделал логический вывод, что с рабами надо обращаться •с той же добротой, как и с остальными своими ближними (Dial. VII, 24, 3; сравн. «Epist. moral.», 47, 5, 13, 15).