Глава 28 ПОСЛЕДНЕЕ СТОЛЕТИЕ ЗАПАДНОЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ

Столетие после Юлиана Отступника не отмечено крупными римскими политическими фигурами, зато оно заполнено пугаю­щим множеством варварских имен. Из исторических событий выделяются катастрофические разгромы римских армий.

ческую карту круга земель. Глубокие изменения испытывала си­стема общественных отношений. На развалинах гибнущей им­перии рождалась средневековая Европа.

Готы. Особая роль в крушении римской империи и связанных с ним общественных отношений принадлежала германскому народу го­тов, образовавшему около середины III в. два племенных союза, из­вестные современной науке как вестготы и остготы (восточные и за­падные готы). Поселившись на территории между Дунаем и Днест­ром, вестготы управлялись вождями, из которых по имени нам извес­тен один Атанарих. Остготы поселились к востоку от вестготов вплоть до Меотиды, захватив также Таврику. Аммиан Марцеллин сообщает об их царе Германарихе, «которого страшились соседние народы вследствие его многочисленных и разнообразных подвигов».

После Никейского собора 325 г. в придунайские степи были сосла­ны епископы-ариане, направившие свою энергию на проповеди среди варваров, и не безуспешно: многие готы приняли христианство по ари­анскому обряду, способствуя христианизации Таврики и других облас­тей их обитания. Принявший христианство гот Ульфила (ок. 310—394) перевел евангелия с греческого на готский. Сохранившиеся части этого перевода дают представление о древнейшем языке германских племен.

Гунны. Сталкиваясь на протяжении нескольких столетий с обита­телями лесов, находившимися за Рейном и Дунаем, римляне смогли если и не покорить их, то в какой-то мере приобщить к своей цивили­зации. Уже к III в. римлянам противостояли не дикари в звериных шку­рах, а серьезные противники, прекрасно знакомые с образом жизни и вооружением римлян и многое заимствовавшие у них.

Уже во II в. до н. э. они овладели восточной частью евразийской степи и, удаляясь от Великой китайской стены, стали медленно про­двигаться на запад. Первыми, с кем столкнулись гунны, были аланы, обитавшие у Меотиды. Сокрушив их, они вошли в соприкосновение с готами Германариха (375 г.). После первой же крупной неудачи вождь готов покончил с собой. Его преемник также погиб. Племенное объе­

динение распалось. Атанарих, узнав об опасности, приступил к воз­ведению укреплений на своей границе, но большая часть остготов, отказавшись ему повиноваться, отошла на запад и вместе с беглецами вестготами стала просить у правившего в Константинополе импера­тора Валента разрешения поселиться во Фракии в качестве федератов[§§§§§§§§]. Разрешение было дано при условии сдачи оружия.

Условие это не было выполнено по вине продажной провинци­альной администрации. За определенное вознаграждение оружие го­там удалось оставить. И, невзирая на то, что переселенцы вооружены, власти сразу же начали использовать открывшиеся возможности для дальнейшего обогащения. Создавая искусственный дефицит продо­вольствия, они продавали его по непомерно высоким ценам. Готы, оказавшись не в состоянии приобрести самое необходимое, вынуж­дены были продавать в рабство собственных детей. Доведенные до крайности, они подняли восстание, к которому примкнули рабочие с соседних рудников.

Восставшие двинулись к Константинополю, грабя и разоряя все на своем пути. Полководцу Валента удалось нанести поражение од­ному из готских отрядов, отягощенному добычей. После этого импе­ратор лично двинулся к Адрианополю, вблизи которого сосредоточи­лись готы, заблаговременно занявшие господствующие высоты.

Битва при Адрианополе. За полтора столетия обитания в сте­пях люди лесов приспособились к местным условиям и образу жизни степняков. Готские летучие конные отряды, вооруженные усовершен­ствованными луками, наводили на римлян ужас, и им пришлось спешно перестраивать свою конницу по готскому образцу и оснащать пехоту панцирями и шлемами, чтобы защитить пехотинцев от готс­ких стрел. Перевооружение, дорого обошедшееся императорской каз­не, не дало, однако, ожидаемых результатов. В условиях резкого паде­ния дисциплины легионеры редко пользовались тяжелыми защитны­ми средствами, предпочитая идти в бой с незащищенной грудью и непокрытой головой. Это имело катастрофические последствия, по­скольку возведение лагерей к IV в. уже не практиковалось, и одна успешная атака конницы могла решить исход сражения.

За тысячелетие своей истории завоеватели круга земель не раз тер­пели тяжелые поражения. Сведения о них сохранились не только в анналах, но и в народной памяти как дни траура. Но никому еще не удавалось сломить силу римлян и их волю к победе. Сражение при Адрианополе по своему значению не имеет прецедентов в военной

истории Рима. На карту была поставлена судьба империи. Это был последний великий разгром.

Аммиан Марцеллин не был участником битвы. Его описание, хотя и подробное, не дает возможности в полной мере восстановить ход событий. Ясно лишь то, что весть об успехе первого столкновения C готами дезориентировала императора, и он решился на сражение, не дождавшись прибытия контингентов Западной империи. Он также не позаботился о сооружении лагеря, не получил необходимых сведений о противнике, и у римлян не было точного представления ни о чис­ленности готов, ни о расположении отдельных отрядов, ни об их пла­нах.

Раскол. Римское общество никогда не было единым. Несколько столетий оно потрясалось борьбой патрициев и плебеев. На смену ей пришло соперничество политических группировок и гражданские войны I в. до н. э. Но сколь бы жестокими и кровопролитными ни были эти конфликты, они в последнее столетие республики и в эпоху принципата не затрагивали религии, которая была самым прочным связующим началом римской жизни. В эпоху домината общество сверху донизу раскололось по религиозному признаку. Бог-бунтарь, ранее не принятый в римский имперский пантеон, пользуясь поддер­жкой императорской власти в лице своих фанатичных сторонников, противопоставил традиционным ценностям свои собственные, а то, что было основой римского патриотизма, назвал язычеством. Он ок­рестил не только массу коренного населения Римской империи, но и вторгшихся в ее пределы и осевших там варваров.

К концу IV в. глубокая трещина разделила оплот римской госу­дарственности, сенат. Лишенный реальной политической власти, он оставался церемониальным органом, но в нем, несмотря на то, что среди сенаторов были и язычники, и христиане, еще сохранял тради­ции римской государственной обрядности, тронуть которые не ре­шился ни один из ближайших преемников Константина.

Битву при Адрианополе уже в древности сравнивали с Каннами, имея в виду ее военные последствия. Но страшное поражение 216 г. до н. э. привело к небывалому сплочению римлян, обеспечившему ИМ в конечном итоге победу над могущественным Карфагеном.

378 г., напротив, привело к окончательному расколу империи — не только политическому, но и религиозному Вскоре после нее импера­торская власть полностью отошла от веротерпимости, начав реши­тельное наступление на последних приверженцев староримской ре­лигии. В 383 г. Грациан сложил с себя титул понтифика величайшего, затем лишил языческие храмы и жреческие коллегии финансовой поддержки и привилегий и, наконец, приказал вынести из курии ал­тарь богини Виктории и ее статую. Вскоре после этого он погиб, и Западная империя была поделена между противником Грациана им­ператором Валентинианом II и узурпатором Максимом.

Сенаторы-язычники, уже ранее безуспешно добивавшиеся аудиен­ции у Грациана с целью убедить его вернуть в курию алтарь победы, сочли ситуацию подходящей для публичных выступлений. От имени части сената убежденный язычник Симмах направил императорам про­шение защитить староримскую религию и культ, подчеркивая их пользу для государства и императоров и заинтересованность в устранении ал­таря Виктории одних лишь врагов Рима — варваров. При этом проси­тель не допускал каких-либо выпадов против христиан. Христианская часть сената, зная о том, что Валентиниан на ее стороне, обратилась к нему с посланиями, подготовленными епископом Амвросием. Сам тон их резко отличался от реляции Симмаха. Амвросий обращается не с просьбой, а с указанием императору на то, что возвращение алтаря Вик­тории будет расценено как возобновление гонений на христиан и встре­тит отпор с их стороны. Это была прямая угроза церкви, пришедшей к убеждению, что ее власть выше императорской. Не обошел Амбросий и обстоятельства, которое воодушевило его противников, — бесслав­ной гибели Грациана после его решения о выносе алтаря Виктории. Для этого пришлось углубиться в римскую историю и извлечь из нее примеры гибели римских полководцев, чтивших отеческих богов.

Эпизод с алтарем Виктории был фактически последним в исто­рии Римской империи крупным актом сопротивления умирающего язычества торжествующему христианству.

Феодосий. После известия о разгроме император Запада Граци­ан назначил императором восточной части империи полководца Фе­одосия, испанца по происхождению. Феодосий оттеснил готов от Константинополя и заключил с ними в 383 г. мир. На западе на протя­жении нескольких лет не прекращались смуты, стоившие жизни Гра­циану. В 392 г. императорскую власть захватил видный чиновник и ритор Евгений, пошедший по стопам Юлиана и вернувший в сенат статую Победы. Феодосий отказался признать власть Евгения и дви­нул против него легионы. В ходе сражения воины Евгения ему изме­нили, и он был убит. В 394 г. Феодосий в последний раз ненадолго объединил под своей властью обе половины империи.

Стилихон. В 395 г. Феодосий умер, успев перед смертью разде­лить империю между сыновьями — Аркадием и Гонорием. Более ни­когда эти части не соединялись.

Заботу о своих малолетних сыновьях Феодосий на смертном одре поручил Флавию Стилихону, вандалу по происхождению, выдающе­муся римскому военачальнику, которому империя была обязана раз­громом бастарнов (392 г.), а сам император — победой над Евгением.

Трезво оценивая силы римской армии и политическую ситуацию, Стилихон выступил против требования римских кругов, настаивав­ших на немедленном удалении вестготов, обосновавшихся на римс­ких землях, и пытался достигнуть соглашения с варварскими вождя­ми. Это усиливало позиции тех, кто еще при Феодосии завидовал ван­далу, достигшему в военной карьере высот, не доступных ни одному из его современников. Наиболее сильное противодействие Стилихо­ну оказывал префект претория галл Руфин, пользовавшийся неогра­ниченным влиянием при константинопольском дворе. Спор шел о границах Западной и Восточной империи. Вскоре Руфин был убит.

Согласно договору вестготы находились на службе у императоров Восточной империи, и продвижение их во главе с вождем Аларихом на Запад в 401 г. воспринималось как защита интересов Константинопо­ля. Однако у Алариха были собственные цели. Он вынудил Стилихона отвести войска от Альп и прирейнской территории. Но Италию Стили­хону удалось защитить. В сражении при Вероне орды Алариха были разбиты. Потерпели поражение и другие варварские вожди.

В этой ситуации Стилихон решил заключить союз с Аларихом, чтобы использовать его в борьбе как с Константинополем, так и про­тив появившихся в разных местах Западной империи узурпаторов. Но при дворе Гонория верх взяла партия, враждебная Стилихону, обви­нившая его в предательстве. Стилихон пытался найти убежище в од­ной из церквей Равенны, но был настигнут и казнен (408 г.).

Взятие Рима. Убийство последнего серьезного защитника Запад­ной империи означало и крушение его детища — союза с Аларихом, став поводом для наступления последнего на Италию. Уже в 408 г. Аларих подошел к Риму, но удалился, получив огромный выкуп. 24 августа 410 г. Аларих вновь оказался у ворот Рима. Неизвестно, знал ли он легенду о том, как пала неприступная Троя, но, если верить византийскому исто­рику Прокопию Кесарийскому, Аларих воспользовался сходной идеей. В роли «троянского коня» выступили триста знатных готских юношей, подаренных им якобы в знак уважения к сенату и взятых в услужение сенаторами. Воинам было предписано держать себя скромно и выпол­нять все приказания господ, а в назначенную ночь собраться у Соляных ворот, перебить стражу и впустить в город войско. Согласно другой вер-

сии, ворота были открыты рабами некой матроны, сжалившейся над осажденными римлянами, страдавшими от голода. Так ли это было, не­известно, но в источниках мы не находим никаких сведений о рабах как сознательных союзниках варваров, обеспечивших им победу.

Рим, взятый Аларихом, был подвергнут страшному трехдневному опустошению, разграблению и поруганию. Словно исполнились про­роческие слова Горация: «Камни римских святынь высечет варвар ко­пытом / Пепел отцов развеет божественных». Спаслись лишь те, кто смог укрыться в церквах. Их арианин Аларих пощадил.

Весть о захвате Рима, уже не столицы, но символа римского могу­щества и римской цивилизации, потрясла современников. И многие старались понять причины катастрофы. Одни считали это результатом измены старым богам, другие — возмездием за старые преступления. Заговорили о конце света. Но конец света не наступил. Взятие Рима стало лишь началом новых обрушившихся на империю бедствий.

Варвары на территории империи. Из Рима Аларих повел свое отягощенное добычей войско на юг, надеясь овладеть Сицилией и Аф­рикой. Этому помешала его болезнь и кончина на юге Италии. При­нявший власть над войском родственник Алариха Атаульф после не­удачных переговоров с Гонорием, не добившись разрешения на пересе­ление в Италию и Африку, увел вестготов в юго-западную Галлию, где они осели, образовав в 418 г. королевство в Толозе (совр. Тулуза). Во второй половине V в. вестготы распространились оттуда по всей юж­ной Галлии вплоть до реки Луары и завоевали большую часть Испании.

Почти одновременно оттесненные из Галлии вандалы[*********] переправи­лись в Африку, основав там свое королевство. В 439 г. его столицей стал Карфаген. Энергичный король вандалов Гейзерих расселил ван­далов на римских землях, создав военизированные общины, постро­ил флот и с его помощью распространил свою власть по всему северо­африканскому побережью.

Наряду с этой угрозой с юга возникла еще более страшная опас­ность: в 441 г. гунны перешли Дунай и заняли Мезию и Фракию. Во главе их стоял Аттила, которого благочестивые христиане называли «бичом Божиим». Восточный император Феодосий II вынужден был платить ему дань. Присоединив к себе остготов и другие племена,. Ат­тила повел свои полчища на Запад. В 451 г. в Галлии, на Каталаунских полях (совр. Шампань), ему дал бой римский полководец Флавий Аэций, возглавивший ополчение из вестготов, некоторых других гер­манских племен и аланов. Битва была упорной и кровопролитной. Ни одна из воюющих сторон не покинула поля сражения, но вскоре Ат-

тала отвел свои войска. В 452 г. он вторгся в Северную Италию и разо­рил ее, но на Рим не пошел, возможно, напуганный опустошавшей полуостров чумой. Возвратившись в Паннонию, где находилась его резиденция, он отпраздновал свадьбу с молодой германкой и был, со­гласно преданию, убит ею в брачную ночь.

Пощаженный Аттилой Рим был два года спустя (455 г.) взят Гензе- рихом. Вандалы бесчинствовали в Риме четырнадцать дней. Римляне, пережившие нашествие Алариха, могли вспоминать о нем как о не­значительном набеге. Десятки тысяч римлян были убиты и угнаны в рабство. Среди пленниц оказались и императрица Евдокия, и ее доче­ри. Во дворце вандалы не оставили ни одного металлического пред­мета. Даже с храма Юпитера Капитолийского была снята позолочен­ная крыша. C тех пор слово «вандализм» стало обозначать страшное, бессмысленное разрушение.

В тени Рицимера. После захвата и чудовищного разграбления Рима вандалы двинулись в Сицилию, но, встретив там сопротивление легионов во главе со свевом Флавием Рицимером, вынуждены были отойти. Рицимер стал главнокомандующим всей римской армии и на протяжении шестнадцати лет (456—472) самым влиятельным полити­ком Западной империи. Он сместил двух императоров, заменив их своими ставленниками, и некоторое время единолично правил Ита­лией. Заключив союз с Восточной империей, он защитил Италию от вандалов. Но страшнее их была чума, обрушившаяся на Лаций и Кам­панию. После смерти Рицимера в Равенне, бывшей с 404 г. столицей империи, был провозглашен новый император. В Константинополе объявили его самозванцем и прислали в Равенну своего ставленника. До падения Западной империи оставалось два года.

Последний консул. Новым владыкой империи стал другой гер­манец, Одоакр, сын одного из приближенных Аттилы. В 469 г. каким- то христианским монахом ему было предсказано блестящее будущее. Предсказание оправдалось. В Италии вспыхнул военный мятеж во главе с римским патрицием Орестом, бывшим в свое время секрета­рем Аттилы. Ставленник Византии бежал в Далмацию, а Орест про­возгласил императором своего сына Ромула Августула. Варварские от­ряды потребовали от Ореста в качестве награды за оказанную поддер­жку крупные земельные владения, но, не получив их, переметнулись к Одоакру. Орест был убит, а Ромул Августул смещен Одоакром и от­правлен им в Кампанию (476 г.). От титула императора Одоакр отка­зался и отослал императорские регалии в Константинополь.

Так пала Западная Римская империя. Авторитет ее давно уже был утрачен. Императорская корона ничего не стоила, и от нее отказались за ненадобностью.

Одоакр, провозглашенный варварскими отрядами вождем, к радо­сти потомков сенаторов объявил себя также консулом. Власть его рас­пространилась на Италию (западные римские провинции давно уже были во власти франков, вандалов и других народов). В 489 г. в Италию вторглись остготы во главе с Теодорихом. Последний консул, осажден­ный в Равенне, был убит во время переговоров с осаждавшими.

Источники эпохи домината. Бурные времена радикальных полити­ческих перемен и катастрофических варварских миграций представлены пре­красными и разнообразными историческими источниками, позволяющими понять социально-экономическую, политическую и культурную жизнь гиб­нущей Римской империи, а также феномены зарождающегося средневеково­го общества. Наряду с трудами историков Аммиана Марцеллина и Евнапия в распоряжении исследователей имеются трактаты по административному ус­тройству империи, произведения ораторского искусства, богатая эпистолог- рафия, акты церковных соборов, многочисленные документальные источни­ки — папирусы, надписи, монеты, археологические данные.

Для изучения административного устройства и военной реорганизации империи важен предназначенный для внутреннего употребления справочник «Сведения о всех должностях и учреждениях как гражданских, так и военных, в областях Востока и Запада», содержащий перечень государственных должно­стей в соответствии с административным делением по префектурам, диоце­зам, провинциям, со знаками отличия должностных лиц и воинских подразде­лений. Некоторые из рукописей содержат также рисунки знаков высшей влас­ти (инсигний). Книга была составлена не ранее 395 г., в правление Феодосия II неизвестным военачальником Западной империи. Некоторые части трактата могут быть датированы 425 г. или даже 433 г., что показывает ошибочность сообщений официальных источников об уходе римлян из Британии в 425 г. В заключительную часть книги включено прошение, направленное императору вновь назначенным префектом конного отряда в Фаюмском оазисе Египта, содержащее живую картину жизни и карьеры военного человека.

Острая полемика между приверженцами и противниками христианства, равно как и между христианами разных направлений, отложилась в речах императора Юлиана, Либания, Иоанна Златоуста. Другие сочинения и пись­ма этих же и других авторов знакомят нас как с идеями возрождения мощи Римской империи, так и со страстными обличениями пороков государствен­ного строя и господствующего класса. Из обширной богословской литерату­ры можно почерпнуть не только материал для понимания истории религиоз­ной борьбы, но и данные о состоянии римского общества и общественных движений. Жития святых скрывают под фантастическими чудесами жизнь во всей ее повседневности и богаты оценками социальных процессов.

Исключительно важны для изучения истории IV-V вв. памятники пост­классического права — сборники видных юристов этого времени с важней­шими законодательными актами императоров, и особенно кодекс Феодосия. Каждая из его шестнадцати книг является подборкой по отдельными темам. Например, VII книга содержит перечень мероприятий администрации Фео­досия в отношении дезертиров и перебежчиков к варварам.

Среди первоисточников особенно важны папирусы, написанные как на греческом, так и на латинском и коптском языках. Египетские папирусы от­разили изменения административного устройства в долине Нила и оазисах Ливийской пустыни после взятия Диоклетианом Александрии (297 г.). Име­ющиеся в папирусах судебные решения, грамоты, письма, соглашения об аренде, договоры о найме помещений и работников, об обучении ремеслам дают богатейший материал по внутренней истории, налоговому обложению, денежному обращению и многим другим сторонам жизни. Латинские папи­русы из Равенны, самые ранние из которых относятся к V в., характеризуют имущественные отношения и этнический состав населения. Коптские тек­сты, обнаруженные в Верхнем Египте (в местечке Хенобоскион), важны для понимания мифологии и мировоззрения гностиков начала IV в. Остраконы, имевшие хождение среди беднейшего населения позднеримского Египта, помогают уточнению имущественных отношений и налогового гнета. Реше­ние некоторых хронологических проблем, равно как и вопросов денежного обращения, невозможно без использования немногочисленных типов монет этой эпохи с их легендами и изображениями.

Поздние слои Афин, Филипп, Равенны, Аквилеи и Медиолана, афри­канских городов, равно как и сельских поселений в Африке, Галлии и Сирии дают ценнейшую информацию обо всей экономической и культурной исто­рии последних столетий существования Римской империи.

Вокруг падения Рима и гибели античной цивилизации. Разгром при Адрианополе, захват Рима вестготами и вандалами, формальная ликви­дация власти западных римских императоров, образование на территории Испании, Галлии, Африки и других римских провинций варварских госу­дарств — это звенья цепи событий, к объяснению причин которых человече­ство не устает обращаться. И по мере того, как увеличивается временной разрыв между гибелью Вечного Города и временем жизни исследователей, обращающихся к этой проблеме, меняется подход к ней, и сама она превра­щается в своего рода гордиев узел, в котором каждая составляющая нить бе­рет начало в современной политической ситуации и требует собственного научного объяснения. Христианство, пережившее Римскую империю, исхо­дя из библейской концепции четырех всемирных монархий, последней из которой, римской, якобы суждена вечность, не признавало падения импе­рии. C критикой этой концепции выступил итальянский политический мыс­литель эпохи Возрождения Н. Макиавелли (1460—1527), считавший, что с нашествием варваров, уничтоживших Рим, начинается новая эпоха европей­ской истории, характеризующаяся упадком образованности, в свою очередь, сменяющаяся другой эпохой — возрождающей эту образованность.

Впервые проблему падения Рима на огромном материале источников рассмотрел английский историк-просветитель Э. Гиббон (1737—1794). В грандиозном труде «История упадка и разрушения Римской империи» он для объяснения событий IV-V вв. обратился к «золотому веку» Антонинов, отыс­кав в нем зародыши будущего бедствия, — усиление произвола деспотизма императоров, подавивших инициативу масс, ростки имперской бюрократии, доведшей империю в конце концов до такого состояния, что варвары, погу-

бившие империю, могли казаться освободителями, распространение христи­анства, убившего дух патриотизма и нравственности[†††††††††].

Против этого подхода, широко распространившегося в эпоху Просвеще­ния и встреченного яростной критикой духовенства разных конфессий, выс­тупили историки-романтики, попытавшиеся реабилитировать Средневеко­вье. C их точки зрения, варвары — не дикие разрушители античной цивили­зации, на страже которой стояла Римская империя, а ее спасители, «влившие в дряхлеющее тело империи новые силы», принесшие погрязшему в рабстве миру начала личной верности и достоинства, возродившие общину, из кото­рой возникла новая государственность.

В качестве реакции на эту теорию положительного воздействия варваров на исторический процесс возник труд французского историка Фюстель де Куланжа (1830—1889) «История учреждений древней Франции». В нем про­водится мысль, что римский мир не мог быть оплодотворен варварами, дав­но уже перешедшими к оседлости и мало чем отличавшимися в обществен­ном развитии от римлян, и поэтому варварское завоевание, сколь ни велика его роль в крушении разросшегося, подобно злокачественной опухоли, госу­дарственного организма, не привело к радикальным переменам в сфере со­циальных отношений и права. Отрицая революционность перехода от антич­ности к Средним векам, Фюстель де Куланж полагал, что в основе европейс­кой цивилизации лежат римские общественные институты — крупное зем­левладение и зависимые от него непосредственные производители.

C развитием в XIX в. экономической науки стали выдвигаться экономи­ческие объяснения падения Римской империи. Была выдвинута теория обез­людения империи, катастрофического уменьшения ее народонаселения. Приверженцы этой теории собрали во множестве факты, свидетельствую­щие о быстром вымирании старой аристократии, о множестве холостяков и бездетных браков, о принимаемых императорами мерах к поощрению бра­ков, рождаемости и помощи малоимущим семьям.

Экономические причины падения Западной империи подчеркивал и крупнейший немецкий историк Э. Мейер (1855—1930). В работе «Экономи­ческая история Древнего мира» он приходит к выводу, что причиной погу­бившей империю катастрофы было не вторжение варваров, а экономическое развитие начиная со времени правления Северов, в результате которого ка­питализм сменился примитивными общественными формами.

Уже в древности получила распространение теория физического и духов­ного ухудшения человечества, обусловленного его естественным одряхлением. Современник императора Адриана Флор представляет судьбу римского наро­да как историю человеческого организма, переживающего младенчество, от­рочество, зрелость, при преемниках Августа словно бы состарившегося и пере­кипевшего, однако при Траяне «вновь зазеленевшего возвращенной юностью». На тех же позициях стоит христианский историк Лактанций, относящий, од­нако, ко времени Августа второе младенчество империи. В новое время осо-

бый социальный оттенок биологической теории придал немецкий историк О. Зеек. В своем монументальном труде «История падения Древнего мира» он трактовал обезлюдение как «истребление лучших», вследствие чего античная культура деградировала, на смену римской элите пришли потомки плебеев и рабов с их рабской моралью, с их подавленной волею к власти, с их идеологией самоотречения и презрения к миру. Духовным отцом этой теории был Фрид­рих Ницше, для которого неравенство людей — это основа человеческого бы­тия, так как люди будто бы в различной степени наделены «волей к власти».

В начале 20-х гг. XX в. Зеека поддержали казанский профессор Н. Васи­льев и американский исследователь Тенни Франк (1876—1939), считавший причиной гибели империи смешение римлян с выходцами из азиатских и африканских провинций.

Против теории обезлюдения и биологических теорий тогда же выступил М.И. Ростовцев, заметивший, что в «войнах и революциях уничтожались не только лучшие; с другой стороны, революции не всегда препятствуют тому, что за ними следует период расцвета». Ростовцев считал, что античный мир пал в результате социальной борьбы, сходной с той, которая погубила капиталисти­ческую Россию и в годы его эмиграции угрожала капиталистическому Западу. Крушение капитализма, достигшего расцвета в эпоху эллинизма и Римской империи I в. до н. э. — II в. н. э., было, по Ростовцеву, делом рук крестьянских масс, поднявшихся на борьбу против капиталистических городов.

Концепция М. И. Ростовцева встретила критику со стороны ряда запад­ных ученых. Некоторые из них доказывали, что римская буржуазия была тер­роризована скорее городскими пролетариями, чем крестьянством. Немец­кий историк Ф. Альтгейм видел корень заблуждений Ростовцева в том, что он неправильно понимал Октябрьскую революцию, строя по ней схему гибе­ли Рима, ибо целью этого переворота была индустриализация, не совмести­мая с враждой к городской культуре. Главную роль в гибели Римской импе­рии, согласно Альтгейму, сыграл варварский мир, ибо для борьбы с варвара­ми, обладавшими могущественным оружием — конницей, Риму пришлось напрячь все силы и войти в состояние гибельного кризиса.

Довоенная советская историография античности в объяснении причин гибели Западной Римской империи вынуждена была исходить из примитив­ного тезиса Сталина о «революции рабов, опрокинувшей рабовладельческий Рим». Поскольку в источниках ничто не говорило о подобной революции, видный советский историк С. И. Ковалев (1886—1960) предложил рассмат­ривать «революцию рабов» как многовековой процесс. Согласно концепции Ковалева, процесс этот был начат великими восстаниями рабов в Сицилии и восстанием Спартака, временно приостановлен на два столетия стабилиза­цией эпохи Флавиев и Антонинов, а затем вновь разгорелся и вовлек в борь­бу против рабовладельцев союзные рабам угнетенные массы крестьянства. Выступая против «модернизма» М. И. Ростовцева, С. И. Ковалев и его после­дователи были модернистами иного толка, навязывая науке умозрительную марксистскую схему социальной революции.

В вышедших еще до войны «Очерках по истории Древнего Рима» В. С. Сергеева (1883—1941) на первый план в объяснении судеб Римской им­перии выдвигается феодализация римского общества. В 1947 г. Ковалев отка­зывается от своей схемы перманентной революции рабов, и дальнейшие дис­куссии в отечественной науке пошли по пути анализа форм собственности на

землю в Римской империи и борьбы между социальными слоями и классами, связанными с этими формами собственности. Крупные земельные собствен­ники стремились к независимости от городов и от государства. Колоны выс­тупали и против крупных собственников, и против государства, подчас ока­зываясь в одном лагере с «передовым классом, феодализирующейся знатью». Эту концепцию, предложенную Е. М. Штаерман, можно считать в какой-то мере развитием и углублением взглядов М. И. Ростовцева, работы которого в то время были объектом острой критики. В отличие от Ростовцева Штаерман поддерживала концепцию общественных формаций.

Крушение коммунистического режима имело одним из своих результатов реабилитацию научных заслуг М. И. Ростовцева, посмертно вернувшегося на свою родину в ореоле мировой славы. Главным же было то, что стала ясна наду­манность схемы общественных формаций, особенно в той форме, которую ей придали Ленин и Сталин. Термин «капитализм» применительно к обществен­ным отношениям древности перестал пугать российских историков, тем более что «капитализм» Ростовцевым не понимался как аналог современного.

Главное внимание стало уделяться политическому и правовому развитию Римской империи, и последняя стала рассматриваться как уникальный орга­низм, развивающийся по собственным законам и не связанный с процесса­ми феодализации.