ГЛАВА 6. РАСЦВЕТ И ГИБЕЛЬ ДРЕВНЕГО ЦАРСТВА МАЙЯ

Пэрвым цивилизованным народом Америки, с кото­рым столкнулись испанцы в ходе завоевания земель за­падного полушария, были майя. На каменистом берегу мыса Каточ, на полуострове Юкатан, произошла проба сил двух враждующих миров, отделенных друг от друга необозримыми просторами океана.

Новый Свет интересовал испанских конкистадоров прежде всего как неисчерпаемая сокровищница, которую можно было грабить, особенно не задумываясь о буду­щем. Золото — главная движущая сила далеких заокеан­ских походов европейцев. И поскольку на территории майя запасы золота оказались ничтожно малыми, а сила сопротивления аборигенов была необычайно велика, ис­панцы бросились прежде всего в Центральную Мексику, стремясь заполучить сказочные богатства правителей Теночтитлана, накопленные ацтеками в результате мно­гочисленных походов и войн предыдущих столетий.

Когда первый европеец ступил на мексиканскую зем­лю, царство ацтеков находилось в зените своей славы, в то время как десятки независимых городов-государств майя переживали явный упадок: непрерывные междо­усобные войны, неурожаи, эпидемии опустошали некогда цветущие провинции Юкатана. Стоит ли после этого удивляться, что испанские хронисты и историки основное свое внимание уделили не майя, а ацтекам.

Со времен Христофора Колумба среди руин майяских городов успели побывать конкистадоры, священники, ис­торики, археологи, искатели приключений, географы, астрономы, инженеры — и каждый из них на всю жизнь уносил с собой неизгладимое впечатление о самобытной и яркой культуре одного из наиболее развитых народов доколумбовой Америки.

В 1576 г. некий Диего Гарсиа де Паласио во время своего путешествия в город Гватемалу обнаружил на бе­регу реки Копан величественные руины какого-то древ­него города. «Я со всем тщанием,—пишет он,—пытался выяснить у местных индейцев: нет ли в их древних пре­даниях сведений о людях, живших когда-то в этом горо­де. Но у них не оказалось книг с описанием их древней истории... Правда, они сообщили мне, что в древние вре­мена сюда пришел с Юкатана великий правитель, кото­рый построил все эти здания, но затем, бросив все, вер­нулся в родные края» Подробный отчет о своей наход­

ке Гарсиа де Паласио направил императору Филиппу II. Но и сам монарх и высшая администрация пропустили это сообщение мимо ушей.

В конце XVIII в. в глубине джунглей Чиапаса в Мек­сике был найден еще один древний город майя — Пален­ке, покинутый жителями в IX в.

В 1773 г. Паленке посетил капитан Антонио дель Рио, который впервые более или менее полно обследовал цент­ральную часть гигантского города и описал его выдаю­щиеся архитектурные памятники. В 1822 г. отчет дель Рио был переведен на английский язык и издан в Англии. Но даже занимательное повествование испанско­го офицера не вызвало заметного резонанса в научных кругах Европы, хотя именно оно вдохновило позднее американца Джона Ллойда Стефенса на поиски забытых городов майя.

В 1839 г. он отправился в глубину тропических лесов Гондураса, где по туманным сообщениям некоего сеньора Галиндо находились руины города Копана (уже откры­того испанцами в 1576 г.). Преодолев на своем пути мно­гочисленные трудности, Стефенс побывал не только в Ко­пане, но и в Паленке, Ушмале и многих других городах Древнего царства майя. Этот энергичный и талантливый исследователь изложил позднее результаты своих работ в увлекательной и яркой книге ², а поразительно точные рисупки английского художника Ф. Казервуда — посто­янного спутника Стефенса во всех его странствиях — придали ей документальную достоверность. Учитывая тот огромный эффект, который произвели на ученых Евро­пы и США находки Стефенса, можно с полным правом утверждать, что именно он пробил первую брешь в хаоти­ческом нагромождении «диких» теорий относительно до­колумбовой истории Нового Света. Затем, во второй поло­вине XIX в. французом Дезире Шарнэ, англичанами Аль­фредом Моудсли и Томасом Ганном, австрийцем Теобер- том Малером, американцами Альфредом Тоззером и Эдвар­дом Томпсоном были сделаны новые интересные открытия.

В самом конце XIX в. на территории майя начинают­ся первые археологические раскопки, которые дают спе-

циалйстаМ Массовый материал, бесстрастйо и объективно отражающий картину прошлого.

В силу разного рода причин русские ученые сделали в этой области гораздо меньше, чем могли бы. Собственно говоря, настоящий интерес к древней культуре майя в нашей стране появился лишь в последние годы, после того как Ю. В. Кнорозов и Р. В. Кинжалов опубликовали ряд ценных работ, посвященных искусству и письменно­сти³. И все же эти многообещающие исследования появи­лись не на пустом месте. В начале XX в. в Мексике побы­вал русский этнограф С. К. Патканов, описавший свое путешествие на Юкатан в ряде статей, насыщенных ин­тересными этнографическими и археологическими сведе­ниями ⁴.

Почти все наиболее выдающиеся памятники майя по­сетил и другой русский путешественник — поэт и перевод­чик К. Д. Бальмонт. Не будучи профессиональным уче­ным, он тем не менее сделал немало любопытных наблю­дений. Вот, например, как он говорит о своем посещении руин Ушмаля:

«Руины Ушмаля совсем близко от усадьбы, верстах в двух-трех. Мы поехали туда на другой день утром... Пи­рамидный храм, который называется Домом Колдуна, или Домом Карлика, хорошо сохранился. К верховной молель­не ведет крутая лестница саженей в десять... Вид с пира­миды — один из самых красивых, какие мне когда-либо приходилось созерцать. Безмерный зеленый простор. Изумрудная пустыня. Четко видятся седые здания там и сям вблизи от пирамиды. Это древние руины, священные останки погибшего величия. Здесь был когда-то могучий город. Теперь это —- царство растений. Они захватили все крутом. Они захватили и эти погибшие храмы и дворцы... И на верхней площадке, откуда жрецы глядели на при­молкшие толпы молящихся, теперь тихонько качается под ветром красивый легкий ствол, убегающий ввысь из куста могучих листьев агавы» ⁵.

Учитывая тот факт, что майя создали точный кален­дарь, иероглифическую письменность и необычайно вы­

чурную каменную архитектуру, их часто называют «ин­теллектуалами» (философами) Нового Света.

Очень долго все эти достижения рассматривались как своеобразная «вершина» развития доколумбовых амери­канских цивилизации. Некоторые ученые, особенно в США, считали, что культура майя имеет совершенно уникаль­ный характер и не похожа ни на одну из других высоких культур древности. Еще несколько лет назад в трудах са­мых авторитетных зарубежных специалистов рисовалась идиллическая картина внутренней жизни майяского обще­ства: мирные общинники-земледельцы благоденствуют под отеческим присмотром правящей элиты — аристократов и жрецов,— поставляя им продукты со своих полей и даро­вую рабочую силу для строительства дворцов и храмов.

Эти авторы избегали писать о жизни простого наро­да — подлинного творца великолепной культуры, зато не уставали восхищаться духовным миром сановников и жре­цов, сложностью их религиозных и философских воззре­ний, богатством их познаний в области астрономии, пыш­ностью их жилищ. Направляемые искусной руной таких авторов, читатели получают слишком искаженное и од­ностороннее представление о развитии древней цивилиза­ции. Они не замечают ничего, кроме твердой раковины, которую оставила погибшая жизнь в виде каменных дворцов и храмов, и делают такие же ложные выводы, к каким бы неизбежно пришел человек, видевший не жи­вую улитку, а только ее домик. Но раковина — это жест­кая геометрическая форма. Что может сообщить она о те­ле живой улитки? Точно так же, как нельзя по костям скелета судить о характере и привычках умершего челове­ка, так нельзя по субъективно подобранным и неполным археологическим фактам воссоздать подлинную картину жизни древнего общества.

Однако новые археологические открытия не оставили камня на камне от всех этих идиллических концепций. Жестокие и кровавые порядки, которые принесло с собой нарождавшееся раннеклассовое государство, бесконечные войны с соседями, беспощадная эксплуатация основной массы населения — земледельцев-общинников, чья жизнь проходила в вечном труде на полях и строительных пло­щадках,— все это, конечно, мало похоже на идиллический «золотой век».

В настоящее время о майя написаны тысячи и тысячи всевозможных исследований и книг, но, несмотря на это, три важнейшие проблемы — происхождение цивилизации майя, характер ее общества и, наконец, причины гибели городов Древнего царства в конце I тысячелетия н.

1. Происхождение цивилизации майя

В старинном эпическом повествовании «Пополь Вух», созданном народом майя-киче, рассказ о сотворении мира удивительно напоминает известное библейское предание. Много лег назад в мире «не было ничего, что существо­вало бы... была только холодная вода, спокойное море, оди­нокое и тихое... В темноте, в ночи была только неподвиж­ность, только молчание. Одни лишь Созидательница и Тво­рец, Тепеу и Кукумац, Великая Мать и Великий Отец на­ходились в бесконечных водах»⁶. Руками великих богов и были созданы впоследствии твердая земля, солнце, лу­па. Они же заселили землю различными животными, птицами и растениями. Наконец, наступил день, когда бо­ги сотворили из кукурузного теста настоящих людей — предков киче[†††].

Это, пожалуй, единственное во всей доиспанской лите­ратуре упоминание о происхождении одного из народов майя. Ни древние легенды, ни пожелтевшие от времени манускрипты не в силах помочь нам пробиться сквозь плотную пелену неизвестности, которой до сих пор окру­жены истоки майяской цивилизации. Вырвавшись из-под властной руки времени, каменные города майя словно за­стыли в немой неподвижности. И каждый такой мертвый

Архаическая статуэтка из (Гватемала, Лас Чаркас, I тие до и. э.)

город отражает лишь самый поздний этап его жизни. Сле­ды более ранней культуры погребены под многометровы­ми напластованиями последующих эпох. Да и разруши­тельная деятельность жадной тропической природы сыг­рала немалую роль в уничтожении тех следов, которые оставили после себя первые поселенцы майя в джунглях Петена и Юкатана.

Именно эти объективный трудности и породили, на наш взгляд, такую пестроту взглядов и мнений относи­тельно происхождения цивилизации майя.

Большинство археологов-американистов считало, что классическая культура майя зародилась там, где были найдены наиболее ранние образцы иероглифической пись­менности, календаря и камедаых зданий со ступенчатым («ложным») сводом, а именно —в Северной Гватемале (Петен) и прилегающих к ней областях.

Другие исследователи в качестве истоков майяской цивилизации называли побережье Мексиканского залива,

99

Каменная стела из Каминальхуйю (Гватемала, культура Мирафлорес, конец I тысячелетия до и. э.)

Центральную Мексику и даже Юго-Восточную Азию. Но вот произошло событие, которое произвело в научных кругах эффект внезапно разорвавшейся бомбы. В 1898 г. один из жителей небольшого городка Сан Андрес Туст- ла, расположенного в мексиканском штате Веракрус, как обычно, работал на табачной плантации неподалеку от города. Вдруг его внимание привлек кусочек гладко от­полированного зеленого камня, торчащего из земли. Под­няв его, он увидел, что это не просто камень, а изящная статуэтка около 24 см длиной. Она изображала толстого индейского жреца с гладко выбритой головой и широко от­крытыми глазами. Нижнюю часть его лица закрывала маска в форме утиного клюва. На плечах — короткий плащ из перьев. Вся передняя часть фигурки была ис­пещрена какими-то загадочными знаками и символами. Неграмотный, забитый индеец и не подозревал, что он держит в руках предмет, который вскоре станет од­ной из самых известных находок в археологии Нового Света.

После долгих приключений, пройдя через множество рук, нефритовая статуэтка жреца очутилась в Националь­ном музее США. И только тогда специалисты с изумле­нием установили, что колонки непонятных на первый взгляд черточек и знаков не что иное, как дата майяско­го календаря, и какая дата — 162 г. н. э.!

Следовательно, статуэтка из Тустлы изготовлена на несколько веков раньше, чем любой другой датированный предмет майя. Кроме того, находка была сделана на тер­ритории загадочных ольмеков — древних обитателей по­бережья Мексиканского залива — в 150 милях к западу от ближайшего города майя — Комалькалько. Кто же они, эти никому не известные ольмеки? И заинтригован­ные исследователи отправились в мангровые заросли мексиканских штатов Веракрус и Табаско, чтобы там, на месте, среди седых, изъеденных временем руин полу­чить ответ на мучившие их вопросы. Одна за другой стали снаряжаться археологические экспедиции в страну ольме­ков. Но наибольший успех выпал на долю археологов США, возглавляемых Мэтью Стирлингом (совместная эк­спедиция Смитсоновского института и Национального гео­графического общества). В конце 30-х — начале 40-х го­дов нашего века они обследовали обширную территорию вдоль побережья Мексиканского залива и нашли там

Стела «Ц» из Трее Сапотес (штат Вера­крус, Мексика, культура ольмеков, 31 г. до и. э.)

десятки новых памятников старины: заброшенные города, величественные каменные статуи, изящные изделия из нефрита. Загадочная культура ольмеков стала постепенно принимать вполне осязаемые формы⁷.

В 1939 г. внимание американских ученых привлекло древнее поселение Трее Сапотес (штат Веракрус). В хо­де раскопок здесь были обнаружены остатки пирамид из глины, облицованных штуком, керамика, каменные из­ваяния правителей и богов и много других интересных находок. Всеобщее изумление вызвали гигантские камен­ные головы в шлемах высотой 1,5—2 м и весом в не­сколько тонн. Кого изображали эти каменные колоссы? Каким образом древние мастера доставили в страну, со­вершенно лишенную залежей камня, огромные глыбы ба­зальта и гранита?

Вырванные из земляной темницы величественные из­ваяния, словно сфинксы, смотрели пустыми глазницами на север, туда, где на широкой площади гремели когда- то барабаны, визжали трубы из раковин и раздавалось монотонное пение жрецов во время торжественных цере­моний и празднеств. Если бы они вдруг могли загово­рить, то, бесспорно, поведали бы нам много интересного о жизни создавших их людей.

Но шли дни, а работы в древнем городе продолжа­лись. Одна за другой извлекались на свет интереснейшие находки. И вот 16 января 1939 г. лопаты рабочих глухо

ударились о какой-то каменный предмет. Очищенный от земли, он оказался обломком резной стелы, на лицевой стороне которой была высечена стилизованная голова ягуара, а на обратной — колонка календарных знаков, очень похожих на майяские. Прочтение их не составляло никакого труда: они соответствовали 4 ноября 31 г. до н. э.⁸ по европейскому летосчислению. Итак, цепь дока­зательств замкнулась. Выяснилось, что в области ольме- ков каменные стелы с иероглифическими текстами и календарными датами появились на несколько столетий раньше, чем у майя. Между тем глубокое сходство тех и других было бесспорным. Как же объяснить эти странные совпадения? Может, предки майя жили когда-то в Вера­крус и Табаско и уже потом переселились в Петен? Тог­да и родилась на свет гипотеза Мигеля Коваррубиаса, суть которой в общих чертах такова. Поскольку наиболее ранние образцы календаря и письменности майя найде­ны не на их территории, а западнее — у ольмеков, следо­вательно, и цивилизация майя возникла первоначально где-то на побережье Мексиканского залива, в штатах Ве­ракрус и Табаско. И лишь позднее, около рубежа нашей эры — в первых веках нашей эры, майя, вооруженные всеми достижениями цивилизации, пришли в Петен и на Юкатан⁹. Взгляды Коваррубиаса разделяют многие мек­сиканские исследователи (А. Касо, Р. Пинья Чан). Как правило, признаки цивилизации майя определяются в работах зарубежных исследователей на основе таких черт, как иероглифическая письменность, календарь и своеоб­разная каменная архитектура со ступенчатым сводом. «Термин «цивилизация майя»,— писал Сильванус Мор­ли,— относится исключительно к той древней культуре американских индейцев, которая характеризуется тремя вышеуказанными признаками» ¹⁰.

Таким образом, и сторонники С. Морли, и сторонники М. Коваррубиаса подменяют фактически вопрос о проис­хождении материальной культуры классической эпохи вопросом о происхождении письменности и календаря. В этом и заключен, на наш взгляд, корень всех их ошибок. К единственно же правильному решению проблемы мож­но прийти, тщательно анализируя памятники на террито­рии майя, предшествующие появлению цивилизации.

К XVI в. племена языковой группы майя занимали территорию южномексиканских штатов Чиапас, Табаско,

Кампече, Юкатана и Кинтана Роо, всю Гватемалу, Бри­танский Гондурас, западные районы Сальвадора и Гон­дураса. Эти границы примерно соответствовали распрост­ранению культуры майя и в более раннюю эпоху - в I тысячелетии до н. э.— I тысячелетии н. э. Всю эту об­ширную территорию, отличающуюся поразительным раз­нообразием природных условий, подразделяют обычно на две большие культурно-географические области: горную (Центральный Чиапас, Центральная Гватемала, Тихо­океанское побережье) и низменную (Северная Гватема­ла, Юкатан, долина реки Усумасинты и Британский Гон­дурас), которые отражают в самых общих чертах два ло­кальных варианта культуры майя.

Если мы обратимся к древнейшим памятникам, то увидим, что на большей части низменных районов майя, занятых тропическими лесами, первые следы обитания появляются не ранее начала I тысячелетия до н. э.

G другой стороны, горные районы майя имеют более древние памятники, относящиеся к периоду первого появления человека в этих местах (XII—X тысячелетия до н. э.). Затем линия непрерывного развития местной культуры прослеживается вплоть до испанского завое­вания.

Для нас особенно важно установить, когда появляют­ся здесь предки майя. В этой связи большой интерес представляют работы археологов Р. Мак-Нейша и Ф. Пе­терсона на древней стоянке в гроте Санта Марта (горный Чиапас). Наиболее ранние предметы оттуда относятся, по данным радиокарбонного анализа, к VI—IV тысячелети­ям до н. э., т. е. ко времени господства охотничье-собира- тельского хозяйства, но уже с небольшими зачатками зем­леделия.

Находки из последующих слоев позволяют предпола­гать, что определенная культура развивалась в этих местах непрерывно с VI тысячелетия до н. э. до появле­ния развитого земледелия и керамики (около 1400— 1000 гг. до н. э.). При изучении глиняной посуды из грота Санта Марта сразу же бросилось в глаза ее пора­зительное сходство с керамикой из нижних слоев боль­шого древнего поселения Чиапа де Корсо (этап Чиапа I, или Которра: 1400—1000 гг. до н. э.), расположенного неподалеку от стоянки.

В Чиапа де Корсо длинная цепь последовательно

сменявших друг друга этапов развития местной культуры доходит до середины I тысячелетия н. э., иначе говоря, до появления цивилизации. В это время Чиапас уже бесспорно населяли племена майя. Сопоставление мате­риалов двух упомянутых памятников позволяет предпо­ложить, что предки майя обосновались в Чиапасе еще за несколько тысяч лет до начала нашей эры.

Как уже говорилось выше, памятники раннеархаиче­ского этапа земледельческой культуры встречаются только в горных районах майя (см. гл. 4). Причем все они, несмотря на свою огромную удаленность друг от друга, имеют много общих, зачастую сугубо специфиче­ских черт. Это может косвенным образом свидетельство­вать о том, что уже во II тысячелетии до н. э. предки майя — создатели одной большой родственной культу­ры — занимали всю территорию горных районов от Южной Мексики до Гондураса. На рубеже II и I тыся­челетий до н. э. выходцы из горных районов майя начали освоение почти безлюдных до этого равнин Петена и Юкатана.

Самые ранние находки из низменной области майя демонстрируют поразительное сходство с изделиями древних гончаров Чиапаса и горной Гватемалы. О том, что люди, заселившие в начале I тысячелетия до н. э. лесные чащи Петена и каменистые холмы Юкатана, действительно были майя, красноречиво говорят много­численные глиняные антропоморфные статуэтки из самых ранних слоев древних майяских городов и селений. Все они имеют характерные «крючковидные» носы и искус­ственно деформированную лобную часть черепа, т. е. именно те черты, которые были свойственны внешнему облику майя вплоть до прихода европейцев. Остается выяснить, какова же дальнейшая судьба культуры, возникшей в лесах Северной Гватемалы и просущество­вавшей до самого конца I тысячелетия до н. э. Имеет ли она какое-нибудь отношение к блестящим достижениям майя, характерным уже для последующей эпохи цивили­зации?

Многие зарубежные исследователи признают факт возникновения цивилизации майя на основе местной архаической культуры. Но как только дело доходит до анализа конкретного материала, начинают недоумевать по поводу резкого качественного отличия классических

древностей майя от более скромной культуры предшест­вующего времени. А ведь это отличие отражает разные стадии развития при переходе от первобытнообщинного строя к раннеклассовому государству. Преемственность между ними прослеживается довольно четко и причем в ключевых областях материальной культуры.

Архитектура

Благодаря многолетним раскопкам древних городов майя исследователи собрали к настоящему времени мно­жество важных сведений о монументальной каменной архитектуре классической эпохи, которая, несмотря на существование ряда локальных стилей, отличается в це­лом большей однородностью, чем другие виды искусства. Это объясняется прежде всего господством на всей огром­ной территории майя единых строительных принципов. Все сооружения независимо от их назначения и размеров воздвигались на специальных насыпях-фундаментах пира­мидальной формы (стилобатах). Последние делались, как правило, из земли, глины и щебня и облицовывались свер­ху каменными плитами или слоем штука. Города и селе­ния майя имели своеобразную планировку: все здания обычно группировались вокруг прямоугольных двориков и площадей в виде самостоятельных архитектурных ан­самблей.

Эта особенность характерна для горной Гватемалы еще среднеархаического времени (1000—500 гг. до н. э.), но наиболее ярко она проявилась в последующий, поздне­архаический период. Так построены почти все крупные памятники — как в горных, так и в низменных рай­онах, — которые содержат материалы этого этапа: Тикаль, Вашактун, Алтарь Жертв, Каминальхуйю и т. д. Во мно­гих городах Древнего царства важнейшие религиозные и административные здания находились на вершине и скло­нах естественного или искусственно созданного холма — «акрополя».

Но, пожалуй, самой специфической чертой монумен­тального зодчества древних майя было использование ступенчатого свода. И хотя в целом архитектура класси­ческого периода изучена довольно хорошо, по вопросу о месте и времени происхождения ступенчатого свода споры долго не прекращались.

Тикаль. Главная площадь города с Храмами I и II после раскопок и реставрации (вид с самолета)

Американские ученые С. Морли и А. Смит, ссылаясь на то, что ранние образцы каменных зданий со ступенча­тым сводом появляются впервые в Петене и Британском Гондурасе, пришли к выводу о местном их происхождении примерно в 300—400 гг. н. э.

Но вот в 1962 г. в городе Алтарь Жертв на северо-за­паде Петена внутри пирамиды позднеархаического вре­мени нашли древнюю гробницу, сложенную из тесаных блоков красного песчаника. Перекрытие ее было сделано с использованием ступенчатого свода. Многочисленные обломки глиняной посуды, извлеченные из внутренней части пирамиды, относились, по местной периодизации,

Фигурный глиняный сосуд из Каминальхуйю (Гватемала, культура Эсперанса, 200—500 гг. н. э.)

к этапу Планча, что соответствует приблизительно 300— 200 гг. до н. э.

Точно такие же гробницы обнаружены и при раскоп­ках другого крупного города древних майя — Тикали. Ар­хеологи из музея Пенсильванского университета (США), вот уже 10 лет ведущие там исследования, считают, что эти гробницы со сводом сооружены в I в. до н. э. (100— 25 гг. до н. э.).

Следовательно, на территории Петена первые образцы простых каменных построек со ступенчатым сводом по­явились еще в позднеархаическое время. В дальнейшем по мере развития технического мастерства майя стали применять ступенчатый свод и при строительстве более крупных зданий — храмов и дворцов. О том, что это про­изошло довольно скоро, свидетельствует находка в Тикале руин небольшого каменного храма со сводчатым перекры­тием, датируемого рубежом нашей эры.

По наблюдениям Уильяма Ко — неизменного руково­дителя экспедиции Пенсильванского университета (США) в Тикале,—первые зачатки монументальной каменной ар­хитектуры со стенами из тесаного камня, облицовкой пз белого штука относятся к 200 г. до н. э. (этап Чуен). При­мерно в это же время здесь был сооружен гигантский «ак­рополь» высотой свыше 70 м, плоскую вершину которого увенчивали многочисленные храмы и дворцы с резными гребнями на крышах (300—200 гг. до н. э.).

Письменность и календарь

Как известно, каменные стелы с календарными дата­ми, записанными по системе «длинного счета», считаются важнейшим признаком классической цивилизации майя. Поэтому поиски истоков письменности и календаря всег­да занимали значительное место в работах западных ис­следователей. В настоящее время положение вещей при­мерно таково: древнейшей стелой с календарной датой в низменных районах майя является стела № 29 из Тикаля, найденная в 1959 г. (292 г. н. э.). Вместе с тем несколько монументов с более ранними датами, записанными по системе майяского календаря, обнаружено за пределами Петена — общепризнанного центра майяской цивилиза­ции. Это прежде всего стела «Ц» из Трее Сапотес (штат Веракрус, культура ольмеков), имеющая дату, соответст­

вующую 31 г. до н. э. Именно на этом основании ряд уче­ных утверждает, что майя заимствовали письменность и календарь у своих соседей ольмеков и, следовательно, ци­вилизация Петена развивалась под значительным ольмек- ским влиянием. Между тем новые археологические дан­ные позволяют взглянуть на эту сложную проблему со­вершенно под иным углом зрения.

Во-первых, не так давно в Чиапа де Корсо (Централь­ный Чиапас — исконно майяской области — была найде­на стела № 2 (36 г. до н. э.). Во-вторых, целая серия стел с ранними датами обнаружена и в других западных областях майя, на Тихоокеанском побережье и в горной Гватемале: стела № 1 из Эль Бауль (37 г. н. э.), стела № 2 из Коломба (около 41 г. н. э.), обломок стелы из Ками- нальхуйю (этап Мирафлорес) и т. д.

Следовательно, к началу нашей эры во всех западных областях, населенных племенами языковой группы майя, существовала вполне сложившаяся и зрелая традиция возводить стелы с календарными надписями, представляв­шими собой систему черточек-точек и различных иерогли­фических знаков. И только в Петене — центре будущей классической культуры майя — таких монументов до сиу пор не найдено. Там, как уже говорилось, «письменная» история начинается лишь с конца III в. н. э. Что это — случайное совпадение, роковое невезение или же законо­мерное явление, обусловленное определенными историче­скими причинами,—сказать пока трудно. Во всяком слу­чае, если майя Петена и заимствовали откуда-то свою си­стему письма и календарь, то естественнее предположить, что не у ольмеков, а у своих западных соседей — горных майя, близких им по культуре и родственных этнически.

Имеющиеся в нашем распоряжении хотя и немного­численные пока, факты позволяют пролить свет и на дру­гой аспект этой проблемы: речь идет о процессе складыва­ния системы письма у древних народов Мезоамерики. До сих пор обнаружить какие-либо зачатки его не удава­лось. Одни ученые считали, что письмо майя сразу изоб­рел какой-то один гениальный человек, жрец-мыслитель. Другие утверждали, что наиболее ранние образчики майяс­кой письменности, запечатленные на дереве и на листьях, безвозвратно погибли.

В ходе раскопок древнего поселения Чиапа де Корсо в слоях этапа Гуанакасте (250 г. до н. э. — 0 г.) был обна-

Резной каменный алтарь из Киригуа (Гондурас, культура майя, I тысячелетие н. э.)

ружен кувшин с росписью, похожей на знаки майяской письменности. Большой обломок керамики более раннего этапа — Франсеса (450—250 гг. до н. э.) покрывали тако­го же рода письмена, нанесенные резьбой. В материалах этапа Франсеса содержалась и еще одна поразительная на­ходка — плоская глиняная печать с цифрой 8, изображен­ной по системе черточек-точек.

Наконец, эти же загадочные знаки, которые можно условно пока назвать «протописьменностью», покрывали керамические сосуды этапа Ч\гканелъ (вторая половина I тысячелетия до н. э. или 400—100 гг. до н. о.) из раско­пок в Тикале.

Не меньший интерес вызвала и другая находка из Ти­кали. При расчистке настенных росписей в здании 5Д-Суб. 10-1 было установлено, что одного из изобра­женных там персонажей в богатой одежде и вычурном головном уборе украшал иероглиф календарного знака «Акбаль» (название дня в ритуальном календаре майя).

Каменная скульптура божества на фасаде храма (Копан, Гондурас, 770 г. н. э.)

Стела «Е» из Киригуа (Гондурас)

Резной алтарь-монолит из Киригуа

Вся постройка и заложенная под ней Гробница 167 дати­руются по методу Си 25 г. до н. э.

Итак, истоки письменности и календаря прослежи­ваются теперь во всех трех основных очагах культуры майя (Чиапас, горная Гватемала, Петен) уже с позднеар­хаического времени (300—200 гг. до н. э.). И не столь важно, в конце концов, заимствовали ли жители той или иной области майя окончательный вариант календарной системы и письменности у своих соседей, родственных им по языку и культуре, или же изобрели его самостоятельно. По-видимому, здесь имело место слияние двух потоков: местная инициатива и обмен идеями между всеми тремя областями.

Конечно, приведенные выше факты не исключают возможности дальнейшего исследования затронутой темы.

Специалисты, непосредственно сталкивающиеся с архео­логическим материалом, могут без труда увеличить число примеров, доказывающих наличие прямой преемственно­сти между архаической культурой и цивилизацией майя. Но основной вывод от этого не изменится: важнейшие черты майяской цивилизации зародились в недрах мест­ной раннеземледельческой культуры предшествующего времени.

2. Характер общества майя в эпоху Древнего царства

(I тысячелетие н. э.)

Вопрос о социальном строе у майя в I тысячелетии н. э. и тесно связанный с ним вопрос о появлении госу­дарства — наиболее трудные и запутанные вопросы древ­ней истории Мезоамерики. Это объясняется и необычай­ной сложностью самой проблемы, и скудостью источников, освещающих ее. Поэтому прежде чем говорить о возникновении классового общества майя и о формиро­вании у них государственной власти, необходимо ясно представить себе характер того общества и государства, с которым столкнулись на Юкатане испанские завоевате­ли. Материалы археологических работ в Чичен-Ице, Майяпане, Тулуме и т. д., а также сведения, почерпну­тые из испанских и индейских хроник, позволяют воссоздать более или менее полную картину социальной и государственной структуры у юкатанских майя в XVI в.

К моменту появления испанских каравелл у побе­режья Мексики территория Юкатана была поделена между несколькими небольшими государствами («про­винциями»), во главе которых стояли собственные правящие династии. Наиболее могущественными среди них были династии Шиу (провинция Мани), Кокомов (провинция Сотута) и Кануль (провинция Ах Кануль). Между отдельными провинциями велись постоянные войны в целях захвата добычи и рабов. Вся полнота власти внутри такого государства сосредоточивалась в руках правителя — «халач-виника». Власть его считалась наследственной и передавалась от одних членов дина­стии к другим. Кроме того, что «халач-виник» управлял своей провинцией и руководил внешней политикой, он яв­лялся верховным военачальником и исполнял некоторые религиозные функции. В словаре Мотуль термин «халач-

виник» трактуется как «епископ, верховный судья, прави­тель» и «комисарио» (блюститель религиозных правил).

В полной собственности правителя находились об­ширные плантации фруктовых деревьев и какао, обра­батывавшиеся рабами и разорившимися общинниками, а с подвластного ему населения провинции он взимал еще различные дани и налоги.

Административную и судебную власть в небольших городах и селениях осуществляли «батабы», назначав­шиеся непосредственно «халач-виником». При них на­ходился особый совет из наиболее богатых и уважаемых лиц города. Чиновники-исполнители назывались «хольпо- нами». С их помощью «халач-виник» и «батаб» непосред­ственно управляли страной. Самую нижнюю ступень в административной лестнице занимали мелкие должност­ные лица — «тупиль», исполнявшие полицейские функции.

Представители знати (аристократии), составлявшей правящий класс, получали все наиболее важные полити­ческие должности. К этому классу следует отнести не только сановников, но и военных вождей, наиболее богатых торговцев и общинников, а также жречество. Жрецами становились обычно сыновья самих жрецов или же младшие отпрыски знатных фамилий. Жречество играло громадную роль в общественной жизни, поскольку в его руках были сосредоточены руководство религиозным культом, письменность, календарь, зачатки научных знаний и почти все искусство. Верховный жрец, главный советник «халач-виника», назначал жрецов в селения, а те в свою очередь служили советниками «батабов». Будучи единственными знатоками календаря, жрецы указывали сроки земледельческих работ.

Класс свободных общинников, к числу которых отно­сились земледельцы, охотники, рыбаки, ремесленники и мелкие торговцы, т. е. подавляющее большинство населе­ния, был, по-видимому, неоднородным и расслаивался на зажиточную и обедневшую группы, о которых у нас, к сожалению, очень мало данных. Например, Ланда, описывая планировку типичного майяского городка, сообщает, что в центре, вокруг храмов и площадей, находились дома высших сановников и жрецов, затем шли дома знати, наиболее богатых и уважаемых людей и, наконец, на окраинах ютились хижины остальных жителей¹¹. Томас Лопес Медель, завершивший свой труд

Ритуальная маска с ин­крустациями из нефри­та и раковин (Тикаль, I тысячелетие н. э.)

всего 10 лет спустя после завоевания Новой Испании, рассказывает о бедняках, которые работали на землях правителей и аристократов, но не были, по-видимому, рабами. Интересные сведения на этот счет содержатся в испанских хрониках XVI в., повествующих о майяском племени Поком в горной Гватемале. Там, в частности, говорится, что в число свободных общинников («алах») входили как богачи («кохмил»—«богатый человек, име­ющий в своем доме все в изобилии и которому всегда везет»), так и бедняки («кокбеталь», или «кульвач»,— «неудачники, не имеющие собственности и ни на что не способные; они столь же ничтожны и жалки, как и семена хлопка») ¹².

В XVI в. на Юкатане имелось и много рабов, большая часть которых принадлежала знати или правителю. Основную массу их составляли мужчины, женщины и

Настенные росписи в одной из гробниц Тика ля (V в. н. э.)

дети, захваченные в плен во время частых войн (знатных пленников обычно приносили в жертву богам или же отпускали за выкуп). Однако общая доля рабского труда в экономике Древнего царства майя была незначительна, поскольку он почти не использовался в земледелии.

Таким образом, из сообщений испанских хроник и индейских информаторов можно заключить, что к началу Конкисты общество юкатанских майя четко подразделя­лось на два основных класса: правящий класс — светская и духовная знать и угнетенный — свободные земледель­цы-общинники.

Примерно такую же картину наблюдаем мы у майя и в более раннюю эпоху —в I тысячелетии н. э. Анализ мотивов богатого классического искусства майя, плани­ровка и общий характер поселений и городов, наличие пышных царских гробниц и ряд других важных призна­ков позволяют предположить, что во главе общества тех времен стояла светская аристократия и необычайно могущественное жречество, основной политико-админи­стративной единицей был город-государство (или объеди­нение городов-государств) с подвластной ему земледель­ческой округой, вся полнота власти внутри государства принадлежала светскому правителю или царю («халач- винику» постклассических времен). Царь и царская власть, видимо, обоготворялись (мотив «царя-победителя» в классическом искусстве майя и погребения с особо пышным ритуалом и заупокойными храмами), что кос­венно указывает в свою очередь на существование деспотической формы правления наподобие той, что известна нам в фараоновском Египте и городах-государ­ствах Шумера. В целом классическая цивилизация майя очень близка по своему характеру древнейшим очагам высоких культур Старого Света (Месопотамия, Египет, Индия и т. д.), хотя их разделяет огромный отрезок времени в 3—4 тысячелетия.

3. Причины гибели Древнего царства майя

К концу IX в. н. э. жизнь в городах майя на большей части низменных районов прекращается вовсе или же начинает угасать. Причины этой гигантской по масшта­бам катастрофы до сих пор остаются неясными. На

протяжении всего каких-нибудь 100—150 лет наиболее густонаселенная и развитая в культурном отношении область Мезоамерики приходит в запустение. В качестве возможных причин катастрофы называли землетрясение, изменение климата, эпидемии, крах майяской системы земледелия, насильственное переселение, восстание угне­тенных и иноземное нашествие. Наименее вероятно, что города Древнего царства погибли в результате землетря­сения: Петен, как известно, лежит вне пояса активной вулканической деятельности.

Не выдерживает критики и тезис о катастрофическом уменьшении дождевых осадков. Последние геохимические и ботанические исследования в Петене показали, что незначительное сокращение общего количества дождевых осадков, действительно наблюдавшееся в конце классиче­ского периода, никак не могло серьезно отразиться на культуре майя, а тем более привести ее к гибели.

Версия о повальных эпидемиях малярии и желтой лихорадки тоже несостоятельна, так как обе указанные болезни не были известны в Новом Свете до прихода европейцев.

Одной из наиболее распространенных оставалась до последнего времени гипотеза об упадке системы майя­ского земледелия, оказавшегося не способным обеспечить потребности растущего населения. Это предположение впервые выдвинули биологи из департамента земледелия США, а позднее его развил С. Морли. В своей книге «Древние майя» он пишет: «Непрерывное уничтожение леса для использования расчищенной площади под посе­вы кукурузы постепенно превратило девственные джун­гли в искусственные саванны, покрытые высокой травой. Когда этот процесс закончился и вековой тропический лес был почти целиком сведен и заменен искусственно созданными лугами, то земледелие в том виде, как оно до сих пор практиковалось у древних майя, пришло в упадок, поскольку у них не было никаких земледельче­ских орудии (мотыг, кирок, борон, заступов, лопат и плугов). Замена девственного леса саваннами, созданны­ми руками человека, осуществлялась очень медленно, вызывая, в конце концов, упадок тех городов, в которых она достигла критического состояния. Этот процесс протекал не одновременно, а в разных местах по-разно­му в зависимости от таких причин, как размеры населе­

ния, длительность пользования землей и общее плодоро­дие прилегающих областей. В этом крахе, бесспорно, сыграли свою роль и другие неблагоприятные факторы, следующие обычно по пятам голода — народные восста­ния, кризис власти и религиозные ереси. Однако весьма вероятно, что именно это экономическое банкротство и послужило главной причиной гибели Древнего царства майя» ¹³.

Но исследования в различных районах территории майя заставляют пересмотреть основные положения С. Морли. Прежде всего возникает вопрос —- действитель­но ли майя исчерпали свои обширные резервы невоз­деланных земель? Известный американский археолог А. Киддер установил, что почва долины реки Мотагуа в Гондурасе ежегодно обновляется во время паводков и, значит, эти земли можно было возделывать постоянно (то же в долинах других крупных рек — Усумасинты, Улуа и т. д.). Другой авторитетный специалист по куль­туре майя Эрик Томпсон во время обследования архео­логических памятников Петена заметил, что пустующие земли («мильпы») немедленно зарастают тропическим лесом, а не травами. Они полностью восстанавливают свое плодородие в течение 4—6 лет.

Далее С. Морли утверждает, что истощение земель должно было произойти сначала в более древних центрах. Однако, к примеру, такой город, как Тикаль, который, судя даже по датированным стелам, существовал 6 веков, приходит в упадок гораздо позднее (в 869 г. н. э.), чем более молодые центры в бассейне Усумасинты. Кроме то­го, последние исследования ботаников и специалистов в области земледелия в районе озера Петен-Ица (Петен) показали, что здесь до сих пор господствует подсечно-ог­невое земледелие, мало чем отличающееся от земледелия древних майя. Причем ему свойственны высокая про­дуктивность и стабильность, что позволяет обеспечить довольно густое население (от 100 до 200 человек на 1 кв. милю). На основе этих данных американская ис­следовательница Урсула Коугилл пришла к выводу, что гипотеза С. Морли несостоятельна¹⁴.

И, наконец, Эрик Томпсон связывает упадок класси­ческих центров майя с внутренними социальными потрясениями. Задавленные тяжким гнетом правящей верхушки жрецов земледельцы, в конце концов, не

- выдержали и восстали, изгнав или уничтожив своих при­теснителей. После этого архитектурное строительство и сооружение монументов с датами в городах прекрати- лисЬ) хотя какое-то население в них все же продолжало существовать.

Э. Томпсон ссылается при этом на факт умышленного уничтожения и порчи лиц ряда скульптурных монумен­тов в Пьедрас Неграсе. Во время последних раскопок в Тикале археологи также нашли несколько скульптурных монументов с умышленно поврежденными лицами. Кроме того, часть древних стел и алтарей была в конце класси­ческого периода передвинута со своих первоначальных мест, повалена или разбита. Отсюда делается вывод о восстаниях земледельцев против гнета правящей элиты аристократов и жрецов¹⁵.

Все это само по себе не вызывает особых возражений. Крупные социальные потрясения —- неизбежные спутники любого классового общества — действительно могли по­служить причиной внезапной гибели некоторых класси­ческих центров майя.

И все же, на наш взгляд, ближе всего к истине гипотеза, связывающая гибель Древнего царства с на­шествием чужеземных племен. Гватемальский исследова­тель Рафаэль Хирард называет в качестве виновников центральномексиканские племена пипиль¹⁶, другие уче­ные — загадочных тольтеков, обосновавшихся затем в X в. н. э. на Северном Юкатане (Чичен-Ица).

По мнению советского ученого Ю. В. Кнорозова, ка­тастрофа, постигшая майя, была вызвана крупными пе­редвижениями племен в конце позднеклассического пери­ода. Около 700 г. н. э. в результате особенно большого вторжения варваров гибнет Теотихуакан — важнейший культурный центр Мексики в классическую эпоху. Жите­ли Теотихуакана и его союзники переселяются на восток и юго-восток. Происходит как бы цепная реакция: мно­гие народы Мезоамерики покидают давно насиженные места. Это первая западная волна миграций в сторону майя. Вторая — тольтеки. Именно давление этих при­шлых племен привело, в конце концов, к гибели городов майя¹⁷

Обычно противники вышеизложенных взглядов вы­двигают два аргумента: в городах майя нет никаких сле­дов разрушений и битв; завоевание Юкатана тольтеками

Изображение «мексиканского» воина на стеле 31 (Тикаль, Ш—VI в. н. э.)

не привело к исчезновению всех жителей майяских горо­дов, как это случилось в южных районах.

Что касается первого довода, то мы должны вспомнить о той методике исследований, которую применяют обыч­но западные археологи: раскопки храмов, описание скульптурных монументов и эпиграфики занимают льви­ную долю в комплексе их работ, тогда как основные райо­ны города остаются не изученными. Кроме того, нужно учитывать и особенности планировки майяских городов: отсутствие внешнего кольца укреплений, разбросанность отдельных архитектурных комплексов на большой терри­тории и т. д. И тем не менее уже сейчас мы имеем пря­мые доказательства наличия чужеземных элементов в городах майя, полностью вытеснивших, в конце концов, местную культуру. Речь идет об открытиях американских археологов в городе Алтарь Жертв (Петен). Оказалось, что там в самом конце позднеклассического периода на смену исчезнувшим классическим традициям майя прихо­дит совершенно новый культурный комплекс, получив­ший название Химба. Он характеризуется керамикой и терракотой исключительно центральномексиканских ти­пов. Обилие этих чужеземных материалов и полное отсутствие майяских свидетельствует о смене культуры и населения в городе около 900 г. н. э.¹⁸ На островах озера Яшха в Петене американский археолог Джеймс Буллард обнаружил руины сотен жилищ и храмов постклассиче­ского времени, которые были построены майя, укрыв­шимися в этой естественной крепости от нашествия толь­теков. Следы заметного тольтекского влияния представ­лены также в городах Топоште, Тайясаль и Санта Рита.

Что касается второго аргумента, то надо сказать, что, во-первых, и в южных районах майя жители полностью не исчезли. По свидетельству испанских хроник, в XVI в. в низменных районах проживало немало людей, хотя и не в столь большом количестве, как в классическую эпоху. Известно, что Кортес во время своего знаменитого похода в Гондурас встретил там много селений и городков. Мел­кие независимые государства майя в Петене и на юге Юкатана существовали вплоть до конца XVII в. Часть населения, судя по письменным источникам и легендам, была пришлой. Но другую часть составляли потомки жителей городов классического периода. Кроме того,

Центрально-мексиканские влияния

в культуре майя (Тикаль)

а — деталь стелы 4 с маской бога дождя Тла- лока; б — фрагмент теотихуаканской террако­товой статуэтки

отсутствие архитектурного строительства и исчезновение датированных стел отнюдь не означают еще, что жизнь в горрдах майя в конце I тысячелетия н. э. полностью прекра­тилась.

Сейчас мы располагаем уже бесспорными доказа­тельствами того, что даже в таких крупных и древних центрах, как Тикаль и Вашактун, какое-то население сохранялось в течение постклассического периода. Об этом свидетельствуют находки на территории городов поздних типов керамики, перестановка, уничтожение и порча древ­них скульптурных монументов, ограбление тайников и гробниц классического времени. Не приходится сомневать­ся в том, что такие открытия по мере расширения раскопок будут сделаны и в других классических городах. Эта кар­тина как нельзя лучше соответствует гипотезе об инозем­ном нашествии. Только массовое вторжение неприятель­ских племен могло привести к резкому сокращению насе­ления и гибели культуры такой огромной области, какой была область майя в конце I тысячелетия н. э. Продви­гаясь с запада на восток по наиболее выгодным и легко­доступным направлениям, орды захватчиков постепенно опустошали земли майя. Один за другим гибли майяские города. Дольше всего держался Тикаль — великолепная и гигантская по размерам столица майя. Это свидетель­ствует о том, что географическое положение в самом цен­тре Древпего царства, в глубине непроходимых джунглей, и сила сопротивления на какое-то время сдержали чужеземцев, но не могли окончательно спасти город от нашествия врага. У большинства народов древности вой­ны велись для захвата рабов и добычи. Поэтому не прихо­дится удивляться, что.в результате вторжения мексикан­ских племен население в низменных районах майя резко сократилось (одни были убиты во время военных дей­ствий, других увезли в плен победители). По-видимому, и другие мезоамериканские цивилизации классического периода (Теотихуакан, сапотеки) стали жертвами анало­гичных явлений. Не исключено, что известную роль в гибели классической культуры майя сыграли внутрен­ние социальные потрясения, ослабившие силу их сопро­тивления вражескому нападению ¹⁹.