Свинопас Франсиско — покоритель Перу
Имя двоюродного брата завоевателя Мексики Эрнана Кортеса — Франсиско Писарро, тоже эстремадурца, чудовищно выносливого и невероятно настойчивого честолюбца — навсегда вошло в историю как имя одного из покорителей «империи» инков в Перу.
Если родители Э. Кортеса, надеясь, что в будущем он станет гордостью семьи, послали его в Саламанку учиться в университете, то о судьбе Франсиско Писарро (между 1470 и 1475—1541) никто не заботился. Он был незаконнорожденным, а в католической Испании внебрачный ребенок считался тяжким грехом. Отцу, пехотному офицеру высокого ранга, он был не нужен. Отреклась от него и мать,
Франсиска, чье имя он получил при крещении. Ему вообще не пришлось учиться, и с детских лет он был вынужден трудиться. Франсиско Писарро, уроженец городка Трухильо, стал свинопасом. Рано уйдя в солдаты, он стал «ландскнехтом» и зарабатывал на жизнь, познавая военную науку в Италии и Наварре, а затем оказался в Севилье, на юге Испании, где вербовались команды испанских каравелл, направлявшихся в Америку.
Франсиско Писарро
Америку корабли. Проводы
Здесь, в аванпорте Севильи — гавани Сан-Лукар-де- Баррамеда, лежащей в устье Гвадалквивира,— стояли на якорях готовые к отплытию в каждой экспедиции справлялись в Севилье пышно и торжественно. Парадное шествие открывали музыканты с флейтами и свирелями, за ними следовали монахи с горящими свечами в руках, потом снова музыканты с тромбонами и трубами и снова монахи. Затем появлялись виновники торжества — конкистадоры: в первых рядах всадники, за ними шеренги аркебузиров и арбалетчиков (помимо шпаг на перевязи, они несли подставки для аркебуз и колчаны с острыми стрелами для грозных стальных арбалетов). Последними шли щитоносцы с небольшими круглыми щитами в руках. Во главе шествия вели огромных свирепых псов — андалусских догов, натасканных на травлю и кровавую расправу с индейцами.
В Новом Свете без них — наследников славы знаменитой породы собак римских легионеров — не обходился ни один поход, они выслеживали индейцев и принимали участие в битвах; их зубы и когти причиняли не меньший урон, чем мечи и пули их хозяев. Наиболее отличившиеся из
них, т. е. растерзавшие наибольшее число индейцев, Леон си ко и Бесерильо, «вошли в историю», получив в награду почетную приставку «дон» к имени, означавшую дворянский титул.
Большинство солдат были в полотняных и меховых куртках (хубонес), в длинных штанах (вельветовых, бархатных, полотняных) и легкой обуви из пеньки (альпаргатах). Головы их украшали каски из оленьей кожи, чем-то похожие на древнеримские шлемы, и береты с пышными перьями. Замыкал эту яркую процессию обоз с разными припасами, за которым шли те, кому вверялась забота об удобствах и здоровье этого воинства: лекари, сапожники, портные. Под восторженными взглядами зевак люди грузились в лодки и плыли вниз по течению Гвадалквивира в аванпорт.
Там делалась перекличка. И кто только ни отзывался — кастильцы и баски, фламандцы и немцы! Разноязычный гул приводил в смятение капитанов, с трудом наводивших порядок среди плохо понимавших друг друга людей. Наступал момент прощания с испанской землей: в окрестном монастыре каждый конкистадор приносил присягу верности испанскому королю, губернатору и капитану, которому он непосредственно подчинялся. Наконец корабли выходили в Атлантику, и если плавание проходило благополучно, то примерно через 40 дней конкистадоры оказывались в Новом Свете.
Естественно, и любитель приключений Франсиско Писарро в составе одной из таких экспедиций в 1510 г. уехал в Эспаньолу. Отсюда с экспедицией Алонсо де Охеды он отправляется в Южную Америку, потом оказывается в Панаме и в поисках сказочно богатого «Пиру»1 принимает участие в легендарном походе Васко Нуньеса де Бальбоа через Панамский перешеек, в результате которого в 1513 г.
был открыт Тихий океан. Позднее, предав Бальбоа, он продолжит поиски золота, посвятив всю свою жизнь воплощению маниакальной идеи: найти и ограбить неведомую, необычайно богатую страну...^Не исключено, что это всего лишь исковерканное название, полученное от слияния индейского названия колумбийской реки Биру и индейского слова «непу* (река). Хотя возможны и другие варианты.
Диего де Альмагро
В 1522 г. Панаму снова взбудоражили слухи о золотоносной стране «Пиру», лежащей где-то на юге, принесенные экспедицией испанца Паскуаля де Андогойи из Колумбии. Одновременно стало известно, что горстка конкистадоров, возглавляемая Эрнаном Кортесом, несказанно обогатилась, покорив «империю» ацтеков. Все это чрезвычайно заинтересовало неграмотного свинопаса и уже опытного вояку и авантюриста Франсиско Писарро, алчущего несметных богатств таинственной «Пиру». В отличие от Кортеса, действовавшего в одиночку, Писарро для организации экспедиции ищет сообщников.
Сначала их было трое — все из Панамы: Франсиско Писарро — военный и идейный руководитель похода; молчаливый Диего де Альмагро (1470?—1538) — невежественный и жестокий воин (он вербовал солдат и снаряжал суда), и, наконец, третий — хитрый, одаренный коммерческим талантом священник Бернардо (Эрнандо) де Луке — «банкир» их предприятия.
Сколотив капитал (около 20 тыс. золотых испанских песо), необходимый для кампании, 10 марта 1524 г. все трое отправились к панамскому нотариусу, чтобы подписать договор (за безграмотных Писарро и Альмагро это сделали Хуан де Паньес и Альваро де Кирос), по которому они взаимно обязались разделить между собой поровну все бо
гатства, что найдут в неизвестной им стране. После этого каждый из них занялся своим делом.
Долгое время экспедиции не были удачными. В результате на поиски и завоевание Перу Ф. Писарро потратил значительно больше времени, чем Кортес на свой поход в Мексику.
Во время первой, разведывательной, экспедиции (1524) Писарро и Альмагро, раздельно плывя на двух кораблях вдоль западного побережья Южной Америки на юг, претерпели много приключений и лишений, не раз подвергались смертельной опасности (Альмагро индейская стрела выбила глаз), потеряли половину отряда из 200 человек, но дальше Колумбии не продвинулись. Чтобы продолжить плавание на юг, пришлось вернуться назад, в Панаму, за подкреплением и провиантом.
Ловкость и красноречие вложившего в дело все свои сбережения патера Луке сломили сопротивление губернатора Панамы Педрариаса Давилы, всячески препятствовавшего подготовке новой экспедиции. И в 1526 г. оба конкистадора с небольшим отрядом из 160 человек, прихватив нескольких лошадей, снова отправились на двух кораблях вдоль западного побережья Южной Америки — дальше на юг, в «Пиру». На этот раз им повезло больше. По мере того как увеличивалось количество захваченного золота, у конкистадоров росла уверенность в том, что они приближаются к границам «золотой страны». Во время похода они узнали об очень богатой стране Тумбес (на самом деле, один из северных портов Тауантинсуйю), в которой якобы дворец властителя был выстроен из золота. Однако для дальнейшего продвижения на юг (а они достигли лишь устья реки Сан-Хуан в районе 4° с. ш.) необходимо было пополнить команды кораблей и запастись провизией. Поэтому Альмагро вернулся в Панаму. Тут-то его и арестовали по приказу губернатора, получившего от неизвестного записку в стихах (позднее в этом подозревали матроса по имени Сарабиа: в ту эпоху многие занимались сочинительством доносов... в стихотворной форме):
Губернатор* Взгляни ненароком, Чтобы взгляд твой сюда проник: Заготовщик у вас под боком, С нами остался мясник1.
«Заготовщиком* был Альмагро, а «мясником* — Писарро, Отправленный губернатором на остров Гальо инспектор Хуан Тафур должен был арестовать и каудильо экспедиции — Франсиско Писарро, но не вышло. В который раз все решила истинно «бульдожья* хватка бывшего свинопаса.
Не мог Франсиско остановиться на полпути и уступить добычу другим, когда она уже, казалось, была так близка. Одержимый идеей разбогатеть, Писарро принимает отчаянно смелое решение. Собрав свой отряд, он острым концом своего меча проводит на земле, прямо перед собой, черту и, показывая на ту часть, которая находится за чертой, говорит, что там смерть, голод, труд, водные преграды и пустыни, которые придется преодолевать, но это путь к... богатству! По другую сторону черты — спокойствие и безопасность — этот путь лежит в Панаму и к... нищете. Свой выбор он сделал давно — Ф. Писарро переступает черту... За ним последовало еще 16 человек: Николас де Рибера, Педро де Кандиа, Хуан де Торре, Алонсо Брисеньо, Кристобаль де Перальта, Алонсо де Трухильо, Франсиско де Куэльяр, Алонсо де Молина, Бартоломе Руис, Доминико де Сориа Люсе, Педро Алькон, Антон де Каррион, Мартин де Пас, Гарсиа де Херес, Франсиско Родригес и Херонимо (или Алонсо) де Рибера. Таким образом, несмотря на красноречие Ф. Писарро, лишь 16 человек решили продолжить поход за золотом «Пиру*. В сентябре 1527 г. они остались ждать подкрепления на острове Гальо, затем в поисках пропитания и пресной воды перебрались на другой остров — Горгона. А остальные... благополучно вернулись в Панаму.Только через семь долгих месяцев, в течение которых приходилось есть что попало, нередко на себе проверяя, ядовиты или нет найденные коренья и плоды, фанатичный Ф. Писарро (недаром же соратники уважительно называли
Inca Garcilaso Vega de la. Historia general del Peru: Obras completes del Inca Garcilaso de la Vega. Madrid, 1965. T. 3. P. 28.
его гигантом воли и физической стойкости) и горстка смельчаков получили подкрепление и наконец отплыли на юг. Через некоторое время экспедиция достигла Тумбеса. Выменяв на несколько поросят, петуха и курицу много золота и изумрудов или получив и то и другое просто в дар, Писарро повернул обратно. Богатство могло быть еще большим, если бы испанцы не проверяли подлинность огромного количества выменянных изумрудов весьма оригинальным способом — ударом молотка! Тогда в Европе так поступали с алмазами, но изумруд — не алмаз! В результате все изумруды оказались расколоты невежественными конкистадорами.
В начале 1528 г. Писарро и его команда вернулись в Панаму. Но организовать новый поход не удалось. Прослышав о золотом «Пиру», новый губернатор Панамы уже имел свои виды на эту страну и был категорически против экспедиции Писарро. Последовав совету сметливого патера Луке, в апреле 1528 г. Франсиско Писарро с грудой тумбесского золота направился в Толедо к королю Карлу I (как император — Карл V).
В Испании его визит к королю оказался как нельзя кстати. Карлу снова — в который уже раз! — нужны были деньги, очень много денег. Он победил в сражении под Павией своего вечного соперника в Европе — французского короля Франсиска I, усмирил папу Клемента, искавшего союза с его врагами, но все эти успехи обеспечили недолговечный покой только на западных и южных окраинах гигантской империи. (Границы Священной Римской империи Карла V тянулись от Австрии до Нидерландов, от Италии до Северной Германии.) На востоке уже собирались тучи: два года назад под Мохачем турки полностью уничтожили венгерскую армию, причем на поле битвы пал и венгерский король Л ай ош II: своеобразное буферное государство между империей султана и империей Карла V просто перестало существовать. Турецкие полчища могли вторгнуться в страну в любую минуту. Необходимо было срочно обеспечить защиту Вены.
Помимо военной опасности, Карла V волновало положение внутри империи. Некоторые немецкие князья хотели
видеть на троне другого императора, а тем временем неплохо наживались на смуте, порожденной религиозной реформацией и спорами о вере; крупные торговые города в соответствии с изменением своих интересов то поддерживали Карла, то отворачивались от него; крестьянские волнения, продолжавшиеся уже не одно десятилетие, переросли в 1525 г. в войну, охватившую огромные районы Германии. Усмирить крестьян стоило больших усилий даже для сверхдержавы Карла V.
В огромной империи имелось бесчисленное множество других проблем, для решения которых нужны были ум, энергия, дипломатические способности и самое главное — деньги, деньги, много денег...
Огромные богатства, награбленные Эрнаном Кортесом в Мексике, на какое-то время наполнили императорскую казну, но, как гласит старая пословица: «Денег может быть много, но никогда не может быть достаточно*. Поэтому Карл с большим интересом и с возрастающей благосклонностью выслушал допущенного к нему на аудиенцию весьма подозрительного пожилого Франсиско Писарро.
Этот старый вояка обещал главное — золото! Горы золота, быть может, даже больше, чем было захвачено в Мексике. Его императорское величество абсолютно не интересовало, как это золото будет добыто, какими средствами благородные металлы будут получены и каким образом доставлены в его императорскую сокровищницу. В свое время он не спрашивал об этом и Кортеса... Когда Франсиско Писарро наконец закончил интригующее повествование о своих многолетних приключениях и грандиозных планах, император Священной Римской империи уже принял решение. Согласие его величества обрекало неведомую дальнюю страну на разграбление алчной бандой ненасытных конкистадоров.
Карл прекрасно знал, что лучшие куски растерзанной «империи* инков рано или поздно достанутся ему, «волки* (конкистадоры) обязательно перегрызутся между собой, деля несметные сокровища. Как показали дальнейшие события, испанский король был тонким психологом, предвидя финал перуанской эпопеи.
Началась подготовка к экспедиции. Однако «шестерни* государственной машины крутились медленно, очень медленно. Приходилось «смазывать* их то тут, то там, обещая долю в будущей добыче то тому, то другому. Контракт на завоевание Новой Кастилии (Перу) составлялся ровно год и получил название «Толедская капитуляция*.
В те времена каждый конкистадор, возглавлявший экспедицию для завоевания заокеанских земель, заключал с испанским королем особую «капитуляцию* (договор или контракт). Договор давал право на завоевание и заселение той или иной части Нового Света и одновременно разрешение на организацию экспедиции, наем кораблей, покупку лошадей, оружия, фуража, провианта и, наконец, на вербовку ее участников. Учитывая, что минимальный состав экспедиции определялся в 320 человек (40 дворян-идальго, 20 офицеров, 100 пехотинцев, 30 моряков, 20 золотоискателей и... 30 женщин, а с вербовкой последних возникали наибольшие трудности: мало кто из портовых девиц соглашался ехать за тридевять земель), каждая такая экспедиция за океан была дорогостоящим удовольствием, а оплачивать ее приходилось самому конкистадору. Издержки будущего завоевателя компенсировались наличием в договоре длинного списка званий и почестей. Завоеватели становились губернаторами, генерал-капитанами земель, оклад же им назначался за счет доходов от провинций, которые еще предстояло завоевать.
Свои интересы корона ограждала с помощью самых драконовских требований. Прежде всего в ее пользу взималась знаменитая королевская пятина от любой добычи: золота, рабов, драгоценных камней и т. п. Королевская доля доходила до половины, когда речь шла о золотых украшениях, найденных в захоронениях. Короне принадлежало и одно украшение из числа тех, что снимались с тела каждого убитого индейского воина. Особые королевские чиновники неукоснительно следили за тем, чтобы королевская казна исправно пополнялась. Сколько отчаянных конкистадоров подверглось преследованиям и сколько их было казнено по приговору королевского суда за сокрытие или умаление проклятой королевской доли! Поистине на кабальных усло
виях подписывали конкистадоры договоры с испанскими монархами на завоевание и открытие новых земель. А ведь зачастую, отправляясь в заморские края, они подвергались смертельному риску. К тому же все, что они добывали в походах, делилось между ними отнюдь не поровну...
Франсиско Писарро как главный организатор предприятия сумел выторговать себе львиную долю будущих богатств и многие титулы: пожизненный губернатор (аделантадо), капитан-генерал, главный судья (альгвасил), рыцарь с золотыми шпорами Ордена святого Яго (Якова) и др.
Для двух своих компаньонов Писарро удалось добиться гораздо меньшего. Диего Альмагро должен был получить должность коменданта крепости портового города Тумбеса, дворянский титул и годовое жалованье в размере /5 жалованья Писарро. Патеру Луке пришлось довольствоваться всего лишь звучными титулами — епископ Тумбеса и «покровитель перуанских индейцев». Его годовое содержание по сравнению с жалованьем Писарро было просто ничтожным. В дальнейшем такая несправедливость сыграла роковую роль в судьбе всех без исключения организаторов походов в Перу.
Перед возвращением в Панаму Франсиско посетил свою родину — Трухильо, где не был 20 лет. Здесь его встретили как героя. Четверо его братьев (по отцу: Эрнандо — единственный законный сын его отца, Гонсало и Хуан, как и он,— побочные сыновья; Мартин — брат по матери) охотно завербовались в его отряд завоевателей «Пиру*. Повидался Писарро и со своим уже невероятно прославившимся и неслыханно разбогатевшим двоюродным братом — Эрнаном Кортесом. О чем они говорили, неизвестно, но честолюбивый и непомерно тщеславный Франсиско, вероятно, был серьезно задет оглушительным успехом кузена.
В Панаме не все шло так гладко, как хотелось бы Писарро. Только в январе 1531 г. уже почти 60-летним стариком Франсиско Писарро вновь, в третий раз, отплыл на юг — в «Пиру». Наконец высадившись в Тумбесе (3° ю. ш.), Франсиско с братьями и двумя уже известными ветеранами конкисты в Америке (в частности, в Никарагуа) — Эрнандо де Сото и Себастьяном Белалькасаром (Беальаль-
касаром или Беналькасаром) — в сопровождении отряда из 280 человек, с 27 лошадьми (по другим сведениям, у него их было 62) и огромной сворой лютых андалусских догов достиг Тауантинсуйю, где в то время шла смертельная борьба за престол между двумя враждующими братьями — У ас к аром и Атауальпой.
...Пленив законного правителя инков — Уаскара, победу одержал мятежный Атауальпа. Но брат свергнутого Инки — Манко успел бежать и стал готовиться к реваншу. Чувствуя неустойчивость своего положения, бастард Атауальпа начинает повсеместное и поголовное уничтожение чистокровных инков (одних только братьев и сестер у него было около двухсот!). Лишь физическое устранение всего клана инков открывало ему законный путь к трону Тауантинсуйю. Сейчас трудно сказать, скольких он уничтожил, потому что убивали не только воинов-мужчин, но и женщин, детей, стариков и даже беременных женщин. Особо зверски он расправлялся с многочисленными беременными женами и наложницами Уаскара: неродившихся детей заживо вырывали из чрева матерей. Плененного Уаскара заставляли смотреть на эти жестокости.
Знаменитый хронист Инка Гарсиласо де ла Вега со слов очевидцев (своей матери — пальи и ее брата — инки) записал следующее:
«Жен, сестер, теток, племянниц, двоюродных сестер и мачех Уаскара вешали на деревьях и на очень высоких виселицах... одних подвешивали за волосы, других — пропуская веревку под мышками, а других — отвратительными способами, о которых мы умолчим ради приличия, им давали их детей, которых они держали в руках; они держали их, пока могли, а когда они падали из их рук, их добивали дубинками; других подвешивали за одну руку, других — за обе руки, других — за пояс, чтобы пытка длилась бы долго и они как можно медленнее умирали... Мальчиков и девочек убивали постепенно — по стольку-то каждую четверть месяца, совершая над ними великие жестокости...»
Инка Гарсиласо Вега де ла. История государства инков. Л., 1974. С. 636—637.
Вероятно, убиты были десятки (или даже сотни) тысяч людей. Полагают, что в некоторых городах и провинциях был убит каждый пятый или даже каждый третий житель. В результате «империя» инков в самый ответственный момент истории, когда испанские конкистадоры приблизились к ее границам, оказалась ослабленной жуткой братоубийственной войной. Положение испанцев облегчалось еще и тем, что инки увидели в них посланцев богов, разгневанных злодеяниями Атауальпы, пленившего собственного брата — законного Сапа Инку Уаскара — и истребившего множество инков. Так жестокость Атауальпы обернулась против него.
Обо всем этом узнал Франсиско Писарро. Прекрасно понимая, что более удобного случая может и не представиться, он решил выступить немедленно. Благодаря «курьерской службе» Атауальпа был прекрасно осведомлен о любом шаге незваных гостей, поэтому пока он выжидал, стесненный борьбой за власть с братьями, надо было действовать быстро и решительно. Не встречая сопротивления, 24 сентября 1532 г. Ф. Писарро решительно устремился вперед, вглубь Тауантинсуйю, на юго-восток страны — в горный город Ка- хамарку, в окрестностях которого в то время располагалась временная резиденция Атауальпы...
Этот поход, как и все другие испанские завоевательные экспедиции вглубь неведомой Америки, сопровождался грабежом и чудовищными насилиями.
По праву сильного испанцы отбирали себе среди индеанок самых красивых — тех, у кого была светлая, золотистая кожа, упругая грудь, стройные ноги. И хотя многие из индеанок, узнав об этом пристрастии белолицых пришельцев, стремились скрыть свои прелести (обмазываясь глиной, прикрывая бедра и грудь лохмотьями), бесстыжие христиане-головорезы продолжали упорствовать: они сдирали с индеанок одежды, ощупывали, словно лошадей на базаре. Самым красивым тут же ставили небольшое, но заметное клеймо на подбородке, щеке или около губ, чтобы
все видели и знали, кто их владелец. Женщины, молодые и красивые, были для испанцев, особенно для невежественной и грубой солдатни, не менее желанной добычей, чем вожделенное золото. Именно они в первую очередь становились жертвами разнузданной конкистадорской братии. Свидетель конкисты в Перу Буэнавентура де Салинас писал: «Все селения полны незаконнорожденных метисов, являющихся живым свидетельством насилий, прелюбодеяний и разврата, виновники которых — жестокосердные люди, во множестве стекающиеся сюда*1.
Особо зверским насилием над «невестами солнца* из кахасского «монастыря* отличились сорвиголовы из передового отряда, возглавляемого Эрнандо де Сото.
Симпатичный, смуглый и статный Эрнандо де Сото, уроженец Вильянуэвы (из Баркарроты), был талантливым и опытным военачальником. Солдаты любили своего командира за смелость и удачливость: прекрасно владея конем и любым оружием, в сражении он был одинаково хорош верхом и пешим. Эрнандо отличался феноменальной храбростью и стоил в бою десятерых. После Гонсало Писарро, брата знаменитого завоевателя Перу, Эрнандо де Сото, бесспорно, был лучшим воином среди лихих конкистадоров Нового Света. Разбогатев в результате походов в Перу, он стал губернатором острова Куба. Испанский король по достоинству оценил его заслуги, возведя новоиспеченного губернатора в рыцари высшего кастильского Ордена святого Яго, но Эрнандо де Сото не довелось узнать об этой высочайшей милости... Он погиб в расцвете сил, 42-летним, во время знаменитого, но бесславного похода (1540—1541)
ІЦит. по: Коль X. Олива
де. Сопротивление индейцев испанским кон
кистадорам. М., 1988. С. 83.
по бескрайним просторам великой североамериканской реки Миссисипи, так и не отыскав легендарных, сказочно богатых «Семи городов Сиболы*.
Бесконечные переходы сменяли друг друга. По крутым горным тропинкам, по перекинутым через пропасти мостам ползла стальная «змея» — отряд закованных в доспехи испанцев... Воины с опаской осматривались: горные укрепления пусты, дороги исправны, не загромождены преградами; висячие мосты не разорваны, каменные не разрушены — никаких следов сопротивления. А ведь приближение испанцев не могло оставаться в тайне: днем и ночью с дальних горных вершин доносился глухой прерывистый бой сигнальных барабанов, вспыхивали сигнальные огни — донесения об испанцах передавали правителю «империи»...
Почему же им, неведомым пришельцам «с громом и молнией в руках», восседающим на невиданных «четвероногих зверях», позволяют беспрепятственно продвигаться вперед?
Много повидавшие конкистадоры в какой-то мере уже были знакомы с логикой жителей континента. Быть может, это ловушка: небольшой отряд испанских головорезов хотят заманить вглубь страны и там уничтожить? Вряд ли, ведь индейцы уже хорошо усвоили, что опасно навлекать на себя месть белых людей, так как они исключительно жестоки и коварны. Бели расправиться с крохотным отрядом, на смену ему может прийти гораздо более сильная карательная экспедиция. Возможно, «император» инков замыслил нечто, подобное тому, что попытался проделать неудачник Монтесума с коварным Кортесом: показать всю мощь своей страны, могущество армии и отбить у них всякую охоту к завоеваниям? Как известно, Кортеса запугать не сумели... Почти два месяца под пронизывающим ледяным осенним ветром зловещая стальная «змея» безостановочно ползла в горы, упрямо преодолевая заснеженные хребты и перевалы.
В конце концов 16 ноября 1532 г., через восемь лет после начала экспедиций в страну золота «Пиру», они — Инка Атауальпа и испанец Ф. Писарро — встретились. Это
произошло в Кахам арке, рядом с которой находился Атауальпа со своим двором и гвардией.
Разузнав о многочисленных войсках Инки (по некоторым данным их было чуть ли не 50 тыс.), Франсиско решил воспользоваться богатым опытом своего двоюродного брата — Эрнана Кортеса — завоевателя ацтеков, коварно пленившего Монтесуму. На центральной площади Кахамарки, где предстояла встреча с Инкой, испанцы устроили засаду из 62 всадников (или, по другим сведениям, 37) и 102 пехотинцев. Когда все было готово к «дружественному» приему Инки, появились его первые представители, и лишь к вечеру пожаловал он сам, на золотом паланкине, издали похожем на золотой замок, во главе пяти-шеститысячного отряда отборных воинов. Как рассказывал позднее один из очевидцев этих событий, на каждого конкистадора приходилось по столько инкских солдат, что иные из них от страха непроизвольно мочились в штаны. После отказа Атауальпы ознакомиться с Библией (точнее, с молитвенником), протянутой доминиканским монахом Висенте де Вальверде из отряда Франсиско Писарро, по знаку последнего началась дикая бойня! Аркебузы (по некоторым данным, пушек не было, а аркебузами были вооружены лишь немногие солдаты отряда Ф. Писарро), стальные арбалеты, специально тренированные свирепые боевые псы и кавалерия быстро сделали свое кровавое дело: от 2 до 3 тыс. индейцев было перебито, а Атауальпа пленен. По свидетельствам очевидцев, из испанцев никто не пострадал, кроме самого Франсиско Писарро, якобы во время дележа золотого паланкина Атауальпы случайно раненного ножом в руку своими же соотечественниками.
Любыми способами Сапа Инка жаждал освобождения и, наивно полагая, что от испанцев можно откупиться, предложил Писарро фантастическую сделку. В обмен на свободу он обещал наполнить золотом на высоту вытянутой вверх руки помещение, в котором находился в заточении. История еще не знала столь выгодных сделок! Писарро, естественно, принял это невероятное предложение. На уровне, до которого Инка достал рукой (примерно 235 см), он обвел все помещение (около 30 м2) красной чертой и дал ему два месяца на выполнение обещанного. В Кахамарку стали рекой сте
каться сокровища. Добыча составила около 6 т золота и около 12 т серебра. По одному из источников, выкуп был оценен в 4 605 670 золотых испанских дукатов1. Столько сокровищ не захватывал даже его кузен, завоеватель Мексики Эрнан Кортес!
Сегодня трудно судить, было ли это все золото инков или только его часть, причем, может быть, весьма небольшая. Существует предание, по которому один из вдохновителей инкского сопротивления испанцам — Инка Манко II — так оценивал золотой запас Тауантинсуйю: высыпав на стол бокал кукурузных зерен, он сказал, что испанцам удалось захватить лишь малую толику инкского золота, равную одному-единственному зернышку кукурузы из этого бокала. Остальное золото осталось у инков...
К великому сожалению, золото из выкупа за Инку Ата- уальпу было полностью переплавлено, и драгоценнейшие шедевры ювелирного искусства Тауантинсуйю оказались навсегда утраченными для человечества. А для испанцев наступил самый волнующий и ответственный момент — дележ награбленного...
Если в результате раздела добычи офицеры Писарро стали миллионерами, а рядовые солдаты-конкистадоры превратились в обладателей состояний, равных состояниям некоторых европейских герцогов либо графов (каждому кавалеристу досталось по 8880 золотых песо и 181 фунт серебра, а каждому пехотинцу — 4440 золотых песо и около 90 фунтов серебра), то сам Ф. Писарро получил более 300 кг золота (около 85 тыс. золотых испанских песо)! Королевская пятина составила более 1 т золота и 2,5 т серебра! «Пострадали» только Диего де Альмагро и его наемники: им всем досталось лишь около 500 кг золота.
Золота у всех участников перуанской кампании стало так много, что должник отдавал долг своему кредитору не деньгами, а золотом, не взвешивая, прикидывая на глазок! Далеко за пределами Перу разошлась история о солдате Серро де Легисано, проигравшем в кости за одну ночь
XIX в. его оценили бы в 15 млн долларов, а в середине XX в.— уже в 150 млн.
солнечный диск иа чистого золота. (Кстати, именно с этим случаем связано возникновение испанской поговорки: «Проиграть солнце до рассвета».)
А наивный Инка Атауальпа так и не получил желанной свободы... Ф. Писарро решил убить его, но «законным» путем. Для этого был образован показной суд, сфабриковано обвинение в язычестве, многоженстве, убийстве брата Уас- кара и во многих других грехах.
По одной версии, оказавшись в плену, Атауальпа, опасаясь, что Уаскар воспользуется этим и вернет себе потерянный престол, приказал своему верному военачальнику Чилько-Чиму убить его. По другой версии, Уаскар, прослышав о предложенном Атауальпой выкупе, тайно направил своего верного человека к Франсиско Писарро с обещанием вдвое большей дани за утерянный инкский трон. Но Атауальпе успели донести об этом, и он приказал казнить брата: его то ли задушили в темнице, то ли утопили (скорее, утопили, так как, по поверью инков, только утопленник никогда не воскресает).
В испанских хрониках нет единодушия: то ли 24 июня, то ли 26 июля, то ли 29 августа 1533 г. Атауальпа был казнен на центральной площади города Кахамарки, печально известного расправой над инками в ноябре 1532 г. За послушание и принятие христианства (при крещении он получил имя Хуана де Атауальпы) Великий Инка был не сожжен, а повешен (по некоторым данным, обезглавлен). Это «устроило» Инку, так как по местному поверью бессмертие после окончания земной жизни было возможно лишь тогда, когда тело умершего бальзамировалось. После гибели Атауальпы началось разнузданное разграбление сказочно богатой «империи»...
Золото инков не принесло его новым хозяевам счастья. Между ними начались междоусобицы, продолжавшиеся без малого на протяжении четверти века...
Первым в 1536 г. погиб в сражении с индейцами Хуан Писарро. Затем в 1538 г. высокомерный и жестокий Эрнандо
Писарро вероломно пленил и казнил уже престарелого Диего де Альмагро. Позднее за это убийство Э. Писарро попал на 23 (!) года в темницу замка Ла Мот в городе Медина-дель- Кампо (Испания), причем его не спасли никакие деньги — откупиться не удалось. Он вышел на волю глубоким стариком.
В 1541 г. сын Альмагро отомстил за подлое убийство своего отца, убив сначала Мартина Писарро, а затем в новой столице Перу Лиме (тогда Сьюдад де лос Рейес, или Город королей) — бывшего свинопаса Франсиско Писарро, а теперь сиятельного и могущественного маркиза де Атавильос (или де Чаркас), богатейшего человека Нового Света (его убили 26 июня 1541 г. ударом ножа прямо за столом во время ужина)... А в 1542 г. сторонники Ф. Писарро убили Альмагро-младшего. ..
Дольше всех из братьев Писарро продержался у власти в Новом Свете Гонсало. Он стал единовластным правителем всех завоеванных братьями земель (Новой, или Золотой, Кастилии) и сумел отомстить за их гибель. Незаурядный вояка, но посредственный дипломат, он распространил свою власть даже на далекую Панаму. Но в конце концов своим могуществом Гонсало стал опасен испанскому королю и... участь его была предрешена: в результате интриг и заговоров он был арестован и 10 апреля 1548 г. казнен. Таков печальный финал кровавой одиссеи братьев Писарро, циничных и жестоких покорителей Перу, богатейшего государства Южной Америки — Тауантинсуйю. Подсчитано, что в междоусобицах конкистадоров погибло больше, чем за всю почти 35-летнюю конкисту в Перу...
С захватом в 1532 г. войсками Ф. Писарро города Куско и казнью в 1533 г. тринадцатого «императора» инков — Атауальпы «империя* Тауантинсуйю, просуществовав почти век, рухнула, но сопротивление испанским захватчикам продолжалось еще долго.
В тот день, когда солдаты Франсиско Писарро пленили Атауальпу, в окрестностях Кахамарки стояла в полной боевой готовности пятитысячная армия эквадорских воинов под началом брата неудачливого Инки — Руминъяуи (Ра- миньяуи). По залпам аркебуз он догадался, что его «венце
носный» брат угодил в ловушку, хитроумно расставленную белолицыми бородачами. Вопреки логике Руминьяуи не спешит спасать Инку, а, наоборот, стремительным маршем уходит как можно дальше на север.
Сегодня трудно судить, чего в этом спорном решении было больше: горячей поспешности или холодного рассудка. Было ли это предательством, или эквадорский «принц» понял бесперспективность борьбы с малоизвестным врагом без основательной подготовки? Вдобавок ко всему он демонстративно отказался от участия в выкупе Атауальпы, сочтя это бесполезным. (Как показали дальнейшие события, Руминьяуи оказался прав.) После гибели Атауальпы Руминьяуи стал правителем северной части Тауантинсуйю — эквадорского «царства» со столицей Кито. (Позднее он сумел оказать достойное сопротивление отряду одного из старших офицеров Франсиско Писарро — Себастьяна Белалькасара.)
Одним из первых смело взялся за оружие прославленный военачальник Атауальпы — Кискис. (Другой сподвижник Атауальпы — талантливый полководец Чилько-Чим попал в плен к испанцам и был сожжен заживо.) Разумно оценив свои возможности и несомненное превосходство противника в вооружении, выбрав тактику партизанской войны в горах, где инки чувствовали себя в своей стихии, а испанцы с непривычки задыхались от нехватки кислорода, он нанес им ряд ощутимых поражений, умело подстраивая в горах ловушки, засады, камнепады. К несчастью, ему сильно помешала кусканская «партия» инков, возглавляемая братом погибшего Уаскара — Инкой Манко. Мстя за брата и преследуя свои династические и политические цели, он сначала активно помогал Писарро в борьбе против своих же соотечественников, считая Кискиса — полководца покойного эквадорского бастарда Атауальпы — заклятым врагом истинно законных претендентов на трон Тауантинсуйю — чистокровных инков из Куско.
Даже серьезные поражения не заставили Кискиса сложить оружие. К сожалению, вскоре этот бесстрашный сын инкского народа пал жертвой разногласий в кругах военной аристократии инков: копье повздорившего с ним другого эквадорского полководца Уайна Палкона оборвало жизнь героя многих битв и походов. Отвага его соратников не
смогла заменить огромный опыт и недюжинный талант глупо и безвременно погибшего стратега. После трагической гибели Кискиса некогда могучая «эквадорская» армия Та- уантинсуйю распалась и была рассеяна испанцами...
Некоторое время спустя вспыхнуло новое восстание. На этот раз его возглавили сторонники династии из Куско, наконец-то осознавшие, что испанцы вовсе не собираются восстанавливать справедливость и попранные эквадорским полукровкой Атауальпой права законной инкской династии. Руководил восставшими новый Инка, брат Уаскара — Манко. Как известно, сначала он оказался на стороне испанцев и даже был приближен к братьям Писарро, в 1533 г. объявившим его единственно законным Великим Инкой. Воспользовавшись доверительными отношениями с испанцами, хорошо изучив своих врагов, Манко под предлогом доставки для Эрнандо Писарро из потайной пещеры золотой статуи своего отца Великого Инки Уайна Капака уехал из ставки Э. Писарро и... исчез. Собрав большую армию (около 200 тыс. человек), в апреле 1536 г. он осадил город Куско, где комендантом в то время был Хуан Писарро, другой брат предводителя конкистадоров. В результате ожесточенной атаки инки захватили на некоторое время «царскую» крепость Саксахуаман и убили Хуана Писарро. Отправленные Франсиско Писарро на подмогу осажденным в Куско испанцам три отряда конкистадоров под началом его ближайших соратников, опытнейших командиров (Гонсало де Тапиа, его однофамильца Диего Писарро и Хуана де Киньонеса) были полностью разбиты. Кольцо осады угрожающе сужалось...
В боях Манко умело использовал огнестрельное испанское оружие, заставив нескольких пленных испанцев служить ему в качестве оружейников, артиллеристов и пороховых дел мастеров. Он даже собрал небольшой конный отряд, воспользовавшись захваченными у испанцев лошадьми. Манко проявил себя талантливым военачальником: его войска были организованы по европейскому образцу, сам он был одет и вооружен на испанский манер, ездил верхом и сражался испанским оружием. Удачно сочетая приемы индейского («бомбардировки» летающими кострами) и европейского военного искусства, он добивался больших военных
успехов. Под стать ему были и другие военачальники, например Кисо Юпанки и Чири Манчи. И все же в этой ожесточенной борьбе Манко был обречен на поражение.
Б ответ на отчаянные призывы Франсиско Писарро о военной помощи к нему начали прибывать крупные военные подкрепления из Центральной Америки, Мексики, с Кубы и даже из Испании.
Один только губернатор Гватемалы, бывший офицер Кортеса, печально известный злодей Педро де Альварадо, за 100 тыс. песо продал Писарро 12 кораблей с 500 вооруженными головорезами. Длившуюся более 10 месяцев осаду города Куско пришлось снять из-за начавшегося в огромной армии Манко голода и предательства его ближайших соратников, подкупленных испанцами.
В 1538 г. в районе Амайбамба индейская армия понесла значительный урон от хорошо вооруженного отряда однофамильца губернатора Гватемалы — Алонсо де Альварадо. Чудом избежав плена, Манко укрылся в высокогорных и малодоступных районах Перу, откуда продолжил борьбу за независимость своего народа. В 1539 г. здесь было создано так называемое Новоинкское Царство с центром в исключительно труднодоступном городе Вилькабамба. Отсюда совершались непрерывные набеги на испанцев. Попытки же конкистадоров проникнуть в этот укрепленный район приводили к тому, что не один индейский Иван Сусанин, пожертвовав жизнью, заводил испанские карательные отряды в непроходимые джунгли или к гибельным обрывам...
После смерти Манко в 1544 г. (по некоторым данным, он был предательски убит подосланным испанцами наемным убийцей) восстание поочередно возглавляли его сыновья, среди которых особенно прославился молодой, талантливый военачальник — Великий Инка Тупак Амару I. Но в конце концов и Тупак потерпел поражение, попал в плен и 4 октября 1572 г. был обезглавлен. Имя его навсегда осталось в народных индейских преданиях как символ национальной независимости,..
Вооруженная борьба с европейскими захватчиками с переменным успехом продолжалась более 35 (!) лет. Восстание
было подавлено окончательно, когда самого покорителя Перу — Франсиско Писарро — уже давным-давно не было в живых1.
Еще по теме Свинопас Франсиско — покоритель Перу:
- Официальный текст "Требования", переданного Франсиско Писарро для осуществления Завоевания Перу (8 марта 1533)
- Доклад об открытии королевства Перу, составленный Диего де Трухильо, вышедшим вместе с губернатором доном Франсиско Писарро и другими капитанами, начиная с того момента, как они прибыли в Панаму в 1530 году, и в котором также сообщается обо всех их походах и происшествиях вплоть до 15 апреля 1571 года.
- Херес, Франсиско Лопес де
- Писарро Гонсалес, Франсиско
- Толедо-и-Фигероа, Франсиско де
- Авила, Франсиско де.
- Гомара, Франсиско Лопес де
- Фернандо де Монтесинос. «Древние исторические и политические памятные сведения о Перу» (1642-1644)
- СЕВЕР ГОРНОЙ ОБЛАСТИ ПЕРУ В I ТЫС. Н.Э.
- Франсиско де Авила. «Боги и люди Варочири»
- Письма Маркиза дона Франсиско Писарро.
- Хуан де Саманос. Доклад о первых открытиях Франсиско Писарро и Диего де Альмагро, 1526.
- Документы, связанные с Франсиско де Авила, «искоренителем язычества» (1608 г.)
- Грамота Франсиско Писарро об энкомьенде для Диего Мальдонадо, [Куско,] 15 апреля 1539.
- ЮГ ПОБЕРЕЖЬЯ ПЕРУ В КОНЦЕ I ТЫС. ДО Н.Э. - НАЧАЛЕ II ТЫС. Н.Э.
- ЮГ ГОРНОЙ ОБЛАСТИ ПЕРУ И БОЛИВИЙСКОЕ ПЛОСКОГОРЬЕ В СЕРЕДИНЕ II ТЫС. ДО Н.Э. - НАЧАЛЕ II ТЫС. Н.Э.
- СЕВЕР ПОБЕРЕЖЬЯ ПЕРУ В КОНЦЕ I ТЫС. ДО Н.Э. - I ТЫС. Н.Э.
- Доклад о религии и обрядах Перу, составленный первыми священниками Августинцами, направившимися туда для обращения местных жителей в христианство [1560].
- Первая часть хроники Перу, рассказывающая об установлении границ и описании ее провинций, о закладке новых городов, об обрядах и обычаях индейцев, и о других достойных упоминания вещах. Составлена Педро де Сьеса де Леоном, жителем Севильи. 1553 год.