<<
>>

Свинопас Франсиско — покоритель Перу

Имя двоюродного брата завоевателя Мексики Эрнана Кортеса — Франсиско Писарро, тоже эстремадурца, чудо­вищно выносливого и невероятно настойчивого честолюб­ца — навсегда вошло в историю как имя одного из поко­рителей «империи» инков в Перу.

Если родители Э. Кортеса, надеясь, что в будущем он станет гордостью семьи, послали его в Саламанку учиться в университете, то о судьбе Франсиско Писарро (между 1470 и 1475—1541) никто не заботился. Он был незаконнорож­денным, а в католической Испании внебрачный ребенок считался тяжким грехом. Отцу, пехотному офицеру высо­кого ранга, он был не нужен. Отреклась от него и мать,

Франсиска, чье имя он получил при крещении. Ему вообще не пришлось учиться, и с детских лет он был вынужден трудить­ся. Франсиско Писарро, уроже­нец городка Трухильо, стал свинопасом. Рано уйдя в сол­даты, он стал «ландскнехтом» и зарабатывал на жизнь, по­знавая военную науку в Ита­лии и Наварре, а затем ока­зался в Севилье, на юге Испа­нии, где вербовались команды испанских каравелл, направ­лявшихся в Америку.

Франсиско Писарро

Америку корабли. Проводы

Здесь, в аванпорте Се­вильи — гавани Сан-Лукар-де- Баррамеда, лежащей в устье Гвадалквивира,— стояли на якорях готовые к отплытию в каждой экспедиции справлялись в Севилье пышно и тор­жественно. Парадное шествие открывали музыканты с флей­тами и свирелями, за ними следовали монахи с горящими свечами в руках, потом снова музыканты с тромбонами и трубами и снова монахи. Затем появлялись виновники тор­жества — конкистадоры: в первых рядах всадники, за ними шеренги аркебузиров и арбалетчиков (помимо шпаг на пе­ревязи, они несли подставки для аркебуз и колчаны с острыми стрелами для грозных стальных арбалетов). По­следними шли щитоносцы с небольшими круглыми щитами в руках. Во главе шествия вели огромных свирепых псов — андалусских догов, натасканных на травлю и кровавую расправу с индейцами.

В Новом Свете без них — наследников славы знаменитой породы собак римских легионеров — не обходился ни один поход, они выслеживали индейцев и принимали участие в битвах; их зубы и когти причиняли не меньший урон, чем мечи и пули их хозяев. Наиболее отличившиеся из

них, т. е. растерзавшие наибольшее число индей­цев, Леон си ко и Бесерильо, «вошли в историю», получив в награду почетную приставку «дон» к имени, означавшую дворянский титул.

Большинство солдат были в полотняных и меховых курт­ках (хубонес), в длинных штанах (вельветовых, бархатных, полотняных) и легкой обуви из пеньки (альпаргатах). Го­ловы их украшали каски из оленьей кожи, чем-то похожие на древнеримские шлемы, и береты с пышными перьями. Замыкал эту яркую процессию обоз с разными припасами, за которым шли те, кому вверялась забота об удобствах и здоровье этого воинства: лекари, сапожники, портные. Под восторженными взглядами зевак люди грузились в лодки и плыли вниз по течению Гвадалквивира в аванпорт.

Там делалась перекличка. И кто только ни отзывался — кастильцы и баски, фламандцы и немцы! Разноязычный гул приводил в смятение капитанов, с трудом наводивших порядок среди плохо понимавших друг друга людей. На­ступал момент прощания с испанской землей: в окрестном монастыре каждый конкистадор приносил присягу верности испанскому королю, губернатору и капитану, которому он непосредственно подчинялся. Наконец корабли выходили в Атлантику, и если плавание проходило благополучно, то примерно через 40 дней конкистадоры оказывались в Новом Свете.

Естественно, и любитель приключений Франсиско Пи­сарро в составе одной из таких экспедиций в 1510 г. уехал в Эспаньолу. Отсюда с экспедицией Алонсо де Охеды он отправляется в Южную Америку, потом оказывается в Па­наме и в поисках сказочно богатого «Пиру»1 принимает участие в легендарном походе Васко Нуньеса де Бальбоа через Панамский перешеек, в результате которого в 1513 г.

был открыт Тихий океан. Позднее, предав Бальбоа, он продолжит поиски золота, посвятив всю свою жизнь воп­лощению маниакальной идеи: найти и ограбить неведомую, необычайно богатую страну...

^Не исключено, что это всего лишь исковерканное название, полученное от слияния индейского названия колумбийской реки Биру и индейского слова «непу* (река). Хотя возможны и другие варианты.

Диего де Альмагро

В 1522 г. Панаму снова взбудоражили слухи о золото­носной стране «Пиру», лежащей где-то на юге, принесенные экспедицией испанца Паскуаля де Андогойи из Колумбии. Одновременно стало известно, что горстка конкистадоров, возглавляемая Эрнаном Кортесом, несказанно обогатилась, покорив «империю» ацтеков. Все это чрезвычайно заинте­ресовало неграмотного свинопаса и уже опытного вояку и авантюриста Франсиско Писарро, алчущего несметных бо­гатств таинственной «Пиру». В отличие от Кортеса, дейст­вовавшего в одиночку, Писарро для организации экспеди­ции ищет сообщников.

Сначала их было трое — все из Панамы: Франсиско Пи­сарро — военный и идейный руководитель похода; молча­ливый Диего де Альмагро (1470?—1538) — невежественный и жестокий воин (он вербовал солдат и снаряжал суда), и, наконец, третий — хитрый, одаренный коммерческим та­лантом священник Бернардо (Эрнандо) де Луке — «банкир» их предприятия.

Сколотив капитал (около 20 тыс. золотых испанских песо), необходимый для кампании, 10 марта 1524 г. все трое отправились к панамскому нотариусу, чтобы подписать договор (за безграмотных Писарро и Альмагро это сделали Хуан де Паньес и Альваро де Кирос), по которому они взаимно обязались разделить между собой поровну все бо­

гатства, что найдут в неизвестной им стране. После этого каждый из них занялся своим делом.

Долгое время экспедиции не были удачными. В резуль­тате на поиски и завоевание Перу Ф. Писарро потратил значительно больше времени, чем Кортес на свой поход в Мексику.

Во время первой, разведывательной, экспедиции (1524) Писарро и Альмагро, раздельно плывя на двух кораблях вдоль западного побережья Южной Америки на юг, претер­пели много приключений и лишений, не раз подвергались смертельной опасности (Альмагро индейская стрела выбила глаз), потеряли половину отряда из 200 человек, но дальше Колумбии не продвинулись. Чтобы продолжить плавание на юг, пришлось вернуться назад, в Панаму, за подкреп­лением и провиантом.

Ловкость и красноречие вложившего в дело все свои сбережения патера Луке сломили сопротивление губернатора Панамы Педрариаса Давилы, всячески препятствовавшего подготовке новой экспедиции. И в 1526 г. оба конкистадора с небольшим отрядом из 160 человек, прихватив нескольких лошадей, снова отправились на двух кораблях вдоль запад­ного побережья Южной Америки — дальше на юг, в «Пиру». На этот раз им повезло больше. По мере того как увели­чивалось количество захваченного золота, у конкистадоров росла уверенность в том, что они приближаются к границам «золотой страны». Во время похода они узнали об очень богатой стране Тумбес (на самом деле, один из северных портов Тауантинсуйю), в которой якобы дворец властителя был выстроен из золота. Однако для дальнейшего продви­жения на юг (а они достигли лишь устья реки Сан-Хуан в районе 4° с. ш.) необходимо было пополнить команды ко­раблей и запастись провизией. Поэтому Альмагро вернулся в Панаму. Тут-то его и арестовали по приказу губернатора, получившего от неизвестного записку в стихах (позднее в этом подозревали матроса по имени Сарабиа: в ту эпоху многие занимались сочинительством доносов... в стихотвор­ной форме):

Губернатор* Взгляни ненароком, Чтобы взгляд твой сюда проник: Заготовщик у вас под боком, С нами остался мясник1.

«Заготовщиком* был Альмагро, а «мясником* — Писар­ро, Отправленный губернатором на остров Гальо инспектор Хуан Тафур должен был арестовать и каудильо экспеди­ции — Франсиско Писарро, но не вышло. В который раз все решила истинно «бульдожья* хватка бывшего свинопаса.

Не мог Франсиско остановиться на полпути и уступить добычу другим, когда она уже, казалось, была так близка. Одержимый идеей разбогатеть, Писарро принимает отчаян­но смелое решение. Собрав свой отряд, он острым концом своего меча проводит на земле, прямо перед собой, черту и, показывая на ту часть, которая находится за чертой, говорит, что там смерть, голод, труд, водные преграды и пустыни, которые придется преодолевать, но это путь к... богатству! По другую сторону черты — спокойствие и без­опасность — этот путь лежит в Панаму и к... нищете. Свой выбор он сделал давно — Ф. Писарро переступает черту... За ним последовало еще 16 человек: Николас де Рибера, Педро де Кандиа, Хуан де Торре, Алонсо Брисеньо, Кри­стобаль де Перальта, Алонсо де Трухильо, Франсиско де Куэльяр, Алонсо де Молина, Бартоломе Руис, Доминико де Сориа Люсе, Педро Алькон, Антон де Каррион, Мартин де Пас, Гарсиа де Херес, Франсиско Родригес и Херонимо (или Алонсо) де Рибера. Таким образом, несмотря на красноречие Ф. Писарро, лишь 16 человек решили продолжить поход за золотом «Пиру*. В сентябре 1527 г. они остались ждать подкрепления на острове Гальо, затем в поисках пропитания и пресной воды перебрались на другой остров — Горгона. А остальные... благополучно вернулись в Панаму.

Только через семь долгих месяцев, в течение которых приходилось есть что попало, нередко на себе проверяя, ядовиты или нет найденные коренья и плоды, фанатичный Ф. Писарро (недаром же соратники уважительно называли

Inca Garcilaso Vega de la. Historia general del Peru: Obras completes del Inca Garcilaso de la Vega. Madrid, 1965. T. 3. P. 28.

его гигантом воли и физической стойкости) и горстка смель­чаков получили подкрепление и наконец отплыли на юг. Через некоторое время экспедиция достигла Тумбеса. Вы­меняв на несколько поросят, петуха и курицу много золота и изумрудов или получив и то и другое просто в дар, Писарро повернул обратно. Богатство могло быть еще большим, если бы испанцы не проверяли подлинность ог­ромного количества выменянных изумрудов весьма ориги­нальным способом — ударом молотка! Тогда в Европе так поступали с алмазами, но изумруд — не алмаз! В результате все изумруды оказались расколоты невежественными кон­кистадорами.

В начале 1528 г. Писарро и его команда вернулись в Панаму. Но организовать новый поход не удалось. Прослы­шав о золотом «Пиру», новый губернатор Панамы уже имел свои виды на эту страну и был категорически против экс­педиции Писарро. Последовав совету сметливого патера Лу­ке, в апреле 1528 г. Франсиско Писарро с грудой тумбесского золота направился в Толедо к королю Карлу I (как импе­ратор — Карл V).

В Испании его визит к королю оказался как нельзя кстати. Карлу снова — в который уже раз! — нужны были деньги, очень много денег. Он победил в сражении под Павией своего вечного соперника в Европе — французского короля Франсиска I, усмирил папу Клемента, искавшего союза с его врагами, но все эти успехи обеспечили недол­говечный покой только на западных и южных окраинах гигантской империи. (Границы Священной Римской импе­рии Карла V тянулись от Австрии до Нидерландов, от Италии до Северной Германии.) На востоке уже собирались тучи: два года назад под Мохачем турки полностью унич­тожили венгерскую армию, причем на поле битвы пал и венгерский король Л ай ош II: своеобразное буферное госу­дарство между империей султана и империей Карла V просто перестало существовать. Турецкие полчища могли вторг­нуться в страну в любую минуту. Необходимо было срочно обеспечить защиту Вены.

Помимо военной опасности, Карла V волновало положе­ние внутри империи. Некоторые немецкие князья хотели

видеть на троне другого императора, а тем временем неплохо наживались на смуте, порожденной религиозной реформа­цией и спорами о вере; крупные торговые города в соот­ветствии с изменением своих интересов то поддерживали Карла, то отворачивались от него; крестьянские волнения, продолжавшиеся уже не одно десятилетие, переросли в 1525 г. в войну, охватившую огромные районы Германии. Усмирить крестьян стоило больших усилий даже для сверх­державы Карла V.

В огромной империи имелось бесчисленное множество других проблем, для решения которых нужны были ум, энергия, дипломатические способности и самое главное — деньги, деньги, много денег...

Огромные богатства, награбленные Эрнаном Кортесом в Мексике, на какое-то время наполнили императорскую каз­ну, но, как гласит старая пословица: «Денег может быть много, но никогда не может быть достаточно*. Поэтому Карл с большим интересом и с возрастающей благосклон­ностью выслушал допущенного к нему на аудиенцию весьма подозрительного пожилого Франсиско Писарро.

Этот старый вояка обещал главное — золото! Горы зо­лота, быть может, даже больше, чем было захвачено в Мексике. Его императорское величество абсолютно не ин­тересовало, как это золото будет добыто, какими средствами благородные металлы будут получены и каким образом доставлены в его императорскую сокровищницу. В свое время он не спрашивал об этом и Кортеса... Когда Франсиско Писарро наконец закончил интригующее повествование о своих многолетних приключениях и грандиозных планах, император Священной Римской империи уже принял реше­ние. Согласие его величества обрекало неведомую дальнюю страну на разграбление алчной бандой ненасытных конки­стадоров.

Карл прекрасно знал, что лучшие куски растерзанной «империи* инков рано или поздно достанутся ему, «волки* (конкистадоры) обязательно перегрызутся между собой, деля несметные сокровища. Как показали дальнейшие события, испанский король был тонким психологом, предвидя финал перуанской эпопеи.

Началась подготовка к экспедиции. Однако «шестерни* государственной машины крутились медленно, очень мед­ленно. Приходилось «смазывать* их то тут, то там, обещая долю в будущей добыче то тому, то другому. Контракт на завоевание Новой Кастилии (Перу) составлялся ровно год и получил название «Толедская капитуляция*.

В те времена каждый конкистадор, возглавлявший экс­педицию для завоевания заокеанских земель, заключал с испанским королем особую «капитуляцию* (договор или контракт). Договор давал право на завоевание и заселение той или иной части Нового Света и одновременно разреше­ние на организацию экспедиции, наем кораблей, покупку лошадей, оружия, фуража, провианта и, наконец, на вер­бовку ее участников. Учитывая, что минимальный состав экспедиции определялся в 320 человек (40 дворян-идальго, 20 офицеров, 100 пехотинцев, 30 моряков, 20 золотоиска­телей и... 30 женщин, а с вербовкой последних возникали наибольшие трудности: мало кто из портовых девиц согла­шался ехать за тридевять земель), каждая такая экспедиция за океан была дорогостоящим удовольствием, а оплачивать ее приходилось самому конкистадору. Издержки будущего завоевателя компенсировались наличием в договоре длин­ного списка званий и почестей. Завоеватели становились губернаторами, генерал-капитанами земель, оклад же им назначался за счет доходов от провинций, которые еще предстояло завоевать.

Свои интересы корона ограждала с помощью самых дра­коновских требований. Прежде всего в ее пользу взималась знаменитая королевская пятина от любой добычи: золота, рабов, драгоценных камней и т. п. Королевская доля дохо­дила до половины, когда речь шла о золотых украшениях, найденных в захоронениях. Короне принадлежало и одно украшение из числа тех, что снимались с тела каждого убитого индейского воина. Особые королевские чиновники неукоснительно следили за тем, чтобы королевская казна исправно пополнялась. Сколько отчаянных конкистадоров подверглось преследованиям и сколько их было казнено по приговору королевского суда за сокрытие или умаление проклятой королевской доли! Поистине на кабальных усло­

виях подписывали конкистадоры договоры с испанскими монархами на завоевание и открытие новых земель. А ведь зачастую, отправляясь в заморские края, они подвергались смертельному риску. К тому же все, что они добывали в походах, делилось между ними отнюдь не поровну...

Франсиско Писарро как главный организатор предпри­ятия сумел выторговать себе львиную долю будущих богатств и многие титулы: пожизненный губернатор (аделантадо), капитан-генерал, главный судья (альгвасил), рыцарь с зо­лотыми шпорами Ордена святого Яго (Якова) и др.

Для двух своих компаньонов Писарро удалось добиться гораздо меньшего. Диего Альмагро должен был получить должность коменданта крепости портового города Тумбеса, дворянский титул и годовое жалованье в размере /5 жа­лованья Писарро. Патеру Луке пришлось довольствоваться всего лишь звучными титулами — епископ Тумбеса и «по­кровитель перуанских индейцев». Его годовое содержание по сравнению с жалованьем Писарро было просто ничтож­ным. В дальнейшем такая несправедливость сыграла роко­вую роль в судьбе всех без исключения организаторов по­ходов в Перу.

Перед возвращением в Панаму Франсиско посетил свою родину — Трухильо, где не был 20 лет. Здесь его встретили как героя. Четверо его братьев (по отцу: Эрнандо — един­ственный законный сын его отца, Гонсало и Хуан, как и он,— побочные сыновья; Мартин — брат по матери) охотно завербовались в его отряд завоевателей «Пиру*. Повидался Писарро и со своим уже невероятно прославившимся и неслыханно разбогатевшим двоюродным братом — Эрнаном Кортесом. О чем они говорили, неизвестно, но честолюбивый и непомерно тщеславный Франсиско, вероятно, был серьезно задет оглушительным успехом кузена.

В Панаме не все шло так гладко, как хотелось бы Писарро. Только в январе 1531 г. уже почти 60-летним стариком Франсиско Писарро вновь, в третий раз, отплыл на юг — в «Пиру». Наконец высадившись в Тумбесе (3° ю. ш.), Франсиско с братьями и двумя уже известными вете­ранами конкисты в Америке (в частности, в Никарагуа) — Эрнандо де Сото и Себастьяном Белалькасаром (Беальаль-

касаром или Беналькасаром) — в сопровождении отряда из 280 человек, с 27 лошадьми (по другим сведениям, у него их было 62) и огромной сворой лютых андалусских догов достиг Тауантинсуйю, где в то время шла смертельная борьба за престол между двумя враждующими братьями — У ас к аром и Атауальпой.

...Пленив законного правителя инков — Уаскара, победу одержал мятежный Атауальпа. Но брат свергнутого Инки — Манко успел бежать и стал готовиться к реваншу. Чувствуя неустойчивость своего положения, бастард Атауальпа начи­нает повсеместное и поголовное уничтожение чистокровных инков (одних только братьев и сестер у него было около двухсот!). Лишь физическое устранение всего клана инков открывало ему законный путь к трону Тауантинсуйю. Сей­час трудно сказать, скольких он уничтожил, потому что убивали не только воинов-мужчин, но и женщин, детей, стариков и даже беременных женщин. Особо зверски он расправлялся с многочисленными беременными женами и наложницами Уаскара: неродившихся детей заживо выры­вали из чрева матерей. Плененного Уаскара заставляли смотреть на эти жестокости.

Знаменитый хронист Инка Гарсиласо де ла Вега со слов очевидцев (своей матери — пальи и ее брата — инки) запи­сал следующее:

«Жен, сестер, теток, племянниц, двоюрод­ных сестер и мачех Уаскара вешали на деревьях и на очень высоких виселицах... одних подвешивали за волосы, дру­гих — пропуская веревку под мышками, а других — отвра­тительными способами, о которых мы умолчим ради при­личия, им давали их детей, которых они держали в руках; они держали их, пока могли, а когда они падали из их рук, их добивали дубинками; других подвешивали за одну руку, других — за обе руки, других — за пояс, чтобы пытка длилась бы долго и они как можно медленнее умирали... Мальчиков и девочек убивали постепенно — по стольку-то каждую четверть месяца, совершая над ними великие же­стокости...»

Инка Гарсиласо Вега де ла. История государст­ва инков. Л., 1974. С. 636—637.

Вероятно, убиты были десятки (или даже сотни) тысяч людей. Полагают, что в некоторых городах и провинциях был убит каждый пятый или даже каждый третий житель. В результате «империя» инков в самый ответственный мо­мент истории, когда испанские конкистадоры приблизились к ее границам, оказалась ослабленной жуткой братоубий­ственной войной. Положение испанцев облегчалось еще и тем, что инки увидели в них посланцев богов, разгневанных злодеяниями Атауальпы, пленившего собственного брата — законного Сапа Инку Уаскара — и истребившего множество инков. Так жестокость Атауальпы обернулась против него.

Обо всем этом узнал Франсиско Писарро. Прекрасно по­нимая, что более удобного случая может и не представиться, он решил выступить немедленно. Благодаря «курьерской службе» Атауальпа был прекрасно осведомлен о любом шаге незваных гостей, поэтому пока он выжидал, стесненный борьбой за власть с братьями, надо было действовать быстро и решительно. Не встречая сопротивления, 24 сентября 1532 г. Ф. Писарро решительно устремился вперед, вглубь Тауантинсуйю, на юго-восток страны — в горный город Ка- хамарку, в окрестностях которого в то время располагалась временная резиденция Атауальпы...

Этот поход, как и все другие испанские завоевательные экспедиции вглубь неведомой Америки, сопровождался гра­бежом и чудовищными насилиями.

По праву сильного испанцы отбирали себе среди индеанок самых красивых — тех, у кого была светлая, золотистая кожа, упругая грудь, строй­ные ноги. И хотя многие из индеанок, узнав об этом пристрастии белолицых пришельцев, стре­мились скрыть свои прелести (обмазываясь гли­ной, прикрывая бедра и грудь лохмотьями), бес­стыжие христиане-головорезы продолжали упор­ствовать: они сдирали с индеанок одежды, ощу­пывали, словно лошадей на базаре. Самым кра­сивым тут же ставили небольшое, но заметное клеймо на подбородке, щеке или около губ, чтобы

все видели и знали, кто их владелец. Женщины, молодые и красивые, были для испанцев, особенно для невежественной и грубой солдатни, не менее желанной добычей, чем вожделенное золото. Именно они в первую очередь становились жерт­вами разнузданной конкистадорской братии. Сви­детель конкисты в Перу Буэнавентура де Салинас писал: «Все селения полны незаконнорожденных метисов, являющихся живым свидетельством на­силий, прелюбодеяний и разврата, виновники ко­торых — жестокосердные люди, во множестве сте­кающиеся сюда*1.

Особо зверским насилием над «невестами солнца* из кахасского «монастыря* отличились сорвиголовы из пере­дового отряда, возглавляемого Эрнандо де Сото.

Симпатичный, смуглый и статный Эрнандо де Сото, уроженец Вильянуэвы (из Баркарроты), был талантливым и опытным военачальником. Солда­ты любили своего командира за смелость и удач­ливость: прекрасно владея конем и любым ору­жием, в сражении он был одинаково хорош верхом и пешим. Эрнандо отличался феноменальной храб­ростью и стоил в бою десятерых. После Гонсало Писарро, брата знаменитого завоевателя Перу, Эр­нандо де Сото, бесспорно, был лучшим воином среди лихих конкистадоров Нового Света. Разбо­гатев в результате походов в Перу, он стал губер­натором острова Куба. Испанский король по до­стоинству оценил его заслуги, возведя новоиспе­ченного губернатора в рыцари высшего кастиль­ского Ордена святого Яго, но Эрнандо де Сото не довелось узнать об этой высочайшей милости... Он погиб в расцвете сил, 42-летним, во время знаменитого, но бесславного похода (1540—1541)

ІЦит. по: Коль X. Олива

де. Сопротивление индейцев испанским кон­

кистадорам. М., 1988. С. 83.

по бескрайним просторам великой североамери­канской реки Миссисипи, так и не отыскав ле­гендарных, сказочно богатых «Семи городов Си­болы*.

Бесконечные переходы сменяли друг друга. По крутым горным тропинкам, по перекинутым через пропасти мостам ползла стальная «змея» — отряд закованных в доспехи ис­панцев... Воины с опаской осматривались: горные укрепле­ния пусты, дороги исправны, не загромождены преградами; висячие мосты не разорваны, каменные не разрушены — никаких следов сопротивления. А ведь приближение испан­цев не могло оставаться в тайне: днем и ночью с дальних горных вершин доносился глухой прерывистый бой сиг­нальных барабанов, вспыхивали сигнальные огни — доне­сения об испанцах передавали правителю «империи»...

Почему же им, неведомым пришельцам «с громом и молнией в руках», восседающим на невиданных «четверо­ногих зверях», позволяют беспрепятственно продвигаться вперед?

Много повидавшие конкистадоры в какой-то мере уже были знакомы с логикой жителей континента. Быть может, это ловушка: небольшой отряд испанских головорезов хотят заманить вглубь страны и там уничтожить? Вряд ли, ведь индейцы уже хорошо усвоили, что опасно навлекать на себя месть белых людей, так как они исключительно жестоки и коварны. Бели расправиться с крохотным отрядом, на смену ему может прийти гораздо более сильная карательная экспедиция. Возможно, «император» инков замыслил нечто, подобное тому, что попытался проделать неудачник Мон­тесума с коварным Кортесом: показать всю мощь своей страны, могущество армии и отбить у них всякую охоту к завоеваниям? Как известно, Кортеса запугать не сумели... Почти два месяца под пронизывающим ледяным осенним ветром зловещая стальная «змея» безостановочно ползла в горы, упрямо преодолевая заснеженные хребты и перевалы.

В конце концов 16 ноября 1532 г., через восемь лет после начала экспедиций в страну золота «Пиру», они — Инка Атауальпа и испанец Ф. Писарро — встретились. Это

произошло в Кахам арке, рядом с которой находился Ата­уальпа со своим двором и гвардией.

Разузнав о многочисленных войсках Инки (по некоторым данным их было чуть ли не 50 тыс.), Франсиско решил воспользоваться богатым опытом своего двоюродного бра­та — Эрнана Кортеса — завоевателя ацтеков, коварно пле­нившего Монтесуму. На центральной площади Кахамарки, где предстояла встреча с Инкой, испанцы устроили засаду из 62 всадников (или, по другим сведениям, 37) и 102 пехотинцев. Когда все было готово к «дружественному» приему Инки, появились его первые представители, и лишь к вечеру пожаловал он сам, на золотом паланкине, издали похожем на золотой замок, во главе пяти-шеститысячного отряда отборных воинов. Как рассказывал позднее один из очевидцев этих событий, на каждого конкистадора прихо­дилось по столько инкских солдат, что иные из них от страха непроизвольно мочились в штаны. После отказа Атауальпы ознакомиться с Библией (точнее, с молитвенни­ком), протянутой доминиканским монахом Висенте де Валь­верде из отряда Франсиско Писарро, по знаку последнего началась дикая бойня! Аркебузы (по некоторым данным, пушек не было, а аркебузами были вооружены лишь не­многие солдаты отряда Ф. Писарро), стальные арбалеты, специально тренированные свирепые боевые псы и кавале­рия быстро сделали свое кровавое дело: от 2 до 3 тыс. индейцев было перебито, а Атауальпа пленен. По свиде­тельствам очевидцев, из испанцев никто не пострадал, кроме самого Франсиско Писарро, якобы во время дележа золотого паланкина Атауальпы случайно раненного ножом в руку своими же соотечественниками.

Любыми способами Сапа Инка жаждал освобождения и, наивно полагая, что от испанцев можно откупиться, пред­ложил Писарро фантастическую сделку. В обмен на свободу он обещал наполнить золотом на высоту вытянутой вверх руки помещение, в котором находился в заточении. История еще не знала столь выгодных сделок! Писарро, естественно, принял это невероятное предложение. На уровне, до которого Инка достал рукой (примерно 235 см), он обвел все поме­щение (около 30 м2) красной чертой и дал ему два месяца на выполнение обещанного. В Кахамарку стали рекой сте­

каться сокровища. Добыча составила около 6 т золота и около 12 т серебра. По одному из источников, выкуп был оценен в 4 605 670 золотых испанских дукатов1. Столько сокровищ не захватывал даже его кузен, завоеватель Мек­сики Эрнан Кортес!

Сегодня трудно судить, было ли это все золото инков или только его часть, причем, может быть, весьма неболь­шая. Существует предание, по которому один из вдохнови­телей инкского сопротивления испанцам — Инка Ман­ко II — так оценивал золотой запас Тауантинсуйю: высы­пав на стол бокал кукурузных зерен, он сказал, что испан­цам удалось захватить лишь малую толику инкского золота, равную одному-единственному зернышку кукурузы из этого бокала. Остальное золото осталось у инков...

К великому сожалению, золото из выкупа за Инку Ата- уальпу было полностью переплавлено, и драгоценнейшие шедевры ювелирного искусства Тауантинсуйю оказались на­всегда утраченными для человечества. А для испанцев на­ступил самый волнующий и ответственный момент — дележ награбленного...

Если в результате раздела добычи офицеры Писарро стали миллионерами, а рядовые солдаты-конкистадоры пре­вратились в обладателей состояний, равных состояниям не­которых европейских герцогов либо графов (каждому кава­леристу досталось по 8880 золотых песо и 181 фунт серебра, а каждому пехотинцу — 4440 золотых песо и около 90 фунтов серебра), то сам Ф. Писарро получил более 300 кг золота (около 85 тыс. золотых испанских песо)! Королевская пятина составила более 1 т золота и 2,5 т серебра! «Постра­дали» только Диего де Альмагро и его наемники: им всем досталось лишь около 500 кг золота.

Золота у всех участников перуанской кампании стало так много, что должник отдавал долг своему кредитору не деньгами, а золотом, не взвешивая, прикидывая на глазок! Далеко за пределами Перу разошлась история о солдате Серро де Легисано, проигравшем в кости за одну ночь

XIX в. его оценили бы в 15 млн долларов, а в середине XX в.— уже в 150 млн.

солнечный диск иа чистого золота. (Кстати, именно с этим случаем связано возникновение испанской поговорки: «Про­играть солнце до рассвета».)

А наивный Инка Атауальпа так и не получил желанной свободы... Ф. Писарро решил убить его, но «законным» путем. Для этого был образован показной суд, сфабриковано обвинение в язычестве, многоженстве, убийстве брата Уас- кара и во многих других грехах.

По одной версии, оказавшись в плену, Атау­альпа, опасаясь, что Уаскар воспользуется этим и вернет себе потерянный престол, приказал сво­ему верному военачальнику Чилько-Чиму убить его. По другой версии, Уаскар, прослышав о пред­ложенном Атауальпой выкупе, тайно направил своего верного человека к Франсиско Писарро с обещанием вдвое большей дани за утерянный инк­ский трон. Но Атауальпе успели донести об этом, и он приказал казнить брата: его то ли задушили в темнице, то ли утопили (скорее, утопили, так как, по поверью инков, только утопленник ни­когда не воскресает).

В испанских хрониках нет единодушия: то ли 24 июня, то ли 26 июля, то ли 29 августа 1533 г. Атауальпа был казнен на центральной площади города Кахамарки, печаль­но известного расправой над инками в ноябре 1532 г. За послушание и принятие христианства (при крещении он получил имя Хуана де Атауальпы) Великий Инка был не сожжен, а повешен (по некоторым данным, обезглавлен). Это «устроило» Инку, так как по местному поверью бес­смертие после окончания земной жизни было возможно лишь тогда, когда тело умершего бальзамировалось. После гибели Атауальпы началось разнузданное разграбление ска­зочно богатой «империи»...

Золото инков не принесло его новым хозяевам счастья. Между ними начались междоусобицы, продолжавшиеся без малого на протяжении четверти века...

Первым в 1536 г. погиб в сражении с индейцами Хуан Писарро. Затем в 1538 г. высокомерный и жестокий Эрнандо

Писарро вероломно пленил и казнил уже престарелого Диего де Альмагро. Позднее за это убийство Э. Писарро попал на 23 (!) года в темницу замка Ла Мот в городе Медина-дель- Кампо (Испания), причем его не спасли никакие деньги — откупиться не удалось. Он вышел на волю глубоким ста­риком.

В 1541 г. сын Альмагро отомстил за подлое убийство своего отца, убив сначала Мартина Писарро, а затем в новой столице Перу Лиме (тогда Сьюдад де лос Рейес, или Город королей) — бывшего свинопаса Франсиско Писарро, а теперь сиятельного и могущественного маркиза де Атавильос (или де Чаркас), богатейшего человека Нового Света (его убили 26 июня 1541 г. ударом ножа прямо за столом во время ужина)... А в 1542 г. сторонники Ф. Писарро убили Аль­магро-младшего. ..

Дольше всех из братьев Писарро продержался у власти в Новом Свете Гонсало. Он стал единовластным правителем всех завоеванных братьями земель (Новой, или Золотой, Кастилии) и сумел отомстить за их гибель. Незаурядный вояка, но посредственный дипломат, он распространил свою власть даже на далекую Панаму. Но в конце концов своим могуществом Гонсало стал опасен испанскому королю и... участь его была предрешена: в результате интриг и заговоров он был арестован и 10 апреля 1548 г. казнен. Таков пе­чальный финал кровавой одиссеи братьев Писарро, цинич­ных и жестоких покорителей Перу, богатейшего государства Южной Америки — Тауантинсуйю. Подсчитано, что в меж­доусобицах конкистадоров погибло больше, чем за всю почти 35-летнюю конкисту в Перу...

С захватом в 1532 г. войсками Ф. Писарро города Куско и казнью в 1533 г. тринадцатого «императора» инков — Атауальпы «империя* Тауантинсуйю, просуществовав поч­ти век, рухнула, но сопротивление испанским захватчикам продолжалось еще долго.

В тот день, когда солдаты Франсиско Писарро пленили Атауальпу, в окрестностях Кахамарки стояла в полной бо­евой готовности пятитысячная армия эквадорских воинов под началом брата неудачливого Инки — Руминъяуи (Ра- миньяуи). По залпам аркебуз он догадался, что его «венце­

носный» брат угодил в ловушку, хитроумно расставленную белолицыми бородачами. Вопреки логике Руминьяуи не спешит спасать Инку, а, наоборот, стремительным маршем уходит как можно дальше на север.

Сегодня трудно судить, чего в этом спорном решении было больше: горячей поспешности или холодного рассудка. Было ли это предательством, или эквадорский «принц» понял бесперспективность борьбы с малоизвестным врагом без основательной подготовки? Вдобавок ко всему он де­монстративно отказался от участия в выкупе Атауальпы, сочтя это бесполезным. (Как показали дальнейшие события, Руминьяуи оказался прав.) После гибели Атауальпы Ру­миньяуи стал правителем северной части Тауантинсуйю — эквадорского «царства» со столицей Кито. (Позднее он сумел оказать достойное сопротивление отряду одного из старших офицеров Франсиско Писарро — Себастьяна Белалькасара.)

Одним из первых смело взялся за оружие прославленный военачальник Атауальпы — Кискис. (Другой сподвижник Атауальпы — талантливый полководец Чилько-Чим попал в плен к испанцам и был сожжен заживо.) Разумно оценив свои возможности и несомненное превосходство противника в вооружении, выбрав тактику партизанской войны в горах, где инки чувствовали себя в своей стихии, а испанцы с непривычки задыхались от нехватки кислорода, он нанес им ряд ощутимых поражений, умело подстраивая в горах ловушки, засады, камнепады. К несчастью, ему сильно помешала кусканская «партия» инков, возглавляемая бра­том погибшего Уаскара — Инкой Манко. Мстя за брата и преследуя свои династические и политические цели, он сна­чала активно помогал Писарро в борьбе против своих же соотечественников, считая Кискиса — полководца покойно­го эквадорского бастарда Атауальпы — заклятым врагом истинно законных претендентов на трон Тауантинсуйю — чистокровных инков из Куско.

Даже серьезные поражения не заставили Кискиса сло­жить оружие. К сожалению, вскоре этот бесстрашный сын инкского народа пал жертвой разногласий в кругах военной аристократии инков: копье повздорившего с ним другого эквадорского полководца Уайна Палкона оборвало жизнь героя многих битв и походов. Отвага его соратников не

смогла заменить огромный опыт и недюжинный талант глупо и безвременно погибшего стратега. После трагической гибели Кискиса некогда могучая «эквадорская» армия Та- уантинсуйю распалась и была рассеяна испанцами...

Некоторое время спустя вспыхнуло новое восстание. На этот раз его возглавили сторонники династии из Куско, наконец-то осознавшие, что испанцы вовсе не собираются восстанавливать справедливость и попранные эквадорским полукровкой Атауальпой права законной инкской династии. Руководил восставшими новый Инка, брат Уаскара — Ман­ко. Как известно, сначала он оказался на стороне испанцев и даже был приближен к братьям Писарро, в 1533 г. объ­явившим его единственно законным Великим Инкой. Вос­пользовавшись доверительными отношениями с испанцами, хорошо изучив своих врагов, Манко под предлогом доставки для Эрнандо Писарро из потайной пещеры золотой статуи своего отца Великого Инки Уайна Капака уехал из ставки Э. Писарро и... исчез. Собрав большую армию (около 200 тыс. человек), в апреле 1536 г. он осадил город Куско, где комендантом в то время был Хуан Писарро, другой брат предводителя конкистадоров. В результате ожесточенной атаки инки захватили на некоторое время «царскую» кре­пость Саксахуаман и убили Хуана Писарро. Отправленные Франсиско Писарро на подмогу осажденным в Куско ис­панцам три отряда конкистадоров под началом его ближай­ших соратников, опытнейших командиров (Гонсало де Та­пиа, его однофамильца Диего Писарро и Хуана де Киньо­неса) были полностью разбиты. Кольцо осады угрожающе сужалось...

В боях Манко умело использовал огнестрельное испанское оружие, заставив нескольких пленных испанцев служить ему в качестве оружейников, артиллеристов и пороховых дел мастеров. Он даже собрал небольшой конный отряд, воспользовавшись захваченными у испанцев лошадьми. Манко проявил себя талантливым военачальником: его вой­ска были организованы по европейскому образцу, сам он был одет и вооружен на испанский манер, ездил верхом и сражался испанским оружием. Удачно сочетая приемы ин­дейского («бомбардировки» летающими кострами) и евро­пейского военного искусства, он добивался больших военных

успехов. Под стать ему были и другие военачальники, на­пример Кисо Юпанки и Чири Манчи. И все же в этой ожесточенной борьбе Манко был обречен на поражение.

Б ответ на отчаянные призывы Франсиско Писарро о военной помощи к нему начали прибывать крупные военные подкрепления из Центральной Америки, Мексики, с Кубы и даже из Испании.

Один только губернатор Гватемалы, бывший офицер Кор­теса, печально известный злодей Педро де Альварадо, за 100 тыс. песо продал Писарро 12 кораблей с 500 вооружен­ными головорезами. Длившуюся более 10 месяцев осаду города Куско пришлось снять из-за начавшегося в огромной армии Манко голода и предательства его ближайших со­ратников, подкупленных испанцами.

В 1538 г. в районе Амайбамба индейская армия понесла значительный урон от хорошо вооруженного отряда одно­фамильца губернатора Гватемалы — Алонсо де Альварадо. Чудом избежав плена, Манко укрылся в высокогорных и малодоступных районах Перу, откуда продолжил борьбу за независимость своего народа. В 1539 г. здесь было создано так называемое Новоинкское Царство с центром в исклю­чительно труднодоступном городе Вилькабамба. Отсюда со­вершались непрерывные набеги на испанцев. Попытки же конкистадоров проникнуть в этот укрепленный район при­водили к тому, что не один индейский Иван Сусанин, пожертвовав жизнью, заводил испанские карательные от­ряды в непроходимые джунгли или к гибельным обрывам...

После смерти Манко в 1544 г. (по некоторым данным, он был предательски убит подосланным испанцами наемным убийцей) восстание поочередно возглавляли его сыновья, среди которых особенно прославился молодой, талантливый военачальник — Великий Инка Тупак Амару I. Но в конце концов и Тупак потерпел поражение, попал в плен и 4 октября 1572 г. был обезглавлен. Имя его навсегда оста­лось в народных индейских преданиях как символ нацио­нальной независимости,..

Вооруженная борьба с европейскими захватчиками с пе­ременным успехом продолжалась более 35 (!) лет. Восстание

было подавлено окончательно, когда самого покорителя Пе­ру — Франсиско Писарро — уже давным-давно не было в живых1.

<< | >>
Источник: Нерсесов Я.Н.. 250 веков доколумбовой Америки: Экспериментальное учебное пособие: Книга для чтения.— М.: МИРОС,1997.— 320 с.: ил.. 1997

Еще по теме Свинопас Франсиско — покоритель Перу:

  1. Официальный текст "Требования", переданного Франсиско Писарро для осуществления Завоевания Перу (8 марта 1533)
  2. Доклад об открытии королевства Перу, составленный Диего де Трухильо, вышедшим вместе с губернатором доном Франсиско Писарро и другими капитанами, начиная с того момента, как они прибыли в Панаму в 1530 году, и в котором также сообщается обо всех их походах и происшествиях вплоть до 15 апреля 1571 года.
  3. Херес, Франсиско Лопес де
  4. Писарро Гонсалес, Франсиско
  5. Толедо-и-Фигероа, Франсиско де
  6. Авила, Франсиско де.
  7. Гомара, Франсиско Лопес де
  8. Фернандо де Монтесинос. «Древние исторические и политические памятные сведения о Перу» (1642-1644)
  9. СЕВЕР ГОРНОЙ ОБЛАСТИ ПЕРУ В I ТЫС. Н.Э.
  10. Франсиско де Авила. «Боги и люди Варочири»
  11. Письма Маркиза дона Франсиско Писарро.
  12. Хуан де Саманос. Доклад о первых открытиях Франсиско Писарро и Диего де Альмагро, 1526.
  13. Документы, связанные с Франсиско де Авила, «искоренителем язычества» (1608 г.)
  14. Грамота Франсиско Писарро об энкомьенде для Диего Мальдонадо, [Куско,] 15 апреля 1539.
  15. ЮГ ПОБЕРЕЖЬЯ ПЕРУ В КОНЦЕ I ТЫС. ДО Н.Э. - НАЧАЛЕ II ТЫС. Н.Э.
  16. ЮГ ГОРНОЙ ОБЛАСТИ ПЕРУ И БОЛИВИЙСКОЕ ПЛОСКОГОРЬЕ В СЕРЕДИНЕ II ТЫС. ДО Н.Э. - НАЧАЛЕ II ТЫС. Н.Э.
  17. СЕВЕР ПОБЕРЕЖЬЯ ПЕРУ В КОНЦЕ I ТЫС. ДО Н.Э. - I ТЫС. Н.Э.
  18. Доклад о религии и обрядах Перу, составленный первыми священниками Августинцами, направившимися туда для обращения местных жителей в христианство [1560].
  19. Первая часть хроники Перу, рассказывающая об установлении границ и описании ее провинций, о закладке новых городов, об обрядах и обычаях индейцев, и о других достойных упоминания вещах. Составлена Педро де Сьеса де Леоном, жителем Севильи. 1553 год.