<<
>>

1. ФИЛОСОФСКИЕ УЧЕНИЯ ПОЗДНЕЙ ИМПЕРИИ[58]

Сі конца II в. борьба между обреченным античным укладом и феодал пзпрующнмся пеаптпчлым укладом составляла оСнояу кризиса Империи. Решающее влияние оказала она и па судьбу римской культуры.

Гіфу иным философом-стоиком был император Марк Аврелий, г; и па его произведен и и «К самому себе» лежит печать вырожде­нки стоицизма. Марк Аврелий, как Сенека и Эи ни тот, исходил из огни пости всего сущее г кующего, проникнутого одной материей, душой, разумом, единым логосом, ставшим множественностью в су шестку ютах предметах. Оп подчеркивает разумность зако­нов п рнро.п.і; гее, что происходит, происходит ко благу целого в резулы а >е сцепления їїричпи, образующего необходимость. Человек должен поступать так, как подсказывает ему его ум, его «геннії», и не тревожиться, глядя па других, которые посту­пают иначе. Для него достаточно исполнять свой долг, ле желать невозможного, нс быть пп рабом, ни тираном.

II то же время идея необходимости и внутренней неизменно­сти мира при видимой его изменчивости переходит у Марка Ав­релия в тягостное сознание тщетности какой бы то ни было дея­тельности. Есть только одна достойная задача: без гнева провести жизнь средн люден, творящих несправедливости, лжецов, столь отвратительных, что их С трудом можно выносить. Отчужден­ность человека, его бессилие перед необходимостью, по существу непознаваемой,— основное в философии Марка Аврелия. Его фи­лософия никакой ориентации для жизни и деятельности дать

не могла. И не случайно, что в дальнейшем сколько-нибудь крупных произведений, написанных стоиками, пе появлялось.

Вообще обстановка для философии, искавшей рационального обоснования мировой гармонии и апеллировавшей к разуму, складывалась неблагоприятная. В связи с общим ухудшением положения Римской империи усилился идеологический нажим сверху. Недоверие стали вызывать не только сомневающиеся в правомерности апофеоза империи, но и мыслящие вообще, Импе­раторы требовали непрестанного восхваления того счастья, ко­торое они принесли подданным.

Руководство по составлению ре­чей, написанное одним ритором III в., поучает; всякую обращен­ную к императору речь следует начинать с утверждения, что в его правление установился «золотой век». Любое несогласие с официальной позицией, в какой бы форме оно ни выступало, жестоко преследовалось.

Однако репрессии не могли предотвратить попыток найти от­вет на вопрос, откуда же идет зло, попыток, стимулировавшихся вопиющим противоречием между официальной идеологией и ре­альной действительностью. Проблему соотношения единства и множественности, целой и задач жизни стоицизм решить уже нс мог.. Поиски пошли теперь по другим путям.

Один из таких путей был представлен возрожденной врачом СекстоМ' Эмпириком школой скептиков. Секст Эмпирик отрицал, что какие-то идеи о боге, добродетели и т. п. даны человеку от природы. Ссылка на природу, к которой прибегают «догматики» (т. е. философские школы, претендующие на знание истины), ни­как не может быть неким изначальным критерием, служащим освокой, дальнейших рассуждений.

Особенно решительно Секст Эмпирик выступает против дог­матической зтики, обучающей людей искусству жить. Само раз­нообразие этических систем показывает, что нет никакого кри­териям для суждения о том, что такое добро и зло, счастье и не­счастье. В этике все исходные понятия субъективны, а значит, онище^существуют или не познаваемы ни для чувств, пи для ин­теллекта. Еслисотказаться от суждений о добродетели и пороке, о добре, и зле, то, конечно, тоже будешь страдать от холода, го­лода} разочарований, но по крайней мере не будешь испытывать дополнительные страдания от мысли, что все это зло «по приро­де», Хне будешь мучиться попытками достичь того, что считаешь «по^природе» благом. Руководствоваться же следует законами и

ъщаями того народа, того государства, в котором живешь.

Если все верят в богов и приносят им жертвы, делай то же, не размышляя о природе богов. Если стоишь перед выбором между честным и бесчестным, руководствуйся обычаями предков. Од- нимЛсловом, живи по нефилософским жизненным установле­ниям, деятельно и спокойно.

1 Скепсис Секста Эмпирика —это призыв руководствоваться коллективной мудростью своего наро­да, отказаться от индивидуализма, несовместимого с античным самосознанием. Однако реальная обусловленность бытия граж-

дан бытием общины по мере разложения античного полиса уже не могла восстановиться. Кроме того, жизнь была слишком тя­желой, чтобы принять ее без попыток пайти какой-нибудь ответ иа возникшие вопросы,

і/1Разочарование в философии рационализма, возрождение скеп­тицизма отодвигали разум на второй план. Первое место отво­дилось стоящему над разумом началу, рационально непозна­ваемому.]

Наиболее характерными из подобных учений в конце II—

III в. были герметизм и гностицизм. Первый получил свое на- V

звание от имени отождествленного с египетским богом Тотом греческого бога Гермеса, носившего у герметистов эпитет «Трис- мегист» («трижды величайший#). Последователи герметизма считали бога высшим благом, основой мирового порядка и дви­жения космоса. Бог пе ум и не истина, он выше их, но ему обя­заны существованием и ум и истипа. Он же создал человека, единственное способпое познать бога существо, некогда пребывав­шее в духовном мире, но затем соединившееся с материальной природой, вследствие чего человек стал двойствен: душа его бессмертна, тело смертно и подчинено господствующей в мире необходимости. Познавший бога и преодолевший желания тела — причину смерти — станет бессмертным, причастным богу, не по­знавший же своей небесной природы умрет. Земля —дом зла; судьбой человека управляют демоны, связанные с планетами, от которых люди получают свои свойства. После смерти души про­ходят сферы планет, постепенно очищаясь от телесных страстей и пороков, чтобы потом вселиться в новые тела. Душа, приоб­щившаяся к богу, уже па земле становится выше демонов и мо­жет повелевать ими.

Еще более отрицательно к материальному миру относился гностицизм. Это было весьма неоднородное учение, включающее различные школы (о нем речь еще пойдет ниже в связи с исто­рией христианизации Римской империи).

Системы гностиков, с которыми знакомили только посвященных, обычно содержали повествование о происхождении мира, устройстве космоса, пере­чень многочисленных сил, заполнявших промежуток между вер­ховным благим богом и земным миром, сил, составлявших строгую иерархию, имевших определенные, обычно труднопроиз­носимые имена. Знание этих имен, а также различных формул к символов давало власть над демонами. Себя, как обладающих «абсолютным знанием» (гноенсом), гностики считали «избран­ными» п противопоставляли погрязшим в делах этого мира лю­дям «плоти».

Характерным для умонастроении,( обеспечивавших популяр­ность герметизму, гностицизму и подобным направлениям,! было распространение идеи неизбежной гибели мира. Боги покинут людей, воцарятся нечестие и беззаконие, земля покроется тру­пами, моря и реки наполнятся кровью... Бог очистит состарив­шийся мир наводнениями, чумой, войнами.^ Так описывается

будущая судьба мира в одном из герметических трактатов. Прав­да, он заканчивается пророчеством о возрождении благочестия и светлого начала, но оно менее ярко и детально, чем картина упадка и разрушения.

Во всех этих учениях основы античного мировоззрения оказа­лись подорванными, Последняя попытка спасти черты этого мировоззрения была Сделана философом Плотином в середине III в. Его система легла в основу построений школы неоплато­ников, опа изложена в ряде посвященных различным вопросам трактатов, объединенных в так называемые «Эпнеады».

Для Плотина мир един, но вместе с тем состоит как бы из двух сущностей, миров не отделенных а взаимосвязанных: ду­ховного, сверхчувственного, и телесного, являющегося лишь вы­ражением первого. В телесном, вечно меняющемся, возникающем и разрушающемся космосе лет истинного бытия; оно присуще лишь неизменному, истинному космосу. Его верховный прин­цип—некое единое благо, простое, бескачественпое, не пости­гаемое разумом, которое заключает в себе все сущее, беспрерыв­но творит мир исходящей из него силой, подобной исходящему от солнца свету.

Наиболее близок к верховному благу ум, стоя­щий, однако, ниже его, так как ум, состоящий лз мыслящего и мыслимого, уже пе един, а двойствен. Следующую ступень зани­мает душа мира, которая благодаря присущей ей потенции, ло­госу, сообщает аморфной материи формы и качества, образующие все многообразие предметов и существ. По мере удаления от вер­ховного блага излучаемый им свет тускнеет и совершенно гаснет в материи.

Материя сама по себе не зло, она лишь отсутствие блага, но, гася исходящую от верховного блага силу, она становится источ­ником пороков и зла, свойственного телесному миру. Это зло вс абсолютно, оно такая же неотъемлемая часть творимого по опре­деленному плану космоса, как темные и светлые краски на кар­тине. Для Плотина духовный мир не противостоит миру видимо­му, а проникает в него, присутствует в пем и в первую очередь в человеке. В самом себе, и только в самом себе человек должен искать путь приобщения к верховному благу,

В отличие от гностиков Плотин не только не отрицал «граи;- данские добродетели», по считал их необходимой ступенью для овладения высшими добродетелями, присущими истинному фи­лософу, способному, «поднявшись через тучи и грязь земного мира», созерцать истинный свет. Плотин с презрением говорит о тех, кто ропщет на судьбу, не желая ее улучшить. Если госу­дарством правят злые, замечает он, то в этом виноваты те, кто их терпит: незачем укорять богов в своих несчастьях, ведь боги помогают не тому воину, который молится, а тому, кто мужест­венно сражается.

Учение Плотина зиждется на нерассуждающем слиянии с той всепроникающей первоосновой, которая только и делает космос единым целым. Поставив над разумом нечто высшее, Плотин

стремился преодолеть то отчуждение, которое бесплодная наука стоиков преодолеть не могла.

Но те коллективы, в первую очередь гражданские общины, в которых только и могло быть жизнеспособным мировоззрение античного человека, уже нельзя было спасти. Кроме того, систе­ма Плотина была слишком абстрактна, чтобы широко распро­страниться.

В дальнейшем в неоплатонизме стали все больше преобладать элементы магии, демонологии, крайний пессимизм, пассивность — словом, все то, против чего, хотя и не вполне по­следовательно, боролся Плотин.

Ориентация на идеальный, противоположный земному мир, поиски обусловливаемого экстазом соединения с миром, взгляд на материю как на источник зла/сказались также па отношении к искусству. Если статуи императоров I—II вв. при некоторой идеализации все же отличались портретным сходством, переда­вали образы живых людей, то императорские статуи позднего времени — это колоссальные фигуры с застывшими лицами, страшные в своем печеловеческом величии. Опи подобны тем па­негирикам, которые стало принято посвящать императорам: на­громождение вычурной лести, вымученное благоговение, маски­рующие страх и, возможно, тайную ненависть. И в портретах частных лиц реализм постепенно сменяется идеализмом, эстети­ческие теории Цицерона и Горация — теорией Плотина. Главным становится стремление создать некий обобщающий образ, пере­дать некую внутреннюю идею, воплотить душу, для которой тело лишь временная враждебная оболочка. Так, в храмах раскопан­ного в сирийской пустыне города Дура-Европос в изображениях богов, жрецов, молящихся отброшено уже всякое подобие реализ­ма. Застывшие, пе связанные с движением тела складки одежды, схематичные фигуры, лишенные индивидуальности лица, на кото­рых кажутся живыми только глубоко посаженные пронзительные глаза фанатиков.

Новые черты появляются и в образе положительного героя тех времен. В конце II — начале III в. ритор Фялострат написал роман о некоем Аполлонии Тианском, философе-пифагорейце, жившем во второй половине I в. н. э. Целью Филострата было изображение идеального мудреца, примера для подражания, учи­теля, познавшего высокие истины. Аполлоний в романе много странствует, в Индии и Эфиопии оп знакомится с учениями та­мошних мудрецов. Вернувшись в Империю, он ходит из города в город, поучая, как следует жить в мире, согласии и справедли­вости, чтить богов, и особенно Солнце — видимый образ творца и движущей силы космоса. Аполлоний совершает много чудес­ного: например, изгоняет демона чумы. Император Домициан заключает его в тюрьму, но Аполлоний чудесным образом спа­сается и помогает тем, кто боролся против этого тирана. Главное в образе Аполлония — боговдохновенная мудрость, проникнове­ние в тайны мироздания, позволявшее ему подняться над земным,

Таков был конечный итог эволюции античного положительно* го героя: от гражданина, без рассуждений жертвовавшего всем ■ради величия своего города, через стоического философа, разу­мом познавшего правящую миром необходимость, свободно вы­полняющего свой долг на благо целого, до «боговдохновенного», чуждого земному мудреца.

2.

<< | >>
Источник: История древнего мира. Под ред. И. М. Дьяко­нова, В. Д. Нероновой, И. С. Свепцицкой. Изд. 3-є, исправленное и дополпепное. М., Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1989, [Кн. 3.] Упадок древних обществ. Отв. ред. В. Д. Неронова. 407 с. с карт. 1989

Еще по теме 1. ФИЛОСОФСКИЕ УЧЕНИЯ ПОЗДНЕЙ ИМПЕРИИ[58]:

  1. ЛИТЕРАТУРА ПОЗДНЕЙ ИМПЕРИИ
  2. Лекция 17 ПОЗДНЯЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ (III—V вв.)
  3. 4. НАРОДНЫЕ ДВИЖЕНИЯ В ПОЗДНЕЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ
  4. Часть II. Поздняя Римская империя
  5. ИДЕОЛОГИЯ ПОЗДНЕЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ
  6. 4. ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИЕ провинции ПОЗДНЕЙ римской империи
  7. ГЛАВА LXIV КРИЗИС III в. И ПОЗДНЯЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ.
  8. Религиозно-философская поэзия
  9. Светская и религиозно-философская поэзия
  10. Возникновение научных знаний и философских воззрений
  11. 23. Расширение территории Российской империи во второй половине ХIX века. Положение народов империи. (23)
  12. 3. ПОЗДНИЙ ЕГИПЕТ
  13. ПОЗДНИЕ динлины
  14. ИЗОБРАЖЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА В ПОЗДНЕЙ ЭЛЛИНИСТИЧЕСКОЙ ЭПИГРАММЕ (Филодем)
  15. Расселение людей и природный фон позднего палеолита