ГОРОД И АРМИЯ ПОЗДНЕАНТИЧНОИ ЭПОХИ В СОВЕТСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
Армия является одним из важнейших элементов государственной организации поэднеантичного общества. Влияние ее организации и эволюции на развитие позднеантичного города, городского строя и его институтов — также одна из составных частей проблемы город и государство.
В отечественной литературе уже высказывалось справедливое мнение о том, что «история византийского фемпого строя в полном объеме, прежде всего с точки зрения его социально- экономической сущности, равно как и политической, и правовой, еще ждет своего изучения».' Мы могли бы добавить, что не менее, если не более «темной» остается эпоха V в. Несколько большая изученность этих сюжетов для IV и VI вв. может
1 Кучма В. В. К вопросу о социальной сущности «революции» Фоки (602—610). —В кн.: Византийские очерки, М., 1977, с. 191, прилом 34.
содействовать выявлению направлений изучения взаимосвязи процессов эволюции города и армии в V в.
Следует отметить, что проблема «город—армия» для ранней империи в советской литературе достаточно изучена, чему способствовала, в частности, разработка конкретной истории провинции в I—III вв. Были выявлены общие и специфические ее черты, закономерности. К первым, например, относится вывод о тесной, генетической связи социально-классового характера армии принципата и муниципальной организации по характеру ветеранского землевладения, отождествляемого с античной формой собственности, что, в свою очередь, в социальном аспекте связано с сословием декурионов, пополнявшим средний командный состав в армии? Отмечено также, что основные части армии принципата — легионы—-«набирались из граждан, имевших римское гражданство», из городских землевладельцев и рабовладельцев, бывших «прочной социальной базой империи»? Военная тематика как таковая и в связи с городской гораздо лучше исследована для западных, латинских провинций. Интересующие нас сюжеты для восточных провинций разрабатывались в основном О.
В. Кудрявцевым на материалах Эпира и Македонии4 н И. Ш. Шифманом — на материале Сирии.5Лучше других они разработаны для дунайских провинций, ибо их материалы ее наиболее полно иллюстрируют. Само развитие муниципального землевладения там было связано с поселением ветеранов;6 именно там с наибольшей отчетливостью проявилась роль армии как авангарда и орудия римской колонизации, способствовавшей «разложению примитивных (первобытнообщинных, раннерабовладельческих) общественных отношений».7 Это поселение ветеранов, при котором «всякий раз образовывалась римская гражданская и землевладельческая община», по своему характеру и значению «было сходным с колонизацией Римом италийского полуострова».8
Известную устойчивость римского города в Паннонии 10. К- Колосовская усматривает в продолжающейся еще в III в. урбанизации и включении местных жителей, переселенцев и
2 Ш т а е р м а н Е. М. Кризис III века в Римской империи. — ВИ, 1477, № 5, с. 143.
3 Там же.
4 Кудрявцев О, В. Эллинские провинции Балканского полуострова во II веке нашей эры. М 1454, с. 333—337.
5 Шифман И. Ш. Сирийское общество эпохи принципата (1—III вв. э). М„ 1977, с. 153—183.
6 Колосовская Ю. К. Паннония в I—III веках. М., 1973, с. 75.
7 Кудрявцев О. В, Исследования по истории Балкано-Дунайских областей в период Римской Империи и статьи по общим проблемам древней истории. М-, 1957, с. 313—314.
* Колосовская Ю, К- Паннония... с. 84.
пограничных племен в состав гражданских общин,[243] Но уже к III в. наряду с тягой солдат к земле создается впечатление, что ветераны оказались как бы вне городской организации и почти не участвовали в ее жизни,[244][245] Ветераны конституируются в отдельную сословно-корпоративную группу, организуют свои коллегии, что указывает па слабые связи их с городом в III в,11 Этому же способствовала и политика императоров, освобождавшая их от некоторых налогов и повинностей в пользу города,[246] Все эти кризисные для античной формы собственности моменты связываются с изменившимися условиями военной жизни при Северах.[247]
Уже традиция определенно связывала намерение правительства посадить ауксилиариев на землю с Северами, Е.
М. Штаер- ман odijHCHneT это сенатской ориентацией социально-экономической программы Александра Севера, подчеркивая, однако, общую для Северов линию на военную колонизацию пограничных окраин.[248] Думается, что в этом аспекте, т, е, развитии пограничного землевладения, не связанного с городом, реформы Северов были логическим завершением процессов, наметившихся вследствие введения Адрианом местной системы набора. Видимо, этому содействовало введение наследственной службы, которое Ю. к, Колосовская справедливо относит ко времени Марка Аврелия.[249] Во всяком случае, следует считать, что именно реформы Северов заложили тот фундамент, на котором позже выросли 1 imitanei, образовавшие «землевладельческую общину, стоявшую вне городской организации, так как земля находилась в распоряжении военного начальства».[250] Реформы Северов подвели итоги предшествующих процессов и наметили перспективы развития новых, уже позднеантичных по своей сути. Эти процессы представляли собой весьма противоречивое явление, отразившее специфику переходного периода, что нашло отражение и в нашей литературе, Е, М, Штаерман считает, что они должны были сделать армию более сплоченной, создать пз нес орудие социальной борьбы, а потому, проводя военную колонизацию, «предвосхищавшую расселение на провинциальных землях федератов», Северы основной упор делали на укрепление регулярной армии.[251] А. Л. Смышляев, касаясь вопроса о так называемых «демократических» аспектах реформСептимия Севера, приходит к выводу, что в действительности они способствовали бюрократизации армии.[252] А это безусловно вело к ослаблению связей с городом, к социальной неоднородности и «многопартийности» армии. Следовательно, реформы первых Северов привели прямо к противоположным результатам.
В период военной анархии углубление социальных противоречий в армии приводит к постепенному размежеванию войск по «партийному» признаку, к попыткам опереться на внеимпер- ских наемников, представлявших собой силу, социально и политически не связанную ни с одной из враждующих группировок.
Именно так поступил Галлиен, пытаясь ослабить влияние римской кавалерии, тяготевшей к компромиссу с крупной земельной аристократией.[253] Однако исторический парадокс заключался в том, что самый деятельный проводник реставраторской политики своими военными реформами не только углубил расслоение армии, нс только дал своим противникам мощное оружие в лице выделенной нз легионов и сведенной воедино конницы, но и был создателем той линии структурного отношения к армии, которую активно продолжали императоры Домината. Галлиен также способствовал не только окончательному размежеванию войск, но и искал предпосылки для нового социального компромисса, чем занимались и его преемники.Именно компромиссной ориентацией политики Проба, считает Е. М. Штаерман, объясняется широкое расселение ветеранов на окраинах.[254] Таким образом, напрашивается вывод о том, что правительство стремилось разорвать связь армии с городской организацией пли в значительной мере ее ослабить. Однако было высказано мнение, что внутреннее развитие ветеранского землевладения вело к тому, что оно «все менее оказывалось связанным с городом».[255]
Совокупность этих факторов довольно безболезненно позволила Диоклетиану реорганизовать войско. Limitanei уже «созрели» для новых социально-экономических условий службы, а императорская власть приступила к более полному подчинению себе городов, к превращению органов городского самоуправления в составную часть имперского бюрократического аппарата.[256]Начало позднеантичной стадии все-такн ие характеризуется полным разрывом между городской и военной организациями. Хотя мелкое землевладение limitanei на лимесах[257] и утра
тило, видимо, связи с городом, несколько иная картина предстает в отношении города с comit a tenses.
После столетия гражданских войн, варварских нашествий запустение земель приняло довольно значительные размеры, и правительство изыскивало способы их заселения. Лучшего материала, чем ветераны, трудно было найти, и потому, как показала Г.
Е. Лебедева, императоры IV в. предоставляют им ряд привилегий и дарений, подталкивая к занятию сельским хозяйством.[258] Раздавая земли и привилегии, правительство, по мнению Г. Е. Лебедевой, «рассчитывало поддержать таким путем свободное землевладение для военных нужд, поддержать слой ветеранов как важный источник пополнения армии».[259] В то же самое время ветераны являлись группой, но размерам землевладения наиболее близкой к куриалам, и фактически в IV в. были «едва ли не важнейшим источником пополнения курий „снизу”».[260] Насколько прочен и распространен был слой ветеранов, связанный с городом, можно увидеть на примере восстания Прокопия.[261]В свете этого вряд ли можно согласиться с тем положением, что ветераны IV в. селились «главным образом вблизи своих воинских частей».[262] Более того, как считает Г Е. Лебедева, государственные льготы настолько стимулировали интенсивное занятие земледелием, а следовательно, и определенные связи ветеранов с городом, что им было более выгодно его продолжать, чем нести службу в армии[263][264] Правительственные привилегии позволяли ветеранам также заниматься торговлей, а их дети привлекались в курии.36
И все-таки происходил медленный, неуклонный упадок рядового провинциального позднеантичного полиса. Не последнюю роль в этом процессе, видимо, сыграли постоянно возраставшие налоги по линии военной анноны, постой войск, подчиненных отделенному от гражданского военному командованию. Дукам, ответственным только за оборону вверенной территории, законодательство запрещало вмешательство в гражданские дела и, вполне возможно, что на базе этого складывалось определенное, чисто потребительское, отношение к проблемам городской жизни. Это искусственное, в противовес античной традиции, разделение властей, может быть, и способствовало более действенной обороне областей, но оно же вызвало к жизни именно в IV в. внутри городов повышение роли органов самозащиты.
В городе IV в.
имелись различные категории населения, которые под своего рода военным командованием «составляли официальный контингент государственных сил, мобилизуемых по государственной надобности».[265] По-видимому, эта система является яркой иллюстрацией нехватки армейских сил из разряда pseud осоті ta tenses и большой неопределенности их статуса. Кроме того, вряд ли стоит доказывать, что эта самая оборона не дешево обходилась городской организации. Эта тенденция к укреплению обороноспособности городов своими силами, видимо, усиливается после адианопольской катастрофы, особенно в V в. Ей способствовало оформление партий, превращение верхушки димотов в своеобразную городскую милицию.[266]Все сказанное характеризует проблему, с одной стороны, как связанную разлагающуюся античную форму собственности, а с другой стороны, мы видели, что самый ход интересующих нас процессов еще в значительной мере ею обусловливается,
В литературе отмечается также роль крупной земельной собственности в развитии города IV в. и считается, что она способствовала подъему более крупных центров, провинциальных столиц, по целому ряду причин, но уже не столько экономического, сколько социально-политического характера.[267][268]
Перестройка социальной системы принципата создала сложный административный аппарат с характерной двойной централизацией общегосударственного и внутриобластного йорядка,31 В качестве опорных пунктов на местах этот аппарат имел провинциальные столицы, которые, в свою очередь, утверждали свое господство над окружающими мелкими позднеантичными полисами, ускоряя тем самым их исчезновение.
В этих центрах региональной обороны концентрировалась военная администрация и гарнизоны. Размещение гарнизонов в городах стимулировало развитие ремесла и торговли,[269] и, таким образом, армия поддерживала городскую экономику и рынок. Задержки жалования солдатам и неуклонный процесс упадка наемной армии отрицательно сказывались на состоянии городского хозяйства. Этому же способствовало и государство, взяв на себя заботу снабжения и обеспечения армии, имевшее множество своих мастерских, видимо не связанных с городским рынком. Во всем этом видна именно позднеантичная специфика
провинциального города, ибо 8 эпоху принципата не могло быть и речи о квартировании войск в городах. Гарнизоны городов становились почти независимыми от муниципальном организации, т. е. происходит внутренняя подготовка перехода от города к крепости. Эта тенденция к возрастанию военно-оборонной функции крупного провинциального города прослеживается более отчетливо в V—VII вв. Однако социально-экономические процессы этого периода внесли заметные изменения в саму структуру организации обороны города. В литературе отмечается, что V—VI вв. — время роста крупных укрепленных деревень и поместий, возрастание роли обнесенных стенами монастырей, что связывается с прогрессирующим упадком мелких полисов,[270] которые все больше напоминают собой крепости.
Таким образом, для периода V—VI вв. сама структура обороны представляла собой, вероятно, следующую картину: на определенной территории крупный по позднеантичным масштабам, разумеется, город окружен рядом крепостей-спутников (кастеллов, фрурий). На Балканах, по-видимому, множество подобных кастеллов выросло из канаб.[271][272] В этом безусловно сказывается особенность балканской системы обороны, ибо канаве с большей прослойкой военных при постоянном контакте с варварским миром требовалось меньше времени на трансформацию в крепость. На Балканах эта система, видимо, сложилась уже в первой половине V в. Правительство до конца V в. не могло развернуть здесь широкого оборонного строительства из-за почти непрерывных варварских вторжений.
Несколько иная картина, вероятно, была на Востоке в V в. где наряду с эволюцией мелких полисов в сторону их трансформации в крепости 'правительство возводило оборонительные сооружения. Во всяком случае, в VI в. крупные города востока были окружены фруриями еще до восстановительной деятельности Юстин иана.ЗЙ
Кроме того, указанная система обороны на Балканах уже к концу V в., видимо, не давала ощутимого результата.39 На основании всего этого можно сказать, что к концу V в. для балканских провинций и, вероятно, несколько позже ДЛЯ ВОСТОЧНЫХ сама проблема «город — армия» для мелких полисов уже не существует.
Мы указываем для Балкан конец V в. потому, что временная реанимация указанной системы при Юстиниане носила, быть может, сугубо военный характер, не имевший даже остатков тех отношений солдат с городом, которые еще, вероятно,
теплились на протяжении V в. Об этом, например, свидетельствует резкое сокращение законов о ветеранах в VI в.10 Напротив, с VI в крепость отделяется от города даже в центрах концентрации военной администрации, воины имеют земли, никоим образом не связанные с городами.41 По-видимому, эти процессы затухания городской жизни и падения роли гражданской администрации вели к повышению удельного веса военных властей, что в дальнейшем сказалось в образовании эквархатов. Этому же способствовало отмирание ополчения димотов, которое, как считает Г Л. Курбатов, с другой стороны, ускоряло складывание фемной организации.42
Подводя итог обзоіру взаимоотношений іпозднеантич'ной городской и гвоешюй организации, можно оказать, что каждому из этапов разрыва связей между ними соответствовал определенный уровень разложения армии, возникновения более или менее устойчивых войсковых форм и институтов. Прежде всего это относится к системе набора, которая эволюционировала на ее н изшем у роївне в 'сторону почт и а'бсол ютн ой варваризации, для чего достаточно сравнить, например, состав экспедиционных корпусов Велизария в Северной Африке и Нарсеса в Италии. Меняется сама структура армии: Юстиниан уничтожил 1 imitanei как лишнюю обузу для государства в новых социально-экономических условиях; роль пехоты свелась к гарнизонной службе. Рост крупных укрепленных поместий вызвал к жизни институт букеллариев, который отразил в своем характере ту же позднеантичную специфику, что и административный аппарат империи. Сопоставление византийских букеллариев, например, с вестготскими только оттеняет эту особенность. Варварские дружины и доставшиеся в наследство от западной империи вестготским королям букелларии уже в VI в. оседают на землях, причем это нспомещение предписывается законодательством.43 Византийские же букелларии и солдаты сходного с ним статуса, как известно, потянулись к земле под предводительством дорифора Стотзы и в значительной мере под влиянием порядков, существовавших в разгромленном ими королевстве Гелимера. Известно также и то, что им пришлось с оружием в руках отстаивать новый принцип организации армии. Однако подобное войско, не связанное с государством ни социально, ни экономически, не могло долго существовать. История поражений византийской армии во второй половине VI в. была следствием такого состояния военной организации.
Сходные процессы, связанные с упадком городов, их трансформацией в крепости, с возрастанием роли военной админи-
40 Лебедева Г. Е. Указ, соч., с. 156—157 | |||
41 | Курбатов Г. Л. Основные проблемы.. | . с. | 71—72. |
42 | Курбатов Г Л. К проблеме типологии | городских движений. | |
с. 60. | |||
43 | Корсунский А. Р Г отекая Испания. | м., | 1969, с. 188. |
страции, — процессы, которые составляли сущность и определяли лицо позднеантичной эпохи в ранней Византии, происходили примерно в то же время на территории бывшей западной империи, в средиземноморских варварских королевствах. Оценка этих политических образований как раннефеодальных, данная в советской исторической литературе, не противоречит мнению о том, что они сформировались в условиях романо-германского синтеза, В работах советских ученых механизм этого синтеза был показан в той или иной мере на материалах истории западных позднеантичных городов V—VII вв. Существует тенденция к новому подходу в изучении эволюции позднеантичного города на Западе, авторы которой справедливо призывают различать позднеантичный и феодальный город как явления качественно разнородные даже при наличии преемственности в их развитии,[273] Авторы этой концепции утверждают, что «если города раннего средневековья не обладали всеми основными признаками феодального города, то это не значит, что все они являлись лишь деревнями, обнесенными стенами, военно-административными центрами»,[274]
Однако возникает вопрос, нужно ли рассматривать западный город в свете нашей постановки проблемы «город-—армия», ведь с падением западноримской государственности не существует и западная римская армия. Место одной военной организации заняла другая, которая вступила в определенные отношения с городом. Несмотря на различие характеров византийской и варварской армий в V—VII вв., их взаимоотношения с позднеантичным городом развивались в одном направлении, в чем убеждают результаты работ советских историков. На примерах готской Испании и Италии, вандальской Северной Африки показано, что западный позднеантичный город уцелел в ряде своих черт. Варвары нуждались в городе как в звене фискальной системы, они «доросли» до понимания его значения как центра ремесла и торговли; они создали свои государственные системы, опираясь в значительной мере на римские городские общины,[275]* Одновременно усиливаются тенденции, ведущие к замиранию городской жизни, и ярким показателем этого и является широкое распространение и укрепление бургов — замков. Возникают новые города без курий, сходные с бургами римского типа.[276] В таких бургах и кастеллах, расположенных, как правило, в провинциях, растет удельный вес военной администрации. Особенно ярко это показано Э. В. Удальцовой на примере
остготском Италии, где автор отмечает нарастание оппозиции правительству, пытавшемуся проводить политику своеобразной реставрации,48 в среде военной знати. Незавершенность этих процессов в Северной Африке и Италии вследствие византийского военного вмешательства заставляет обратить внимание на Испанию, где их развитие получило более полное завершение. В VII в., резюмирует А. Р Корсунский, окончательно исчезает городская автономия, курия теряет самую важную свою функцию— сбор анноны и трибута с округи* которая переходит к готской администрации: продолжается распространение новых городов с военными целями, не связанных с римской муниципальной системой.49
*8 Удальцова Э. В. Италия и Византия, 27, 155—159-
49 К о р с у и с к и й А. Р. Указ, сот, с. 59—60.
Еще по теме ГОРОД И АРМИЯ ПОЗДНЕАНТИЧНОИ ЭПОХИ В СОВЕТСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ:
- ГОРОД И ГОСУДАРСТВО В ВИЗАНТИИ В ЭПОХУ ПЕРЕХОДА ОТ АНТИЧНОСТИ К ФЕОДАЛИЗМУ В ОСВЕЩЕНИИ РУССКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ КОНЦА XIX— НАЧАЛА XX в.
- 49. Внешн. политика СССР и международные отношения в 1930г. Срыв англо-франко-советских переговоров. Советско-германский пакт о ненападении. Советско-финская война. Начало 2ой мировой войны
- 2. Основные вехи развития российской историографии. Летописи. В. Н. Татищев. Н. М. Карамзин. С. М. Соловьев. В. О. Ключевский. Марксистская историография.
- 8. Создание Советского государства. Первые преобразования советской власти.
- ИЗ ПРЕДЫСТОРИИ ДРЕВНЕРУССКИХ ГОРОДОВ-ГОСУДАРСТВ. СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ РОЛЬ ГОРОДОВ НА РУСИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ IX-X вв.
- 53. Освобождение советских территорий 1944. Начало освобождения Европ.стран. Завершающий этап войны и разгром фашистской Германии. Источники и итоги победы советского народа Великой Отечеств.войне. Выдающиеся полководцы
- Города как торгово-ремесленные и политико-административные центры в древней Руси. Роль городов в развитии общества.
- Нэп. Историография проблемы.
- § 3. Историография.
- § 2. Историография
- Основные этапы развития отечественной историографии.
- ШЕМАХА АНТИЧНОЙ ЭПОХИ
- Б.В.Лунин Б.А.ЛИТВИНСКИЙ КАК ИСТОРИОГРАФ СРЕДНЕАЗИАТСКОГО ВОСТОКОВЕДЕНИЯ
- ЖЕРТВЕННИКИ ЭЛЛИНИСТИЧЕСКОЙ ЭПОХИ В ФРАКИИ
- К ГЛАВЕ I. ИСТОЧНИКИ И ИСТОРИОГРАФИЯ ДРЕВНЕЙ МЕСОПОТАМИИ
- Историография
- Историография