<<
>>

ГОРОД И АРМИЯ ПОЗДНЕАНТИЧНОИ ЭПОХИ В СОВЕТСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ

Армия является одним из важнейших элементов государст­венной организации поэднеантичного общества. Влияние ее организации и эволюции на развитие позднеантичного города, городского строя и его институтов — также одна из составных частей проблемы город и государство.

В отечественной литературе уже высказывалось справедли­вое мнение о том, что «история византийского фемпого строя в полном объеме, прежде всего с точки зрения его социально- экономической сущности, равно как и политической, и право­вой, еще ждет своего изучения».' Мы могли бы добавить, что не менее, если не более «темной» остается эпоха V в. Несколь­ко большая изученность этих сюжетов для IV и VI вв. может

1 Кучма В. В. К вопросу о социальной сущности «революции» Фоки (602—610). —В кн.: Византийские очерки, М., 1977, с. 191, прилом 34.

содействовать выявлению направлений изучения взаимосвязи процессов эволюции города и армии в V в.

Следует отметить, что проблема «город—армия» для ран­ней империи в советской литературе достаточно изучена, чему способствовала, в частности, разработка конкретной истории провинции в I—III вв. Были выявлены общие и специфические ее черты, закономерности. К первым, например, относится вы­вод о тесной, генетической связи социально-классового харак­тера армии принципата и муниципальной организации по ха­рактеру ветеранского землевладения, отождествляемого с ан­тичной формой собственности, что, в свою очередь, в социаль­ном аспекте связано с сословием декурионов, пополнявшим сред­ний командный состав в армии? Отмечено также, что основные части армии принципата — легионы—-«набирались из граждан, имевших римское гражданство», из городских землевладельцев и рабовладельцев, бывших «прочной социальной базой импе­рии»? Военная тематика как таковая и в связи с городской гораздо лучше исследована для западных, латинских провин­ций. Интересующие нас сюжеты для восточных провинций раз­рабатывались в основном О.

В. Кудрявцевым на материалах Эпира и Македонии4 н И. Ш. Шифманом — на материале Сирии.5

Лучше других они разработаны для дунайских провинций, ибо их материалы ее наиболее полно иллюстрируют. Само раз­витие муниципального землевладения там было связано с по­селением ветеранов;6 именно там с наибольшей отчетливостью проявилась роль армии как авангарда и орудия римской коло­низации, способствовавшей «разложению примитивных (перво­бытнообщинных, раннерабовладельческих) общественных отно­шений».7 Это поселение ветеранов, при котором «всякий раз образовывалась римская гражданская и землевладельческая община», по своему характеру и значению «было сходным с ко­лонизацией Римом италийского полуострова».8

Известную устойчивость римского города в Паннонии 10. К- Колосовская усматривает в продолжающейся еще в III в. урбанизации и включении местных жителей, переселенцев и

2 Ш т а е р м а н Е. М. Кризис III века в Римской империи. — ВИ, 1477, № 5, с. 143.

3 Там же.

4 Кудрявцев О, В. Эллинские провинции Балканского полуострова во II веке нашей эры. М 1454, с. 333—337.

5 Шифман И. Ш. Сирийское общество эпохи принципата (1—III вв. э). М„ 1977, с. 153—183.

6 Колосовская Ю. К. Паннония в I—III веках. М., 1973, с. 75.

7 Кудрявцев О. В, Исследования по истории Балкано-Дунайских областей в период Римской Империи и статьи по общим проблемам древней истории. М-, 1957, с. 313—314.

* Колосовская Ю, К- Паннония... с. 84.

пограничных племен в состав гражданских общин,[243] Но уже к III в. наряду с тягой солдат к земле создается впечатление, что ветераны оказались как бы вне городской организации и почти не участвовали в ее жизни,[244][245] Ветераны конституируются в отдельную сословно-корпоративную группу, организуют свои коллегии, что указывает па слабые связи их с городом в III в,11 Этому же способствовала и политика императоров, освобож­давшая их от некоторых налогов и повинностей в пользу горо­да,[246] Все эти кризисные для античной формы собственности моменты связываются с изменившимися условиями военной жизни при Северах.[247]

Уже традиция определенно связывала намерение правитель­ства посадить ауксилиариев на землю с Северами, Е.

М. Штаер- ман odijHCHneT это сенатской ориентацией социально-экономи­ческой программы Александра Севера, подчеркивая, однако, общую для Северов линию на военную колонизацию погранич­ных окраин.[248] Думается, что в этом аспекте, т, е, развитии пограничного землевладения, не связанного с городом, рефор­мы Северов были логическим завершением процессов, наметив­шихся вследствие введения Адрианом местной системы набора. Видимо, этому содействовало введение наследственной служ­бы, которое Ю. к, Колосовская справедливо относит ко вре­мени Марка Аврелия.[249] Во всяком случае, следует считать, что именно реформы Северов заложили тот фундамент, на котором позже выросли 1 imitanei, образовавшие «землевладельческую общину, стоявшую вне городской организации, так как земля находилась в распоряжении военного начальства».[250] Реформы Северов подвели итоги предшествующих процессов и наметили перспективы развития новых, уже позднеантичных по своей сути. Эти процессы представляли собой весьма противоречивое явление, отразившее специфику переходного периода, что на­шло отражение и в нашей литературе, Е, М, Штаерман счи­тает, что они должны были сделать армию более сплоченной, создать пз нес орудие социальной борьбы, а потому, проводя военную колонизацию, «предвосхищавшую расселение на про­винциальных землях федератов», Северы основной упор делали на укрепление регулярной армии.[251] А. Л. Смышляев, касаясь вопроса о так называемых «демократических» аспектах реформ

Септимия Севера, приходит к выводу, что в действительности они способствовали бюрократизации армии.[252] А это безусловно вело к ослаблению связей с городом, к социальной неоднород­ности и «многопартийности» армии. Следовательно, реформы первых Северов привели прямо к противоположным резуль­татам.

В период военной анархии углубление социальных противо­речий в армии приводит к постепенному размежеванию войск по «партийному» признаку, к попыткам опереться на внеимпер- ских наемников, представлявших собой силу, социально и по­литически не связанную ни с одной из враждующих группиро­вок.

Именно так поступил Галлиен, пытаясь ослабить влияние римской кавалерии, тяготевшей к компромиссу с крупной зе­мельной аристократией.[253] Однако исторический парадокс за­ключался в том, что самый деятельный проводник реставра­торской политики своими военными реформами не только углу­бил расслоение армии, нс только дал своим противникам мощ­ное оружие в лице выделенной нз легионов и сведенной воеди­но конницы, но и был создателем той линии структурного отно­шения к армии, которую активно продолжали императоры До­мината. Галлиен также способствовал не только окончатель­ному размежеванию войск, но и искал предпосылки для нового социального компромисса, чем занимались и его преемники.

Именно компромиссной ориентацией политики Проба, счи­тает Е. М. Штаерман, объясняется широкое расселение вете­ранов на окраинах.[254] Таким образом, напрашивается вывод о том, что правительство стремилось разорвать связь армии с го­родской организацией пли в значительной мере ее ослабить. Однако было высказано мнение, что внутреннее развитие вете­ранского землевладения вело к тому, что оно «все менее ока­зывалось связанным с городом».[255]

Совокупность этих факторов довольно безболезненно позво­лила Диоклетиану реорганизовать войско. Limitanei уже «со­зрели» для новых социально-экономических условий службы, а императорская власть приступила к более полному подчинению себе городов, к превращению органов городского самоуправле­ния в составную часть имперского бюрократического аппарата.[256]Начало позднеантичной стадии все-такн ие характеризуется полным разрывом между городской и военной организация­ми. Хотя мелкое землевладение limitanei на лимесах[257] и утра­

тило, видимо, связи с городом, несколько иная картина пред­стает в отношении города с comit a tenses.

После столетия гражданских войн, варварских нашествий за­пустение земель приняло довольно значительные размеры, и правительство изыскивало способы их заселения. Лучшего ма­териала, чем ветераны, трудно было найти, и потому, как пока­зала Г.

Е. Лебедева, императоры IV в. предоставляют им ряд привилегий и дарений, подталкивая к занятию сельским хозяй­ством.[258] Раздавая земли и привилегии, правительство, по мне­нию Г. Е. Лебедевой, «рассчитывало поддержать таким путем свободное землевладение для военных нужд, поддержать слой ветеранов как важный источник пополнения армии».[259] В то же самое время ветераны являлись группой, но размерам земле­владения наиболее близкой к куриалам, и фактически в IV в. были «едва ли не важнейшим источником пополнения курий „снизу”».[260] Насколько прочен и распространен был слой ветера­нов, связанный с городом, можно увидеть на примере восстания Прокопия.[261]

В свете этого вряд ли можно согласиться с тем положением, что ветераны IV в. селились «главным образом вблизи своих воинских частей».[262] Более того, как считает Г Е. Лебедева, го­сударственные льготы настолько стимулировали интенсивное занятие земледелием, а следовательно, и определенные связи ветеранов с городом, что им было более выгодно его продол­жать, чем нести службу в армии[263][264] Правительственные приви­легии позволяли ветеранам также заниматься торговлей, а их дети привлекались в курии.36

И все-таки происходил медленный, неуклонный упадок рядо­вого провинциального позднеантичного полиса. Не последнюю роль в этом процессе, видимо, сыграли постоянно возраставшие налоги по линии военной анноны, постой войск, подчиненных отделенному от гражданского военному командованию. Дукам, ответственным только за оборону вверенной территории, зако­нодательство запрещало вмешательство в гражданские дела и, вполне возможно, что на базе этого складывалось определенное, чисто потребительское, отношение к проблемам городской жиз­ни. Это искусственное, в противовес античной традиции, раз­деление властей, может быть, и способствовало более действен­ной обороне областей, но оно же вызвало к жизни именно в IV в. внутри городов повышение роли органов самозащиты.

В городе IV в.

имелись различные категории населения, ко­торые под своего рода военным командованием «составляли официальный контингент государственных сил, мобилизуемых по государственной надобности».[265] По-видимому, эта систе­ма является яркой иллюстрацией нехватки армейских сил из разряда pseud осоті ta tenses и большой неопределенности их статуса. Кроме того, вряд ли стоит доказывать, что эта самая оборона не дешево обходилась городской организации. Эта тен­денция к укреплению обороноспособности городов своими сила­ми, видимо, усиливается после адианопольской катастрофы, особенно в V в. Ей способствовало оформление партий, пре­вращение верхушки димотов в своеобразную городскую мили­цию.[266]

Все сказанное характеризует проблему, с одной стороны, как связанную разлагающуюся античную форму собственности, а с другой стороны, мы видели, что самый ход интересующих нас процессов еще в значительной мере ею обусловливается,

В литературе отмечается также роль крупной земельной собственности в развитии города IV в. и считается, что она способствовала подъему более крупных центров, провинциаль­ных столиц, по целому ряду причин, но уже не столько эконо­мического, сколько социально-политического характера.[267][268]

Перестройка социальной системы принципата создала слож­ный административный аппарат с характерной двойной центра­лизацией общегосударственного и внутриобластного йорядка,31 В качестве опорных пунктов на местах этот аппарат имел про­винциальные столицы, которые, в свою очередь, утверждали свое господство над окружающими мелкими позднеантичными полисами, ускоряя тем самым их исчезновение.

В этих центрах региональной обороны концентрировалась военная администрация и гарнизоны. Размещение гарнизонов в городах стимулировало развитие ремесла и торговли,[269] и, та­ким образом, армия поддерживала городскую экономику и ры­нок. Задержки жалования солдатам и неуклонный процесс упад­ка наемной армии отрицательно сказывались на состоянии го­родского хозяйства. Этому же способствовало и государство, взяв на себя заботу снабжения и обеспечения армии, имевшее множество своих мастерских, видимо не связанных с городским рынком. Во всем этом видна именно позднеантичная специфика

провинциального города, ибо 8 эпоху принципата не могло быть и речи о квартировании войск в городах. Гарнизоны городов становились почти независимыми от муниципальном организа­ции, т. е. происходит внутренняя подготовка перехода от города к крепости. Эта тенденция к возрастанию военно-оборонной функции крупного провинциального города прослеживается бо­лее отчетливо в V—VII вв. Однако социально-экономические процессы этого периода внесли заметные изменения в саму структуру организации обороны города. В литературе отмеча­ется, что V—VI вв. — время роста крупных укрепленных дере­вень и поместий, возрастание роли обнесенных стенами мона­стырей, что связывается с прогрессирующим упадком мелких полисов,[270] которые все больше напоминают собой крепости.

Таким образом, для периода V—VI вв. сама структура обо­роны представляла собой, вероятно, следующую картину: на определенной территории крупный по позднеантичным мас­штабам, разумеется, город окружен рядом крепостей-спутни­ков (кастеллов, фрурий). На Балканах, по-видимому, множест­во подобных кастеллов выросло из канаб.[271][272] В этом безусловно сказывается особенность балканской системы обороны, ибо ка­наве с большей прослойкой военных при постоянном контакте с варварским миром требовалось меньше времени на трансфор­мацию в крепость. На Балканах эта система, видимо, сложи­лась уже в первой половине V в. Правительство до конца V в. не могло развернуть здесь широкого оборонного строительства из-за почти непрерывных варварских вторжений.

Несколько иная картина, вероятно, была на Востоке в V в. где наряду с эволюцией мелких полисов в сторону их трансфор­мации в крепости 'правительство возводило оборонительные со­оружения. Во всяком случае, в VI в. крупные города востока были окружены фруриями еще до восстановительной деятель­ности Юстин иана.ЗЙ

Кроме того, указанная система обороны на Балканах уже к концу V в., видимо, не давала ощутимого результата.39 На ос­новании всего этого можно сказать, что к концу V в. для бал­канских провинций и, вероятно, несколько позже ДЛЯ ВОСТОЧНЫХ сама проблема «город — армия» для мелких полисов уже не существует.

Мы указываем для Балкан конец V в. потому, что времен­ная реанимация указанной системы при Юстиниане носила, быть может, сугубо военный характер, не имевший даже остат­ков тех отношений солдат с городом, которые еще, вероятно,

теплились на протяжении V в. Об этом, например, свидетель­ствует резкое сокращение законов о ветеранах в VI в.10 Напро­тив, с VI в крепость отделяется от города даже в центрах кон­центрации военной администрации, воины имеют земли, никоим образом не связанные с городами.41 По-видимому, эти процессы затухания городской жизни и падения роли гражданской адми­нистрации вели к повышению удельного веса военных властей, что в дальнейшем сказалось в образовании эквархатов. Этому же способствовало отмирание ополчения димотов, которое, как считает Г Л. Курбатов, с другой стороны, ускоряло складыва­ние фемной организации.42

Подводя итог обзоіру взаимоотношений іпозднеантич'ной го­родской и гвоешюй организации, можно оказать, что каждому из этапов разрыва связей между ними соответствовал определен­ный уровень разложения армии, возникновения более или менее устойчивых войсковых форм и институтов. Прежде всего это относится к системе набора, которая эволюционировала на ее н изшем у роївне в 'сторону почт и а'бсол ютн ой варвариза­ции, для чего достаточно сравнить, например, состав экспеди­ционных корпусов Велизария в Северной Африке и Нарсеса в Италии. Меняется сама структура армии: Юстиниан уничтожил 1 imitanei как лишнюю обузу для государства в новых социаль­но-экономических условиях; роль пехоты свелась к гарнизонной службе. Рост крупных укрепленных поместий вызвал к жизни институт букеллариев, который отразил в своем характере ту же позднеантичную специфику, что и административный аппа­рат империи. Сопоставление византийских букеллариев, напри­мер, с вестготскими только оттеняет эту особенность. Варвар­ские дружины и доставшиеся в наследство от западной импе­рии вестготским королям букелларии уже в VI в. оседают на землях, причем это нспомещение предписывается законодатель­ством.43 Византийские же букелларии и солдаты сходного с ним статуса, как известно, потянулись к земле под предводительст­вом дорифора Стотзы и в значительной мере под влиянием по­рядков, существовавших в разгромленном ими королевстве Гелимера. Известно также и то, что им пришлось с оружием в руках отстаивать новый принцип организации армии. Однако подобное войско, не связанное с государством ни социально, ни экономически, не могло долго существовать. История пораже­ний византийской армии во второй половине VI в. была след­ствием такого состояния военной организации.

Сходные процессы, связанные с упадком городов, их транс­формацией в крепости, с возрастанием роли военной админи-

40 Лебедева Г. Е. Указ, соч., с. 156—157
41 Курбатов Г. Л. Основные проблемы.. . с. 71—72.
42 Курбатов Г Л. К проблеме типологии городских движений.
с. 60.
43 Корсунский А. Р Г отекая Испания. м., 1969, с. 188.

страции, — процессы, которые составляли сущность и опреде­ляли лицо позднеантичной эпохи в ранней Византии, происхо­дили примерно в то же время на территории бывшей западной империи, в средиземноморских варварских королевствах. Оцен­ка этих политических образований как раннефеодальных, дан­ная в советской исторической литературе, не противоречит мне­нию о том, что они сформировались в условиях романо-герман­ского синтеза, В работах советских ученых механизм этого синтеза был показан в той или иной мере на материалах исто­рии западных позднеантичных городов V—VII вв. Существует тенденция к новому подходу в изучении эволюции позднеантич­ного города на Западе, авторы которой справедливо призывают различать позднеантичный и феодальный город как явления качественно разнородные даже при наличии преемственности в их развитии,[273] Авторы этой концепции утверждают, что «если города раннего средневековья не обладали всеми основными признаками феодального города, то это не значит, что все они являлись лишь деревнями, обнесенными стенами, военно-адми­нистративными центрами»,[274]

Однако возникает вопрос, нужно ли рассматривать запад­ный город в свете нашей постановки проблемы «город-—ар­мия», ведь с падением западноримской государственности не существует и западная римская армия. Место одной военной организации заняла другая, которая вступила в определенные отношения с городом. Несмотря на различие характеров визан­тийской и варварской армий в V—VII вв., их взаимоотношения с позднеантичным городом развивались в одном направлении, в чем убеждают результаты работ советских историков. На при­мерах готской Испании и Италии, вандальской Северной Афри­ки показано, что западный позднеантичный город уцелел в ряде своих черт. Варвары нуждались в городе как в звене фискаль­ной системы, они «доросли» до понимания его значения как центра ремесла и торговли; они создали свои государственные системы, опираясь в значительной мере на римские городские общины,[275]* Одновременно усиливаются тенденции, ведущие к за­миранию городской жизни, и ярким показателем этого и явля­ется широкое распространение и укрепление бургов — замков. Возникают новые города без курий, сходные с бургами римско­го типа.[276] В таких бургах и кастеллах, расположенных, как пра­вило, в провинциях, растет удельный вес военной администра­ции. Особенно ярко это показано Э. В. Удальцовой на примере

остготском Италии, где автор отмечает нарастание оппозиции правительству, пытавшемуся проводить политику своеобразной реставрации,48 в среде военной знати. Незавершенность этих процессов в Северной Африке и Италии вследствие византий­ского военного вмешательства заставляет обратить внимание на Испанию, где их развитие получило более полное завершение. В VII в., резюмирует А. Р Корсунский, окончательно исчезает городская автономия, курия теряет самую важную свою функ­цию— сбор анноны и трибута с округи* которая переходит к готской администрации: продолжается распространение новых городов с военными целями, не связанных с римской муници­пальной системой.49

*8 Удальцова Э. В. Италия и Византия, 27, 155—159-

49 К о р с у и с к и й А. Р. Указ, сот, с. 59—60.

<< | >>
Источник: ГОРОД И ГОСУДАРСТВО В ДРЕВНИХ ОБЩЕСТВАХ. Межвузовский сборник. ЛЕНИНГРАД. ИЗДАТЕЛЬСТВО ЛЕНИНГРАДСКОГО УНИВЕРСИТЕТА 1982. 1982

Еще по теме ГОРОД И АРМИЯ ПОЗДНЕАНТИЧНОИ ЭПОХИ В СОВЕТСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ:

  1. ГОРОД И ГОСУДАРСТВО В ВИЗАНТИИ В ЭПОХУ ПЕРЕХОДА ОТ АНТИЧНОСТИ К ФЕОДАЛИЗМУ В ОСВЕЩЕНИИ РУССКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ КОНЦА XIX— НАЧАЛА XX в.
  2. 49. Внешн. политика СССР и международные отношения в 1930г. Срыв англо-франко-советских переговоров. Советско-германский пакт о ненападении. Советско-финская война. Начало 2ой мировой войны
  3. 2. Основные вехи развития российской историографии. Летописи. В. Н. Татищев. Н. М. Карамзин. С. М. Соловьев. В. О. Ключевский. Марксистская историография.
  4. 8. Создание Советского государства. Первые преобразования советской власти.
  5. ИЗ ПРЕДЫСТОРИИ ДРЕВНЕРУССКИХ ГОРОДОВ-ГОСУДАРСТВ. СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ РОЛЬ ГОРОДОВ НА РУСИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ IX-X вв.
  6. 53. Освобождение советских территорий 1944. Начало освобождения Европ.стран. Завершающий этап войны и разгром фашистской Германии. Источники и итоги победы советского народа Великой Отечеств.войне. Выдающиеся полководцы
  7. Города как торгово-ремесленные и политико-административные центры в древней Руси. Роль городов в развитии общества.
  8. Нэп. Историография проблемы.
  9. § 3. Историография.
  10. § 2. Историография
  11. Основные этапы развития отечественной историографии.
  12. ШЕМАХА АНТИЧНОЙ ЭПОХИ
  13. Б.В.Лунин Б.А.ЛИТВИНСКИЙ КАК ИСТОРИОГРАФ СРЕДНЕАЗИАТСКОГО ВОСТОКОВЕДЕНИЯ
  14. ЖЕРТВЕННИКИ ЭЛЛИНИСТИЧЕСКОЙ ЭПОХИ В ФРАКИИ
  15. К ГЛАВЕ I. ИСТОЧНИКИ И ИСТОРИОГРАФИЯ ДРЕВНЕЙ МЕСОПОТАМИИ
  16. Историография
  17. Историография