Хеттский праздник ХАССУМАС*

Среди хеттских праздников представляет интерес мало­изученный ритуал под названием хассумас (^ezenhassumas). Его текст, пространный и довольно хорошо сохранившийся, датируется периодом «Среднехеттского царства»^{[133][134][135]}, издан в автографии Г Гюгербоком с соавторами в 1944 г (IBoT I, 29).

Как отмечено Г.Гютербоком, дошедший до нас текст о хассумасе — первая табличка описания ритуала. В ней описаны четыре дня праздника, несомненно более продол­жительного. Хассумас, во всяком случае на протяжении че­

тырёх дней, происходил в хеттской столице, так как в нача­ле текста (Vs. 3) названа Хаттуса. Здесь же (Vs. 4) упомянут и хеттский царь, которого, однако, в дальнейшем описании праздника мы больше не встречаем. Обряды четырёх дней хассумаса производились не хеттским царём, а царевичем, который, видимо, приезжал на праздник из города под на­званием Минуция (ср. Vs. 6, 7, 9).

Основное содержание ритуала составляет описание «обхода» царевичем ряда ритуальных помещений и, в част­ности, «дома повара» (E^|UMUHALDIM— Vs 18, 39, 54), «дома арцана» (^earzana — Vs. 29, 50; Rs. 29, 46)^[137], храма бо­гини «Царицы» (E^d Katahha— Vs. 35; Rs. 42), помещения для омовений (Е. DUio.US.SA— Rs. 24-27). Обход каждого помещения, в особенности домов повара и арцана, сопро­вождался организацией «пира».

Так, на второй день праздника царевич входил в дом повара и требовал принести туда еду (Vs. 18). Перед царе­вичем усаживались 12 жрецов (в том числе жрец бога Гро­зы, «человек бога Грозы», жрец божества Зерна, жрец бога Войны «Царя страны», жрец бога Телепину, жрец богини трона Халмасуитты, два жреца Цнлипури, жрец бога Хаса- мили (Vs. 19—22). Строки, содержащие перечень этих жре­цов, среди которых лишь один — жрец собственно хеттско­го божества (бога Зерна — ^dHalki, имя которого является переводом имени хаттской богини ^dKait), а все осталь­ные — жрецы божеств хаттского происхождения^, частич­но фрагментированы. Тем не менее и сохранившиеся спи­ски показывают, что перед царевичем и 12 жрецами сидели, видимо, две другие группы людей, связанных с храмом, а именно: «человек жезла», «человек копья», кравчий, стольник и др. (см. Vs. 22-23) и «кузнец божества», три

«человека храма», три «человека плуга» (см. там же стк. 24)^[140]. Прежде чем приступить к ритуальной трапезе в доме повара, царевич трижды «пил»^[141][142] богиню «Царицу», божество Солнца, божество защиты царя (Vs. 27). Затем он обходил по очереди (irhai-) все божества (Vs. 28), усажи­вался «есть» и кормить богов (Vs. 29).

Из дома повара царевич направлялся в дом арцана. Здесь с пятью теплыми хлебами, с десятью влажными (раз­мягчёнными) и десятью сладкими хлебами, с семью хлеба­ми такир.мх, с одной мерой пива и одной мерой напитка марнува (разновидность пива) он обходил по очереди боги­ню «Царицу», бога Грозы города Ципланда, бога Грозы и божество Солнца (Vs. 29-32). Царевич трижды «пил боже­ство Солнца» и вставал. Перед ним вновь клали разную еду, пиво и напиток марнуву(Vs. 33-35). Затем царевич следовал в храм богини «Царицы» и требовал принести ту­да еду. Перед царевичем усаживались двенадцать «людей плута» (^lume,APIN.LAL), и царевич «кормил божества» (Vs.

На третий день обряд продолжался вновь в доме повара и был посвящён богине Аринити. В дом повара приносили различные виды хлеба, напитки и клали их перед очагом

Перед очагом жертвовали богине Аринити одного быка и шесть овец. Животных резали и их туши делили на части (печень, грудинка, [плечевые кости], головы, шкуры, ноги, ритуально чистое мясо — Vs. 39-44). Некоторые части жи­вотных, как, например, печень, жарили и преподносили всем богам. Царевич жертвовал марнуву и обходил с ней богиню Аринити и все божества (Vs. 46-47). Затем разреза­ли печень, разламывали тёплый и влажный хлеба и разда­вали их каждому участнику ритуала. Участники ритуала ели и пили пиво (Vs. 49).

Из дома повара царевич шел в дом арцана и требовал принести еду. Сюда приносили пять теплых хлебов, десять влажных и десять ячменных хлебов, две горсти крупы, две меры молока, один хлеб в сосуде, сосуды с пивом и марну- вой. Перед царевичем усаживались все жрецы (Vs. 50-53). Здесь, однако, они не совершали трапезы. На ритуальную трапезу жрецов созывали в дом повара. Для жрецов и от­дельно для царевича устанавливали столы На каждый стол клали хлеб, видимо, порцию каждого жреца (Vs. 54-58). Царевич же двенадцать раз «пил божества» (их имена хатт­ского происхождения частично сохранились в тексте — Vs. 62-67).

Об установлении столов для участников ритуала гово­рится в начале оборотной стороны таблички описания хас- сумаса. На эти столы клали по одному закусочному хлебу, и 30 влажных и 12 других хлебов, пиво, марнуву распреде­ляли среди некоторых участников обряда (Vs. 10-16). Во время этой церемонии у очага (= алтаря) ставили жёрнов, и царевич вместе со служителем тацелли, человеком внут­реннего (сакрального) помещения, брадобреем и людьми — изготовителями кирпичей, мололи зерно. По завершении этой церемонии они брали ритуально чистое мясо, обходи­ли (weh-) очаг (= алтарь) и пели песнь, посвящённую боги­не Аринити (Rs.

Четвёртый день хассумаса начинался утренней трапезой (Rs. 33—35). Затем (Rs. 35-36) служитель тацелли нёс жерт­вы в хесту (= «каменный дом», усыпальницу' царя). Здесь он совершал обряд, посвящённый двенадцати божествам («и он сам двенадцать этих божеств двенадцать раз пьёт» — Rs. 37). Тем временем служители выводили нару­жу козла, забивали его, освежёвывали, затем съедали. Они донага раздевали одного слепца, накидывали на него шкуру съеденного козла, били его и гнали в хесту. И здесь они устраивали ритуальную трапезу (Rs. 33-41). в которой, ви­димо, принимал участие и царевич (ср. Rs. 41). Когда же завершалась трапеза в хесте, царский сын направлялся в храм богини «Царицы» Здесь царевич проводил обряд жертвоприношения (Rs. 42-45), а затем шел в арцану, куда требовал принести еду. По его указанию приносили три тё­плых хлеба и по десяти влажных, ячменных и сладких хле­бов, три горсти крупы, две меры молока, два сосуда с пи­вом. Перед царевичем усаживались двенадцать блудниц. И они ели и пили. Ночью они «очищали» царевича и укла­дывали его спать. При этом у его изголовья и у ног с одной и другой стороны они клали по два толстых хлеба (Rs. 46— 54), возливали вокруг него пиво, как бы проводя границу, «очерчивая» сакральную территорию. Этим действом за­вершался четвёртый день праздника (Rs. 54—55).

Завершающий обряд праздника хассумас, как предпо­ложил Г.Гютербок, может служить ключом к объяснению природы этого ритуала. По его мнению, в этом обряде блудницы осуществляли посвящение царевича в зрелый возраст^[143]. С таким значением обряда, по мнению Г.Гютер- бока, согласуется и название праздника hassumas, которое является родительным падежом герундива от глаг. has- «ро­дить, рождать»^[144]. Г.Гютербок особо выделяет и некоторые другие обряды, осуществлявшиеся на празднике хассумас (ритуальная пахота, размол зерна, изгнание слепого, обла­

чённого в шкуру козла) и предполагает, что они также свя­заны с инициацией паревича^,:

Для выяснения значения хассумаса представляется це­лесообразным пойти по пути сопоставления обрядов этого праздника, как и ритуала в целом, с другими хеттскими ри­туалами и с типологически сходными данными. Типологи­ческие сопоставления, как указывает В.В.Иванов, «оказы­ваются возможными благодаря наличию семиотических универсалий, которые могут помочь в истолковании древ­него текста, последний, в свою очередь, важен для дати­ровки древнейших примеров соответствующего универ­сального явления»^[145][146].

Так, некоторые действа, совершавшиеся на празднике хассумас, в частности те, на которых основывал свою гипо­тезу Г.Гютербок, позволяют предположить, что хассу­мас— весенний праздник. О связи праздника хассумас с весной может свидетельствовать обряд размола зерна, со­вершавшийся царевичем вместе с некоторыми другими участниками ритуала. Размол, растирание зерна (хет. malla- и harra-) — одно из характерных действий хеттских весен­них праздников^[147].

На весенний характер хассумаса может указывать об­ряд, совершавшийся с упряжкой быков, который, по всей ВИДИМОСТИ, символизировал ритуальную запашку^[148]. Обря­ды первой борозды осуществлялись в традициях многих народов мира и обычно были приурочены к весеннему се­зону— времени начала полевых работ, ср., в частности, символическое вручение жрецам плуга вместе с 12 быками

на древнеиндийском ритуале раджасуя (см. о нём ниже), восходящее к ритуалу пахоты^[149]. Представляет интерес и то, что один из обрядов хассумаса осуществлялся в хесте, а это характерно также для весеннего праздника антахшум, для хеттского праздника Нового года вуруллия (хаттского про­исхождения).

В связи с отражением в хассумасе культа предков (ср. также жертвоприношения у статуй хеттских царей, «став­ших богами», осуществлявшиеся на празднестве антахшум и других, которые можно сопоставить с обрядами царицы на осеннем празднике нунтариясха для богинь Солнца го­рода Аринны— умерших хеттских цариц^[150]) возникает во­прос о символике обряда изгнания слепца, облачённого в шку­ру козла.

Для объяснения символики этого обряда существенно то, что в качестве своего рода «козла отпущения» выступал слепой. Как и в традициях некоторых народов мира, слепой в этом хеттеком обряде, возможно, выступал как воплоще­ние мрака — смерти^[151]. Поскольку и на празднике антахшум мы встречаемся с обрядом принесения «Года» (в виде како­го-то символа) в хесту, который интерпретирован Г Гютер- боком как ритуал символического захоронения «старого года»^[152][153], можно предположить, что слепой, облачённый в шкуру козла, символизировал смерть Старого года.

Не исключено, что этот обряд праздника хассумас типо­логически сходен с древнеримским обрядом мамуралиа. Он заключался в том, что из города изгоняли ударами палки че­ловека, одетого в шкуры; имя его звучало как Мамурий Ве- турий (Mamurius Veturius), и обычно оно интерпретируется как «старый Марс». Мамуралиа явно символизировал изгна­ние зимы и старого года'⁰.

В ритуале хассумас можно выделитьь ещё два признака, которые позволяют прояснить назначение этого ритуала. Во-первых, привлекает к себе внимание то, что в хассумасе особую роль играло число двенадцать (12 жрецов, 12 лю­дей плуга, 12 блудниц, 12 богов). Здесь двенадцать, в част­ности богов, употребляется как число частей целого (= «все боги», ср. также 12 богов в KUB XXXV, 145, 1, 10^[154][155]; ср. мо­тив «всех богов» в хеттских мифах: кормление «всех бо­гов» и «ритуальных мест» водой, вином, пивом — KUB X, 91, II, 1; III, 4). Двенадцать, как число частей целого, может быть сопоставлено с приношениями 13 хлебов 13 богам хаттского происхождения и 12 хлебов— 12 канесийским (= хеттским) богам в описании хеттского праздника месяца (СТН 591, KUB II, 13, 1, 14, 28-39, 48; III, 16-27; IV, 1-3). В этом описании 12 богов, видимо, представляли собой число частей целого — 12 месяцев года (о вероятном деле­нии в хеттской традиции на 12 месяцев см. KUB XVII, 35, IV, 3: «Когда наступает двенадцатый месяц года»; KUB 42, 100, III, 20: «...двенадцать полумер размолотого тарсана (злака) для двенадцати ежемесячных праздников»; разное число месяцев года — тринадцать, двенадцать — может быть объяснено тем, что 13 = 12 + 1, в котором тринадцатый «экстра-элемент», видимо, представляет собой «новорож­дённый месяц», ср. здесь же — KUB II, 13,1, 15: один жерт­венный хлеб под названием «луна» — один ^nindaamiannis, не исключено, однако, что разница в числе месяцев года свя­зана с различием месяцев лунного и солнечного календаря).

Двенадцать, как число частей целого (пантеона, года), может быть связано и с представлениями о 12 частях тела человека и жертвенного животного, засвидетельствован­ными в хетто-лувийских ритуалах^

Особая роль числа двенадцать в ее связи с целым (панте­оном, годом, телом человека и жертвенного животного) в хас­сумасе и в других ритуалах — ср. также предписание, или

«договор», для мешеди, согласно которому у внутренней стены дворца должны были нести стражу двенадцать меше­ди (максимальное число телохранителей) (IBoT I, 36, I, 10- 15), — по-видимому, может быть сопоставлена со сходными индоевропейскими данными^[156]. В этой связи существенны древнеиндийские представления о годе, как образе, состоя­щем из частей, об отождествлении целого и частей года. Вселенной, мирового дерева и человека (жертвы)"^[157].

Возможное типологическое сходство данных из описаний хеттских ритуалов с представлениями, отражёнными, в част­ности, в древнеиндийских текстах, подтверждается и воспри­ятием царства как плоти в древней Индии'^[158] и у хеттов'^[159].

Существенно то, что обряды четырёх дней хассумаса возглавлялись царевичем. Он, как говорилось, последова­тельно обходил следующие помещения: на второй день праздника— дом повара— дом арцана— храм богини «Царицы»; на третий день — дом повара — дом арцана — дом повара — дом для омовений — дом арцана, на четвёр­тый день — хеста — дом арцана. Обходы этих помещений, во время которых он часто возвращался в исходные пункты и которые сочетались с хождениями «вокруг богов» (irhai- )^[160], напоминают собой поездки царя, иногда вместе с цари­цей, по хеттским городам на праздниках антахшум и нун- тариясха, которые воспроизводили объезд всей территории, в частности всех «четырёх сторон», Хеттского царства и

которые сочетались с обходом (weh-) храмов. дворца ха- лентувы и (irhai-) «ритуальных мест», ср. также перечисле­ние telipuri (административно-хозяйственных центров цар­ского хозяйства, существовавших в различных частях страны) герольдом в VBoT 68, II, 2-14, 17-19, III, 4-9, вос­производившее символический «объезд» их царём и сход­ный объезд царской четой «хранилищ» на празднике ки- лам^л, ср. также обход храмов на празднике (h)isuwa — КВо XV, 37, I, 5-6 и т.п. Они могут быть сопоставлены со встречающимися в самых разных традициях, вероятно, универсальными церемониями — «хождениями по кругу», «кружениями».

Особый интерес для сопоставления с данными хеттских ритуалов представляют не столько «кружения», «хождения по кругу» как магические действа, архаический пласт на­родной обрядности^[161][162], сколько «хождения по кругу» как действа, представляющие собой обязательную (синкрети­ческую — символическую и социальную) функцию царей (вождей)^[163]. В каждом помещении, которое обходил царе­

вич, он совершал обряды жертвоприношений, подобно то­му как царь, следуя «по кругу» на празднествах, приносил жертвы богам. При этом исключительный интерес пред­ставляет собой то, что животные, продукты и напитки, ко­торые мы называем «жертвами», исходя из нашего совре­менного восприятия, в ритуале хассумас именуются «едой», «питьём», «завтраком» (adanna, akuwanna, waganna, букв, «есть», «пить», «закусывать»). Так, когда царевич, совершая «хождение по кругу», входил в помещение, он требовал есть. Еда, которую приносили ему, одновременно служила и жертвой. Этой «едой» (= жертвой) кормили бо­гов, ее ели царевич и другие участники ритуала. Совпаде­ние «еды» и «жертвы» характерно не только для ритуала хассумас или других ритуалов, в которых принимал уча­стие царевич, но и, вероятно, для всех хеттских ритуальных праздников'’¹.

Участие царевича в хеттских праздниках, иногда, види­мо, в качестве главы ритуала, — традиция, которая отраже­на в текстах начиная с древнехеттского периода (см. КВо

они посещали подданных, пользовались их гостеприимством и полу­чали от них подарки [9, с. 428 сл.]; ср. также восходящие к «объез­дам» страны церемонии китайских императоров и фараонов Древне­го Египта [16, с. 62, 71—72]; к соотнесению этих церемоний с четырьмя сторонами света ср., в частности, описание церемонии ко­ронации короля у венгров [30, с. 146].

³¹ Ср. ритуалы, в которых принимал участие «сын» (царевич?): KUB XXXIV,"115, Rs. 6, 14; KUB XXXIV," 128, Vs. (?), 13; ср. ритуа­лы «человека бога Грозы» — КВо XVII. 78. II, 1-4: KUB VII, 13, Vs. 43-45; ритуалы «сестры бога» — KUB XI, 32, III, 27-28; IV, 15, 17; KUB XXV"51, IV, 11-12; КВо XI, 47,1, 14; КВо X, 27, III, 31, 36. На тождество еды и жертвы указывает и употребление слова MELKlT (= хет. halkuessar) в хеттских ритуалах. На празднестве людей лувий- ского гороода Лаллупия так обозначались жертвы, которые распре­деляли среди участников ритуала (см. KUB XXXII, 123, II, 38-42); ср. также употребление логограммы EZEN для особой группы хетт­ских празднеств, в значении «feast», в смысле «meal», «а party», см. [28, с. 175]. О равенстве «еды» и «жертвы», этимологическом тожде­стве терминов для обозначения этих актов и некоторых других тра­дициях см. [13, с. 67, 75-76; 2fl, с. 423, Anna. 1].

XX, 11, II, 10). Она, возможно, унаследована от хаттов, так как некоторые ритуалы, в которых особую роль играл «сын»^[164]', очевидно царевич, были переведены на хеттский с хаттского языка. Среди описаний таких ритуалов встре­чаются тексты с типично древнехеттским дуктом (ср. KUB XLIII 27, I, 9; Rs. 6, параллельный текстам, опубликован­ным ранее)

На празднике антахшум, когда царь и царица проводили церемонии в Хаттусе в храме божества Ханну, царевич на­правлялся в храм бога Грозы, где проводил праздник ха- таури (см. КВо X, 20, II, 40-43 и др.). Царевич возглавлял некоторые обряды и на празднике нунтариясха (КВо XIV, 76,1, KUB IX, 16,1, 5), участвовал в зимнем ритуале царя и царицы, посвящённом божеству Солнца (KUB II, 6, II, 4-5).

В хеттских ритуалах царевич действовал подобно царю. Сидя или стоя, он «пил богов». В обряде участвовали му­зыканты и певцы (ср. KUB XLI, 5,6-12'; IBoT II, 76, I, 2-9, KUB XXVIII, 103, VI ?, 4-5) Царевич облачался в рубаху сепахи(KUB XX, 80, III ?, 12-13), которую надевал на себя и хеттский царь (например, в ритуале килам, см. КВо X, 23, I, 12-14). Подобно царю царевич совершал обход храмов и жертвовал богам растение антахшум и др. (см. KUB XX, 45, IV (VI?), 28, 31, 32, 39). Интересно также то, что на хетт- ском празднике зимы он, видимо, по-хаттски, произносил некий призыв (KUB X, II, 6, II, 4-5) Во фрагменте какого- то другого описания хеттского ритуала (KUB X, 99, 1, 24- 27, СТН 669) этот же призыв связан с царём (ср. ещё ряд фрагментов описаний хеттских ритуалов — СТН 647, в ко­торых фигурирует царевич, фрагментарность этих табличек позволяет установить, относятся ли они к описаниям цар­ских праздников или ритуалов, возглавлявшихся самим ца­ревичем).

Весенний характер ритуала хассумас, особая роль в нём символики, связанной с числом двенадцать, а также функ­ций царевича как главы этого ритуала позволяют сопоста­

вить хассумас с древнеиндийским ритуалом rajasuya «по­рождение царя». В частности, в ритуале раджасуя, перво­начально представлявшем собою ежегодный, по-видимому, связанный с Новым годом, праздник объединения в одно целое и возрождения (царя=космоса=Года)", разительное сходство с хассумасом обнаруживают церемонии, связан­ные с ратнинами (сановниками и членами царской семьи, являвшимися представителями власти — кшаттраУ'⁴. Эти церемонии включали в себя посещение царём домов ратни- нов. В течение нескольких дней царь поочерёдно обходил (следуя от одного к другому) дома ратнинов и совершал в них жертвоприношения^3?. Кроме того, согласно Дж.Хис- терману^{[165][166][167][168]}, имел место обряд в доме одного из ратнинов. Во время этой церемонии 12 (или II) ратнинов усаживались вблизи места жертвоприношения полукругом с юга на се­вер или с запада на восток, таким образом имитируя пути остановок Солнца на его пути в течение года или в течение ночи. Царь совершал обход ратнинов «подобно тому как Солнце посещает части Вселенной, и вступал с ними в связь, подобную брачной» (ср. в этой связи отмеченное Дж .X истер малом описание царя и его народа в текстах как супружеской пары или как быка и коров). Вращаясь среди ратнинов, подобно эмбриону', царь концентрировал их в се­бе, становился зрелым. Процесс этот имитировал курс года (12 месяцев которого соответстсовали 12 ратнинам), кос­мический процесс созревания и возрождения царя = космо­са = Года.

Близкое сходство ритуала в доме ратнинов с обрядами царевича на празднике хассумас (ср. также название древ­неиндийского праздника rajasuya «порождение царя»: raja — «царь» и корень «su»^[169]и название хеттского празд­

ника hassumas от has- «рождать» и связанное с ним хет. has- su- «царь») позволяют интерпретировать хассумас как праздник «возрождения» (или «открытия», ср. этимологи­ческое тождество хет. has- «рождать» и has- «открывать») Нового года, космоса и царя^[170].

Роль царевича как главы этого ритуала может быть объ­яснена тем. что он представлял в хассумасе царя, царь воз­рождался в своём сыне (ср. церемонию поездки на колес­нице на празднике раджасуя, в которой царя заменял его наследник^[171], ср. в раджасуе ритуал замены имён жертвова­теля и его наследника, в котором в соответствии с идеей, общей для индийской мысли, подчёркивается идентичность отца со своим сыном, в котором он рождается вновь^[172].

Вопрос о том, являлся ли ритуал хассумас собственно хеттским (индоевропейским) или хаттским, остается от­крытым. На хаттские истоки этого праздника^{[173][174][175]} указывает то, что, за исключением хеттского божества Зерна, в нём фигурируют исключительно хаттские боги. По-хаттски ис­полняли в этом ритуале и песнь, посвящённую богине Ари­нити. В случае заимствования этого ритуала из хаттской традиции название хассумас может быть переводом хатт­ского наименования ритуала.

Таким образом, хассумас, в котором отсутствуют при­знаки, характерные для ритуалов «введения в зрелый воз­раст»⁴", не может считаться инициацией царевича (puberty rite). Хотя в нём и воспроизводится процесс «смерть — возрождение», характерный для ритуалов инициации и со­отнесённый с главным действующим лицом (центром ри­туала) и тождественным ему космосом, годом, тем не менее хассумас ближе всего стоит к царским ритуалам посвяще­ния (consecration), которые вместе с ритуалами инициации восходят к одному и тому же источнику⁴'’.