Лекция 7 КУЛЬТУРА РАННЕЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ (ЛИТЕРАТУРА, ФИЛОСОФИЯ И НАУКА[12])

Центральной идеей, объединяющей все остальные элементы официальной идеологии и период империи, была идея величия и вечности Рима и его провиденциальной миссии, слившейся те­перь с миссией самого Августа: господствовать над всеми наро­дами, принося им счастье и мир.

Литературой в то время занимались почти все образованные люди, начиная с самого императора. Ближайшие друзья и сорат­ники Августа — Меценат и Азиний Пол л ио и писали сами и со­бирали вокруг себя литераторов, поощряли их, выдвигали, ода­ривали. Август принимал талантливых людей у себя, читал их сочинения еще до опубликования, давал советы. Особенно он одобрял книги, паиболее полно отразившие дух времени; труды историка Тита Ливия и разнообразные произведения поэта Вер­гилия («Эклоги», поэму о земледелии «Георгики» и знамени­тый эпос «Энеида»).

Ливий не был глубоким мыслителем и теоретиком. Оп стре­мился показать, не избегая при этом легендарного или занима­тельного, благодаря каким нравам, образу жизни, искусствам империя возвысилась настолько, что и сама уже с трудом выно­сит свое величие. Философия истории у Ливия сводится к из­влекаемой из истории морали. Исчезает и всемирно-исторический подход к прошлому. Для него история — это в первую очередь история Рима, римского народа, сената, великих людей, подви­гам которых Ливий уделял много места. В его творчестве нашел свое наиболее полное и художественное завершение «римский

миф», оставшийся в веках именно таким, каким его создал Ливий.

Те же идеи лежат в основе «Энеиды» Вергилия. Она тракту­ет, правда, не всю историю Рима, а лишь легенду о странствиях троянского героя Энея, закончившихся его браком с дочерью царя латинов Лавинией, который знаменовал союз троянцев с аборигенами Италии.

Покровительствовавшая разрушителям Трои — грекам д преследовавшая Энея в его странствиях богиня Юнона по заступ­ничеству Юпитера соглашается на примирение:

Что ж, я теперь отступлю, ненавистные битвы поквпу...

Тевкрами ты не вели иль троянцами им называться, Речь ли родную менять, в чужеземное платье рядиться... Лаций да будет всегда, и веками пусть царствует Альба, Римский да будет народ италийскою доблестью мощен, Трои нет. Так дозволь, чтобы с ней даже имя исчезло².

Согласно философским взглядам Вергилия, весь мир проник­нут и питаем единым духом или разумом, движущим массу кос­моса и оживляющим тела, в которые нисходит. Так вызывают­ся к жизни и люди, и животные, и птицы, и рыбы, В них во всех присутствует животворный, идущий с неба огонь, но под воздействием тела он ослабевает, что порождает страх, желания, горе, радость в земных существах. В телесной тюрьме их души слепы, не видят своей небесной родины и, даже выйдя из тела, не сразу освобождаются от зла и пороков, вызванных соедине­нием с ним. Лишь после долгого очищения они могут войти в поля блаженных, откуда затем, испив из источника забвения — Леты, будут посланы в новые тела. Жестоким мучениям под­вергаются в загробной жизни души тех, кто ненавидит отцов и братьев, кто обманул доверившихся им клиентов; скупцов, ни с кем не делившихся своим богатством; мятежников, поднимав­ших нечестивые гражданские войны, и особенно тех, кто изме­нил родине, за плату предал ее тирапам. Напротив, в полях блаженных пребывают души воинов, погибших в битве за оте­чество, жрецов, поэтов и всех тех, кто своими искусствами и на­уками- облагодетельствовал людей и способствовал их цивили­зации.

В «Энеиде» с особой силой дало о себе знать отношение к прошлому как к залогу и оправданию настоящего, предопреде­ленного судьбой и волей бога. Юпитер провел Энея через все испытания, а Эней прошел их, жертвуя личным (например, любовью к Дидоне, царице Карфагена, куда он попал в своих странствиях) ради священного долга, потому что ему предназ­началось стать предком основателя Рима — Ромула и спасите­ля Рима — Августа.

³ Перевод С. Ошерова.

«Энеида» стала своего рода «библией» культа Рима и Авгу­ста, что в соединении с высокими художественными достоинст­вами, многочисленными экскурсами в историю древних верова­ний, легенд, обычаев, живо интересовавших поклонников «пред­ков», сделало ее самым популярным произведением как у современников Вергилия, так и у их потомков, преданных идее «вечного Рима». Поэму Вергилия изучали, комментировали, по пей гадали, отрывки и отдельные стихи из нее цитировали безымянные авторы эпитафий, опи превращались в общеизвест­ные афоризмы.

Однако тематика поэзии отнюдь не ограничивалась прослав­лением императора. В это время своего полного развития дости­гают разнообразные стили и жанры. Введенные в моду Катул­лом любовные стихи папіли многочисленных подражателей. Авторами любовных элегий — Овидию, Тибуллу, Проперцию и др.—пе хватало подлинного сильного чувства Катулла, по изя­щество форм и разнообразие сюжетов обеспечивали им большой успех, особенно среди светской молодежи. Любви были посвя­щены «Героини» Овидия — письма знаменитых мифологических героинь к покинувшим их любовникам, любовь играла немалую роль и в его «Метаморфозах», сборнике поэм на мифологические темы о превращении людей в растения и животных, заканчи­вавшемся рассказом о превращении души обожествленного Це­заря в звезду. Даже в свои «Фасты», поэтическую обработку римского календаря, Овидий в связи с разнообразными версия­ми происхождения праздников и праздничных обрядов вставил немало эротических эпизодов. Особенно большим успехом поль­зовалось его «Искусство любви»—остроумная пародия на ди­дактические поэмы, содержавшая наставления, как выбрать, завоевать и удержать любовницу или любовника, обмануть бди­тельность мужа, утешиться в случае измены. По распространив­шимся тогда слухам, именно за «Искусство любви» Август, увидев в поэме насмешку над своим брачным законодательст­вом, сослал Овидия па западный берег Черного моря, в страну парода гетов, откуда поэт писал в Рим печальные послания с просьбами о прощении, но, так и пе дождавшись его, умер в изгнании.

О любви писал и Гораций, по творчество этого поэта было глубже и разностороннее, чем его собратьев, сочетая разнообра­зие ритмов, совершенство формы п языка с философскими раз­думьями и меткими наблюдениями. Возможно, тому отчасти способствовал его сложный жизненный путь. Сын небогатого отпущенника, изо всех сил старавшегося дать сыну хорошее образование, участник гражданской войны на стороне убийц Цезаря — Брута и Кассия, лишенный в наказание отцовского имения, Гораций после многих бедствий по ходатайству Верги­лия был принят Мецепатом в его кружок. Он получил неболь­шую виллу и пользовался дружбой и покровительством Мецена­та, но, видимо, иногда страдал от зависимого положения и от

косых взглядов некоторых светских снобов, презиравших его за низкое происхождение.

Несмотря на все восхищение Римом и Августом и уверен­ность, что нет ничего выше служения родине и смерти за нее, у Горация постоянно проскальзывает мысль, что спокойнее все­го не думать о государственных делах: жизнь слишком коротка, чтобы отвлекаться от ее маленьких радостей ради больших забот.

Сын бывшего раба, Гораций не был чужд презрения к гру­бым вкусам простонародья. Он, по собственному признанию, писал лишь для тех, кто мог его оценить, и не хотел пробовать свои силы в комедии для невежественных, зрителей, способных потребовать, чтобы в действие были введены дрессированные медведи или гладиаторы.

Вместе с тем он высоко ценил миссию поэта и поэзию как средство воспитания тонкого вкуса и добродетели^[13]. Поэт не смеет довольствоваться малыми и средними удачами. Не достиг­ший первого ранга неизбежно попадает в последний. Совершен­ство же требует сочетания таланта и культуры. Поэт должен изучать философию, дабы знать сущность вещей, осознавать свой долг перед родиной, семьей, друзьями, понимать права и обязанности консула, сенатора, патрона, отца. Главное же, он обязан изучать человеческую природу, дабы каждый обрисован­ный им персонаж был живым, действовал п говорил так, как это свойственно его возрасту, характеру, положению.

Приобщив вечный Рим к греческому искусству высокой ли­рической поэзии, Гораций считал, что завоевал себе право на бессмертие в памяти людей:

Создал памятник я, бронзы литой прочней, Царственных пирамид выше поднявшийся, Пи снедающий дождь, пи Аквилон лихой Не разрушат его, не сокрушит и ряд Нескончаемых лет, время бегущее. Нот, пе весь я умру, лучшая часть меня Избежит похорон. Буду я вновь и вновь Восхваляем, доколь по Капитолию Жрец верховный ведет дену безмолвную...^[14]

Замечательным историком конца I — начала II в. был Кор­нелий Тацит. По мастерству драматического изложения собы­тий, глубине и тонкости психологического анализа, сжатости и яркости характеристик, умению несколькими штрихами нари­совать образ или картину, безошибочно воздействующие на чита­теля в нужном автору направлении, Тацит не имеет себе равно­го в античной литературе. Он начал сенаторскую карьеру при Флавиях и тогда же написал первые произведения: жизнеописа­ние своего тестя Агриколы, наместника в Британии, «Германию», где рассказывалось о зарейнских племенах, не входивших в со­став империи, «Диалог об ораторах». Уже в этих ранних сочи­нениях видны основные черты его стиля и мировоззрения. В биографии Агриколы и «Германии» он противопоставляет свободную, суровую, чистую от близости к природе жизнь брит­тов и германцев развращенным, изнеженным, безвольным рим­лянам. С большим сочувствием изображает Тацит вождей восстав­ших против римского владычества британцев, особенно Калгака, обратившегося к повстанцам с речью, в которой призывал не жалеть жизпи в борьбе против алчных и жестоких римлян, по­работивших все пароды. «На своем лживом языке,— говорит Калгак,— убийство, грабеж, захват они называют правлением, а причиненные ими опустошения — миром».

В полной мере талант Тацита развернулся при Антонинах, когда оп мог более свободно высказывать свои мысли — хотя бы по отношению к правлению «тиранов».

Вместе с тем «Истории» и особенно «Анналы» Тацита — это страстное и гневное обличение императорского режима. Ужасны жестокость и самодурство полуобезумевших от неограниченно!і власти над миром деспотов, но еще ужаснее для Тацита то раз­вращающее влияние, которое они оказывают на общество. Се­наторы спешат превзойти друг друга в раболепстве, воздавая почести Нерону, убийце жены, брата и матери. Заподозренные в заговоре, они выдают друг друга, клевещут па родных и дру­зей, лишь бы спасти свою жизнь. Льстят и заискивают не толь­ко перед императорами, но и перед их любовницами, отпущен­никами, рабами. Доносчики процветают, и, даже когда после свержения Нерона честные люди предлагают с цим разделаться,

10 Заказ М 1231 145

большинство предпочитает их не трогать, так как слишком многие замешаны в их деяниях. Римляне, утратившие былое достоинство, жадно ловят подачки и стремятся на зрелища. Чем хуже император, тем любезнее он черни. Солдаты готовы поддержать каждого претендента па престол, сулящего им воз­можность наживы и грабежа. По сущесту, это они ставят и смещают императоров, превратившись из защитников государства в его бич. И хотя Тацит на словах признает, что в правлении Антонинов все стало по-другому, в сущности оп не верит, что при единовластии, даже если оно и необходимо, будет найден выход из нарисованного им мира низости, жестокости, разврата, всеобщего разложения.

Из философских направлений наиболее популярными среди представителей господствующих классов и интеллигенции I — 1.1 вв. были стоицизм и частично примыкавший к нему умерен­ный кинизм, стремившиеся с наибольшей последовательностью обосновать соотношение единства и множественности, целого и части, человека и человечества, империи и гражданина, утвер­дить чувство общности с окружающим миром и его законами, избавит),ся от ощущения несвободы и отчужденности. Самыми известными стоиками того времени были Сенека, Эпиктет и Марк Аврелий, представлявшие разные социальные слои. Сене­ка нажил огромное состояние, пользуясь часто весьма неблаго­видными средствами, и вплоть до того, как впал в немилость, участвовал во всех придворных интригах. Эпиктет был сперва рабом, затем отпущенником любимца Нерона — отпущенника Эпафродита, Его заметил философ Музоний Руф, стал занимать­ся с ним и преподал ему стоическую доктрину. Беседы Эпик­тета пользовались большой популярностью, их посещали самые высокопоставленные люди, они были записаны и изданы сена­тором Аррианом. Марк Аврелий — император, правивший в конце II в., когда внешнее и внутреннее положение империи резко ухудшилось и она вступила в полосу длительного кризиса, от которого полностью уже пе смогла оправиться.

Для Сенеки цель философии — свобода мудреца от страхов и желаний, порабощающих невежественного человека. Только философия дает знание природы, ее законов, господствующей в ней необходимости, подчиниться которой добровольно и есть истинная добродетель и истинная свобода. Познание пе сво­дится к изучению отдельных паук. Они дают сведения или при­менимые j;отдельным случаям, или вовсе бесполезные. Не одоб­ряет Сенека и увлечения логическими построениями. Может ли, говорит он, рассуждение: «Тайну доверяют хорошему человеку, пьяному тайну не доверяют, значит, хороший человек не пьет» — удержать кого-нибудь от пьянства или логически доказанное поло­жение о том, что смерть — не зло, побудить человека к смерти за родину? Очищающее душу знание философа состоит в созер- цавии природы и постижении разумом ее нысшпх общих законов.

Живущий согласно природе мудрец равнодушен ко всему внешнему, оно его не смущает, не делает несчастным, не сби­вает с избранного пути. Он целостен, как мировой разум, не знает колебаний и сомнений, заставляющих невежественного ц лишенного добродетелей человека метаться между делом и без­дельем, жизнью в обществе и в одиночестве, завидовать другим и чувствовать вечное недовольство собой, проклинать весь мир из-за собственных неудач. Однако это не означает, что мудрый должен жить вне мира и не участвовать в его делах. Напротив, природа создала человека для жизни в теснейшей взаимосвязи с другими людьми. Мудрый обязан служить им всеми силами и при всех обстоятельствах. Его долг — участвовать в жизни государства, служа па том посту, на который поставила его судь­ба. Если государство оказалось в такой степени испорченным, что философу в нем нет места, то, памятуя, что он гражданин не только своего родного города, но и всего мира, он должен приносить пользу человечеству в целом, поучая его и подавая пример собственной жизнью.

Эпиктет, вышедший из низов, претерпевший много униже­ний от своего господина Эпафродита, известного жестоким об­ращением с рабами, поскольку и сам прежде был рабом, не­сколько по-иному, чем Сенека, интерпретировал стоические докт­рины. Признавая высшим началом природы всепроникающий разум и высшим критерием истины — умозаключения, выводимые из показапий чувств, он в гораздо большей мере, чем Сенека, пер­сонифицирует этот первичный принцип и исходящие от него логосы, воплощенные в человеке и роднящие его с природой целого. Первичный принцип для него — бог Зевс, логосы он отождествляет с гениями, направляющими дела людей и знаю­щими все их мысли и побуждения. Познание себя, своего гения, логоса, есть путь к познанию своего божественного начала и самого бога. Именно оно, а не изучение строения космоса, сущ­ности материи и т. п. делает человека счастливым, добродетель­ным, а главное, свободным. Задача философии — открыть кри­терий истины, который не может не существовать.

Главная задача философа, по мнению Эпиктета, в том, чтобы личным примером научить людей, как можно и нужно жить так, чтобы быть истинно свободным. Изменить существующий поря­док вещей нам но дано, не дано изменить и людей, по можно привести свою волю в гармонию с реальными условиями нашей жизни и окружения. Для этого нет необходимости уходить из жизни или бежать в пустыню. Напротив, человек должен всегда помнить, что оп часть целого, гражданин космоса и своего госу­дарства, и исполнять свой долг на том посту, который назначил ему бог, мужественно терпеть испытания, посылаемые ему бо­гом, тренирующие его, как тренируют хороших солдат и гладиа­торов. Он должен исходить пе из своего личного блага, а из бла­га целого, вне которого отдельно взятый человек вообще не че­ловек.

Но, исполняя свой долг гражданина, подданного, правителя, отца, сына, мужа, соседа, он должен показать людям, как можно при этом жить без страха, боли, волнений, страстей. Для этого он должен ничего не считать своим, не бояться изгнания, бедно­сти, простого труда, избавиться от зависти, гнева, желаний, жа­лости, не осуждать богов и людей, если все идет пе так, как хо­телось бы, довольствоваться минимумом, всегда доступным, и не стремиться к излишнему. Счастье не в исполнении желаний, а в их уничтожении.

То основное, что характерно для стоической философии,— стремление к духовной независимости и перенесение идеи свобо­ды из реального в моральный план — так или иначе определяло интересы как высших, так и средних слоев общества.

Среди последних особенно живой интерес вызывали вопросы морали, приспособленные к их повседневной жизни. Сочувстви­ем по-прежнему пользовалось обличение испорченных нравов. Этой темо были посг.ящепы едкие и желчные сатиры Ювенала, выходца из среды небогатых италийских землевладельцев. Как и другие писатели времени Антонинов, оп мог себе позволить свободно бичевать пороки, разд .сдавшие общество прежде, при «тиранах». Еогатые и невежественные выскочки, чванные ари­стократы, жестокие к рабам господа, их самодурки-жены, раз­вратные юноши, ищущие покровительства богатых патронов, авантюристы, со всей империи стекающиеся в Рим, плебеи, ради хлеба и зрелищ готовые сегодня приветствовать императора, а завтра тащить его тело в Тибр и славить его убийцу, импера­тор Домиииап, попирающий все законы п приличия,— таковы основные персонажи его сатир. Им оп противопоставляет старые, добрые, простые правы, еще сохранявшиеся кое-где в маленьких- городках Италии, и «нравы предков».

Тем же духом проникнут обширный энциклопедический на­учный труд «Естественная история» Плиния Старшего. Писал ли оп о земледелии, металлах, драгоценных камнях, он всегда нахо­дил повод заклеймить современную испорченность и противо­естественную жажду роскоши. Темам морали в связи с темами воспитания уделял много внимания ритор Квинтиллиан в своем труде о подготовке юноши к карьере оратора. Им же посвятил ряд специальных сочинений грек Плутарх, собирая и сопостав­ляя высказывания различных, преимущественно древних, авто­ритетов по поводу того, как следует вести себя с рабами, с друзьями и недругами, как воспитывать детей, соблюдать при­личную благородному человеку умеренность и воздержанность и т. и. По существу, и его знаменитые биографии римских и греческих деятелей написаны как иллюстрации к правилам мо­рали. Нравственному облику своих героев Плутарх придает наи­большее значение, наиболее рельефно его обрисовывает.

Совсем новым жанром, появившимся в первые века нашей эры, был роман — латинский и греческий, Что касается первого, то до пас дошли отрывки «Сатирикона» Петрония и полностью

«Метаморфозы» Апулея, уроженца африканского города Мадав- ра. О «Сатириконе» речь шла выше (см. лекцию 6). В романе Апулея, платоника и адепта культа Исиды, привлеченного к су­ду по обвинению в чародействе родственниками богатой вдовы, вышедшей за него замуж, обрабатывается бродячий сюжет, встречающийся также у Лукиана, о юноше, превращенном в ос­ла. Пережив множество приключений, герой наконец с помощью Исиды обретает человеческий облик. «Метаморфозы», написап- ные живо и остроумно, со множеством бытовых подробностей, имели большой успех. Вставленные в текст рассказы об Амуре и Психее, о неверной жене мельника, спрятавшей любовника в бочку, потом неоднократно использовались писателями Возрож­дения и нового времени.

Общее умонастроение сказалось и па судьбе науки итого времени. Под влиянием непосредственных требований жизни продолжала развиваться агрономия, разрабатывавшаяся рядом видных теоретиков и практиков. Все они подчеркивали необхо­димость соединять знания, почерпнутые из книг, с непрестан­ным экспериментированием и учетом опыта достигших наилуч- шпх результатов земледельцев. Однако успехи агрономии сужа­лись невозможностью организовать достаточно интенсивное рациональное хозяйство, основанное па рабском труде.

Непрерывно развивались также теория и практика юриспру­денции. І [рано при империи было необычайно сложным. Осно­вой римского права были «Законы XII таблиц», составленные еще н эпоху борьбы патрициев и плебеев. 1 Іотребностям обще­ства с разнитыми товарно-денежными отношениями, х.погослой- ной структурой различных статусов и прав они пе удовлетворя­ли, но приверженность римлян к установлениям предков не по­зволяла им отменить устаревшие за коша. Они дополнялись многочисленными новыми законами, принятыми сенатом или народным собранием, эдиктами магистратов, а со времени уста­новления империи — законами, издававшимися императорами, и рескриптами, т. с. ответами па различные обращенные к импе­раторам іфошсшія, становившимися и репелентам и для аналогич­ных случаев. Так или иначе должны были учитываться и много­образные правовые нормы провинций.

Чтобы разобраться во всей этой массе материала, требовались большие специальные знания. Их получали в юридических шко­лах, из которых выходили наиболее видные юристы, становив­шиеся затем императорскими чиновниками и советниками импе­раторов. Обширные толкования и комментарии юристов к действующим законам также превращались, в источники права. Уделяя основное внимание практическому приложению римско­го права, юристы вы работы в а л и и основные теоретические поло­жения — о видах собственности, договоров, контрактов, исков, сущности и границах правоспособности контрагентов различного статуса, юридических лицах и т. п. Наибольшее значение в тео­ретическом плане приобрело учение о природном равенстве лю-

Пей, об обычном праве, общем для разных племен и народов, и, наконец, о гражданском (цивильном) праве, действительном для римских граждан и не совпадающем с естественным правом, например' в вопросе рабства: человеку от природы по естествен­ному праву присуща свобода, рабом его делает лишь закон. Рабство, таким образом, определялось как результат насилия, лишь санкционированного законом, что было большим шагом вперед по сравнению с прежними теориями прирожденного раб­ства варваров. Сводка основных положений права давалась в со­ставлявшихся для учебных и практических нужд сборниках. Пол­ностью кодифицировано римское право было только при византий­ском императоре Юстиниане в VI в. Составленный тогда «Корпус цивильного права» римских граждан лег в основу как средневе­кового, так и буржуазного права Европы.

В Александрин пышного расцвета достигли математика п связанные с нею науки. Итог им был подведен в трудах Птоле­мея. Наибольшее влияние на последующую науку оказал его «Математический свод», известный у арабов под названием «Алмагест» трактат по астрономии. В своей системе Птолемей исходил из шарообразности Земли, расположенной в центре вращающихся вокруг нее сфер небесных тел, движение которых он вычислял, основываясь па тригонометрии и сферической гео­метрии Гиппарха и Мепелая. Он рассчитал продолжительность самого длинного дня для каждой широты, сроки затмений и соста­вил каталог 1022 звезд, приведя координаты каждой из них. На ма­тематических принципах основывалась и его «География» с при­ложением руководства по черчению карт. Определив размеры Земли, Птолемей дал координаты 8000 географических пунктов (впрочем, весьма неточно).

Неприятие низами официальных цеяностей, их пока еще пас­сивный протест против настойчивых попыток власть имущих, «подчинить себе их суждения», растущая склонность в широких слоях господствующих классов к легко и бездумно воспринимае­мым готовым истинам, к острым ощущениям, позволяющим от­влечься от действительности, перенесение людьми всех проблем в область морали, проповедь добродетели и мудрости ради давае­мого ею покоя и исполнение долга ради долга без дальнейших реальных положительных целей —все это были предвестники надвигающегося кризиса античной культуры. Опа еще порожда­ла многих замечательных деятелей, стоявших пе ниже, а в не­которых отношениях, может быть, и выше своих более или ме­нее отдаленных предшественников. Но в отличие от историков, писателей, философов, ораторов, некогда обращавшихся ко все­му афинскому или римскому народу и находивших у народа живой отклик, они оставались чуждыми современному им про­стому, трудящемуся народу. Культура империи превращалась в культуру элиты, пе предназначенную для «плебса, не имевшего мудрости», А это было несомненный показателем ее близкого упадка.