Из НАБЛЮДЕНИЙ НАД § 168 ХЕТТСКИХ ЗАКОНОВ*

Хеттские законы (далее ХЗ), впервые переведённые на французский язык Б.Грозным [21], впоследствии неодно­кратно переводились на другие языки^[316][317] и комментировались многими исследователями.

Настоящее сообщение, содержащее изложение рабочей гипотезы, имеет целью обратить внимание исследователей на одна' из статей ХЗ, которая обнаруживает совпадения с ря­дом других статей в том, что касается характера преступле­ния и связанного с ним возмещения.

Речь идёт о § 168 второй таблички ХЗ, относящейся к периоду Новохеттского царства'- Эта статья известна в не­скольких вариантах, отличающихся друг от друга незначи­тельными деталями, которые не меняют общего смысла статьи; переводы § 168 у различных авторов в целом тож­дественны друг другу. Мы воспользуемся переводом В.В.Иванова [4, с. 287], который снабжён нами ссылками на некоторые известные варианты § 168:

«Если кто-нибудь нарушит^[318] [12, с. 76] границу поля и возьмёт 1 борозду^[319][320], (то) хозяин поля должен отрезать 1 ги- пессар поля и взять его себе. Тот, кто нарушит границу^?, должен дать 1 овцу, 10 хлебов (и) I кувшин крепкого пива и сделать поле снова ритуально чистым».

В связи с этой статьёй ХЗ прежде всего следует отметить то, что для ее интерпретации представляют интерес значения хеттских слов aggala-и gipessar(мера длины), которые употребляются в § 168. Согласно Н.Эттингеру [26, с. 14, 50] хет. aggala-не «борозда», а специальный плут для глубокой вспашки, который отличался от обычного плуга, обозначав­шегося логограммой ^gliAPIN Автор исходит, в частности, из того, что хеттское слово содержит суф.

ко, KUB XXXIX 14, в котором описана пахота, являвшаяся частью хеттского царского погребального ритуала, не со­держит бесспорных доказательств упомянутого вывода Н.Эттингера. Поэтому мы будем придерживаться сущест­вующего перевода aggala-«борозда»⁷, хотя в содержании статьи ХЗ мало что меняет и принятие значения «плуг» (т.е. «проведёт 1 плут», «возьмёт 1 плуг» поля).

Хеттская мера длины gipessarотождествляется с аккад­ской мерой ammatu«локоть» (около 50 см) [23, с. 270; 24, с. 53; 33, с. 38]. Если верна эта точка зрения, то можно пред­положить, что за нарушение границы и присвоение одной борозды чужого поля истец отрезал 1 гипессар (50 см), т.е. примерно одну борозду.

Текст статьи не дает однозначного ответа на вопрос о том, от какого именно поля следует отрезать 1 гипессар*^[322]. Воз­можны, во всяком случае, два варианта:

1) истец отрезал 1 гипессар от поля виновного, т.е. от того поля, которое принадлежало ответчику до нарушения им границы чужого поля. Тем самым виновный наказывал­ся уменьшением размеров его поля⁹,

2) истец отрезал 1 гипессар от поля виновного, возвра­щая себе захваченную ответчиком 1 борозду. Следователь­но, восстанавливалась прежняя граница между полями от­ветчика и истца.

Мы предпочитаем второй из двух возможных вариан­тов.

Не вполне ясен и ответ на вопрос о том, какое именно поле — истца или ответчика — следует сделать снова «чистым» Поэтому мы обратимся к содержанию двух дру­

гих статей ХЗ, которые, подобно § 168, содержат предписа­ние совершить очищение (хет. suppiyahh-).

§ 166-167: «Если кто-нибудь посеет семя (на семя), то его шея должна быть положена под плуг. Они должны за­прячь две упряжки быков и направить одну упряжку лицом в одну сторону, а другую упряжку лицом в другую сторону. Человек должен умереть, и быки должны умереть. И тот, кто прежде (первым) засеял поле, должен взять его.

§ 164-165: «Если кто-нибудь пойдёт, чтобы взять (что- либо) под залог, затеет ссору и повредит поднявшийся хлеб или прольёт (разобьёт) сосуд с вином для жертвоприноше­ний, (то) он должен дать I овцу, 10 хлебов (и) 1 кувшин крепкого пива, и он должен снова сделать ритуально чис­тым свой дом. Пока не пройдёт года, в дом его он да не входит с передней стороны»^[324].

Одна из этих статей (§ 166—167), посвящённая полю, на котором совершён посев по посеянному, содержит фразу ta арра Suppiyahhi,букв, «и он снова должен сделать ритуаль­но чистым», т.е. нет прямых указаний насчёт того, кого или что надо сделать «ритуально чистым».

В другой статье, касающейся преступления, совершён­ного в доме истца, приговор включает в себя следующее

установление^[325]: ta E=ZU EGIR=po Suppiyahhi.Исследовате­ли обычно переводят его так: «и он (ответчик) должен сно­ва сделать ритуально чистым свой дом». По аналогии с этой статьёй ХЗ можно считать вероятным, что и § 168 предписывает, чтобы ответчик «очистил» поле, которое принадлежит ему самому.

Кроме того, обе приведённые для сравнения статьи ко­декса обнаруживают очевидные совпадения с § 168 не только в том, что касается «очищения», но и самого содер­жания компенсации. Об 1 овце, 10 хлебах (и) 1 кувшине пива речь идет в § 164-165. Согласно же § 166-167 за всех трех ответчиков (человека и быков) следует дать 3 овцы (1+2 овцы), 30 хлебов и 3 кувшина пива, т.е. за каждого из них дается 1 овца, 10 хлебов и 1 кувшин пива.

Отсюда следуют два существенных вывода. Во-первых, размер и характер возмещения за нанесённый ущерб совпа­дают во всех трёх параграфах ХЗ и составляют 1 овцу, 10 хлебов и 1 кувшин пива.

Во-вторых, если овца, хлеб и пиво — это жертва, заме­няющая, согласно § 166-167, «смертный приговор» человеку и быкам, то, вполне вероятно, что она могла быть анало­гичной заменой и в других случаях — ив статье о наруше­нии границы поля (§ 168), и в статье о преступлении, со­вершённом в доме истца (§ 164—165).

Соответственно, вполне возможно, что до письменной фиксации законов, а также в самый ранний период истории Хеттского государства, у хеттов существовал обычай пре­дания смерти лица, уличённого в преступлениях, описан­ных в § 168 и § 164-165 (хотя в самих статьях нет прямых свидетельств существования «прежде» такого правила).

Итак, нарушение границы и присвоение 1 борозды чужо­го поля влекло за собой определённую компенсацию, вклю­чавшую в себя три компонента: 1) 1 гипессар поля ответчика (т.е., как предположено выше, восстанавливались в прежних границах наделы истца и ответчика): 2) 1 овца, 10 хлебов

и 1 кувшин пива, предоставлявшиеся истцу ответчиком;

3) «очищение» поля ответчика. Предложенное деление компенсации на части носит условный характер. Очевидно, что все они взаимосвязаны и не могут быть поняты в отры­ве друг от друга. Однако в целях исследования социальной практики, отражённой в § 168, представляется возможным хотя бы вкратце рассмотреть эти части в отдельности.

Первая из них не нуждается в специальном коммента­рии. Иначе обстоит дело с «очищением» поля и предостав­лением овцы, хлеба и пива. Эти последние засвидетельст­вованы только в трёх упомянутых статьях кодекса. Согласно другим статьям ХЗ за убийство, телесное повре­ждение дается определённое число людей или серебра, ско­том или серебром возмещалась кража имущества или дру­гой ущерб, нанесённый хозяйству истца и т.п.

Поэтому нам необходимо выйти за рамки статей кодек­са и обратиться, в частности, к хеттским ритуальным тек­стам. В этих последних довольно часто встречается поня­тие iuppi-.Оно используется в качестве обозначения ритуальной чистоты и сакральности [14, с. 233-234]. Часто подчёркивается наличие такого качества у культовых объ­ектов (жертвенного стола, кровати). Ритуально чистыми считались, например, не покрытые животные. Ритуально чистой именовалась и одна из категорий жрецов (что, ви­димо, связано с половозрастным делением жречества).

Диаметрально противоположным хет. suppi-,вероятно, следует считать хет. papratar«ритуальная нечистота». О том, как человек может стать ритуально нечистым говорится, в частности, в среднехеттской молитве Кантуцили (KUB XXX 10 Vs. 13-14): «Ту ритуально чистую еду, которая (предназначена) богу моему (и) мне запрещена, и её я нико­гда не ел. Тела моего я не осквернил». Под «ритуально чис­той едой» подразумевается жертва, предназначавшаяся не­посредственно божеству^[326]. Вкушение её могло сделать тело

человека (Кантуцили) ритуально нечистым. Однако, перед нами лишь одно из многих действий, которое могло стать причиной ритуальной нечистоты Соответственно, и очи­щение могло быть достигнуто С помощью разных актов.

В описаниях ритуалов далеко не всегда указывается, что именно делается с целью очищения (ср. КВо IV 9 III 4-5; KUB X 23 III 17-18, KUB XI 18 II 8-9; KUB XXIV 18 IV 22- 23, KUB XI 19 IV 15-16, в которых подчёркивается лишь то, что «надсмотрщик над поварами» и «надсмотрщик над стольниками» (помещение) внутри очищают, хет. suppiyahh-).

Судя по ритуалу КВо XIX 128 I 31-32 «надсмотрщик над поварами» трижды очищал алтарь и овец (посредством воскурения) вещества туххуессар^[327]. Очищение человека (царя), видимо, могло быть осуществлено и посредством окропления вином из сосуда (KUB XXV 36 II 22-24; KUB XX 24 III 6—8 и др.). Существовали, вероятно, и многие другие способы очищения. Один из них, хотя и непонятно, какой именно, применялся для очищения поля, о котором идёт речь в § 168.

Несмотря на то, что нам пока еще не ясно, как именно совершалось очищение поля, сам факт необходимости в по­добном очищении совершенно определённо говорит о том, что действия ответчика не только наносили истцу экономи­ческий ущерб, но и одновременно содержали в себе риту­альное преступление.

В качестве типологически сходного примера оценки дей­ствия можно сослаться на следующую норму из обычного права ингушей, связанную с определением степени винов­ности вора. Она устанавливалась, согласно Е.Шиллингу

[9, с. 13], в зависимости от близости к очагу того места, где произведена кража. Самой большой виной считалось, если вор вошёл в помещение с очагом и переступил через «гей- бы» (т.е. был близ очага). Чем дальше расстояние от очага, тем преступление слабее квалифицировалось. Поэтому строго различали: воровство за «гейбы», до «гейбы», на дворе, в конюшне или хлеву и, наконец, в поле. Помимо того, что за всякое воровство, укравший должен был вер­нуть украденное в тройном размере, он еще вносил не зави­сящую от ценности украденного плату «тоам» — в знак примирения за бесчестие, нанесённое дому. В первом слу­чае «тоам» состоял из 9 коров, 1 быка, I куска шёлка и ба­рана, которого вор резал для примирительного угощения; в последнем случае (кража в поле) плата состояла из 1 ко­ровы и 1 примирительного барана.

Эта норма обычного права ингушей, подобно § 168 ХЗ, показывает зависимость оценки действия от факторов, прямо не связанных с размером украденного.

Важным является и сам принцип различения простран­ства: помещение с очагом, двор, конюшня, хлев и, наконец, поле. Причём степень сакральности пространства возраста­ет по мере приближения к центру (дому с очагом).

Аналогичное различение пространства засвидетельст­вовано во многих культурах. В частности, оно отражено в нижеследующей статье ХЗ (§ 197-198): «Если мужчина схватит женщин}' в горах, то это — его преступление и он должен быть убит. Если же в доме её он схватит, то это — её преступление, и она должна быть убита. Если муж их найдёт, то он их может убить. Наказания для него не будет. Если он их приведёт к воротам дворца и скажет: „Моя жена не должна быть убита’¹ — и (тем самым) дарует жизнь же­не, то он дарует жизнь и соблазнителю, но ставит знак на его голове. Если он скажет: „Пусть оба они умрут⁴*, тогда они станут на колени перед колесом. Царь может приказать их убить, может даровать им жизнь» [4, с. 289-290].

Судя по тому, что в данной статье действия соблазните­ля обозначаются глаг. ер- «хватать» (а не ses-. kattcm ses-

«спать (с женщиной)»_; возможно, что речь идёт о наказа­нии не за прелюбодеяние, а за изнасилование. Причём, одно и то же действие квалифицируется в зависимости от того, где оно имело место: в доме или вне его. Так же, как и в этой статье ХЗ, в частности, в древне польском праве (вторая по­ловина XIII в.), согласно Л.Нидерле^[328], наказание за изнаси­лование устанавливалось в зависимости от того, произошло ли оно в доме (деревне) или в поле.

Совпадение основного содержания нормы обычного права ингушей и § 168 ХЗ даёт возможность разъяснить и вхождение в § 168 компенсации в виде овцы, хлеба и пива.

Уже сам состав этой компенсации говорит о том, что мы имеем дело с конкретной едой. Очень схожая по своим компонентам и по числовому соотношению еда часто упо­минается в описаниях хеттских празднеств и других подоб­ных текстах. Так, например, согласно данным ритуала килам и спискам мелким (акк. melkitu«содержание», «припасы для жертвоприношения» = хет. hcilkuessar«зерно», «уро­жай», «съестные припасы (для культового праздника)», «управляющие» царскими хозяйствами, существовавшими в различных частях страны^[329], выдавали участникам ритуала определённые угощения. В частности, судя по тексту КВо X 30 каждый из управляющих городов Циккурка, Ваттарва, Сукция вручал стандартный «паёк» жителям города Ангул- лы: 1 овцу, 20 хлебов хали. 2 закусочных хлеба, 2 сосуда (хмельного) напитка марнува, 15 хлебов сарамма.

Эти угощения предназначались не только для еды Они одновременно являлись и жертвой, адресованной божест­ву^[330]. В частности, в одном из списков мелким перечисляют­ся угощения для «железоделателей», «медников», «сереб­ряных дел мастеров». Каждая группа ремесленников получала из храма богини-защитницы по 1 козлу, по 1 тол­

стому хлебу, по 1 сосуду с (хмельным) напитком марнува, пивом и вином. Эти участники ритуала приносили козла в жертву «богу нашему» (хетт. sium=smi),а одну из наиболее почитавшихся у хеттов частей жертвы — печень преподно­сили царю. Перед лицом царя они получали (ответные?) вознаграждения: хлеб и марнуву (см. [I, с. 32, 176 и при­меч. 119]).

О жертвах, предназначенных богам, речь идет, напри­мер, в описании ритуала КВо IV 13. Согласно этому тексту', каждому из «тысячи» хеттских богов жертвовали по одному определённом}’ животному (главным образом овец, а также быков, ягнят, козлов), для каждого бога разламывали по хлебу и совершали возлияния перед каждым из них (КВо IV 13 I 1-48; II 5-8, V 26-29), Подобная процедура имела место и в других ритуалах (см , в частности, КВо XIX 128)^[331]. Важной частью таких празднеств являлось также причастие царя и царицы и кормление участников обряда.

Не вызывает сомнений то, что овца, хлеб и пиво — это еда, обнаруживающая определённые совпадения с едой/жерт- вой, засвидетельствованной в хеттской традиции в риту­альных церемониях. В то же время еда § 168 ХЗ, видимо, выполняла ту же функцию, что и «примирительный баран» в норме обычного права ингушей, т е. она предназначалась для совместной трапезы с целью установления мира между ответчиком и истцом.

Сам факт того, что компенсация выдавалась в виде еды, причём в определённом устойчивом сочетании, говорит о не­сомненном архаизме такой практики. Любопытная парал­лель к этой форме, специфической для ХЗ компенсации, обнаруживается в текстах, главным образом, судебных ре­шений и брачных сделок из Нузи [31, с. 9-15]. Согласно этим документам, выплата в размере 30 сиклей серебра в некоторых случаях осуществлялась не серебром, а в виде определённой фиксированной комбинации животных: 1 бык, 1 осёл и 10 овец. Так, например, одно из таких су­

дебных решений касалось дела о словесном оскорблении и побоях, нанесённых истцу ответчиком; за то_; что истец пы­тался предотвратить нарушение границы пастбища, принад­лежавшего его брату. Выслушав ответчика; отвергавшего показания свидетелей и принесшего в подтверждение своей невиновности клятву богам, суд вынес решение. Он обязал ответчика возместить ущерб владельцу пастбища, а также выплатить истцу' 30 сиклей серебра (в переводе) на I быка, 1 осла и 10 овец.

Исследуя этот и другие подобные документы Э.Спейзер попытался найти ответы на вопрос о том, чем объясняется пересчёт серебра на животных, причём в столь странном со­четании. Ведь стоимость одного быка— 10 сиклей, и не про­ще ли было бы заменить 30 сиклей, например, тремя быками?

Вывод автора сводится к тому, что I бык, I осел и 10 овец представляют собой церемониальную плату. Симво­лическая значимость этих животных значительно выше их собственно экономической стоимости, выплата животными содержит в себе в действительности или потенциально элемент торжественности. Этот обычай платы определён­ной комбинацией животных, вероятно, основан на очень древней традиции, первоначальные истоки которой канули в Лету' [31, с. 12-15].

Эти выводы Э.Спейзера в определённой степени могут быть использованы и для трактовки компенсации из ХЗ. Последняя унаследована из обычного права одного из древнемалоазиатских народов: 1 овца, 10 хлебов и 1 кувшин пива представляли собой церемониальное возмещение, воз­можно, совершавшееся публично, т.е. в присутствии свиде­телей. Это возмещение имело целью очистить ответчика и установить согласие между ним, с одной стороны, и ист­цом — с другой. Иначе говоря, еда (одновременно и жертва) ещё продолжала играть в хеттеком обществе роль одного из важнейших инструментов регуляции отношений между членами коллектива (а также между людьми и богами).

Теперь мы предпримем попытку ответить на вопрос о том, почему нарушение границы поля могло рассматри­

ваться как ритуальное преступление. В поисках ответа на этот вопрос мы должны вскрыть своеобразие хеттских представлений, связанных с землёй и границей.

Существенная черта этой системы ценностей обнару­живается, в частности, в § 169 ХЗ:

«Если кто-нибудь купит поле и (потом) нарушит грани­цу, (то) он должен взять ритуальный хлеб, разломать его (перед) богом Солнца и сказать: „Ты поместил мои весы на земле'¹. Так он должен сказать. Будь то бог Грозы, или бог Солнца, это безразлично» [4, с. 283].

Образ весов в этом параграфе ХЗ напоминает использо­вание весов в среднехеттском ритуале очищения царской четы (Тудхалия и Никалмати) [32, с. 12ff, 26, 60], в средне- хеттской молитве Кантуцили (в связи с богом Солнца), в ри­туале для царя-лабарны и царицы-тавананны, в погребаль­ном ритуале и других текстах^[332]. С помощью весов, видимо, устанавливалась мера греха человека. С этой же целью взвешивались, в частности, «долгие лета» царя и царицы (ср. [1,с. 107]).

Аналогичный образ весов представлен и в других типо­логически сопоставимых традициях: весы в функции чаш «смерти и жизни»; весы «судьбы» в руках Зевса, весы в ру­ках богини правосудия Фемиды и загробного судьи Осири­са [8, с. 70].

Сопоставление § 169 ХЗ со свидетельствами других хеттских текстов и данными типологии дает основание считать, что, во-первых, выражение «ты поместил мои весы на земле» значит: ты приговорил меня к смерти. Тем самым подтверждается сделанный выше вывод о возможном су­ществовании у хеттов обычая предания смерти лица, ви­новного в нарушении границы.

Во-вторых, данные § 169 говорят о том, что существо преступления состоит прежде всего в самом факте наруше­ния границы. Следовательно, понятие границы включало в себя вполне определённое сакральное содержание. Пока­

зательны, в частности, следующие примеры, свидетельст­вующие о сакрализации границы. В хеттской традиции су­ществовал специальный «ритуал границы» [Ezen irhas, (KUB XLIV 4 Vs 25)]. Отправляясь в поход против касков (как, вероятно, и в других подобных случаях), хетгская ар­мия совершала особый ритуал на границе вражеской терри­тории (KUB XXXI 146)^[333]. Цель этого ритуала заключалась в том, чтобы задобрить вражьих богов и тем самым способ­ствовать успеху военной кампании.

Согласно § 108 ХЗ [4, с. 287], «Если кто-нибудь украдёт виноградные лозы из огороженного виноградника, (то) если в (нем) 100 деревьев, он должен дать 6 сиклей серебра. И их (деньги) в дом его он должен отправить^{[334][335][336]}. Если же виноградник не огорожен, а он украдёт виноградные лозы, то он должен дать 3 сикля серебра».

Можно предположить, что разница в сумме возмещения: 6 и 3 сикля связана не с величиной украденного'", а с огоро- женностью—неогороженностью виноградника, те. с проти­вопоставлением того, что имеет границы и того, что не имеет их. Оппозиция «огороженный— неогороженный»'³ может совпадать с одним из основных противопоставлений в ритуале (и культуре в целом) «сакральный — мирской».

Сакральный характер границы обнаруживается и в том, что граница рассматривалась как линия, установленная и охраняемая богами, в особенности богом Грозы и богом

Солнца. Связь этих божеств с границей ощущается уже в самом § 169, согласно которому ответчик вправе обра­титься к одному из этих двух богов.

Кроме того, связь богов с границей отражена в хеттской молитве Мурси л и II. Доказывая свою невиновность перед богами, царь говорил: «И я не переступил границ, которые установлены нам богом Грозы» (см. [15, с. 59-60]. Согласно описаниям хеттского ритуала КВо IV 13 наряду с другими божествами, давалась жертва — овца — «(защитнику') гра­ницы богу Солнца» (КВо IV 13 I 12: 1 UDU auriyaS^dUTU-;).

Таким образом, обращение именно к богам Солнца и Грозы в § 169 связано прежде всего с тем, что эти боги — охранители границ. Не исключено, однако, что упоминание именно этих богов в § 169 обусловлено и тем, что бог Грозы, и в особенности бог Солнца, воспринимались хеттами в каче­стве судей, которые вершили суд над всем сущим. Эти представления, связываемые, в частности, с богом Солнца, подчёркиваются в хеттеком гимне Солнцу', по-видимому, отчасти отражающем и собственно хеттскую традицию:

«Суд ты совершаешь над собакой, Над свиньёй да и над зверем диким, Тем, который говорить не может,— Бессловесного ты судишь зверя. Злого и дурного человека Праведным судом ты судишь, Солнце» [3, с 107].

Следует также отметить, что сама искупительная жерт­ва, упомянутая в §169 («он должен взять ритуальный хлеб, разломать его (перед) богом Солнца»), отчасти схожа с компенсацией, представленной в § 168 ХЗ^[337]. О хлебе и пи­ве, как жертве, предназначавшейся богу Солнца, говорится и в хеттеком гимне Солнцу

В заключение мы попытаемся вкратце суммировать ос­новные итоги наблюдений над § 168 ХЗ. Данная статья свидетельствует о том, что нарушение границы владения и присвоение одной борозды чужого поля квалифицирова­лось как преступление, содержавшее в себе одновременно и экономический и ритуальный аспекты (не отделявшиеся друг от друга в самой хеттской традиции). Ответчик всту­пал В конфликт не ТОЛЬКО С ИСТЦОМ, НО и с божеством (бо­гом Грозы или богом Солнца), которое считалось установи­телем и хранителем существовавших границ.

Эта конфликтная ситуация решалась путем восстанов­ления прежних границ владений и предоставлением ответ­чиком 1 овцы, 10 хлебов и 1 кувшина пива. Эта еда, види­мо, предназначалась для установления согласия между ответчиком и истцом, с одной стороны, и ответчиком и бо­гом — с другой. Овца, хлеб и пиво представляли собой ис­купительную жертву, заменившую более ранний обычай предания смерти лица, виновного в нарушении границы поля (или виновного в преступлениях, описанных в § 167— 168 и § 164-165).

Кроме того, виновный был обязан совершить очищение своего поля. Необходимость в искупительной жертве (да­вавшейся за самого ответчика) и в «очищении» поля, по- видимому, указывает на то, что существовала тесная связь между самим ответчиком и его полем (наподобие связи между человеком и его домом, засвидетельствованной в § 164—165). Существо этих отношений, возможно, состояло в том, что земельное владение (или дом человека) рассмат­ривалось как непосредственное продолжение личности его владельца, как часть его тела^[338]. Именно поэтому действия ответчика в отношении границы поля оскверняли не только его самого, но и принадлежавшее ему поле (или дом)^[339].