§ 3. Нерон (54—68 гг.) и конец династии Юлиев-Клавдиев.

Наиболее яркое и полное свидетельство превращения принци­пата н монархию эллинистического типа нашла себе в правле­ние последнего принцепса из династии Юлиев-Клавдиев — Нерона.

Действительно, впервые правителем Рима, вразрез со всеми римскими традициями, стал несовершеннолетний (16-летнии) юноша.

По образцу восточных же монархий фактическая власть, за юностью и неопытностью государя, оказалась в руках женщины — Августы-матери — и ее сообщников (Палласа, Бурра, Сенеки и др.). По существу, благодаря этому режим, установленный Клавдием, совершенно не изменился, так как Агриппина и ее приближенные уже и тогда играли ведущую роль. Только ввиду меньшей устой­чивости своего положения им пришлось пойти на некоторое заигрывание со знатью, выразившееся в программной речи, написанной Сенекой и произнесенной юношей Нероном в сенате: в ней обещалось сохранение древних прав и полномочий сената, подтверждалось деление провинций на сенатские и император­ские, осуждалось засилие фаворитов и вмешательство родствен­

ников принцепса в государственные дела. Однако сенатские засе­дания собирались во дворце принцепса, чтобы скрытая за зана­веской Агриппина могла следить за прениями, и она же присут­ствовала при приеме иностранных посольств.

Впрочем, ввиду налаженности правительственного аппарата и невмешательства в государственные дела самого Нерона, эти пять лет впоследствии назывались «счастливым пятилетием Нерона» (54—59 гг.). Это проявилось и в успехах внешней поли­тики, в дальнейшей военной экспансии Римской державы, притом в сторону Востока, куда давно уже устремлялись главные поползно­вения могущественных финансовых и военных кругов Рима. В связи с нападением парфян на Армению, которую Рим считал подвластной себе страной, начался в 57 г. так называемый «восточ­ный поход Нерона». После основательной трехлетней подготовки большая римская армия из пяти легионов с соответствующим коли­чеством вспомогательных частей, под командой испытанного пол­ководца Домиция Корбулона в 58 г. из Каппадокии вступила в Армению. При поддержке со стороны иберийского (грузинского) царя Фарасмана и отрядов кавказского племени мосхов была взята и сожжена старая столица Армении Артаксата. В следую­щем году была взята и вторая, новая столица Армении на реке Тигре — Тигранокерта (59 г.). Парфянский ставленник, царь Тиридат (брат парфянского царя Вологеза), был изгнан, и армян­ским царем назначен был Тигран V, долго живший в Риме залож­ником и основательно усвоивший римскую культуру. В Армении на поддержку ему вновь оставлен был гарнизон в 1 тыс. легионеров с 5 вспомогательными когортами; Иберия (Грузия) и прибрежные кавказские племена (мосхи) были поставлены в вассальную зави­симость от Рима. В 63 г. Понтийское царство обратилось в римскую провинцию.

А одновременно с этим другая значительная римская армия под командованием легата Мезии Тиберия Плавтия Сильвана действо­вала вдоль северного побережья Черного моря. Поставив в зависи­мость от Рима многие племена, жившие на север от Нижнего Дуная (часть даков, сарматов, роксолан), она заняла Тиру (57 г.), Ольвию и дошла до Херсонеса, освободив его от осады скифским царем. Римляне твердой ногой стали и в Крыму. В Херсонесе появился римский гарнизон и эскадра римского флота, весь южный берег Крыма, после разгрома живших здесь тавров, покрылся римскими укреплениями (кастеллами), самым значительным из которых стал Харакс (в 5 км от современной Ялты).

все его берега. В 63 г. Понтийское царство и временно Боспор превратились в провинции Римской империи.

Однако это «счастливое пятилетие» закончилось к началу 60-х годов. Оно сменилось восьмилетним периодом администра­тивного произвола и хаоса, благодаря характерной для всякого подлинно монархического строя возможности безгранично­го, часто капризного вмешательства государя во все правитель­ственные дела. Чувственный и жестокий по природе, Нерон еще с детства был насквозь развращен воспитанием в нездоровой обста­новке дворца Клавдия. Став принцепсом, он рано превратился в безудержного прожигателя жизни, и не только свой дворец, но и улицы Рима обратил в поле шумных ночных оргий и скандалов. Юный Цезарь твердо усвоил себе циничный принцип восточных монархов, что «государю все дозволено» (Светоний, Нерон, 37).

На этой почве начались конфликты Нерона с матерью уже в первые же месяцы его принципата. Агриппина имела даже неосторожность пригрозить своему сыну заменой его Британником. В ответ, действуя по примеру своей же матери в деле с Клавдием, Нерон уже в начале 55 г. приказал отравить своего 14-летнего сводного брата. Так как это повело к дальнейшему охлажде­нию между матерью и сыном, то главной его фаворитке, порочной и злоб­ной Поппее Сабине, удалось настоять на убийстве Агриппины: Нерон распо­рядился послать отряд преторианцев убить свою мать (59 г.). Официально было объявлено, что она покушалась на его власть и даже жизнь, и постанов­лением раболепствующего сената все статуи Агриппины должны были быть уничтожены, а ее изображения стерты с монет.

В скором времени после этого дворцового переворота умер Бурр (воз­можно, тоже от отравы), были отстранены Сенека и многие возглавлявшие разные ведомства опытные вольноотпущенники Клавдия. Их заменили другие, более податливые и угодливые фавориты. Военные дела переданы были но­вому префекту претория, Софонию Тигеллину, человеку порочному и про­дажному, обратившемуся во всесильного временщика, подобного Сеяну при Тиберии; он сознательно потакал всем порочпым склонностям Нерона, чтобы тем крепче держать его в своих руках. Жена Нерона, Октавия, дочь Клавдия, была отправлена в ссылку, а затем убита, Нерону предоставлялась возмож­ность вступить в брак с Поппеей Сабиной, у которой, по выражению Тацита, «было все — красота, ум, богатство, — все, кроме честной души». Эта жен­щина стала достойной подругой Нерона в его оргиях. Совместными усилиями они превращали весь Рим в подобие сплошного притона.

С 60-х годов начался период неслыханных трат на самые сума­сбродные придворные затеи, или, как Светоний метко назвал, «бешенство расточительности», очень характерное и для эллини­стических монархий. Беспрерывные празднества и игры (введено было множество новых, например, «Неронии», «Ювеналии», «Величайшие» и др.) давались в обстановке невиданной роскоши. Дворцовая прислуга была увешана драгоценными украшениями, дворцовые мулы подковывались серебряными подковами. Но всего больше средств поглощали безумные постройки, и в особенности новый громадный дворец, так называемый «Золотой дом». Он зани­мал со своими портиками, парками, прудами и зверинцами не­сколько кварталов в самом центре Рима между Палатинским и Эсквилинским холмами. «Весь дом внутри был отделан золотом,

драгоценными камнями и перламутром. Столовые имели потолки с обшивкой из слоновой кости, которые вращались, дабы можно было сыпать сверху цветы, а сквозь трубки брызгать благово­ниями. В банях имелась морская и минеральная вода». Осматривая законченную грандиозную постройку, Нерон заявил, что «на­конец-то он начинает жить по-человечески» (Светоний, Нерон, 31).

В связи с таким расточительством быстро растаяли все сбере­жения, сделанные в государственной казне в период управления ею Палласом, и наступил финансовый хаос и хроническое без­денежье. Приходилось даже задерживать выплату жалованья солдатам и выдачу наградных отпускаемым в отставку ветеранам. Для пополнения государственной кассы захвачены были богатые фонды римских храмов и даже расплавлены золотые и серебряные изображения богов. Ухудшили монету — из фунта серебра стали чеканить 96 денариев вместо 84 прежних. Главным же образом старались поправить, хотя бы временно, положение путем массовых конфискаций имущества состоятельных людей, на которых воз­водились для этого самые фантастические и нелепые обвинения на основании закона об оскорблении величества. Конфисковалось и все имущество умерших, если они в своих завещаниях «прояв­ляли неблагодарность» и не завещали принцепсу значительной его части.

Государственными делами, кроме отдельных случайных каприз­ных вмешательств, Нерон, впрочем, совершенно не занимался, и никакого принципиального расхождения с сенатом и верхами римского столичного общества у него не было. Римская знать, за исключением немногих ее представителей, в это время уже поте­ряла всякий интерес к политической деятельности, а на занятие магистратур смотрела лишь с точки зрения служебной карьеры и наживы. Окончательно вырождаясь, она сама с головой ушла в утонченное наслаждение жизнью, в увлечение цирком и театром. «На играх, — сообщает Светоний, — выступало в качестве дей­ствующих лиц множество членов двух высших сословий, и муж­чин, и женщин. В амфитеатре в рукопашном бою участвовало четыреста сенаторов и шестьсот всадников. Они же выходили на борьбу со зверями и выполняли разнообразные другие роли в цирке» («Нерон», И—12; ср. Тацит, Анналы, XV, 32). И Нерон как глава этих порочных и разлагающихся римских верхов своим спортивным и театральным лаврам придавал гораздо большее значение, чем своей славе государя. Обладая некоторыми литературными и музыкальными способностями, он, благодаря непрестанной и безграничной лести окружающих его царе­дворцев, возомнил себя небывалым артистическим талантом и неустанно выступал публично как декламатор, певец, музыкант, даже наездник и борец.

ловал Греции автономию, о чем сохранилась надпись с текстом его речи.

Административный хаос и финансовый развал следствием своим имели ряд тяжелых катастроф и во внешней политике, и в жизни столицы и провинций. Так удачно начатая восточная война завершилась позорным концом. Парфяне вторглись в Арме­нию и выгнали из нее римского ставленника, царя Тиграна V. Шедшая ему на помощь римская армия в составе двух легионов под командованием нового, присланного из Рима наместника Кап­падокии, бездарного и неопытного Л. Цезения Пета, была окружена парфянской конницей близ Рандейи, на одном из восточных при­токов Верхнего Евфрата. Остатки ее спаслись лишь путем позор­ной капитуляции, оставив в добычу парфянам свой укрепленный лагерь и все военное имущество (62 г.). Получившему после этого вновь обширные права главнокомандующего в Азии Корбулону удалось лишь частично выправить положение: пришлось царем Армении признать брата парфянского царя Вологеза — Тиридата.

Беспечность и бездарность заправлявших делами фаворитов привели город Рим к страшному бедствию — небывалому по разрушительной силе пожару летом 64 г. Огонь бушевал 9 дней, и сгорело почти дотла 10 кварталов города из 14. Погибло не только множество частных домов и лавок, но также большинство знаме­нитых общественных зданий и храмов, среди них и старинный храм Весты с пенатами римского народа. Погибло множество насе­ления, а худшая часть его, воспользовавшись паникой и безнача­лием, бросилась грабить горящие дома. Нерон же лишь любо­вался с высокой башни на грозную картину разбушевавшейся стихии и, как ходили слухи, слагал стихи на гибель Трои. Позднее приняты были некоторые меры, чтобы оказать помощь погорель­цам — открыли для их временного устройства дворцовые сады и уцелевшие общественные здания, построили бараки, понизили цены на хлеб и пр. Но так как громадные опустошения, причинен­ные пожаром, Нерон поспешил использовать прежде всего для расширения своего «Золотого дома» и для застройки улиц вокруг него изящными портиками и роскошными зданиями, то в народе стали считать его сознательным виновником страшного пожара и называть поджигателем. Это побудило правительство Нерона создать шумное дело об «истинных поджигателях». Хватали массами всяких подозрительных людей и предавали их публично, во время празднеств и игр, самым мучительным и страшным казням: «Их покрывали шкурами диких зверей, чтобы они погибали (на арене) от растерзания собаками, или пригвождали их к кресту, или жгли на огне, а также, когда оканчивался день, их зажигали в виде факелов для ночного освещения парков» (Тацит, Анналы, XV, 38—44). Этот страшный рассказ Тацита о «факелах Нерона» побудил в более позднее время христианских начетчиков сделать в текст этой главы «Аннал» Тацита ловкую вставку и изобразить эти казни как «первое гонение на христиан».

Используя горе и озлобление населения столицы, остатки оппозиционной знатп организовали в 65 г. заговор: предполагалось убить Нерона во время его выступления в цирке и провозгласить принцепсом знатного, богатого и популярного Г. Кальпурния Пизона. Он был консулом при Клавдии, а при Нероне жил в сто­роне от двора, выступая защитником на судах и соперничая с Не­роном в занятиях поэзией и музыкой. К заговорщикам примкнули многие видные лица, среди них второй префект претория Фений Руф, поэт М. Анней Лукан (автор большой поэмы «Фарсалии», в которой прославлялись Помпей и Брут) и, повидимому, даже Сенека, приходившийся дядей Лукану. Но как сам Пизон, так и его друзья, возглавлявшие движение, проявили слишком много коле­баний и нерешительности в выполнении своего плана, и заговор был, наконец, открыт. Последовали многочисленные аресты, пытки и казни. Пизон, Лукан и Сенека по приказу Нерона покон­чили самоубийством: Нерон уже давно мечтал конфисковать громадное богатство, нажитое его учителем Сенекой, который был не только крупнейшим ученым того времени, но и самым свирепым и жадным ростовщиком. Римское столичное высшее общество, таким образом, ярко демонстрировало свое полное разложение и совершенную непригодность к какой-либо общественной актив­ности и политической руководящей роли.

Решительный удар порочному правительству Нерона был нанесен не верхами, а значительно более дееспособными и живыми общественными силами — провинциями. Уже с самого начала 60-х годов во многих провинциях, измученных бесконечными побо­рами и насилиями римских чиновников, контроль за которыми значительно сократился при бездарных и беспечных ставленниках Нерона, начались народные волнения, переходившие в опасные восстания. В 60 г. восстало большинство племен недавно покорен­ной Британии — ицены, тринобанты и др. Вождем движения стала царица иценов Боудикка. Восставшим удалось разгромить целый римский легион, взять и разрушить столицу римской Британии город Камулодун, а затем и второй по значению го­род Лондиний. Погибло до 80 тыс. римских поселенцев и торгов­цев с женами и детьми.

С громадным трудом наместнику Британии, Светонию Паулину, который в это время с основными римскими военными силами пред­принял поход на далекий от римских владений остров Мону (Энглези в Ирландском проливе), удалось отступить с севера к берегам Ла Манша. Однако, собрав здесь все резервы, он заманил армию восставших в ущелье, на неудобные для нее позиции, и нанес ей жестокое поражение. Теперь римлянами, в свою очередь, было перебито до 80 тыс. британцев. Все же и Светонию Паулину, и его преемникам, вплоть до знаменитого Агриколы, тестя Тацита (последний написал его биографию под названием «Жизнь Агри­колы»), более десяти лет пришлось устраивать карательные экспе­диции по всей занятой римлянами территории на острове, так как

Британия продолжала находиться в состоянии постоянного брожения.

Одновременно с тем с начала 60-х годов чрезвычайно усили­лось брожение в Иудее. Здесь население жило под двойным гне­том — римских завоевателей, которые выколачивали из народа подати и пошлины, и собственных эксплуататоров: иерусалим­ского жречества и группы фарисеев, ученых — «книжников», толкователей закона, подводивших идеологическую базу под нена­сытные аппетиты жречества. Книжники учили: «Молись о благо­получии правительства (римского), ибо, если бы не страх перед ним, то один другого пожрал бы живьем». Народ должен был вно­сить храму десятину «со всего, что служит пищей и растет на земле», приносить в храм первинки со сбора хлеба, плодов и меда, поставлять для храма жертвенных животных и другие продукты для жертвоприношений. Эти два ига, «иго римлян» и «иго закона», разоряли иудейское крестьянство и мелкое городское население.

Спасаясь от разорения и нищеты, наиболее активные элементы «народа земли» уходили на север, в Галилею, где вокруг Генне- саретского озера были обширные дикие пространства. Многие из беженцев принадлежали к числу так называемых «зелотов» (ревни­телей свободы). Наиболее смелые и решительные обращались в «сикариев» (кинжальщиков, от слова sica — короткий кинжал), действовавших посредством террора — убийств наиболее ненавист­ных народу иудейских угнетателей. В числе других жертвой сика­риев пал в 50-х годах особенно озлобивший против себя народ первосвященник Ионафан. Среди зелотов была распространена вера в скорое появление царя-освободителя, «помазанника» (машиах, мессия), посланника самого иудейского бога Ягве. Уже в 6 г. н. э. поднял в Галилее восстание некий Иуда Гавлотянин, провозгла­сивший себя таким «царем иудейским»; за этим восстанием после­довал и ряд других.

В 66 г. вспыхнуло особенно грозное восстание, превратившееся во всенародную иудейскую войну 66—70 гг. Поводом к нему послужило неслыханное грабительство римского проку­ратора Гессия Флора: он дошел до того, что ввел в Иерусалим отряд римских солдат и отдал им на разграбление часть города. Произошли кровавые столкновения, в которых одержали верх иудеи. Вслед за этим восстания против римлян стали разгораться по всей стране. На помощь Флору в Иерусалим пришел сам намест­ник Сирии Г. Цестий Галл с значительными военными силами. Но и он не смог взять иерусалимского храма, превращенного повстанцами в крепость. Чтобы избежать грозившего ему окру­жения и полного уничтожения, он с трудом увел из Иерусалима свои сильно поредевшие войска.

Другой центр восстания 66 г. создался в Галилее, где господ­ствовали зелоты. Там выдвинулся энергичный и непримиримый вождь, простой человек Иоанн из Гисхалы, организовавший силы повстанцев и ставший фактическим главой Галилеи. Между

Иерусалимом и Галилеей действовали отдельные отряды, не связанные общим командованием, но поддерживавшие постоянную связь с Иоанном и с вождями восстания в Иерусалиме.

Перед лицом такого массового и мощного народного движения иерусалимские правящие круги растерялись и первое время были вынуждены сделать вид, что и они сочувствуют движению. Но разрыв произошел очень скоро.

Поводом послужило решение прекратить ежедневное жертвоприношение за императора. Первосвященник и фарисейские вожди стали возражать про­тив этого решения, разоблачив, таким образом, себя как сторонников прими­рения с Римом. Началась открытая междоусобная кровавая борьба на улицах Иерусалима. Сторонники Рима были окончательно вытеснены из Иерусалима; повстанцы сожгли дворец первосвященника и дома других виднейших пред­ставителей жречества и фарисейства. Правящая группа иудейских эксплуа­таторов была разгромлена и лишена власти; часть их погибла, часть бежала в Галилею, куда римляне уже направляли новые силы. Лишь немногие фа­рисеи, в том числе некий «книжник» Иосиф, будущий историк этой войны, остались в Иерусалиме, прикидываясь «друзьями» народа.

Руководство движением перешло целиком в руки зелотов, с Симоном, Иоанном и Элеазаром во главе; их опору составляли крестьяне, ремеслен­ники и освобожденные рабы. Верховным органом власти было объявлено народное собрание, заседавшее в храме. Оно разделило Иудею на 12 окру­гов, назначило штаб вооруженных сил повстанцев и послало своих пред­ставителей в Иудею и Галилею. Фарисейской группе удалось провести в качестве начальников округов нескольких своих приверженцев, а предста­вителем в Галилею — Иосифа. Как показали последующие события, эти начальники из фарисеев, в особенности Иосиф, оказались предателями сво­его народа. Последний, явившись в Галилею, при первом удобном услучае сдался римлянам, перешел на их сторону и всячески помогал подавлению восстания. За это он получил впоследствии императорскую милость — право называться Флавием, именем полководца Т. Флавия Веспасиана, будущего императора, назначенного Нероном командиром особой армии для ведения иудейской войны.

Несмотря на крупные военные силы, бывшие в его распоря­жении. Веспасиан принужден был вести войну лишь путем крайне медленного, постепенного, но упорного продвижения, беспо­щадно уничтожая за собой все населенные пункты и распиная на крестах всех попадавших в его руки повстанцев. Ему удалось овладеть Галилеей, захватить главные центры сопротивления в ней — Тивериаду и Иотапату. Однако почти вся южная часть страны, Иудея в собственном смысле, продолжала сопротивляться, и с необычайным упорством держался Иерусалим.

Положение в Иудее не успело еще окончательно выясниться, как весной 68 г. вспыхнуло еще более опасное восстание в Гал­лии. Поднялись все самые крупные и многочисленные племена галлов—эдуи, секваны, арверны, и, что было самым опасным для правительства Нерона, во главе восставших оказался император­ский легат Лионской Галлии, Г. Юлий Виндекс. Сам галл по про­исхождению, он имел обширные связи с населением провинции, ко­торой управлял. Очень быстро вокруг него образовалось ополчение в 100 тыс. человек. В своих речах и воззваниях Виндекс клятвенно

заявлял, что единственной целью восстания является освобождение Римского государства от тирана и свержение «принцепса-скомо- роха». Призыв Виндекса очень быстро нашел живой отклик у на­местников и в подчиненных им воинских частях других провинций западной части Римской державы. С военными кругами у Нерона с самого начала его принципата отношения были натянутые. Военного дела он совершенно не знал и им не интересовался. Сол­даты Нерона не знали и не любили, опи завидовали щеголеватым преторианцам, распустившимся в обстановке придворных кара­улов и столичных парадов. Высший командный состав, легаты и наместники, ожидали и для себя участи Корбулопа, которого Нерон заставил покончить самоубийством. Ходили слухи, что «Нерон собирался послать смену и убийц правителям войск и провинций» (С в е т о н и и, Нерон, 43). Примеру Виндекса немедленно последовали легаты Ближней и Дальней Испании — старый, опытный и заслуженный Сервий Сульпиций Гальба и М. Сальвий Отон, а также проконсул Африки Л. Клодий Мацер. Все они стали собирать и подготовлять войска для похода на Рим. Правда, самая мощная из римских армий, рейнская, или германская, разгромила ополчение восставших галлов, так как это движение она рассмат­ривала как бунт в своем тылу, и приведенный этим в отчаяние Виндекс закололся, преждевременно сочтя все свое дело погибшим. Однако вслед за этим и германские легионы присоединились к восстанию против Нерона, сорвали его инициалы со своих знамен и стали настойчиво требовать, чтобы их командующий, Виргиний Руф, провозгласил себя императором. Таким образом, по существу, к началу лета 68 г. все западные провинции и стоявшие в них вой­ска находились в состоянии открытого восстания против Нерона.

Правительство Нерона проявило полную растерянность. Сам он строил самые фантастические планы — собирался, например, выступить перед восставшими в качестве певца и очаровать их звуками своего голоса. Даже приказано было приготовлять к отправке соответствующие декорации и собирать сопутствующих актеров. Однако ему стали изменять даже его фавориты: пре­фекты претория Г. Нимфидий Сабин и Тигеллин, в надежде спасти свое положение и жизнь, внезапно объявили себя сторонниками Гальбы и обещанием громадных подарков склонили и преториан­цев провозгласить его императором. Собравшийся сенат, постав­ленный перед совершившимся фактом, принужден был санкциони­ровать это провозглашение, а Нерона объявить врагом народа, подлежащим казни. Покинутый всеми и совершенно потерявший голову Нерон, после неудачной попытки бежать, узнав, что скром­ная загородная усадьба его вольноотпущенника Фаонта, где он спрятался, уже окружена разыскивающими его солдатами, при­нужден был покончить с собой. Умирая, он будто бы воскликнул: «Какой великий артист погибает!».

Смертью Нерона закончилась не только династия Юлиев- Клавдиев, правившая Римом более столетия. Закончился и режим

римско-эллинистической монархии, основанной Юлием Цезарем, ловко замаскированной Августом и окончательно себя дискреди­тировавшей в течение правления его преемников. Римская дер­жава уже переросла те устарелые формы, которым старались подражать эти первые ее императоры, так как и по составу, и по социально-экономической структуре, и по политическим целям она была несравненно сложнее и прогрессивнее эллини­стических царств и восточных деспотий. Восстанием провин­ций 68 г. поэтому и открывалась новая эра в римской истории.