<<
>>

ПОХОД КСЕРКСА. а) Поход через Геллеспонт, Фракию и Македонию. (489-481 г. до Р.Х.).

Дарий не мог перенести позора своего войска в Греции. Он решил с еще большими силами напасть на афинян. С этой целью он разослал воззвания по всему своему государ­ству, приказал строить корабли и собирать запасы.

В течение трех лет во всей Азии происходило нео­быкновенное движение. Египет, ко­торый был всегда ненадежным вла­дением, отложился. Между детьми Дария от его первой жены, родив­шимися еще до вступления его на престол, и от второй, Атоссы, с ко­торой он сочетался браком, будучи уже царем, возник спор за право наследования престола. Спор этот Атосса, благодаря своему всемогу­ществу, решила в пользу своего старшего сына Ксеркса. Во время военных приготовлений Дарий в 486 году до Р.Х. умер.

Ксеркс прежде всего усмирил восстание в Египте, который дол­жен был искупить свое отпадение еще более тягостной зависимостью. Между тем проживавшие в Сузах царь Демарат и сын Гиппия Писи- страт, а в Лариссе Алевады, потом­ки фессалийских царей, и наконец, зять самого Ксеркса Мардоний, ко­торый желал владычествовать над Грецией, подстрекали царя к войне с Элладой.

Начались приготовления. Ксеркс желал выставить такие вооружен­ные силы, каких не видел еще мир. Все необозримое государство при­шло в движение: более пятидесяти племен, различных по языку, нра­вам, оружию и одежде, должны бы­ли выставить войска. Все примор­ские народы, от Египта до Геллес­понта, обязаны были снарядить ко­рабли и собрать огромные запасы в прибрежных городах Фракии для прибывавшего туда войска. Для бе­зопасности флота перешеек между •Афонским мысом и материком был прорыт и сооружен канал, в кото­ром могли разойтись два корабля.

Осенью 481 года многочисленные войска собрались в укрепленном сборном пункте в Криталле, в Кап­падокии, а затем были отведены к Сардам. Из Сард, где царь провел зиму, он послал вестников в грече­ские города, кроме Афин и Спарты, требовать «земли и воды».

Решив провести войско в Европу сухим путем, Ксеркс приказал навести че­рез Геллеспонт близ Сеста два мо­

ста на судах. Когда же буря разо­рвала мосты, Ксеркс велел строите­ля их казнить, а морю дать триста ударов и бросить в него кандалы. Когда мосты были исправлены, царь выступил с войском из Сард и направился к северо-западу от Геллеспонта. В реке Скамандре, к которой подошло войско, нехва- тило воды, чтобы напоить все это бесчисленное множество людей и животных. Ксеркс посетил город Пергам к юго-востоку от Трои, что­бы осмотреть местность, где впер­вые сразились Греция и Азия.

Через несколько дней войско до­стигло последнего азиатского горо­да — Абидоса. Здесь Ксеркс поже­лал сделать общий смотр. Для это­го абидосцы должны были постро­ить возвышенное место из белых камней, с которого он мог обозреть все свое бесчисленное сухопутное войско и. флот, расположившийся в открытом море. По его желанию было дано примерное морское сра­жение, в котором победу одержали сидоняне. Сначала Ксеркс смотрел на бесчисленную громаду людей с радостным изумлением, но потом с грустью и со слезами. Ему при­шла в голову мысль, что, может быть, из всех этих людей ни один не доживет до ста лет.

Вплоть до Геллеспонта путь был усеян миртовыми ветвями, а на мо­сту были сожжены благовония. Ксеркс сам совершил в честь восхо­дящего солнца жертвенное возлия­ние из золотой чаши, помолился и бросил в море чашу, золотой ку­бок и персидскую саблю. Затем на­чалась переправа; она продолжа­лась непрерывно семь дней и семь ночей. Во Фракии, на обширной равнине при Дориске, у истока ре­ки Гебра (ныне Марица) сделали подсчет всего войска. Отсчитали десять тысяч человек, поставили их плотно друг к другу и огородили забором. Потом вывели их из1 этого огороженного пространства и на­полнили его новыми воинами; и так повторяли 170 раз, пока в огоро­женном месте не перебывали все воины. Таким образом вычислили, что всего в войске было 1700000 че­ловек. К ним присоединились еще вспомогательные войска фракийцев и македонян.

Однако с большей до­стоверностью можно принять пока­зание, что Ксеркс повел против Эл­лады сухопутное войско в 800000 человек и флот из 1200 военных кораблей экипажем около 250000 человек.

Удивительно было смешение раз­личных одежд и оружий отдельных племен. Тут можно было видеть персов в тиарах, цветных узких кафтанах с рукавами, длинных ша­роварах, с копьями, луками, стре­лами и кинжалами; ассирийцев в шлемах, с палицами, окованными железом; индийцев в одежде из бу­мажной материи, с луками и стре­лами из тростника; каспийцев в шубах; сарангов в высоких сапогах; эфиопов в львиных и барсовых шкурах, с обнаженным телом, рас­писанным наполовину черной, на­половину белой красками; фракий­цев в лисьих шапках и т. д. Геродот описывает 56 племен, принимав­ших участие в походе. Не меньшее разнообразие представляли кораб­ли; финикийцы с сирийцами вы­ставили 300 кораблей, египтяне 200, киприоты 150, киликийцы 100 и т. д. Во главе пяти карийских кораблей находилась царица Арте- мизия. На каждом корабле экипаж состоял из персов, мидян и саков. Знатные персы предводительство­вали отрядами, составленными из отдельных народов.

От Геллеспонта войско направи­лось через Фракию к Стримону, че­рез который, по приказанию Ксерк­са, также был наведен мост. У Аканта сухопутное войско соедини­лось с флотом. Отсюда войско по­шло через полуостров Халкидику к городу Фермам. На пути его бес­покоили львы и другие хищные жи­вотные, которые ночью нападали на верблюдов. Во многих местах приходилось тратить целые дни на вырубку деревьев, чтобы проклады­вать войску дорогу. В Фермах вой­ско остановилось и заняло всю страну вплоть до устьев Галиокмо- на близ границы Фессалии. Флот же был проведен каналом от Афо­на, вокруг полуостровов Сифонии и Паллены в Фермейскую гавань близко к войску, которое отсюда должно было вторгнуться в Фесса­лию и начать, по-видимому, не­трудную войну против тех грече­ских народов, которые не прислали царю земли и воды по его требо­ванию.

б) Фермопилы, Артемизия и Саламин.

(481 г. до Р.Х.).

Геродот замечает, что если бы нашествие варваров погубило Афи­ны, то та же участь постигла бы и всю Грецию. Именно афинян дол­жно признать спасителями Греции. Среди них самой выдающейся лич­ностью был Фемистокл. Его заслу­га состояла в сооружении кораблей, которые впоследствии, в сраже­нии при Саламине, явились единст­венным спасением Эллады. Своей решительностью и мужеством он сумел воодушевить твердых, укре­пить слабых и вселить в сограждан единодушие. Не все разделяли сме­лую надежду Фемистокла спасти греческий народ и его свободу от могущества персов. Даже сами боги через Дельфийского оракула объя­вили всякое сопротивление безрас­судным. Но и после этого афиняне умоляли оракула до тех пор, пока жрица не объявила, что их могут спасти только деревянные стены. Фемистокл, объяснив, что под дере­вянными стенами следует понимать корабли, воспользовался изречени­ем оракула для усиления флота.

Хотя благодаря стараниям Феми­стокла спартанцы и вступили в со­юз с афинянами, зато остальные греки присоединялись к ним весьма неохотно. Там, где господствовало единовластие или государственное устройство приближалось к монар­хическому образу правления, как например, в Беотии и Фессалии, лица, стоящие во главе государств, надеялись при помощи . варваров утвердить или распространить свою' собственную власть. Мелкие госу­дарства отделились от общего на­ционального дела и перешли на сторону персов или в надежде со­хранить свою независимость, или из чувства политической зависти. Так поступили Аргос из недобро­желательства к Спарте, Фивы из зависти к Афинам, Фессалия и поч­ти вся Беотия.

Тщетно Фемистокл, узнав, что Ксеркс находится еще в Сардах, старался собрать на Истмийском перешейке всю Грецию против об­щего врага. Ему едва удалось за­ключить мир между Эгиною и Афи­нами. Хотя жители острова Керки­ры обещали прислать 60 кораблей, но умышленно запоздали с ними, желая выждать, чем кончится вой­на. Гелон, тиран сиракузский, хотя и изъявил согласие оказать по­мощь, но только под тем условием,

чтобы ему было предоставлено главное командование.

На этом и прервались переговоры. Впрочем, в это самое время Гелону пришлось отражать нападение карфагенского флота.

Таким образом, только самая не­значительная часть Греции отважи­лась на сопротивление. Ксеркс так был уверен в победе, что не только освободил греческих лазутчиков, прибывших в Сарды и приговорен­ных военачальниками к смертной казни, но и приказал провести их по всему лагерю, полагая, что бли­жайшее знакомство с его силами приведет греков к скорейшей по­корности. Он также освободил два греческих корабля, захваченных в плен на пути в Геллеспонт, куда они направлялись для сбора хлеба. В этом случае Ксеркс поступил так потому, что' эти корабли везли хлеб именно туда, где он сам рассчиты­вал быть в скором времени и где он сам нуждался в этом хлебе.

Так как македоняне и фессалий­цы добровольно покорились пер­сам, то войско пелопоннесцев и афинян, состоявшее из 10000 гоп­литов, не могло удержаться в Тем- пейской долине, где оно первона­чально расположилось, и вынужде­но было отступить. Ксеркс с сухо­путным войском вторгся из Ферм в Пенейскую долину и подошел к горе Эте и к Фермопильскому ущелью. Здесь он впервые на­ткнулся на войско, готовое к отпо­ру. Греки, покинув проход в Тем- пейскую долину, по совету Феми- стокла, решили защищать Фермо­пильское ущелье, а флот послать к мысу Артемизии, лежащему на восток от Фермопил. Фермопиль­ский проход был очень узок, шесть­десят шагов ширины; в одном месте он настолько суживался, что через него едва могла проехать одна по­возка. С западной стороны прохода возвышались крутые, отвесные ска­лы, ас восточной, вдоль берега мо­ря, дорога прилегала к непроходи­мым болотам. Спартанцы неохотно согласились на это решение, ибо сначала имели намерение ограни­читься защитой Пелопоннеса и с этой целью хотели даже построить стену на Истмийском перешейке.

Войско при Фермопилах состояло из 7200 человек: 4000 пелопон­несцев, около 300 спартанцев, от 700 до 1000 лакедемонских периэ- ков, 400 фиванцев, выставленных по принуждению, 700 феспийцев, затем локрийцы, доряне, фокейцы.

Предводителем этого маленького войска, которому предстояло совер­шить неслыханный военный под­виг — преградить дорогу персид­скому царю, был бесстрашный спартанский царь Леонид, отличав­шийся необыкновенной любовью к отечеству. Флот, для которого Афины, Эгина, Спарта, Мегара, Ко­ринф и другие приморские города доставили все вместе 271 корабль, поплыл к Артемизии, северо-вос­точному мысу Эвбеи, под предводи­тельством спартанца Эврибиада. Так как афиняне выставили для этого флота больше кораблей, чем все остальные греки вместе, то они потребовали для себя главного предводительства на море. Но спар­танцы, считавшие себя главными предводителями всей Эллады, на­стаивали на том, чтобы коман­довать и флотом, и Фемистокл по­советовал афинянам согласиться ради общей пользы всего народа.

Вскоре после прибытия к Фермо­пилам, когда эллинское войско по­лучило более точные сведения о громадном числе неприятеля, пело­поннесцы захотели отступить к

Истмийскому перешейку. Но фокей- цы и локрийцы воспротивились этому, заботясь о находившемся по­близости своем отечестве. Их под­держал в этом Леонид со своими спартанцами. Спартанцы заплели волосы и устроили военные игры, как они обыкновенно делали перед битвою. В этих занятиях их застал персидский лазутчик и известием об этом привел Ксеркса в величай­шее изумление. Когда царь Дема­рат, сопровождавший Ксеркса в этом походе, уверял его, что спар­танцы готовы к бою, Ксеркс принял за безумие желание сопротивляться его войску со столь слабыми сила­ми. В полной надежде на превос­ходство своих войск он ждал четы­ре дня добровольного отступления греков. Рассказывают, что к Леони­ду было отправлено посольство требовать от греков оружия; но спартанский царь отвечал с лако­ничной краткостью: «Приди и возь­ми». Наконец, на пятый день, видя, что они упорствуют в своем безрас­судстве, Ксеркс дал приказ к напа­дению.

Боевое расположение греков бы­ло чрезвычайно выгодно, так как враг не мог пользоваться ни всею своею массой, ни многочисленной конницей. Мидяне и киссийцы, на­павшие первыми, были отброшены эллинами назад, «И царь мог убедиться,— говорит Геродот,— что у него много людей, но мало вои­нов». Настоящими воинами прихо­дилось показать себя отборному персидскому отряду, 10000 так на­зываемых «бессмертных». Но как стремительно они нападали, так же поспешно пришлось отступить им пред спартанской храбростью. Ксеркс, сидя на высоком троне и следя издали за сражением, не­сколько раз вскакивал от негодова­ния. На следующий день по его приказанию происходили новые на­падения, но также безуспешно.

Выход из такого затруднительно­го положения доставила царю алч­ность одного грека. Один малиец, по имени Эфиальт, вызвался пока­зать персам тропинку через гору Эту. Ксеркс принял предложение и приказал Гидарну следовать со своими воинами за проводником. Персы выступили ночью, рано ут­ром достигли вершины горы, обра­тили в бегство стоявших там на страже фокейцев и спустились с го­ры, чтобы напасть на воинов Лео­нида с тыла в то время, как главное персидское войско нападет на них с фронта.

Когда Леонид получил от бежав­ших часовых известие, что его обо­шли, он решил остаться на своем посту до конца, так как оракул объ­явил, что или Лакедемон будет раз­рушен, или падет один из его двух царей. Большую часть союзников Леонид уволил от предстоящей бит­вы; только фивян он вернул назад как заложников за изменнические намерения их государства. Феспий- цы с твердостью отказались уда­литься. Сверх того остались триста спартанцев и состоявшие при них периэки и илоты.

Всего собралось 1200 человек, которые решились идти навстречу верной смерти.

На следующее утро Леонид вы­ступил вперед, решив как можно дороже продать жизнь свою и своих воинов. Бесчисленное множество персидских воинов, которых прихо­дилось гнать в бой бичами, погибло или под ударами мечей, или в море. Леонид, сражаясь во главе храбрей­ших, пал в числе первых. Но его отряд продолжал мужественно сра­жаться до тех пор, пока пробравши­

еся через ущелье персы не показа­лись у него в тылу.

Вероломные беотийцы хотели воспользоваться этим моментом для своего спасения: они с мольбой протягивали руки и уверяли в своей привязанности к персам, что подтвердили и фессалийцы. Несмо­тря на это, многие из беотийцев по­гибли в первой свалке; остальных Ксеркс велел пощадить. Остатки спартанцев и феспийцев отступили на один холм и защищались до тех пор, пока не погибли все под удара­ми мечей.

Двое из спартанцев, Эврит и Аристодем, за несколько дней пе­ред битвой были отправлены Лео­нидом назад по случаю болезни глаз. Но когда до них дошла весть об измене Эфиальта, Эврит потре­бовал свое оружие, отправился в Фермопилы и погиб там со свои­ми товарищами. Аристодем же не был проникнут таким патриотиз­мом, он вернулся в Спарту. Но здесь его встретили стыдом и позо­ром. Никто не говорил с ним, ни один спартиат не допускал его к своему домашнему очагу, и он по­лучил прозвище труса-Аристодема. Еще один спартанец, по имени Пантит, посланный в Фессалию и не имевший возможности участ­вовать в сражении, увидев, что к нему относятся в Спарте презри­тельно, повесился с отчаяния.

В высшей степени завидным представлялся грекам жребий пав­ших защитников отечества. Хвала им еще долгое время была на устах у всех, и Геродот, совершавший свое путешествие почти через трид­цать лет после этого, слышал, как называли всех их поименно. На холме, где погибла последняя горсть спартанцев, он нашел над­гробный памятник Леониду, состо­явший из каменного льва, и вокруг множество других с надписями, соо­руженных частью Амфиктионами, частью частными лицами.

На памятнике в честь последних трехсот спартанцев находилось сле­дующее, сочиненное Симонидом, двустишие:

Путник, пойди возвести нашим гражданам в Лакедемоне,

Что, их заветы блюдя, здесь мы костьми полегли.

Ксеркс распалился на Леонида таким гневом, что, совершенно во­преки персидскому обычаю, пред­писывающему и в неприятелях ува­жать храбрость, приказал отру­бить у трупа Леонида голову и вот­кнуть ее на кол в знак того, что он ни против кого на свете не был раз­дражен так, как против него.

Враг, задержанный Леонидом, как яростный поток могучей плоти­ной, устремился теперь через узкое ущелье с удвоенным неистовством и наводнил Грецию. Ведомые фес­салийцами варвары двинулись в Фокиду, которой фессалийцы хоте­ли отомстить за постоянную враж­ду, а персы желали наказать ее за привязанность к делу греков. Поки­нутые города были обращены в груды пепла, храмы разграблены. Большинство жителей бежало в Амфиссу, остальные скрылись на вершинах Парнаса.

В Паноппе войско разделилось: главная часть его с Ксерксом по­шла в дружественную Беотию, остальная в Дельфы, чтобы разгра­бить тамошние сокровища. Обстоя­тельства, послужившие к спасению Дельф, полны таинственности. На вопрос дельфийцев, следует ли скрыть от врагов сокровища храма и как это сделать, пифия отвечала: «Бог достаточно могуществен, что­бы охранить свою собственность».

По рассказу Геродота, в небе за­блистала молния и загремел гром, из храма Афины раздался бранный клич, а с вершины Парнаса низри­нулись громадные глыбы камней и раздавили врагов. Исполненные священного ужаса, варвары обрати­лись в бегство, и дельфийцы пре­следовали бегущих. Насколько во всем этом было правды, неизвест­но, но боги явили тут свое покрови­тельство и силу, по мнению благо­честивых греков.

Греческие корабли под предводи­тельством спартанца Эврибиада расположились у мыса Артемизии. Весть о приближении вражеского флота и о захвате нескольких гре­ческих судов повергла их в такой ужас, что они пустились в обрат­ный путь, пока не достигли Халки- ды — самого узкого места в проли­ве. В то время, когда персидский флот находился у мыса Сепиаса, свирепствовавшая три дня буря уничтожила четыреста больших персидских кораблей. Греки вновь воодушевились мужеством и верну­лись к Артемизии. Однако и тут персидский флот, несмотря на свою потерю, показался таким огромным и могущественным, что пелопон­несцы и сам Эврибиад не отважи­лись на открытое сражение, а пред­почли направиться к берегам Пело­поннеса. Чтобы воспрепятствовать такому намерению, жители Эвбеи, страшившиеся опустошения своего' острова, предложили Фемистоклу 30 талантов. Фемистокл послал пять из них Эврибиаду, три началь­нику коринфских кораблей и этим убедил их остаться у Артемизии. Остальные деньги Фемистокл оста­вил у себя для будущих надобно­стей.

Чтобы отрезать путь к отступле­нию, персы послали 200 кораблей на южную сторону Эвбеи. По сове­ту Фемистокла, греки воспользова­лись этим разделением вражеских сил, быстро напали на персидский флот и взяли 30 кораблей. В следу­ющую ночь разразилась новая буря и не только уничтожила множество судов неприятельского флота, но истребила, и все корабли, послан­ные в Эвбею. Известие об этом бы­ло получено греками одновременно с подкреплением из 53 кораблей афинян и настолько ободрило их, что они решили вечером следующе­го дня произвести новое нападение. В результате этого нападения были уничтожены киликийские корабли.

Боязнь подвергнуться гневу Ксеркса побудила на третий день предводителя персидского флота Ахеменеса произвести общее напа­дение на соединенный греческий флот. Обе стороны дрались с боль­шим мужеством, в особенности египтяне со стороны персов и афи­няне со стороны греков. Среди афи­нян больше всех отличился Кли- ний, отец Алкивиада, командую­щий кораблем, построенным и воо­руженным на его счет. Обе стороны значительно пострадали, и греки стали серьезно помышлять об от­ступлении. В этом решении они укрепились еще больше, получив известие об исходе сражения при Фермопилах и о дальнейшем втор­жении персидского царя.

Фемистокл поспешил с легкими гребными судами вперед и написал на пристанях, где обычно запаса­лись водой, и на скалах воззвание к ионянам перейти на сторону гре­ков, их соотечественников, а если это невозможно, вернуться домой или, по крайней мере, не проявлять в сражении особого рвения.

Затем греческий флот направил­ся обратно к острову Саламину.

Афиняне покидают свой город.

Благодаря вновь подошедшим под­креплениям, он возрос до 390 ко­раблей. Эта морская сила была спа­сением Греции. Между тем Ксеркс через Беотию, разрушив Феспию и Платею, приближался к без­защитным и опустевшим Афинам, главной цели своего мщения. Един­ственное спасение для сограждан Фемистокл видел в том, чтобы они, оставив город, перешли на корабли. Однако убедить народ в этом было очень нелегким делом, ибо он креп­ко держался за свои жилища и хра­мы, за художественные произведе­ния и за могилы предков.

На помощь красноречию Феми- стокла явилась религия. Большая змея, содержавшаяся в крепости как божественная хранительница храма Афины и получавшая ежеме­сячно жертвенную пищу, на этот раз не приняла ее, как бы в знак того, что сама богиня оставила го­род. Тогда народ сам стал уходить из города. Печально было смотреть на безутешные семьи, покидающие свою родину. Всякий уносил с со­бой все, что было для него самого дорогого и необходимого. Матери смотрели на своих детей глазами, полными слез, и время от времени оглядывались на знакомые кровли покидаемого города, которому вско­ре было суждено стать добычей по­жара. Вплоть до самой гавани про­вожали своих хозяев оставляемые в городе верные собаки и поднима­ли жалобный вой, когда корабли отваливали от берега. Собака афи­нянина Ксантиппа бросилась в мо­ре и поплыла за кораблем, но, до-

стигнув берега Сапамина, издохла от истощения сил. На этом месте был воздвигнут памятник, долгое время сохранявший воспоминание о верном животном.

Дети, женщины и старики бежа­ли также в Трезены в Арголице, где их приняли необыкновенно ра­душно, на Сапамин, на Эгину. Не­приятелю были оставлены одни камни и стены. Все, способные но­сить оружие, по выражению Феми- стокла, «превратили в свой город 200 хорошо вооруженных кораблей, сделав из них величайший город всей Греции». В Афинах остались только казначей храма да несколь­ко старцев.

Теперь Фемистокл видел спасе­ние всей Греции только в морском сражении и именно при Сапамине, где теснота места предоставляла грекам преимущества над больши­ми, малоподвижными персидскими судами. Но это мнение не разделя­ли прочие предводители. Когда пришло известие, что персы овла­дели афинской крепостью, город и крепость преданы пламени, а вся Аттика опустошена, то большин­ство начальников потребовало, что­бы флот вошел в Кенхрейскую га­вань в Коринфе и таким образом в случае поражения мог иметь под­держку от войска, расположенного на Истмийском перешейке. Но не­преклонный Фемистокл думал не о поражении, а о победе и с глубо­ким убеждением доказывал на со­брании предводителей ее возмож­ность и вероятность, если сражение произойдет именно здесь. Коринфя­нин Адимант, обратившись к нему, воскликнул с запальчивостью: «На играх бьют тех, которые встают прежде времени». «Да,— отвечал Фемистокл,— но запоздавшие ни­когда не получают наград». Когда же Адимант возразил ему, что он, как не имеющий более отечества, не имеет права участвовать в их со­вещании, Фемистокл произнес сле­дующие многозначительные и угро­жающие слова: «Правда, жалкий человек, мы покинули наши дома и стены потому, что не хотели ради мертвых камней сделаться рабами. Но вот эти наши 200 хорошо воору­женных кораблей составляют наш город, и величайший город во всей Греции, и если вы желаете еще спастись, то теперь он может по­мочь вам в этом». Обратившись за­тем к Эврибиаду, он продолжал: «Если пойдешь к Истму, то погу­бишь Элладу. И тогда мы, афиня­не, заберем на корабли жен и де­тей, уйдем в Италию и выстроим там новый город. Но вы, прежде чем лишиться таких союзников, как мы, обдумайте мои слова».

Речь Фемистокла достигла своей цели. Эврибиад опасался, что афи­няне моїут навсегда покинуть Гре­цию, и должен был сознаться, что это была бы большая потеря. Одна­ко вскоре после этого, когда пер­сидский флот прошел Эврип и за­нял все пространство от Суния до Фалерна, а персидское сухопутное войско приблизилось к Пелопонне­су, то между союзниками вновь во­царилось неудовольствие. По их мнению, на этом месте они должны были сражаться ради Афин, поэто­му они потребовали отступить к Истмийскому перешейку. Только афиняне, эгинцы и мегаряне требо­вали остаться у Саламина. Тогда Фемистокл тайно покинул собра­ние, задумав одним решительным поступком способствовать исполне­нию своего плана. Он скрытно от­правил на лодке своего верного слугу Сицинна к Ксерксу, который как раз на собранном в то же время

военном совете решал напасть на следующий день на греков на море. Под видом доброжелательства Фе­мистокл приказал сказать Ксерксу, что греки несогласны между собой и хотят ускользнуть; что, если царь тотчас нападет на них, то они не окажут никакого сопротивления; что Фемистокл посылает ему этот совет, ибо желает победы персам.

Совет понравился Ксерксу, и он приказал в ту же ночь занять ма­ленький остров Пситталею, лежа­щий между Саламином и матери­ком, а персидским кораблям — окружить полукругом самый остров Саламин вместе с греческим фло­том. Аристид, вызванный, по пред­ложению Фемистокла, из изгнания и намеревавшийся в ту же ночь от­правиться из Эгины к греческому флоту, первый заметил движение неприятеля. Забыв в эту минуту личную вражду, он поспешил к противнику своему Фемистоклу. «Теперь,— обратился он к нему,— между нами не должно существо­вать никакого другого спора, кроме того, кто из нас может лучше по­служить отечеству». Затем он пред­ложил сообщить военному совету, что греческий флот окружен и что никакое отступление невозможно. Фемистокл поблагодарил Аристида и объяснил, что такое стечение об­стоятельств не является случай­ным, но подготовлено им умышлен­но, и просил его лично сообщить о том собранию. Аристид исполнил его просьбу. Но большая часть предводителей не верила до тех пор, пока начальник одного враже­ского корабля, перешедшего к гре­кам, не подтвердил это.

Теперь предложение Фемистокла смело вступить в бой было принято всеми, все бросились на корабли, чтобы идти навстречу приближав­шемуся неприятельскому флоту. Он надвигался в виде громадного полукруга. На одном крыле его на­ходились финикийцы, которые, как самые искусные, должны были дей­ствовать против афинян. Другое крыло занимали ионяне, чтобы они, ввиду недоверия к ним царя, встре­тились не со своими соплеменника­ми, а с лакедемонянами, эгинцами и другими. Ксеркс, полагая, что по­ражение при Артемизии произошло из-за его отсутствия, хотел на этот раз сам следить с высокой горы на берегу за ходом сражения и обод­рять войска своим присутствием. На рассвете сошлись оба флота и завязался бой. Вначале персид­ский флот сражался храбро. Но са­ма многочисленность их флота в узком пространстве стала для них роковой. Передние корабли, будучи теснимы греками, привели в рас­стройство стоявшие позади их, а те, порываясь вперед, чтобы принять участие в битве, мешали стоящим впереди. Наоборот, греческие и в особенности афинские корабли, бо­лее легкие и подвижные, чем гро­мадные персидские, энергично на­падали на них. Греческие матросы взбирались на неприятельские су­да, опрокидывали экипаж, пускали их ко дну и истребляли вместе с ними большую часть защитников. Смятение в персидском флоте вско­ре сделалось всеобщим, и сражение окончилось поражением персов.

Между тем Аристид перевез тя­желовооруженных афинян на ост­ров Пситталею, уничтожил нахо­дившийся там персидский отряд. Та­ким образом, персы потеряли много людей, кораблей, из которых лишь немногие могли спастись у Фалер- на, под защитой сухопутных войск. На одном из таких кораблей нахо­дилась царица Артемизия Галикар-

насекая, которая не советовала Ксерксу вступать в морское сраже­ние. Греки обещали большую де­нежную награду тому, кто захватит ее живой в плен. Они считали себя очень оскорбленными, что против них сражалась женщина. Артеми- зия уже чуть было не была взята в плен одним из преследовав­ших ее афинских кораблей. Но она пустила ко дну плывший перед ней персидский корабль, и преследова­тель, полагая, что перед ним или афинский, или неприятельский, пе­решедший к грекам, прекратил преследование. Ксеркс, довольный действиями Атремизии, восклик­нул: «Женщины стали мужчинами, а мужчины женщинами!»

Сражение окончилось поражени­ем персов. Потеряв при Сапамине 200 кораблей, Ксеркс, по совету Мардония, решил вернуться с боль­шею частью своего войска в Азию, а Мардония с 300000 воинов оста­вить в Элладе. К этому Ксеркса по­будило главным образом опасение, что греки моїут уничтожить мосты через Геллеспонт и возбудить к восстанию малоазиатские колонии. В следующую же ночь Ксеркс при­казал своим кораблям двинуться к Геллеспонту. Греческий флот следовал за ним до Андроса, где предводители стали совещаться, нужно ли помешать отступлению царя. Было признано более полез­ным позволить царю отступить. Для того, чтобы это наверняка бы­ло исполнено, Фемистокл снова по­слал того же верного слугу к царю и велел передать ему, что он отго­ворил греков от преследования пер­сидского флота и от разрушения моста через Геллеспонт и что Ксеркс может свободно и безопасно продолжать свой обратный путь.

В Фессалии Ксеркс оставил под начальством Мардония большое войско, состоявшее из персов, ми­дян, саков, бактрийцев и индийцев, чтобы в следующем году возобно­вить войну. С остальными войска­ми царь направился через Фракию и Македонию к Геллеспонту. Но недостаток съестных припасов и бо­лезни истребили большую часть войска, и лишь немногие добрались до Геллеспонта. Мосты были унич­тожены бурями, но флот стоял на­готове, чтобы перевезти войска и царя. Ксеркс поспешил в Сарды, куда следовали и остатки войска. Для отражения нападения со сторо­ны эллинов и на случай восстания ионян царь оставил флот у Самоса и Киме, а 60000 человек располо­жил в Милете.

Греки радовались своей победе и не боялись вновь подымавшейся грозы. Их флот, отказавшись от преследования неприятеля, наказал острова, принявшие сторону пер­сов. При этом Фемистокл тщетно осаждал Андрос.

По возвращении домой начались совещания о жертвоприношениях, которые следовало принести богам. Все пришли к единодушному реше­нию принести в дар Дельфийскому храму три финикийских военных корабля, взятые при мысе Суние, Сапамине и Истме, и поставить в Дельфах колоссальную статую с корабельным носом в руке. На со­брании в Истме решали, кому из • предводителей следовало прису­дить первую и вторую награды, и разошлись, ничего не решив, по­тому что всякий рассчитывал полу­чить первую награду и только Фе- мистоклу все соглашались предо­ставить вторую. Но и этой награды Фемистокл не был удостоен, так как большинство государств было исполнено зависти к Афинам. То-

Фемистокл получает награду за благоразумие

лько когда Фемистокл прибыл в Спарту, ему воздали там большие почести.

Спартанцы дали одинаковую на­граду, масличную ветвь, Эврибиаду за храбрость, а Фемистоклу — за благоразумие и искусство. Но Фе­мистоклу они кроме того подарили лучшую колесницу, какую только можно было найти в Спарте, и на возвратном пути его провожало до границы страны триста спартан­ских мужей, которые назывались всадниками и составляли на войне почетную стражу царей. «Такая по­честь,— говорит Геродот,— еще ни­кому до тех пор не оказывалась спартанцами».

Но самую приятную награду по­лучил Фемистокл, по собственному его признанию, несколько лет спу­стя во время празднования олим­пийских игр. Когда он явился здесь среди греков с масличной ветвью, то возбудил к себе такое внимание, что все, забыв об играх и состяза­ниях, смотрели и указывали друг другу только на него одного.

в) Платея и Микале. (479 г. до Р.Х.).

Следующий год вызвал греков к новым битвам, ибо Мардоний на­ходился все еще в Фессалии. Чтобы вернее достигнуть своей цели — подчинить Грецию, он больше всего старался склонить на свою сторону афинян. Большая часть их после отступления Ксеркса от Трезена и Саламина возвратилась в преж­нее отечество и занялась восста­новлением храмов и жилищ. Мар­доний послал в Афины македонско­го царя Александра в качестве по­средника. Вследствие изъявленной им покорности Ксерксу и родства с одной из знатнейших персидских

фамилий, он был совершенно пре­дан интересам персов и в то же время пользовался правом госте­приимства в Афинах. Поэтому именно он казался как нельзя бо­лее подходящим дня передачи пер­сидских предложений. Предложе­ния эти заключались в том, что Мардоний от имени Ксеркса обе­щал афинянам забвение всех их проступков, утверждение прежней свободы, восстановление их разру­шенных храмов и, наконец, расши­рение их владений, если они согла­сятся заключить союз с персами. Александр не упустил случая вдо­бавок к этим блестящим обещани­ям указать на великую силу Пер­сидской монархии, чтобы надеждой и страхом подействовать на афинян и побудить их принять предложе­ния персов.

Возможность такого решения в особенности устрашала спартанцев. При первом же известии о перего­ворах они тотчас же отправили по­слов, прибывших в Афины как раз в то самое время, когда только что открылось собрание, в котором Александр должен был получить ответ. Афиняне, ожидая прибытия спартанских послов, намеренно за­тянули переговоры, чтобы дать и им возможность открыто высказы­вать свое мнение. Послы поднялись тотчас же после речи Александра. Они заклинали афинян не покидать дела Греции, на которую они впер­вые навлекли гнев варваров, и не верить обещаниям, передаваемым одним тираном (Александром) от имени другого (Ксеркса). Вместе с тем они выразили сожаление о разрушении Афин и о потере двух жатв и обещали афинянам от имени союзных греков заботиться о содержании их жен и детей во время продолжения войны.

После этого афиняне, по предло­жению Аристида, дали Мардонию через Александра следующий от­вет: «Пока солнце будет совершать свое обычное течение, до тех пор афиняне никогда не заключат сою­за с Ксерксом». Александру же они заявили, чтобы он никогда не яв­лялся с подобными предложениями, ибо это может повести с их стороны к невольным оскорблениям его, их гостя и друга. Спартанским же по­слам афиняне выразили свое удив­ление, что они мало знают афинян, если могли опасаться такого по­стыдного поступка с их стороны. Никакое золото, никакие прелести какой бы то ни было страны не из­менят их образа мыслей. Афиняне потребовали от спартанцев лишь одной помощи — присылки их войск для того, чтобы действовать общими силами против Мардония в Беотии, откуда тот, вероятно, не­медленно откроет военные дейст­вия против Аттики, узнав об от­казе.

Предположения афинян насчет Мардония действительно оправда­лись, надежды же их на обещания спартанцев не исполнились. Спар­танцы занялись окончанием соору­жений оборонительного вала на Истмийском перешейке, оставили там гарнизон, а остальные войска отправили домой. Мардоний же с войском более, чем в 300000 чело­век направился в Аттику. Тогда афиняне отправили к спартанцам посольство, которое напомнило им, как искренно действуют Афины, и как коварно поступает Спарта по отношению к ним, и потребовало скорейшей присылки войска их в Аттику.

Спартанцы десять дней не дава­ли решительного ответа и объясня­ли такое замедление празднеством

Гиацинтий. На это афинские послы сказали: «Спартанцы могут спокой­но справлять свое празднество и предавать своих союзников; в та­ком случае афиняне заключат союз с персами и последуют за ними ту­да, куда они их поведут, и тогда спартанцы увидят, что из этого произойдет для них». Это подейст­вовало на спартанцев, тем более что один уважаемый гражданин из Тегеи обратил их внимание на то, что, если афиняне вступят в союз с персами, то всякая стена на Ист- мийском перешейке будет для спар­танцев бесполезна, ибо персы с по­мощью афинского флота всюду мо­гут высадиться в Пелопоннесе. Тог­да спартанцы в ту же ночь отправи­ли пять тысяч гоплитов и тысячу илотов, а на следующий день объя­вили послам, что эти войска уже выступили в поход и что вслед за ними будет послано такое же число периэков.

Между тем Мардоний подошел к Афинам, и жители вторично по­кинули их и нашли убежище на острове Сапамине. Мардоний от­правил к афинянам послов повто­рить свои предложения. Но афиня­не упорствовали в своем отказе. Только один член совета высказал­ся за заключение союза с персами. Народ побил его каменьями, а раз­драженные женщины подвергли той же участи его жену и детей. После этого Мардоний вновь пре­вратил Афины в пепел и опусто­шил Аттику, но когда гонец из Ар­госа сообщил ему о наступлении спартанцев, он отступил в Беотию. Обширные равнины этой области предоставляли свободный простор для его конницы, и кроме того в ней были собраны большие запа­сы для войска. Мардоний располо­жил свое войско между рекой Азо- пом и Теймесскою горною цепью и приказал устроить на одной вы­сокой горе укрепленный стан для себя и своих военачальников. На противоположном берегу Азопа, на северном склоне гор Киферона рас­положились греки. Наконец и спар­танцы, промешкав так долго на Истмийском перешейке, пройдя че­рез Элевсин, явились в Беотию с тридцатью тысячами гоплитов и таким же числом легковооружен­ных илотов и подкрепили находив­шихся под началом Аристида афин­ских гоплитов и дружины платей- цев и феспийцев. Главным началь­ником всего этого сильного 110 000 войска был назначен Павсаний, опекун и дядя малолетнего спар­танского царя Плеистарха, сына Леонида.

Обе стороны долго не приступа­ли к решительным действиям, так как каждая из них желала восполь­зоваться выгодами своего располо­жения. Перевес сил был на стороне персов, поэтому Мардоний старался утвердиться на обширных равнинах по сю сторону Азопа. Греки зани­мали позицию между Азопом и го­рами Киферона, где они на тесном и гористом пространстве могли вы­годно действовать против неприя­теля и получать из Пелопоннеса необходимые припасы и новые под­крепления. Может быть, именно по­этому находившиеся в обоих вой­сках греческие жрецы предсказыва­ли победу той стороне, которая бу­дет защищаться, а не нападать.

Мардоний выставил против гре­ков свою конницу и предпринял не­сколько удачных вылазок. Сперва ее мужественно отражали мегаря- не, а под конец 300 отборных афи­нян, которые одни из всего войска добровольно сменили утомленных и опрокинутых мегарян. Афинянам

Гоплит

удалось убить предводителя пер­сидской конницы Масистия и тем привести ее в совершенное рас­стройство и обратить в бегство.

После этой стычки греки из-за недостатка воды сменили позицию и отошли дальше к Платее. Здесь обе стороны опять простояли дол­гое время спокойно друг против друга. Мардоний все еще не отва­живался на решительное нападение и старался лишь так расположить свою позицию, чтобы во время на­падения персы сражались с лакеде­монянами, . а преданные персам греки — с афинянами. По старин­ному обычаю, спартанцы занимали правое, а афиняне левое крыло.

Наконец через одиннадцать дней Мардонию наскучило бездействие, и он решил вступить с греками в решительное сражение.

Греки немедленно были об этом извещены. В ту же ночь Александр, царь Македонский, прискакал к афинянам и объявил им о намере­нии Мардония. Он убеждал их на всякий случай готовиться к нападе­нию, но, если можно, все-таки от­срочить сражение, потому что у персов оставалось жизненных при­пасов лишь на несколько дней. Затем Александр просил афинян в случае благоприятного для гре­ков исхода войны не забыть и о нём. Получив это известие, греки

сделали соответствующие распоря­жения.

Осторожный Павсаний, опасаясь, что греки могут сильно пострадать от нападения, особенно, если персы запрудят единственный их источ­ник, решил сменить позицию на но­вую и отступить еще ближе к Пла- тее. Отступление произошло но­чью, но не в совершенном порядке. Все греческое войско, разделив­шись на три части, находилось уже в движении к своему новому место­расположению, когда Мардоний на рассвете узнал об отступлении гре­ков. Приняв его за бегство, он не­медленно послал конницу в пого­ню, а сам с пехотой поспешно дви­нулся через Азоп.

Прежде всего Мардоний напал на лакедемонян и тегейцев. Павсаний послал к афинянам гонца, чтобы они как можно скорее поспешили к нему на помощь. Но афиняне уже вступили в жаркий бой с македоня­нами, фассалийцами и другими со­юзными персам греками; лакедемо­нянам и тегейцам пришлось одним выдерживать сражение с главными персидскими силами. Вначале мно­го воинов пало от персидских стрел. Павсаний, обратив взоры на храм Геры в Платее, в отчаянии взывал к богине о помощи. Но тут тегейцы бросились в персидские ря­ды и прорвали их; за ними, полу­чив наконец от жрецов благоприят­ное предзнаменование, бросился и Павсаний с лакедемонянами. Возго­релась жаркая битва, в которой персы сражались с большим муже­ством и энергией, но эллины пре­восходили их своей телесной силой и ловкостью, а также лучшим воо­ружением — у них были длинные копья.

Тогда Мардоний бросился на бе­лом коне во главе своих конных те­лохранителей на неприятеля. Ра­ненный в голову камнем, брошен­ным одним спартанцем, он упал с лошади и погиб в свалке. Вместе с ним пали и его всадники. Не мог­ла больше держаться и пехота. Бег­ство сделалось всеобщим. Артабаз с сорокатысячным войском отсту­пил в беспорядке в Фокиду, а отту­да пошел к Геллеспонту. Один от­ряд пелопоннесцев, вышедший из храма Геры на равнину, подвергся нападению фиванской конницы и был ею частью побит, частью рас­сеян. Часть войска, сражавшегося под начальством Мардония, бежала в укрепленный стан и защищалась против осадивших их спартанцев до тех пор, пока афиняне, которые разбили персидских союзников и преследовали фиванцев до их глав­ного города, не соединились с Пав- санием. Афиняне первыми взобра­лись на укрепления лагеря и затем открыли путь остальным грекам к огромным сокровищам, собран­ным здесь. Находившиеся в стане неприятельские воины были почти все перебиты. Более 100 000 непри­ятелей пало в лагере и в сраже­нии. Со стороны греков было убито 1360 гоплитов, в том числе 91 спар­танец, 16 тегейцев и 52 афинянина; число павших илотов было значи­тельно больше. Павсаний приказал илотам собрать все сокровища. Илоты многое удержали себе и про­дали много золота, которое они приняли за дурную медь, эгинцам, вследствие чего те сильно обогати­лись. Великолепная золотая и се­ребряная посуда Мардония также досталась в добычу. Павсаний при­казал взятым в плен поварам при­готовить точно такой же обед, ка­кой приготовлялся для Мардония, но вместе с тем велел своим служи­телям изготовить обед в спартан­

ском духе. Между обоими обедами оказалась, конечно, величайшая разница. Павсаний смеялся над глупостью мидянина, который, по­льзуясь сам таким роскошным сто­лом, лишил обеда своих бедняков.

Добыча была поделена так: одна десятая часть отделена богам, одна назначена в подарок Павсанию; остальное было разделено между прочими государствами пропорцио­нально численности выставленных ими войск. О награде за храбрость едва не возник спор между спар­танцами и афинянами, но был пре­кращен тем, что эта награда была присуждена платейцам за то, что их область стала местом достослав­ной битвы за свободу Греции.

После того, как храбрые получи­ли почести и награды, приступили к наказанию виновных. Через одиннадцать дней после сражения победоносное войско явилось перед Фивами и потребовало выдачи главных приверженцев персов. Фи­ванцы отказывали в этой выдаче до тех пор, пока не были вынуждены к этому опустошением их области и осадой Фив. Выданные были от­ведены Павсанием в Истм и там казнены.

Случилось замечательное совпа­дение обстоятельств: в самый день битвы при Платее персидский флот был уничтожен греками при мысе Микале. Произошло именно то, че­го опасался Ксеркс. Уже весной греческий флот из 110 гребных су­дов под начальством спартанского царя Леотихида перешел от Эгины к Делосу и даже здесь не считал се­бя безопасным из страха перед чис­ленным превосходством персидских кораблей. Флот оставался у Дело­са, пока послы с Самоса и беглецы с Хиоса не убедили военачальников его, что они могут освободить мало- азийских греков от власти варва­ров. С этой целью греческий флот отправился к Самосу, где находил­ся персидский флот под управлени­ем Манданта. Мандант не принял морского сражения, а перешел к Микале, где было сухопутное вой­ско, предназначенное для сдержи­вания ионян; там он вытащил ко­рабли на берег и приказал воздвиг­нуть вокруг них укрепления. Фини­кийские же корабли, в верности ко­торых он сомневался, были отосла­ны домой.

Узнав об этом, греки решились на нападение. Но предварительно, чтобы ослабить и разделить непри­ятеля, Леотихид прибег к тем же мерам, что и Фемистокл при Арте- мизии: он прошел на корабле вдоль берега и послал вестника объявить ионянам, чтобы они во время сра­жения вспомнили о своей свободе. Леотихид достиг своей цели. Пер­сы, узнав об этом, сделались еще недоверчивее к ионянам и обезору­жили самосцев, которые и раньше казались им подозрительными; ми­летцев же они удалили под тем предлогом, что те во время сраже­ния должны занять горный проход.

Между тем греки высадились на берег и подступили к персам, чтобы сразиться с ними за обладание Гел­леспонтом и островами. Такая до­быча заслуживала всевозможных усилий и напряжения с обеих сто­рон. Мужество греков еще увеличи­вали слухи о поражении Мардония в Беотии. А все усилия персов бы­ли ослаблены тем, что ионяне в сражении содействовали своим соплеменникам. Поэтому, несмотря на мужественное сопротивление персов, особенно при входе в их укрепление, победа клонилась на сторону греков. Греки нанесли по­ражение неприятелю, сожгли ко­

рабли и оборонительные постройки и захватили значительную добычу. Затем эллинский флот вернулся к Самосу.

Но лучше всякой добычи для гре­ков стало освобождение ионян. Са­мосцы, лесбосцы, хиосцы и жители других островов были немедленно приняты в союз греков. Пелопон­несцы предложили оставить Азию варварам, а ионян переселить в го­рода Эллады, во владения тех гре­ков, которые помогали персам. Но афиняне отвергли это предложе­ние, не желая оставить во власти персов прекрасные приморские бе­рега с их богатыми городами, столь выгодно расположенными для рас­ширения торговли и для дальней­ших завоеваний. В то время, как Леотихид возвращался домой с пе­лопоннесцами, афиняне завоевали остров Сеет, овладели Херсонесом Фракийским, островами Лемносом и Имбросом и возвратились в оте­чество с богатой добычей.

6.

<< | >>
Источник: Беккер К.Ф.. Мифы древнего мира. Всемирная история.— Саратов, «На­дежда»,1995.- 720 с, ил.. 1995

Еще по теме ПОХОД КСЕРКСА. а) Поход через Геллеспонт, Фракию и Македонию. (489-481 г. до Р.Х.).:

  1. Поход Ксеркса
  2. ПОХОД КСЕРКСА
  3. § 3. Поход Ксеркса.
  4. № 72. ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ГРЕКОВ В НАЧАЛЕ ПОХОДА КСЕРКСА
  5. ГЛАВА XXXIV ВОЗВЫШЕНИЕ МАКЕДОНИИ И ПОХОДЫ АЛЕКСАНДРА МАКЕДОНСКОГО
  6. § 2. Первые походы персов против Греции.
  7. Походы Александра Македонского
  8. Походы в Сирию
  9. Военные походы
  10. ПОХОД НА ЮГ
  11. ВТОРОЙ ПОХОД В ДАВАНЬ
  12. Завоевательные походы Камбиса
  13. Поход в Сицилию
  14. Тиглатпаласар I и его военные походы