Приметы образа «пастуха» АБХАЗСКИХ НАРТСКИХ СКАЗАНИЙ*
Настоящая статья посвящена анализу некоторых примет образа «пастуха» из сюжета о рождении героя из камня абхазского эпоса «Нарҭаа». Мы попытаемся показать, что черты, характерные для этого образа, присущи и некоторым другим персонажам нартских сказаний абхазов, схожие приметы обнаруживаются и у персонажей фольклора и ранних письменных текстов из традиций других народов мира.
Такое сопоставление имеет целью в самых общих чертах вскрыть семантику черт пастуха, не затрагивая проблемы конкретных истоков этого образа. Мы привлекли для сравнения лишь несколько образов из фольклора и ранних письменных текстов других культур. Это обусловлено спецификой поставленной задачи и ограниченным объёмом статьи. Очевидно, что типологический материал может быть существенно расширен. Следует также добавить, что обсуждаемая в статье проблематика исследовалась многими авторами на материале целого ряда культур[224][225]. Некоторые полученные ими результаты применяются нами для анализа образов нартских сказаний.Рассмотрим вкратце содержание текстов, в которых засвидетельствован образ нартского пастуха. В различных записях имя этого пастуха варьирует": Зарҭыжә, Ерчхьоу, Ирмыза и т.п. Порой вместо имени дается лишь его прозвище «пастух нартов» (нартаа рыжәхьча; нартаа рыжәқәа ирыцыз ачныр). Разнятся и описания образа пастуха. В некоторых текстах они предельно просты. Пастух бродит со скотом по берегу реки. Он замечает на противоположном берегу реки неувядающую мать нартов Сатаней[226][227].
Во многих других текстах перечислен ряд существенных примет образа пастуха. Сатаней прядёт, белит в реке холсты (или стирает у реки и т.п.), на другом, противоположном берегу реки она замечает пастуха. Он спит, скрючившись (дейыреахэ), среди стада скота в тени дерева (деревьев).
У пастуха гигантские, длиною во весь рост брови, они прикрывают его глаза:Иџьымшь ах’эы кыдссыла Дангылау асаара иназуа, Кабина ащпа анаслагь, Их’агэта инага иқьнажьуа Илакҭа х'тны иаанарцшуа[228].
Сатаней окликает пастуха и пробуждает его ото сна. Пастух может взглянуть на нее, только раздвинув свои густые брови (иџьымшьқәа данрых’а-аарых’он, даацшызар)[229]. Глаза у него очень большие, выступают из орбит (ила хпыжза)[230]. Приметы, подобные тем, которые характерны для образа пастуха, присущи и другим персонажам нартских сказаний. Так, согласно тексту' о рождении Сасрыквы,
записанному Ш Салакая в 1959 г.[231], Сасрыква отправляется на поиски своего отца. В пути герой переправляется через реку и вскоре, следуя по приметам, указанным ему матерью, находит предмет своих поисков. Отец, который назван в тексте Уарчхьоу, погоняя могучих зубров, вспахивал поле. Сасрыква приветствовал его. В ответ Уарчхьоу «приподнял свои брови» (иџьымшьқәа даахан) и поздоровался. Затем следует назидательный рассказ Уарчхьоу о том, что в стране, в которой он живёт, всякий, включая и женщин, сильнее Сасрыквы.
Несмотря на мотивировку этого сказания — поиски Сасрыквой своего отца— нет сомнений в том, что в нём представлен хорошо известный сюжет о поисках Сасрыквой человека более сильного, чем он сам[232]. В этом последнем сюжете, подобно вышеупомянутому, Сасрыква встречается в пути с могучим пахарем: комья земли, вывороченные плугом пахаря, величиной с целый дом. Сасрыква обращается к нему с приветствием, но тот не отвечает ему. Тогда Сасрыква колет его копьём. В ответ пахарь хватает Сасрыкву вместе с конём и засовывает под ком земли.
Внешность пахаря, силу которого познал Сасрыква, весьма необычна. У него отсутствует половина тела: нет ноги, руки и уха. Если исходить из того, что и в сказании о поисках Сасрыквой своего отца, и в тексте о встрече с пахарем представлен один и тот же сюжет, то можно считать, что длинные густые брови, половина тела— это приметы облика одного и того же персонажа — пахаря.
Можно привлечь и некоторые другие нартские сказания, в которых встречаются персонажи, наделённые чертами, подобными тем, что присущи пастуху и пахарю.Так, согласно сказанию «Сасрыква и женщина-олгагд'»[233], нарты во время похода вступают в дремучий лес. В нём они
встречают женщину-людоедку: её густые брови достигают земли, пятки ног повёрнуты вперед, а носки — назад, рот её размером в локоть и пядь.
В другом сказании, в котором засвидетельствован хорошо известный сюжет о похищении Сасрыквой огня у великана, привлекает к себе внимание как сама ситуация, в которой застаёт великана Сасрыква, так и описание образа этого существа. Великан, как и пастух, находится в состоянии сна. Причём, он спит, свернувшись, у огня (ихи ишьа- пи еилацсаны; иеакэыршаны)[234]. Эта манера сна великана отчасти напоминает и манеру сна пастуха (ср. деюыреахэ). Необычную манеру сна великана удалось разъяснить путём сравнения абхазских и соответствующих адыгских сказаний[235]. В одном варианте последних сказаний подчёркивается зооморфный характер владельца огня: у него семь голов и хвост как у змеи.
Характерными приметами помечаются в сказаниях и сами нарты В частности, в текстах подчёркивается, что по глазам можно отличить нарта от существ, с которыми он встречается в своих странствиях. Так, нарт Уахсит, потеряв жену', отправился на ее поиски к великану'. По пути он облачился в одеяние (букв, шкуру) свинопаса и обрёл новый облик. Но жена узнала его по глазам[236].
Когда братья-нарты находились в походе, злые жены сбросили единственную сестру нартов, прекрасную Гунду,
в пропасть. Её вызволил из беды юноша Алхуз и увёз к себе в родительский дом. Нарты же, узнав об исчезновении сестры, дали обет, что не вернутся домой, пока не найдут её. После долгих странствий один из нартов прибыл к дому Алхузовых. Время и страдания изменили его облик. Лишь по глазам Гунда узнала брата[237].
В чём именно состоит это отличие глаз Уахсита.
глаз брата Гунды, в тексте не сказано. Это может быть установлено путем привлечения других фольклорных и этнографических материалов из традиции абхазов.Теперь мы попытаемся выявить семантику характерных примет, присущих как образу пастуха, так и некоторым другим персонажам эпоса. В этой связи следует сказать о том, что в самой структуре абхазских нартских сказаний такие персонажи как пастух, пахарь, великан, у которого Сасрыква похищает огонь, и некоторые другие предстают в качестве существ «иного», «потустороннего» мира[238].
Связь этих персонажей с «тем» миром проявляется и в их характерных приметах, упомянутых выше.
О достоверности такой интерпретации отличительных черт пастуха (а также пахаря, великана и т.п.) свидетельствуют фольклорные и ранние письменные тексты из других культур. Мы ограничимся двумя-тремя свидетельствами.
В частности, сон и пробуждение пастуха, о которых идёт речь в абхазских сказаниях, могут быть сопоставлены с описаниями состояния, в котором пребывает божество, например, в хеттском мифе об исчезнувшем боге. Согласно наиболее известной версии мифа (которая обнаруживает сходство с целым рядом подобных текстов, распространённых в культуре народов Средиземноморья), бог растительности Телепину в гневе исчезает из страны. В стране наступают трудные времена: «Ячмень (и) полба не созревают.
Крупный, мелкий скот и люди не зачинают (потомства), а те, что зачали, не рожают... внутри страны голод наступил, люди и боги от голода стали погибать». В конце концов, бога находит в ином мире пчела; ужалив Телепину, она пробуждает его ото сна. Возвращение бога связывается с возвращением плодородия.
Этот миф, по-видимому, являлся частью весеннего ритуала, связанного с вызыванием плодородия в начале весеннего цикла. Вызывание (в том числе выкликание, гуканье) весны и связываемого с ней божества засвидетельствовано во многих других культурах.
Для интерпретации примет, свойственных персонажам иартских сказаний, мы можем привлечь, например, описания некоторых символов китайской мифологии. В частности, обращает на себя внимание зооморфное божество, именовавшееся «Освещающий Тьму» или «Дракон-Светильник» (первое имя — наименование божества по его функциям, второе — по облику)[239]. У этого бога, согласно китайским источникам, человеческое лицо и туловище дракона, но нет ног (в комментариях же к одному из источников — «Хуай- наньцзы» отмечается, что «Освещающий Тьму» был одноногим)[240]. Функции этого божества описываются следующим образом: «Когда он закроет глаза, наступает тьма, откроет — появляется свет. Не ест, не спит, не дышит. Он дарует ветер и дождь. Он освещает Великую Тьму»[241].
Одна из примет этого бога свойственна и некоторым другим персонажам китайской мифологии. В образе одноногого быка или одноногого дракона представлялось божество грома Куй[242]. «Когда [оно] входит в воду или выходит из неё, то тут же поднимается ветер и льёт дождь. Оно светится, как солнце и луна, гремит, как гром».
Как существа с человеческими лицами, с туловищами животных, с одной ногой и одной рукой изображались многие оборотни[243].
Подобные приметы характерны для демонических персонажей в сказках о змееборстве на мосту в белорусской и украинской традициях: «с одним боком, с ОДНИМ оком, с ОДНОЮ рукою и половиной головы, половиной бороды»[244].
Следует также отметить, что одноногость могла воспроизводиться в ритуале. Так, среди магических действий царя, как священного символа человеческого коллектива, в древней Индии встречается стояние на одной ноге[245][246]. Интересной параллелью к образу пастуха может быть гоголевский Вий"', вероятно, заимствованный писателем из народного украинского предания. Это подземное существо, характерной приметой которого являлись длинные веки, опущенные до земли. Взгляд ужасного существа смертелен. Само имя Вия может быть связано с украинским именем нарицательным, имеющим значение «ресница».
Близкие параллели к Вию выявлены в кельтском эпосе, в русских и белорусских сказках. В частности, согласно одной русской сказке, старик — муж ведьмы лежит на железной кровати. Он просит богатырей приподнять его брови и ресницы железными вилами, чтобы он мог посмотреть.
Схожий образ представлен и в якутском фольклоре. Это Кыдай-Бахсы — предок кузнецов Он живёт в подземном мире. Веки глаз его всегда опущены, и когда ему нужно что-нибудь увидеть, «то восемь человек сверху и снизу открывают железными крючьями ему глаза»[247].
Одна из самых ранних письменно засвидетельствованных параллелей к характерной примете «пастуха» из нартского эпоса встречается в хурритском эпосе «Песнь об Ул-
ликумми». В этом тексте[248][249], сохранившемся в переводе на хеттский язык (приблизительно XIV в. до н.э.), говорится о том, что у гиганта подземного мира Упеллури, который, подобно греческому Атланту, держит на себе небо и землю, глаза обычно закрыты: «Когда бог Эа закончил говорить, он пошёл к Упеллури. И Упеллури открыл (букв, „поднял4') (свои) глаза и увидел бога Эа». Эта же черта характерна и для владыки подземного мира Энлиля.
Подобно Упеллури и Энлилю схожей чертой наделён каменный Улликумми Богиня Иштар (по-хурритски Саву- ска) безуспешно пыталась пением и музыкой зачаровать Улликумми. Наконец из морской пучины поднялась Огромная Волна и сказала она Иштар: «Человек (этот) глух, и он (ничего) не слышит. Глаза же его слепы, и он (ничего) не видит». Вероятно, однако, что слепота Улликумми — состояние непостоянное, так как в одной из строк хуррит- ского эпоса говорится, что «бог Солнца вниз с небес посмотрел и видит Улликумми. Улликумми же видит небесного бога Солнца».
Аналогия слепоты могла воссоздаваться и в ритуале. Так, у некоторых народов шаманы, а также люди, выполняющие их функции, во время камлания закрывали лицо платком'3. Держать глаза закрытыми предписывалось и в обрядах ряда индейских племён Северной Америки[250].
Итак, образ пастуха в абхазских иартских сказаниях наделён приметами, связанными, в частности, с мотивом открывания-закрывания глаз. Схожие приметы присущи и некоторым другим персонажам сказаний. Определённое содержание могут иметь и описания сна-пробуждения, манеры сна как великана-хранителя огня, так и пастуха.
Близкое сходство примет пастуха с чертами, которыми наделены персонажи из других традиций, позволяет интерпретировать образ пастуха как существа «иного», «потустороннего» мира.
Такие приметы как слепота, глухота, сон, одноногость или отсутствие этих черт могут использоваться в фольклорных и близких к ним текстах в качестве различительных признаков существ противоположных миров. Анализ этих и других подобных им признаков, несомненно, важен для реконструкции семантики конкретного персонажа, текста и для исследования культуры в целом.
Еще по теме Приметы образа «пастуха» АБХАЗСКИХ НАРТСКИХ СКАЗАНИЙ*:
- Нартский сюжет О РОЖДЕНИИ ГЕРОЯ ИЗ КАМНЯ*
- ОТ ОХОТНИКОВ И СОБИРАТЕЛЕЙ К ПАСТУХАМ И ЗЕМЛЕДЕЛЬЦАМ
- Происхождение АБХАЗСКОГО НАРОДА*
- Сказание об Атрахасисе
- Из сказания о Саргоне
- Сомадева. Из «Океана сказаний»
- ДРЕВНИЕ СКАЗАНИЯ ПОМОГАЮТ НАУКЕ
- Перспективы и проблемы развития Абхазского института ЯЗЫКА, ЛИТЕРАТУРЫ И ИСТОРИИ им. Д.И.Гулиа АН Грузинской ССР*
- К ИСТОРИИ ИМЕНИ, ФУНКЦИИ И ОБРАЗА ОБЩЕЗАПАДНОКАВКАЗСКОГО БОГА-КУЗНЕЦА*
- Кристобаль де Молина. Доклад о Сказаниях и Обрядах Инков. (1575)