4. ПУТИ РАЗВИТИЯ ДРЕВНЕГО ОБЩЕСТВА. ПОЛИС И ВОЗНИКНОВЕНИЕ АНТИЧНОГО ПУТИ РАЗВИТИЯ

Описанный процесс постепенно охватил все классовые цивили­зации древнего мира независимо от пути развития; в нем сыграли свою роль и общества первого пути (сосуществование двух сек­торов при преобладании государственного — Вавилония и Элам), и общества второго пути (полное преобладание государственного сектора — Египет); аналогичный процесс — правда, несколько по­зже, уже за пределами рассматриваемого сейчас периода,— про­исходил и в Индии и в Китае, обществах, классификация которых по их характерным путям развития еще не произведена, а также в странах третьего пути развития.

эти общины, возникающие на государственной земле, становятся средством эксплуатации царских людей.

Однако если в описанный выше процесс вовлекаются общества всех трех (или более) путей развития древнего общества, то цен­тральную роль обычно играют общества третьего пути развития, т.

Существенные различия между первоначальными тремя путя­ми развития на втором этапе истории древнего общества в преде­лах империй в значительной мере стираются еще и по следующим причинам. Сам ход имперских завоеваний, при которых неизбежно уничтожаются местные, традиционные органы управления, как государственные, так и общинные, и заменяются единообразной имперской администрацией, приводит к тому, что большинство зе­мель в пределах империи переходит в собственность государства. Люди же, сидевшие на этих землях, независимо от того, были ли они общинниками или царскими людьми, становятся людьми го­сударственными и подневольными. Тем не менее в той или иной форме, в той или иной степени повсюду сохраняются очаги само­управляющихся общинных организаций — в виде городов, храмов, автономных племен и т. п. Таким образом, все общества в пределах империй становятся похожими на ранние общества первого пути (например, нижнемесопотамские), с тем отличием, что ранее город был центром государственного сектора, а в деревне сохранялся и общинно-частный сектор, а теперь, напротив, общинно-частный сектор чаще всего существует в городах, а в деревне почти безраз­дельно господствует государственный сектор. Сами формы государственности — монархии во главе с обожествляемым деспо­том — нередко ведут свое происхождение из Вавилонии, из Египта и т. п.

Из этого процесса создания империй (который нельзя назвать специфически «восточным», потому что в нем в конце концов при­нял участие и европейский Запад) на некоторое время выпадает один регион древнего мира, а именно побережья Средиземного моря, и прежде всего греческие города, как на европейском мате­рике, так и на берегах Малой Азии и на островах. Здесь — и при­том впервые только на втором этапе развития древнего общества — возникает особый, античный путь развития.

обще сметен и уничтожен государственный сектор хозяйства^[4]. Произошло нечто сходное с тем, что было в Нижней Месопотамии при падении III династии Ура или в долине Инда при гибели про- тоиндской цивилизации. Что касается долины Инда, то мы не знаем в точности, что там случилось; когда на нее вновь падает свет исто­рии во второй половине I тысячелетия до н. э., она уже подверг­лась воздействию совсем особой и шедшей своей собственной доро­гой ведической цивилизации долины Ганга. Что же касается Ниж­ней Месопотамии, то и там, как ив Греции, гибель государственных хозяйств привела к бурному развитию частного сектора и частного рабовладения; но в условиях, где речная ирригация делала воз­можной и необходимой централизацию в масштабе всего бассейна нижнего Евфрата, государственный сектор и связанная с ним дес­потическая царская власть в конце концов при Рим-Сине и Хам­мурапи вновь возобладали.

В Греции обстоятельства сложились по-иному. Здесь новые го­сударства стали возникать именно как города-государства, и толь­ко. Государственному хозяйству тут было возрождаться незачем: в эпоху развитого бронзового и железного века оно не могло иметь никакой общественно полезной функции, и этим греческий город- государство отличался от номового государства Передней Азии^[5]. Новые города-государства складывались практически в рамках только общинно-частного сектора, и ими вполне успешно управ­ляли общинные органы самоуправления — народное собрание, со­вет и некоторые выборные должностные лица. Нельзя сказать, чтобы государственного сектора совсем не существовало — в него входили рудники, неразделенные пастбища и запасный земельный фонд, но не было никаких причин, препятствовавших управлять этими имуществами посредством тех же органов городского общин­ного самоуправления.

деле (как о том свидетельствуют сохранившиеся до нас историче­ские известия), ставили интересы полиса выше личных или узко­семейных; повинность зажиточных граждан в пользу полиса (ли­тургия) выступала как почетная обязанность, которую знатные и богатые люди могли принимать на свой счет. В то же время нужда­ющиеся члены полиса имели право рассчитывать на помощь со стороны коллектива своих сограждан. В «восточных» общинах (или общинах ранней древности) обедневшие их члены могли рас­считывать на некоторую, чаще всего небескорыстную помощь своих однообщинников; если они разорялись вовсе, то шли в дол­говое рабство, в бродячие шайки изгоев-хапиру, а чаще всего в «царские» люди, так как царское хозяйство при своей обширности способно было поглотить почти неограниченное число рабочей си­лы. В полисах же беднота — так называемый античный пролета­риат, или люмпен-пролетариат,— могла жить за счет полиса. Мощь полисной солидарности и взаимопомощи была столь велика, что греческим полисам в отличие от царя Хаммурапи удалось сло­мить ростовщический капитал и полностью уничтожить долговое рабство.

Ясно, что побороть ростовщичество и принять на себя прокорм­ление бедноты могли лишь достаточно богатые города-государства; кроме богатства они должны были обладать достаточной степенью товарности производства, чтобы не было массовой необходимости в ростовщическом кредите.

Напомним, что в эпоху ранней древности в результате разде­ления труда между земледельцами и скотоводами, между земле­дельцами и ремесленниками, наконец, между земледельцами, воз­делывавшими разные культуры, возникла потребность во внутри- общинном обмене; к тому же рост имущественного расслоения вел к тому, что у индивидуального земледельца могло не хватить зерна до посева. При натуральном характере обмена и сезонном харак­тере производства значительная часть таких обменных сделок со­вершалась в кредит, а кредит давался под условием роста, т. е. уплаты должником процента сверх занятой суммы. На этой почве и развивалось восточное ростовщичество II тысячелетия до н. э., которое разрушало общественную экономику и тормозило ее раз­витие. Возможность избежать ростовщического кредита при вну- триобщинном обмене появлялась лишь там, где производство ра­ботало на рынок и, стало быть, производитель мог в любое время иметь наличные деньги — не обязательно в монетной форме: день­гами мог служить весовой металл (серебро, медь и др.), хлеб, скот и различные другие товары.

Таким образом, предпосылкой прекращения ростовщической практики^[6] было наличие товарного рынка^[7]. И действительно, гре­ческие города-государства в отличие от государств ранней древно­сти уже располагали обширным международным рынком как для своих собственных, так и для транзитных товаров. Такими рынка­ми были империи и царства Малой и Передней Азии и Северной Африки, а также так называемая варварская периферия, т. е. пле­мена, окружавшие Средиземное и Черное моря. Уже достигнув же­лезного века, они в силу начавшегося мощного роста производи­тельных сил стояли на пороге классового общества и производили избыток продукта для международного обмена.

То обстоятельство, что хозяйства полисных граждан носили в значительной мере товарный характер (работали на рынок), обус­ловливало их специфичность. В эпоху ранней древности, как мы знаем, общинники были вынуждены держаться большесемейными объединениями, так что отчленившаяся индивидуальная семья либо погибала, либо снова вырастала в большесемейную, организа­цию.

Это положение имело огромные социально-психологические по­следствия, оказавшие влияние на более чем сотню поколений. Кол­лективизм полиса, его гражданская солидарность, как оказалось, превосходно уживались с индивидуализмом, с высокой ценностью личности. Именно это сочетание позволило на той неразвитой базе, какую лишь недавно являло собой мировоззрение и миро­ощущение греков на раннем этапе классового общества, т. е. на базе мифологического мировоззрения, за исторически короткий срок выработать критическую философскую и научную мысль, ав­торское искусство и литературу, философскую этику и технику строго логического мышления. В конце рассматриваемого пе­риода стоит удивительная фигура Аристотеля, одного из величай­ших мыслителей всех времен; даже средневековое превращение некоторых его гипотез в догму не могло уничтожить его огромного влияния на всю науку человечества вплоть до сего дня, и прежде всего на научную логику. Все это сосуществовало с весьма арха­ичными общинными культами и религиозной мифологией.

В условиях полиса вырабатывались и совершенно своеобраз­ные государственные формы. И в ранней древности известны были кое-где республиканские формы управления, в которых главы го­сударств (или группы лиц, игравшие эту роль) были подотчетны

коллективным органам управления и могли быть ими назначены или низложены. Но там — отчасти под влиянием объективных ус- ловий, отчасти под прямым идеологическим воздействием, шед­шим из экономически передовых стран, имевших тогда деспотиче­скую форму государственного устройства,— республики редко вы­живали достаточно долго, чтобы оказать существенное воздействие на историю человечества. Напротив, в мире полисов — в древних обществах античного пути развития — республиканские формы государственного управления были явлением типичным. Различие полисных «конституций» заключалось лишь в том, все ли граж­дане полиса допускались к той или иной степени участия в госу­дарственном управлении, или же право участия в нем было огра­ниченно. Вначале в новообразующихся полисах задавали тон гла­вы наиболее почитаемых, знатных родов — аристократия; но вско­ре после падения господства ростовщичества ведущая роль пере­ходит к народному собранию, где были представлены все гражда­не полиса; нередко такого характера демократии временно выдви­гали единоличных, неограниченных правителей, как правило, из рядов того или иного знатного рода, к которому почему-нибудь народ благоволил. Но чаще всего подлинно активное участие в политических делах было в республике ограничено имуществен­ным цензом, что естественно для общества, в котором деньги на­чали играть столь большую роль.

Подобно тому как в странах, лежащих к востоку от Греции, государственное устройство экономически передовых стран (дес­потия) перенималось остальными, так и в регионе Средиземно­морья республиканские формы государственного управления пе­ренимались и там, где не было той предыстории, которая обус­ловила создание ведущих греческих полисов. Они распространи­лись даже на государства с совсем иным политико-экономическим строем, например на Спарту^[8], экономически значительно более напоминавшую Египет, чем соседний Коринф или Афины.

Как ни важен был полис для всего дальнейшего развития че­ловечества, однако в описанном нами виде он просуществовал недолго: возможности развития в замкнутых пределах городов- государств были ограниченны, как и возможности частного меж­дународного обмена, и к тому же в случае самостоятельных по­лисов их самостоятельно хозяйствующие граждане не могли быть достаточно защищены теми незначительными военными силами, какими располагало полисное государство. Так же как в империях дальнейшее развитие оказалось невозможным без совмещения их с системой зависимых, но самоуправляющихся городов, способных обеспечить расширенное воспроизводство, так и самоуправляю­щиеся, но независимые полисы не могли далее развиваться без по­мощи такой империи, которая, охватив их, создавала бы для них надежность международного торгового обмена.