§ 2. Римская империя при Флавиях (69—96 гг.).

Кризис 68—69 гг. вызвал глубокую перестройку всей системы римской военно-рабовладельческой диктатуры. Императоры династии Юлиев-Клавдиев, сами принадлежа по происхождению к высшей римской знати, действовали в общем в ее интересах; они продол­жали также традиции римской аристократической республики по отношению к жестоко эксплуатируемой в пользу города Рима и отчасти Италии периферии — провинций.

ний период преуспевания античного рабовладельческого строя, так называемый «золотой век» империи (II в. н. э.).

Поворот, хотя еще и не полный, обнаружился уже прп первой сменившей Юлиев-Клавдиев династии Флавиев, правившей Римом всего 27 лет (69—96 гг.). Это был никому не известный прежде род, вышедший из средних кругов италийского общества. Дед основа­теля династии Т. Флавия Веспасиана был простой сабинский крестьянин, ставший центурионом; отец его был сбор­щиком налогов. Сам Веспасиан был, даже по внешности, просто­ватый человек, неуклюжий придворный: однажды во время пения Нерона он заснул, чем вызвал против себя временную опалу. Выдвинулся Веспасиан лишь личным усердием, большой дело­витостью и мужицкой смышленостью. И все правление Веспа­сиана (69—79 гг.) отличалось хозяйственностью и бережливостью. Вместе с тем Веспасиан не допускал уже никакого вмешательства в свои распоряжения и заставил сенат провести особый указ о предоставлении ему очень обширных полномочий, вплоть до права отмены действующих законов («закон об империуме Веспа­сиана»).

Как опытный военачальник он прежде всего быстро л и к в и- дировал солдатское своеволие и опять вывел войска из Италии на периферию.

Затем с громадным напряжением всех военных сил Римского государства подавлены были все сепаратистские движения в провинциях и прежде всего восстание в Иудее. В связи с гражданской войной и избранием Веспаси­ана императором повстанцы в Иудее воспользовались передыш­кой, чтобы перегруппировать свои силы и собрать новые ре­зервы. Во главе повстанцев в 67 г. стал Иоанн из Гисхалы, которому удалось избегнуть плена и бежать из Галилеи в Иеру­салим. Этот громадный город с населением в 600 тыс. человек, защищенный самим своим местоположением, среди глубоких ущелий и оврагов (Иосафатова долина и др.), и мощными укреп­лениями из двух колец стен с 164 башнями, был главным басти­оном восставших. Но в самой Иудее Иоанну не удалось со­здать сплоченную армию сопротивления; кроме того, не была уничтожена оставшаяся в Иерусалиме и в стране агентура жре­чества и фарисейства, которая прилагала все усилия, чтобы сеять раздоры и вызывать конфликты среди восставших. Эти обсто­ятельства способствовали тому, что в июне 69 г. римской армии

удалось с огромными потерями пробиться из Галилеи к Иеру­салиму. Сын Веспасиана Тит, сменивший в это время отца в ка­честве полководца, основные силы бросил против Иерусалима.

Огромной осадной армии из 4 легионов и 20 вспомогательных когорт потребовалось несколько месяцев, чтобы произвести тяже­лые осадные работы. Только в августе 70 г. удалось приступить к штурму Иерусалима. Повторились страшные дни падения Карфагена. Сперва был взят нижний город, затем средний с дворцом и, наконец, храм, стоявший, как внутренняя цитадель, на возвышающейся среди города горе Сион (Мориа).

С неменьшей твердостью было подавлено и опасное восста­ние в Галлии и на Рейне. Оно вспыхнуло среди воинст­венного германского племени батавов, жившего на Нижнем Рейне, и перекинулось к их соседям — фризам и каннинефатам. Во главе стоял один из батавских князей, Юлий Цивилис, долго служивший начальником вспомогательных батавских когорт римской армии и хорошо знакомый с римскими порядками. Так как рейнская гра­ница была обнажена уходом в Италию рейнской римской армии (на ней, по выражению Тацита, оставались лишь «тени легионов»), восставшие быстро овладели большинством римских рейнских кре­постей. Движение охватило и Галлию, в которой знатные треверы, Юлий Классик и Юлий Тутор, провозгласили самостоятельную Галльскую империю. Правительству Веспасиана пришлось напра­вить на Рейн лучшего своего полководца, Петилия Цереалиса, с большими военными силами, чтобы подавить это разросшееся движение. Галльская знать скоро пошла на соглашение с рим­лянами из страха перед собственными народными массами. «После многих сражений удалось наконец Цереалису усмирить Германию; в одном из них столько перебито было римлян и германцев, что запружена была трупами протекавшая здесь река»,—кратко со­общает о конце этого восстания Дион Кассий (66,3).

Окончательно подчинена была также Британия, находившаяся в посто­янном брожении после восстания Боудикки.

пределы римской провинции до рек Клайда и Форта, которые и укрепил цепью кастеллов. Римский флот объехал Британию с севера и открыл Оркней­ские острова. В этих пределах Британия сделалась вполне замиренной римской провинцией, а благодаря упорядочению администрации и прекращению наси­лий и притеснений чиновников, стала быстро усваивать римскую культуру.

Правительство Веспасиана много внимания отдавало также приведению в порядок финансов, совершенно расстроенных и расточительностью Нерона, и гражданской войной. Государственный бюджет достигал, по словам современ­ников, 40 миллиардов сестерциев, т. е. около 3 миллиардов рублей золотом. Веспасиан простотой и нетребовательностью в личной жизни старался показать пример экономии, вызывая недовольство избалованных роскошью прежних дворов придворных и их язви­тельные обвинения в скаредности. Высмеивали также новые налоги, введенные для пополнения опустошенной казны; пришлось некоторые старые налоги удвоить, обложить даже кладбища, выгребные ямы и отхожие места. Будто бы сам Веспасиан, когда сын его Тит возмущался этим, поднес к его носу горсть монет и спросил: «Разве они пахнут?» Все же рядом с этими мерами проводилась широкая, помощь «множеству городов по всей импе­рии, пострадавшим от землетрясений и пожаров. В самом Риме, чтобы дать заработок простому народу, предприняты были об­ширные работы по восстановлению Капитолия, причем сам Вес­пасиан запросто участвовал в этих общественных работах и носил мешки с щебнем и мусором на спине; начата была постройка в самом центре города колоссального амфитеатра Флавиев (Коли­зея) на 85 тыс. зрителей.

В противоположность своим предшественникам Веспасиан презирал всякие монархические знаки почета и, умирая, с иронией сказал: «Увы, я, кажется, становлюсь богом!» Его сын, носивший то же имя Тита Флавия Веспасиана, почему его обычно, в отличие от отца, называют только личным именем — Тит, в свое недолгое двухлетнее правление (79—81 гг.) продолжал действовать в том же самом новом направлении римской императорской политики.

Третий из Флавиев,- младший сын Веспасиана Домициан, правивший продолжительнее всех императоров из своей семьи (81—96 гг.), вместе с тем наиболее твердо и смело проводил новый режим абсолютизма широкого масштаба и на широком внеиталий- ском базисе, за что и пострадал более всех от сторонников старого как при жизни, так и от злобной клеветы после своей насильственной

смерти. Правда, человек, несомненно, тоже даровитый и умный, трудолюбивый и добросовестный, как все Флавии, умевший пра­вильно понять основные задачи времени и не лишенный организа­торских способностей, Домициан обладал тяжелым, властным и недоверчивым характером, делавшим прямое обращение с ним крайне неприятным. К тому же ему и нехватало достаточной опытности в делах военных и административных, так как всю свою молодость он провел в Риме как младший и несовершеннолетний сын, не участвуя, подобно Титу, ни в походах своего отца, ни в административной деятельности.

В связи с этим, получив после ранней смерти Тита верховную власть, Домициан стал вести себя вызывающе надменно, в осо­бенности по отношению к сенату, с которым его отец и брат ста­рались, по возможности, ладить путем компромиссов. Он открыто шел по пути усиления монархических тенденций и даже требовал, чтобы его называли «владыкой» (dominus). Императорский совет совсем оттеснил сенат на задний план. Императорская канцелярия тоже все больше наполнялась всадниками, вытеснявшими из нее прежних вольноотпущенников. Чтобы покрыть громадные рас­ходы государства, беспощадно взимали налоговые недоимки из привыкших уклоняться от налогового обложения римских бога­тых вельмож и сановников и бесцеремонно конфисковали за не­уплату их имущества, за что последние прозвали Домициана «хищным зверем» и «вымогателем».

Чрезвычайно большое внимание правительство Домициана уде­ляло внешней защите провинций, для чего прекращены были даже успешные наступательные операции в Британии. Все римские военные силы были направлены в два наиболее опасных места на римских границах — на Рейн и на Нижнцй Дунай, откуда грозило новое варварское нашествие.

На Рейне особую опасность представляли вторжения герман­ского племени хаттов. Они переходили Рейн, нападали на Могун- циак (Майнц), опустошали благодатную долину Мозеля. В 83 г. сам Домициан во главе большой армии в 4 легиона нанес хаттам сокрушительный удар, несмотря на то, что войну пришлось вести в самых тяжелых условиях, среди непроходимых лесов и болот.

Тогда же была завоевана горная гряда Таунуса и вся область между реками Рейном и Майном. Вместе с так называемыми «десятинными полями» на Верх­нем Рейне, отвоеванными еще при Веспасиане, эти территории составили ши­рокий защитный пояс по правому берегу Рейна На протяжении около 300 км

вся пограничная зона бьтла укреплена оборонительными сооружениями, со­единенными целой сетью военных дорог с тыловыми крепостями. Так поло­жено было начало грандиозному германо-ретийскому «лимесу» (пограничной зоне), накрепко замкнувшему от Кобленца до Регенсбурга германскую гра­ницу для вторжения варваров.

Еще больше усилий потребовала защита нижнедунайской гра­ницы, откуда грозила страшная опасность балканским провин­циям Римской империи, в особенности Мезии. Воспользовавшись римской смутой 68—69 гг. и уходом римских легионов с дунайской границы в Италию, конные отряды роксолан, народа сарматского племени, кочевавшего в степях современной Бессарабии, начали постоянные вторжения из-за Дуная. К этому присоединились все более частые вторжения даков из современной Трансильвании, особенно участившиеся с 80-х годов, когда одному из их племен­ных вождей, Децебалу, удалось объединить под своей властью многие их племена. В 87 г. даки нанесли страшное поражение префекту претория, Корнелию Фуску, попытавшемуся с целыми шестью легионами, что представляло в те времена очень большие силы, проникнуть в их горную и лесистую страну и подойти к их столице, Сармицегетузе; погиб сам главнокомандующий и большая часть войска, захвачены были легионное знамя, весь обоз и все снаряжение. Событие это потрясло всю империю. Такого пораже­ния Рим не испытывал со времени Варовой битвы. Даже самому императору, лично прибывшему на дунайскую границу, не уда­лось поправить положение: он сам потерпел чувствительное пора­жение от даков и их союзников — маркоманов и квадов. «Это было первое успешное нападение варваров на империю», — отме­тил Маркс в своих «Хронологических выписках»^[CXXVII]. Домициан принужден был заключить с Децебалом мало почетный для Рима договор, откупаться от него деньгами, поставкой вооруже­ния и посылкой инструкторов по постройке военных машин и крепостей, которые предназначались против самих же римлян.

Одновременно с тем и с римской стороны началось спешное возведение на низовьях Дуная, в Добрудже, таких же мощных оборонительных сооружений, как и на Рейне. Это были грандиозные укрепления (60 кастеллов с соединяв­шим их мощным земляным валом) по южному склону глубокой долины, пересекающей гористую часть Добруджи, которые теперь носят название «Траяновых валов». Чтобы охранять морское побережье со стоявшими на нем греческими городами, а также берега и переправы Дуная, создан был весьма значительный флот, получивший название «флавиева флота Мезии». Сама провинция Мезия была для удобства ее защиты разделена на две части — Верхнюю (теперь Сербия) и Нижнюю (Северная Болгария и Добруджа), и в этой последней, как наиболее угрожаемом отрезке границы, поставлены наиболее боеспособные части дунайской армии — 1-й Италийский и 5-й Македонский легионы.

Эти неудачи правительства Домициана на Дунае дали повод к обострению конфликта с сенатской аристокра- т и е й и близкими к ней интеллигентскими кругами («философами»)

Рима. Оппозиция их режиму Домициана выражалась первона­чально в целом потоке сплетен, обидных анекдотов и эпиграмм против императора, которыми переполнены произведения тогдаш­них писателей — Тацита, Марциала, Ювенала, а затем, по их примеру, и более поздних, как Светоний и Дион Кассий. С 80-х годов перешли уже к организации заговоров, на что Домициан отвечал сначала ссылками разных сановников, а затем и казнями.

В 88 г. оппозиция нашла особенно опасного выразителя своих намерений в лице легата Верхней Германии, Антония Сатурнина: он провозгласил себя императором, поднял военный мятеж среди двух стоявших в Могунциаке (Майнце) легионов, вступил в союз с недавно усмиренными хаттами и другими германскими племенами, открыл для их вторжений римскую границу, что повело к разгрому многих прирейнских крепостей, и намеревался повторить поход Вителлия на Рим. Домициан, чтобы предупредить новый погром в Ита­лии, припужден был двинуть на Рейн войска даже из Испании и лично высту­пить в поход против Сатурнина со своими преторианцами. Неожиданный ледо­ход на Рейне помешал соединению Сатурнина с германцами. Сатурнин был убит, а его армия разбита в большом и ожесточенном сражении. Вновь были усмирены и хатты. Последовали кровавые экзекуции, казни участников за­говора, а затем и расправы со многими сенаторами, которых подозревали в сочувствии.

В 90-х годах заговоры следовали один за другим, а прави­тельство Домициана принуждено было вступить на открытый путь террора. Доносчики, темнейшие и продажные люди давали воз­можность создавать массовые процессы, замешивая в них и мно­жество невинных людей. Свирепствовал Домициан и по отноше­нию к «философам», видя в них идеологов своих врагов: из Рима были высланы знаменитый ритор Дион Хрисостом («Златоуст») и стоик Эпиктет. Преследованию подвергались также евреи и начи­навшие выделяться из их общин «христиане», так как их рели­гиозные учения стали находить себе многих сторонников среди оппозиционной знати и проникать даже в придворную среду. Христиане изображали Домициана «чудовищным зверем, при­шедшим погубить мир».

В 95—96 гг. борьба достигла такого напряжения, что Домициан чувствовал себя действительно в положении затравленного зверя. Даже в своем дворце он не был в безопасности: в занимаемых им помещениях были по его приказу сделаны зеркальные потолки и стены, чтобы он мог постоянно наблюдать, что делается и сзади и вокруг его. Заговор возник даже в ближайшем его окруже­нии. В нем приняла участие сама императрица, Домиция Лон­гина, дочь Корбулона, оба префекта претория, высшие чины дво­ра. В сентябре 96 г. Домициан был убит в своей собственной спальне.

«К его убийству, — заключает Светоний («Домициан», 23), — народ [римский] отнесся равнодушно; напротив, солдаты негодовали и тотчас попы­тались провозгласить его божественным. Они даже были готовы отомстить за него, но пе нашлось вождя. Напротив, сенаторы до такой степени радова­лись, что, сбежавшись в курию, без всякого удержу клеймили покойника самыми бранными и злобными словами. Сенат приказал также принести лест­ницы и в своем присутствии убрать отовсюду бюсты, медальоны и барельефы с его изображением и тут же разбить их о землю». Светоний в этих словах

правильно передает то новое взаимоотношение общественных сил, которое лежало в основе не только абсолютизма Домициана, но и всего режима за­кончившейся с ним династии Флавиев. Шумная демонстрация сената была лишь пустой выходкой бессильной злобы.