<<
>>

§ 3. Сопоставление царя, царицы и «помощников» в ритуале с мирской-военной (правой, внешней) функцией и сакральной (левой, внутренней) функцией

В хеттских ритуалах особенно часто используются дво­ичные противопоставления правый—левый, внешний— внутренний^.

14? В хеттских ритуалах встречаются также двоичные противо­поставления: приготовленный (жареный или варёный) — сырой, во­да — огонь, сторона (край) — середина, а также противопоставления символов разного цвета.

Признаки «жареный (варёный) — сырой» связаны с ритуальным мясом жертвенного животного. Обычно мясо жареное (варёное) и сырое посвящалось одному' и тому же божеству (ср. KUB XXXVI, 89, Vs., 7; [192, с. 142]), но его, по-видимому, клали с противополож­ных сторон от статуи божества или символизировавшей его стелы (ср. KUB XXV, 23а, 3-5, в котором мясо чёрной овцы жареное (варё­ное) и сырое клали перед каменной стелой). В некоторых случаях в ритуалах преподносили божеству только сырое мясо. В сыром виде иногда посвящали божеству и такие части жертвенного животного как голова, ноги, плечевая часть (см. КВо XIII, 101, I, 8-9; [192, с. 159]) или в иной последовательности: грудинка, плечевая часть, голова, ноги (KUB XXVIII, 1,1, 15-16; [192, с. 160]).

Чаще, чем признаки «жареный — сырой», в ритуалах фигурируют признаки «вода — огонь». В частности, противопоставление «вода — огонь» характерно для одного хаттского ритуала (KUB XXVIII, 82, II, 5-11, ср. выше), в котором использовали два сосуда: один сосуд для разжигания огня и другой, наполненный водой. Отчётливые следы то­го же противопоставления видны в обряде ритуала Папаникри, совер­шавшемся двумя хаттскими жрецами (букв, «двумя хаттами») (см. [292]): «И (один) хаттский (жрец) приносит внутрь (помещения) яг­нёнка, и семь раз он несёт (ягнёнка) вокруг семи огней и кладёт его на колени женщины катра. Другой же хаттский (жрец) поднимает гор­шок с водой и возливает (воду') внутрь сосуда». Представляется веро­ятным, что участие двух жрецов в данном обряде объясняется их со­отнесением с двоичными признаками «вода — огонь».

В качестве элементов двоичного противопоставления в хеттских ритуалах использовались символы разного цвета. На это указывает

Дрееняя Main я .4 s-ня

уже то обстоятельство, что одни цвета считались ритуально нечис­тыми, а другие — ритуально чистыми. Связь цвета с признаками «чистый— нечистый» показывает, в частности, ритуал, совершав­шийся «старой женщиной (=ворожеёй)» (K.UB XXIV, 9, I, 39-52 и др.; см. [284, с. 141-147]; о функциях s^lSU.GI в связи с параллелями из индоевропейской традиции ср. [89, с. 28-37; 92, с. 234-297]). Це­лью этого ритуала являлось «перенесение (посредством различного цвета нитей. — ВАЛ какого-то недуга или магической нечистоты на использовавшиеся в ритуале фигурки, представлявшие пострадавше­го» [284, с. 141]. В нём, видимо, жёлтый и голубой цвета как риту­ально нечистые противопоставлялись белому — ритуально чистому.

На связь жёлтого, голубого и чёрного (темного) цветов с признаком «ритуально нечистый» указывает и ряд других данных хеттских текстов, в частности нижеследующие строки из описания ритуала Туннави: «Те, которые сделали его тёмным, сде[лали] жёлтым, осквернили его» [173, с. 14; 284, с. 144]. В другом контексте того же ритуала говорится о риту­альной нечистоте голубого цвета: «Смотри! Я беру у него от заклятого слова (возникшую) черноту и голубизну. По (причине) заклятого слова он стал чёрным, стал голубым» [173, с. 14; 284, с. 144].

В хеттских ритуалах белый цвет использовался как господ­ствующий цвет ритуальных одеяний хеттского царя, царицы и неко­торых придворных (ср. гл. II).

Связь белого цвета со значением «ритуально чистый» проявляется в описании ритуала, посвящённого изгнанию неблагого (злого) слова (де­ла): «Как это мыло делает чистым засаленные ткани и (как) они (от это­го вновь) становятся белыми, точно так же пусть оно очистит царя, ца­рицу, тело царевичей (и) дома царя!» (КВо IV, 2,1, 44-46; [215, с. 214]).

Символы с противоположным цветом в качестве элементов дво­ичного противопоставления предстают, в частности, в одном ритуале в связи о двумя хлебами под названием тунатпу: «Два хлеба ту- натпу (весом) в две меры, из которых один белый, другой красный» (KUB II, 5, II, 26-27).

Два хлеба красного и белого цветов встречают­ся и в ритуале, совершавшемся у источника (K.UB XX, 99, II, 13-14; ср. также glspuris/puriyas в АВ BAR «белый хлеб» в хеттских риту­альных текстах с типично древнехеттским дуктом: КВо XX, 4, IV?, 6; КВо XX, 8, Rs.?, 5, 11). В этом ритуале использование хлебов раз­ного цвета, видимо, соотнесено с двумя разными ритуальными объ­ектами: каменной стелой бога Грозы (KUB XX, 99, II, 16) и такой же стелой богини-защитницы (там же, 18, 19).

Предполагаемая связь жертвоприношений разного цвета с симво­лами двух божеств, по-видимому, может быть сопоставлена с соотнесе-

нием разных цветов в другом хеттском ритуале. Здесь в связи с шер­стью белого и красного цветов фигурируют царь и царица: ЕВоТ II, 94, VI (СТН 669), (11) LUGAL SAL.LUGAL SIG BABBAR SIG SA$ (12) kar-za-na-az da-ai-kan-zi (13) ta ta-ru-up-pa-an-zi (14) tu-ui pit-tu- lu-us (15) e-[es-]sa-an-zi «Царь (и) царица с приспособления для суче­ния нити тянут шерсть белую (и) шерсть красную. И (шерсть белую и красную) они скручивают и из неё делают нити» (стк. 13-15 см. [221, с. 100]).

На вероятное соотнесение в этом ритуале шерсти белого цвета с царём, а шерсти красного — с царицей указывают строки родст­венного текста: IBoT II, 96, V, (5) nu PA-NI SAL.LUGAL 2 DUMU E.GAL (6) par-aS-na-an har-kan-zi (7) ta kar-za kat-ta-an har-kan-z[i] (8) GAL lumesuS.BAR SIG BABBAR ta-ru-up-pa-an-t[a-(an?)] (9) A-NA GAL DUMU.MES E.GAL pa-a-i (10) GAL DUMU.MES E.GAL 1-&7 ta-ru-up-zi (11) ta-an GAL DUMU E.GAL LUGAL-i pa-a-i (12) LUGAL-ui 2-anki ta kar-za-na-ai (13) na-a-i (14) kiALAN.ZU a-ha-a hal-za-a-i (15) [1]й pal-wa-tal-la-aS pal-wa-iz-zi «Перед царицей сидят на корточках два сына дворца, и они держат приспособления для су­чения нити. Главный над ткачами даёт главному над сыновьями дворца скрученную белую шерсть, тот один раз скручивает шерсть и отдаёт её царю. Царь дважды (скручивает) шерсть и вращает (её над?) приспособлением для сучения нити. Человек аланцу' „аха!1' восклицает, (а) хлопальщик хлопает».

Две ленты разного цвета использовали в хеттском ритуале вызы­вания божества: «[Ког]да же божество с пути возвращают, [...] ленту белую, ленту красную» (KUB XX, 1, III, 13-14; ср. также KUB XXIX, 1, IV, 5 — «шерсть белая (и) чёрная», которую приносили для жерт­воприношений из дворца вместе с мёдом, сыром, сычугом, фруктами и т.п.).

Ещё чаще встречаются символы трёх цвегоа Так, в ритуале, со­ставной частью которого являлось повествование хаттского мифа о Луне, упавшей с неба, служитель — человек бога Грозы использовал шерсть красного, белого и чёрного цветов (KUB XXVIII, 4, I, 4; см. [239, с. 74]; ср. также KUB XVII, 8, IV, 4 — «шерсть красного, чёр­ного, жёлтого (зелёного) цветов»; [239, с. 167]).

В ритуале Папаникри говорится о двух сосудах иримпи, обёрну­тых красной, голубой и чёрной шерстью [292, с. 14-15]. С жёлтой, голубой и белой шерстью, как мы видели выше, совершала ритуал и старая женщина (= ворожея).

В связи с символикой трёх цветов обращает на себя внимание ри­туал (KUB X, 91, II, 2-6; см. [158, с. 11; 260, с. 111]), совершавшийся

Дрееняя Main я .4 s-ня

со статуей божества, которую из Хаттусы везли на повозке в лес Тави­нии (города, располагавшегося вблизи Хаттусы): «Перед храмом же загодя установлена разукрашенная повозка. (Служители) сплетают три ленты — белую, красную и голубую — и привязывают к повозке, а за­тем из храма выносят божество и сажают его на повозку...»

К этому ритуалу очень близок другой хетгский ритуал, в кото­ром описан обряд усаживания божества: ШоТ II, 134, III, (9) ma-a-an DINGIR-LAW a-sa-a-ii х[...] (10) Se-ir-ra-ai-Sa-an kusNIG.BAR x[...] (11) na-an DINGIR-LLV/ a-ia-a-si [...] (12) iar-ku-zi 1 s'gpit-tu-la-ai [(SA5)] (13) 1 sigpit-tu-la-as BAB BAR 1 sigpjt-t[u-la-as (ZA.GIN?)] (14) nu-uMi har-ia-na-al-li i-e?[(-iz-zi?)] (15) 1? GAL 1 ii'gku-n-es-Sar pi-ra- an kat-ta [...] (16) na-an KASKAL-si i-e-iz-zi 3 g*sBAN[SUR...] (17) 1 GUB-la-az 2 la-ap-li-es 1 ZAG-az [...] (18) GA.KIN.AG ZAG-az IM-ZU GUB-la-az [...]. «Если божество он усаживает [...] (то) на него [(наде­вает?)] одежда и на него (постамент?) бога он усаживает [...].

Он обувает (бога), и из одной [(красной)] шерстяной нити, другой белой шерстяной нити (и) третьей [(голубой)] шерстяной нити он д[елает] для него венок. Один(?) сосуд, одну ленту перед (ним) [...] и гото­вит)?) его в дорогу'. Три сто[ла...] один слева, два лаплгр один справа [...], сыр— справа, сычуг— слева [...]» (в отсутствующей части стк. 16, по-видимому, можно восстановить 2 ZAG-az «два (стола) справа»; в стк. 17 — 1 GUB-laz «другой (лапли)— слева»; значение «лапли» неизвестно).

Три цвета — красный, белый, голубой (черный) — в этих ритуа­лах, быть может, символизируют три части вертикальной структуры космоса: небесный, земной и подземный миры. Но в силу отсутствия достаточно надёжных данных это предположение гипотетично. Тем не менее в пользу гипотезы может свидетельствовать хетгский риту­ал вызывания духов. В этом ритуале прослеживается соотнесение трёх цветовых символов (белого, красного и голубого) с определён­ными духами (ср. об этом ритуале в связи с символикой трёх бо­жеств, соотнесённых с тремя священными животными и с тремя со­циальными функциями [ 136, с. 413]; ср. [206, с. 98; 49, с. 70]).

В хеттских ритуалах часто используются также символы пяти цветов, что засвидетельствовано, например, в ритуале для супруже­ской четы — царя Тудхалии Ш/П и царицы Никалмати, относяшемся к среднехеттскому периоду (см. [298, с. 12]): «[Если вновь кровь (?) божества Солнца и бога Грозы] они успокаивают, то они следующее берут: голубую [шерс]ть, красную шерсть, [белую шерсть, чёр]ную шерсть, жёлтую шерсть».

Шерсть пяти цветов встречается и в других ритуалах (ср. шерсть красная, голубая, чёрная, жёлтая и белая [230, с.8]; шерсть белая, го­лубая, красная, жёлтая, чёрная — VBoT 58, IV, 22-23: [239, с. 86]).

Исключительный интерес представляет символика пяти цветов в древнехеттском ритуале, посвящённом очищению царя и царицы от «боли, страдания и страхов» (КВо XVII, 5, IV, 14-17; [268, с. 36]): «Если [б]оль, страдания и стра[(хи у ца)]ря и царицы [(я бе)]ру, то мне царица даёт пять маленьких нитей: одну белую, одну' чёрную, одну красную, [одну] зе[лёную (жёлтую)] и одну голубую шерстя­ную (нить).

И внизу (стоит) дерево, пять ветвей у него. [И] (на каж­дую) ветвь по одной нити я вешаю».

Дерево с пятью ветвями в этом тексте в свете хеттских космологи­ческих представлений, а также известных типологических параллелей можно определённо рассматривать как образ мирового дерева, четыре ветви которого сориентированы по сторонам света и которым, возможно, соответствуют следующие четыре цвета: белый, чёрный, красный, зелё­ный (жёлтый), а пятая ветвь выступает в качестве центра (голубой цвет?). Имеющиеся данные не позволяют установить, к каким конкретным сто­ронам света приурочены упомянутые цвета. В тех традициях, в которых уже выявлены аналогичные ргпуальные структуры, к сторонам света приурочены не только определённые цветовые символы, но и конкрет­ные животные, божества и т.п. (ср. о возможной связи символики цветов: белого, черного и красного с животными в хеттском ритуале 119/ц [49, с. 30, примеч. 92]). В связи с этим представляет интерес то, что в древне­хеттском ритуале грозы [247], в обрядах, посвящённых богу Грозы, ис­пользовались жертвоприношения чёрного цвета: «чёрный хлеб» (КВо XVII, 74,1, 37, 38, 52, 53; II, 48, 51, 54 и др.), «кислый чёрный хлеб» (там же, III, 15,27,34,39 и др.), «девять чёрных овец» (там же, 1,44; ср. также «чёрный бык» и «чёрная овца» в ритуале KUB XXXIV, 69+70.1,17 [254, с. 391, примеч. 5]), а также сосуды для жертвоприношений чёрного цве­та: «чёрный сосуд для напитка валхи» (КВо XVII, 74, II, 1), «чёрный со­суд для вина» (там же, II, 7,19; IV, 37). Эти данные ритуала могут указы­вать на то, что бог Грозы в хеттской традиции соотносился с чёрным цветом (и друпгми, связанными с ним признакам!).

В качестве элементов двоичного противопоставления в других хеттских ритуалах часто выступали передняя, лицевая сторона объ­екта жертвоприношения (хет. piran «перед») и его боковая сторона (хет. tapusza «сбоку, рядом»). Противопоставление лицевой и боко­вой сторон обычно встречается при совершении жертвоприношений очагу (=алтарю), окну' и другим ритуальным объектам, находившим­ся в храме. Перед окном и сбоку от него совершал обряд жертвенно­го возлияния надсмотрщик над поварами, согласно древнехеттскому

Дрееняя Main я Л s-ня

ритуалу Грозы [247, с. 20]: «Надсмотрщик над поварами обходит помещение храма, и по одному разу перед очагом (=алтарём), руном, окном, деревянным засовом он (совершает жертвоприношение, а за­тем) один раз сбоку' от окна он жертвует». Ср, также другие ритуалы (KUB XX, 46, IV, 14-20; KUB XX, 39, V(?), 27), в которых жертво­приношения совершали перед ритуальным объектом, божеством.

Сторона очага (^алтаря) часто противопоставлялась его середине, В качестве обозначения середины, центра выступает хет, andurza, anda, istama peda-, а противоположного ему обозначения — хет. tapusza, arahza. Эта закономерность характерна для древне хетте ко го ритуала Грозы, в ко­тором говорится, что крошеный хлеб клали как в очаг (=алгарь) (KUB 43, 26,1,10), так и сбоку от очага (= алтаря) (там же, 1,12),

Выделение середины (ср. KUB XX, 13, IV, (3) hassi istama pidi dai... «и он кладёт (жертвоприношение) на место в середине очага..») и сторо­ны очага характерно и для огромного числа других хеттских ритуаль­ных текстов. Так совершал обряд в одном хеттском ритуале царевич: «В середину очага (=алтаря) один раз (и) сбоку от очага другой раз он совершает жертвоприношение» (KUB XX, 45,1, 12; ср. IV (VI?), 5-6; 11- 12; 15-16; 23-24 и др.). В другом ритуале, видимо хурритского проис­хождения, встречается тот же древнехеттский штамп: KUB XX, 59, VI, (4) EGIR-an-da-ma ha-as-si-i is-tar-na (5) pi-di 1-.S77 da-a-i (6) g^DAG-ti 1- SUgi®AB-ya 1AU(7) ha-as-si-kan an-da 1-SU (8) ha-at-tal-wa GI&-ru-i 1-.S77 (9) nam-ma ha-as-si-i ta-pu-us-z[a] (10) l-SUd[a-a-i], «Вновь же на место в середине очага (=алтаря) он один раз кладёт (жертвы), трону — один раз, окну'— один раз, внутрь очага (=алтаря)— один раз. Затем сбоку' от очага (=алгаря) он один раз к[ладёт] жертвы».

Для многих ритуалов характерно также противопоставление раз­ных сторон ритуального объекта в частности очага (=алтаря). Ср., на­пример: KUB 41, 26, IV, (8) [.„] DUMU E.GAL BI-IB-RI UDU.SIR [na4ZA,GIN] (9) [GESTIN-]ni-it Su-tm-na-i LUGAL-i pa-a-[i] (10) LUGAL-uS-Sa-an Se-ir ar-ha Si[-pa-an-ti] (11) na-an DUMU I,GAL pa-a-i na-an [(DUMU E.GAL?)] (12) EGER. GUNNI ki-e-iz-za 1-SU [ki-]e-iz-z[i- ya 1-&7] (13) la-hu-u-wa-a-i LUGAL-us 2 NI[NDA,KUR4,RA I\M-ZA par[-5i-ya] (14) ta-an DUMU E.GAL A-NA [,,,]x ai?-5a-nu-wa-an-da [..,] (15) ki-e-iz-za 1-an ki-e-[iz-z]i-ya 1-an da-a-i «[,,,] Сын дворца наполняет [вин]ом сосуд из [лазурита] в форме барана и отда[ёт] царю. Царь со­вершает жерт[венное возлияние] и отдаёт (сосуд) сыну дворца, и [сын дворца] с обратной стороны очага Далтаря) с одной стороны один раз и с [дру]гой сто[роны один раз] возливает. Царь два толстых кислых хлеба раз[ламывает], и сын дворца на [,,,] приготовленное [,„] с одной стороны один раз и с дру[гой] стороны один раз кладёт».

Правый—левый1"” могли сочетаться в ритуале с разны­ми частями жертвоприношений, как в обряде приношения жертв земной богине Солнца[488][489][490]: «[За]тем три крошеных хлеба на жертвенный стол земной богини Солнца: справа один (хлеб) он кладёт, слева два (хлеба) он кладёт». Пра­вый—левый выступали в качестве различительных призна­ков жертвоприношений, например жертв, состоявших из сладкого и кислого хлебов[491]: «Вновь царь разламывает

Дрееняя Main я .4 s-ня

один толстый сла[дкий хлеб] для бога Зерна и отдает его сы[ну дворца]. Сын дворца же кладёт его к постаменту бога Зерна справа, на толстый кисл[ый] хлеб. Царь разламывает другой толстый кислый хлеб для бога Зерна и отдает его сыну дворца. Сын дворца же кладёт его к постаменту бога Зерна слева».

В ритуале хурритского происхождения правый—ле­вый[492] выступали в роли различительных признаков бо­жеств, которым посвящены жертвы[493]: «И царь кладёт (ру­ку) на толстый кис[лый хлеб]. И (этот хлеб) разламывает либо надсмотрщик над поварами, либо маг, и он кладёт его к постаменту' бога Эа справа. И затем царь кладёт (руку) на другой толстый хлеб, и его (тот же служитель) разламывает и кладёт его к постаменту' Дамкины слева».

В этой же функции правый—левый, по-видимому, вы­ступают в ритуале, посвящённом богине-защитнице и бо­жеству Алайя (KUB XX, 99, II, 6-10)

В хеттских ритуалах последовательность признаков правый—левый всегда одна и та же. Вначале совершается действие справа, а затем— слева. Аналогична иерарахия этих признаков и при исполнении ритуальных танцев, в ча­стности танцев, исполнявшихся девушками цинтухи[494], «Шесть(?) людей города Килиссары при[ходят] и оберты­вают (тканью?) головы свои (и) чресла. Помаза[нник...] [дер]жит (?), выбег[ает] вперёд (и) вс[тает] позади очага (= алтаря) справа. Шесть девушек напрот[ив] царя [...] ук­рашенные (?), поднимают вверх руки [и мол]ча танцуют: на своём ме[сте] вправо один раз и влево один р[аз они кру­жатся], лица свои они к царю обращают], спины же к царю они н[е] обращают. Помазанник выбегает вперёд. (Девуш­ки) бегут вправо от очага (= алтаря) один раз и в[лево] один раз, а [помазанник] на своем месте вп[раво один раз (?)]».

В некоторых текстах наблюдается инверсия признаков «правый—левый». В частности, в хеттском мифе об исчез­нувшем божестве, в функции которого в данном случае вы­ступали Анцили и Цукки, мена признаков правый—левый связана с тем, что божество находится в состоянии возбужде­ния[495]: «Бог Анцили разгневался, бог [Цукки разгневался (?)]:

Дрееняя Main я .4 s-ня

левый башмак на правую (ногу) [он надел, правый же баш­мак] на левую ногу он надел. Одеяние себе [...]. Одеяние, (состоящее) из двух частей, он себе [взял] и на себя верх­нюю рубашку (букв, „последнюю по счёту4*) хубики он вна­чале надел, нижнюю же (рубашку) он последней [надел...]».

Признак «левый» мог становиться главенствующим не только в результате инверсии, но и вследствие особой ри­туальной роли этого признака. Так, на празднике нунтари­ясха во время обряда у реки Хисурлы правитель и его по­мощник совершали ритуальные действия только левой рукой (KUB II, 7,1, 1-3, СТН 626)

Признаки правый—левый соотносились друг с другом в ритуалах как благоприятный (приносящий удачу) и не­благоприятный (приносящий неудачу) (о связи признаков левый—неблагоприятный ср [215, с. 191]) Связь оппози­ции правый—левый с этими значениями видна в одной из позднехеттских инструкций (KUB XXI. 42, IV, см [215, С 189 и сл ]): «Е[сл]и во внутренних царских покоях вы увидите какое-нибудь левое дело и кому-нибудь (это) пере­дадите [ли]бо один от другого левое дело под секретом уз­нает, парю же это не скажет...».

Связь признаков левый—неблагоприятный особенно характерна для ритуальных текстов. В частности, она про­слеживается в ритуале Мастигги (KUB XXXIII, 115, см [211, с. 64]): «Как[ие бы] (проклятия) вы между собой ни произносили (букв, „проклинали4*), сейчас божество Солн­ца проклятия (и) языки влево [(да повернет!)]». Та же связь признаков имеет место и в другом ритуале, в котором гово­рится о колдовстве (VBoT 58, IV: см. [247, с 3]): «[То, что сле]ва было заколдовано, и это я не взял, а [то, что] справа было заколдовано, и это я в[зял]».

В свете соотнесения признаков правый—левый с оппози­цией благоприятный—неблагоприятный представляет инте-

рес роль правого костреца в версиях мифа об исчезнувшем божестве (о функции костреца, хет. wallas (liastai), ср. [65, с. 68, 135, 170 и др.]). Здесь правый кострец всегда встречает­ся среди символов, связанных с благополучием, плодородием и тп. (KUB XVII, 10, IV, 34; KUB XXXIII, 6(+7), II, 7. KUB XXXIII, 24 (+?) 28, IV, 21; KUB XXXIII, 21, III, 12, KUB XXXIII, 19, III, 14, см. [239, с. 98, 101, 119, 121, 123]). Кроме того, правый кострец в мифе, посвящённом богиням-матерям, выступает в качестве символа вечности[496]: «[Смотри! Для те­бя пра]вый кострец. [И] как [правый кострец] вечен, [так у ца­ря] (и) царицы царевичи [(и) страна Ха]тти, подобно [правому' костре]цу, [вечными] да будут!»

Правый кострец в качестве жертвы фигурирует и в ри­туале, совершавшемся царицей для личного бога Грозы[497][498]. Во всех этих случаях использование правого костреца объ­ясняется тем, что признак «правый», с которым сочетается названная часть жертвенного животного (ср. также в дру­гих ритуалах особую роль правого уха, правой ноги жерт­вы), имел значение «благой» (приносящий удачу).

Не исключено, однако, что принесение богу Грозы именно правого костреца объясняется и другой причиной. К такому выводу приводит нас то, что признак «правый» в некоторых хеттских ритуалах соотнесён преимуществен­но (или исключительно) с богом Грозы. Так, в одном ри­туале говорится о правом троне и правом орудии, принад­лежащих богу Грозы15?. В уже упомянутом выше ритуале царицы для личного бога Грозы в «дом людей внутреннего помещения царицы» направлялись писец и жрицы — мате-

Дрееняя Main я .4 s-ня

ри бога. Туда же приносили сосуд бога Грозы. Здесь его распечатывали, а справа от него, несомненно для бога Гро­зы, устанавливали ритуальный стол1?ь. На празднике ан­тахшум, на шестой день, в халентуве проводили «большое собрание». Вслед за этим совершали церемонию открытия сосуда бога Грозы города Ципланды, который хранился во дворце людей абубити правой стороны. Этот факт особенно примечателен тем, что известен и дворец людей абубити правой и левой сторон177. Тем самым можно считать веро­ятным, что признак «правый» в хеттской традиции был свя­зан с божеством мужского пола, в частности с богом Грозы. За недостаточностью сведений мы не может установить оп­ределённо, являлись ли упомянутые дворцы людей абубити правой и левой стороны двумя разными дворцами или дву­мя половинами одного и того же дворца. Для нас сущест­венно само по себе различение помещений по признаку правый—левый.

Факт различения помещений по признаку правый— левый может быть сопоставлен с некоторыми выводами, вы­текающими из археологических раскопок хеттских памятни­ков материальной культуры. В частности, раскопки хетгско- го храма № 1 в Хаттусе позволили установить, что он был разделён на два святилища. Одно из них, расположенное справа от какой-то центральной точки, видимо, было посвя­щено богу' Грозы, а второе — слева от святилища бога Гро­зы— богине Солнца Вурунсему (см. [122, с. 276], ср. [53, с. 109, примеч. 107]). Из двух помещений, сориентирован- [499][500]

ных соответственно на северо-восток и юго-восток, состояло и другое святилище Хаттусы— храм № V [121. с. 138]. По данным хеттских ритуальных текстов, некоторые исследова­тели предполагают также деление на два помещения храма бога Грозы города Нерика (одно помещение носило хаттское название даханга, другое — «внутреннее помещение крова­ти» [192, с. 90-92]). То, что в помещении даханга находилась статуя бога Грозы, происходили «собрания» богов, позволя­ет считать вероятным, что именно с этим помещением был связан бог Грозы [192, с. 90 и сл.]. Эти признаки структуры хеттских ритуальных сооружений представляются сходными с вышеупомянутым делением дворцов абубити (или одного и того же дворца) по признаку правый—левый. То, что это совпадение не было случайным, может быть подтверждено данными ритуала хурритского происхождения (KUB XXIX, 8; СТН 777)[501]. Этот ритуал проводился перед большими во­ротами[502]. Одна часть обрядов его приурочена к правой сто­роне ворот, а другая— к левой (основное противопостав­ление внутри этого ритуала правый—левый отмечено и Ф.Хаасом и М.Вефлером [194, с. 219]). Так, справа устанав-

Дрееняя Main я .4 s-ня

пивали очаги (= алтари) бога Грозы (KUB XXIX, 8, I, 4; ср I, 48, 50-51), здесь приносили жертвы богам-мужчинам (там же, I, 26). С очагами (= алтарями) бога Грозы соотносился мужчина (= жрец; там же, I, 3, 50). Во время ритуала он са­дился на трон бога Грозы (там же, I, 58). У левой стороны ворот устанавливали очаги (= алтари) богини Хепат (там же, I, 8-9; ср. I, 49, 52-53), здесь же совершали обряд для бо­жеств женского пола (там же, I, 27). С обрядами, совершав­шимися слева от ворот, была связана женщина (= жрица; там же, I, 6-10, ср. I, 51-63). Она соотносилась в ритуале с под­ставкой для ног богини Хепат (там же, I, 59-60). Противо­поставления внутри этого ритуала можно представить в сле­дующем виде:

Правый

Бог Грозы (Тешуб) Божества мужского пола Мужчина) -жре ц) Очаги(-алтари) (Тешуба) Трон

Левый

Богиня Хепат

Божества женского пола

Женщина(-жрица) Очаги(-алтари) (богини Хепат) Подставка для ног богини Хепат

Противопоставления внутри этого ритуала имеют соот­ветствия в структуре хурритакого ритуала города Самухи (KUB XXIX, 7, СТН 480: ср. перевод [168, с. 346]). Этот ритуал, посвящённый очищению божества и человека от неблагих слов, совершался перед воротами храма. У одной стороны ворот здесь располагали утварь царя, а у противо­положной— утварь царицы (см. KUB XXIX, 7, Vs., 7-10, 14-18 и др.). Хотя в тексте нет прямых указаний насчёт то­го, к какой стороне приурочена утварь царя, а к какой — утварь царицы, тем не менее, исходя из обычной для хетт­ских текстов последовательности (царь, царица) и иерархии признаков правый—левый, а также того, что в этом тексте, правда в разрушенных строках, сохранились логограммы «правый», «левый» (KUB XXIX, 7, Rs., 33, 35, 36), можно считать вероятным, что утварь царя приурочена к правой стороне ворот, а утварь царицы — к левой. Это противо-

поставление может быть сопоставлено со структурой хетт­ского погребального ритуала[503]: «И затем они снимают стат[ую (царя) с сиденья колесницы и вносят ее] внутрь шат[ра и усаживают её на золотой трон]. Если же (это ста­туя) женщи[ны (царицы), то её сажают на стул]»[504].

Таким образом, в структуре хеттских ритуалов, а также в структуре некоторых хеттских культовых сооружений про­слеживается связь признаков правый—мужской, левый— женский. Соотнесение признаков правый—мужской, левый— женский характерно для традиций многих народов. «Сравне­ние всех известных к настоящему времени фактов показыва­ет, что строго универсальным является принцип строения и наличие некоторых пар признаков (левый—правый, жен­ский—мужской), тогда как распределение признаков по ря­дам и связи между ними могут варьировать...» [65, с. 271].

Противопоставление признаков правый—мужской, с которыми соотносились царь, бог Грозы, признакам ле­вый—женский, с которыми соотносились царица, богиня Солнца, богиня Хепат, может быть сопоставлено с проти­вопоставлением царя и царицы в других хеттских ритуалах.

Дрееняя Main я .4 s-ня

Так, в хеттских ритуалах возмещения [231] царь, боги царя противопоставлялись царице и богам царицы (см. КВо XV, 3, 3-5; перевод см. [231, с. 155], к противопоставлению, от­ражённому в этом ритуале, ср.: [53, с. 109]). В одном таком ритуале возмещение за царя (мужчину)[505], за бога Неба и всех богов Неба противопоставлялось «замене» за царицу (женщину), а также за богиню Земли и всех божеств Земли (КВо XV, 12, 7-14, перевод см [231, с. 126]). Это противо­поставление в конечном счёте отражает представление о соотнесении царя с Небом, а царицы — с Землёй[506].

Противопоставление царя царице прослеживается и в том, что в ритуалах они могли соотноситься с разными бо­жествами хеттского пантеона. Царь обычно соотносился с богом Грозы, а царица— с богиней Солнца города Арин- ны. Это соотнесение проявляется, например, в обрядах, проводившихся на восемнадцатый день антахшума, когда царь совершал обряд в честь бога Грозы пихассасси в (ри­туально) чистом храме, а царица совершала обряд в честь богини Солнца города Аринны в халентуве.

Связь царя с богом Грозы прослеживается и в том, что в обрядах для бога Грозы или для божества, относившегося к кругу бога Грозы, жертвоприношения совершал только царь. Этот характерный признак засвидетельствован в ри­туалах начиная с древнехеттского периода. Так, в описании древнехеттского ритуала грозы неоднократно встречается

следующий обряд царя и царицы для бога Грозы [247, с. 24; ср. с. 28—30]: «Царь и царица преклоняются, пьют из риту­ально чистого сосуда. (Затем) царь совершает жертвопри­ношение в сосуд, а царица (жертвоприношения) не совер­шает. На музыкальных инструментах играют, (а) люди сахтарили поют».

То, что совершение жертвенного возлияния для бога Грозы или для относящегося к этому же кругу бога Уасец­цили характерно для царя, подтверждается и описаниями новохеттских ритуалов[507][508][509]. В некоторых случаях в этих тек­стах связь царя с обрядами для бога Грозы и божества Уа­сеццили видна в том, что царь, чтобы совершить жертво- 165 приношение, встает, а царица сидит на своем месте .

В свете этих ритуалов, указывающих на существование в хеттской традиции связи между царём и богом Грозы (ср. также гл. Ill, § 1), существенно свидетельство вышеприве­дённого текста, согласно которому царица, в то время как царь совершал обряд для бога Грозы, совершала обряд для богини Солнца города Аринны. Соотнесение обрядов ца­рицы с богиней Солнца города Аринны имело место, на­пример, и во время других многодневных праздников. Сре­ди этих ритуалов обращает на себя внимание ритуал, совершавшийся царицей в Тахурпе (или в столице) на нун- тариясхе. Здесь все обряды царицы, и в частности принесе­ние в жертву ягнят, были посвящены восьми богиням Солнца города Аринны (т.е. хеттским царицам, которые после смерти были отождествлены с богиней Солнца).

Представляют интерес следующие строки хеттского ри- туала . «На третий день (праздника), когда отворяют (ха-

Дрееняя Main я .4 s-ня

лентуву, все служители) облачаются в одеяния, а сам царь в помещение для омовений (и) дальше в халентуву не идёт. Царица (же) прино[сит в жертву] богине Солнца города Аринны одну тучную корову и восемь овец...»

Это описание отличается от стандартного описания на­чала хеттских праздников (ср выше, гл II), согласно кото­рому царь после посещения помещения для омовений об­лачался в ритуальные одеяния, а затем шел в халентуву. Подобно тому как царица «не совершала жертвоприноше­ния» или «сидела», в то время как царь совершал обряд для бога Грозы, так и в данном случае царь не шел в помеще­ние для омовений и в халентуву, а царица тем временем приносила жертвы богине Солнца города Аринны. Сущест­вование таких отличительных и вместе с тем сопоставимых друг с другом признаков, видимо, может быть объяснено уже высказанным выше предположением о связи царицы с богиней Солнца. Тем самым подтверждается существова­ние в хеттских ритуалах оппозиции царь, бог Грозы — ца­рица, богиня Солнца города Аринны.

На противопоставление царя и царицы указывает и ряд других данных хеттских ритуалов. Так, обращает на себя внимание то, что во время праздников царь и царица совер­шали сходные обряды в разных культовых центрах Хеттско­го государства. В антахшуме царь совершал обряд в Аринне, а царица — в своём дворце в Хаттусе (КВо X, 20, II, 3-7; см. [181, с. 81]): «[Поутр]у же царь кладёт антах[(шум в городе Аринне, ца)]рица же кладёт [антахшум] во дворце царицы в городе Хаттусе, и во дворце царицы (проводится) „боль­шое соб[рание‘‘]». Совершение царём обряда в Аринне, а ца­рицей в Хаттусе в свете других ритуалов антахшума, свиде­тельствующих о соотнесении царь—бог Грозы, царица— богиня Солнца города Аринны, по-видимому, является ин­версией в ритуале (ср. [53, с. 109, примеч. 107]).

pat andan ehalintuwai-ma-aS-kan para U-UL uiz[z]i (8) [SAL].LUGAL A-NA dUTU uruArinna 1 GUD.AB SE 8 UDU.HI.A-ya Si[pa]nti...

В одном описании хеттского праздника как будто бы речь идёт о том, что царь в сопровождении служителей вступал в город Ципланду (KUB 41,41, V(?), 3-4), а царица тем временем совершала обряд в другом хеттском горо­де— Катале[510]: «Когда же царь приближается к большим воротам, перед ним бегут человек аланцу и человек кита. Когда же человек аланцу и человек кита внутрь ворот вой­дут, то человек аланцу восклицает „аха!“ (и) человек кита восклицает. Царь (в?) ворота (входит?), царица (же) в горо­де Катале подготавливает (ритуал)...»

Описания хеттских праздников позволяют также про­следить, что царь с царицей совершали ритуалы и в разных помещениях. Например, во время антахшума царь упомя­нут в связи с помещением, в котором стоял трон, а цари­ца— в связи с внутренним сакральным помещением[511]: «И царь к [тро]ну идёт, царица же идёт во внутреннее (са­кральное) помещение».

В другом хеттском ритуале царь направлялся в помеще­ние, название которого не сохранилось, а царица— в шатёр (КВо XI, 49, VI, 6-7). Во время праздника килам царь выхо­дил из строения под названием катапуцна (КВо X, 24, III, 18—22), а царица — из халентувы (там же, IV, 7—12).

Связь царицы с халентувой обычна для многих ритуалов. Вероятно, именно во дворце находилась царица в начале праздника. На это указывает нижеследующее стандартное описание хеттского праздника[512]: «Царь приходит в помеще-

Дрееняя Main я .4 s-ня

ние для омовений, и (затем) он идёт в халентуву. (И) царь, ца­рица выходят из халентувы, и они идут в дом поваров».

Следующей характерной особенностью хеттских ритуа­лов с участием царя и царицы являлось то, что в них ис­пользовали по два предмета: один подносили царю, дру­гой— царице. Этот признак характерен, например, для древнехеттского ритуала «очищения» царя и царицы. Здесь для царя и царицы предназначались два больших языка (см. [268, с. 16]): «Затем же сын дворца [в]носит два больших языка: (один из желе [за и (другой из)...], один (язык) для ца[ря, другой (язык) для царицы]».

Сходным образом поступали И с двумя сосудами, И с дву­мя божествами «Духами лба», изготовленными из дерева [268, с. 20] : «...Сын дворца кладёт в руку царя (одно) боже­ство „Дух [л]ба‘‘ и дает (ему) один сосуд. То[чно] так же (другое божество „Дух лба‘‘ и другой сосуд) он дает царице».

В других обрядах этого же ритуала царю и царице предназначали два «неба» (железное — царю и медное — царице), два ритуальных предмета цувалувал и два сосуда, две птицы партуни, две груды (дерева) (см. [268, с. 18, 32, 38])170. В этом же ритуале с царём соотнесён серп, а с цари­цей — жёрнов171 (ср. в этой связи о жатве у хеттов как виде мужской работы и размоле, растирании зерна— женском занятии [202, с. 29]).

Использование двух предметов, соотносимых с царём и царицей, характерно для многих архаичных хеттских ри­туалов. Так, в ритуалах часто использовали по два ритуаль­но чистых стола. Один из них — стол царя, а другой — стол царицы172. О двух столах— царя и царицы говорится уже в ритуале древнехеттского периода173. [513][514]

В хеттском погребальном ритуале речь идёт о двух ко­лесницах — царя и царицы[515]. «Две двухколёсные колесни­цы, из которых [одна для царя], другая же для царицы. И [в них] ло[шади из дерева запряжены], (и) на них сто[ят] люди из дерева).

В свете данных этих контекстов характерно также ис­пользование двух тронов в ритуале, связанном с восшестви­ем царя и царицы на престол (KUB X, 45, Rs.r.Kol., 23-27 [231, с. 46]) : «В первый день (праздника) царь на трон цар­ствования, царица же на трон царицы [нствования] садятся».

В этом ритуале в качестве двоичных признаков могут рассматриваться «трон царствования» (связанный с царём), и

<< | >>
Источник: Ардзинба В.Г.. Собрание трудов в 3-х тт. Том I. Древняя Малая Азия: история и культура. — М.: Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт востоковедения Российской академии наук (ИВ РАН); Абхазский институт гуманитарных исследований им. Д.И.Гулиа Акаде­мии наук Абхазии,2015. —416 с. 2015

Еще по теме § 3. Сопоставление царя, царицы и «помощников» в ритуале с мирской-военной (правой, внешней) функцией и сакральной (левой, внутренней) функцией:

  1. § 2. Функции «помощников» царя и царицы в ритуале
  2. Глава III. Функции царя, царицы и других участников ритуала
  3. § 3, Основные действия (функции) в обряде «большое собрание»
  4. § 1. Хетте кий царь и царица — сакральные символы коллектива
  5. Придворные титулы ХАТТСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ И ФУНКЦИИ СООТВЕТСТВУЮЩИХ им должностных лиц*
  6. (1) Предмет, методы и функции исторической науки.
  7. К ИСТОРИИ ИМЕНИ, ФУНКЦИИ И ОБРАЗА ОБЩЕЗАПАДНОКАВКАЗСКОГО БОГА-КУЗНЕЦА*
  8. Функции историю Предмет, задачи и принципы изучения Отечественной истории.
  9. Двоичные символы В ХЕТТСКИХ РИТУАЛЬНЫХ ТЕКСТАХ И ФУНКЦИИ ХЕТТСКИХ ПРИДВОРНЫХ
  10. № 146. ДЕКРЕТЫ „ЧЕЛОВЕКОЛЮБИЯ" ЦАРЯ ПТОЛЕМЕЯ VII И ДВУХ ЦАРИЦ КЛЕОПАТР
  11. Хаттские истоки СОЦИАЛЬНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ДРЕВНЕХЕТТСКОГО ОБЩЕСТВА (Функции ДОЛЖНОСТНЫХ лиц с титулами хаттского происхождения)
  12. 54. Всемирные и региональные правительственные организации. Перечислите их, назовите функции, которые на них возложены, приведите примеры деятельности по сохранению мира на рубеже XX-XXI вв.