ГЛАВА IV ВАВИЛОНСКАЯ КУЛЬТУРА

Вавилонская культура — одна из древнейших культур на земном шаре — восходит своими корнями к IV тысячелетию- до н.

ниями λ≈⅛≈∙, имитирующими водную поверхность, а слово «звезда» передавалось схематическим рисунком —• , который встречается в различных древних системах картинной письмен­ности и сохранил свое значение до наших дней.

Однако при помощи знаков картинной письменности нель­зя было изображать сложные представления и отвлеченные понятия. Иногда, чтобы написать такое слово, писец должен был соединять различные знаки, например, слово «плакать», изображалось соединением знаков «глаз» и «вода»; слово «дождь» следовало писать при помощи сочетания знаков «звезда» (небо) и «вода», слово «рождать» обычно представ­ляло собой начертание соединенных знаков «птица» и «яйцо».

Такая письменность была сложной, громоздкой и неудобной.

Древнейшие письменные знаки, которые наряду с клейма­ми первоначально служили для обозначения права собствен­ности на тот или иной предмет и поэтому вырезывались на печатях, с течением времени образовали сложную картинно­слоговую письменность. Вызванная условиями жизни необхо­димость быстро написать документ привела уже в глубокой древности к упрощению картинной письменности шумерийцев: вместо того, чтобы нарисовать весь предмет, стали изображать лишь его наиболее характерную часть, превращая ее в линей­ную схему. Так, слово «бык» писали при помощи линейного знака, изображающего голову быка — Применение ско­рописи и специфика начертания знаков на глиняных таблич­ках привели к дальнейшей схематизации знаков и к выработке системы клинописи. Знаки, выжимавшиеся на мягкой глине, теряли свой прежний картинный облик и постепенно прини­мали форму различных сочетаний из вертикальных, горизон­тальных и косых клиньев.

Шумерийская клинопись вместе с другими элементами культуры была заимствована вавилонянами, а затем 'широко распространилась во всей Передней Азии. Клинопись применя­лась в Аккаде, в Ассирии, в хеттских странах, в Урарту, в Фи­никии и в древней Персии.

Вполне естественно, что каждый народ, заимствуя кли­нопись, приспособлял ее к особенностям своего языка, причем клинописные знаки получали новое звуковое значение. В се­редине II тысячелетия до н. э. в торговых городах Северной

Финикии, а затем в Персии, в I тысячелетии до н. э., клинопись приобрела наиболее простую фонетическую форму, превратив­шись в один из древнейших известных нам алфавитов.

Шумеро-вавилонская литература восходит Литература к устному народному творчеству, образцы которого сохранились лишь в небольшом количестве. Таковы пословицы, отражающие быт и житейскую мудрость земледельческих народов Двуречья, как, например: «Пастух не должен стараться стать земледельцем» или «Ты пошел и захватил поле своего врага, а в это время твой враг пришел и захватил твое поле». Многие из этих пословиц уже характеризуют начавшееся классовое расслоение: «Если бед­няк умер, не пытайся оживить его. Если у него есть хлеб, у него нет соли. Если у него есть соль, у него нет хлеба. Если у него есть живой ягненок, у него нет мяса. Если у него есть мясо, у него нет живого ягненка». Позднее в эти пословицы прони­кает школьная мудрость: «Чтобы отличиться, ученик должен вставать рано утром» — или наблюдения над более сложными психическими процессами: «Кто может узнать, что я скрыл в своем сердце» (ср. «Чужая душа — потемки»). Таковы народ­ные ритмические песни, сопровождавшие трудовые процессы, как, например, песня: «Звезда земледельца (появившаяся на небе) запрягла на поле плуг для посева зерна». До нас дошли также песни поваров и пекарей. К народной литературе отно­сятся древний «звериный эпос» и басни, действующие лица которых связаны с тотемными воззрениями первобытной эпо­хи. Однако отрывки из этих произведений сохранились в ре­дакциях более позднего времени, когда наряду с быком в хо­зяйстве применялся конь, когда образ орла стали связывать .

Некоторые литературные произведения шумерийской эпо­хи, найденные в архивах древнейших шумерийских городов, восходят к тому времени, когда кочевое скотоводство стало вытесняться оседлым земледелием. В поэме «Эмеш и Энтен» рассказывается, как создатель скотоводческого хозяйства спо­рит с основателем земледелия за звание «земледельца богов», причем Энлиль —бог земли и верховный бог Ниппура и всего Шумера — решает спор в пользу земледельца. В других шуме­рийских поэмах говорится о том, как бог Энлиль изобрел мо­тыгу и подарил ее людям, как бог Энки дал людям после засухи воду, как бог Нинурта воздвиг для людей плотину, что ясно отражает хозяйственные достижения в эпоху создания искусственного орошения. Наконец, в поэме «Иннина выбирает

земледельца» повествуется о том, как герои скотоводства и земледелия сватаются к богине Иннине, всячески расхваливая свой труд.

Большое место в вавилонской литературе занимал эпос, восходивший к древней, шумерийской эпохе. Сюжеты шуме- рийских эпических поэм, проникнутых религиозным мировоз­зрением, связаны с мифами, в которых описывается «золотой век» седой древности, создание богов, мира и человека, борьба бога солнца и войны Нинурты с чудовищем преисподней, потоп и нисхождение бога земли Энлиля в загробный мир. В поэме «О золотом веке» рассказывается о том счастливом времени, когда «не было ни змеи, ни скорпиона, не было гиены, не было льва, не было ни дикой собаки, ни волка, не было ни страха, ни ужаса, у человека не было соперника». Конечно, эта поэма возникла в то время, когда уже существовало сильное шуме- рийское царство — «великая страна божественных законов власти», когда Шумер был связан с четырьмя странами света: северной страной Ури (Средняя и Северная Месопотамия), за­падом — Марту (сирийско-месопотамской степью, населенной кочевыми племенами аморитов) и востоком — Шубур (Элам и Гутиум).

Особенный интерес представляют те эпические поэмы шу­мерийцев, в которых сохранились отголоски вполне реальных исторических событий и фактов. Такова поэма об Энмеркаре и правителе Аратты, в которой рассказывается о шумерийском городе Уруке и городе Аратта, расположенном далеко на восток за семью горными хребтами. Хотя правители этих городов враждуют между собой, их все же объединяют экономические связи. Шумерийцы везут на восток зерно, а оттуда вывозят строительный камень, руду, яшму и лазурит. В поэмах, по­вествующих о подвигах древнего героя Гильгамеша, содержат­ся сведения о жизни и нравах шумерийцев. В поэме «Гильга­меш и страна жизни» рассказывается, как этот богатырь со своей дружиной из 50 добровольцев «без дома и без матери» направился через семь горных хребтов в «страну жизни», что­бы «создать себе имя». Там он срубает кедр и убивает стража этой страны, чудовище Хуваву. Возможно, что этот рассказ — отголосок реальных связей Шумера с горной и лесистой стра­ной Элам. Наконец, в поэме «Гильгамеш и Акка» говорится о том, как Гильгамеш, правитель Урука, во время войны с

Кишем опирается на решение народного собрания, чтобы на­нести решительный удар Акке, правителю Киша, который требовал покорности от жителей Урука. Очевидно, в этой поэме сохранились далекие воспоминания о той древней поре военной демократии, когда наряду с советом старейшин имело еще не­которое значение народное собрание, патриотическая роль ко­торого, несомненно, идеализирована автором поэмы.

Шумерийская клинопись, литература и вся культура в це­лом оказали большое влияние на позднейшую ассиро-вавилон­скую литературу.

Вавилоняне, в частности, подвергли некоторой обработке шумерийскую литературу, что отразилось в вавилонском эпосе. Сохранившиеся, главным образом в более поздних редакциях, вавилонские эпические поэмы были, очевидно, составлены в период расцвета Вавилона при I вавилонской династии (XIX— XVI вв. до н. э.) или позднее, на что указывают некоторые отрывки и анализ самих поэм. Эти эпические поэмы, повест­вующие о жизни и подвигах богов и героев, включают глав­ным образом гимны в честь отдельных богов. Эти гимны дол­жны были возвеличить определенного бога, его храмы и его жречество, как, например, бога Мардука, считавшегося по­кровителем Вавилона и вавилонского царя.

Мысль о возвеличении местного бога лежит в основе широко распространенного в Ва-

МиФ вилоне эпического произведения, которое

о сотворении мира ^r „

по своим первым словам называлось «Эну- ма элиш» («Когда вверху»). В шумерий- ских прототипах этой поэмы создателями мира являются бог первородной воды и мудрости Энки, бог неба Ану и в особен­ности бог воздуха и творческой силы Энлиль, а первозданными городами «царства» — древние города Шумера, в частности священный город Ниппур. В период образования централизо­ванного Вавилонского царства жрецы стали изображать вави­лонского бога Мардука как верховного бога и творца Вселен­ной, что отразилось и в вавилонской редакции поэмы «О со­творении мира». В основу этой поэмы положена космогониче­ская мысль о том, что бог весеннего солнца и его творческой мировой силы Мардук, начало порядка, света и добра, побеж­дает темные силы хаоса — чудовище Тиамат и создает из ее тела весь мир.

Владыка остановился, ее труп созерцая, Туловище рассек он, премудрое замыслив: Точно раковину, разделил его на две половины. Одну половину воздвиг он небесной крышей.

Он задвинул засов, приставил к нему стражей, Горные воды стеречь приказал он им.

В легенде далее рассказывается, как бог-творец распреде­лил на небе созвездия, установил их движение и, наконец, создал человека, призвание которого—«забота о богах». Ко­нец поэмы содержит гимн Мардуку — главному богу Вавилона, которому все боги передали верховную власть. Отдельные ва­рианты и эпизоды этого широко распространенного мифа со­хранились в различных отрывках даже в астрологических сочинениях и заговорах против зубной боли. Сохранилось и несколько сказаний о борьбе божества света с силами мрака (легенды о весеннем месяце, о Бэле и Лаббу, о птице — Урагане). Весь миф позднее был целиком заимствован асси­рийцами, отголоски его сохранились в библейской и ан­тичной литературе.

Наиболее выдающимся произведением ва- Поэма вилонской литературы была «Поэма о

о Гильгамеше Гильгамеше», в которой с большой худо­

жественной силой поставлен извечный воп­рос о смысле жизни и неизбежности смерти человека, даже прославленного героя. Отдельные части этой поэмы восходят к шумерийской древности. Таково сказание о борьбе Гильга­меша с чудовищем Хумбабой, стражем кедровой рощи. Такова легенда «Гильгамеш и небесный бык». Рассказ о беседе Гиль­гамеша с тенью его умершего друга Энкиду сохранился в шу­мерийской поэме «Гильгамеш и ива». Наконец, в другой шумерийской легенде описывается борьба Гильгамеша с Ак- кой, царем Киша, который осадил Урук. Возможно, что в Шу­мере существовал целый цикл сказаний о подвигах Гильгаме­ша. Художественные изображения Гильгамеша, иллюстрирую­щие отдельные эпизоды поэмы, вырезаны на печатях, восходя­щих к шумерийской эпохе. Имя Гильгамеша, полулегендарного царя Урука, сохранилось в списках древнейших царей Шуме­ра. Судя по одному фрагменту, одна из редакций этой поэмы была составлена при I вавилонской династии. Наиболее пол­ной все же является ассирийская редакция, написанная на аккадском языке ассирийской клинописью в VII в. до н. э. для Ниневийской библиотеки царя Ашшурбанипала. Вся поэма де­лится на четыре главные части: 1. Рассказ о жестоком управ­лении Гильгамеша в Уруке, о появлении второго героя — Эн­киду и о дружбе двух героев. 2. Описание подвигов Гильгаме­ша и Энкиду. 3. Странствия Гильгамеша в поисках бессмертия. 4. Заключительная часть, содержащая беседу Гильгамеша с тенью умершего Энкиду.

Во вступлении автор ссылается на то, что Гильгамеш сам «высек на камне свои труды», в чем сказывается стремление автора подчеркнуть достоверность описанных в поэме событий.

Действительно, некоторые эпизоды могли быть далекими отго­лосками исторических событий, описанных в древних сказа­ниях. Таковы эпизоды о правлении Гильгамеша в Уруке, о его борьбе с Хумбабой, об отношении Гильгамеша к богине Иштар, что указывает на борьбу царской власти со жречеством. Одна­ко в поэму о Гильгамеше вставлены мифологические и леген­дарные сюжеты, заимствованные из древних сказаний о миро­вом потопе и сотворении человека.

В начале поэмы рассказывается, как Гильгамеш — «на две трети бог и на треть человек» — царствует в древнем горо­де Уруке и жестоко угнетает народ, заставляя его строить го­родские стены и храмы богам. Боги, внемля жалобам людей Урука, создают богатыря Энкиду, наделенного сверхъестест­венной силой и живущего среди зверей. Стремясь заманить к себе этого первобытного героя, Гильгамеш подсылает к нему храмовую рабыню, которая укрощает дикий нрав Энкиду и приводит его в Урук. Здесь оба героя вступают в единоборство, но не могут одолеть друг друга. Подружившись, они вместе совершают свои подвиги. Они направляются в кедровый лес, вступают в бой с хранителем кедровой рощи Хумбабой и уби­вают его.

Богиня Иштар, увидев победоносного героя, предлагает ему свою любовь. Однако мудрый и осторожный Гильгамеш отвер­гает дары богини любви, напоминая ей о том, сколько горя и страданий она причинила своим прежним друзьям:

Ты обрекала Таммуза, друга своей юности, Год за годом на горькие слезы.

Оскорбленная отказом Гильгамеша, Иштар просит своего отца, верховного бога Ану, создать небесного быка, который бы уничтожил непокорного героя. Уступая настоятельным просьбам Иштар, бог Ану посылает в Урук чудовищного быка, который уничтожает несколько сот людей. Однако герои уби­вают это страшное чудовище. Омыв свои руки в водах Евфрата, они возвращаются в Урук, где жители города встречают их триумфальной песнью:

Кто прекрасен среди героев? Кто величав среди мужей? Гильгамеш прекрасен среди героев. Энкиду величав среди мужей!

После празднества в царском дворце Энкиду видит вещий сон, который предвещает ему гибель. И действительно, Энкиду смертельно заболевает. Он жалуется своему другу на судьбу, которая обрекает его на бесславную смерть от болезни, лишив

его возможности умереть в честном бою на поле брани. Гиль­гамеш оплакивает смерть своего друга и впервые чувствует над собой веянье крыльев смерти. Плач героя над телом друга об­лечен в высокохудожественную форму:

Энкиду, младший мой брат, гонявший онагров и пантер пустыни, С кем мы всех побеждали, поднимались в горы, Схватившись вместе, быка убили, Убили Хумбабу, стража кедровой роши.

Что за смертный сон тобой овладел? Твой взор помутнел и меня ты больше не слышишь!

Гильгамеш совершает над телом друга погребальные об­ряды. Глубокое, неподдельное горе звучит в его последних словах:

И сам я не так ли умру, как Энкиду, Тоска в тело мое глубоко проникла. Смерти страшусь я и бегу в пустыню.

Томимый страхом смерти, гонимый предсмертной печалью, Гильгамеш отправляется в дальнее странствие. Он направляет свои стопы к своему предку Ут-напиштиму, который получил от богов великий дар бессмертия. Трудности дальнего пути не страшат Гильгамеша. Его не могут задержать ни львы, сторо­жащие ущелья гор, ни фантастические люди-скорпионы, «взо­ры которых — гибель», ни райский сад с деревьями, на кото­рых цветут драгоценные камни, ни богиня Сидури, которая призывает его забыть о смерти и отдаваться всем радостям жизни. Гильгамеш переплывает на корабле через «глубокие воды смерти» и достигает обители, в которой живет бессмерт­ный Ут-напиштим. Смелый герой пытается выведать у своего предка тайну вечной жизни. Отвечая на вопросы Гильгамеша, Ут-напиштим рассказывает ему о мировом потопе, о том, как бог Эа научил его построить ковчег и в нем спастись от вод­ного хаоса. Это древнее сказание о мировом потопе, во время которого спасся и получил от богов бессмертие один лишь че­ловек, взявший в ковчег «семя всякой жизни» (т. е. разных зверей и птиц), вставлено в текст поэмы в виде особого эпйадда. Возможно, что в этом сказании отразилась извечная борьба шумерийцев со стихийными разливами рек, которые, затопляя низменности Двуречья, грозили большими разрушениями, но в то же время обеспечивали обильные урожаи древним земле­дельцам.

Сжалившись над Гильгамешем, Ут-напиштим пытается раз­личными магическими способами сделать Гильгамеша бес­смертным. Однако все оказывается напрасным. Чувствуя угро­зу неизбежной смерти, Гильгамеш говорит:

Что мне делать, Ут-напиштим, куда мне пойти? В моей спальне скрывается смерть.

Тогда Ут-напиштим открывает Гильгамешу «тайное слово» и советует ему опуститься на дно океана, чтобы сорвать траву бессмертия. Гильгамеш на обратном пути в Урук достает эту чудесную траву. Но неосторожность губит героя. Увидев на своем пути пруд, Гильгамеш погружается в его прохладные воды. В это время подкрадывается змея и похищает траву бессмертия. Опечаленный герой, вернувшись в Урук, просит у богов последней милости — увидеть хотя бы тень своего умершего друга Энкиду. Тогда бог мудрости Эа приказывает владыке загробного мира Нергалу выпустить на землю тень Энкиду. Поэма кончается заключительным диалогом между друзьями. В ответ на страстную мольбу Гильгамеша поведать ему «закон земли» Энкиду в самых мрачных красках описы­вает загробную жизнь людей.

Впервые с предельной четкостью и с большой художест­венной силой выражена мысль о неизбежности смерти, которой подвластны все люди, даже герои, совершившие величайшие подвиги, в которых «две трети от бога и одна треть от чело­века».

«Поэма о Гильгамеше» занимает особое место в вавилон­ской литературе. В ней в художественную форму облечена мысль о вечном стремлении человека познать «закон жизни», тайну жизни и смерти. Глубоким пессимизмом проникнуты слова поэмы, в которой загробный мир рисуется обителью пе­чали и страдания. Даже знаменитый герой Гильгамеш, «могу­чий, великий и мудрый», не может добиться у богов высшей Яилости и получить бессмертие. Блаженство в загробной жизни дается лишь тому, кто выполняет заповеди религии, требования жрецов, обряды религиозного культа. В этом основная мысль всей поэмы, корни которой восходят к народному художест­венному творчеству, но в которой во многом отразилась позд­нейшая идеология аристократического жречества.

Та же мысль о вечной жизни, то же стрем- Поэма ление к бессмертию пронизывает «Поэму

об Адапе об Адапе» . В ней рассказывается . как иде­

альный мудрый человек, «семя человече­ства» — Адапа, сын бога мудрости Эа, снабжавший в качестве жреца храм в Эриду хлебом, питьем, дичью и рыбой, однажды сломал крылья южному ветру и был за это вызван на суд верховного бога Ану. Следуя советам отца, Адапа распола­гает к себе богов — привратников неба, а затем и верховного бога. Но в то же время он отказывается от пищи вечной жизни и напитка бессмертия. Так Адапа из-за собственной чрезмерной осторожности лишается того бессмертия, кото­рое ему было предназначено свыше.

Поэма Такие же нравоучительные и отчасти рели-

об Этане гиозно-философские тенденции пронизыва­

ют легенду об Этане, также состоящую из нескольких частей. В ней рассказывается о дружбе орла со змеей, о вероломстве орла, о жестокой мести змеи и о попытке Этаны взлететь на крыльях орла на небо, чтобы достать там «траву рождения» и знаки верховной цар­ской власти. Нравоучительная басня из цикла «звериного эпо­са», восходящая к древнему народному творчеству, сплетается с религиозной легендой о том, что знаки власти обоготворен­ного царя —

скипетр и тиара, диадема и жезл власти помещены перед богом Ану на небе

и что даже смелый герой Этана не может ими завладеть, так как царскую власть нельзя захватить силой при помощи ве­роломного и неразумного орла — ведь власть исходит с неба и освящается самими богами. Так жрецы пытались приспо­собить религиозную литературу для обоснования и оправда­ния царской власти. С большим художественным мастерст­вом описан знаменитый «полет Этаны» на крыльях орла к са­мому небу, где обитают боги и находится «престол богини Иштар». После каждого часа полета Этана смотрит вниз и видит, как постепенно уменьшаются земля и море, ставшие не больше пирога и корзины. Ужас охватывает Этану. Он мо­лит орла остановить свой полет. Но все его мольбы напрасны. Стремительно падает на землю Этана, которого внезапно поки­нула его смелость. И эту поэму пронизывает мысль об ограни­ченности сил и возможностей человека.

Полет Этаны. Оттиск вавилонской цилиндрической печати

Нисхождение Пытаясь осмыслить смену времен года, по- Иштар нять причину ежегодного увядания и

шейся в храмах

Драматическая поэзия

возрождения природы, жители древней Месопотамии создали миф о смерти и во­скресении бога природы Таммуза, которого возвращает к но­вой жизни его подруга, богиня любви и плодородия Иштар. В легенде рассказывается, как после смерти Таммуза Иштар спускается в подземный мир, оставляя у каждого стража семи ворот преисподней одно из своих украшений. Заточение Там­муза и Иштар в загробном мире останавливает весь процесс жизни на земле, что заставляет богов освободить из недр под­земного мира «покровителей» плодородия. Поэма кончается описанием праздника умирающего и воскресающего бога при­роды. Эта поэма была тесно связана с религиозной драмой, изображавшей смерть и воскресение бога Таммуза и исполняв- в дни праздника бога воскресшей природы. Основной цикл религиозной драмы был связан с культом умирающего и воскресаю­щего бога природы. Еще в шумерийскую эпоху появляются первые образцы этой религиозной драмы. Так, в шумерийской легенде о «Нисхожде­нии Иннины в подземный мир» сохранились диалоги, которые могли декламироваться жрецами, исполнявшими в храме в ка­честве «певцов» древнейшую религиозную драму. Ко времени династии Исина относится диалог между богиней Эги-ме и ее братом богом Лиль. Богиня оплакивает смерть Лиля и закли­нает его во имя богини-матери «встать с того места, где он покоится», т. е. воскреснуть. Отвечая ей, Лиль умоляет ее ос­вободить его. Он сравнивает себя с умершим, который зарыт в земле и неЧгожет вернуться к жизни, сон которого тревожат злые духи.

Широко распространены были и заплачки, входившие в состав сборника обрядовых песен «Вышла она на простор». Этот древний плач об умершем боге природы Таммузе являлся частью религиозной ' драмы, исполнявшейся накануне празд­ника воскресения этого бога. Миф о смерти и воскресении бога природы, театрализованный в форме религиозной драмы, со­хранился в Месопотамии до позднего времени. Еще в VIII в. до н. э. мы находим в одном вавилонском тексте изложение этого мифа, причем черты бога природы Таммуза перенесены на Мардука — верховного бога Вавилона. В этом мифе под­робно описываются страдания Мардука, которого допрашива­ют, избивают, присуждают к заключению в горной темнице и подвергают там тягостным мучениям. У него отнимают его одежды и вместе с ним ведут на казнь другого преступника. Заточение великого бога вызывает волнения среди народа. Богиня, «Владычица Вавилона», пытаясь смягчить участь

страдающего и заключенного в темнице бога, «вытирает рукою кровь его сердца, пронзенного копьем». Наконец, боги воскре­шают умершего Мардука, освобождая его из недр мрачной горы. Возможно, что это — описание обрядов, совершавшихся в день нового года, в праздник бога Мардука, в месяце Нисане (во время весеннего равноденствия). В этих торжественных обрядах должен был участвовать сам царь, изображавший Мардука в качестве священной жертвы. Во время особой цере­монии у царя отнимали внешние знаки его власти, а верхов­ный жрец бил плетью коленопреклоненного царя. Только после этого царь получал от верховного бога право на царскую власть. Так возникла под сенью храма древнейшая религиоз­ная драма, которая в зримых символических образах пыталась объяснить тайны природы, жизни и смерти. Изображая царя священной жертвой, жрецы создавали богословское учение о том, что царь, уподобляясь богу, является как бы его намест­ником на земле. Это учение должно было укрепить власть и стоявшего во главе государства.

авторитет царя,

Ли^рическая поэзия

Господство религиозных воззрений нало­жило отпечаток почти на всю вавилонскую лирику. В храмовых и дворцовых библио­теках тщательно сохранялись, переписы­

вались и переводились с шумерийского на аккадский язык именно те произведения лирической поэзии, которые были либо связаны с культом, либо выражали религиозное настрое­ние автора. Это были заклинания, предсказания, гимны и мо­литвы, облеченные в поэтическую форму. Особое место зани­мают так называемые покаянные псалмы, которые восходят к глубокой древности. В этих молитвенных гимнах в честь бо­жества ярко отразились как религиозные верования, так и религиозная пропаганда того времени. Авторы этих псалмов часто проводят мысль, что искренне верующий в богов чело­век всегда видит причину своих несчастий в своих собственных грехах, которые вызвали гнев божества и «божье наказание», и что он считает своим священным долгом умилостивить гроз­ное божество, говоря: «Его чистое сердце я хочу успокоить», на самом деле успокаивая свою собственную совесть. Так, в этих псалмах отражались первые представления о нравствен­ности, о добре и зле, характерные для классовой морали рабо­владельческой эпохи. В одном из псалмов верховный бог Эн- лиль назван богом, который «укрощает восстание», причем «его сердце чисто». Покаянные псалмы, исполнявшиеся в хра­мах, использовались жрецами, чтобы убедить людей в том, что только искреннее раскаяние и совершение обрядов успокоит сердце божества и даже самого кающегося грешника.

Шумерийские жрецы обычно пели молитвы, гимны и псал­мы в храмах, сопровождая свое пение игрой на музыкальных

инструментах. Монотонные звуки ударных инструментов, в ча­стности «кимвалов бряцающих» (особых металлических таре­лок), вполне соответствовали однообразной симметрии поэти­ческих образов и постоянной вариации тех же мыслей и пе­реживаний, которые столь характерны для шумерийской и вавилонской лирической поэзии.

Некоторые из этих произведений содержат интересные на­меки на политические события. К их числу в первую очередь следует отнести древние «предсказания», в которых описыва­ются те или иные политические события.

Вавилонская поэзия достигает своих вер­шин в двух произведениях: в «Поэме о страдающем праведнике» и в «Беседе господина с рабом». В первой поэме чело­век жалуется на свою печальную судьбу,

на то, что его всегда преследует «несчастье, опять несчастье». Пытаясь понять причину этих несчастий, человек анализирует свои поступки. Однако он не может признать себя виновным в каком-либо преступлении по отношению к богам или к царю. Он уверен в своей правоте и в том, что он выполнял все свои обязанности:

Что касается до меня, то я усердно возносил мольбы и молитвы. Молитва была моей заботой, а жертвоприношение — законом... Величие царя я превозносил выше самого высокого.

Я научил народ страху перед дворцом.

Я знаю, что это приятно богу.

Но несмотря на это «добродетельное» выполнение всех сво­их обязанностей перед богами, жрецами и царем, человек же­стоко страдает и, чувствуя свою полную невиновность, начи­нает сомневаться в справедливости богов, которые не внимали его молитвам:

Я призывал моего бога, но он не показал мне своего лица, Я молился своей богине, но она не подняла своей головы.

Нетрудно заметить, в этой поэме первые сомнения в спра­ведливости богов и тем самым в истинности религиозных догматов, которые обещали награду праведникам.

Еще большим пессимизмом проникнута «Беседа господина со своим рабом». На все бесконечные и противоречивые жела­ния своего господина раб отвечает угодливой фразой: «Да, господин мой, да», находя каждый раз оправдание для жела­ний своего господина. Главная мысль поэмы выражена в пос­ледних и сильных словах этого диалога. Разочаровавшись

в жизни, господин восклицает: «Что же теперь хорошо?». Дерзко и насмешливо звучит ответ раба: «Сломать мою шею и шею твою и бросить их в реку, — вот это хорошо. Кто столь высок, чтобы взойти на небо и кто столь велик, чтобы запол­нить землю?». Разгневанный господин грозно говорит рабу: «О, раб, я хочу тебя убить и заставить тебя идти передо мной». Но в ответ раздается предостережение раба: «Воистину, мой господин только три дня проживет после меня».

^Архитектура. Изобразительное искусство

Многочисленные раскопки на территории Месопотамии открыли нам сравнительно мало произведений искусства (значительно меньше, чем в Египте). Это объясняется в некоторой степени тем, что в Двуречье племена, которые постоянно вели между со- насыпях, защищавших их от вод разлива, в художественном отношении создавали своеобразный контраст плоской поверх­ности равнины. Стены храма в Эль-Обеиде были украшены вертикальными выступами и неглубокими нишами, а также фризами, выполненными при помощи своеобразной мозаики. Возводились деревянные, иногда обитые медью колонны, на которые опирались очень примитивные своды. В качестве свя­зующего использовалось особое цементирующее вещество на основе битума (асфальта).

жили различные

бой борьбу за преобладание и господство во всей стране. Одни государства сменялись другими; кочевые, отсталые племена гутиев, аморитов и касситов много раз наводняли Двуречье, что приводило к упадку культуры и искусства.

Основными отличительными чертами архитектуры в древ­ней Месопотамии были массивная монументальность, приме­нение кирпича в качестве строительного материала, асиммет­ричное и поперечное размещение внутренних помещений. Стены больших зданий часто украшались своеобразной орна­ментацией.

Древнейшие шумерийские храмы были раскопаны в Уруке и в Эль-Обеиде. Эти храмы, сооруженные на искусственных

Шумеро-аккадская архитектура достигла своего расцвета при III династии Ура. Храмы, дворцы и другие здания этого времени были раскопаны в развалинах Ура, Эшнунны и Описа. Здесь были обнаружены целые архитектурные комплексы, в состав которых входили храмы, дворцы, гробницы и особые храмовые ступенчатые башни (зиккураты). Возможно, что воспоминания об этих башнях сохранились в библейской леген­де о «вавилонской башне».

Архитектура Шумера и Аккада оказала влияние на разви­тие архитектурных форм в Вавилонии и в Ассирии. На это указывает композиция древнеассирийского храма богини Иш­тар в Ашшуре, орнаментация стен дворца в Мари, а также

длительное сохранение древней архитектурной формы ступен­чатой храмовой башни (зиккурата).

Древнейшие образцы шумерийской скульптуры отличаются грубоватой примитивностью, которая с течением времени прев­ращается в определенный художественный стиль, закреплен­ный навыками художников, длительной традицией и религи­озным мировоззрением. Древнейшие статуи изображают чело­века в неподвижной, как бы застывшей позе, только в лице чувствуется стремление художника, несколько свободнее пере­дать натуру, причем особенное внимание обращено на изобра­жение глаз, отличающихся большой выразительностью, что достигалось инкрустацией зрачка и отдельных частей глаза. Столь же примитивны и неподвижны изображения людей и животных на рельефах, например, на «Стэле коршунов» Эан- натума. Часто эти изображения схематизированы, как, напри­мер, на вазе Энтемены. Скульптуры и рельефы аккадской эпохи, в частности статуи, найденные в развалинах Эшнунны и Описа, сохраняют следы влияния шумерийского искусства, В статуе Ибих-или из Мари сохраняется своеобразная поза, традиционная одежда, и обычная инкрустация больших выра­зительных глаз — типичные черты шумерийской скульптуры. Однако в эту эпоху был сделан большой шаг вперед в разви­тии искусства. Художники стали свободнее и ближе к природе изображать человеческое тело, в особенности в рельефе. Пре­красным произведением искусства эпохи Саргонидов является «Стэла. Нарамсина», на которой изображен царь, подымаю­щийся на гору во главе отряда, воинов. С большой для того времени свободой и смелостью изображена фигура царя, перед которой падает наземь сраженный копьем неприятельский воин. Расположение фигур отличается не только строгой сим­метрией, но и большой внутренней гармонией. Художник ис­кусно соединил массовую сцену — войско, подымающееся в горы, с главным сюжетом — триумфом обожествленного царя над врагами.

Среди скульптурных произведений вавилонской эпохи вы­деляются рельеф, изображающий Хаммурапи перед богом Шамашем на верхней части столба, с текстом законов, а также выразительное и тонко сделанное рельефное изображение Хаммурапи, возможно, передающее черты сходства. Интерес­ны далее скульптуры, найденные при раскопках в Мари и от­носящиеся к тому же времени. Во всех этих памятниках еще чувствуются следы шумерийского влияния. Так, например, рельеф на столбе с текстом законов Хаммурапи является лишь более поздним вариантом шумерийской сцены представления царя божеству. Однако вавилонские художники, использовав культурное наследство Шумера, сумели его творчески пере­работать, подняв на более высокую ступень.

Религия В древности, когда в Месопотамии появи­

лись первые поселения оседлых земледель­цев, религия сводилась в основном к пер­вобытному фетишизму. Дальнейшее развитие религии привело к появлению культа природы. Низкий уровень материальной культуры и техники ставил человека в зависимость от окру­жающей его природы. Чувствуя свое бессилие в борьбе с нею, люди смотрели со страхом на грозную стихию воды, затопляв­шей низменность в период разлива Тигра и Евфрата. Дикие звери пустыни вселяли ужас в человека. Видя в грозных явле­ниях природы деятельность, а иногда и воплощение могуще­ственных и сверхъестественных существ, люди создавали фан­тастические легенды, в которых жизнь природы изображалась как жизнь духов и богов, образы и деяния которых представ­лялись в формах земной жизни людей.

В глубокой древности в Южной Месопотамии появилось религиозное представление об исконных божествах первород­ной грозной стихии водного хаоса, Апсу и Тиамат. Но когда с развитием земледельческого хозяйства возникла необходи­мость в устройстве искусственного орошения, когда рост про­изводительных сил позволил создать первые крупные иррига­ционные сооружения, люди начинают сознавать благодетель­ную силу водной стихии, орошающей поля и создающей основы человеческого благополучия. Так появляется представление о благом божестве воды, боге мудрости Эа, который научил людей ремеслам, искусствам и знанию. В воде шумерийцы видели первородную стихию, в которой коренилось начало жизни. Поэтому и древний бог производительных сил природы Таммуз считался богом воды и назывался «истинный сын вод­ной глубины», причем его культ как «сына и образа бога Эа» был связан с культом великого бога воды. Это отразилось и в искусстве. На одной шумерийской печати изображен Эа, сидя­щий на троне и держащий в руках сосуд. Из сосуда текут струи воды, из которых выходит маленькая фигурка Таммуза. Древ­ний культ воды был распространен и в Аккаде. В Эшнунне обоготворялся бог Ниназу («знающий воду») и бог ритуальных омовений по имени Тишпак.

Далеким воспоминанием о древней родине шумерийцев, горной стране, является обоготворение гор, остатки которого сохранились в некоторых верованиях. Так, существовало пред­ставление, что первоначально бог земли Энлиль пребывал на горе, стоящей на земле и достигающей вершины неба. Поэтому в поэме «Скот и зерно» говорится:

На горе неба и земли (бог Ану зачал Аннунаков.

Храм Энлиля в Ниппуре назывался «Дом Горы» (Э-кур). Древние шумерийцы обоготворяли не только стихии, силы и

явления природы, но также окружающие их растения и жи­вотных. В мифологии и в религиозном искусстве сохранились священные «дерево жизни» и «дерево истины», которые охра­няются богами. Таммуза называли «владыкой растительности стран». Богиня Иштар часто изображалась в виде женщины, из тела которой вырастают ветви. Особенно почитали финико­вую пальму, которая имела большое значение в экономике древней Месопотамии.

Сохранились и пережитки древнего зверопоклонства. Вред­ная и опасная для человека змея казалась «исчадием ада», за­гробного подземного мира, и в то же время была символом богини земного плодородия, шумерийской Инанны и вавилон­ской Иштар. Бог водной пучины изображался с рыбьим хво­стом, а Мардук— «бог грозы и верховной власти Вавилона» — представлялся в фантастическом виде грифона, полузмеи, по- лухищной птицы. Культ тотемного зверя отразился в именах древних царей Киша как Ягненок и Скорпион. Особенно ши­роко распространилось в Месопотамии обоготворение неба и небесных светил. Верховным богом считался шумерийский бог неба Ану, «отец» и «царь богов», обитавший, по словам жре­цов, на третьей, верхней части неба. Еще в Шумере возник культ солнца, которое называли богом Уту. А в Вавилоне по­клонялись божеству солнца, которое называли Шамаш. Этим словом обозначали грозную и иссушающую силу солнечного зноя и в то же время благодатное животворящее свойство сол­нечных лучей, которые «оживляют смертельно больного и ос­вобождают связанного». С обликом солнечного божества свя­зан и образ бога воскресающей природы и ее производительных сил — Таммуза, который иногда вводится в цикл солнечных богов. Богиня природы, жизни и рождения Иштар (по-шуме- рийски Иннина) олицетворялась в виде звезды Венеры — «блистающего светоча неба и земли». Обоготворение небесных светил вызвало к жизни появление сложных астрологических систем предсказания будущего на основании расположения на небе планет и звезд. Шумерийские и вавилонские жрецы с вы­соты своих храмовых башен тщательно наблюдали за переме­щением небесных светил.

В эпоху родового строя и возникновения патриархальной семьи сложный культ природы был связан и с культом пред­ков. Верховный бог Ану обычно назывался «отцом богов». Иннина считалась богиней-матерью, а имя бога Таммуза озна­чало «истинный сын». В течение долгого времени верили, что дом человека охраняет «божество дома» (иль-бити) — «дух охранитель дома». Обоготворенные предки считались покрови­телями рода и семьи; в религиозных легендах рассказывалось о том, как люди, герои и боги вступали в родственные связи между собой. Культ предков был связан с верой в загробную

жизнь, которая нашла свое внешнее выражение в заупокойном ритуале. Уже в эпоху I династии Ура простых людей хоронили в скорченном положении в ямах. Иногда тело заворачивали в цыновку и хоронили в глиняном гробу. Царей и цариц погре­бали в больших гробницах, заполняя их ценными и роскошны­

ми вещами и совершая тут же человеческие жертвоприношения.

Государственньш культ и обоготворение царя

В период образования древнейшего рабо­владельческого общества и деспотического государства древний культ природы видо­изменяется, в него вплетается отражение существующего классового строя и госу­дарственного аппарата власти во главе с царем. Древние боги природы превращаются в богов власти и господства, покровителей государства и царской власти; боги, ранее олицетворявшие силы природы, ныне становятся воплощением отвлеченных понятий справедливости и силы, грозными и могущественными царями. Древнего бога природы Таммуза называют «предводитель, могущественный герой, владыка сил страны». Бога солнца Шамаша считают богом справедливости и правосудия, небесным покровителем земного царя. Этого бога призывает в своем своде законов Хаммурапи, «дабы его право воссияло в стране», ибо сам Шамаш даровал законы вавилонскому царю. Мардук, древний земледельческий бог, «который всегда заботился о бороздах, сохраняет в поряд­ке пашню и луг, плотины и каналы... владыка изобилия, богат­ства и большого урожая», с течением времени превращается в «великого властителя», «владыку неба и земли», могучего воителя, верховного государственного бога Вавилона. Наконец, древняя богиня земного плодородия Иштар, изображавшаяся в виде богини-матери, ныне считается грозной воительницей, небесной царицей и покровительницей царской власти.

Если верховные боги изображаются в виде царей, то и цари на земле изображаются в качестве земных богов. По мере превращения маленьких государств в крупные и сильные го­сударства цари считаются не только посредниками между бо­гами и людьми, но даже потомками богов, наследниками их власти, живыми их воплощениями на земле. Царям III дина­стии Ура поклонялись, как богам, не только при жизни, но даже и после их смерти. В развалинах Тель-Асмара был раско­пан дворец правителей Эшнунны с храмом в честь Гимильсина, обоготворенного царя Ура. Другой царь этой династии Шульги также заставлял воздавать себе божеские почести. В честь него строились храмы, его статуе приносились жертвы в дни ново­луния и полнолуния. В честь царя составлялись гимны. Имя обоготворенного царя входило в состав имен его подданных, как например «Шульги — мой бог». Царь Бурсин называл себя «богом, дающим жизнь своей стране» и «богом — солнцем сво-

Оттиск аккадской цилиндрической печати

ей страны». Ему, как богу, приносили жертвы в храмах, ему посвященных. Имя царя Бурсина сохранилось в пантеоне вплоть до VII в. до н. э. Равным образом и вавилонский царь Хаммурапи сравнивал себя с богом солнца Шамашем и назы­вал себя «божественным царем, которому по праву принадле­жат скипетр и корона».

Месопотамия подвергалась частым иноземным завоеваниям и здесь не возникло такого прочного централизованного и дли­тельно существовавшего государства, как в Египте. Поэтому в каждом крупном государстве Двуречья складывались свое­образные формы обоготворения царя и царской власти, кото­рые сочетались со сложными богословскими системами. Зна­ние этого богословия и отправление сложного религиозного культа было делом специальных жрецов. Были особые жрецы для совершения гаданий или молитв, наконец, особые жрецы- музыканты. С течением времени усложнялась обрядовая сто­рона религии, которая все более приобретает государственный характер. Жрецы объявляют религиозное и светское знание своей монополией, провозглашая знание религии тайным зна­нием всего, что касается великих богов. Высшие жреческие должности сосредоточивались в руках правителя (патэси или исак) и царя (лугаль), которые претендовали на преимущест­венное знание религиозных тайн. Так, древний царь Урука по имени Гильгамеш считался хранителем «тайного знания».

Религиозно-магическое мировоззрение глубоко пронизыва­ло сознание древних жителей Месопотамии, которые весь видимый мир населяли божествами и духами. Религия нало­жила свой отпечаток и на литературу и на многие про­изведения изобразительного искусства, которые часто слу­жили целям религиозного культа.

юз

Возникновение^ Однако потребности повседневной жизни научных знании заставляли человека внимательно следить за явлениями природы, чтобы по возмож­ности объективно понимать их смысл. Наб­людая схожие явления в природе, человек еще робко и весьма неумело пытался их систематизировать, составляя главным об­разом с практической целью списки зверей, растений и камней. Чтобы правильно подсчитывать количест- Математика во и вес товаров, устанавливать количество рабочей силы, определять объем зданий, вычислять поверхность участков земли, вести счет времени, необходимо было производить простейшие математические ра­счеты и соответственно накапливать знания в области арифме­тики, геометрии и астрономии. Народы древней Месопотамии, начиная с шумерийской эпохи, пользовались системами ис­числения, в основе которых лежат числа 5, 6, 10 и их произ­водные 30 и 60. Проще всего было считать по пальцам руки —• от единицы до пяти. На это указывают основные шумерийские названия для пяти первых чисел. Названия чисел б, 7, 8 и 9 составлялись путем соединения названий пятерки и соответ­ствующего добавочного числа (6 = 1 + 5; 7 = 2 + 5 и т. д.). Шу­мерийцы пользовались и 60-ричной системой счисления, основ­ными единицами которой были 60, 60² = 3600 и 60³ = 216 000. Зачатки десятичной системы появляются в Шумере вместе с особым словом и клинообразным знаком для обозначения 10. О довольно значительном развитии математики еще в шуме- рийскую эпоху говорят математические тексты, в которых упо­минаются возведение в степень, извлечение квадратных и ку­бических корней по особым формулам и даже вычисление объемов. Можно предполагать, что был известен принцип про­грессии, на что указывают арифметические прогрессии с уве­личением на 16 и геометрическая с умножением на 2. При ра­счетах применялись дроби, чаще всего с числителем, равным единице, однако встречаются 2∕₃, ⁵∕₆, а также шумерийские названия для обозначения дробей ³Д, ⁴/б и ⁵∕ε.

Вся эта древняя математика носила сугубо практический характер. Сохранились таблицы умножения, сложения и вы­читания с цифрами до 180 000 при умножении, позволявшие быстро совершать арифметические действия; сохранились и таблицы деления с делителями от 2/з до 81. Чтобы измерять земельные участки и строить большие здания, надо было иметь некоторые практические знания в области геометрии. При вы­числении поверхности поля неправильной формы данную пло­щадь разбивали на ряд прямоугольников и трапеций, отдельно вычисляли поверхность каждой части, а затем складывали полученные числа. Археологами обнаружены планы зда-

ний шумерийской эпохи и обмер отдельных частей архитектур­ного комплекса храма Бэла — Мардука в Вавилоне.

Развитие хозяйственной жизни, главным

Астрономия образом земледелия, приводило к необхо­димости установления календарных си­стем, которые возникли уже в шумерийскую эпоху. Для созда­ния календаря надо было иметь некоторые знания в области астрономии. Древнейшие обсерватории устраивались обычно на верхней площадке храмовых башен (зиккуратов), развали­ны которых были найдены в Уре, Уруке и Ниппуре. Вавилон­ские жрецы умели отличать звезды от планет, которым были даны особые названия. Сохранились перечни звезд, которые были распределены по отдельным созвездиям. Была установ­лена эклиптика, которую разделили на 12 частей и соответ­ственно на 12 зодиакальных созвездий, названия которых (Близнецы, Рак, Скорпион, Лев, Весы и т. д.) сохранились до позднего времени. В различных документах регистрировали наблюдения над* планетами, звездами, кометами и метеорами, солнечными и лунными затмениями. О значительном развитии астрономии говорят данные, фиксирующие моменты восхода, захода и кульминации различных звезд, а также уменье вы­числять промежутки времени, их разделяющие. В VIII—VI вв. вавилонские жрецы и астрономы накопили большое количе­ство знаний, имели представление о прецессии (предварении равноденствий) и даже предсказывали затмения.

Некоторые наблюдения и знания в области астрономии поз­волили построить особый календарь, отчасти основанный на лунных фазах. Основными календарными единицами счета времени были сутки, лунный месяц и год. Сутки делились на три стражи ночи и три стражи дня. Одновременно с этим сутки делились на 12 часов, а час — на 30 минут, что соответствует шестиричной системе счисления, лежавшей в основе вавилон­ской математики, астрономии и календаря. Очевидно, и в ка­лендаре отразилось стремление разделить сутки, год и круг на 12 больших и 360 малых частей. Начало каждого лунного ме­сяца и его продолжительность определялись каждый раз спе­циальными астрономическими наблюдениями, так как нача­ло каждого месяца должно было совпадать с новолунием. Различие между календарным и тропическим годом исправ­лялось при помощи вставочного месяца, что устанавливалось распоряжением государственной власти.

Необходимость лечить людей и животных Медицина привела к постепенному накоплению зна­

ний в области ветеринарии и медицины. Еще в III тысячелетии до н. э. в Ниппуре было составлено ру­ководство по изготовлению разнообразных лекарств из мине­ральных, растительных и других веществ. Известно было

отдельное применение семян, корней, веток, коры и смолы раз­личных деревьев и растений, в частности, древнешумерийские фармацевты пользовались кассией и чебрецом (тимьяном), а также финиками. Судя по этому сохранившемуся руководству, шумерийцы умели изготовлять различные мази, настойки и отвары, к которым добавляли щелочь и соль. Уже в эпоху Хаммурапи появляется медицинская специализация: хирур­гия, лечение глазных болезней и т. д. Анатомия была мало развита; при определении симптомов и при диагнозах выде­ляли лишь основные органы, например сердце, печень, почки. Однако необходимость диагностики при помощи установления симптомов привела к первым попыткам изучения болезней и реальной борьбы с ними. Вавилонские врачи считали, что бо­лезнь «не может быть успокоена повязками и жало смерти не может быть вырвано... если врач не узнает ее существа». Некоторые тексты содержат описания признаков различных болезней желудочно-кишечного тракта, органов дыхания (на­сморк, выделение мокроты), ревматизма (ломота в членах). Часто описываются симптомы лихорадочного состояния: жар, озноб, холодный пот. Образно изображаются симптомы «уда­ра», приведшего к параличу: «...губы пораженного сведены, глаз закрывается... рот скован и он не может говорить». Пы­тались лечить и другие болезни: болезни глаз, ушей, опухоли, накожные болезни (проказа), болезни сердца, почек, водянку, мочеполовые и женские болезни, даже «упадок духа вследствие несчастия». Ярко описывается особая болезнь «височной жилы», возможно, связанная с приливом крови к голове, от­части к глазам, что вызывало помутнение зрения. Симптомы этой болезни заключались в том, что «у человека схватывает висок, в ушах у него шум, его глаза мерцают, его затылок его снедает... его сердце возбуждено и в ногах у него слабость». В медицинских текстах можно обнаружить некоторую, часто непоследовательную, попытку систематизации. Так, например, описание болезней органов дыхания объединено одним загла­вием или, вернее, вступительными словами: «Когда дыхание его рта затруднено». В особый раздел выделены болезни вну­тренних органов: печени, желчного пузыря и сердца. Наконец, в специальном трактате описаны болезни «большой жилы», похожие по своим признакам на воспаление нервов, подагру и ревматизм. Помимо многочисленных и разнообразных ле­карств применялись втирания, компрессы, массаж и промыва­ния. Особенно широко в медицине применялись вода и масло. Очевидно, поэтому врачей называли «знающий воду» или «знающий масло». Впрочем, это отчасти связано с постоянным применением воды и масла в религиозно-магическом культе.

Естест- Внимательно наблюдая жизнь окружаю-

^{вознание} щей их природы, шумерийцы пытались

несколько систематизировать свои наблю­дения, но при этом всегда делали это с определенной практи­ческой целью. Так, в перечне животных они объединяли в одну группу ослов, лошадей и верблюдов, которых использовали для перевозки грузов, в перечне растений выделяли особые группы деревьев, в частности фруктовые, хлебные злаки и ароматичес­кие травы. Практический характер носили и первые знания в области химии, которые были нужны «металлургам», при изго­товлении красок и цветных эмалей (фаянса, поливной глазури), искусственного лазурита и самых разнообразных лекарств.

Торговые экспедиции и военные походы, установление эко­номических и культурных связей с соседними народами уже в шумеро-аккадскую эпоху привели к накоплению географи­ческих знаний. Сохранился список городов, с которыми храм в Лагаше вел торговлю. К аккадскому времени относится пе­речень стран, завоеванных Саргоном I. Здесь не только описа­ны границы этих стран, но и отмечены расстояния между ними в часах пути.

Потребности земледельческого хозяйства в Месопотамии способствовали развитию агрономических знаний. На одной табличке, найденной в Ниппуре (XVIII в. до н. э.), дается ряд практических советов земледельцу: подробно описывается спо­соб искусственного орошения, тщательной обработки земли мотыгами, лопатами и молотками, посев, жатва и веяние с це­лью получения наибольшего урожая.

Трудно установить уровень знаний древних народов Месо­потамии в области физики. Только в многочисленных мифах нашли отражение типичные для этой эпохи представления, что в основе мироздания лежат некоторые извечные «стихии» или

«элементы», как например, земля, воздух и вода, которые часто изображались в виде исконных творцов или властителей мира. Крайне незначительны были сведения в об- История ласти истории и филологии . Лишь исходя

и филология из потребностей дипломатии фиксировали

важнейшие события внешней политики. Так, в надписи Энтемены, правителя Лагаша, говорится о вой­нах между Лагашем и Уммой, а также о границах, установ­ленных в результате мирного соглашения. Древние предания часто облекались в форму сказочных легенд, имевших целью укрепить власть царя или оправдать захват власти узурпато­ром. В легенде о детстве Саргона I рассказывается, что этот основатель Аккадского царства был подкидышем, которого полюбила и возвела на царский престол великая богиня Иштар.

В Месопотамии издавна жили рядом и постоянно соприка­

сались шумерийцы и семиты Аккада, говорившие на различ­ных языках. Поэтому главным образом с практической целью составлялись школьные пособия для изучения этих языков. Так, например, составлялись списки клинообразных слоговых знаков (силлабары) с указанием их чтения на шумерийском и аккадском языках. Сохранились также списки клинообраз­ных идеограмм (смысловых знаков, обозначающих понятия) с соответствующими объяснениями. Многочисленные списки собственных имен, перечни гор и стран, перечни богов и хра­мов, звезд, камней, рек, растений, животных, сосудов, предме­тов из дерева, кожи и т. д. указывают на раннее развитие лек­сикографии в древней Месопотамии. Сохранились списки отдельных выражений на народном и культовом языке, сло­жившемся значительно позднее в силу господства религиозной идеологии и подавляющего влияния жрецов. Уже после того, как шумерийцы растворились среди более поздних семитов Ак­када и других племен Месопотамии, шумерийский язык все еще сохранялся, вплоть до ассирийской эпохи, как мертвый язык высококультурного народа, создавшего основы вавилонской культуры (подобно латинскому языку в средневековой Европе).

Школы, обычно находившиеся при хра- Школы мах и дворцах, готовили детей из знатных

и богатых семей к должностям писцов, чи­новников и жрецов. В школах давалось как общее, так и не­сколько повышенное специальное образование. Общее образо­вание включало изучение письменности и языка, а также элементов арифметики, геометрии и астрономии. Кроме того, будущих жрецов учили предсказывать по звездам (астроло­гии) и гадать по печени. В систему специального образования входило изучение богословия, права, медицины и музыки. Ме­тодика преподавания носила очень примитивный характер. Она ограничивалась вопросами учителя, ответами ученика, пе­реводами с одного языка на другой, письменными упражне­ниями и заучиванием наизусть. Во время раскопок в Мари было найдено помещение школы со скамейками для учеников, а в храмовых и дворцовых архивах и библиотеках — множе­ство учебных пособий и письменных работ школьников.

Несмотря на постепенное развитие отвлеченного мышления, в частности в связи с развитием техники, особенно в области ирригации и строительного дела, вавилонская культура была насквозь пронизана религиозно-магическим мировосприятием. Поэтому первые попытки накопления знаний были еще тесно связаны с древними религиозными представлениями, и жрецы ревниво оберегали свое преимущественное право на овладение знаниями, на дальнейшее их углубление и распространение, на идейное руководство народом. Жрец-писец, много потрудив­шийся над изучением различных отраслей знания, должен

был изучать особую тайную науку— «тайну видения». Ученый жрец, овладевший этими тайными знаниями, мог «созерцать возвышенное искусство видения и достигнуть большого имени», т. е. прославиться в качестве мудреца. В таком случае стар­шие жрецы «вводили его в святилище бога», т. е. посвящали в высшую жреческую степень знания. Естественно, что первые объективные знания вавилонских писцов переплетались с древними религиозными верованиями. Этим объясняется тес­ная связь, существовавшая между астрологией и астрономией, а также между медициной и знахарством. Небесные светила считались божествами и им поклонялись в храмах. Волю богов и будущие судьбы народов, государств, правителей и людей пытались разгадать, вглядываясь в расположение небесных светил. Заметив, что планеты постоянно меняют свое положе­ние среди «неподвижных» звезд, думали, что, судя по положе­нию планет среди созвездий, можно предсказывать будущее. Угадывание грядущих судеб по расположению небесных све­тил, зародившееся в древней Месопотамии, получило впослед­ствии название астрологии.

Так же и медицина тесно переплеталась с древними религи­озными верованиями. Причинами болезней считали дурное влияние особых злых духов. Для борьбы с ними прибегали к помощи бога Нинурты и его жены богини Гулы, которая «оживляла мертвого». Первобытная шумеро-вавилонская ме­дицина была связана с культом воды, считавшейся средством магического и в то же время гигиенического очищения и даже лечения. Недаром бог, покровитель медицины, носил имя Ни- назу, что означает «знающий воду». Равным образом бог муд­рости и знания Эа (шумер. Энки) считался владыкой водной стихии и в то же время покровителем лечебного искусства, который знал тайную силу воды и передавал эти знания «знаю­щим воду» — лекарям (шумер, «азу» и акад. «асу»). В меди­цинских текстах наряду с обычными способами лечения опи­сываются воздействия на злых духов болезни при помощи заклинаний.

Вавилонская культура оказала большое влияние на куль­турное развитие других древневосточных народов, главным образом в Передней Азии, чему способствовало широкое распро­странение вавилонской торговли. Шумеро-вавилонская кли­нопись была зимствована ассирийцами, хеттами, митаннийца- ми, племенами Сирии, Финикии, урартами, проникла в Элам и в среду иранских народов. Вавилонская система мер, веса и весовых денежных единиц распространилась во многих стра­нах Передней Азии. Религиозные верования, литературные произведения и научные знания шумерийцев и вавилонян оказали сильное влияние на развитие культуры многих на­родов.

Культурное наследство древних народов Двуречья было широко использовано и в эпоху создания античной цивилиза­ции. Образ древнегреческого героя Геракла во многом напо­минает образы легендарных вавилонских героев. Греческий историк Геродот сообщает, что эллины заимствовали у вави­лонян солнечные часы и деление дня на 12 частей. Согласно античной традиции, греческий философ и ученый Пифагор прожил 12 лет в Вавилоне и изучил там астрономию, астроло­гию, математику и музыку. Халдейские «звездочеты» пользо­вались большой славой даже в позднеримскую эпоху. Вавилон­ские медицинские тексты переводились на хеттский язык. Символ покровителя медицины бога Нингишзида — змея, обвивающая жезл, — сохранился в качестве эмблемы ме­дицины до наших дней.