Главa III ИБЕРЫ, КАРФАГЕН И РИМ ВО ВРЕМЯ ВТОРОЙ ПУНИЧЕСКОЙ ВОЙНЫ
По мере того как возрастал антагонизм между Римом п Карфагеном из-за столкновения их интересов в Испании, активность иберийских племен все более повышалась к становилась весьма значительным фактором в политической жизни Иберийского полуострова.
После финикийцев карфагеняне явились теми чужеземцами, которые вмешивались в испанские дела и подчинили своей гегемонии многие племена древних иберов. Поэтому борьба местного населения против карфагенян приобретала глубокий исторический смысл. Именно с этой точки зрения мы рассматривали в предшествующей главе начало широкой освободительной борьбы иберов, на которую последние поднялись в ранее невиданных масштабах. Прослеживая борьбу иберов против завоевателей Баркидов, мы установили, что в то время ни иберы, ни Баркиды не вышли еще окончательно победителями.Несмотря на внешний блеск походов Ганнибала в Испании, все же его победы над иберийскими племенами являлись кратковременными. Иберы упорно готовились к борьбе против карфагенских властителей. Это, надо думать, сознавал Ганнибал, и только осложнявшиеся римско-карфагенские отношения позволили ему пренебречь положением в Испании. Хотя карфагенский полководец в конечном итоге и просчитался в оценке этого положения я поэтому не обеспечил себя надежным тылом при походе в Италию, все же его действия в Испании имели немаловажное значение. Вот почему необходимо учесть некоторые его мероприятия, осуществленные перед уходом в Италию. Уже заранее, как напоминает Полибий (III, 33, 6—7), «на тот случай, если бы ему самому пришлось отлучиться куда-либо, брату своему Гасдрубалу он дал указания относительно того, как он должен управлять и командовать иберами...». Зная настроения иберийских племен, испытав в упорных столкновениях характер применявшейся иберами тактики и,
как говорит Полибий (III, 33, 7—10), «руководствуясь мудрым расчетом, Ганнибал в целях безопасности положения в Испании и в Ливии перемостил ливийские войска в Иберию, а.
иберийские в Ливию». Карфагецяне, как известно, вербовали в свои войска немало иберов в качестве наемников и иногда били весьма обеспокоены как поведением туземцев, так и дезертирством их из карфагенской армии!Меньше всего Ганнибал мог полагаться на лойяльность тех иберийских племен, которые ему удалось подчинить после объявления Римом войны Карфагену, когда он решил перейти Эбро и через Пиренеи направиться в Италию. По пути Ганнибал подчинил немало разных племен: илергетов, баргусиев, эроносиев и андосинов, проживавших на побережье вплоть до самых Пиренеев2. Однако подчинение всех этих племен было формальным. Ни сами племена, ни их территория не могут рассматриваться как покоренные.
Решительно как полководец, но не без смутного опасения как политик, которого тревожила мысль о положении в Испании, Ганнибал направился в поход на Рим. Своего брата Ганнона он оставил правителем Испании и дал ему неограниченную власть, в особенности над племенем баргусиев, которому, по словам Полибия (III, 35, 4—5), меньше всего доверял. Десять тысяч пехотинцев и тисячу всадников получил Ганнон со всем снаряжением и продовольствием на случай, если иберы поднимутся против власти Карфагена. И все-таки Ганнибал не был уверен, что во время его отсутствия в Испании не начнется война. Поэтому, кроме резервной армии, оставленной Ганнону, необходимо било предпринять какие-то дополнительные дипломатические и политические шаги, обеспечивающие спокойствие в стране. Поэтому Ганнибал распустил части иберийских войск по домам «с целью иметь друзей в покинутых дома народах, вместе с тем внушить остальным надежду на возвращение к своим очагам, наконец, с целью расположить к походу всех иберов, не только тех, которые шли с ним, но и остающихся дома, на тот случай, если когда-либо потребуется их помощь» (III, 35, 6—8).
Однако принятые меры не могли изменить отношения иберов к карфагенским властителям. От армии Ганнибала стали отпадать отдельные иберийские отряды, появились дезертиры, которые уходили в гори, а затем нападали на армию Ганнибала с тыла.
Все эти явления, по словам Моммзена, «вполне убедительно доказывают, что если бы римская армия стала оспаривать у него (Ганнибала) обладание Испанией, то он не стал бы1 См. об этом у L i v., XXI, 23, 4—6; ср. Poly b., III, 35, 4—5.
2 Эти племена перечисляет Полибий. Названия их, если не считать илергееов, недостаточно известны. См. P0l5bb,, III, 35, 2—3.
избегать встречи с нею; всего же важнее то, что, если бы римляне оказались в состоянии оттянуть его выступление из Испании всего на несколько недель, зима заперла бы альпийские проходы прежде, чем он бы их достиг, и африканская экспедиция могла бы беспрепятственно направиться к своей цели»1. Карфагенский вождь понимал и учитывал эти обстоятельства в своих военных планах. Может быть, именно существовавшая в Испании ситуация, с одной стороны, и разрыв с Римом — с другой, и толкнули Ганнибала на поход в Италию, который должен был, по расчетам Ганнибала, отвлечь внимание римлян от Испании, этого наиболее уязвимого места карфагенской империи.
Последующая античная традиция под впечатлением походов Ганнибала в Италию чересчур сгущала краски в характеристике его полководческих способностей и упускала из виду роль карфагенського вождя как политического деятеля. Таким образом, не учитывалась зависимость военных планов Ганнибала от политического положения в Испании и Ливии. В частности, план похода через Пиренеи в Италию приписывается исключительно военному таланту Ганнибала. Между тем известно, что реальное положение Карфагена в 218 г. и весьма незавидное положение Ганнибала в Испании исключали какой-либо другой план активных действий против Рима, кроме направления через Пиренеи в Италию. Рискованный план Ганнибала был одинаково опасен и для Карфагена и для Рима. Если операции Сципионов в Испании ни в коей мере не могли служить утешением для Рима, ибо Ганнибал стоял у ворот Рима, то для Карфагена операции в Испании и в Италии могли в некоторой степени являться облегчением хотя бы потому, что эти операции отвлекали силы и внимание римлян от карфагенской метрополии.
В этом отношении план Ганнибала оказался не только единственно возможным и правильным, но и абсолютно необходимым.Римляне прекрасно знали все слабые стороны этого плана. Поэтому, несмотря на опасность, которой грозил исход событий под Каннами, римляне понимали, что Испания была наиболее уязвимым местом в империи Карфагена, что от положения дол в Испании зависит исход операций в Италии и что на этом основании она не должна быть оставлена в покое ни на одну минуту. Таким образом, операции в Испании становились для Рима совершенно необходимыми. Рим мог спокойно послать для военных операций в Испанию Сципионов, ибо там можно было рассчитывать на поддержку местных племен и даже на восстание иберов против карфагенян. Расчеты Рима на поддержку
1Т. М оммзен, История Рима, М., 19з6, т. I, стр. 546.
иберов в Испании, несомненно, с самого начала были более реальны, чем надежды карфагенян на помощь местных племен в Италии. Отсюда понятен ответ римлян на поход Ганнибала в Италию походом Сципионов в Испанию. Консул Публий Корнелий Сципион должен был руководить испанскими операциями и добиться того, чтобы «сделать Испанию не столько римской, сколько некарфагенской».
Задержанный в Италии галльским восстанием, Сципион только по дороге в Испанию узнал о стремительном походе Ганнибала в Италию, начатом неожиданно для римлян. Поэтому он не мог воспрепятствовать этому походу. Теперь, при создавшейся тревожной обстановке, Сципион направил своего брата Гнея с войском и флотом в Испанию. Операции начались высадкой в Эмпории. Отсюда Гней Сципион прежде всего подчинил своей власти побережье, прилегающее к Эбро, чтобы создать здесь базу для дальнейших операций. Одни из прибрежных городов он завоевал силой, другие — преимущественно греческие колонии, как об этом сообщает Полибий (III, 76, 1—4),— «добровольно переходили на римскую сторону». Отрывок из греческого историка Сосила, друга Ганнибала, сообщает нам весьма интересные сведения о совместных военных действиях массалиотов и римлян против карфагенян у устья Эбро [421].
Отсюда Сципион, согласно Полибию (III, 76, 4), двинулся в глубь страны. Это замечание греческого историка следует, повидимому, понимать так, что римляне направились по равнине вдоль берега Эбро. Утверждение Полибия (III, 76, 6), что Гнею Сципиону сразу удалось превратить все племена по сю сторону Эбро в своих союзников, не совсем правильно. Сам Полибий вынужден сообщить, что царек наиболее могущественного иберийского племени илергетов •— Андобал (Инде- бил или Индибил) в битве между римлянами и карфагенянами (Ганноном) выступил на стороне последних. Илсргеты же занимали район от Илерды — своей столицы — до Оски, т. е„ между Эбро и Пиренеями, между Сикорисом и Галликом.О первой битве между римлянами и карфагенянами передает Полибий (III, 76, 1—13). Местом битвы была столица племени цессетанов —■ Цессе. «Гней дал им (карфагенянам. — А. М.) битву и одержал победу, причем овладел большой добычей, потому что здесь оставался весь обоз двинувшегося в Италию войска; кроме того, он приобрел дружественный союз всего населения по сю сторону реки Ибера и захватил в плен военачальников карфагенян и иберов, Ганнона и Андобала». Это было столь значительным ударом по престижу Карфагена, что
Гасдрубалу пришлось срочно направиться на север и методами экзекуций восстанавливать пошатнувшийся авторитет карфагенян в глазах туземного населения. «Гасдрубал взял тысяч восемь пехоты и тысячу конницы и напал на рассеявшихся флотских воинов, причем многих перебил, а остальные вынуждены были бежать на корабли. Гасдрубал повернул назад, перешел опять реку Ибер и занялся приготовлениями к войне и укреплением местностей, лежащих за рекою, расположившись на зимнюю стоянку в Новом городе (Новый Карфаген.— А. М.). Гней возвратился к флоту, где подверг виновников недавнего поражения установленному у римлян наказанию, затем соединил вместе сухопутные и морские войска и устроился на зиму в Тарраконе. Равным разделом добычи он приобрел большое расположение к себе воинов и вдохнул в них охоту к предстоящим битвам».
Таковы были дела в Иберии в 218 г. На сухопутную битву,, данную Гнеем и закончившуюся поражением карфагенян, Гасдрубал ответил разгромом римских моряков в устьях Эбро. Сципион укрепился в Тарраконе и держал там линию Эбро, Гасдрубал зимовал в Новом Карфагене, как будто восстановив status quo в полном соответствии с договором 226 г. Всякие другие сообщения о ходе событий 218/217 г. следует рассматривать, как вставку анналистов. По отношению к 218 г. следует принимать за действительность или за действительно случившееся только то, что передал нам Полибий.
Весной следующего, 217 г. происходила морская битва у берегов Эбро, в которой карфагеняне потерпели, по словам Полибия (III, 96), поражение. Возможно, что под влиянием именно этих столь выгодных для Рима событий в Иберии анналисты включили сюда еще два совершенно не подтвержденных похода, записанных у Ливия-[422]. Все расположение римских и карфагенских войск делало в то время невозможным поход римлян до Нового Карфагена и Лонгунтики, равно как и второй их поход до Saltus Castulonensis с добровольным подчинением римлянам сразу 120 различных племен, а также другие сообщаемые детали. Все эти сведения Ливия нужно отбросить. При изучении событий 217 г. необходимо исходить из двух весьма важных сообщений Полибия, близко стоявшего ко всем описываемым событиям. Первое сообщение Полибия (III, 97, 4—6) касается утверждения, что «раньше римляне (т. е. до прибытия Публия, брата Гнея Сципиона) не отваживались переходить реку Ибер и довольствовались союзом народов, живущих по сю сторону реки». Второе сообщение (III, 97, 6) касается обстоятельств первого перехода через Эбро при Сци
пионах. «Успеху предприятия много помог случай, именно: наведя ужас на тех иберов, которые жили у переправы через Ибер», римляне направились к Сагунту. Все это служит подтверждением того, что до соединения Сципионов римлянам не приходилось ни одного раза переходить Эбро. Кроме того, сообщение о присоединении 120 племен к римлянам становится совершенно невероятным в свете информации Полибия о том, что некоторых иберов, живших у переправы через Эбро, охватил страх при появлении римских войск. Следовательно, вся исходящая от Ливия традиция о Гнее Сципионе и направленная к превознесению его путем приписывания ему походов, которые он в 217 г. не совершал, не заслуживает доверия. О проведенных Гнеем операциях лучше всего сказал, пожалуй, Аппиан (Iberica, 15): «Гней не совершил в Испании ничего такого, что заслуживало бы упоминания, пока не явился его брат Публий»
Прибытие Публия Сципиона с новыми силами в Испанию позволило римлянам впервые переправиться через Эбро и проникнуть до самого Сагунта. Относительно позиции, занимаемой иберийскими племенами во время этой операции Сципионов, имеются надежные сведения у Полибия и частично у Ливия. Первый (III, 98—99) рассказывает нам о выступлении иберийского царька Абилига, об освобождении последним задержанных еще Ганнибалом иберийских заложников и о его лойялыпости по отношению к римлянам: «Абилиг решил изменить карфагенянам и выдать заложников римлянам (III, 98, 5)». Характерно и сообщение Ливия1, согласно которому кельт- иберы поднялись и ударили в тыл карфагенянам. Антикарфа- пепская позиция иберийских племен способствовала их объединению в борьбе с прежними завоевателями, хотя объективно содействовала успехам римлян. Необходимо отметить, что для карфагенян выступления иберов в тылу становились более грозным явлением, нежели открытые битвы с римлянами.
1 L i v., XXII, 21. Де Санктис отрицает какую-либо ценность этого сообщения, как и всей XXII книги Ливия. Изучавший историю войн кельт- иберов с римлянами советский историк JI. М. Рогалин полагает, что в вышеотмеченном положении Ливия имеется все же некоторое зерно истины. Л. М. Рогалин пишет: «Необходимо найти в этом рассказе анналистов реальное зерно. Нссо.мнсшю, что сообщение о громадных потерях карфагенян в сражении с кельтиберами — фантастическое преувеличение; также выдумкою анналистов следует признать рассказ о добровольном переходе кельтиберов на сторону римлян. Но самый факт выступления кельтиберов кажется нам вполне реальным, тем более что мы даже знаем место битвы с кельтиберами в 217 г. Их нападение на армию Гасдрубала в 217 г. следует рассматривать как пробу сил кельтиберийских племен, которые в дальнейшем выступят во главе всех испанских племен в их борьбе против карфагенских и римских .завоевателей» (см. «Первая Кельт- иберийская война в Испании 197—179 гг. до я. э.», БДИ, 1948, № 4, •стр. 77).— РеД.
Следующий, 216-й год был тяжелым для карфагенян. Римляне под командой обоих Сципионов создали прочные базы к северу от Эбро. Ливий сообщает (XXIII, 26), что против карфагенян выступили турдетаны под руководством своего вождя Хальба. В битве при Λcκya1 карфагеняне были разбиты, и турдетаны захватили их лагерь с различного рода снаряжением. Для всякого, изучающего борьбу иберов в этот период, представляют большой интерес также некоторые обстоятельства битвы римлян с карфагенянами при Гибере[423][424](Hiberum), закончившейся победой римлян. В этой битве Гасдрубал применил ту же тактику, как и при Каннах Ганнибал,-— отступающий центр должен был поглубже втянуть противника внутрь, дабы успешнее можно было охватить его с флангов. Но испанцы, бывшие в центре карфагенских войск, не выдержали слишком стремительного давления римлян, которые одержали верх[425]. Если Ганнибал победил при Каннах, то при Гибере карфагеняне потерпели поражение. Таким образом, в боях на Иберийском полуострове становилось ясным, что тактикой Ганнибала можно не только наносить поражения, но и терпеть их. Применение одних и тех же тактических приемов при различных условиях дает различные результаты. Битва при Гибере показала, что дело в конце концов решается не поверхностным применением одних и тех же тактических приемов, а постоянно действующими факторами: прочностью тыла, моральным духом армии, количеством и качеством войск, их вооружением, а также организаторскими способностями военачальников[426]. Для Ливия было совершенно ясно, что причина этого поражения карфагенян заключалась в том, что центр их войск, состоявший целиком из иберов, в решающий момент битвы отступил. Ливий (XXIII, 9) говорит, что иберы сражались неохотно и отступили потому, что «они согласны были скорее остаться побежденными, чем, победив, тащиться куда-то в Италию».
К тому же положение карфагенян после Гиберы не предвещало им ничего отрадного.
Под начальством брата Ганнибала Магона Гасдрубалу были посланы новые подкрепления. Рим в это время был обессилен под Каннами, над ним нависла угроза войны с Македонией, и поэтому помощь Сципионам едва ли могла бЫть оказана. Расходы римской казны в Сицилии и Сардинии поставили армию Сципионов в затруднительное положение. Из Ливия (XXIII, 40—49) мы узнаем, что на испанцев до тех пор не налагались контрибуции и сборы. Притом римляне еще не организовали своей базы к югу от Эбро. В момент первых же столкновений Карфагена с Римом на испанской почве сложившаяся обстановка заставила иберов определить свою позицию к этой войне. Удары кельтиберов в тыл карфагенской армии, восстание турдетанов во главе с Хальбом и битва при Рибере показали, какова была позиция местных племен в сражениях на Иберийском полуострове.
Таково было положение дел в 215 г. Гасдрубалу не удалось достигнуть Италии,— этому помешали римляне, которые сознательно уклонялись от столкновения с войсками карфагенян до тех пор, пока Гасдрубал не напал на иберийские племена. Какие это были племена, сказать невозможно, так как они в источниках не указываются. Так как события эти происходили около устья Эбро, то можно заключить, что это были племена, жившие по ту сторону реки, т. е., возможно, илор- кавоны, или же по сю сторону, вдоль моря — цоссетаны. Трудность этого вопроса осложняется недостаточной достоверностью других событий 215 г.
Дальнейший ход событий во многом определяется активними действиями иберийских племен. Ливий (XXIII, 49) сообщает о том, что осенью 215 г. карфагеняне вынуждены были приступить к осаде иберийских городов Илитурги (Hiturgi) и Индибили (Indibili), ибо жившие в них иберы отпали от карфагенян. Но уже давно доказано, что эти города находились в Бэтике, где римляне в это время быть не моглиС Ливий, по- видимому, спутал Илитурги с Ильдуро (Ilduro) или Ильдум (Ildum), находившимся около Сагунта. Тут же неподалеку расположен был и другой город иберов •— Индибили (Indibili)[427][428].
Именно к этим обоим иберийским городам относится все то, что рассказывает нам Ливий. Это подтверждается и позицией римлян, которые, перейдя Эбро, должны войти в соприкосновение с карфагенянами, осаждавшими указанные города. Из Ливия (XXIII, 49) видно, что римляне стремились освободить эти города от осады, тем самым добиваясь расположения иберов.
В 215 г. римские войска испытывали большую нужду в деньгах и провианте, так что им пришлось обратиться в Рим с настоятельной просьбой о помощи.
Из этого можно заключить, что иберы не имели никаких повинностей по отношению к римским войскам. При этом частично иберы участвовали в военных расходах, так как об этом говорят монеты иберийских городов. Монеты эти чеікаїїились обычно по римскому образцу (денарий, асс и др.), но с иберийскими легендами. Политика римлян заключалась в том, чтобы, вырвав у карфагенян инициативу в военных действиях, максимально использовать иберов. Последним внушалось, что война ведется в их интересах, за изгнание карфагенян из Испании. Подобная пропаганда римляп имела, очевидно, определенный успех. Однако она в конце концов обернулась против самих же римляп.
События 214 и 213 гг. до н. э. мы восстанавливаем по данным Ливия с исправлениями по Аппиапу. Из Ливия видно, что активные боевые действия начались в области Gastrum Album С'А-хра — «Белая крепость»). Правильное представление
о ходе событий этого и следующего годов можно получить лишь в том случае, если предположить, что инициативу борьбы в 214 г. захватили карфагеняне. Тогда станет ясным многое из того, что совершилось позднее, и удастся установить причинную связь между событиями. В особенности же необходимо объяснить, каким образом римляне, находившиеся около Сагунта и «Белой крепости», могли вдруг оказаться в Бзтике, около города Илитурги.
Из Аппкана (Iberica, 15—16) известно, что Гасдрубал был вызван в Ливию, чтобы отразить нападение пумидийекого царька Сифакса.
«Заключив с Сифаксом мир, карфагеняне вновь посылают в Иберию Гасдрубала с более многочисленным войском и 30 слонами, а вместе с ним двух других полководцев, Магона и другого Гасдрубала, сына Гискона. С этого времени Сципионам война стала труднее»... И если римляне все же «и в этих условиях побеждали», то объяснение этому можно найти только в отпадении Илитурги и Кастулона, о чем сообщает нам Ливий (XXIV, 41, 8—9). Кастулоп был значительным иберийским городом на Бэтисе. О значении этого города мы
можем отчасти судить хотя бы по тому, что горному хребту в этой области дано было название Saltus Castulonensis. Илитурги также являлся значительным городом Бэтики, неподалеку от Кастулона.
Выступлением иберов в этих городах не могли не воспользоваться римляне, которые двинулись в Турдетанию в область Бэтики, где столкнулись в битве с турдетанами (XXIV, 42, 11) и разрушили турдетанский город неизвестного названия. Таким образом, переход римлян через Эбро и их стремительное проникновение в Турдетанию необходимо связать с выступлениями иберов, с позицией местного населения в римско-карфагенской борьбе. Илитурги и Кастулон предопределили успешное продвижение римлян в Турдетании.
К событиям этого же года следует отнести и тот интересный факт, что кельтиберийские племена перестали служить карфагенянам и впервые вступили в римские войска в качестве наемников. «Из событий этого года,— говорит Ливий (XXIV, 49, 7),— в Испании только это обстоятельство и обращает на себя внимание, ибо кельтиберы были первым наемным войском, которое когда-либо существовало в римском войске». 213 год, по- видимому, и завершается этим этапом римско-карфагенской войны. Сципионы стояли, повидимому, в Урсо (Urso) и Касту- лоне, а карфагеняне разбили свои лагери на зиму в Турдета- нии.
Отдыхая в лагерях в условиях испанской зимы, ни одна из сторон, может быть, не предвидела столь неожиданных событий, какие наступили весной следующего года. Гибель Сципионов в 212 г. и стремительное продвижение карфагенян вновь до Эбро и явились историческим сюрпризом этого года. Описание этого события мы находим у Аппиана (Iberica, 16). «...Из Сципионов Гней стал зимним лагерем в Орсоне (в Urso.— А. М а Публий в Кастулоне. Там ему было дано знать, что приближается Гасдрубал. Выйдя из города с небольшим отрядом для разведки карфагенского войска, он не заметил, как напал на самого Гасдрубала, который с конницей, окружив его и бывших с ним, всех перебил. Гней, ничего не зная о судьбе брата, послал своих воинов за хлебом. С ним встретился другой отряд ливийцев, и завязалась битва. Услыхав об этом, Гней быстро выступил против них, как был, с отрядом легко вооруженных. Карфагеняне, разбив передовых, стали преследовать самого Гнея, пока он не скрылся в какой-то башне. Карфагеняне сожгли эту башню, а в ней сгорел и Сципион вместе с бывшими с ним».
По другой версии[429], войско Гасдрубала стояло в Amtorgis, там же погиб Гней Сципион. Что касается Публия, то, согласно Плинию, он погиб у города Ilorcum, вероятно, тоже на Бэ- тисе! После гибели Сципионов в 212 г. почти все то, что они приобрели, снова отпало к карфагенянам. Римляне должны были поспешно вернутся на Эбро и оставались в узком пространстве, ограниченном Эбро и Пиренеям^. Всаднику Л. Мар- цию удалось объединить сохранившиеся остатки разбитых войск обоих братьев Сципионов и не пропустить карфагенян за старую римско-карфагенскую границу.
Вопрос о причинах постигшей римлян катастрофы также упирается в проблему роли иберийских племен, которые, как позволяет установить ход событий, стали теперь более самостоятельными и перестали быть пешками в игре двух столкнувшихся крупных хищников.
Ливий (XXV, 32) рассказывает нам, как Сципион, готовясь к сражению с Гасдрубалом, нанял большой отряд кельтиберов.
Однако перед самой битвой кельтиберы внезапно покинули римлян и ушли в горы на свою территорию. Сципион, лишившись столь большого отряда, был вскоре разбит. Эта версия находит свое подтверждение в переданной Полибием речи Публия Сципиона Африканского старшего: «Публий, собравший войско, убеждал его не падать духом по случаю испытанной раньше неудачи; ибо, говорил он, карфагеняне одолели римлян не собственной храбростью, но изменою к е л Ь T И е е р в в...»3. Несомненно, что Сципион Африканский в своей речи имел в виду те трагические события, которые имели место в 212 г. и которые стоили жизни его отцу. Полибий вторично указывает на то, что кельтиберы сыграли столь коварную роль в судьбе Сципионов (X, 7, 1—2). «Находясь еще в Риме, он (Публий Сципион.—■ А. М) расспросил и точно разузнал об измене кельтиберов и о разделении римских войск и убедился, что в этом лежала причина несчастья его отца».
Не только кельтиберы, на которых еще не распространялось господство ни карфагенян, ни римлян, боролись за свободу и независимость. Даже один из вернейших, казалось бы, карфагенских друзей, вождь иберийского племени илергетов Индибил заколебался. Полибий говорит, что Индибил одно время потерял свое руководящее положение из-за карфагенян, т. е., очевидно, римляне во время своего наступления отняли у Индибила его власть. Теперь после разгрома обоих Сципионов ему вернули прежнее положение, однако карфагеняне потребовали у него дочерей в качестве заложниц. Дальнейшие
события-'- вполне подтверждают, что этот вождь илергетов принужден был лавировать во время римско-карфагенской войны. Во всех своих мероприятиях Индибил умел тоньше, чем кто- либо из других иберийских старейшин, защищать свои собственные интересы. Это показывает, что иберы, в частности илер- геты Индибила, достигли уже такой степени политической и социальной зрелости, что осознали свои собственные политические интересы.
С выступлением Публия Корнелия Сципиона, сына павшего в Испании Публия Корнелия Сципиона, стало очевидным, что Рим начал уделять исключительное внимание испанскому театру военных действий. Первоначальное вмешательство в испанские дела в 218 г., имевшее своейцелыо «сделать Испанию не столько римской, сколько некарфагенской», заменилось теперь с выступлением Публия Сципиона политикой оккупации Иберийского полуострова, порабощения его населения и превращения захваченной территории в римскую провинцию. В связи с этим меняется характер римского командования и высшей власти в Испании.
Сразу же после гибели обоих Сципионов в 212 г., как сообщает Ливий (XXV, 37), Рим направляет в Испанию Луция Марция и Тита Фонтея. В 211 г., после падения Капуи, часть освободившихся войск в количестве 12 тысяч пехотинцев и 1100 всадников во главе с Клавдием Нероном была отправлена в Испанию. Сципион же выехал в Испанию в 210 г.[430][431]
Таким образом, получается следующая картина эволюции римской власти в Испании. Прибывший в 211 г. в Испанию пропретор Нерон получил войско от Т. Фоптея и Л. Марция. Карфагеняне стояли уже по сю сторону Эбро. Нерону пришлось действовать в стране авзетанов, живших вдоль морского побережья к северу от названной реки. Римляне были прижаты к побережью и не выходили за пределы этой тесной территории. При этом Нерон не имел почти никаких успехов, тогда как карфагеняне теснили римлян. Только в 210 г. в Испанию прибыл Сципион вместе с Силаном.
Высадившись в Эмпории, Сципион имел в своем распоряжении 10 тысяч пехотинцев и тысячу всадников. К этому присоединялось теперь: 13 тысяч воинов под командой Нерона, вспомогательные отряды численностью в 10 тысяч человек, и, кроме того, иберийские наемные отряды; все эти войска в совокупности составляли, по крайней мере, 35 тысяч воинов. Карфагеняне располагали тремя армиями: одна под начальством
Гасдрубала Барки стояла в Карнетащии; другая во главе с Гас- друбалом, сыном Гискона, находилась в устьях Тага (Тахо), далеко на западе; третья, во главе с Магоном, младшим братом Гасдрубала Барки, располагалась на юге, у Столбов Геракла. В Новом Карфагене находился гарнизон не более чем в тысячу человек карфагенских солдат1.
Весной 209 г. Сципион сделал смотр римским войскам и своим испанским союзникам в устье Эбро. Оставив Силана охранять берег Эбро, сам он направился к Новому Карфагену. Его друг Левкий получил приказ плыть вдоль берега, чтобы притти к цели в одно время со Сципионом, двигавшимся по суше. Сципион окружил город и штурмовал эту сильную карфагенскую крепость в течение всего дня[432][433][434]. Один день ожесточенных боев дал Сципиону ключ к юпо-весточпой Испании, со всеми ее богатствами. Источники сообщают нам о захваченных 600 талантах, не считая добычи из рудников вблизи города, складов амуниции и тысячи пленных. Затем Сципион стал обучать и реорганизовать свою армию для новых походов. На зиму Сципион вернулся в Тарракон и там отпраздновал триумф. Местные общины, особенно эдетаны к югу от Эбро и даже вождь илергетов Ипдибил, заявили о верности римлянам. Тогда Сципион после ряда подготовительных мероприятий принял решение о новом большом наступательном походе против карфагенян. Его задачей было теперь изгнать карфагенян с Иберийского полуострова.
В то время как Сципион после захвата Нового Карфагена стоял перед новыми решениями, Гасдрубал, не подозревая всей сложности положения, вербовал в Карпетании и Кельти- берии отряды па помощь Ганнибалу в Италию®. Инициатива в это время определенно находилась в руках римлян, и пока Гасдрубал занимался формированием частой, Лелий мог уже докладывать в сенате о том, что в Испании «были возвращены несколько городов, которые отпали, и были приняты новые на положении союзников»[435]. Сципион обеспечил также свой тыл путем дипломатических маневров по отношению к иберийским племенам. В Новом Карфагене он освободил содержавшихся там заложников, в результате чего «многие племена и многие князьки перешли на сторону Сципиона и, не говоря об остальных, еще племя кельтиберов». Что касается кельтиберов, то тут многое остается неясным, ибо как раз в Кельтиберии в
305
это время находился Ганнон и производил там набор в свои отряды'. Твердо можно говорить о переходе на сторону римлян только племен констетанов и илеркавопов. О переходе отряда кельтиберов в 1400 человек рассказывает нам Ливий (XXVI, 50) и Фронтин (III, 11, 5) в связи со следующим якобы имевшим место случаем. После взятия Нового Карфагена и освобождения заложников Сципион взял на себя охрану добродетели девушек-заложниц, в том числе и невесты кельтибе- рийского вождя Алуция. В ответ на это кельтиберийский вождь в знак личной благодарности явился вскоре к римлянам с отрядом в 1400 человек. Приведенный анекдот не дает еще права решать проблему отношений между кельтиберийскими племенами и римлянами.
В 209 г. произошла битва, сыгравшая большую роль в соотношении сил борющихся сторон, а также в проверке лойяль- ности иберийских племен. Это была битва при Бекуле (Baecula)2, После гибели Сципионов это, в сущности, было первое сражение, в котором основные силы противников, переформированные и долго стоявшие в ожидании большого боя, встретились в открытом поле. У Полибия и Ливия подробно излагается начало, ход и финал этого сражения. «Случилось так,—рассказывает Полибий (X, 38, 7—10),— что военачальник карфагенян находился в это время в окрестностях Кастулона подле города Бекул, невдалеке от серебряных рудников. По получении известий о прибытии римлян Гасдрубал переместил свою стоянку, причем сзади она ограждена была рекой, а впереди ее расстилалась равнина, защищенная цепыо холмов. Цепь была настолько высока, что прикрывала лагерь, л достаточно длинна, чтобы на ней выстроить войска к бою. В этом; мосте Гасдрубал держался, постоянно высылая передовые отряды на самые высоты. Приблизившись к карфагенянам, Публий желал было сразиться с врагом, но увидел, что местность прекрасно защищает противника, и колебался. Так он прождал два дня; наконец, опасаясь, как бы не соединились с Гасдрубалом войска Магона и Гискона и как бы неприятель не запер его со всех сторон, решился дать сражение и вызвать неприятеля на бой». Дальше Полибий продолжает: «Теперь Гасдрубал вывел из лагеря все войско. До этого времени он оставался па месте в убеждении, что достаточно хорошо защищен условиями местности и что неприятель не отважится напасть на него. Таким образом, нападение последовало неожиданно, и он не успел построиться к бою... В результате стремительного натиска римлян, ряды карфагенян дрогнули... Как только Гасдрубал увидел, что войска его подаются и приходят в расстройство, он, согласно первоначальному плану, отказался от решительной битвы, собрал казну, слонов, взял с собою, сколько мог, бегущих воинов и отступил вдоль реки Тага к Пиренейским перевалам». Гасдрубал с остатками своих войск направился к Пиренеям и далее в Италию, на помощь Ганнибалу, тогда как Публий Сципион по заявлению Полибия (X, 39, 9—10) «не находил выгодным для себя гнаться тотчас за Гасдрубалом, ибо опасался нападения прочих карфагенских вождей».
Таким образом, исход битвы при Бекуле, с точки зрепия испанского театра войны, привел к разгрому одной из трех карфагенских армий, при этом наиболее значительной и под командованием самого Гасдрубала, а с точки зрения общей стратегии войны Карфагена с Римом — к новому походу на помощь Ганнибалу, ибо «Гасдрубал шел в Италию, причем италийцы,—— говорит Аппиан (Iberica, 28),— ничего не знали о его походе». Таким образом, в то время как Сципион решал одну из задач общего плана разгрома карфагенян в Испании, Гасдрубал стремился прорваться в Италию и принести помощь брату в самые критические моменты для Ганнибала и Карфагена. Битва при Бекуле раскрыла как планы Сципиона в Испании, так и планы Гасдрубала, у которого, если верить Полибию, план вторжения в Италию бил «заранее разработан» 1.
Битва при Бекуле сыграла в дальнейшем ходе римско-карфагенской войны немаловажную роль в определении позиции иберийских племен. Жестокое обращение Гасдрубала с иберами перед сражением, о чем сообщает нам Полибий (X, 36, 3—4), настроило иберийцев окончательно антикарфагенски. Вскоре это стало ясно и самому Гасдрубалу. Поэтому исход битвы не-мог оставлять каких-либо сомнений относительно дальнейшего поведения иберов. Сопротивление последних карфагенянам возрастает с большей силой.
Как битва при Бекуле отразилась на позиции иберов, показывают следующие события. Согласно Полибию (X, 40, 1—2), после битвы «Публий собрал в одно место всех военнопленных, в числе коих было около десяти .тысяч пехоты и больше двух тысяч конницы, и сделал относящиеся к ним распоряжения». Об этих распоряжениях Ливий (XXVII, 19, 1) рассказывает более подробно, чем Полибий. «Из них (пленных.— А. М) всех испанцев Сципион отпустил по домам без выкупа, а африканцев приказал квестору продать. Тогда толпа испанцев, как сдавшихся прежде, так и взятых в плен накануне, окружила его и с замечательным единодушием провозгласила
царем». Едва ли это сообщение Ливия и в таких же почти выражениях у Полибия (X, 40, 1—2) можно считать только риторической прикрасой к рассказу о доблестях Сципиона. Дело в том, что в связи с успехами римлян мы имеем перед собою действительно факт резкого аптикарфагепскего поведения иберов. Три иберийских царька, стоявших во главе крупных племен, открыто перешли на сторону римлян: Едекон, Мандоний и Ин- дибил. Согласно Полибию (X, 40, 3—4), «начало этому положил Едекон; он же первый пал ниц перед Публием». Едекон был царьком племени эдетанов1, которые, согласно Страбону (III, 4, 1), жили на побережье от Нового Карфагена до устья Эбро. Индибил был царьком могущественного племени илер- гетов, жившего по сю сторону Эбро. Мандоний2, брат Инди- била, стоял, повидимому, также во главе какой-то племенной организации. Переход этих царьков иберийских племен состоялся в Тарраконе в зиму 209/208 г. до н. э. Не только племена, жившие у Эбро, но и многие другие иберийские племена отложились от Гасдрубала, как об этом говорит Полибий (X, 35, 8). Иберийские вожди еще раньше входили в переговоры с Публием Сципионом и заключали с ним договоры. Так, например, согласно Полибию (X, 38, 4) Едекон заключил со Сципионом союз, который наложил на иберов обязательство «следовать за римскими военачальниками и подчиняться во всем их распоряжениям». То, что на данном этапе освободительной борьбы иберы выражали антикарфагепскую линию поведения в форме открытого отпадения от Гасдрубала и даже в виде союзов с римлянами, может, конечно, до некоторой степени объясняться, с одной стороны, жестокими притеснениями иберов со стороны Гасдрубала, и с другой —■ системой подкупа, которую римляне практиковали для привлечения иберов в а свою сторону. По крайней мере, Ливий сообщает (XXVI, 17, 1), что Публий Сципион «всю зиму (209/208 г.—А. М) употребил на то, чтобы снискать расположение 1варваров Испании, отчасти при помощи подарков, отчасти возвращая заложников и пленных».
Кельтиберы вели себя еще нейтрально. Правда, мы знаем, что некоторые отряды кельтиберов выступали на стороне римлян; однако мы знаем также и то, что Гасдрубал совершенно свободно прошел всю Кельтиберию к Пиренеям во время своего похода в Италию[436][437][438]. По теперь наступала очередь и кельтиберов. События 208 г. в Испании готовили новый этап борьбы испанцев против чужеземных властителей, хотя эта борьба все еще была направлена против карфагенян.
На 208 г. Сципиону и Силану вторично было продлено управление (imperium) Испанией. Ливий (XXVJI, 22, 7) говорит, что «Сципиону и Силапу сенат решил оставить на год управление обеими Испаниями»; этим самым Ливий косвенно указывал на приобретенные римлянами территории по ту сторону Эбро. Очевидно, уже в это время стало складываться такое разделение Испании; по крайней мере, в представлении римлянина это разделение было наиболее удобным способом определения географических районов или главпых областей, являвшихся в течение всей войны театром военных действий.
В 208 г. имело место только одно большое сражение. Карфагенские командиры Гасдрубал, сын Гископа, и Магон получили подкрепление из Африки. Под начальством Ганнона (из рода Баркидов), прибыл отряд, соединившийся с Магоном и проведший, по сообщению Ливия (XXVIII, J—4), вербовку наемников среди кельтиберов, которые составляли в его армии тяжеловооруженную пехоту, численностью в 4000 человек, и 200 всадников. Против соединенных сил Магона и Ганнона, стоявших в Кельтиберии, двинулся Силаи. Последний организовал стремительное наступление на пересеченной местности. Этот бой образно описан Ливием (XXVIII, 2): «Неровность местности сделала бесполезными быстрые движения кельтиберов, в обычае которых было во время сражения перебегать с места на место; те же самые неровности очень помогали римлянам, привыкшим сражаться на одном месте». В результате «почти все тяжеловооруженные кельтиберы были истреблены... и карфагепяпе, пришедшие на помощь из другого лагеря, были напуганы, и римляне начали избивать их. Не более 2000 пехотинцев и вся конница, едва вступив в сражение, бежали с Ма- гоном. Другого главнокомандующего, Ганнона, берут в плен живым вместе с теми воинами, которые пришли последними, когда сражение уже было проиграно. Вся почти конница и старые пехотинцы, сколько их было там, последовали за бежавшим Магоном и на 10-й день прибыли в Гадитанскую провинцию к Гасдрубалу. Кельтиберийское же войско, состоявшее из новобранцев, рассеялось по ближайшим лесам, а оттуда разбежалось по домам». Основной отряд, или главная сила, Ганнона — кельтиберийская пехота и конница —— не сумели спасти карфагенского полководца. Карфаген в такой же мере mof бы взвалить на кельтиберов вину за разгром и пленение Ганнона, в какой Рим делал их ответственными за гибель Сципионов. Однако в данном случае кельтиберы, очевидно, были твердо на стороне карфагенян и действительно не за страх, а за совесть дрались с римлянами, к выступлению против которых они, повидимому, уже давно готовились, о чем, как это показывает здесь же Ливий, имелись данные у самих римлян.
Римляне придавали немалое значение результатам сражения с Магоном и Ганноном. Интересно, что результат его оценивался пе по тому, сколько карфагенян было истреблено в этом сражении, и даже не по тому трофею, каким был захват карфагенского полководца Ганнона. Ливий (XXVIII, 3) прямо говорит, что «одержанная победа (над Магоном и Ганноном.— А. М) положила конец не столько уже разгоравшейся войне, сколько той войне, которая возникла бы, если бы карфагенянам дана была возможность, подняв племя кельтиберов, призвать к оружию и другие народы». Из этого видно, откуда на данном этапе войны в Испании ожидалась главная опасность для римлян. Боязнь восстания кельтиберов имела, очевидно, большие и серьезные основания, если только победа Силана рассматривалась пе по отношению к карфагено-римской войне, а по отношению к той, которая могла би возникнуть, если бы кельтиберий- ские племена поднялись против римлян. «Поэтому Сципион,— говорит там же Ливий,— милостиво похвалил Силана и, надеясь положить конец войне, если он сам не промедлит и тем не затянет ее, быстро направился против Гасдрубала в крайние пределы Испании, чтобы нанести последний удар остаткам войны».
В это время Гасдрубал стоял в Бэтике, а потом устремился к Гадесу, разделив свои части по разным-иберийским общинам, возможно тоже для того, чтобы «держать в повиновении своих союзников»; такая задача, согласно Ливию, была у Гасдрубала, когда оп стоял в Бэтике.
Сципион видел, что в незнакомом районе ему трудно будет вести военные операции с противником, засевшим во многих городах; потерпев, как сообщает Аппиан (Iberica, 25—26), несколько неудач, он направил своего брата Луция против богатейшего из городов — Оронгиса. «Город этот служил Гас- друбалу укрепленным пунктом, откуда он предпринимал набеги против народов, живущих внутри страны»1. Луций Сципион расположился лагерем у этого города, окружил последний рвом и двойным валом и разделил войско на три части так, чтобы одна непрерывно вела осаду, в то время как две другие будут отдыхать. После упорной борьбы римляне ворвались в город, овладели им и захватили большое количество пленных.
Затем «...Сципион (Публий.— А. М) отвел все свои войска в Ближнюю Испанию, ввиду наступления зимы, не позволявшей сделать попытку взять Гадес или преследовать войско Гасдрубала, рассеянное по всей провинции (L i v., XXVIII, 3). Для нанесения окончательного удара Гасдрубалу необходимо
1 L i V., XXVIII, 3. О местонахождении этого города нам ничего не известно (см. FHA, III, стр. 131— комментарии).
было время и соответствующая подготовка. Следующие столкновения римлян и карфагенян падают уже на 207 г.
О продлении полномочий Сципиону и Силану в источниках нет сведений. Нам известно, что на 207 год, повидимому, падает битва при Илипе (Ilipa)C Эта битва, как и прочие события 207 г., дает в руки историка не лишенный интереса дополнительный материал о соотношении борющихся сил и о нарастании освободительных стремлений у иберийских племен. Главные сведения об этом дают нам Полибий и Ливий. Когда Сципион выступает из зимнего лагеря в Тарракопе, он посылает впереди себя Силана, чтобы тот привел к нему обещанные царьком Кул- насом2 вспомогательные войска. Кулхас царствовал в районе Бэтиса над 28 иберийскими городами. Силан привел союзнические войска в количестве 3000 пеших и 500 всадников, набрав их, очевидно, у Кулхаса. Соединенные силы Силана и Сципиона вместе с союзническими войсками иберов (всего в количестве 4.5 тысяч пеших и копных солдат) встали лагерем при Бекуле3.
В начале на объединенные войска римлян напали карфагенские отряды Магона и Масипнссы, которые поставили Сципиона в крайне затруднительное положение. «Дело в том, — говорит Полибий (XI, 20, 6—8), — что одних римских войск без союзнических было недостаточно для того, чтобы отважиться на битву; между тем, полагаться на союзников в решительной битве казалось и небезопасным, и слишком смелым. Долго Публий колебался, однако обстоятельства вынудили его к решению употребить в дело иберов, но с тем, чтобы вести сражение собственными легионами, а иберов выставить против неприятеля только для виду». Противники каждый раз оказывались в затруднении, когда они наталкивались на самостоятельную политику иберийских племен, вынужденных в условиях борьбы чуждых сил на территории их родины лавировать, переходить из одного лагеря в другой, выступая против той стороны, которая считалась главным врагом и для борьбы с которой допускался временный союз с другим врагом, в данных условиях являвшимся менее опасным.
Сципион должен был, таким образом, перестроить свои войска. Полибий рассказывает (XI, 22, 1—7), что при переформировании своих легионов Сципион употребил военную хитрость. Он знал, что Гасдрубал обыкновенно выводил свои
1 Об Илипе см. Polyb,, XI, 20, 1; L i v , XXVIII, 12, 14: S i 1
p i а — Appian,, Iberica, 25; Strabo, III, 2, 2; 5,9; P 1 i n,, N11, III, 11; Ilipa на реке Бэтисе, поблизости к AIcala de Rio.
Сазерленд помещает Илину около Италики.
2 Culcha по Ливию, Koλιχας но Полибию, XI, 20, 3.
3 У Полибия (XI, 20, 1) другие сведения о численности отряда.
войска из лагеря в поздний час и ставил ливийцев в центре, а слонов впереди обоих флангов. Сам же Публий привык выходить из лагеря позднее Гасдрубала, римлян ставить в центре против ливийцев, а иберов, своих союзников, на флангах. Теперь же1 Сципион в решительный день перед битвой построил войска в обратном порядке: в середине поставил иберов, а на флангах римляп и тем много содействовал перевесу своих и ослаблению неприятеля. Первым обычно наступал Гасдрубал, а римляне выжидали. Но на этот раз Сципион изменил свою тактику. На рассвете он вывел войска и приказал напасть на лагерь Гасдрубала в Илипе. Теперь уже карфагеняне должны были принять бой. Ускользнуть удалось только шести тысячам карфагенян, все остальные были перебиты. Правда, в Испании еще оставались карфагенские силы, но теперь они были отброшены далеко назад, к той самой базе, где 30 лет назад Гамилькар начал завоевание Испании и образование оттуда карфагенской империи. Только Гадес продолжал еще оставаться во власти карфагенян. Битва при Илипе и разгром Гасдрубала были знаменательны со многих точек зрения. Стало прежде всего ясно, что инициатива перешла к римлянам; «до сих пор,— говорит Полибий (XI, 24а, 3),— воевали карфагеняне против римлян, теперь судьба дозволяет римлянам итти войною на карфаге- пян». Во-вторых, столь же ясным стало положение и для иберийских племен, которые уже теперь не задумывались, на какую сторону им переходить и стоит ли переходить.
Пока не были окончательно изгнаны карфагеняне, иберы должны были выступать на стороне римлян, понуждаемые к этому всем ходом событий. Тотчас же после битвы при Илипе перешел на сторону римлян царек турдетанов Аттений. Таким образом, карфагенян покидали почти все их союзники. «Начало отпадения было положено,— говорит Полибий (XI, 15),— князем турдетанов Аттением, который перешел на сторону римлян с большим отрядом соплеменников. Затем два укрепленных города и их гарнизоны были переданы их начальниками римскому вождю. Боясь, чтобы зараза не получила более широкого распространения, раз уже обнаружилась склонность к отпадению, Гасдрубал в тиши ближайшей почи снялся с места». Это предопределило и последующее падение Гадеса.
Битва при Илипе явилась поворотным пунктом всей римско-карфагенской войны. Гасдрубал, брат Ганнибала, спешивший к последнему на помощь после битвы при Бекуле, был разбит при Метавре, у Сены Галльской. Сам он был убит. Таким образом, еще в 208—207 г., т. е. за год до Илипы, битва при Метавре уже предвещала развитие событий. Если разгром карфагенян при Метавре оказался спасительным для римлян в ходе войны в Италии, то битва при Илипе возвестила полное пора
жение карфагенян в Испании. Рим правильно учитывал все эти события и на 206 год дал Сципиону распоряжения или полномочия устроить дела в Иберии так, чтобы там установлен был полный порядок^ Подобное распоряжение имело большое значение. Его нельзя переоценивать и считать, что теперь, после Илипы, когда судьба карфагенян в Испании била предрешена, Сципион получал какое-то безраздельное верховное командование над войском и всей захваченной территорией. Конечно, Сципион со своими полномочиями был далек еще от экстраординарной магистратуры или полномочий первого консула. Ио все это уже являлось предзнаменованием того, что Испания нуждается в едином правителе. Поручение сената прежде всего относилось, конечно, к урегулированию отношений с испанскими городами и племенами, так как последние требовали независимости и установления соответствующих договорных отношений. В случае отсутствия договора иберы были весьма опасными для Рима, ибо всегда угрожали восстанием. В Испании римляне имели дело со многими большими и малыми племенами, притом каждое племя с тем или иным городом во главе имело уже своего вождя, совет старейшин и элементы общественной и государственной жизни. Но так как ходом событий эти племена попадали и в зависимость от Рима, это их угнетало и подготавливало взрывы восстаний против римлян совершенно так же, как раньше против карфагенян. Урегулирование отношений было возможно лишь на почве переговоров с отдельными общинами, как это било ранее при карфагенской гегемонии на юго-восточном побережье или при гегемонии массалиот- ского союза греков от Майнаки до Массалии. Сципион мог получить из Рима соответствующее распоряжение для урегулирования отношений в Испании именно в этом духе. Поэтому предположение Гецфрида2 о том, что этим распоряжением римский сенат фиксировал свое первое постановление относительно провинции Испании, что оно фактически означает «начало превращения Испании в провинцию», следует считать недостаточно мотивированным и не соответствующим действительности. С другой стороны, в этом распоряжении все же безусловно есть нечто новое по сравнению с ранее имевшими место сенатскими постановлениями о продлении полномочий, о которых мы узпаем из Ливия. В предыдущих постановлениях пророгация касалась не только Сципиона, но и Силана, как равноправных военных магистратов в Испании. Теперь же пророгация дается только Сципиону; это подтверждает Полибий (XI, 33, 7—8), свидетельствующий, что именно Сципион и
1 Z о п а г., IX, 10.
2 Gotz fried, Annalen der romischen Provinzen beiden Spanien, 218—154, Erlangen, 1907.
никто другой больше (ни Силан, ни Марций, ни Юний.—А М.) «устроил все дела в Иберии» и после этого только выехал в Рим.
Победы римлян в Испании, однако, не означали, что в Испании пе стояло никаких задач по устройству дел на захваченной территории. Для этой цели Сципион и получил соответствующее распоряжение. Гадес еще был в руках карфагенян, иберийские селения на берегах Бэтиса занимали по отношению к римлянам двусмысленную позицию, а иногда и открыто выступали против них.
Прежде всего римлянам пришлось столкнуться с могущественными и стойкими в борьбе городами на реке Бэтис: Касту- лоном и Илитурги. Возвратившись из Африки, куда он совершил поездку для заключения союза с Сифаксом, чтобы после завоевания Испании перенести войну под стены Карфагена, Сципион быстро убедился, насколько вредно преждевременное успокоение в отношении испанских дел. Ливий (XXVIII, 19) свидетельствует, что оба вышеупомянутых города, «бывшие союзниками римлян при счастливых обстоятельствах, перешли на сторону пунийцев после гибели Сципионов с войсками». Жители Илитурги «присоединили к отпадению злодеяние, выдавая и умерщвляя, бежавших к ним после этого побоища римлян». Сципион решил сурово расправиться с этими городами теперь же, когда римляне достигли больших успехов в Испании. Относительно действительных причин столкновения римлян с этими городами имеется несколько версий. По Ливию, оба они были союзниками Рима, по Аппиану, ими были только Илитурги. Версия Аппиана представляет дело в другом освещении, нежели сообщения Ливия. Согласно версии Аппиана (Iberica, 32), Силан должен был сначала склонить городок Кастулон на сторону Рима мирным путем. Но население города не соглашалось на это, и тогда Кастулон был подвергнут осаде. Однако в источниках нет ясности по этому вопросу, и возможно, что причиной нападения римлян на Кастулон явились богатства и могущество этого города. Еще Полибий (X, 38, 7) подчеркивал, что значение Кастулона покоилось на серебряных рудниках этой местности. Карфагеняне в свое время старались приобрести расположение этого важного города. Ливий (XXIV, 41, 7) сообщает, что Ганнибал даже взял себе в жены кастулонку.
Все же богатства города вряд ли могли быть единственным обстоятельством для столкновения Рима с Кастулоном. Более вероятно, что этот город в 206 г., с падением карфагенской власти, снова занял независимую позицию. Учитывая уровень общественного развития иберов, переходивших к государственному строю во время римско-карфагенских войн, можно
предполагать, что именно образование иберийских племенных союзов явилось более серьезным основанием непримиримости иберийских городов, в том число Кастулопа и Илитурги, к захватчикам. Отсюда, между прочим, понятно, почему Касту- лон и Илитурги занимали одно время прокарфагенскуто и антиримскую, затем антиримскую и одновременно аитикарфагсн- скую позицию, тогда как в самом начале войны Рима с Карфагеном в Испании эти города, по Ливию, стояли на нрорим- ских позициях. При непримиримости иберийских племен к каким-либо формам зависимости, что с особенной силой должно было проявиться теперь, после изгнания карфагенян, столкновение с римлянами стало совершенно неизбежным.
После изгнания карфагенян свободе иберов угрожали только римляне. Аптиримская позиция Кастулона и Илитурги, двух крупаых городов на Бэтисе, в стране свободолюбивых турдетанов, раздражала Сципиона и Силана и представляла даже серьезную опасность римской армии в Испании. Чтобы обеспечить себе возможность дальнейшей успешной борьбы за окончательное вытеснение карфагенян, сидевших еще в Гадесе, Сципиону надо было предварительно расправиться с опасными врагами в тылу. Он вызвал из Тарракона Л. Марция и отправил его осаждать Кастулон, а сам с главными силами подступил к Илитурги. Римскому полководцу пришлось, но словам Ливия (XXVIIJ, 19), «вести войну с большим ожесточением, чем с карфагенянами... Разделив войско так, чтобы одной частью его командовал легат Лелий, они одновременно нападают на город с двух сторон, наводя таким образом двойной страх на защитников». Однако жители Илитурги не поддались ни угрозам, ни увещеваниям римлян. Драматическое описание осады города римлянами передает Ливий, образно описывающий героизм иберов в борьбе за свой родной город, славная оборона которого заставляет вспоминать Сагунтинскую или Нумантинскуго оборону, столь прославившие воинственный дух и фанатизм иберов. «Не только способные носить оружие и вообще мужчины, но даже женщины и дети принимали участие в защите города свыше своих душевных и телесных сил, подавали сражающимся стрелы и носили на стены камни тем, которые воздвигали укрепления. Дело шло не только о свободе, которая воодушевляет лишь сердца храбрых мужей, но они ■видели перед собою ужаснейшие истязания и позорную смерть. Их мужество воспламенялось и вследствие соревнования в перенесении трудов и опасностей, и тем, что они видели друг друга. Поэтому осажденные вступили в сражение с таким жаром, что славное войско, покорившее всю Испанию, не раз было ■отбито от стен молодежью одного города и приходило в замешательство в этой битве, унижавшей его славу». В конце концов
самому Сципиону пришлось пойти в атаку, подвергая себя всем опасностям этой критической минуты штурма города. Римский военачальник дал пример воинам, устыдил трусов и увлек за собою на решительный штурм всех. После долгой борьбы римлянам удалось ворваться в город. Ливий ярко рисует озлобление и ненависть победителей. «...Никто не думал о том, чтобы брать в плен врагов живыми, никто не думал о добыче, хотя все било открыто для разграбления. Они избивали одинаково безоружных и вооруженных, одинаково мужчин и женщин. В безжалостном озлоблении дошли даже до избиения детей. Потом они предали пламени жилища и разрушили то, чего нельзя было уничтожить огнем: так им хотелось истребить даже следы города и стереть с лица земли память о месте жительства врагов»1.
Расправившись с Илитурги, Сципион направился к Кас- тулону, который осаждался Силаном. По рассказу Ливия (XXVIII, 20), «приходу Сципиона предшествовало известие о поражении жителей города Илитурги, и всех объял ужас и отчаяние; и так как; вследствие различия интересов, каждый желал думать только о себе, не заботясь о другом, то сначала скрытое подозрение, а затем и открытая вражда вызвали разрыв между карфагенянами и испанцами. Во главе испанцев стоял Цердубел, открытый сторонник сдачи, а во главе пуний- ских вспомогательных войск бил Гимилькон. Тайно условившись с римлянами, Цердубел предал карфагенян вместе с городом. Эта победа более миролюбива: горожане били менее виновны, да и добровольная сдача .значительно смягчила гнев победителей». Из обстоятельств сдачи Кастулона видно, что во время осади в городе обострились взаимоотношения между иберами и пунийцами. Мы можем определенно предполагать в Кастулоне наличие двух партий, иберийской во главе с Цер- дубелом и карфагенской во главе с Гимильконом. Иберам не было смысла блокироваться с карфагенянами, судьба которых в Испании, что прекрасно понимали иберы, была предрешена. Иберы понимали, что не имело никакого смысла превращать свой город в арену схватки римлян с карфагенянами. В этом отношении положение Илитурги било, очевидно, другим. Из Ливия не видно, что в нем находились пунийцы. В Илитурги освободившиеся от карфагенян и получившие независимость иберы выступали против новых притеснителей, тогда как в Кастулоне не было еще достигнуто освобождение от старого притеснителя —— карфагенян.
После падения Кастулона Сципион, согласно сообщению Аппиана (Iberica, 32), «удалился в Карфаген, послав Силана
1 Аппиан тоже сообщает о разрушении Илитурги (Iberica, 32).
и Марция к самому проливу с тем, чтобы они грабили всю эту область, как только могут».
Последним событием, значение которого нельзя преуменьшить, было взятие в этом году города Астапы. Ливий сообщает об этом событии в 22-й и 23-й главах XXVIII книги. Оборона Астапы являлась столь же, до фанатизма, стойкой, как оборона Илитурги. В истории борьбы иберов за независимость оборона Астапы занимает безусловно одно из важных мест.
«Город Астана,— говорит Ливий,— был всегда па стороне карфагенян». Однако вовсе не это обстоятельство послужило причиной столкновения римлян с иберийскими жителями этой общины. Ливий прямо заявляет, что гнев вызвала не столько связь с Карфагеном, сколько то, что местные иберы питали к римлянам особенную ненависть. Какова же была причина подобного отношения иберов к римлянам? Сам Ливий справедливо указывает, что иберы во всем руководствовались только «свободой, которая в этот день должна закончиться или почетной смертью или позорным рабством» (ut memores Iibcrtatis quae illo die aut morte honesta aut servitute infami finienda esset...).
Жители Астапы особенно ненавидели римских воинов и купцов, которые, очевидно,- занимались вымогательствами среди иберийского населения. «Когда даже проходил через их пределы караван, так как для небольшого числа людей путь был довольно рискован, то они (иберы из Астапы.—— А. М.), устроив засаду, окружили его в опасном месте и перебили». Очевидно, что это и послужило непосредственным поводом для римско-иберийского столкновения.
Решив сражаться до конца, иберы стали готовиться к упорной обороне. «Когда подошло войско для осады города, то жители его вследствие1 сознания своих злодейств, считая опасным сдаться столь враждебно настроенному неприятелю и не видя вместе с тем надежды на спасение в стенах и в оружии, совершают над собою и над своими позорное1 и жестокое преступление. Они назначают на форуме место, чтобы снести туда драгоценности. Приказав сесть на эту кучу драгоценностей женам и детям, они нагромождают бревна и набрасывают связки хвороста. Затем отдают приказание 50 вооруженным юношам охранять в этом месте их богатства и их семьи, которые дороже богатств, до тех пор, пока будет неизвестен исход битвы. Если они заметят, что счастье склоняется на сторону врага, и дело близится к занятию города, то пусть знают, что все, которых они видят выступающими на сражение, падут в этой битве. Их же они умоляют именем богов, неба и преисподней о том, чтобы они, помня о свободе, которая в этот день должна закончиться или почетной смертью или позорным рабством,
не оставляли ничего, на чем бы раздраженный враг мог сорвать свой лютый гнев. В их руках меч и огонь: пусть лучше дружественные и верные руки истребят то, что обречено па погибель, чем' позволить врагу надменно издеваться над этим». После этих приготовлений астапийские иберы открыли ворота города и бросились всей массой в стремительную атаку на римлян, осаждавших город. «На короткое время произошло смятение вокруг знамен, так как неприятель,— говорит Ливий,— ослепленный яростью, шел с безрассудной отвагой, открывая свою грудь ударам оружия. Но затем воины, привыкшие стойко выдерживать безумные нападения, избив первые ряды, остановили следующих. Вскоре после того они сами попытались перейти в наступление, но, увидев, что никто не отступает и каждый обрек себя на смерть тут же на месте, они раздвинули ряды, что легко было сделать при многочисленности вооруженных воинов, и, окружив фланги неприятеля, избили всех до одного, сражавшихся в кругу». Еще более густыми красками Ливий рисует финал битвы и захват города римлянами. В этом рассказе сквозь художественную форму и непосредственность описания явно проступают черты самоотверженной борьбы иберов за независимость. Описание Ливия являет нам одну из характерных черт облика иберов.
«Более позорная резня происходила в городе, когда свои же сограждане избивали беззащитную и безоружную толпу женщин и детей, бросали в зажженный костер большею частью полуживые тела и когда потоки крови гасили занимавшееся пламя; наконец, сами они, утомленные жалости достойным избиением своих, бросились в полном вооружении в середину пламени. Победители римляне подошли тогда, когда избиение было уже окончено. При первом взгляде на это отвратительное зрелище они остолбенели на минуту от удивления. Но затем, когда, по врожденной человеку жадности, они хотели выхватить из пламени расплавившееся в куче других вещей золото и серебро, то одни из них были объяты пламенем, другие задыхались от страшного дыма, так как напиравшая толпа не давала передним возможности отступить. Таким образом, Астапа была уничтожена огнем и мечом, не доставив добычи воинам. Приняв покорность остальных народов этой страны, подчинившихся под влиянием страха, Марций возвратился с победоносным войском в Карфаген к Сципиону».
Борьба за Астапу1 стоила Риму немалого напряжения и
1 Относительно Астапы, кроме L i v., XXVIII, 22, 23, см. также рассказы других авторов: А р р i а п., Iberica, 33; Poljbb., XI, 24, 10; надписи в CIL, II, стр. 196, 702, 868; ср. также Plin,, NH, III, 3,12 (под названием Ostippo). GIL содержит надписи со словом Ostipponensis, что также должно быть отнесено к Astapa.
немалых потерь; однако осложнения римлян с иберами та этом еще пе кончились. Марций, повидимому, покорил затем местность и по сю сторону Бэтиса. Только Гадес еще держался, и попытки Марция и Лелия взять этот город изменой успеха пе имели. По этой причине в первый раз упоминается Картсйя (Carteia)1, которая была, повидимому, основана еще финикийцами и теперь находилась во власти карфагенян.
В это время Сципион впал в тяжкий недуг, который, впрочем, по словам Ливия (XXVIII, 24), преувеличивался молвой. В столь напряженной обстановке «каждый по врожденной людям страсти нарочно раздувать слухи прибавлял что-нибудь к тому, что слышал, и стало ясно, какую бурю вызвала бы настоящая беда, если уже ложный слух породил такие смуты». Как бы ни относиться к этому свидетельству Ливия и к сообщаемым им в этой связи фактам, из всего того, что говорит римский историк, видно, что недовольство проникло не только' в среду местного населения, но и в армию. Длительная война разоряла местное население; она изматывала и силы римских легионов. Римлянам приходилось с большим трудом преодолевать сопротивление карфагенян и недовольство иберийского' населения. Слух о тяжелой болезни Сципиона, имевший под собою определенную почву2, подлил масла в огонь антирим- ского движения, поднимавшегося теперь уже не под руководством карфагенян, а под влиянием настроений местного населения:. В результате «римские союзники отказались от повиновения, а войско забыло свои обязанности»3.
Сопоставление сообщений Полибия и Ливия и порядок изложения ими событий, т. е. мятежа в римских легионах4 и восстания иберов под руководством Мандония и Индибила, предполагают такую последовательность событий: сначала, повидимому, имел место мятеж в римских войсках, о чем сообщают подробно и Полибий и Ливий, а затем восстание иберов, которое излагается вслед за мятежом. То, что и тому и другому факту оба историка посвящают не одну главу, а дают весьма подробное их описание в нескольких главах, свидетельствует о значительности этих событий, которые могли бы иметь для Рима трагический оборот в тот момент, когда Гадес еще находился в руках карфагенян.
Остановимся сначала на мятеже в римском войске. «Когда в римском лагере возмутилась часть войска, .Публий,— по словам Полибия (XI, 25),— при всей своей опытности в деле командования очутился в столь трудном и беспомощном
1 L i V., XXVIII, 30, 3; 31; надписи в CIL, II, 242, 875; MLI, стр. 119.
2 Кроме L i v., XXVIII, 24, см. об этом P о 1 у b., XI, 25.
3 L i у., XXVIII, 24 (см. FHA, III, стр. 153; там же комментарии).
4 Li-V., XXVIII, 24—29 (ср. P о 1 у b., XI, 25—31).
положении, как никогда». Ливий (XXVIII, 24) еще больше подчеркивает трудности римлян. «И всюду слышался только тайный ропот: если война продолжается в провинции, то что им до- ■лать среди мирных жителей? Если война уже окончена и провинция покорена, то почему их не везут назад в Италию? Также требовали жалования с назойливостью, несвойственной обычной военной скромности; стража наносила оскорбления словами трибунам, обходившим ночью караулы, и по ночам некоторые отправлялись за добычей в окрестные мирные владения; наконец, днем и открыто они стали уходить без отпуска от знамен. Все делалось по прихоти и произволу воинов и ничего не делалось в установленном порядке, или согласно с военной дисциплиной, или по приказанию начальства».
Вскоре недовольство перешло в открытое восстание под руководством легионеров Г. Альбия Калена и Г. Атрия Умора. Очевидно, внешним поводом к восстанию послужила невыплата жалования; кроме того, солдаты были недовольны войной и долгим пребыванием в Испании. Учтя это общее недовольство римских солдат, Публий Сципион выступил перед войском с большой речью, чтобы поднять моральный дух своих воинов. Эту речь Сципиона передают Ливий и Полибий'. Конечно, речь Сципиона у Полибия и Ливия — не подлинная запись действительно произнесенной речи. Но она хорошо характеризует представление древних историков о положении вещей.
Композиция речей Сципиона в передаче обоих историков различна, но в данном случае мы обращаем внимание не на моменты различия, а па моменты сходства. Прежде всего из той и другой передачи речи Сципиона ясно, что внешним поводом к мятежу римских войск было неполучение жалования. Одпако и Сципиону было ясно, что это только внешний повод, и он стремился узнать, каковы были настоящие причины возмущения римских солдат. Так как это возмущение совпадало с недовольством ближних иберийских племен и с подготовкой восстания, то, естественно, Сципион мог связать эти два факта в своем выступлении. Отсюда понятно, почему Сципион (и по Полибию и по Ливию) в своей речи о причинах возмущения римских солдат говорит о возможной связи солдат с Индиби- лом и Мандониом.
Обратимся к этому моменту речи Сципиона в передаче Ливия (Xxviii, 27). «В самом деле, чего другого вы желали, или па что иное вы надеялись, как не на то, чего желали илергеты и лацетаны. Но они все-таки последовали в своем безумном
1 Liηc., XXVIII, 27—29; Poljbb,, IX, 28—31 (две речи: первая непосредственно в связи с восстанием солдат, вторая в связи с восстанием Мандония и Яндибила, которые по контексту весьма связаны между собою).
предприятии за Мандонием и Индибилом, мужами царской крови, вы же вручили ауспиции и власть главнокомандующего Умору Атрию и Калену Альбию. Скажите, воины, что вы не все это сделали и не все этого желали, что это безумное предприятие немногих, и я охотно поверю, если вы это скажете. Ведь это преступление не такого рода, чтобы можно было искупить его, не прибегая к страшным наказаниям, раз это совершено всем войском». Таким образом, Сципион подозревал, что в факте возмущения сказалась, возможно, рука Мандония и Индибила, которые своей агитацией и пропагандой разлагали римских солдат или непосредственно подкупали их.
В речи, переданной Полибием (XI, 29), обращает внимание с этой точки зрения следующее: «Итак, чем же вы недовольны и почему подняли возмущение против меня? Задавая этот вопрос, я уверен, что никто из вас ничего не скажет, ничего не придумает. Точно так же не могло побудить вас к возмущению и недовольство настоящим положением. Ибо когда же дела наши шли лучше? Когда победы Рима были многочисленнее? Когда солдат ожидало более1 светлое будущее, чем теперь? Однако, быть может, какой-либо негодяй скажет, что успехи врагов больше наших, что их ждет лучшее будущее и что оно обеспечено вернее, чем у нас. Но у кого же это? Не у Индибила ли, или у Мандония? Кому из вас неведомо, что раньше эти люди изменили карфагенянам и перешли к нам, а теперь снова попрали клятву и долг верности и объявили себя нашими врагами? Поистине почетно опираться на таких людей и восставать на государство! Не могли вы тоже надеяться, что одними вашими силами добудете1 власть над Иберией».
Из передачи речи Сципиона у Полибия и Ливия ясно вытекает, что, по мнению этих историков, у Сципиона имелись какие-то подозрения насчет деятельности иберийской агентуры в среде римских солдат. Такое предположение едва ли может считаться сомнительным. Ведь в римском войске были и иберийские отряды. После операций на юге Испании и римские и иберийские отряди чувствовали усталость. Римских солдат тянуло в Италию, иберийских ——• в свои общины, к своим хозяйствам. Неопределенность положения, тяжелая болезнь Сципиона, а главное, повидимому, широкая подготовка иберов к восстанию против римлян,— все это в совокупности не могло не поколебать римского солдата, чаша терпения которого переполнялась еще1 тем, что ему перестали выплачивать жалованье.
Для лучшего понимания этих событий и сложившегося теперь в Испании положения необходимо изложить обстоятельства иберийского восстания во главе с вождями илерге- тов: Индибилом и Мандонием. Прежде всего, какова была 21 Л. В. Мишулин
позиция этих иберийских царьков в прошлом? Частично на этом мы уже останавливались. В данном месте необходимо лишний раз подчеркнуть позицию иберийских вождей, как линию поведения иберийского народа в борьбе сначала против карфагенян, а затем и против римлян. Из Полибия (X, 38, 5; 35, 6) мы знаем, что Индибил и Мандоний после битвы при Бекуле перешли на сторону римлян, тогда как раньше они действовали совместно с карфагенянами; еще раньше, повидимому, эти наиболее могущественные царьки из иберов боролись с карфагенянами. Затем Индибил и Мандоний заключили с римлянами договор, по которому они обязаны были «следовать за римскими военачальниками и исполнять их распоряжения». Выполнение этой обязанности становилось все более тягостным. Если сначала римляне сохраняли равноправие отношений между союзниками, то такое положение должно было меняться по мере того, как римлянам больше нечего было бояться. Илергеты скоро почувствовали, что вместо свободы, которая, как они думали, благодаря карфагенянам подверглась опасности, они получили весьма неприятного властелина.
Полибий негодует на карфагенян за то, что те при своей заносчивости по отношению к союзникам (илергетам и др.) предъявляли к ним обременительные денежные требования и без всякой пощады взыскивали с них деньги или настаивали на гарантиях путем выдачи заложников^ Однако все то, что делали раньше карфагенские угнетатели, стали потом проделывать новые властители над иберами. Это показал Полибий в рассказе о военном совете, созванном Сципионом специально в связи с мятежом римских солдат и ввиду необходимости изыскать средства для уплаты им жалованья. На военном совете Сципион говорил, что «необходимо пообещать воинам уплату жалованья, а дабы они поверили обещанию, необходимо наложенные на города для содержания всего войска дани собирать на виду у всех и возможно ревностнее, как бы для уплаты: обещаемого жалованья... Приняв это решение, начальники занялись собиранием денег»2.
Следовательно, римлянам была известна система налага- ния взносов на иберов; возможно, что именно эта система явилась непосредственным поводом восстания Индибила и Мандо- ния. Если бы в наших руках не было этого замечательного свидетельства Полибия, все равно мы должны были бы притти к такому выводу на следующем основании. И без того уже достаточно исчерпанные финансы Рима выдерживали такой натиск в Италии под ударами Ганнибала, что едва ли можно
1 Р о 1 у b., IX, 11, 3—4; X, 35, 6 (FHA, III, стр. 9, 116).
2 Р о 1 у Ь., XI, 5, 9—10; 6, 1-2.
было рассчитывать на достаточную помощь испанской экспедиционной армии Сципиона со стороны метрополии.
О привлечении денежных средств местного населения Испании и подчиненных городов говорит введение римской монетной системы и чрезвычайно быстрое ее1 распространение. Римские монеты с иберийскими надписями, чеканившиеся в иберийских городах, становились орудием финансового нажима на иберов; на первых порах это было относительно мягким способом выкачивания благородных металлов, в пользу новых властителей, которые еще недостаточно прочно чувствовали себя на иберийской почве. С другой стороны, это не исключало и введения определенной военной дани, которую иберы должны были выплачивать римлянам.
До прихода римлян только финикийские и греческие торговые города по морскому побережью имели собственную монету. С появлением римлян повсеместно вводится римская монетная система; ее распространение совпадает, повидимому, с увеличением территории провинций. Как справедливо заметил Гецфрид, самым надежным доказательством связи римско- иберийской чеканки монеты с расширением римского могущества служит прекращение этой чеканки с иберийскими надписями после 133 г., т. е. после того как Нуманция была сломлена, договоры с иберийскими городами были расторгнуты, чеканку монеты прекратили и римляне стали полными господами в Испании.
Что касается хода восстания Индибила и Мандония, то об этом нам известно следующее. Ливий (XXVIII, 24) говорит, что восстание иберийских вождей исходило из плана, по которому «Мандоний и Индибил... наметили себе владычество над Испанией по изгнании оттуда карфагенян. С этой целью они подняли соплемепников — то были лацетаны — и, возмутив кельтиберийскую молодежь, как враги, опустошили области свессетанов и седетанов, союзников римского народа». Сципион быстро организовал поход против поднявшихся иберов, которые уже беспокоили римские войска. «Вскоре иберы,— говорит Полибий (XI, 32, 3—4),— напали на скот, и потому Публий отрядил против них часть легко вооруженных». Сципион придавал серьезное значение восстанию иберов, хотя Ливий и передает нам, что не менее, а может быть, более значительна была опасность со стороны Магона, «который с немногими кораблями бежал на край света, на омываемый волнами океана остров».
Сципион, однако, признал необходимым прежде всего подавить илергетов, т. е. восставших во главе с Мандонием и Индибилом, хотя и не считал это предприятие сложным и сколько-либо значительным. Ведь здесь, как говорит Ливий
(XXVIII, 32), «только разбойники и вожди разбойников; в какой мере у них хватит сил опустошать поля соседей, жечь жилища и похищать скот, настолько же они неспособны сражаться в правильном боевом порядке: они вступят в бой, скорее полагаясь на быстроту в случае бегства, чем на оружие». «Итак,— продолжает Ливий,— он (Сципион.— А. М.) признал необходимым подавить илергетов до удаления своего из провинции не потому, что усматривает оттуда какую-нибудь опасность или видит там зародыш более значительной войны, по для того, чтобы, во-первых, столь преступная измена не оставалась безнаказанной и, во-вторых, чтобы нельзя было сказать, что в провинции, усмиренной с такой доблестью и счастием, остался: хоть один враг».
К сожалению, Ливий не дает нам картины сражений иберов с войсками Сципиона. Сведения этого рода мы черпаем уже из другого восполняющего источника —— Полибия (XI, 32—33). Первым сражением с иберами руководил помощник Сципиона Гай Лелий. «Произошла схватка, и так как обе стороны посылали подкрепления своим, то в долине завязался жаркий конный бой передовых отрядов». Несмотря па некоторые неудачи в этом бою, «иберы спускаются в долину и строят в боевой порядок не только свою конницу, но и пехоту». Хотя иберы и потерпели неудачу, но Лелий еще не одержал победи. Поэтому предстояло другое большое сражение, в котором на помощь Лелию выступил и сам Сципион с большими подкреплениями. «Публий отрядил отряд легковооруженных против той части неприятеля, что выстроилась у предгорья, а против войска, спустившегося в долину, он разом повел из лагеря все прочие силы по четыре когорты в линию и ударил на неприятельскую пехоту. В это время и Гай Лелий со своей конницей двинулся вперед по холмам... и ударил в конницу иберов с тыла, чтобы занять ее сражением. Вследствие этого неприятельская пехота лишилась поддержки конницы... то же било и с конницей. Отрезанная и сдавленная в теснине, она терпела потери больше от своих, чем от врагов. При таком обороте дела почти все войско, спустившееся в долину, било истреблено, а находившееся у предгорья: ——— бежало. Это последнее составляли легковооруженные, третья часть всего карфагенского войска; с ними-то и спасся Индибил бегством в укрепленную местность».
Таков был исход генерального сражения Сципиона с Ин- дибилом. Хотя римляне и вышли победителями в бою, однако они пе хотели углублять дальше борьбы с иберами. Поэтому, когда Индибил послал своего брата Мандония для мирных переговоров с римлянами, Сципион счел возможным вести такие переговоры и обоим вождям даровал жизнь, выставив только одно условие: выплатить такую сумму денег, которой би хва-
тило на выдачу жалованья воинам. Повидимому, в связи с мятежом среди римских солдат задача получения средств для выплаты жалованья являлась столь насущной и необходимой, что Сципион должен был отложить даже свой поход на юг Испании, пока не получил лично условленной суммы от иберийских вождей[439].После победы над иберами помощники Сципиона отправились на юг Испании, чтобы завершить изгнание карфагенян.
Около того времени, когда илергеты подняли восстание, Магон пытался захватить одним ударом Новый Карфаген. «Потеряв возможность осуществить в Испании те предприятия, надежду на которые оживило в нем сначала восстание воинов, а затем отпадение Индибила, Магон готовился переправиться и Африку, но в это время ему сообщено было из Карфагена повеление сената переправить в Италию флот, который стоял у него в Гадесе» (L i v., XXVIII, 36). Плывя мимо берегов Испании, он высадил недалеко от Нового Карфагена часть своих войск и опустошил ближайшие поля, а затем стал на якоре с флотом вблизи города. Однако местный гарнизон сумел отразить и даже разгромить десант карфагенян. Магон решил возвратиться обратно в Гадес, но не был там принят. Оп причалил к Цимбиям, недалеко от Гадеса, а отсюда отправился к Питиуссе. Затем Магон взял курс па Балеары, где надеялся перезимовать. В это время, как сообщает Ливий (XXVIII, 37), «после удаления Магопа от берега океана, жители Гадеса сдались римлянам».
После этого Сципион из Тарракона направился в Рим, куда он, вероятно, был' отозван еще летом 206 г., после устройства всех дел в Иберии.
С точки зрения Сципиона, Испания была теперь умиротворена и казалась полностью подчиненной Риму. Но дальнейшие события показали, что подобное умиротворение Испании явилось иллюзией, за которую Рим должен был расплачиваться многими снаряженными в Испанию военными экспедициями, печальными по своим результатам битвами, многочисленными поражениями своих полководцев, вписавших наиболее позорные страницы в историю римской армии.
Еще по теме Главa III ИБЕРЫ, КАРФАГЕН И РИМ ВО ВРЕМЯ ВТОРОЙ ПУНИЧЕСКОЙ ВОЙНЫ:
- § 4. Карфаген и Рим носле первой Пунической войны.
- 2. ПУНИЧЕСКИЕ ВОЙНЫ (БОРЬБА КАРФАГЕНА С РИМОМ)
- § 3. Третья Пуническая война и гибель Карфагена (149—146 гг.).
- Третья Пуническая война. Разрушение Карфагена (149-146 до Р. X.)
- ТРЕТЬЯ ПУНИЧЕСКАЯ ВОЙНА; РАЗРУШЕНИЕ КАРФАГЕНА. (149—146 г. до Р. X.)
- ПУНИЧЕСКИЕ ВОЙНЫ
- 50) Коренной перелом в ходе Великой Отечественной войны и Второй мировой войны. (18)
- 49) Основные периоды и события Второй мировой войны и Великой Отечественной войны советского народа в 1939–1942 гг. (17)
- № 13. ПРИЧИНЫ ПЕРВОЙ ПУНИЧЕСКОЙ ВОЙНЫ (ПрЛlибlИЙ, I, 10—11)
- 51) Завершающий этап Великой Отечественной войны и Второй мировой войны. Источники и значение победы стран антигитлеровской коалиции. (19)