Глава I КОЛОНИЗАЦИЯ ИСПАНИИ И' СООТНОШЕНИЕ СИЛ В ЗАПАДНОМ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ

Возникновение Тартессиды и начало финикийской колони­зации Пиренейского полуострова не могли не изменить даже в ту отдаленную эпоху международного положения в западной половине Средиземноморья.

Первые финикийские колонии, основанные на южном по­бережье Тартессиды, по обе стороны Столбов Геракла, прида­ли Испании важное значение в международной жизни и внешне­политических отношениях Западного Средиземноморья. Но­вые гавани, развитие торговли, усиление связей Запада с Во­стоком, а в дальнейшем и борьба за металл еще более увеличива­ли это значение.

Мы очень мало знаем о Тартессе, о времени его основания, даже о его местоположении. Внутренняя история Тартессиды до VIII в. до н. э. и ее внешние связи еще не исследованы. По­этому до сих пор не выяснено, каким образом Тартесс оказался под влиянием Финикии (о чем сообщается в «Псалмах» 72, 10) и каковы были взаимоотношения Тартессиды с финикийцами и с их колониями в Испании. Отсутствие достаточного коли­чества источников не позволяет делать каких-либо точных вы­водов в этом направлении и позволяет только высказать пред­положения, опирающиеся в основном на литературные сви­детельства и некоторые археологические памятники. Прежде всего интересен вопрос, насколько была подчинена финикий­цам вся Андалузия.

В советской литературе этот вопрос поставил Д. Петерс в своей статье о колонизации Испании. «Можно ли гово­рить о] том, что финикияне через Гадес и остальные колонии ...подчинили себе не только береговую полосу, но и

внутреннюю Андалузию?»ⁱАвтор спешит дать отрицательный ответ и не пытается использовать источники так, чтобы уста­новить действительные отношения в древності. Конечно, мы можем допустить, что первоначально финикийцы имели дого­ворные отношения только с г.

Однако такие отношения могли иметь место лишь в первое время, пока местное население не узнало истинных намерений этих торговцев-грабителей, стремившихся к захвату всякого рода добычи вплоть до вывоза рабов. Некоторые изменения в политике финикийцев по отношению к иберам и Тартессиде удается проследить по отдельным литературным свидетельствам.

Так, Посидоний у Страбона (III, 2, 4) прямо говорит, что финикийцы «и до времени Гомера завладели лучшими земля­ми Иберии и Ливии и продолжали владеть ими до тех пор, пока римляне не положили конца их господству»3. Совершенно естественно предполагать, что тартессийцы не уступили своей территории без боя. И если финикийцы все-таки захватили их земли, то захват, повидимому, сопровождался длительной борь­бой. Таким образом, попытки финикийской колонизации Тар- тесса повлекли за собою осложнения взаимоотношений между испанскими племенами и финикийцами.

Образование громадной ассирийской державы, ослабившей значение Тира, не могло не отразиться на судьбе его колоний на Иберийском полуострове. Можно полагать, что существо­вала непосредственная связь между падением господства фи­никийцев в Испании и отсутствием помощи Тира своим далеким колониям. Это предположение подтверждается рядом косвен­ных данных. Дело в том, что старинный «оловянный путь», шедший через Гибралтар, сделал Испанию известной не только финикийцам. Греческие мореплаватели, может быть, менее искусные в торговле, чем финикийские, также заин­тересовались Тартессидой. Если считать, что плавание самос­цев и фокейцев происходило примерно в одно и то же время, т. е. в VII в. до н. э., то, надо полагать, что зависимость Тар- тессиды от фипикийцев к тому времени кончилась. Лишен­ные поддержки метрополии, финикийские колонии потеряли

1 УЗ МГПИ им. Ленина, т. XXVIII, вып. 1, стр. 134.

2 На стр. 134 автор пишет: «Нам кажется, что этого (подчинения Ан­далузии финикийцам) не было, так как литературные и вещественные па­мятники фактов такого порядка не засвидетельствовали».

3 Данное место следует отнести к финикийцам, если только Страбон не путает финикийцев с карфагепянами. В тексте стоит oi Фоїтіхее, как и у Тимея (D i о d., V, 38).

«вое господство над «лучшими землями Иберии». Трудно пред­положить, что свободное плавание самосцев и фокейцев в Ис­пании, их непосредственные переговоры с царем Испании Ар- гантонием и представление о, Тартессе как о самостоятельном и цветущем государстве могли бы иметь место во время фини­кийской гегемонии и тем более в период зависимости Тартес- сиды от Тира. Совершенно очевидно, что подобная самостоя­тельность Тартессиды могла появиться только после победы древних испанцев над финикийцами.

0 борьбе тартессийцев против Гадеса напоминают два позд­них источника: Макробий и Юстин. В их свидетельствах скво­зят отголоски борьбы иберов с Гадесом. В источниках много поздней фантастической реконструкции событий, однако было бы неправильным не учитывать этот материал. В «Сатурналиях» Макробий1 пишет: «Когда Фероп, царь Ближней Испании, в неистовстве направлялся с флотом для завоевания храма Гер­кулеса, жители Гадеса выехали ему навстречу на военных ко­раблях, и когда в сражении еще не было решительного пере­веса ни па той, ни па другой стороне, вдруг царские корабли неожиданно были обращены в бегство. В то же время корабли запылали, охваченные огнем. Очень немногие из врагов, ко­торые уцелели, будучи взяты в плен, показывали, что они ви­дели на носу у кораблей флота Гадеса львов, выбрасывающих из пасти пламя в виде лучей, подобных тем, какие изображают­ся на солнце». Как в мифах о Геракле, о борьбе его с Героном, так и здесь отражаются далекие отзвуки борьбы иберов с чужеземцами. Такой же сюжет о борьбе Герона рассказывается у Трога Помпея в изложении Юстина2. Эта вооруженная борь­ба, повидимому, происходила с переменным успехом. У нас, к сожалению, нет прямых указаний, были ли изгнаны чужезем­цы из Испании или нет, удалось ли иберам овладеть грозной цитаделью финикийцев — Гадесом, или же он остался в руках финикийцев, которые потом объединились с карфагенянами.

Возможно, что первая попытка Тартессиды освободиться от финикийского владычества потерпела неудачу. Но потом ей

удалось освободиться от зависимости и вступить в прямые связи с другими государствами. Именно к тому периоду, когда Тартесс освободился от влияния|Финикии, может относиться сообщение Геродота (IV, 152) о цветущем и богатом Тартес- се, так как именно в эту пору возникают непосредственные связи тартессийцев с греками. Последние, встретив добро­желательное отношение жителей Тартессиды, приступили к орга­низации на испанском побережье ряда торговых факторий. Таким образом, финикийское владычество в* Испании было непродолжительным, и с падением Тира оно стало постепенно ослабевать. Энергичные выступления иберов сыграли, повиди- мому, немалую роль в уничтожении этого владычества.

Однако Тартессида и весь полуостров в целом продолжали оставаться местом устремлений потока колонизаторов, целью купеческих и грабительских экспедиций. С появлением на по­литической арене фокейских греков внешнеполитические свя­зи Западного Средиземноморья вступили в новую фазу. Греки стремились к основанию своих колоний на восточном побережье полуострова. Известно, что в тот период греки уже плавали к побережью Италии, имели колонии на Сицилии, основали по­селения на Кирне (Корсика) и даже на Сардинии. В связи с рос­том значения Запада 1 ионяне устремились на Иберийский полуостров. Основание Массалии и Гемероскопейона, возмож­но, происходило одновременно, так как греки могли направ-

да те или другие «подчинились более или менее добровольно» друг другу. Чтобы выйти из затруднения в связи с этим сообщением Афинея, Шультея предлагает вместо Гадес читать у Афинея Тартесс! Нас не должен изумлять подобный выход, предлагаемый Шультеном, ибо нам хорошо известна ма­нера этого ученого поступать таким образом во всех случаях, когда факт или пе укладывается в Прокрустово ложе его схемы, или когда он не дает себе труда дать более глубокий анализ этого факта.

1 Старая датировка основания Алалии около 565 г. не может быть принята. Если Массалия была основана около 650 г., то, несомненно, ос­нование Алалии произошло на несколько десятков лет раньше. Греки по­знакомились с Корсикой, несоменно, раньше ознакомления с Испанией и основания там колоний. За передвижку даты основания Алалии говорят также археологические данные из Массалии и Эмпория,

ляться к испанскому побережью и через «островной мост» ж вдоль побережья Лигурии. Однако вторжение греков на край­ний Запад Средиземноморского бассейна осложнило их взаи­моотношения с карфагенянами, которые считали себя естест­венными преемниками власти финикийцев в Испании.

Образование Массалии и особенно Гемероскопейона на восточ­ном побережье вызвало выступление карфагенян на сто­роне финикийцев, с которыми они были связаны торговыми и политическими отношениями. Именно в этой связи 'надлежит рассматривать сообщение Афинея¹ о взятии карфагенянами Гадеса, факт, открывающий период карфагенского владыче­ства в Испании. Еще раньше Карфаген сумел подчинить своей власти побережье Африки от Кирены до Гибралтара. Теперь он направляет свою экспансию на земли Иберийского полуост­рова.

Имеется весьма примечательное косвенное свидетельство о борьбе и победе Карфагена над Тартессом. Перипл Масса- лиота^[381] упоминает о торговом пути от Майнаки, которая в ка­честве фокейской колонии была связана тесными узами друж­бы с Тартессом. Путь этот шел к столице Тартессиды через горы и занимал пять дней, а оттуда продолжался к устью Тахо. В то же время известно, что поездка морем в Тартесс занима­ла всего лишь три дня и была много легче, чем сухопутный маршрут через дикую горную страну. Вопрос о том, почему пришлось прибегать к сухопутной дороге, а не пользоваться обычным морским путем, Шультен разрешает, надо полагать, правильно. «Эта сухопутная дорога через дикую горную стра­ну, должно быть, обязана своим существованием закрытию*кар- фагенянами морского пути через проливы»^[382]. После взятия Гадеса карфагеняне действительно могли направить свои усилия иа завоевание, с одной стороны, Тартесса, столицы древней Испании, с другой — Майнаки — важного транзитного пунк­та фокейских греков. Блокада пролива задевала интересы не только Тартессиды, надломленной борьбой с финикийцами (с Гадесом), а теперь с их преемниками ——■ карфагенянами. За­детыми этой блокадой оказались и массалиоты, плававшие че­рез пролив в Тартесс. Жители Майнаки, фокейские греки, в связи с блокадой проливов могли провести сухопутную дорогу в Тартесс. Для карфагенян это уже было похоже на вызов со стороны их торговых соперников — греков. Создавшееся по­ложение накаляло взаимоотношения между карфагенянами и греками. Майнака была блокирована, и грекам пришлось про­ложить свою дорогу к устью Тахо, чтобы иметь возможность покупать олово от тартессийцев. В результате этого Карфаген пошел на крайние моры: во второй половине VI в. оп разрушил сначала Майнаку, а затем и Тартесс.

После разрушения Тартесса, точной даты которого мы не знаем, владения Карфагена расширились вдоль южного по­бережья Испании к востоку. Закрепились карфагеняне и вдоль восточного побережья, до мыса Нао, а также внутри страны до Сиерры Морены. Богатая долина Бэтиса явилась ценным при­обретением для карфагенян. Еще более значительной ценно­стью было рудное или металлическое наследство царства Тар­тессиды: золото, серебро, медь и железо. Изменения в между­народной жизни па западе Средиземноморья состояли в том, что отпыпе доступ к Атлантическому океану и, следовательно, к олову зависел от доброй воли Карфагена, к которому перешли ключи от Гибралтарского пролива. «Сотни лет до этого,— пишет Шультен,— плавали тартессийцы к Британии; они были сме­лыми моряками, подобно своим друзьям и соперникам фокей- цам. Атлантический океан стал почти Тартессийским озером...»1

Теперь, с захватом Гадеса и с разрушением Тартесса, «озе­ро» становилось карфагенским. Этот вывод подтверждают два знаменитых путешествия, связанных с именами Ганнона и Гимилькона. Отчет путешественника Ганнона, дошедший до нас через одного греческого историка из Сицилии, свидетель­ствует об открытии карфагенянами западного берега Африки. О росте Карфагена как морской державы и господстве его по

ту сторону Столбов Геракла свидетельствует и путешествие Гимилькона, описание которого сохранилось у Плиния и в «Перипле Массалиота» 1

Все это косвенным образом свидетельствует о том, что кар­фагеняне держали в своих руках ключи от Гибралтарского пролива. Выход в Атлантический океан через Столбы Геракла с тех пор был закрыт для всякого мореплавателя-чужеземца. Можно допустить, как это предполагают некоторые историки, что карфагеняне мобилизовали и свою пропаганду для защи­ты пролива от покушений со стороны каких-нибудь иностран­ных купцов². Чтобы отпугнуть всякий чужеземный корабль, рассказывались баспи об ужасах Атлантического океана, о долгом безветрии, мелях и рифах, блуждающих кораблях, тер­пящих кораблекрушения, туманах и горах, выступающих неожиданно из моря. Эти рассказы об Атлантическом океане и лежащих там странах просачивались, как известно, и в греческую литературу⁸. Массалиотские греки старались про одолеть сопротивление карфагенян, пролагая сухопутные дороги к Атлантике. Рост владений Карфагена в Испании и одно­временное увеличение торгового влияния массалиотского сою­за греческих колоний еще более усложняли и обостряли поло­жение. Поэтому борьба между ними становилась неизбежной.

Карфагеняне после разрушения Майнаки продвинулись далее вдоль восточного побережья и достигли Балеарских островов, на которых впоследствии укрепились⁴. Балеарские

1 A v i е п., Ora maritima. 380, 411; Р 1 i п., NH, II, 169.

2 Шультеи, например, считает преувеличением различные баспи, которые рассказывает нам Авиен об ужасах путешествия Гимилькона в далекие страны Запада. См. САН, VII, стр. 776.

3 О греческой литературе с подобными мотивами подробно см. в «Таг- tessos», 51. Геркулесовы Столбы стали во время владычества карфагенян недоступными для путешествия греков. В связи с этим они служили по­стоянной темой для рассказов о далеком Западе. Кораблям чужеземцев дозволялось плыть не дальше находящихся в проливах двух маленьких островов — Paloma и Peregie, где справлялся очень древний культ Герак­ла, т. е. финикийского Мелькарта. Следует заметить, что путешествие раз­решалось только для целей жертвоприношения, притом па кораблях, которые до этого оставляли свой груз в гавани Майнака, или Малака, око­ло острова Луны, и как только жертвоприношение было совершено, корабли обязаны были возвращаться обратно.

4 Каков был путь распространения карфагенского влияния и карфа­генской власти на Балеарах, недостаточно точно изложено в источниках и в современной исторической литературе. Мы полагаем, что исходным пунктом такого распространения явились Ливия и Киренаика, с одной стороны, и Сицилия — с другой. Посредствующим звеном в этом распро­странении должна была стать Испания после захвата Гадеса и разрушения Тартесса. Несколько иную картину рисует акад. В. В. Струве, который фиксирует остров Мальту как средоточие «торговых путей из Западного Средиземноморья в Восточное». «Далее па запад финикийские коло­нии встречаются в Сицилии, Сардинии, на Балеарах и на южном бере- 17 а. В. Мишулин

острова, как и фактории карфагенян в Сардинии, сохраняли свою автономию и поставляли своим властителям главным образом прославленных в древности пращников. Далее карфагенянам удалось даже основать на Минорке свой главный город Маго, существующий под этим же названием поныне и названный в честь Магона, одного из представителей династии карфагенских полководцев. Им удалось колонизовать и Ибиссу, остров, ко­торый уже раньше посещался финикийскими моряками. Даже на далекой Корсике скрещивались интересы массалиотов и карфагенян. Внешняя политика в Западном Средиземноморье, в частности, в Испании характеризуется подготовкой к войне с греками. Именно греческая угроза побуждала разбросанные карфагенские колонии объединиться с Карфагеном в одну дер­жаву, причем Иберийский полуостров должен был превратить­ся в плацдарм для будущих грандиозных сражений сначала между двумя группами колонизаторов, а потом колонизаторов с местным населением Испании.

Намек на первую войну Карфагена с Массалией делает Фу­кидид¹. Карфагенянам для осуществления своих целей преж­де всего нужно было вытеснить фокейцев из Корсики, где они поселились незадолго до основания колонии в Массалии. Кар­фагеняне сумели привлечь в качестве союзников этрусков, уже давно наводивших на греков страх морскими разбоями. Эт­руски не меньше карфагенян опасались непосредственного соседства массалиотов и потому вступили в союз с Карфаге­ном. Фокейцам было очень трудно противостоять натиску двух народов, считавшихся в западной части Средиземного моря са­мыми опытными в морском деле. Античная традиция передает сведения о разыгравшейся в 535 г. битве при Алалии. Хотя в открытом сражении на море греки и одержали победу, не­смотря на численный перевес неприятеля, однако потери их были столь велики, что они принуждены были отказаться от Алалии. Из Корсики греки ушли в южную Италию и основали гу Франции, где одна из колоний была организована на месте современного Марселя. Затем колонизуется испанское побережье, и финикийские ко­лонии выходят на берег Атлантического океана» В заключение «колони­зация распространилась и на северную Африку, где был основан Карфа­ген» (см «Историю древнего Востока», 1941, стр. 274) Здесь, во-первых, недоразумение с финикийской колонией в Марселе, ибо там находилась фокейская колония Массалия - Далее, вряд ли сначала колонизовались Балеары, а лишьнотом побережье Испании, ибо Гадес и Абдера дают более древние памятники, чем Балеарские острова. Наконец, невероятным представляется образование Карфагена лишь после всего этого цикла ко­лонизации, ибо еще из Диодора (Di о d , V, 16) нам известно, что карфа­генские плавания па Ибиссу и ее колонизация начались через 160 лет после основания Карфагена

1 Т h и с у d., I, 1 3. Сведения Юстина (XLHI, 5) и 11 а в с а н и я (X, 86) о победах массалиотов относятся безусловно к более позднему времени'.

здесь, недалеко от Посидонии, колонию Гелу, или, как ее позднее обыкновенно называли, Элею (H e г о d., I, 167). Теперь Массалия и возглавляемый ею союз фокейских колоний был изолирован и предоставлен своим собственным силам. Гре­ки, как мы уже видели, не могли удержать Майнаку, и Карфа­ген завладел без сопротивления Тартессом. Однако в пределах своих владений Массалия победоносно отражала все нападения карфагенян, и борьба кончилась установлением демаркацион­ной линии: к северу от мыса Нао сохранилось массалиотское влияние, а к югу от мыса Нао на восточном побережье Иберии— карфагенское. После битвы при Алалии греки вынуждены были покинуть Кирн (Корсику) и отдать его в распоряжение этрусков.

Создавшаяся после битвы при Алалии обстановка, несо­мненно, ухудшила положение Испании и населявших ее иберий­ских племен. Нечего говорить о том, что яблоком раздора бо­рющихся сторон являлась древняя Иберия', ее минеральные богатства, золото, серебро, медь и железо. Пока в Испании су­ществовало самостоятельное государство —Тартессида, борь­ба не могла принять столь острого характера. Во время суще­ствования Тартессиды были невозможны те первые в истории запада Средиземноморья войны, которые привели сначала к Алалии (535 г.), а потом к Гимере (480 г.) и Кумам (475 г.). В борьбе соперников некоторой равнодействующей силой были иберы, от соглашений с которыми или от выступлений которых, очевидно, зависел исход победы. Но Тартесс был разрушен; чуждые иберам силы, поселившиеся на Пиренейском полуост­рове, господствовали почти на всем побережье Испании. Тем более сложными становились теперь внешнеполитические от­ношения, ибо наряду с Карфагеном и Массалией новый хищ­ник — Рим стремился урвать и себе часть богатств полуостро­ва. Об этом мы можем: судить по сохранившемуся у Полибия (III, 22, 4—13) тексту договора между Римом и Карфагеном по испанским делам, относящемуся к 509 г. до н. э.

Русский перевод текста гласит следующее: «Быть дружбе между римлянами с союзниками, и карфагенянами с союзни­ками на нижеследующих условиях — римлянам и союзникам римлян возбраняется плыть дальше Прекрасного мыса, раз­ве к тому они будут вынуждены бурею или неприятелями. Если кто-нибудь занесен будет против желания, ему пе дозво­ляется ни покупать что-либо, ни брать сверх того, что потре­буется для починки судна или для жертвы (жертвоприноше­ния.— А. М.). В пятидневный срок он обязан: удалиться. Явив­шиеся по торговым делам не могут совершить никакой сделки иначе, как при посредстве глашатая или писца. За все то, что в присутствии этих свидетелей ни было бы продано в Ливии и Сардинии, ручается пород продавцом государство. Если бы

кто из римлян явился в подвластную карфагенянам Сицилию, то во всем римляне пользовались бы одинаковыми правами с карфагенянами. С другой стороны, возбраняется обижать на­род ардеатов, антиатов, ларентішов, киркеитов, тарракинитов и всякий иной латинский парод, подчиненный римлянам. Если какой парод и не подчинен римлянам, карфагенянам воз­браняется тревожить города их; а если бы какой город они взяли, то' обязуются возвратить его в целости римлянам. Кар­фагенянам возбраняется сооружать укрепления в Лациуме, и если бы они вторглись в страну, как неприятели, им возбра­няется проводить там ночь» (Полибий, III, 22,4—13).

Даже со стороны формы договор этот обращает на себя вни­мание, поскольку в тексте речь идет о двух равных догова­ривающихся сторонах. Детализация спорных пунктов, значение юрисдикции государства, гарантии авторитетом последнего, придают этому дипломатическому документу большое зна­чение в международных связях как памятнику, имеющему государственное и межгосударственное значение. Не менее характерен этот документ и по существу трактовки спорных вопросов.

Договор отражает реальное соотношение сил Карфагена и Рима на западе Средиземноморья к концу VI в. до н. э. и как нельзя лучше подходит к условиям, сложившимся после карфагенского завоевания южной Испании. После 535 г. Кар­фаген чувствовал себя хозяином на море. Любые претензии на владения, лежавшие на западе, воспринимались им весьма чув­ствительно. Намерение любого государства вторгнуться в сфе­ру карфагенских владений или влияния получало отпор или направлялось в определенное, не угрожающее Карфагену, русло. Испанские богатства и земли имели слишком большое значение для карфагенян, и они не хотели иметь здесь каких- либо соперников. Весь смысл договора с Римом от 509 г. за­ключается именно в том, чтобы заранее предупредить самые незначительные попытки римлян направить свои интересы в сто­рону Иберийского полуострова! «Прекрасный мыс» (мыс Pa­los), находившийся несколько севернее Нового Карфагена2, располагал удобными гаванями, торговал металлами. По­близости от мест торговли находились разработки руд, осо-

1 Об этом договоре мы не имеем, к сожалению, свидетельств других древних авторов. Это весьма серьезно подрывает значение свидетельства о нем Полибия, единственного автора, сообщающего об этом документе. Молчание других авторов, как, например, Ливия и Диодора Сицилий­ского, а также, трудность отнесения договора к столь ранним временам римской истории не раз возбуждали сомнения в его достоверности. Отно­сительно этого договора и хронологических неточностей в нем см. приме­чания Мищснки к русскому переводу Полибия (стр. 383).

2 Р о 1 у b., Ill, 23, 1—2.

бенпо серебра. Карфагеняне смотрели на этот мыс как на воро­та для проникновения в глубь Испании. Для римлян тут начи­нались запретная зона, переступить которую они не имели пра­ва по условиям вышеприведенного договора. Им разрешалось па определенных условиях торговать в Сицилии, Африке и Сардинии, но только не в Испании. Отсюда следует, что и Гибралтарский пролив для римлян был также закрыт. Перед лицом молодого римского государства Карфаген в заключен­ном договоре открыто заявлял: о своих правах на Ливию, Сар­динию и Испанию. Рим, правда, соглашался с этими правами карфагенян, но в то же время и карфагеняне не могли уже не считаться с интересами Рима. Значение договора заключалось в том, что он явился первым дипломатическим документом в международных отношениях, зафиксировавшим выступление Рима как нового государства. Договор не только косвенно при­знавал это государство, по и считал возможным юридически оформить его интересы на западе Средиземноморья. Претен­зии Рима, таким образом, были зафиксированы в договоре госу­дарством, по отношению к которому Рим уже выступал как равный. Несмотря на силу карфагенской державы, это новое положение не могло не предвещать больших осложнений.

Карфаген перенял от Тартесса владычество над иберийски­ми племенами Андалузии. Цильбицены, жившие между Гва­далквивиром и Гвадианой, мастиены — от Гвадианы до Ма- стии, полностью подчинялись теперь новым властителям. Ибе­рийские племена восточного берега ■— индигеты, гимнеты и кельты горных областей ■— на первых порах не были особен­но потревожены переменой хозяев-властителей. Эти племена отличались воинственностью и чрезвычайно охотно предостав­ляли в распоряжение карфагенян свое оружие в обмен на раз­личные побрякушки. После ливийцев эти племена поставляли лучших солдат карфагенской армии, в которой они по­явились впервые в битве под Гимерой в 480 г., а затем участво­вали почти во всех войнах между Карфагеном и сицилийскими греками, начиная с 409 г. до н. э.

Но Испания снабжала Карфаген не только солдатами. Сиерра Морена была чрезвычайно богата металлами, в особен­ности серебром:. Известно, что Ганнибал: позднее получал еже­дневно из одного только рудника при Бебло 300 фунтов сереб­ра. Горы были богаты также золотом, медью и железом. Рыбо­засолочный промысел прибрежных андалузских городов, особенно Гадеса, доставлял громадное количество соленой ры­бы, которую карфагеняне вывозили в Грецию и даже дальше. Испанский камыш, называемый esparto, шел на выделку ка­натов для кораблей, цыновок, корзин, плетеных ящиков и т. д. Богатая долина Бэтиса доставляла растительное масле,

вино и хлеб; лесные и горные районы—смолу и шерсть. Как правильно заметил Шультен, «не только сама Испания была бо­гата, она являлась ключом к богатству атлантических стран, поскольку она стояла на страже Гибралтарского пролива, ко­торый давал к ним доступ. Теперь жители Гадеса, подобно прежним тартессийцам, плавали к островам Британии и воз­вращались с западного берега Африки с грузами золота, сло­новой кости»¹.

Гегемонии Карфагена противостояли греческие колонии как Массалиотского союза, так и Великой Греции. Грекам приходилось бороться против карфагенян и этрусков одновре­менно. Гегемония Карфагена, начало которой было заложено в битве при Алалии, была серьезно поколеблена поражением карфагенян у Гимеры в 480 г., нанесенным им сиракузским ти­раном Гелоном. Победа дала сицилийскому тирану огромную контрибуцию в две тысячи талантов, массу рабов и другой добычи. Положение союзников Карфагена — этрусков — также становилось непрочным. В 475 г. до н. э., через пять лет после битвы у Гимеры, сиракузским тиранам удалось нанести реши­тельный удар этруссжому флоту при Кумах.

О том, как развивалась Карфагенская держава в V и IV вв., у нас нет прямых свидетельств. После Перипла сведения о ной имеются у Пиндара² и Скилака Кариандского³. Геродот⁴, Еврипид⁵, Евктемон⁶, Платон⁷ дают весьма сбивчивые и неконкретные сведения о Западе. Можно предположить, что с согласия карфагенян было осуществлено путешествие Пифея в Гадес. Это путешествие, предпринятое из Массалии, харак­терно тем, что показало греку возможность свободно проехать через все владения тогдашних властителей морей, миновать Гибралтар, проплыть вдоль западного побережья Иберийского полуострова до самой Британии. Шультен полагает, что это могло иметь место во второй половине IV в., т. е. после того, как мощь Карфагена была несколько подорвана не только те­ми битвами, которые произошли на западе Средиземноморья, но и тем, что наряду с Карфагеном все большее значение при­обретал Рим.

Не случайно, что после долгого молчания античной тради­ции (V и начало IV в.) первым новым и крупным сообщением является известие о договоре 348 г. между Карфагеном и Ри-

¹САН, VII, стр. 776.

мом, упомянутое Полибием (III, 24, 1—12). Некоторое за­тишье на западе Средиземноморья было нарушено, казалось бы, малозначительным договором, регулировавшим отношения между двумя названными государствами. Для того чтобы мож­но было судить о характере взаимоотношений между Карфа­геном и Римом в то критическое время, приведем текст этого договора из Полибия:

«Быть дружбе между римлянами с союзниками и карфаге­нянами, тирянами, народом Утики с союзниками на следую­щих условиях: римлянам возбраняется ходить по ту сторону Прекрасного мыса, Мастии и Тарсея как за добычей, так и для торговли и для основания города. Если бы карфагеняне овладели в Лациуме каким-либо городом, независимым от рим­лян, то они могут взять деньги и пленных, а самый город обя­заны. возвратить. Если бы карфагеняне взяли в плен сколько- нибудь человек из народа, соединенного с римлянами писа­ным договором, но не находящегося под властью римлян, кар­фагенянам возбраняется привозить пленных в римские гавани; если же таковой будет доставлен туда и римлянин наложит на него руку, то пленный отпускается на свободу. То же самое нозбраняется и римлянам. Если римлянин в какой-либо стра­не, подвластной карфагенянам, возьмет воды или съестных при­пасов, ему возбраняется с этими съестными припасами обижать какой-либо народ, связанный с карфагенянами договором и дружбой. То же самое возбраняется и карфагенянам. Если же случится что-нибудь подобное, обиженному возбраняется мстить за себя; если кто-нибудь учинит это, то деяния его бу­дут почитаться государственным преступлением. В Сардинии и Ливии никому из римлян не дозволяется ни торговать, пи основывать город, пи приставать где-либо, разве для того толь­ко, чтобы запастись продовольствием или починить судно. Еслр римлянин будет занесен бурею, то обязан удалиться в пяти­дневный срок. В той части Сицилии, которая подвластна кар­фагенянам, а также в Карфагене, римлянину наравне с граж­данином предоставляется совершать продажу и всякие сделки. То же самое предоставляется и карфагенянину в Риме».

Как видно из приведенного текста договора, общий характер его аналогичен характеру договора от 509 г. Но он более по­дробен. Новым в этом договоре является то, что здесь приводит­ся больше случаев столкновения интересов Рима и Карфагена. Каждый такой случай рекомендуется разрешить по соответ­ствующей формуле. Подобные рекомендации для разрешении спорных вопросов имеются и в тексте первого договора. Во втором договоре особенно важны два момента. Если в первом договоре Ливия и Сардиния только декларируются как собст­венные владения Карфагена, то во втором договоре пункт,

касающийся Ливии и Сардинии, звучит гораздо строже. Ли­вия и Сардиния совершенно закрываются для Рима. Не толь­ко торговать или основывать города, но даже приставать теперь к Ливии и Сардинии запрещалось категорически, за исклю­чением случаев бедствия. Эта категоричность указывает, оче­видно, на то, что с римской стороны имели место случаи нару­шения условий договора. Для пресечения этих нарушений в новом договоре потребовалась категорическая формула.

Другой, аналогичный по категоричности, пункт договора касается Испании. Римляне не должны были пи торговать, ни основывать городов в Испании. В качестве пограничных пунк­тов указывались теперь «Мастия и Тарсей», которые находи­лись за «Прекрасным мысом» в сторону карфагенских владений. Что следует из этого содержания «испанского пункта» в дого­воре? Мы можем заключить, что карфагеняне, проявив твер­дость в пункте о Ливии и Сардинии, сделали некоторую уступку в испанском вопросе. «Прекрасным мысом» не ограничи­вались римские права в плавании вдоль испанского побережья. Римляненемоглипоказываться только южнее Мастии. Иона «Пре­красном мысе» римляне могли отныне торговать, иметь стоянки судов. Таким образом, рост Римской республики, ее торговля сталкивали в этот период два государства, со всеми их союз­никами и интересами в западном бассейне Средиземноморья. В этом, втором договоре, так же как и в первом, старая Карфа­генская держава выступает как равная с новым государством — Римской республикой. Могущество Карфагена, таким обра­зом, к середине IV в. было еще прочно и сохранялось до первой Пунической войны, ибо из Полибия1видно, что в момент конфликта с мамертинцами Карфаген владел большей частью Иберии и являлся для римлян серьезной угрозой.

Если учесть еще третий договор Карфагена с Римом от 226 г. ²,'а еще раньше мирный договор от 241 г., по окончании первой Пунической войны, то мы должны будем притти к выводу о существовании целой системы договоров, которыми две круп­нейшие державы на западе Средиземноморья регулировали взаимные отношения и делили сферы влиянияз.

1 Р о 1 у Ь., I, 10, 5—6. «Карфагеняне покорили своей власти не толь­ко Ливию, но и большую часть Иберии... господство их простирается и на все острова Сардинского и Тирренского морей, и сильно [римляне] боялись, как бы не приобрести в карфагенянах, в случае покорения ими Сицилии, опасных и страшных соседей, которые окружат их кольцом и будут угрожать всем частям Италии».

2 Достоверность этого договора, однако, оспаривается в источниках, и еще больше в существующей литературе вопроса. См. Р о 1 у b., III, 27, 1—10; САН, VII, стр. 778.

3 О договоре римлян с Гасдрубалом см. Р о 1 у Ь., II, 13, 7—8; по­

следний договор до начала второй Пунической войны— Polyb,, III. 25, 1 — 10. '

Однако было бы неправильным не учитывать ряда других факторов, игравших определенную роль в развитии отношений между Карфагеном и внешним миром. Несомненно, греческие колонии Массалиотского союза не могли так быстро исчезнуть со сцены. На международной арене III в. греки должны были проявить особую активность, ибо с 264 по 241 г. и Рим и Кар­фаген были заняты в первой Пунической войне; их внимание было отвлечено от Испании. Последняя вообще не могла так быстро попасть в сферу непосредственных интересов Рима, ко­торому предстояло еще предварительно овладеть Сицилией и Сардинией. К сожалению, литературные свидетельства это­го периода не сохранили каких-либо сведений о том, что де­лали греки Массалиотского союза в этот период. Об их дея­тельности мы можем судить только на основании археологи­ческих памятников, в большинстве своем относящихся именно- к V и IV вв. Все эти памятники говорят не только о культурной эволюции греков в Испании и о влиянии их на местное населе­ние, по позволяют также сделать некоторые политико-экономи­ческие выводы.

Главная деятельность фокейских греков направлялась, очевидно, преимущественно по линии торговли и широкого обмена с местными племенами. Об этом свидетельствуют на­ходки в самых различных местах побережья, а частично и континента Испании. Большое количество остатков керамиче­ской тары, иногда представляющих целые завалы, сохранившие­ся прямо на поверхности, создает немало затруднений для из­учения, а в особенности для датировки. Вся эта масса остатков кратеров, больших и малых пифосов свидетельствует о широко, развитой торговле греков с VII по IV в. В науке было отмечено влияние греческой вазописи на создание собственно иберий­ского стиля с его геометрическим и растительным орнаментом, примитивным по форме, но с явными моментами греческого влия­ния. Краспофигурные кратеры найдены даже в Алькасар де Саль в Португалии; остатки краснофигурной керамики VI в. встречаются на всем юго-востоке полуострова, в Каталонии и Арагонии. Почти в каждом иберийском поселении, где были най­дены характерные памятники иберийского ремесла и искус­ства, встречаются греческие вазы. Иберам эти вазы служили не для украшения жилищ и не в качестве моделей в местном производстве керамики, а по преимуществу в качестве тары, в которой они или закупали или продавали различные предметы сельскохозяйственного производства.

О развитии торговых сношений между греками и иберами свидетельствует также большое количество греческих монет, найденных в иберийских поселениях. Находки в Тивиссе (про- гипция Таррагона), Тиуэпэ (провинция Уэска), целый клад из

Понт-де-Молине (провинция Херона), значительный клад из Уэсты (провинция Валенсия) дают нам примерное представле­ние о радиусе действия греческих купцов. Речь идет о тех ме­стах испанского побережья, которые находились не только в поле внимания, но и в области непосредственного экономиче­ского и политического воздействия Массалиотского союза. Нам трудно установить конкретные формы, регулировавшие взаи­моотношения греков и иберов. Во всяком случае, литературные известия не говорят нам о каких-либо военных столкновениях или военных союзах этих двух народов. Скорее можно пред­положить, что оба народа находились в договорных отноше­ниях, не допускавших активных и агрессивных выступлений друг против друга. Хотя греки были слабее в военном и поли­тическом отношении, но они значительно превосходили иберов своей культурой. Иберы же, несомненно, были более сильны в военном отношении; взаимная связь была, таким образом, в интересах обеих сторон. О том, что между греками и иберами в этой части Испании существовали мирные, а быть может, и дружественные отношения, свидетельствует интенсивная ин­фильтрация греческой культуры в иберийские поселения, что удается проследить по памятникам скульптуры и' отчасти ар­хитектуры. «Дама из Эльче», «Благородная дама» (№ 3500), менее значительные скульптуры из бронзы, как фигурки из Санта Елена, определенно обнаруживают следы греческого влияния, а может быть, и следы рук греческих мастеров при про­изводстве этих памятников^[383].

При всем этом внимательное изучение скульптур из камня и бронзы показывает, что памятники, носящие на себе следы греческого влияния, не являются дериватом греческого ис­кусства. Подобное утверждение было бы неправильным и в отношении скульптуры, и в отношении керамики, ибо иберий­ские памятники при всех греческих культурных инфильтра­циях сохраняют своеобразный иберийский стиль. То же сле­дует сказать и об архитектуре древних иберов, которую харак­теризуют остатки капителей древнеиберийского храма в Серро де лос Сантос и Льяно де Консолясиоіі. Изучение стиля капите­лей приводит к выводу о том, что капители имеют иберийско- ионийскую форму и указывают на культурный симбиоз гре­ков и иберов в VII—IV вв. до н. э. Остатки бюльшого здания в Осуне сохранили капитель, стиль которой также носит на себе следы греческого (дорийского) влияния. При всей осторож­ности в выводах об иберийской архитектуре, поскольку по­следняя оставила нам весьма небольшие и ограниченные памят­ники, тезис о культурно-историческом симбиозе двух народов может быть здесь также в некоторой степени подтвержден. Ставил­ся вопрос и о культурных связях иберов и греков еще в крито- микенскую эпоху, о родстве в стиле их памятников.

Некоторая общность иберийского и греческого стилей, их симбиоз в культуре Испании VII—-IV вв. позволяет сделать вывод, что в период греческой колонизации восточного побе­режья отношения иберов и греков были мирными. Возможно, что эти народы объединялись против карфагенян. Подобное предположение пе лишено основания на фоне тех внешнеполи­тических осложнений, какие имели место на западе Средизем­номорья в VI—III вв. до н. э.

Выше мы говорили о договорах между Римом и Карфаге­ном. Их достоверность не установлена, но сведения о них у Полибия и Ливия характеризуют положение на Западе, когда, с одной стороны, поднималась карфагенская держава па Ибе­рийском полуострове, а, с другой стороны, усиливалась моло­дая Римская республика, с ее интересами, направленными за пределы Италии. Из содержания договоров видно, что камнем преткновения во взаимоотношениях между этими государствами являлись Сардиния, Ливия и Испания. Торговые интересы Рима в Сардинии, Ливии и Испании тотчас же наталкивались на сильное противодействие Карфагена, который упорно декла­рировал в договорах с Римом свое право собственности на эти страны.

Из настойчивости, с которой Карфаген подчеркивал свои права на эти владения, можно вывести заключение, что Карфаген сознавал растущую угрозу со стороны Римской ре­спублики. Испания еще не фигурировала в качестве яблока

раздора, но карфагенская Сицилия и Сардиния волновали Римі, и первая Пуническая война должна была разрешить эти вопросы силой оружия. Потеря карфагенянами Сицилии и Сардинии по договору 241 г.¹дала возможность Римской республике сно­ва поставить вопрос о своих континентальных и морских гра­ницах .

Для Карфагена потеря Сицилии и Сардинии явилась не только материальным ущербом, вытекавшим из сокращения территории, утраты портов, удобных гаваней и флота, но и подрывом военно-политического престижа карфагенской дер­жавы. Дело в том, что удар, полученный карфагенянами в ре­зультате первой Пунической войны, был столь значительным, что он означал потерю не только Сицилии и Сардинии, но и Ис­пании. В период между 264 и 237 гг. Испанию следует считать потерянной для Карфагена, ибо из текста Полибия (II, 1, 5) видно, что Гамилькар должен был снова завоевывать карфаген­скую Испанию. «Как только карфагеняне усмирили Ливию,—• говорит Полибий,— они тотчас же собрали войско и снаряди­ли Гамилькара в Иберию». Текст показывает, что Иберию нуж­но было завоевывать, собирать для этого войско и направлять туда видного полководца. К сожалению, в точности, не извест­но, при каких обстоятельствах Карфагеном была потеряна Испания, а следовательно, и какие мотивы заставили снаря­дить большую армию для организации нового завоевания и подчинения Испании.

Организация нового похода в Испанию в значительной степени объясняет события, происшедшие непосредственно после первой Пунической войны. Мы имеем в виду большое восстание наемников и крестьянского населения в Ливии, что характеризуется Полибием^[384][385], как большая ливийская война, более страшная, чем война с Римом. Внешним поводом для восстания: являлась невыплата жалования наемникам; на самом же деле восстание явилось, несомненно, выражением борьбы местного населения против владычества Карфагена.

Иначе трудно объяснить, почему в восстании приняли актив­ное участие 70 тысяч местных жителей Ливии и Нумидии. Далее от Карфагена отпали города Утика и Гиппакрит1, ко­торые тяготились гегемонией Карфагена. Затем затруднитель­ное положение карфагенян было использовано сардинцами, ко­торые также организовали восстание^[386][387]. В это время произошел еще один эпизод, крайне ухудшивший положение Карфагена. Карфагенская стража захватила 500 италийских купцов-конт­рабандистов, снабжавших продовольствием и оружием повстан­цев в Сардинии. Римский сенат потребовал немедленного освобождения пленных купцов. Карфагену, поставленному в столь тяжелое положение только что заключенным договором 241 г. и восстаниями в Ливии, пришлось под давлением создав­шихся обстоятельств принять все условия римлян. Рим, наме­ревавшийся было по окончании «ливийской войны» начать новую войну против Карфагена, ограничился внесением в договор 241 г. нескольких новых дополнительных условий:

«Карфагеняне обязуются очистить Сардинию и уплатить сверх установленных прежде, тысячу двести талантов»^[388]. «Так, почти три года и четыре месяца» карфагеняне вели войну в пределах своих владений с восставшими племенами и отпадавшими го­родами, войну, «из всех известных нам в истории самую же­стокую и исполненную злодеяний»^[389].

Все эти события, наступившие непосредственно после пе­чального для Карфагена исхода первой Пунической войны, не могли не отразиться на положении Испании и в системе кар­фагенских владений. Первая Пуническая война закончилась в 241 г.; после этого «ливийская война» продолжалась три с лишним года, а Гамилькар, подавивший восстание, сразу же в 237 г. высадился в Гадесе и начал завоевание Иберии. 11а основании всего этого можно высказать предположение, что во время первой Пунической войны, ливийских и сардинских событий, иберийские племена также поднялись на борьбу за независимость и вытеснили карфагенян из их колоний на юго- востоке полуострова. Древние иберийские воинственные пле­мена могли это сделать с тем большим успехом, что карфаге­няне занимали лишь узкую полосу побережья полуострова. Силы их в это время были отвлечены на войну с римлянами, а потом на «ливийскую войну». Карфагеняне не могли послать в Испанию сколь-либо значительные отряды тем более что, как об этом свидетельствует Полибий^[390], главные силы восставших

карфагенских наемников состояли «из иберов, кельтов, частью из лигистинов и балеаров». Посылать их воевать с соотечественниками за Карфаген, против которого они только что боролись, было бы весьма опрометчивым шагом в столь тяжелый для Карфагена момент.

Что же касается иберов, то они могли как раз успешно спра­виться со своей задачей, так как им в этом, несомненно, помо­гали массалиотские греки. Выше специально разбирался вопрос о своеобразном: культурном симбиозе греков и иберов, пре­красно прослеживающемся по памятникам материальной куль­туры Испании VI—IV вв. до н. э. Контакт между двумя этими народами мог завершиться военным союзом в борьбе за из­гнание карфагенян с Иберийского полуострова.

Только в этом плане становятся попятными наступившие в 237 г. новые события во внешнеполитических отношениях стран на западе Средиземноморья. Карфаген получил удары в Си­цилии, Ливии и Сардинии почти одновременно. В таких усло­виях потеря Испании была равносильна окончательному па­дению мощи Карфагена. Поэтому Карфагену необходимо было собрать все силы на этом весьма уязвимом пункте своих владе­ний, из-за которого впоследствии началась вторая Пуническая война.

Политики и полководцы Карфагена трезво оценили тревож­ную ситуацию и очень быстро снарядили экспедицию во главе с Гамилькаром, отправившуюся на завоевание и подчинение Испании. Выступление Гамилькара должно было предупре­дить всякую попытку внешнего вмешательства со стороны Рима.

Таковы внешнеполитические события, во время которых в качестве основных факторов эволюции стран Западного Среди­земноморья выступили Карфаген и Рим. Было бы неправиль­ным в оценке этих событий не учитывать такого факта внутреннего социального развития, как ливийская война или восстание наемников. Немаловажную роль в международных отношениях играла подготовка иберов к всеобщему выступле­нию, сначала против карфагенян, а затем и против римлян.