Глава IV ЗАВОЕВАНИЕ ИСПАНИИ И УСТАНОВЛЕНИЕ РИМСКОГО ПРОВИНЦИАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ

В период после отъезда Сципиона из Испании и до установ­ления преторской власти в 197 г. до н. э., т. е. до превра­щения Испании в обычную римскую провинцию, про­изошло экономическое и политическое завоевание полу­острова.

В 218—206 гг. до н. э. острие римской военной политики и дипломатии было направлено на разрушение карфагенской державы в Испании, на уничтожение власти карфагенян над иберийскими племенами.

Для нас до сих пор не ясно, какова была природа власти карфагенян в Испании. Традиция, ведущая начало от ранних римских анналистов, приписывает деятельность Гамилькара и его преемников в Испании личному честолюбию Баркидов, ко­торое правительство Карфагена не в силах было обуздать. Фа­бий Пиктор видел в подвигах Гасдрубала стремление поднять свой авторитет в Карфагене и считает, что испанская полити­ка Ганнибала якобы вызывала даже недовольство карфаген­ского правительства'. Полибий, однако, опровергает эту вер­сию и указывает (III, 1, 10), что события под Сагунтом и на Эбро являлись не больше чем случайностями войны, которая в действительности была вызвана желанием карфагенян со­брать средства в Испании для возобновления войны против Рима. Это обстоятельство бросает свет и на характер политиче­ского владычества Карфагена в Испании. Сломить господство карфагенян в Испании становилось насущной задачей Рима.

По мере того, как при содействии иберийских племен рим­ляне успешно разрешали задачу изгнания карфагенян из Испании, менялись и политические задачи новых завоевателей на Пиренейском полуострове. На повестку дня встала задача превратить Испанию в римскую провинцию. Это становилось ясным и для иберов, которые, хотя и помогали Сципиону изго­нять карфагенян, но вместе с тем понимали, что с изгнанием одних поработителей они попадают во власть других. Что рим­ские «освободители» были не лучше карфагенских завоевате­лей, хорошо выражено у Ливия в речах на собрании войск Индибила, поднявшегося против Сципиона Африканского.

В такой обстановке Сципион Африканский и его преемники могли более отчетливо осуществлять свои военные и полити­ческие планы, направленные на захват завоеванных областей и на освоение их в качестве провинции. Учитывая, однако, всю сложность положения в Испании, римляне должны были, до учреждений претуры для управления Испанией, оставить там лиц с экстраординарными или промагистратскими полномочия­ми; сами римляне еще не знали, как управлять вновь завое­ванными областями, какой статут политической власти следо­вало там учредить. Так, из Ливия (XXVI, 38, 1) известно, что Сципион перед своим отъездом в Рим передал полномочия Л. Лентулу и Л. Манлию Ацидину. Другую версию передает Полибий (XI, 33, 8): «Не желая запаздывать в Рим к консуль­ским выборам, Публий сделал касательно Иберии все распоря­жения, войско передал Юнию и Марцию, а сам с Гаем и про­чими друзьями отплыл в Рим». Наконец, третью версию о по­ложении в Испании после отъезда Сципиона передает Зонара (IX, 11). Согласно последнему, Сципион был отозван из Испа­нии, и «двое из числа стратегов были посланы ему в преемники».

Понятно, что под «стратегами» надо разуметь проконсулов, преторов или каких-нибудь военных трибунов с imperium proconsulare.

Все эти соображения об управлении Испанией после отъез­да Сципиона показывают, насколько еще неопределенно было положение на Пиренейском полуострове. Внешне страна после сципионовских побед выглядела уже будто замиренной, но, очевидно, сам Сципион считал еще отнюдь не законченным дело покорения неукротимых иберов. Поэтому он действовал в связи с отъездом в Рим вполне самостоятельно, без каких-либо указаний из Рима.

Мы не можем считать достоверным сообщение Ливия, что Сципион передал власть Лентулу и Ацидину, ибо полководец мог передать свое войско и командование только тем лицам, которые участвовали вместе с ним в операциях. Но известно, что ни Лентул, ни Ацидин не находились в это время в окруже­нии Сципиона. Соответственно с этим вероятно, что Сципион, оставив Испанию, передал войско своему товарищу по военно­му командованию Силану, которого и называет Полибий преем­ником Сципиона. Только в конце 206 г. на комициях были избраны новые военачальники, которые вступили в Испанию весной 205 г. Что они приняли командование только в 205 г., подтверждается самим Ливием (XXIX, 13, 7), который заме­чает, что Лентул и Ацидин получили на 204 г. от трибутных комиций продление проконсульской власти; они, следователь­но, получили свои полномочия в 205 г.

Летом 205 г. вождь илергетов Индибил снова поднял вос­стание. На этот раз восстание приняло широкие масштабы и было несравненно опаснее, нежели в предшествующем году, когда Сципион бросил все свои силы на его подавление, боясь как бы из искр этого восстания не забушевало пламя по всей Испании. И то, чего боялся Сципион, было весьма близким к действительности^[440]. Даже остававшиеся до тех пор верными по отношению к римлянам авзетаны приняли участие в восстании. К восставшим илергетам и авзетанам присоединились также яцетаны и другие оседлые мелкие племена, которые у Ливия (XXIX, 2, 2) фигурируют как «малоизвестные пароды» (igno- biles populi). Поднялись также лацетаны, индигеты и эдета- ны, т. е. «как раз те самые народи, которые первыми примкну­ли к римлянам, видят теперь, что эти римляне с самого начала имели виды на постоянное владение этой страной» (L i у., XXIX, 1, 25).

Один из пунктов мирного договора, который по окончании восстания был заключен с побежденными иберами, гласил:

stipendium eius anni duplex — «дань собрать за этот год в двой­ном размере». Это свидетельствует о том, что в соответствии с какой-то, уже имевшей, очевидно, место в Испании практикой, на союзников накладывалась годичная дань. В вышеприве­денном случае, в качестве наказания за выступление союзников, па последних налагалась двойная дань. Иберы были раз­биты соединенными отрядами Лентула и Ацидина. Знамени­тый Индибил, на протяжении десятка лет ловко лавировавший между молотом и наковальней, между натиском карфагенян, с одной стороны, и римляп — с другой, сумевший выдержать все превратности судьбы, погиб в одной из битв'. Потерпев поражение, иберы вынуждены были рассеяться в горах и лощинах предгорий. Согласно условиям мирного договора, рим­ляне требовали выдачи Мапдония и остальных вождей, которые были затем казнены,'— а также начисления контрибуции за этот год в двойном размере, снабжения римского войска про­довольствием в течение 6 месяцев, обмундирования римских войск и содержания в городах более сильных римских гарни­зонов. Кроме того, иберы должны были сдать оружие и прислать заложников от каждого племени и каждого города'².

В последующем вплоть до 201 г. была продлена власть обо­их проконсулов3. Именно в это время, в наместничестве Лен­тула и Ацидина стала складываться система административ­ного управления Испанией. В 203 г. Испания обязана была по­ставить провиант, обмундирование и вооружение для Сардинии и Сицилии. Из Ливия (XXX, 26, 2) мы узнаем, что и на следую­щий год в Рим было отправлено из Испании большое количество хлеба. Отсюда можно сделать вывод о том, что контрибуция ps провинции должна была состоять также и из хлебных поста­вок. Возможно даже, что впервые именно теперь и начинает практиковаться так называемая vicesima —¹∕₂₀часть урожая.

Так как Лентул вернулся в Рим только в 200 г., то есте­ственно предположить, что он должен был еще в 201 г.

Из этой инструкции видно, что для Испании склонны были назначать одно ответственное лицо, исходя, повидимому, из опыта Сципиона. После Сципиона таковым был Лентул, кото­рый затем отправился в Рим. Лентул, новидимому, хотел до­биваться консульства на 199 г. и требовал триумфа за свои подвиги в Испании, но в этом ему было отказано, ибо он управ­лял провинцией не как консул или претор, а только как про­консул. Как таковой он имел право на овации, т. е. малый три­умф, хотя он и привез в Рим большую добычу и сдал в казну 43 тысячи фунтов серебра и 450 фунтов золота. Каждый солдат получил из добычи но 120 ассов.

С отъездом Лентула из Испании верховную власть (imperi­um consulare) получил К. Корнелий Цетег1, который вместе с Л. Манлием Ацидином должен был управлять Испанией в 200 г. до н. э. Гецфрид2 полагает, что распределение управления и командования между Цетегом и Ацидином было таково, что первый находился в области Эбро, тогда как второй действовал в южной части Испании.

На 199 г. в Испанию посылаются два проконсула: Гней Кор­нелий Блазион и Луций Стертиний. Кто из них был назван пер­вым и имел приоритет в полномочиях по испанским делам, сказать трудно; в источниках об этом нет достаточно данных.

Вступление этих новых проконсулов в должность испанских наместников представляет для нас особый интерес. Для вся- к ого, кто изучает установление системы рапнеримекой адми­нистрации в Испании, промагистратуры Блазиона и Стерти- ния весьма важны. Дело в том, что Ливий (XXXIII, 27, 1) впервые для этих ранних лет римского управления в Испании сообщает сведения о разделении этой новой римской провин­ции. «Ближняя Испания» (Hispania Citerior),— говорит Ли­вий,— в качестве провинции находилась под управлением Блазиона, «Испания Дальняя» (Hispania Ulterior)-—под управ­лением Стертиния.

Но, с другой стороны, известно, что в 199 г. еще не суще­ствовало никакого официального разделения Испании на «Ближ­нюю» и «Дальнюю». Можно лишь допустить, что в практике командования и управления испанскими областями фактически уже устанавливалось в интересах адмипиетративной техники управления известное районное деление на две провинции. Притом надо иметь в виду, что понятие provincia здесь надо принимать не в античном смысле, а лишь в государственно­правовом значении. Принятий в 197 г. закон о разделении Ис­пании на Citerior и Ulterior только утверждал фактически сло­жившиеся отношения.

Кроме того, в 199 г. имел место еще один эпизод в римской административной деятельности, который помогает уточнить линию административного управления, устанавливавшегося в Испании.

В 199 г. Гадес отправляет в Рим посольство с петицией по поводу назначения: местного римского префекта. Об этом факте мы узнаем из сообщения Ливия*. «По просьбе гадитан (жителей Гадеса.— А. М.) также была сделана уступка, чтобы в Гадес не посылался префект, хотя это было согласно с усло­вием (договором.— А. М.), заключенным с Л. Марцием Септимом при переходе их во власть римского народа». До сих пор еще не удалось договориться по поводу точности перевода этого места, представляющего грамматическую трудность. Вейссен- борн полагает, что по договору с Марцием било условлено (Quod... convenisset) о посылке префекта в Гадес и теперь га- дитаны умоляли Рим через посольство не делать этого. Однако большинство филологов и ученых, пользуясь историческими комментариями при разборе этого места, отвергают перевод Вейссенборпа. Если подойти к этому месту без предубеждения, то смысл его будет совершенно ясен. Жители Гадеса после отъез­да Магона заключили с римлянами договор, как равные с рав­ными. Не кто другой, как именно Ливий, прямо утверждает

в XXXII книге о заключении договора о дружбе между Римом и Гадесом (amititia facta... cum gaditanis). Цицерон в речи в защиту Бальба также упоминает о договоре между Гадесом и Римом: «Римский проконсул хотел теперь назначением префек­та посягнуть на право городского самоуправления Гадеса, хотя римляне, согласно договору, обеспечили это право. На­против, жители Гадеса заявляли претензии в Рим, по которым, таким образом, было дано удовлетворение (remissum)». Эти кос­венные данные дают нам больше оснований для правильного истолкования перевода спорного места из Ливия. Нет сомне­ния, что по раннему договору с Гадесом римляне вовсе не должны были назначать каких-либо префектов для этого го­рода Испапии. Поэтому петиция гадитап в 199 г. свидетельст­вует о том, что римляне хотели теперь в Испании упрочить свое положение путем административного ее устройства и, в част­ности, назначением своих префектов в такие крупные испанские города, как Гадес.

О том, что представляет собою это назначение префекта или попытка назначения в 199 г., мы можем судить по ходу позднее наступившего процесса 171 г. о вымогательстве. В исторической литературе этот год справедливо иногда назы­вается «годом петиций». Известно, что сенат должен был тогда постановить, чтобы испанские преторы не смели назначать в города префектов для сбора дани. Вмешательство соната до­статочно красочно говорит о злоупотреблениях наместников провинций, в частности, в Испапии. В 199 г., вопреки уже за­ключенному договору с Гадесом о недопущении назначений префектов, туда все-таки была сделана попытка назначить префекта. Если римские высшие администраторы столь ве­роломно поступили по отношению к могущественному городу южной Испании, то можно себе представить, как бесцеремонно обходились римляне с более мелкими общинами. С другой сто­роны, этот инцидент свидетельствует также и о том, что рим­ляне теперь стремились стать более твердой ногой в районе Бэтиса.

О деятельности Влазиона и Стертиния мы знаем мало. Из некоторых сведений Ливия мы узнаем только о количестве вы­везенного зо,лота и серебра в Рим. Так, Блазиоп во время сво­его малого триумфа доставил из Испании 1515 фунтов золота? 20 тысяч фунтов серебра и 34 тысячи денариев. Стертиний внес в казну 50 тысяч фунтов серебра и из испанской же добычи при­казал воздвигнуть ряд построек. Колоссальные суммы золота, серебра, монеты и добычи в натуре, которые собирались в про­винции за год наместничества, свидетельствуют не только об алчности магистратов, но и о тяжести римского гнета в Испа­нии.

Выборы новых наместников в Испанию в 198 г. на сле­дующий, 197 г. имели большое значение в смысле развития государственно-правовых отношений. Дело в том, что, согласно этим выборам, впервые число преторов увеличивалось до ше­сти, тогда как до этого выбиралось только четыре. Два новых претора выбирались теперь специально для Испании. Это со­бытие, собственно говоря, кладет начало провинциальной эре и превращает эту страну совершенно уже официально в новую римскую провинцию. Два претора для Испании вначале были установлены потому, что один из римских полководцев коман­довал сухопутной армией, а другой флотом. Когда такое раз­деление уже не вызывалось необходимостью, в Испанию все- таки понрежнему назначались два должностных лица. Пока продолжалась война с карфагенянами, такое назначение вы­зывалось, очевидно, опасностью и трудностью этой войны. Известно, что и карфагеняне держали в Испании постоянно двух, иногда и трех полководцев. Что же касается того, что римляне и после окончания войны с карфагенянами не пору­чали всей провинции одному единственному наместнику, то это вызывалось не только успевшей установиться традицией или трудностями управления Испанией, но и рядом других весьма важных соображений. Притом следует учесть, что к моменту назначения в Испанию двух римских магистратов не была еще установлена граница обеих провинций. Римский се­нат, надо полагать, ио-нсрвых, учитывал при этом обширные размеры завоеванной провинции, а во-вторых, трудность для одного человека справиться с административным управлением страны со столь разноплеменным и неспокойным населением. Наряду с политическим и географический фактор сыграл не последнюю роль в установлении той административной си­стемы управления, которая закрепилась для Испании с 197 г. до н. э. Вот почему обоим первым преторам Испании К. Сем- препию Тудитану и Гельвину впервые официально было отда­но распоряжение произвести размежевание Испании, с соблю­дением границ Ближней и Дальней провинций^ что примерно уже устанавливалось практически римскими полководцами в ходе военных операций.

Первые проконсулы, действовавшие в качестве провинци­альных уполномоченных, но прибытии в Испанию занялись определением межд^/провинциальной границы (Live, XXXII, 28, 11). Они сконцентрировали свое внимание на безопас­ности не Ближней (Hispania Citerior), а Дальней Испании (Hispania Ulterior). Безопасность правителя Hispania

1 L i v., XXXII, 28, 11: praetoribus in Hispaiiias... Ierminare iussi, qua Ulterior Giteriorve provincia servarelur.

Ulterior главным образом зависела от надежности прибрежных позиций, и поэтому наиболее краткие пути сообщения вдоль побережья сберегали бы его силы и прикрыли бы всю внутрен­нюю часть страны, за безопасность и спокойствие которой на­местник, собственно говоря, и нес ответственность. Сообраз­но этому требованию, Hispania Citerior была протянута к за­паду, так, чтобы включить в себя Новый Карфаген. Но мы не знаем, как в точности проходила граница далеко на запад от этого города. Можно полагать, что она, вероятно, тянулась к востоку от Барии. Первое упоминание о Hispania Citerior и Ulterior применительно к 199 г. ми имеем у Ливия (XXXIII, 27). Сообщение о проведении размежевания применительно к 197 г. дается Ливием в XXXII книге¹. Принадлежность же Нового Карфагена к Ближней Испании засвидетельствована Ливием (XL, 41, 10) для 180 г. до н. э., а для 100 г. до н. э. Артемидором2. Бария относилась к Дальней Испании; в этом отношении мы можем прочно полагаться на свидетельства Пли­ния (NH, III, 19) и Птолемея (II, 48).

Внутри страны граница шла к востоку от Saltus Tuqiensis и Кастулона; в основном граница осталась без серьезных из­менений до эпохи Августа, когда провинциальное деление Ис­пании подверглось коренной реконструкции. Более неопре­деленными оставались северные границы обеих провинций, что отмечалось всякий раз, как граница римских военных втор­жений, хєфядля Hispania- Ulterior сначала служило естествен­ной границей течение Бэтиса.

Ни в одной из обеих провинций не было единства в смысле состава населения. Ближняя Испания занимала территорию вдоль прибрежной полосы и в глубь полуострова, первоначаль­но зависевшую от двух сильных римских крепостей в Таррако- не и Новом Карфагене. Каждый из этих городов являлся преж­де всего форпостом римского военного могущества; только впоследствии они приобрели торговое значение. Так как эти форпосты находились на значительном расстоянии друг от друга, то, естественно, должны были существовать другие — какие-то промежуточные звенья в виде других укрепленных городов и поселений. Главпыми центрами иберийской культуры в Ближней Испании были Сагунт и Дертоза. Римские связи с Сагунтом, вероятнее всего, носили в основном торговый ха­рактер. Сагунт уже в начале и середине III в. был крупным иберийским центром на восточном побережье Испании, рано завязавшим торговые связи с греками, а потом с римлянами. В частности, весьма вероятно, что Сагунт чеканил серебро до ^[444][445]

Римского вторжения в Испанию. Что касается другого иберий­ского центра, Дертозы, то это", собственно говоря, не был при­морский город в строгом смысле этого слова. В основном Дер- тоза играла роль охранителя переправы через Эбро. Кроме того, к северу от Эбро находились еще два города, где рим­ляне оказались перед задачей организации управления: Илерда и Оска. В противоположность иберийским центрам в Сагунте и Дертозе, Илерда и Оска представляли собою незначительные пункты внутренней туземной культуры. Главной особенностью этого района было его богатство минералами, в силу чего рим­ляне так быстро распространили на него свою власть. Таким образом, освоение минеральных богатств районов Илерды и Оски, развитие торговых отношений на восточном побережье полуострова, охрана переправ через Эбро и создание опорных пунктов римского владычества,— вот к чему, в сущности, сво­дились задачи управления Ближней Испанией. Несколько иными были задачи управления Дальней Испанией. Прежде всего территория этой провинции длительное время находи­лась под весьма сильным влиянием Карфагена. Правда, гос­подство Баркидов не дало все же иберийским общинам долины Бэтиса какой-либо политической системы. Господство кар­фагенян в этом районе выражалось в освоении и разработке минеральных богатств, что создавало определенное имущест­венное и социальное расслоение среди турдетанов и их со­седей.

Как показывают археологические памятники, само побе­режье от Барии до устья Бэтиса было заполнено большим ко­личеством торговых и рыболовецких стоянок финикийского и карфагенского происхождения, как Абдера, Секси (Альмунье- кар), Малака, Суэль (Фуэнхирола), Меллария (Фуэнте Овеху- на) и Гадес. Здесь всегда бойко шла (при финикийцах и карфа­генянах) торговля, сюда заходили с востока торговые кораб­ли, здесь часто пользовались финикийской монетой. Плиний (NH, III, 4) говорит, что пунический характер всех этих посе­лений сохранялся вплоть до времен Империи. Эти поселения, вероятнее всего, имели самоуправление по карфагенским об­разцам:; во всяком случае, известно, что Гадес управлялся суф- фетами. Однако вряд ли карфагеняне оказывали достаточно сильное влияние на население окружающей территории, в осо­бенности на земледельческие общины долины Бэтиса. Эти об­щины были сплочены в своих небольших, а иногда и крупных племенных объединениях под властью местных царьков или князьков, как, например, Кулхаса и Луксиния. Ливий гово­рит, что Кулхас, например, объединял 28 турдетанских общин (XXVIII, 12), и только впоследствии под его властью находи­лось около 17 общин (XXXIII, 1, 6).

К северу от долины Бэтиса, между Сиеррой Мореной и Сиеррой Невадой, лежали поселения знаменитого горнопро­мышленного округа, центром которого был Кастулон. К вос­току от него тянулась огромная область, где жили кочевники, занимавшиеся также и грабежом. Эту область нужно было пе­ресечь, чтобы сухопутным путем достичь Нового Карфагена. Но всей этой Дальней Испании не было ни одного поселения, в котором отмечалось бы римское влияние, или которое было бы подготовлено для романизации. В этом отношении картина здесь была прямо противоположной той, которую мы наблю­даем в Ближней Испании, где уже существовали форпосты римского господства и основные пункты романизации этой об­ласти (Тарракон, Сагунт, Новый Карфаген и т. д.).

Дальновидный Сципион прекрасно отдавал себе отчет в положении вещей в Hispania Ulterior. Он создал там колонию ветеранов, которой дал в известном смысле символическое на­звание «Италика». Она находилась в чрезвычайно выгодном месте ■— в нижнем течении Бэтиса, где река была судоходна. Все же Италика на первых порах не играла роли форпоста рим­ской культуры в Дальней Испании Ее росту мешала отда­ленность от побережья и отсутствие торговых коммуникаций. Не было римских опорных пунктов и на побережье вплоть до основания Картейи в 171 г. до н. э. Вот почему рост римского влияния и процесс романизации проходил здесь менее эффек­тивно, чем в Ближней Испании, так как здесь в обширной Турдетании, где формировались истоки туземной иберийской цивилизации (Тартессийское царство), сильны были местные исторические традиции в языке, письме, искусстве, в быту и строе жизни местных племен. Все эти моменты Рим должен был так или иначе учитывать в своей административной си­стеме. Таким образом, Ближняя и Дальняя Испании яв­лялись и в географическом и политическом отношениях двумя различными организмами с различными потенциальными си­лами местных племен, с одной стороны, и различными возмож­ностями романизации их — с другой.

Вначале Рим сумел придать своей агрессии в Испании ха­рактер тактической защиты против Карфагена. Рим в это время заключал формальные союзы с различными местными груп­пами в Испании, несомненно, превращая их в своих союзни­ков против Карфагена. Однако иберы относились к чужезем­цам, как карфагенянам, так и римлянам, со все возраставшей неприязнью. Нельзя никак согласиться с Сазерлендом', что

1 Satherland, The Romans in Spain, стр. 52. Автор неисториче­ски подходит к трактовке столь важных исторических проблем, как, например, о возможности политических объединений у иберов. В главе об иберийском роде мы касались вопроса о том, как в ходе исто-

иберы отличались «вечной неспособностью проникнуться сколь­ко-нибудь постоянным и твердым стремлением к объединению», под которым автор, очевидно, разумеет только политическое объединение. Политические тенденции к объединению, созда­ние конфедераций племен в эпоху так называемой «военной демократии» мы уже имели случай рассмотреть и установили, что именно римская оккупация больше, чем какая-либо дру­гая, обрывала этот наметившийся тогда процесс исторического' развития иберов. После завоевания Испании Рим в качестве своей главной задачи поставил воспрепятствование каким-либо политическим объединениям, поскольку они могли стать сред­ством борьбы иберов с римской оккупацией.

После изгнания карфагенян, иберы остались на полуостро­ве одни с римлянами. Иберам стало теперь ясно, что римляне, их «освободители» от карфагенского ига, сделались теперь за­воевателями не только Карфагена, но и самой Испании. Это прекрасно понимал и Рим, который при установлении адми­нистративной системы поставил в числе важнейших проблем задачу подчинения римскому господству всех областей Испании. Для разрешения задачи покорения Испании, естественно, нужно было обеспечить гибкую администрацию и военное командова­ние в Испании. Образование двух провинций на Пиренейском полуострове являлось одним из важных средств проведения римской захватнической политики.

рической эволюции, к моменту карфагенского, а потом н римского за­воевания, иберийские общины создавали у себя элементы государственно­сти, вступали па путь племенных объединений и организации централи­зованной власти. Тенденции этого процесса, неоспоримо, были и могут быть прослежены с совершенной очевидностью по нашим литературным и археологическим источникам Сазерленд, однако, не обращает внимания на то, что этот процесс самобытного, т е. внутреннего, развития иберий­ских племен неоднократно обрывался сначала финикийским завоеванием и' разрушением Тартесса, затем Баркидами и, наконец, римлянами, ко­торые огнем и мечом разрушали всякие элементы политической самостоя­тельности иберов, так как она противостояла римской оккупации Именно эти обстоятельства подрывали намечавшийся процесс объединения ибе­рийских племен С другой стороны, та же римская оккупация иногда объ­единяла иберов для освободительной войны за независимость и поднимала сознание местных племен в направлении политического объединения, как это было и эпоху Вириата, этого «первого Ромула испанского парода».