ВВЕДЕНИЕ

В Средней Италии, между реками Арно и Тибром, в древ­ности простиралась страна, именуемая Этрурией. Власть ее обитателей, этрусков, известных грекам как тиррены, распро­странялась к югу и северу от этих рек, а также на восток, до Адриатического моря.

Этруски создали оригинальные труды религиозного и исто­рического характера, которые, к сожалению, не сохранились. Не дошли и некоторые латинские переложения этой литерату­ры, относящиеся к I в. до н. э.— I в. н. э. Утрачена и «История этрусков» в 20 книгах, написанная в 40-х годах I в. до н. э. римским императором Клавдием. И все же в трудах античных поэтов, историков, философов сохранилось немало сведений о различных сторонах жизни и истории этрусков. Если эти ра­боты объединить, они составили бы обширный труд.

На протяжении средневековья никто не обращался к этому материалу, и этруски были в полной мере «забытым народом». Сохранившиеся в Риме и в Других местах Италии памятники этрусского искусства не привлекали внимания. Все непонятные надписи в Италии тогда считались этрусскими, и сложилась по­говорка «Этрусское не читается».

В XIV—XVI вв. область между реками Арно и Тибром ста­ла колыбелью культуры Возрождения. Вместе с интересом к грекам и римлянам пробуждается интерес и к этрускам как древнейшим обитателям Тосканы. Сведения об Этрурии италь­янские гуманисты черпали не только из произведений Ливия, Плиния Старшего, Дионисия Галикарнасского, но и знакоми­лись с ней по этрусским памятникам, на которые ранее никто не обращал внимания. В муниципальных архивах городов Тос­каны сохранились зарисовки фортификационных сооружений этрусского времени, сделанные в XV—XVI вв., и тщательно ско­пированные надписи, покрывавшие их стены. Нередко в ходе полевых или строительных работ удавалось обнаружить брон­зовые этрусские статуи с надписями.

Более всего возбуждали воображение этрусские гробницы. Одной из них гуманист Луцио.

жительство издало своего рода постановление об охране памят­ников и запрещении самовольных раскопок. Но они продол­жались.

Среди рисунков Микеланджело имеется изображение чело­века в головном уборе в виде волчьего скальпа. Это копия одной из этрусских фресок со сценой подземного царства. Видимо, этрусские фрески вдохновляли и величайшего поэта Италии Данте при описании им картины ада. В частности, образ Ха­рона у Данте соответствует этрусскому демону Хару, а не пере­возчику душ мертвых в греческой мифологии:

Недвижим стал шерстистый лик ужасный

У лодочника сумрачной реки,

И вкруг очей змеился пламень красный [17, III, 97].

В конце XV в. во Флоренции появился ряд трактатов об этрусках, написанных уроженцами Тосканы, представителями католической церкви. Кардинал Эгидио из Витербо характе­ризует Этрурию не только как очаг древнейшей в Италии куль­туры, но и как «вечную покровительницу и хранительницу рели­гий». Таким образом, христианский писатель не ощущал разни­цы между Этрурией языческой и Тосканой своего времени» В этом можно видеть не столько неосведомленность, сколько стремление возвысить Этрурию и этрусков. Еще дальше пошел францисканский монах Мариано из Флоренции, связавший в своем трактате «О происхождении, благородстве и великолепии Тусции» древнейшее прошлое Этрурии с мифами книги Бытия. Согласно его мнению, после потопа сыновья Ноя расселились по всему миру, и один из них, Гомер, обосновался в Этрурии. Его потомки первыми приветствовали учение Христа, оказав гостеприимство прибывшему в Рим апостолу Павлу. А монах Аннио из Вйтербо доказывал, что этруски говорили на древне­еврейском языке (транскрибируя этрусские надписи еврейским алфавитом).

Таким образом, к XVI в. сложились совершенно фантасти­ческие представления об этрусках, которые можно назвать «этрусским мифом».

Желая представить этрусских царей властителями всей Италии, Ф. Демпстер отнес к этрускам многие племена, надписи кото­рых в то время были непонятны. Этрусками, например, у него стали умбры, поскольку их письмена были также нечитаемы.

Труд Ф. Демпстера был издан лишь в 1723 г., через сто с лишним лет после его написания, совпав по времени с новой вспышкой интереса к этрусскому. В это время на территории древней Этрурии хозяйничали австрийцы. Изучение «славной истории этрусков», которых жители Тосканы считали своими предками, давало моральное удовлетворение и выход патриоти­ческому чувству.

В 1726 г. была открыта «Этрусская академия», членами ко­торой стали благородные синьоры Кортоны и других городов Тосканы; руководил ею торжественно избираемый президент, носивший этрусский титул «лукумон». Ночные заседания («ночи Кортоны» — так назывались эти этрусские бдения) воссоздава­ли атмосферу загадочности, которой тогда были окружены этруски. В докладах и сообщениях, лишенных серьезной науч­ной основы, утверждалось, что не только в Италии, но и в Ис­пании и Анатолии почти все следы художественной деятельности принадлежали этрускам, музей «Этрусской академии», насчи­тывавший в 1750 г.

Первые серьезные работы по этрускологии появились в кон­це XVIII — начале XIX в. Они свидетельствовали о первой по­беде истории над «этрусским мифом». Однако было бы ошиб­кой думать, что последний был окончательно развеян. Путь от мифа к подлинной истории этрусков благодаря все расширяю­щемуся кругу источников и их правильной интерпретации нель­зя назвать простым и прямолинейным. Многие исследователи XIX — первой половины XX в. предлагали, как мы теперь по­нимаем, ошибочное чтение этрусских надписей, послужившее основой ошибочных исторических концепций.

Однако огромной заслугой ученых века нынешнего и века минувшего явились- систематизация и издание этрусских памят­ников и текстов. В соответствии с афоризмом «тот, кто видит один памятник, ничего не видит, тот, кто видит сто, видит целое» издания этрусских зеркал, рельефов, рисунков на вазах, фресок позволили создать цельную картину этрусского искусст­ва. Эти же памятники легли в основу изучения таких реалий этрусской жизни, которые почти не освещены в литературных источниках, как одежда, мебель, жилище, вооружение, зрели­ща, религиозный культ.

В конце XIX в. итальянский поэт Габриэле д’Аннунцио в книге «Мертвый город» выдвинул концепцию, согласно которой всю жизнь этрусков пронизывала безнадежность. Трагичным было их видение мира и отношение к нему. Полвека спустя на основании тех же этрусских фресок из погребений известный

я

английский романист Д. Лоуренс пришел к убеждению, что жизнь этрусков была, проникнута чувственной радостью, а их взгляд на мир был полон оптимизма [249]. Несомненно, каж­дый из этих авторов перенес на этрусков свое мироощущение!

К сожалению, этот субъективизм присущ не только худо­жественным, но и научным трудам, отличающимся противоре­чивостью суждений и оценок. Достаточно ознакомиться с пере­водами некоторых этрусских надписей разными исследователя­ми, чтобы возник вопрос, одним ли текстом они пользовались.

Все это в какой-то мере оправдывает сложившуюся в науке прошлого века репутацию этрусков как «загадочного» народа. Однако этруски не только загадка, но и парадокс: исключи­тельное богатство Этрурии памятниками изобразительного ис­кусства, но невозможность их надежной интерпретации; значи­тельное (свыше 11 тысяч) количество надписей, чтение которых теперь уже не вызывает трудностей, но неумение ответить на некоторые элементарные вопросы языковой принадлежности; многочисленные уже в древности суждения о происхождении этрусков, но невозможность отдать предпочтение одному ИЗ них.

Народ, уже 300 лет «допрашиваемый» самыми различными приемами, до сих пор не сказал о себе самого существенного, если не считать того, что в трудах с претенциозными назва­ниями он «заговорил не своим голосом».

«Загадочность» этрусков, с одной стороны, придает рабо­там о них налет сенсационности, вызывая у читателей жажду приобщиться к раскрытию вековой тайны, с другой — накла­дывает на авторов обязательства, выполнение которых оказы­вается им не под силу. История этрускологии, знавшая немало попыток дать окончательное решение этрусской «загадки», го­ворит, что продвижение вперед чаще всего идет очень медлен­но, едва заметно. Но все-таки наука не стоит на месте. Свиде­тельством этому служат обстоятельные изложения тех сторон Жизни этрусков, которые ранее оставались в тени, словарь из 100 слов с твердо установленным значением и даже грамматика этрусского языка.

Этрускология в качестве научной дисциплины является син­тезом таких наук, как классическая филология, лингвистика, эпиграфика, этнография, искусствоведение, нумизматика. Бла­годаря этим наукам и поныне этрускология обогащается новы­ми идеями, а ее познавательный потенциал расширяется с по­мощью исторических, лингвистических, искусствоведческих па­раллелей. Однако для этрускологии наступает время отдавать долги родственным дисциплинам. Теперь уже трудно себе пред­ставить изучение общественных отношений Рима без более древнего и массового материала этрусских надписей, исследо­вание языкового состояния эгейско-анатолийского региона без этрусских лингвистических данных, понимания религий народов Средиземноморья без этрусской иконографии и теонимики.