АТТИЛА, АЭЦИИ И ФАЗЫ ЭТНОГЕНЕЗА

История европейских гуннов уже написана, и куда под­робнее, чем это можно сделать в одной статье. Но никто из историков не ставил при этом задачи показать уникальное соотношение возрастов этноса, то есть поставить проблему как соотношение старца, юноши, мужа в расцвете сил и по­жилого многоопытного человека.

В V веке римский суперэтнос находился в фазе обскура- ции: он почти переставал существовать. Но Восточная Рим­ская империя была сильна, ибо многие обитатели Малой Азии, Сирии и Армении находились в акматической фазе этногене­за. Там прошла ось пассионарного толчка, и христианские, гностические и манихейские общины всосали в себя тех пас­сионариев, которым была противна самовлюбленная антич­ная пошлость. Они спорили друг с другом, проповедовали свои учения всем, желавшим слушать, интриговали и защи­щали стены своих городов, что давно разучились делать те, кто оставался язычниками. И в отличие от германцев у них была этническая доминанта, философема, переданная им нео­платониками. Эта философема не существовала в глубокой древности, ни в эллинской, ни в иудейской, ни в египет­ской. Первым неоплатоником был Христос. Однако этим энер­гичным пассионариям мешали субпассионарии, расплодившиеся за три века имперского благополучия и изобилия. Они от­нюдь не были «низами» общества. Многие из них пролезали на высокие и средние должности. Но где бы они ни находи­лись, они разъедали тело римской цивилизации, не желая думать о завтрашнем дне, а тем более — о неизбежном конце.

Выслушаем беспристрастного современника событий. В 448 г. Приск Панийский в ставке Аттилы, где он был в со­ставе посольства, встретил грека, одетого в «скифские» одежды, и записал его слова: «Бедствия, претерпеваемые римлянами во время смутное, тягостнее тех, которые они терпят от вой­ны...

могут остаться без наказания, а кто беден и не умеет вести дела, тот должен понести налагаемое законом наказание». Приск возразил, что законы римлян гуманнее и «рабы имеют много способов получить свободу». Грек ответил: «Законы хороши, и общество прекрасно устроено, но властители портят его, поступая не так, как поступали древние»⁹⁹.

Итак, грек отметил вариабельность стереотипа поведения как главный фактор, дающий людям жить. Культура — ста­бильна, а римский суперэтнос уже вступил в последнюю фазу: мечтатели оплакивали уходящую культуру, а подонки ее про­едали. И пока готы не разредили античного населения в Маке­донии, Фракии и Элладе настолько, что подготовили пустые места для славян, то есть до VI века, Византия была заклю­чена в городских стенах, а Гесперия¹⁰⁰, где эти стены пали, вообще исчезла с карты мира.

Германцы, ровесники византийцев, не имели такой культур­ной традиции, способной объединить их в суперэтническую целостность. Наоборот, пассионарный толчок, не будучи направлен, разорвал даже те связи, которые у них были в первые века н.э. Чтобы объединиться, им было нужно на­чальство, и они нашли его в гуннах. Гунны, как и их сопер­ники — аланы и хунны в Северном Китае, переживали фазу надлома, или неуклонного снижения пассионарного напря­жения этнической системы. На этом фоне достоинства от­дельных личностей меркли. Лишенные своей экологической ниши, они были вынуждены получать необходимые им про­дукты как дань или военную добычу. На чужой земле они превратились в хищников, которые вынуждены охотиться на соседей, чтобы не погибнуть, и пользоваться услугами этно­сов, на них непохожих и им неприятных, но крайне нужных.

Пассионарность их была разжижена из-за включения в их среду многочисленных угро-финнов, за счет коих они пополняли потери в боях. Угро-финны были очень храбры, выносливы и энергичны, вполне лояльны гуннским вождям, но сердце их билось в другом ритме, их собственном, вследствие чего они образовали гунно-угорскую химеру.

судьба задвинула их в окруженную горами долину Дуная да еще добавила к ним кельтов-бастарнов, дакийцев-карпов, сарматов-язигов и кое-какие роды славян, то все измени­лось, и отнюдь не к лучшему. На этом фоне и развернулись события, связанные с деятельностью Аттилы и Аэция.

Аттила был невысок, широкоплеч, с темными волосами и плоским носом. Борода у него была редкая. Узкие глаза его смотрели так пронзительно, что все подходившие к нему дрожали, видя осознанную силу. Страшный в гневе и беспощад­ный к врагам, он был милостив к своим соратникам. Гунны верили в его таланты и отвагу, поэтому под его властью объеди­нились все племена от Волги до Рейна. Под его знаменем сражались, кроме гуннов, остроготы, гепиды, тюринги, ге- рулы, турклинги, руги, булгары и акациры, а также много римлян и греков, предпочитавших справедливость гуннского царя произволу и корысти цивилизованных римских чинов­ников.

Сначала Аттила делил власть со своим братом Бледой, но в 445 г. убил его и сосредоточил власть в своих руках. При совместном их правлении гунны, а точнее, присоединивши­еся к ним племена, совершили набег на Балканский полуос­тров и дошли до стен Константинополя. Они сожгли 70 го­родов, от Сирмия до Наиса. Но добыча их была меньше ожи­даемой, так как на полуострове уже дважды похозяйничали визиготы. В 447 г. Феодосии II заключил с Аттилой унизи­тельный для империи мир, обязался платить ежегодную дань и уступил южный берег Дуная от Сингидуна до Наиса, но сменивший Феодосия Маркиан расторг этот договор в 450 г., заявив, что его подарки — для друзей, а для врагов у него есть оружие.

Но Аттила был дипломатом, он рассчитал, что на запа­де он достигнет больших успехов и решил двинуть свои вой­ска в Галлию. Для похода был повод: просьба принцессы Гонории обручиться с нею и, что важнее, — союзники: один из франкских князей, изгнанный из своего отечества, и ко­роль вандалов — Гензерих, взявший столицу провинции Аф­рики — Карфаген.

ожиданный результат. У Аттилы оказался противник, дос­тойный его и по личным качествам, и по уровню пассио­нарности, — Аэций.

Аэций, сын германца и римлянки, был представителем нового поколения, новой породы пассионариев, которое под­няло раннюю Византию. Красивый, сильный мужчина, он не имел равного в верховой езде, стрельбе из лука, метании дротика. Честолюбие и властолюбие были лейтмотивом его бурной биографии. На его глазах мятежные легионеры убили его отца, он дважды был у гуннов, то как заложник, то как изгнанник. Он свободно говорил на германских и гуннском языках, что располагало к нему легионеров, среди которых уже не было уроженцев Италии. Карьеру он сделал быстро, но ревность к славе и власти породила в нем вражду к намест­нику провинции Африки — Бонифацию, честному, доброму и способному «последнему римлянину», как потом назвал его историк Прокопий¹⁰¹.

Аэций оклеветал Бонифация и спровоцировал его на мя­теж. Бонифаций в 429 г. пригласил на помощь вандалов из Испании, но те, как водится, захватили провинцию Африку для себя. Бонифаций вернулся в Рим и оправдался, ибо действи­тельно потеря Африки была вызвана интригами Аэция. Тогда Аэций, командовавший войсками в Галлии, двинулся на Рим. Бонифаций, командуя правительственными войсками, раз­бил Аэция, но, раненный в бою, скоро умер (432 г.). Аэций же бежал к гуннам, где его принял Рутила, но после смерти Бонифация вернулся и в 437 г. вторично стал консулом. В третий раз он получил эту должность в 446 г. До тех пор многократно консулами бывали только императоры¹⁰². Но ведь только Аэций умел заставить варваров сражаться за ненавист­ный им Рим.

Аэций и Аттила стояли во главе военно-политических коа­лиций (отнюдь не «племенных союзов»), население которых было чуждо своим правителям и по крови, и по религии, да и по этническому облику. Во главе восточной коалиции гер­мано-славяно-угорских племен стоял гунн, потомок древнейших тюрков; во главе западной — германо-кельтско-аланской — римлянин, потомок захватчиков и рабовладельцев.

вторгшиеся в начале V века в Галлию: визиготы, бургунды, аланы, армориканцы (кельты из Валлиса, переселившиеся на материк в V веке, после чего занятый ими полуостров был назван «Бретань»), франки и отчасти алеманны были усми­рены Аэцием, который мобилизовал их друг против друга. Движение багаудов Аэций подавил с помощью гуннских от­рядов, присланных ему Аттилой. И Аттиле пришлось подав­лять сопротивление своих подданных акациров — «старшего войска»¹⁰³, подстрекаемого византийскими лазутчиками¹⁰⁴.

Аттила и Аэций в детстве были приятелями. Ссориться им было незачем. Но правители зависят от масс не меньше, чем те от них. А в фазе пассионарного подъема массы не могут и не хотят жить в состоянии покоя. В Византии рост пассионарности породил борьбу церковных направлений, а в среде варваров — войну, в которую были втянуты гунны и Рим, хотя воевали в основном германцы.