ГИБЕЛЬ ДИНАСТИИ

После 317 г. счастье покинуло хуннов. Попытавшись продвинуться на юг до берегов Янцзы, они натолкнулись на отпор южных китайцев. Внезапное нападение на стан хунн- ского наследного принца Лю Цаня принесло китайцам побе­ду.

В 318 г. хуннскую династию постигла большая беда. Сгорело одно из крыльев дворца, и в огне погибли 20 членов фами­лии Лю. Это была большая потеря, потому что погибли люди, безусловно верные и нужные, заменить их было очень труд­но. К несчастью для хуннского народа, наследник престола не был в этом числе¹.

Вскоре после этого заболел и умер Лю Цун, оставив пре­стол старшему сыну, бездарному Лю Цаню. Зная «возмож­ности» Лю Цаня, Лю Цун поручил охрану империи канцлеру Лю Яо и маршалу Ши Лэ, присоединив к ним двух своих младших сыновей и главного интенданта, китайца Цзинь Чжуна. После похорон шаньюя (и императора) полководцы верну­лись к своим войскам, а Цзинь Чжун остался единственным

советником Лю Цаня. Свое положение он использовал для того, чтобы побудить нового владыку избавиться от опеки и советов братьев, которые были вскоре казнены по обвине­нию в кутежах и небрежении к своим обязанностям. Факти­ческая власть оказалась в руках Цзинь Чжуна, который был отнюдь не беспринципным честолюбцем, а подлинным ки­тайским патриотом, влюбленным в свою цивилизацию, ко­торая, на хуннский взгляд, в эпоху Цзинь была чудовищна. Но это неумение предугадать поведение людей иного этни­ческого склада и вытекающие отсюда тяжелые последствия характерны для всех зон этнических контактов.

Разница этнических черт хуннов и китайцев была такова, что обычаи одних вызывали у других физическое отвраще­ние. В частности, у хуннов, живших в степях, существовал обычай наследования жен. Вдова старшего брата становилась женой младшего, который был обязан о ней заботиться как о своей любимой жене². Иногда на тех же условиях жены отца переходили к сыну (за исключением, конечно, его матери). Этот обычай сложился и бытовал тогда, когда была нужда в охране женщины в условиях сурового климата и межплемен­ных войн. Это своеобразное «социальное страхование» опла­чивалось женским трудом в юрте родственника. Благодаря этому обычаю женщина даже в условиях экзогамии и патри­архального родового строя имела обеспеченное положение в случае вдовства. C переходом хуннов в Китай этот обычай потерял свое значение, но сохранился как реликт.

Поэтому, когда Лю Цань стал посещать юных наложниц своего отца, с точки зрения хуннов, это было его право и долг. Но китайцам такое поведение казалось чудовищным раз­вратом, а Цзинь Чжун использовал этот факт для своих це­лей, которые считал патриотическими и благородными: он восстановил служивших во дворце китайцев против варвара, живущего с «собственными матерями», потому что в Китае все жены отца считались находящимися в этом ранге. Это была капля, переполнившая сосуд взаимного негодования и озлобления.

Никакие приманки не могли примирить китайских патриотов с господством «варваров», но ждать спасения от своих южных

соплеменников было явно бессмысленно. Приходилось рас­считывать на собственные силы и искать новые способы борьбы. По этому пути пошел Цзинь Чжун, выступивший в роли ки­тайского Конрада Валленрода³. Сделав блестящую карьеру и став правителем при бездарном монархе, он тем не менее поставил на карту все добытое благополучие и даже свою жизнь: он решился на государственный переворот. C кучкой заго­ворщиков он ворвался в покои Лю Цаня и учинил резню, в которой погиб доверчивый император (и шаньюй).

За сим последовала жуткая расправа.

Как видно, Цзинь Чжун считал себя не предателем и убий­цей, а героем, но это было так же непонятно хуннам, как китайцам — наследование жен. Народ покидал столицу и бе­жал в провинции, находившиеся под контролем войск Ши Лэ, который с 50-тысячным войском двинулся на Пиньян. На западе империи Лю Яо, узнав о трагедии, объявил себя императором и отдал приказ казнить каждого, уличенного в сношениях с узурпатором. Напуганный Цзинь Чжун попы­тался договориться с Ши Лэ, но тот арестовал посла и отпра­вил его Лю Яо.

Лю Яо принял арестованного любезно и освободил, попро­сив передать Цзинь Чжуну, что если тот сдастся, то будет прощен и оставлен в чине. Тот имел достаточно ума, чтобы не поверить, но его сподвижники убили его и поставили на

90 1∞ ПО 120

О

Рис. 2.Костер. Гибель династии

престол его сына Цзинь Мина, который предложил Лю Яо свою покорность. Но тут вмешался Ши Лэ. Он напал на Пиньян, чтобы отомстить за гибель хуннских принцев. Цзинь Мин покинул город и с толпой беглецов сдался Лю Яо, ко­торый казнил его самого и всех его родственников. Тем вре­менем Ши Лэ занял покинутую столицу, сжег оскверненный убийством дворец и восстановил могилы Лю Юаня и Лю Цуна.

Так китайские нравы IV века, в которые как компонент входило вероломство по отношению к «варварам», оказались не более, скажем, конструктивными, чем хуннские, где сви­репость сочеталась с доверчивостью. Но, пожалуй, хуже всего была смесь тех и других. Хунн с китайским образованием был опаснее кобры. Таким персонажем оказался Лю Яо, на словах побеждавший «без хитростей и измен», а на деле по­стоянно нарушавший свои обещания. По «праву аристокра­тизма» он взял власть в свои руки. Поскольку царствующий дом хуннов был полностью истреблен, то Лю Яо как основа­тель новой династии дал ей новое название — Чжао⁶, а сто­лицу перенес в Чанъань. Ши Лэ получил титул «Великий Маршал», и ему было поручено управление восточными об­ластями страны. Однако уже на следующий год положение изменилось.

Да и как могло быть иначе? За полтора века тесного обще­ния с китайцами хунны не могли удержать свои родовые тра­диции, которые сохранились лишь у их степных сородичей в Ордосе. В 20-х годах IV века хуннского единства уже не сущест­вовало. Хунны победили китайцев, но перестали быть хун- нами.

Название народа часто переживает сам народ. Например, византийские греки и малоазиаты в XV веке еще называли себя римлянами. Нечто схожее случилось с хуннами. Былых традиций хватило на восстание и победу, но на поддержание власти их не оказалось. Учреждения новой империи копиро­вались с китайских образцов: быт, нравы и утварь дворцов, титулатура и обряды — все было копией Ханьской монархии, а не патриархального двора шаньюев. Хунны превратились в

«цивилизованных варваров», у которых равно отсутствуют высокие моральные качества, свойственные примитивному быту, и духовное развитие многовековой культуры. Власто­любие и эгоизм полководцев и беспринципность профессио­нальных солдат, составляющих их реальную силу, обуслови­ли конец возрождения хуннской независимости.