<<
>>

ХУННЫ И ГУННЫ

Западную окраину Великой степи в то время населяли два народа: в Предкавказье жили аланы, на нижней Волге и Ура­ле — угры11. Лесостепную полосу Западной Сибири занимали сабиры, принадлежавшие к угро-самодийской группе12, а Приаралье — хиониты, осколок древнего европеоидного слоя13.

Эти последние не были затронуты передвижением хуннов, которые, очевидно, прошли севернее; когда же сабиры про­никли в Закавказье, то сходство их с хуннами было отмечено источниками14. Но не они, а приуральские угры были тем народом, который приютил беглецов и дал им возможность вновь собраться с силами. Именно с угорских территорий начали хунны свой новый поход на запад, причем угорский элемент составлял их основную боевую силу, и нет основа­ний сомневаться в том, что оба народа смешались и слились в один новый народ — гуннов.

C 155 г., когда северные хунны оторвались от победонос­ных сяньбийцев на берегах Волги, до 350 г., когда гунны

начали упорную борьбу с аланами, их история совершенно неизвестна.

Самый факт перехода хуннов на запад казался невероят­ным, так как действительно более чем странно, что целый народ бросился бежать в «никуда». Но если допустить, что хунны знали о культуре Запада и сознательно передвинулись в области, заведомо непригодные для жизни, то все сомне­ния в переселении их теряют силу. Предлагаемый парадок­сальный тезис основан на анализе находок в кургане Ноин- ула, сделанном Г.И. Воровкой. Он отмечает среди найден­ных произведений искусства немало привозных вещей, а так­же фрагменты тканей, которые нужно признать греческими15. Ткани, аналогичные по материалу, окраске, технике тканья и вышивке, изготовлялись в греческих колониях на берегу Черного моря для скифов и оттуда попадали к хуннам16.

А как известно, с вещами приходят нередко и сведения о тех странах, где они сделаны, и поэтому нет никаких основа­ний полагать, что хунны не знали, что ожидает их на западе.

Наоборот, надо полагать, переход их был продуман и взве­шен: отброшенные от границ Китая и Западного края, они должны были стремиться передвинуться к границе другой зем­ледельческой культуры, так как изоляция обрекала их на ни­щету и гибель.

Пробиться сквозь толщу угров и аланов было очень труд­но, и последствия этого сказались на изменении самого обли­ка хуннов, ушедших на запад. За 200 лет с осколком хуннско- го народа произошли такие изменения, что долгое время уче­ные не решались отождествлять азиатских хуннов и европей­ских гуннов. Наконец этот вопрос был решен положительно17, но осталась нерешенной проблема несходства тех и других18.

C 350 г. гунны входят в сферу европейской медиевисти­ки, но двухсотлетний процесс этногенеза столь интересен, что просто невозможно отмахнуться от рассмотрения его. Не имея никаких сведений по этому периоду, мы вынуждены применить метод интерполяции источников, т е сопоставить известные нам данные об азиатских хуннах с известиями ев­ропейских авторов IV в. — Аммиана Марцеллина и Иордана19.

Аммиан Марцеллин помещает племя гуннов «за Мэотий- скими болотами у Ледовитого океана», который, по его мне-

нию, был очень недалеко, т.е. подтверждается локализация гуннов на средней и нижней Волге. Из антропологических черт он отмечает безбородость, считая, что она достигается искусственно, и коренастость. «Все они отличаются плот­ными и крепкими членами, толстыми затылками и вообще столь страшным и чудовищным видом, что можно принять их за двуногих зверей или уподобить сваям, которые грубо выте­сываются при постройке мостов». Коренастость — признак монголоидных племен Евразии, свойственный более уграм, чем даже монголам. Очень знаменательно, что римский ав­тор не упоминает о чисто монгольских чертах, скуластости, узких глазах. Эти черты не могли пройти незамеченными, если бы они имели место. Значит, дальневосточных монго­лоидов Аммиан Марцеллин не видел, а знал только хунно- угорских метисов.

Это соображение находит опору в лингвистических исследо­ваниях.

Наследниками гуннского языка принято считать чува­шей20. Б.А. Серебренников ставит вопрос о том, где следует искать истоки языка тюркских пришельцев на территорию Чу­вашии. Отмечая чувашско-монгольские и даже чувашско-тун­гусские языковые связи, он приходит к следующему выводу: «Один из тюркских языков, предок современного чувашско­го языка, находился, по-видимому, где-то в районе Бай­кальского озера, по соседству с какими-то монгольскими язы­ками»21. Затем финно-угорские народы оказали влияние на язык тюрко-язычных пришельцев22.

Согласно мнению Б.А. Серебренникова, носители того тюрк­ского языка, который стал предком чувашского, «мощной волной переселения народов были оттеснены в Европу и обос­новались на нижнем течении Волги»23. Впоследствии эта тюр­коязычная общность распалась на два языка — булгарский и хазарский. Хазары остались на нижнем течении Волги, а булгары разделились на две части — одна из них проникла на юг, другая начала мигрировать по направлению к северу24. Удивляет только предлагаемая автором гипотеза датировки — первая половина I тысячелетия до н.э.25 Описанная картина воспроиз­водит ситуацию первой половины I тысячелетия н.э., т.е. приход хуннов и их дальнейшую судьбу в Восточной Европе.

О факте расового смешения, в результате которого воз­никли гунны, сообщает Иордан. «По преданию древности, я узнал следующее об их происхождении. Филимер, король готов и сын Гандариха Великого, пятый в порядке лиц, уп­равлявших королевством готов по удалении их с острова Скандзы [Скандинавии], и под предводительством которого его народ вступил в землю скифов, узнал, что среди его народа [веро­ятно, скифского народа; про свой народ Филимер должен был все знать с детства] водятся какие-то ведьмы, которых он сам называл, на своем родном языке, алиарумнами.

По его приказанию они были изгнаны и осуждены блуж­дать в степях, далеко от лагеря готов. Нечистые духи, увидев ведьм, скитавшихся в пустыне, сочетались с ними и породи­ли этот варварский народ — гуннов».

В этом сообщении характерна деталь «нечистые духи», т.е. пришлые кочевники, мужчины, ищущие женщин среди местного населения26. Такое направление метизации более вероятно, чем любое другое. Достаточно представить себе отступавшую с боями орду, которая наверняка теряла обо­зы, чтобы понять, что женщин хунны в достаточном коли­честве привезти с Тарбагатая не могли. А раз так, то вполне понятно, что угорский тип должен был торжествовать в их потомстве над крайне-монголоидным и европеоидным-дис- ким. Это предположение устраняет все возражения, осно­ванные на несходстве этнографических и антропологических признаков, и само по себе гораздо более соответствует поли­тической ситуации в Срединной Азии II-III веков, которая восстановима благодаря сведению западных и восточных ис­точников. Более того, высказанное предположение дает воз­можность установить, что различия в культуре и быте долж­ны были возникнуть, и именно такие, какие отмечены ис­точниками. Попробуем разобрать этот вопрос в деталях.

У хуннов было весьма упорядоченное кочевое скотовод­ство и родовое владение угодьями. Срубы в погребениях ука­зывают на то, что на зимовках хунны строили себе избы. Ничего подобного нет у гуннов. Аммиан Марцеллин так опи­сывает их быт: «Они никогда не прикрываются никакими строе­ниями и питают к ним отвращение как к гробницам, отре-

шейным от обычного людского обихода. У них нельзя найти даже прикрытого тростником шалаша; кочуя по горам и ле­сам, они с колыбели приучаются переносить голод, холод и жажду; и на чужбине они не входят в жилище, за исключе­нием разве крайней необходимости; у них даже не считается безопасным находиться под кровлей». Тут какое-то преуве­личение. А как же живут гунны зимой? Но ниже есть ответ на наш вопрос. «Все они... кочуют по разным местам, как буд­то вечные беглецы, с кибитками, в которых они проводят жизнь. Здесь жены ткут им жалкую одежду, спят с мужья­ми, рожают детей и кормят их до возмужалости. Никто не может ответить на вопрос, где его родина: он зачат в одном месте, рожден далеко оттуда, вскормлен еще дальше»27.

Итак, на сцену выступает старинная хуннская кибитка, корабль, перевезший их полторы тысячи лет назад через Гоби. Вообще весь быт напоминает больше беглецов Шун-Вэя, чем упорядоченную державу Модэ. Пища упростилась до преде­ла: «Они так дики, что не употребляют ни огня, ни приготовлен­ной пищи, а питаются кореньями трав и полусырым мясом всякого скота, которое кладут между своими бедрами и лоша­диными спинами и скоро нагревают парением». А за 300 лет до того хунны любили лакомиться китайским печеньем28. Одежда их теперь холщовая или сшита из шкурок лесных мышей, а в юебаньских курганах полно шелка и керамики. Земледелия гунны не знают совсем, как будто их предки не заводили пашен; железа у них мало, и они употребляют кость для на­конечников копий. Но самое главное отличие гуннов от хун- нов — утеря высоких форм организации и института наслед­ственной власти: о серьезных делах «все советуются в обыч­ном положении (т.е. верхом. — Л.Г.). Они не подчинены строгой власти царя, а довольствуются случайным предводи­тельством знатнейших и сокрушают все, что попадает на пути». Позднее институт наследственной власти у гуннов восстано­вился.

Трудно поверить, что этот народ — единоплеменники совре­менных им юебаньских и ордосских хуннов, но это так. Военное поражение отбросило северных хуннов на 2000 лет назад, а метизация с уграми изменила и внешний вид их и психологи­

ческий уклад. В новых тяжелых условиях жизни потерялась большая часть культурных достижений прошлого29. Только военный строй был сохранен и дал на Западе столь же блес­тящие результаты, как и на Востоке.

Соседи гуннов — аланы — применяли, как юэчжи и парфя­не, сарматскую тактику боя. Это были всадники в чешуйча­той или кольчужной броне с длинными копьями на цепоч­ках, прикрепленных к конской шее, так что в удар вклады­валась вся сила движения коня. По данному вождем сигналу отряд таких всадников бросался в атаку и легко сокрушал пе­хоту, вооруженную слабыми античными луками.

Преимущества нового конного строя обеспечили сарматам победу над скифами, но хунны Модэ и Лаошаня и гунны вож­дя Баламира, в свою очередь, одерживали дважды полную победу над ними.

Сарматской тактике удара гунны противопоставля­ли тактику совершенного изнурения противника. Они не прини­мали рукопашной схватки, но и не покидали поле боя, осы­пая противника стрелами или ловя его издали арканами. При этом они не прекращали войны ни на минуту, «разнося смерть на широкое пространство». Тяжеловооруженный всадник, естест­венно, уставал быстрее легковооруженного и, не имея возмож­ности достать его копьем, попадал в петлю аркана.

Иордан сообщает, что гунны «завоевали аланов, утомив их беспрерывной борьбой» (350—370 гг.). Очевидно, тем же путем добились хунны победы над юэчжами (208—161 гг. до н.э.).

Победив и присоединив к себе аланов, гунны стали во гла­ве огромного племенного союза, в котором прямые потомки хуннов составляли незначительное меньшинство. В семиде­сятых годах IV века они перешли Дон и победой над остготами открыли новый период истории, известный под названием «Великое переселение народов». Мы проследили судьбы хун­нов от глубоких истоков зарождения народа до его преображе­ния на новой земле. Обновление кровью доселе чуждых ему племен, переход на новые пространства и течение всеизменя- ющего времени закончили дело, начатое копьеносцами импе­рии Хань и продолженное лихими наездниками Таншихая. Здесь мы вправе прервать повествование, так как вновь открытая стра­ница относится уже к истории Европы.

<< | >>
Источник: Гумилев Л.Н.. История народа хунну / Лев Гумилев. — M.,2010.-700, [4] с.. 2010

Еще по теме ХУННЫ И ГУННЫ:

  1. ВОСТОЧНЫЕ ХУННЫ
  2. ЖУНЫ И ХУННЫ
  3. ХУННЫ ПРОТИВ ТАБГАЧЕЙ
  4. ХУННЫ В СРЕДНЕЙ АЗИИ
  5. ГУННЫ ДО ИХ РАЗДЕЛЕНИЯ НА ЮЖНЫХ И СЕВЕРНЫХ
  6. АТТИЛА И ГУННЫ В ЕГО ВРЕМЯ
  7. БЕЛЫЕ ГУННЫ (ЭФТАЛИТЫ) и АВАРЫ
  8. Хунны в Китае
  9. ГУННЫ В СРЕДНЕЙ АЗИИ
  10. ХУННЫ В АЗИИ И ЕВРОПЕ