«КОНЕЦ - И ВНОВЬ НАЧАЛО»

История — ровесница человечества, и, следовательно, в пределах его существования она не имеет ни начал, ни кон­цов. Но если бы это было так, то ее было бы невозможно изучать, потому что изучение есть сравнение соразмерных яв­

лений, установление их сходств и различий и выявление их взаимосвязей.

Эту особенность трудности изучения истории подметил великий историк китайской древности Сыма Цянь и нашел выход в тезисе, ставшем заголовком данного раздела. Действи­тельно, если уподобить историю не струе воды, текущей из крана, а потоку зерна, выдаваемого элеватором, то ясно, что каждое зернышко имеет форму, вес, заряд биохимиче­ской энергии и некоторые индивидуальные черты, отличаю­щие его от прочих зерен. Но оно в струе прочих влекомо на мельницу.

Сыма Цянь не только предложил условное деление исто­рии Китая (ему известной) на периоды, но открыл в этих периодах реальную сущность квантов исторического време­ни²². Цепочки событий, связанные причинностью, не бес­конечны, иначе не было бы места ни случайности, ни веро­ятности. Начавшись с какого-то, иногда очень незаметного, факта, события растут, как лавина, до тех пор, пока не ис­сякнет инерция и остатки материала, вовлеченные в поток закономерности, не улягутся на дне глубокого ущелья или широкой равнины. Тогда, и только тогда начинаются новые процессы, неповторимые в деталях и сходные в общих чер­тах. Так протекала и та эпоха, которую мы проследили от начала до конца.

Отличительной чертой «Эпохи пяти варварских племен» (У-ху) было возникновение весьма тесного контакта между народами, вытесненными засухой III века из Великой степи, и аборигенами Срединной равнины, т.е. Северного Китая. До этого те и другие развивались самостоятельно и находи­лись в фазе исторического упадка²³.

Для развития культуры как таковой контакт двух различ­ных суперэтносов оказался неплодотворным. Действительно, все участники событий погибли, за исключением двух не­больших групп, успевших бежать с поля постоянных сраже­ний. В 439 г. сяньбиец Туфа Фань Ни увел небольшую группу

своих соплеменников в Центральный Тибет, а другой сянь- биец, Ашина, с отрядом из «пятисот семей» откочевал в Восточный Алтай. Обе группы беглецов дали начало могу­чим державам Средневековья: Тибетской империи и Тюркют- скому каганату²⁴. Имея между собой и мятущимся Китаем преграды из высоких гор и песчаных пустынь, они обеспечи­ли своим потомкам жизнь и свободу.

Но и сам Китай не остался прежним. C гибелью рода Эр- чжу равнина по обе стороны Хуанхэ перестала быть зоной этнического контакта. Она опять превратилась в Северный Китай, отграниченный от Великой степи линией, обозна­ченной руинами Китайской стены. Этническая изоляция, нарушенная событиями минувшей эпохи, восстановилась. После страшных 30-х годов VI века население Северного Ки­тая начало быстро расти, но в числе новорожденных не было ни родовичей кочевых племен, ни древних китайцев — на­следников империи Хань. Возникший новый этнос мы ус­ловно называем северокитайским, а современники по при­вычке именовали его «табгач». На самом деле он не был ни тем, ни другим, а созданная им культура эпох Тан и Сун была еще более блестящей и многогранной, чем утраченная древняя. Преемственность же культур обеспечивалась не жи­выми ритмами этногенеза, а иероглифической письменностью, игравшей в Китае ту же роль, которую в Европе выполнил мертвый латинский язык. Средневековые китайцы, как и европейцы, часто хотели, но никогда не могли воспроизвес­ти утраченную античность.

Итак, прослеженная нами эпоха, с одной стороны, — самостоятельный период взаимного погашения этнических противоположностей, приведших к исчезновению их носите­лей, а с другой — переходный период, когда возникавшие царства питались соками уходящих культур — степной и ки­тайской. Эти царства были некрофагами. Они ничего не на­копляли, а только тратили богатства, добытые копьем, и этим невольно подрывали основу собственной жизни. Но для этнолога равно интересны подъемы и упадки, расцвет и ги­бель, созидание и разрушение. То и другое равно характе­ризует многогранный противоречивый процесс развития, яв­ляющийся предметом исторического исследования.