А КТО ВЫИГРАЛ?

Никогда не бывает так, чтобы при азартной игре все оказыва­лись в проигрыше. Этим обстоятельством объясняется явле­ние, имевшее огромное последствие не только для хуннов, но и для всей культуры Дальнего Востока.

Согласно буддийской доктрине, люди делятся на две нерав­ные части: монахи буддийской общины и все остальные. Со­лью земли признаются монахи, так как они стали на «путь», выводящий их из мира суетного (сансары) к вечному покою (нирване). Монахи не должны действовать, так как действие есть порождение страсти и ведет к греху. Кормить, одевать и защищать монахов обязаны миряне, приобретающие тем са­мым «заслугу», которая поможет им в следующем «перево­площении» стать монахами и вступить на «путь». Естественно, что чрезмерное увеличение общины монахов противоречило ее интересам, так как если бы все стали монахами, то кормить их было бы некому. Но эта опасность китайским буддистам не грозила. Ни ученые, гордые своими знаниями и привиле­гиями, ни князья, увлеченные роскошью, войнами и поче­стями, ни крестьяне, кормившие свои семьи и возделываю­щие поля, не стремились бросить все привычные занятия во имя «пустоты», к которой должен стремиться буддийский монах. В буддийскую общину шли люди, не нашедшие себе места в жизни. Становясь буддистами, они отвергали жизнь, оби­девшую их, и страсти, обманувшие их; во имя провозгла­шенной пассивности они развивали бешеную активность и таким образом находили применение своим силам³⁰.

Буддийские монахи впервые появились в Китае в конце I века. Бритоголовые и босые, они произносили никому не понятные слова о загробном мире, нирване и самоусовершенст­вовании. Слова эти были чужды трезвым, реалистичным ки­тайцам, и вначале успех буддийской пропаганды был ничто­жен³¹. Но буддийские монахи проповедовали пассивность весьма активно и настойчиво.

Конфуцианская проповедь морали, долга и этикета бледнела перед буйной фантазией буддистов. Конфуцианцы после ве­ковой борьбы признали себя не в состоянии путем спора и

убеждений победить буддизм и обратились к правительству за помощью. В результате их усилий (146—167 гг.) буддисты к политической жизни страны доступа не получили, несмотря на то что в буддизм обратился император Хуан-ди.

При Младшей Чжао положение изменилось коренным обра­зом. Буддизм давал выход к высокой культуре, позволяя не прибегать к услугам китайцев. Монахи-буддисты, индусы и согдийцы, не уступали китайцам в блеске интеллекта и для «варваров» были не завоеванными врагами, а приятными го­стями. Поэтому индийский монах Будда Жанга был прибли­жен ко двору Ши Xy и легко добился от него привилегий для строящихся монастырей и разрешения на свободную пропа­ганду буддизма среди подданных империи Чжао, хотя сам монарх и его сподвижники в буддийскую общину не вступа­ли, предоставляя это своим обездоленным подданным.

Конфуцианцы попробовали протестовать, но Ши Xy встал на сторону буддистов, и множество молодых китайцев, вме­сто того чтобы служить и платить налоги, заполнили буддий­ские монастыри, строящиеся по всей стране³². Будда Жанга окончательно упрочил свое положение тем, что своевремен­ным советом спас жизнь императора от заговора, устроенно­го наследником престола. C тех пор хунны связали свою судьбу с буддийской общиной, которая благодаря этому вступила в период расцвета. Когда же кровавая звезда хуннской славы склонилась к закату, буддийские монахи укрыли свое учение в пещерах Дуньхуана, где расцвело их великое искусство. Но и в самом Китае буддийская община утвердилась на 1500 лет. Этим она обязана эдикту о веротерпимости, изданному Ши Xy специально для того, чтобы обеспечить ей безопасность³³.