ОБЩЕСТВЕННЫЙ СТРОЙ ХУННОВ

На высшей ступени варварства старейшины резко отлича­ются от военных вождей⁵³. Так было у ирокезов, где оба ин­ститута уживались, не мешая друг другу; у германцев, где военные вожди, герцоги, за время Великого переселения наро­

дов совершенно вытеснили родовую знать — конунгов.

Чтобы разобрать вопрос о том, кем был по существу ро­довой князь, мы должны обратиться к сравнительной этно­графии. Форма общежития в виде большой семьи, управля­емой патриархом, сохранялась до XIX века у южных славян (задруга). Управлял ею домачин, который «отнюдь не обяза­тельно должен быть старейшим»⁵⁶. В римской патриархаль­ной семье понятие familia означало всех принадлежащих од­ному человеку рабов⁵⁷, т.е. все имущество. Сходной формой была семейная община еврейских патриархов, например Ав­раама, описанная в книге «Бытие».

Чингисхана, порвавшие родовые связи и заменившие их во­енной субординацией. Отсюда становится также понятно, каким образом шаньюев род пользовался непререкаемой властью в огромной державе. Эта власть была основана не на узурпации прав общины, а на привычном авторитете родового старшин­ства. По отношению к покоренным народам шаньюй был владыкой, более или менее суровым, а по отношению к сво­ему народу — отцом, более или менее добрым.

Итак, установив наличие родового строя у хуннов, мы должны определить в нем место военных вождей. Отличи­тельное их качество — несвязанность с системой рода; выби­рались они независимо от происхождения и исключительно по способностям. У хуннов они назывались гудухэу. Они были низшим командным составом, всецело подчиненным родо­вой знати. А.Н. Бернштам в своей книге «Очерки истории гуннов» предположил, что шаньюй узурпировали право рода⁵⁸, но это мнение основано на невнимательном чтении источ­ника. Шаньюй и вся высшая знать сами были членами рода, они представляли его, как глава семьи представляет собой всю семью и говорит от ее лица. Строй, установленный Модэ и его преемниками, консервировал систему родовых отно­шений и может быть определен как геронтократия — власть старейших в роде. Разумеется, при развитой системе рода личный возраст значения не имел, так как в родовых систе­мах ведется сложный счет старшинства, при котором ново­рожденный ребенок может оказаться «старше» глубоких ста­риков. Захватив всю власть в свои руки, родовая знать заме­нила народное собрание съездами родовых князей. Народное собрание нигде не встречается в истории Хунну, тогда как съезды родовых князей и вельмож собирались регулярно дважды в год⁵⁹.

линой. Как мы видели выше, в начале своего правления он принужден был переступить через трупы отца и брата, но сочувствие соплеменников было на его стороне. Когда же он столкнулся с нарушением дисциплины и противодействием отдельных представителей своего народа, то тут покатились головы нерадивых. Урок был, видимо, дан основательный, потому что после этого ни о каких нарушениях дисциплины не упоминается.

Год 209 до н.э. был для всего хуннского народа роковым: решалась его судьба. Если бы не ум и энергия Модэ, хунны истратили бы свои силы в родовых распрях, как кельты, или в военном наемничестве, как германцы и самниты, или в бессистемных грабежах и истребительных войнах с соседями, как скандинавы и ирокезы. В любом случае они не вышли бы из ряда полудиких кочевых племен, смыслом деятельно­сти которых было бы разрушение и самоистребление. Но об­щий ход исторического развития кочевых племен и в этом случае не был бы нарушен. Место исчезнувших хуннов заня­ли бы либо восточные монголы-дунху, либо южные тибет- цы-кяны, либо западные арийцы-юэчжи, либо северные угры, предки ненцев. Изменились бы только детали хода событий, направление культурного развития, этнический состав. Од­нако от этих второстепенных моментов зависела жизнь всех хуннов. Поэтому для них реформы Модэ имели огромное значение. Важны они и для историка, восстанавливающего картину реального прошлого, а не только общие закономер­ности развития человечества.

Разумеется, Модэ создал державу не из ничего. Консолида­ция кочевых племен была предрешена всем историческим про­цессом развития скотоводческого хозяйства. Но деятельность и способности Модэ не могут быть оставлены без внимания. За его свистящей стрелой устремились уже не охотники до чужого добра, а воины, верящие в своего вождя и подчинен­ные сознанию долга. Модэ умер в 174 г., достигнув такого величия, о котором в начале жизни он и не помышлял. Его дело просуществовало 300 лет, хотя ни один из его потомков не мог сравниться с ним по таланту.