ОТЕЦ И СЫНОВЬЯ

Ши Xy был не только воином, но и эстетом. Он оказал­ся любителем китайского искусства и украсил свою столицу крепость Е, перевезя в нее колокола времен Цинь, химер империй Хань и бронзовых гигантов империи Цао Вэй, со­хранившихся от блестящей эпохи китайского могущества и

побед над кочевниками, совершенно забыв, а может быть, и не зная, что государи этих династий были злейшими врагами его народа³⁴.

Именно «населения», а не «народа», так как народа Чжао как в смысле «демос», так и в смысле «этнос» там не существо­вало. Все бывшие хуннские кулы (цзелу) стали господствую­щим классом, оставаясь самостоятельным племенем, говорившим по-хуннски. Оставшиеся в живых хунны вошли в их состав, утратив свою былую обособленность, так что создавшийся эт­нос стал выглядеть как ветвь хуннского. К господствующему классу (но не этносу) примыкали кяны и ди, ополчения ко­торых служили в армии и считались привилегированными ча­стями. Мобилизованные в армию китайцы и все население стали одновременно угнетенным этносом и классом, за исклю­чением тех, кто сделал придворную карьеру и стал в социальной иерархии выше большинства завоевателей-хуннов. Сложившаяся ситуация была неустойчива и в этническом, и в социальном аспектах, но очень крепка в политическом, ибо внутри стра­ны не нашлось силы, способной противостоять слаженной военной тирании, организованной Ши Лэ и Ши Ху.

Как у всякого обладателя гарема, у Ши Xy было много детей. Наследный принц Ши Суй в жестокости превзошел даже своего отца. Его любимым развлечением было пригла­сить на пир наложницу, которая пела, играла на лютне или плясала перед гостями, после чего их угощали... ее мясом, украшенным ее отрезанной головой³⁵.

Ши Ху, сам человек деловой, давал сыну разные поруче­ния, но тот постоянно их проваливал, за что отец порол (да-

да, порол!) сына ремнем. И это повторялось не реже трех раз в месяц.

Наконец после очередной порки Ши Суй сказал своим слугам: «Ремесло министра неблагодарно; лучше поступить, как Модэ» (т.е. убить отца)³⁶. Слуги, склонившись, промол­чали, т.е. согласились. Царевич притворился больным, на­деясь, что отец навестит его. Тот действительно пришел к сыну, но буддийский монах Будда Жанга, человек, обладав­ший огромной интуицией, а может быть, и информацией, посоветовал государю не входить одному в покои сына. Ши Xy сначала не придал словам монаха значения, но по дороге вспомнил их и вместо себя послал одну из своих амазонок справиться о здоровье сына. Тот, решив, что заговор рас­крыт, не сдержал гнев и отрубил посланнице голову. Тогда все действительно раскрылось. Ши Xy казнил 30 вельмож, 26 жен и детей царевича и наконец его самого. Трупы каз­ненных были изрублены в крошево и зарыты все вместе в землю, а не в специальные могилы. Наследником был на­значен принц Ши Сюань³⁷. К счастью для красивых китая­нок, людоед погиб в 337 г., а не позже³⁸.

В этой грязной истории примечательно полное отсутствие принципов и идеалов, патриотизма и заботы о судьбе государ­ства. Вместо этого — эгоизм и ничем не сдержанные рефлек­сы. Такими стали внуки освободителей своего народа.

Ши Сюань числился наследником десять лет и показал полное отсутствие каких-либо способностей. Наконец Ши Xy решил заместить его другим сыном. Наследник пронюхал это и уговорил двух своих приближенных убить брата — будущего наследника, а на себя взял убийство отца.

Вскоре преступление было раскрыто. Ши Сюаня подвер­гли пыткам, а потом вместе с девятью членами его семьи сожгли в присутствии императора. Маленький внук импера­тора, очень любивший деда, схватился за его пояс и, ры­дая, просил его не убивать. Дед, плача, закрыл лицо рука­вом, но не отменил приказ. Пояс Ши Xy лопнул, и мальчи­

ка бросили в огонь. Потом пепел казненных рассеяли перед воротами столицы под ноги прохожих³⁹.

Такова была жизнь привилегированной части того общества, которое создали хуннские кулы при поддержке китайских ре­негатов. В роскошном дворце, где стены были украшены рельефами, черепица кровли лакирована, гирлянды золотых колокольчиков свисали с крыши, а колонны были покрыты серебряными пластинами, ни один человек ни минуты не был спокоен за свою жизнь.

Ничего похожего не было в юртах степных хуннов, да и сами китайцы не жили в таком аду. И там, и тут существова­ла хоть какая-то этика, понятия о честности, верности, дол­ге. Этические представления хуннов и китайцев очень разни­лись между собою, но они были четко очерчены и формиро­вали поведение тех и других. Но стоило их объединить, как они просто исчезали, вытеснив друг друга, а с ними испари­лись даже родственные чувства и элементарное сострадание, от чего проиграли все — и побежденные, и победители. Мо­гучая и обширная империя Младшая Чжао оказалась хищной химерой, пожиравшей своих создателей наравне со своими врагами. И даже всемогущий император Каменный Тигр⁴⁰ не выдержал воплей сжигаемого внука: от нервного потрясения он сильно заболел... Ведь он был не только императором, но и человеком. И тогда началось!