СЯНЬБИ

Воинственные роды сяньби, захватив Халху, рассеялись в ней и в III веке потеряли те зачатки государственности, которые у них были во II веке. У себя на родине, в южно­маньчжурской степи, они сохранили жизнеспособность, но, подобно южным хуннам, подверглись влиянию китайской куль­туры.

мадный бессильный Китай, а маленькое крепкое княжество Юйвэнь, союзное с империей Цзинь. Наследник Шегуя, Муюн Хой, с 285 по 289 г. вел активную войну против Китая и заключил мир, лишь получив признание себя главой всех сяньби. Из-за этого он поссорился со своим северным сосе­дом — державой Юйвэнь, но заключил союз с державой Ду­ань, скрепленный браком (см. ниже).

В 302 г. юйвэньский шаньюй Мохой осадил Муюна Хоя в Гичене (в Маньчжурии), но был разбит²¹. В 307 г. Муюн Хой объявил себя великим шаньюем сяньби; хотя этот титул отражал лишь его претензии, а не реальное положение, но можно считать 307 год датой основания южносяньбийской державы. Три года спустя 700 сяньбийских семей откочевали на запад и добрались до плоскогорья Цайдам, где на берегах озера Кукунор основали царство Тогон, или Туюйхунь. На­звание народа восходит к имени его первого вождя, брата Муюна — Хоя.

Описание быта и нравов населения Тогона может быть рас­пространено и на южноманьчжурские племена сяньбийцев, тем более что близость их подчеркивает сам автор источника²².

Южные сяньби были убежденными кочевниками, при­чем даже получаемые товары, продукты, сведения в китай­ской словесности и наличие городов не могли помешать им жить в юртах и палатках. Самым тяжелым преступлением счи­талось конокрадство — за это полагалась смертная казнь. Осуж­денному обертывали голову куском холста и побивали камня­ми. За прочие преступления налагали денежную пеню или били палками. Административные единицы были не родо­вые, а военно-территориальные, во главе единиц стояли сот­ники, тысячники, предводители. Не было постоянных на­логов, но в случае необходимости в средствах по разверстке собирали с зажиточных семейств нужные суммы.

Одежда их состояла из дохи, длинной сбористой юбки и войлочной шляпы. Женщины заплетали волосы в косы и укра­шали их жемчугом и золотыми поделками. Тогонцы очень ценили оружие. На вооружении у них состояли лук, палаш, щит и панцирь. Копье не упомянуто; это показывает, что тактика ударного боя еще не вошла в употребление.

Брачные обычаи не отличались от хуннских, очевидно, они общие для всех азиатских кочевников. В состав тогон- цев, кроме муюнов, вошло племя «белые» сяньби.

Говоря о сяньбийцах, необходимо заметить, что к их этни­ческим подразделениям совершенно неприменима принятая в этнографии номенклатура: род, племя, народ, а отсюда и такие социально-политические определения, как, например, племенной союз, государство и т.п. Роды и племена у них были, но либо они возникали и распадались с невероятной быстротой, либо впитывали в себя осколки распавшихся племен, или даже принимали к себе отдельных людей и тем самым меняли свое этническое лицо. Язык отличал их от хуннов; язык и культура— от китайцев; язык и обычаи — от тибетцев; и все время возникали то хунно-сяньбийские, то тибето-сянь- бийские, то более или менее окитаенные сяньбийские обра­зования. При этом сяньбийские этносы (только так их и можно назвать) делились, как мы видели на примере Тогона, и на­чисто забывали о своем родстве. Вместе с тем инкорпорация иноплеменников была не повсеместна.

Равным образом к сяньбийским владениям неприменимо ни одно из европейских определений. Это не государства, потому что сяньбийцы находились на стадии военной демократии первобытно-общинной формации и классов у них еще не было. Но это и не родо-племенные союзы, так как существовал институт сильной и наследственной власти, опиравшейся на народ-войско, по отношению к которому все покоренные инородцы, как кочевые, так и оседлые, являлись податным сословием.

Эта оригинальная система общественного устройства бази­ровалась на кочевом быте и взаимопомощи. Сяньбиец не мог обеднеть. Если он терял свой скот из-за падежа или угона вра­гами, соседи давали ему по овце, и через два-три года он вос­станавливал свое хозяйство. Помимо этого он сам шел в набег и либо возвращался богатым, либо не возвращался вовсе. Сянь- бийцу нужны были не богатство, оставшееся в руках его жены или матери, а вес и положение в той системе, в которой он находился. Смысл его жизни составляли почести и власть, ради которых он не щадил ни чужой, ни своей жизни.

При всем этом сяньбийцы были очень способным и переим­чивым народом. Они легко усваивали и китайскую грамоту, и хуннские аристократические традиции, и тунгусские моды вроде ношения кос, и способы изготовления яда для стрел, известные только приамурским охотникам — предкам нив­хов. В сяньбийских ордах²³ всегда наблюдалось смешение собственных обычаев с какими-нибудь чужими, что дает ос­нование называть их «химерными этносами». Но во всех них было что-то, что давало древнекитайским историкам право объединять их в одну группу. Это не языковая общность, потому что, хотя сяньбийцы пользовались монгольским язы­ком, но диалекты его сильно разнились, и заимствования из тюркского и китайского языков это различие усугубляли. Большую роль в этногенезе играла историческая судьба, но и это не исчерпывает проблемы. Видимо, к этому вопросу при­дется вернуться в конце книги, когда хунно-сяньбийская ис­тория прояснится. А пока рассмотрим остальные сяньбий- ские этносы.