УСТРОЙСТВО ДЕРЖАВЫ ХУННУ

На высших ступенях первобытно-общинного строя родо­вые и племенные союзы неоднократно создавали весьма вы­сокие формы общественной организации. Они отличались от классовых обществ, по существу являясь плодом деятельно­сти всего общества, а не его отдельной части.

постоянно владеть известным аппаратом принуждения, аппа­ратом насилия, каковым являются в настоящее время... во­оруженные отряды войск, тюрьмы и прочие средства подчи­нения чужой воли насилию»²⁷.

Хунны управлялись своими родовыми старейшинами, опи­равшимися не на войско, а на народное ополчение. Шаньюй был просто главным среди прочих и не имел никакой реаль­ной власти, кроме личного авторитета. Когда же его дея­тельность не вызывала уважения соплеменников, а следова­тельно, и их поддержки, ведение шаньюем крупных войн, естественно, было почти немыслимо. Роль личности в ходе исторических событий не всегда одинакова, но при отсут­ствии аппарата власти способности вождя подчас решают ис­ход исторических событий, определяемых сочетаниями слу­чайностей²⁸. Именно этим объясняется, что хунны, а не юэчжи и не дунху оказались ведущим племенем в степной Азии, хотя общий ход событий не был бы нарушен в случае поражения хуннов.

К. Маркс отмечает: «...общинная собственность... может... проявляться либо таким образом, что мелкие общины прозябают независимо одна возле другой... либо таким образом, что един­ство может распространяться на общность в самом процессе труда, могущую выработаться в целую систему, как в Мек­сике, особенно в Перу, у древних кельтов, у некоторых пле­мен Индии»²⁹. Но это относится не только к земледельче­ским, оседлым народам.

перекочевкам стали образовывать спаянные группы. «У коче­вых пастушеских племен община всегда на деле собрана вме­сте; это общество спутников... караван, орда, и формы су­бординации развиваются из условий этого образа жизни»³¹. Возникла потребность в организации этих мелких общин для обороны от врагов и для поддержания порядка внутри племе­ни. Осуществить такую организацию могли только отдель­ные члены общин, облеченные доверием. Этот зародыш го­сударственной власти оказывается более древним, чем ин­ститут государства, основанный на насилии одного класса над другим. Указанное отмечено еще Энгельсом, равно как и различие власти в доклассовом и классовом обществах: «В каждой такой общине существуют с самого начала известные общие интересы, охрану которых приходится возложить на отдельных членов, хотя бы и под общим контролем: разре­шение споров и подавление правонарушений со стороны от­дельных лиц, надзор за орошением... некоторые религиозные функции. Подобные должности встречаются в первобытных общинах во все времена... Они облечены... известными пол­номочиями и представляют зародыш государственной власти... Нам важно только установить здесь, что в основе политического господства повсюду лежало отправление общественной... функ­ции и что политическое господство сохранялось надолго лишь в том случае, когда оно эту общественную...

Высказывания основоположников марксизма о характе­ре общества на стадии родового и племенного строя цели­ком применимы к хуннам III века до н.э. В 209 г. до н.э. хунны консолидировали свои 24 рода, а последующие со­бытия поставили конфедерацию 24 хуннских родов на более высокую ступень общественного развития: союз превратил­ся в «державу».

Политическая система, социальный строй и культура хуннов эпохи Модэ и его преемников значительно отличались от их предшествующего образа жизни. Поэтому мы вправе предпо­лагать, что развитие хуннского общества прошло большой путь, прежде чем приняло ту форму, в которой хуннов заста­ет история. Вместе с тем надо помнить, что создание Модэ

хуннской державы запоздало по сравнению с развитием хунн- ского народа и общества. Модэ лишь усовершенствовал и немного реформировал существовавший строй.

Обычно принято рассматривать кочевые державы как пле­менные союзы или как орды-скопища людей, подчиненных военной дисциплине. В отношении хуннов и то и другое не­верно. Хунны были единым племенем, разделенным на роды; это отличало их от племенного союза. Они имел свою внут­реннюю родовую организацию, что не позволяет считать их ордой. Политическая система хуннов сложна. Для того что­бы разобраться в этом вопросе, исследуем с предельным вни­манием источник и, разобрав все его детали, попробуем объяс­нить своеобразную систему хуннского общества.

Шаньюй. Во главе хуннской державы стоял шаньюй, что в переводе означает «величайший»³³. Само название показы­вает, что это не царь, противопоставленный подданным, а первый между равными прочими старейшинами, которых было двадцать четыре. Власть шаньюя была велика, но отнюдь не абсолютна. Ее ограничивала родовая аристократия — старей­шины, из коих каждый имеет вооруженную дружину числен­ностью от 2 до 10 тысяч всадников³⁴. Первоначально шаньюй был как будто выборным (возможно, поэтому китайцы за­труднялись определить порядок наследования до Модэ), и впо­следствии следы выборности сохранялись как в формуле воз­ведения на престол («поставлен»), так и в некоторых, хотя редких, фактах избрания (например, в 102 г.

товые обязанности: храм для ежегодных жертвоприношений находился при ставке шаньюя, и сам он дважды вдень совер­шал официальные поклонения солнцу и луне.

Знатные роды. Знатных родов у хуннов в эпоху Модэ было три: Хуянь, Лань и Сюйбу³⁷. Хуянь — тюркское слово, означает «заяц»; сюйбу также тюркское слово — «край»; лань — слово китайское и значит «орхидея» — национальный цветок ки­тайцев в древности³⁸. В сочетании этих родов можно разли­чить след происхождения хуннов: от Шун Вэя идут Лань, а Хуянь и Сюйбу являются потомками древних ху. Китайцы называли главу рода Хуянь не князем (гун), а царем (ван)³⁹, что ставит представителей этого рода выше родственников шаньюя. Род, к которому принадлежали шаньюи, называл­ся Си Люань-ди⁴⁰. Власть делили все указанные фамилии, так как жен шаньюй мог брать только из названных родов, и высшие чины в государстве были наследственны, т.е. при­надлежали исключительно знати, например, государствен­ный судья был всегда из рода Сюйбу⁴¹. Наряду с этими знат­ными родами было много простых, но управлявшихся соб­ственными князьями. Называть их старейшинами нельзя, так как они не были выборны, а получали власть по наследству. Иногда они пытались играть самостоятельную роль, но пра­вящая олигархия всегда подавляла сепаратистские тенденции и фронду.

Система чинов. Аппарат управления у хуннов был чрезвы­чайно громоздок и сложен. Можно даже выделить несколько классов чиновников или, вернее, вельмож, разделявшихся на восточных и западных. Понятия «восточный» и «западный» значили также «старший» и «младший». Первый класс — чжу- ки-князь (слово «чжуки» означает «мудрый»). Восточным чжуки- князем должен был быть наследник престола, но это прави­ло часто нарушалось. Второй класс — лули-князь; третий —

великий предводитель; четвертый — великий дуюй; пятый — великий данху. Эти высшие чины всегда были членами шаньюева рода. Все они не имели родовых потомственных уделов, но получали их вместе с занимаемой должностью. При повышении менялся удел соответственно степени родства с шаньюем. Принцы крови занимали свои посты исключительно по при­знаку аристократизма. Признак этот далеко не всегда совпа­дал с талантом и пригодностью. Поэтому наряду с аристократией крови существовала аристократия таланта, служилая знать (не родственники шаньюя). Название их было «гудухэу», они были «помощниками» высших вельмож и выполняли всю работу по управлению. Подобно высшим вельможам, они были связаны не с отдельными родами, а с центральной системой управления. Все вельможи имели личные дружи­ны: высшие — по 10 тысяч человек, а низшие — по несколь­ку тысяч. Кроме 24 вельмож, была родовая знать: князья, связанные с родами, своеобразные начальники кланов. Та­ковы были Хучжюй и Хуньше — князья, кочевавшие в пред­горьях Алашаня; Сижу, Гуси — на восточной границе и дру­гие. В эпоху Модэ значение их было ничтожно, но позднее, при упадке центральной власти, оно выросло, и при даль­нейшем изложении мы столкнемся C ним.

Итак, мы установили три категории хуннской аристокра­тии: принцы крови, служилая аристократия и родовая знать.

Законы. Аристократическое общество хуннов имело свою собственную систему обычного права, причем китайцы отмеча­ют, что «законы их легки и удобоисполнимы»⁴². Важные пре­ступления, в том числе обнажение оружия, карались смер­

тью; кража наказывалась конфискацией не только имущества, но даже семейства вора; за мелкие преступления делали поре­зы на лице. Суд протекал не более 10 дней, и число одно­временно содержащихся под стражей не превышало несколь­ких десятков человек. Наряду с обычным правом со времен Модэ возникло государственное право, каравшее смертью на­рушение воинской дисциплины и уклонение от воинской по­винности. Эти чрезвычайные законы весьма способствовали консолидации хуннов и превращению их в сильнейшее госу­дарства Азии. В гражданском праве мы наблюдаем общую многим кочевникам систему владения угодьями — «каждый имел отдельную полосу земли и перекочевывал с места на место, смотря по приволью в траве и воде»⁴³. Но на основа­нии имеющегося текста мы не вправе сделать окончательный вывод о том, кто владел полосой земли — род, возглавляе­мый князем, или отдельная семья. За второе предположение говорит аналогичная формулировка, примененная к тюркам VI-VII веков⁴⁴ и поясняющаяся текстом: «В сей стране (куда тюрок переселили. — Л.Г.)... паствы обширны, почва наи­лучшая; почему тукюесцы со спором делились»⁴⁵. Однако не исключена возможность, что в хуннское время каждый из 24 родов владел своей полосой земли; это предположение нахо­дит некоторое подтверждение. Так, до середины I века н.э. во всех внутренних войнах роды выступают как целое, что может служить косвенным доводом, подтверждающим родо­вое владение пастбищными угодьями. Обладание горными лесами было, по-видимому, совместным, так как об удер­жании лесистых хребтов на границе с Китаем заботились сами шаньюи, а пользовались ими «низшие князья», т.е. их родо- вичи⁴⁶. Владение же пустыми и неудобными землями при­надлежало всему хуннскому народу, «земля есть основание государства»⁴⁷, — сказал Модэ, и это выдерживалось на про­тяжении всей дальнейшей истории Хунну. Рабство хунны знали, но у них не было долгового закабаления, столь характерного для Ближнего Востока. В неволю попадали главным образом пленники и пленницы, использовавшиеся, по-видимому, на хозяйственных работах⁴⁸. Никаких признаков работорговли за всю историю хуннов мы не находим, хотя рабы очень цени­

лись хуннами, и набеги последних на Китай всегда сопро­вождались угоном людей в степи.

Воины. Реформы Модэ превратили патриархальное пле­мя хуннов в военную державу Хунну. Каждый хунн стал во­ином, имел начальника и был обязан строго подчиняться ему. Однако старая родовая система не была нарушена, и во главе боевых подразделений стояли не выходцы из низов, как случилось позднее у монголов при Чингисхане, а принцы крови и родовые старейшины. Разделение власти между шаньюями и знатью ограничивало произвол и тех и других. Такие ре­формы Модэ, как введение поголовной воинской обязанно­сти, безусловного подчинения начальникам и создание сис­темы чинов, а главное — взгляд на территорию как на основу государства, следует понимать как консолидацию племени, которая предотвратила разложение родового строя, законсер­вировала его на много веков.

Рядовой хунн, родившись воином, должен был быть только им и никем иным. Но, хотя честолюбие при этом страдало, он получал надежные гарантии того, что его положение не ухудшится, так как род не мог его оставить на произвол судь­бы. Богатеть он мог за счет добычи, которая была его неотъем­лемой собственностью. Жизнь рядового хунна в мирное вре­мя состояла из перекочевок (2-4 раза в год), военных упраж­нений и отдыха во время весеннего и осеннего приволья. Не случайно китайские министры отмечали высказывания по­граничных рабов, что у хуннов воинам «весело жить». По­этому китайцы нередко стремились перебежать к ним.

Войско. Общую численность хуннского войска китайцы исчисляли в 300 тысяч человек. Кажется, это несколько за­вышенная цифра, так как, если даже принять, что все муж­чины были в войске (а нам известно, что боеспособные муж­чины составляли 20% населения), то всего на территории Монголии получится 1,5 млн человек, т.е. вдвое больше, чем сейчас. Скорее всего здесь одно из обычных преувеличе­ний старых китайских хроник.

Основным оружием легковооруженного хуннского всад­ника был лук. Этот всадник не может выдержать рукопаш­

ной схватки ни с пехотинцем, ни с тяжеловооруженным всад­ником, но превосходит их в мобильности.

Тактика хуннов состояла в изматывании противника. На­пример, под городом Пинчэн хунны окружили авангард китай­ского войска. Хунны численно превосходили китайцев. Китайцы были истомлены морозом, непривычным для жителей юга, и голодны, так как были отрезаны от своих обозов. И несмотря на это, хунны не отважились на атаку. Однако тут дело не в трусости или чрезмерной осторожности. Рукопашная схватка была хуннам не нужна. Неустанно тревожа блокированного противника, они стремились добиться полного утомления врага, такого утомления, при котором оружие само выпадает из рук и ратник думает не о сопротивлении, а лишь о том, чтобы опустить голову и заснуть.

Будучи нестойкими в бою, хунны восполняли этот недостаток искусным маневрированием. Притворным отступлением они умели заманивать в засаду и окружали самонадеянного против­ника. Но если враг решительно переходил в наступление, хунн- ские всадники рассыпались, «подобно стае птиц», для того чтобы снова собраться и снова вступить в бой. Отогнать их было легко, разбить — трудно, уничтожить — невозможно.

Так как военная служба была долгом каждого хунна, за нее не полагалось никакого вознаграждения. Убив врага, воин получал «кубок вина и право на всю захваченную им добы­чу». Надо думать, добыча, захваченная без боя, поступала в дележ (дуван) с отчислением в пользу шаньюя, ибо иначе трудно объяснить приведенную цитату. Война приносила хуннам немалый доход и была сравнительно безопасна, так как зада­чей хуннского воина было застрелить врага из лука с изряд­ного расстояния или, измучив его до полусмерти, связать и привести домой как раба.

Хунны — народ кочевой; они в изобилии имели продукты скотоводства, но весьма нуждались в продуктах земледелия и тканях. При меновой торговле китайские и согдийские куп­цы надували неискушенных кочевников. Но зато потерянное в торговле возмещалось при удачном налете, и «справедли­вость» торжествовала. Военные успехи хуннов обеспечили экономическое развитие кочевого скотоводческого хозяйства.

Племенная консолидация способствовала уменьшению внут­ренних столкновений и постоянных грабежей, связанных с существованием независимых племен.

Доходы. Для содержания шаньюев и вельмож требова­лись средства, которые не взыскивались с народа. Патриар­хальному обществу чуждо понятие налога; свободный воин не согласен никому ничего платить, так как в факте уплаты он усматривает ущемление свободы. Эти средства поступали от несвободных, т.е. подчиненных племен в виде дани и от врагов в виде военной добычи. Покоренные дунху уплачива­ли дань воловьими и лошадиными шкурами и овчинами⁴⁹. Большие подати платили богатые земледельческие районы оазисов Восточного Туркестана⁵⁰. Оттуда же, по-видимому, хунны получали железное оружие, так как его изготовлением славились тангуты, обитавшие около озера Лобнор, в кня­жествах Жокянь и Лэулань (Шаньшань)⁵¹. Меха поступали, вероятно, с северной границы — от кипчаков, динлинов и хакасов. Но наряду с покоренными отсталыми племенами важным источником дохода шаньюев был Китай. Прямую дань китайцы категорически отказывались платить, считая это для себя унизительным. Вместе с тем они посылали хуннам подарки, что было замаскированной формой дани. Так, на­пример, когда Модэ в 176 г. послал с посольством в Китай скромный подарок: одного верблюда, двух лошадей и две конские четверки, он получил взамен с ответным посольством бога­тейшие дары: вышитый кафтан на подкладке, длинный пар­човый кафтан, золотой венчик для волос, золотом оправ­ленный пояс и носороговую пряжку к нему, десять кусков вышитых шелковых тканей темно-малинового и зеленого цвета⁵².