ВЕКА И ЛЮДИ

Оглянемся назад, на описанные три века. Невольно напрашивается мысль, что они нарисованы слишком мрач­ными и темными тонами. Неужели же за столь долгий пери­од не было места для радости созидания, искренности, ми­лосердия и благородства души? Это кажется невероятным,

однако вспомним, что это была эпоха долгого и неотвратимо­го упадка и что у нас есть для него объективный критерий — кривая численности населения¹⁹.

В эпоху династии Хань население Китая, как писал И. За­харов, насчитывало 59 594 978 человек (2 г. н.э.). Это можно считать оптимальным наполнением вмещающего ландшафта, без необходимости изнурения природных ресурсов. Реформы Ван Мана и связанные с ними экзекуции вызвали восстание «краснобровых» и резню, погубившую около 70% жителей. Но как только порядок был восстановлен, прирост покрыл потерю, и к 157 г. число китайцев достигло 56 486 856 чело­век. Однако это были уже иные люди.

Как бы ни пыжилась Младшая Хань, какие бы победы ни одерживали ее дипломаты, умевшие натравить сяньбийцев и динлинов на хуннов, потенция страны шла на убыль, ибо строгие нравы уступили поприще умению устраиваться при дворе и пользоваться минутами милости для личного обога­щения. Разочарованность стала лозунгом века. Она пронзи­ла сердца не только ученых и знатных, но и простых кресть­ян, взалкавших «Желтого неба справедливости» вместо «Си­него неба насилия». И тогда потекла кровь.

После смуты Троецарствия население Китая составляло 7 672 881 человек, причем окраины пострадали меньше, не­жели сердце страны. Это означало повышение удельного веса инородческих племен при ослаблении традиции древней куль­туры. И даже когда население Центрального Китая возросло

Схема этногенеза хунну

к 280 г. до 16 163 863 человек, то это были усталые и демо­рализованные люди, неспособные защитить себя и свою страну от пришельцев.

Вполне понятно, что за период постоянных смен правле­ний, сопровождаемых кровопролитиями, переписи населения не проводились. Следующая цифра, столь же неточная, пада­ет на 589 г. — 11 млн человек²⁰, из которых 1,5 млн в Южном Китае. При этом надо учесть, что в течение 30 лет население интенсивно росло. Следовательно, в наиболее тяжелое двадцатиле­тие — с 534 по 554 г. — численность населения Китая упала еще ниже, нежели после Троецарствия, а последующий подъем произошел к 606 г., когда она поднялась до 46 млн²¹ — это опять-таки результат естественного прироста, характерного для земледельческих стран с мягким климатом.

Однако имеем ли мы право, следуя традиции, считать эту новую популяцию продолжением старой, ханьской? Для этого нет никаких оснований, кроме средневековой историо­графии, которая, мягко говоря, устарела. Ведь население Северного Китая сложилось из хунно-сяньбийско-китайских, а Южного — из ханьско-маньских метисов. По сути дела, это были новые этносы, с новым стереотипом поведения, C новыми идеалами и навыками, вкусами и потребностями, несмотря на то что характер ландшафта диктовал людям фор­мы хозяйства, сходные с прежними, а этническое окруже­ние вынуждало императоров династий Суй и Тан относиться к тюркам примерно так же, как ханьцы относились к хун- нам. Но несмотря на обусловленные природой совпадения, между древним и средневековым Китаем ощущается разли­чие, сказавшееся на истории Азии и ее культуры.