ВСТУПЛЕНИЕ

О существовании народа хунну стало известно из китай­ских источников. Его наименование оказалось гораздо более долговечным, чем сам народ. Оно широко известно, несмотря на то что носители его погибли полторы тысячи лет назад, тогда как названия многих соседних современных хуннам на­родов знают сейчас только историки-специалисты.

Однако наша задача не в том, чтобы хвалить или пори­цать давно исчезнувшие племена. Мы хотим разобраться, каким образом немногочисленный кочевой народ создал такую форму организации и культуру, которые позволили ему сохранять самостоятельность и самобытность на протяжении многих столе­тий, пока он не потерпел окончательное поражение и не под­вергся полному истреблению. В чем была сила этого народа и почему она иссякла? Кем были хунны для соседей и что оставили они потомкам? Найдя ответы на поставленные воп­росы, мы тем самым правильно определим значение хуннов в истории человечества.

Hr Hr Hr

Научный интерес к хуннам, к их истории и этнографи­ческим особенностям впервые возник в Китае. Основателем «хуннологии» можно считать гениального автора «Историче­ских записок» Сыма Цяня, жившего во II веке до н.э. Он не только составил летопись войны, которую империя Хань вела с хуннами, но и поставил вопрос: почему всюду победонос­ное китайское оружие не могло сломить кочевых варваров? На это он предлагал остроумный для своего времени ответ: географическое положение, климат и рельеф Китая и Сре­динной Азии настолько различны, что китайцы не могут жить в хуннских степях, так же как хунны не могут жить в Китае, и потому покорение страны иного ландшафта и населения, имеющего непохожий быт, неосуществимо².

Рациональным зерном анализа Сыма Цяня были поиски объективных факторов исторического процесса, но действи­тельность показала несостоятельность географического мето­да: в I веке до н.э. хунны ослабели, и империя Хань на пол­века стала гегемоном в Срединной Азии.

Продолжателем Сыма Цяня был талантливый историк кон­фуцианского направления Бань Гу, написавший «Историю Старшей династии Хань», но он не закончил своего труда, так как оказался среди друзей одного опального вельможи и поэтому был заточен в тюрьму, где и умер в 92 г. н.э.

Бань Гу рассматривал проблемы покорения хуннов с точ­ки зрения целесообразности и полагал, что включение в со­став империи чуждого по культуре народа может быть вредно для Китая. Он считал хуннов настолько далекими от китай­ской культуры, что не допускал мысли о возможной ассими­ляции, и подробно обосновывал необходимость укрепления китайской границы с хуннами даже в мирное время³. Воз­можно, что позиция историка продиктована тем, что он пи­сал свое сочинение в разгар хунно-китайской войны.

Третья книга, содержащая интересующие нас сведения — «История Младшей династии Хань», — написана уже в V ве­ке н.э. южнокитайским ученым чиновником Фань Xya. В качестве материала он использовал не дошедшие до нас тру­ды, которые он, по собственному выражению, «обдумывал здраво»⁴. Его сочинение суше и беднее предыдущих, однако

благодаря ему Фань Xya добился высокого положения. Позд­нее он принял участие в антигосударственном заговоре и был казнен.

Три указанных исторических труда составляют фундамент истории восточноазиатских хуннов. Что же касается запад­ных гуннов, названных так в отличие от своих восточных пред­ков⁵, то первое место принадлежит труду Аммиана Марцел- лина⁶, давшего красочное описание этого народа.

Подобно китайским историкам, Аммиан Марцеллин — «солдат и грек» — обратил внимание на несходство гуннов со всеми прочими известными ему народами, в том числе и коче­выми аланами. Безусловно, его описание односторонне⁷, про­никнуто ненавистью к пришельцам, но для исследователя важны данные, совпадающие у него с наблюдениями китайских ав­торов.

Названными авторами исчерпывается первый период «хун- нологии», так как история европейских гуннов не входит в рамки намеченной нами темы ни хронологически, ни территори­ально.

Второй период «хуннологии» начался с XVIII века, когда этой проблемой стали заниматься французы.

В XVIII веке французские миссионеры заинтересовались не только Китаем, где протекала их деятельность, но и се­верными народами. Гобиль, де Майя и другие, прекрасно владея китайским и маньчжурским языками, составили ост­роумные переводные компиляции, ознакомившие Европу с историей восточных кочевников. Этими трудами воспользо­вался профессор Сорбонны Дегинь; он сопоставил китайские данные с византийскими и издал свою капитальную работу о восточных народах⁸. Ныне эта книга устарела.

Сведения ближневосточных источников собрал и обрабо­тал Вивьен де Сен-Мартен⁹. Продолжателями дела, начатого французской школой XVIII века, были ученые XIX века — Абель Ремюза, оставивший огромное количество частных ис­следований, и Клапрот, создавший историко-географический атлас «Tableaux histoπques de ΓAsie>>, бывший в свое время весьма ценным обобщением. Новый расцвет исторической

науки, посвященной центральноазиатским проблемам, на­ступил во Франции в конце XIX — начале XX века. Это был кульминационный пункт европейского востоковедения. Об­щие и частные труды Эдуарда Шаванна, Поля Пельо, Анри Кордье и Рене Груссе осветили множество вопросов и дали возможность приступить ко второму, после Дегиня, обобще­нию накопленного материала. Из исследований немецких ученых надо назвать монументальные работы де Грота¹⁰ и Франке¹¹; сведения, сообщаемые ими, в подавляющем большинстве по­вторяют то, что имеется во французских и русских исследо­ваниях. Что же касается Фридриха Хирта¹², то его работы о хуннах не выдержали испытания временем и потеряли всякую ценность.

Труды английских и американских ученых занимают в исто­рии науки особое место.

Отто Мэнчен-Хелфен ставит под сомнение достижения русской науки, отрицает преемственность европейских гун­нов от азиатских хуннов. Однако его аргументация опровер­гается при детальном разборе и сопоставлении фактов, и его работы имеют лишь негативное значение.

Итак, многие ученые приняли участие в исследовании интересующего нас вопроса, но первое место в изучении древней

истории Срединной Азии уже 100 лет принадлежит русской науке.

Первым русским ученым, поднявшим изучение Центральной Азии на ступень выше современной ему европейской науки, был Н.Я. Бичурин, в монашестве Иакинф. Великолепное знание китайского языка и потрясающая работоспособность позволили ему осуществить перевод почти всех китайских со­чинений, относящихся к древней истории Срединной Азии. Его труды, изданные во второй четверти XlX века, до сих пор служат краеугольным камнем для кочевниковедения во­обще и истории хуннов, в частности. Не меньшее значение имеют его работы по исторической географии Китая и сопре­дельных стран. Эти работы не были напечатаны в свое время и начали издаваться только в советский период.

Опубликование Бичуриным китайских источников открыло блестящую эпоху русского востоковедения, хотя некоторые его взгляды и соображения и не подтвердились полностью (например, его мнение, что хунны были монголы).

К обобщению западных и восточных материалов первым приступил В.В. Григорьев, не только арабист и иранист, но и блестящий знаток греко-римской историографии. Исполь­зуя переводы Н.Я. Бичурина для сравнения с ближневосточ­ными источниками, он построил сводную работу «Китай­ский, или Восточный, Туркестан», бывшую в его время ис­черпывающим исследованием и вплоть до сего дня не поте­рявшую ценность.

Но не только кабинетные ученые отдали труды и силы изучению азиатской древности. Не меньшие заслуги выпали на долю отдельных путешественников и Географического общест­ва в целом. Н.М. Пржевальский открыл и описал страны, до тех пор известные только понаслышке. Его ученики П.К. Козлов и В.И. Роборовский завершили замыслы своего учителя и не только посетили, но и описали природу тех стран, где когда- то возник, жил и исчез хуннский народ. За ними последова­ли М.В. Певцов, братья М.Е. и Г.Е. Грумм-Гржимайло, Г.Н. Потанин, В.А. Обручев и в наше время Э.М. Мурзаев. В ярких и красочных экспедиционных отчетах и дневниках перед читателем встают картины бескрайних степей, горных

хребтов, с которых бегут чистые ручьи, раскаленных каме­нистых и песчаных пустынь, снежных буранов и нежного цветения азиатских весен. Страницы, посвященные охоте, знакомят нас с видами тех же зверей, на которых в древности охотились хунны, а открытие археологических памятников позволяет соприкоснуться непосредственно с материальной культурой далеких времен. Не меньшее значение имеют так­же их этнографические наблюдения, которые дали материал для классификации не только современных, но и исчезнув­ших в глубокой древности народов.

В 1896 г. Н.А. Аристов опубликовал в журнале «Живая старина» небольшое по объему, но до предела насыщенное исследо­вание «Заметки об этническом составе тюркских племен и на­родностей», в котором видное место уделено древним наро­дам.

Шагом назад была книга А.Н. Бернштама «Очерк истории гуннов». В ней нет последовательного изложения событий и

изменений в хуннском обществе, а выводы автора, будучи подвергнуты критике, не выдержали ее¹⁵. Однако эта частная неудача меркнет при сравнении с успехами археологии. Нет необходимости останавливаться на отдельных открытиях и ра­ботах, хотя именно они заставили нас полностью отказаться от предвзятой точки зрения, рисовавшей нам древних кочев­ников грубыми дикарями. Этим вопросам посвящено специ­альное исследование С.И. Руденко «Материальная культу­ра хуннов». Достаточно указать на монументальную работу С.В. Киселева «Древняя история Южной Сибири», посвя­щенную богатейшей культуре Саяно-Алтая, и на исследо­вание А.П. Окладникова «Неолит и бронзовый век Прибай­калья». Только благодаря этим трудам оказалось возможным проследить историю хуннского народа, установить северную границу его распространения и тем самым уяснить его исто­рическую роль. Он был соперником не только империи Хань в районах, прилегающих к Великой китайской стене, как до сих пор представлялось, но и других племен и народов. Ис­тория хуннов перестала быть придатком истории Китая¹⁶.

Настоящая работа ставит целью выяснение того места, которое хунны занимали во всемирной истории как создатели самостоятельной, хотя и недоразвившейся культуры. В этом аспекте рассматриваются их отношения к китайскому народу и императорам династии Хань; нас интересует их разнообраз­ные взаимоотношения с кочевыми степными племенами и их западные связи, о которых нет прямых указаний в источни­ках, но которые выясняются из сопоставления имеющихся материалов. Как во всякой сводной работе, в этой книге ис­пользуются достижения передовой науки.