<<
>>

ГЛ ABА 9 ПРИЧИНЫ ЕВРАЗИЙСКИХ МИГРАЦИЙ ИНДОЕВРОПЕЙЦЕВ. ИЗОБРЕТЕНИЕ КОЛЕСНОГО ТРАНСПОРТА

К рубежу IV/III тыс. до н. э. закончилась индоевропеизация Цент­ральной Европы и колонизация Северной Европы земледельческими племенами праиндоевропейцев. Мощные индоевропейские коллективы, жившие в долговременных хорошо укрепленных поселениях, оттеснили к западу за Рейн племена культуры линейно-ленточной керамики, за­нимавшие земли Подунавья и Центральной Европы, и ассимилировали редкое мезолитическое население Северной Европы, о чем говорит наличие в антропологическом типе KBK и в северных вариантах куль­туры Лепдьел лаппоноидного компонента.

Эти процессы протекали в наиболее благоприятный для земледелия период — климатический максимум голоцена, когда среднегодовая температура была на 2—3 градуса выше современной, а влажность была значительно более высокой (Ложек, с. 109, 114). Неистощенность плодороднейших лессовых почв Центральной Европы, мягкий влажный климат, хорошая водообеспеченность создали мощный агроклиматиче­ский потенциал, в который включаются три фактора: почва, темпера­тура, влажность (Долуханов, 1984, с. 30).

Изобретение праиндоевропейцами упряжных пахотных орудий (со­ха, рало) позволяло долгие годы получать значительный прибавочный продукт, что способствовало и процветанию многолюдных индоевропей­ских коллективов (площадь поселений культуры воронковидных кубков достигала 100 га). В разросшихся больших земледельческо-скотовод­ческих общинах позднеиндоевропейцев происходила сегментация, при­водившая к колонизации новых и новых земель. Отлив населения и освоение новых плодородных земель, вероятно, был нормой в жизне­обеспечении общества у праиндоевропейцев. Мифы, сказки, легенды индоевропейских народов сохранили сюжеты на эту тему, в которых прославлялись герои, открывающие новые земли. Там, в далеких зем­лях, аргонавты искали золотое руно; за земными пределами находится «светозарный остров Шветодвипа, берега которого омывает молочное море, «вместилище амриты» — напитка бессмертия, сохранившийся в памяти древних иранцев, древних индийцев, древних греков.

В условиях практически непрекращающегося оттока населения на новые земли были созданы в процессе тысячелетней практики хозяй­ственные и технические достижения, подготовившие базу для великих азиатских миграций индоевропейских народов.

Основным достижением следует считать молочное хозяйство, которое является «одной из важ­нейших предпосылок полукочевого и кочевого хозяйства» (Шнирельман, 1980, с. 219). Это достижение не привносное, оно возникло в недрах праиндоевропейского общества (см. главу 8).

Вторым великим изобретением праиндоевропейцев, подготовившим почву для миграций, является волокуша. Появление волокуши было вызвано изобретением в среде ираиндоевропейцев упряжных пахотных орудий (см. главу 8). Массовые передвижения праиндоевропейцев в период общеиндоевропейского единства проходили по рекам, однако для освоения речных долин требовались перемещения тяжелых грузов по земле, что осуществлялось с применением «волокуши», название которой восходит к раннеиндоевропейскому языку, как и обозначение «каток». Эти факторы стимулировали изобретение повозки в конце праиндоевропейской эпохи.

Распад индоевропейской общности относится к рубежу IV/III тыс. до н. э., как это следует по данным археологии (см. главу 7). Это яв­ление поразительно совпадает с наступлением «периода определенного понижения температуры и переменного повышения континентальности» (Ложек, с. 114), сменившего эпиатлантический, наиболее благоприят­ный период голоцена. Наступление «глобальной аридности климата в III тыс. до н. э.» (Долуханов, 1984, с. 31) привело к понижению агро­климатического потенциала (там же), а самое главное, не давало га­рантированных урожаев. Основной акцент в создании средств жизне­обеспечения переместился на скотоводство. Увеличение стада требова­ло расширения кормовой базы, что могло быть достигнуто расширени­ем пастбищ и поиском новых территорий, каковыми стали бескрайние просторы степей Евразии.

Глобальная аридность вызвала смещение в горные районы носите­лей культуры Винча, однако миграции праиндоевропейцев принимали иной характер в зависимости от ландшафтных характеристик Балкан­ского полуострова и форм винчанской экономики. Это вызывало в тече­ние всего III тыс. до н. э. приток небольших сравнительно коллективов индоевропейцев, которые ввиду малочисленности не смогли подавить культуру балканского субстрата, что привело к созданию своеобразия Раннеэлладского I—III, сочетающего балкано-средиземноморский и центральноевропейский и северо-балканский компоненты.

Территории культуры Винча занимают культуры болеразско-баденского круга. Это последняя интеграция южного крыла индоевропейцев вызвана усилив- щимися перемещениями в пределах Центральной Европы в связи с ме­няющейся в структурой скотоводческо-земледельческого хозяйства. Эти процессы, вызванные наступившей аридностью и приспособлением к ней индоевропейских коллективов, заканчиваются миграциями протогреков, лувийцев, хеттов, индоиранцев, индоариев, которыми было охвачено все III тыс. до н. э.

Особый размах миграции приобрели с изобретением колесного транспорта и техническими разработками этого изобретения, а также с приручением и использованием для верховой езды лошади носителя­ми KBK и ДЯК. Колесный транспорт позволил племенам со скотовод­ческим укладом хозяйства перейти к подвижному образу жизни, рас­крепостил их, обеспечил передвижение с домашним инвентарем, жен­щинами и детьми на большие расстояния (в отличие от отгонно-паст­бищного скотоводства с периодическим возвращением на место посе-

ления). Ёсе это явилось залогом сложения нового хосяйственно-куль- турного типа в среде индоевропейцев — номадизма и перехода части индоевропейцев, как индоиранцы к полукочевому хозяйству.

Методика решения проблемы колесного транспорта сложилась на основе практических разработок и сводится к локализации древнейших: в Старом Свете центров с находками колесного транспорта или его атрибутов; к установлению хронологического и приоритета в изобре- тании колеса, парной упряжке быков, появлении пахотных упряжных орудий и волокуши; к определению путей распространения колесного транспорта из исходного центра.

В научной литературе существует два подхода к проблеме зарож­дения колесного транспорта, один из которых предполагает зарождение колесного транспорта в одном центре и распространение изобретения во времени и пространстве. Его родоначальником был Чайлд (1951; 1954), а в качестве древнейшего центра колесного транспорта выдви­галась Месопотамия, поскольку там возникла древнейшая цивилизация, письменность, металлургия, металлообработка (без чего невозможно получение колеса в виде круга), возникли древнейшие пахотные ору­дия в парной запряжкой кастрированных быков и были известны пра- формы колесного транспорта в пиктограммах Урука IVa.

Другим подходом к этой проблеме является допущение нескольких центров в зарождении колесного транспорта.

Разброс научных точек зрения выявил «ахиллесову пяту» в реше­нии этой проблемы. Синхронизация очагов локализации древнейших свидетельств колесного транспорта недостаточно надежна, поскольку интервал, в котором находятся археологические памятники с колесным транспортом, соизмерим с погрешностью датировок памятников III тыс. до и. э. и равен примерно 300—400 годам. Кроме того, центры, где обнаружен колесный транспорт, удалены друг от друга, и их относи­тельное датирование затруднено, а абсолютные даты, выводимые путем построения хронологических цепочек разной длины и прочности, не позволяют пока надежно определить центр зарождения колесного транспорта. Единственный путь решения проблемы — установление более надежных хронологических связей, что может быть достигнуто сопоставлением систем хронологии, в которых находятся памятники, и уточнении исторической ситуации, обуславливающей правомерность таких хронологических соответствий.

Проблема колесного транспорта входит составной частью в индо­европейскую проблему таким образом, что то или иное решение о древнейшем центре колесного транспорта и путях его распространения корректирует локализацию прародины индоевропейцев и уточняет пути миграции индоевропейцев. Все многочисленные термины, имеющие от­ношение к колесному транспорту, восходят к праиндоевропейской эпо­хе, т. е. колесный транспорт, по данным лингвистики, был уже известен праиндоевропейцам до распада и начала их миграций. Этот тезис детерминирует и хронологический промежуток, в котором следует искать древнейший колесный транспорт. Если принять дату для праиндоевро­пейской общности V—IV тыс. до н. э., согласно Гамкрелидзе и Иванову, то и колесный транспорт должен был появиться уже в это время, что отразилось бы в археологических памятниках. Напротив, все археоло­гические свидетельства существования колесного транспорта, которые приводились исследователями, относятся только к III тыс.

до н. э. В концепции индоевропейской прародины Гамкрелидзе и Иванова этот хронологический разрыв в определении времени явления по дан­ным лингвистики и археологии не получает никакого объяснения. В культурах — эквивалентах и. е. пракультуре, согласно Гамкрелидзе и 157

Иванову, нет повозок вообще. Для целостности концепции о локали­зации прародины индоевропейцев это противоречие должно быть сня­то. Оно может быть снято только при обнаружении колесного транс­порта в археологической культуре, которая обоснована в качестве эквивалента и. е. пракультуре. В связи с находкой изображения повозки на сосуде из Броночиц — поселения польской группы куль­туры воронковидных кубков — и на основании приведенных выше доказательств в пользу выдвижения KBK в качестве эквивален­та и. е. пракультуре, это противоречие снимается. Дата древнейшего изображения повозки согласуется с концом существования пранндоев- ропейской общности (ПИЕ У — см. главу 7); совпадение этих двух хронологических рубежей не случайно, поскольку именно изобретение колесного транспорта позволило осуществляться массовым передвиже­ниям, что и вызвало распад индоевропейского единства.

Сведения о колесном транспорте, по данным лингвистики, приведе­ны Гамкрелидзе, Ивановым (1984, с. 717—737). Общеиндоевропейскую древность ’повозки’ и ’колеса’ исследователи иллюстрируют, кроме лингвистических выкладок, «культурно-историческими свидетельства­ми о наличии колесных повозок в каждой из древних индоевропейских традиций, начиная с древнейших датируемых материалов как пись­менных, так и археологических» (там же, с. 724).

Терминология колесного транспорта многочисленна и разветвленная. Это обозначения «колеса», «колесной повозки», «езды в повозке», «уп­ряжи» и ее частей: «дышла, ярма», «оси»; это термины «вращения». Хронологически они относятся к праиндоевропейской эпохе, согласно мнению лингвистов (там же, с. 171—724).

В праиндоевропейском языке существовало две основы со значени­ем «колесо, повозка» — это*k[h]0el, *rot[h]°~ (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с.

718—719), а в тохарском и анатолийских языках есть еще одна основа с тем же значением,*Hyer-t[h], *Hyer-g[h].

Глагольные основы, от которых происходят термины, обозначаю­щие «колесо», «повозку», относятся к сфере движения, но не прямоли­нейного, а с поворотом или вращением. Таким образом, в качестве определяющего для повозки праиндоевропейцы выбрали признак вра­щения колес и маневрирования, разворачивания ее, что также подтвер­ждает, что повозке предшествовали в истории развития транспортных средств волокуша, катки.

Существование трех основ со значением «колесо», «повозка» в индо­европейских языках указывает если не на полицентризм появления колесного транспорта у индоевропейцев, то на некоторую этапность прохождения этого изобретения от «колеса» до «повозки» в связи с тем, что значение технического решения транспортных узлов доминировало над идеей собственного колесного транспорта, что, возможно, было причиной появления и новых названий для «повозки». Эти наблюдения на лингвистических материалах имеют корреспонденции в данных ар­хеологии (см. ниже о соотношении очагов колесного транспорта в Ев­ропе).

Факт существования трех ιоснов в праиндоевропейском языке со значением «повозка» практически никак не интерпретируется лингви­стами, поэтому при археологическом исследовании этой проблемы на вооружение можно взять только то, что праиндоевропейцы были зна­комы с повозкой в варианте, достаточно совершенном в техническом отношении, а памятники с древнейшими повозками должны относиться к IV тыс. до н. э. „

Возможно, открытие и исследование раннеиндоевропейского языка Н. Д. Андреевым даст новые материалы для решения проблемы колес- 158

ного транспорта. В РИЕ языке существует корень со значением «воли-' куша, переезжать, катковый, повозка» (Андреев, сема У 1—10, с. 165— 166). Этот корень продуктивен и входит в состав сложных корней, об­разуя новые значения, но с усилением оттенка старого значения «повоз­ка» (Андреев, 1986, с. SOO—301, номера биномов старшего слоя — №№ 110, 121, 124, 181).

В качестве индоевропейского двуосновного корня — бинома — Анд­реев приводит бином № 202 (там же, с. 309) со значением «повозка». Составляющими бином являются РИЕ корни:«повозка» = «возящая»^- + «ходко».

Если повозка не являлась изобретением праиндоевропейцев, то вме­сте с повозкой был воспринят и миграционный термин, не было бы не­обходимости изобретать его, к тому же из архаичных раннеиндоевро­пейских корней.

Следовательно, по нашему мнению, данные раннеиндоевропейской лексики также подтверждают приоритет индоевропейцев в изобретении колеса и повозки.

Характеристика источниковой базы. Археологический аспект проб­лемы происхождения колесного транспорта в историографии.

Основными источниками по колесному транспорту являются остат­ки колес, кузова, рамы, дышла, оси от перевозок, помещаемых в мо­гилы; модели повозок из металла и глины, а также модели колес; изо­бражения повозок в рисунке и рельефе на сосудах, печатях, каменных и костяных предметах.

Совершенно очевидно, что названные виды источников имеют раз­ную значимость для решения проблемы происхождения колесного транспорта. Для решения этой проблемы должны использоваться толь­ко древнейшие свидетельства колесного транспорта, относящиеся к IV— III тыс. до н. э.

Такая постановка вопроса выдвигает на первое место создание ка­талога древнейших свидетельств существования колесного транспорта, в который составной частью должны войти источниковая база, исполь­зованная исследователями при сложении концепций о появлении колес­ного транспорта, и новые памятники. Поскольку лингвистами не снято хронологическое противоречие между датой колесного транспорта, ио данным лингвистики, IV тыс. до н. э. и данными археологии — вторая четверть III тыс. до н. э., (Сафронов, 1983), то исследователи археоло­гического материала «подтягивают» все даты древнейших памятников с повозками к рубежу IV/III тыс. до и. э., выбирая древнейшую и ис­пользуя большой разрыв между шкалой «длинной», «средней» и «ко­роткой» хронологии, пытаясь таким образом ликвидировать хронологи­ческое противоречие между лингвистическими и археологическими источниками. Однако это не решение вопроса. Свое понимание «даты распада позднеиндоевропейской прародины» мы сформулировали в гла­ве 7, выделив несколько хронологических уровней существования ПИЕ прародины и определив последний рубеж существования индоевропей­ского единства в пределах 30-*-28 вв. до н. э., что позволяет считать находки колесного транспорта в Европе в этом хронологическом про­межутке праиндоевропейскими.

Открытия в 20—30-х годах на Древнем Востоке царских гробниц Ура, могильников Киша, датируемых Раннединастическим IIl периодом, 25—24 вв. до н. э. по шкале «средней хронологии», создали представ­ление о существовании колесного транспорта в столь древнюю эпоху и о погребальном ритуале для персон царского ранга на повозках. Ана­логичные памятники были обнаружены в Эламе, в той же эпохе (мо­гильник Донжон, РД III — Ур III).

Наряду с повозками в могилах, в этих же памятниках были обнару­жены изображения повозок на «штандартах», на сосудах, что уравня­ло эти два вида источников и позволило рассматривать иконографию повозок как самостоятельный вид источника. Существование в одних и тех же памятниках моделей повозок (Мари, Хафадже, Тель Аграб, Тель Асмар), цилиндрических печатей с изображением повозок и «Штандартов» (Киш, Ур) уравняло и эти виды источников (рис. 46, 47, 491,5).

Многочисленные глиняные модели повозок и двухколесных тележек, а также модели колес и упряжных животных (бык, лошадь?) были найдены в цивилизации Хараппы. Удаленность нового очага колесного транспорта от месопотамского поставили вопрос о древнейшем центре колесного транспорта.

Древнейшие находки колесного транспорта в ареале от Малой Азии, Северной Сирии до долины Инда и от Главного Кавказского хребта до Персидского залива составили первую источниковую базу для під­становки вопроса о происхождении колесного транспорта и путях диф­фузии этого великого изобретения в Европе и Азии. Чайлд впервые обобщил и связал всю сумму археологических данных по колесному транспорту с индоевропейской проблемой. Он сделал вывод, что повоз­ка и колесо были одновременно изобретены в Шумере, в период Урука до 3500 г. до н. э. (Чайлд, 1951, с. 178), откуда они распространились через Кавказ в Восточную, а затем в Западную Европу. Месопотам­ский центр был предопределен методически, исходя из неразрывности таких явлений, как «цивилизация» — «металообработка» — «колесо» — «повозка», согласно воззрениям Чайлда. По Чайлду, древневосточные повозки были древнее европейских почти на 2000 лет. Конечно, при таких данных приоритет древневосточного очага в изобретении колес­ного транспорта был более, чем очевиден.

Спустя 20 лет были оспорены древнейшие свидетельства колесного транспорта IV/III тыс. до н. э. в пиктограммах Урука (Николаева, Сафронов, 1983, с. 48), правда появилось еще более сомнительное до­казательство существования повозки в Месопотамии в IV тыс. до н. э.. приведенное Гореликом (1985, табл. 2: 1) на сосуде Тель Халаф. Пре­терпели изменения и системы дат древневосточных памятников, и сами даты памятников, по Чайлду (Николаева, Сафронов, 1983, с. 48) (по­дробнее см. ниже в Каталоге).

Дальнейшее исследование проблемы шло по пути уточнения путей диффузии из месопотамского центра (Бона, 1960; Калиц, 1976; Пиготт, 1968; Сулимирский, 1968; Кузьмина, 1974; Кожин, 1985). Поводом для них служили новые находки в баденской культуре и в древнеямной культуре. Однако колебания в датах баденской культуры в пределах нескольких столетий не позволили уравнять в хронологическом отно­шении месопотамский и центральноевропейский очаги колесного транс­порта. В то же время не оспаривалась никем особая древность месопо­тамских находок.

Восточная Европа была включена в зону распространения колесного транспорта на основании находки повозки и модели повозки в ранне­катакомбном поіребении в урочище «Три Брата» в Калмыкии (Сини­цын, 1948, с. 147). Незамеченным прошло открытие более древней по­возки в погребении кургана «Сторожевая могила» в Нижнем Поднеп- ровье (Тереножкин, 1951, с. 117—119). Погребение было определено как древнеямное и пребывало в безвестности почти 30 лет. По достоин­ству оно было оценено, когда стали проводиться массовые раскопки в Нижнем Поднепровье (Ю. А. Шилов, 1975, 1977, 1979, 1982) и в Ниж­

нем Прикубанье (Козенкова, 1973, с. 60) й стали обнаруживаться повозки в массовом количестве.

Несмотря на это еще почти 10 лет все эти повозки определялись как древнеямные (Козенкова, 1973, с. 64—66; Шилов, 1975, 1977; Кузь­мина, 1974).

Первая отечественная археологическая сводка по повозкам так называемой древнеямной культуры появилась в 1974 году (Кузьмина, 1974, с. 68 и сл.). Целью работы было поддержать концепцию Гимбу- тас о прародине индоевропейцев в понто-каспийских степях, поэтому все находки повозок в III тыс. до н. э. в этом регионе относились к древнеямной культуре, археологическому эквиваленту праиндоевропей- цев, по Гимбутас.

В 1978 году, раскапывая курганы в Нижнем Прикубанье в 20 км от Новотитаровской, где в 1970 году были найдены первые повозки, открыли большую серию повозок с погребениями, образующими куль­турное единство с погребениями без повозок по ряду признаков погре­бального обряда (повозок — около 20; погребений — около 200) [§§].

В 1979 году мы заявили об открытии новой археологической куль­туры, которая по керамике была близка Новосвободненской, а по обря­ду трупоположения — древнеямной (Сафронова, Николаева, 1979), но и отлична от древнеямной рядом характерных деталей (обряд новой культуры был определен нами как «на боку с отклонением на спину»). Хронологические рамки новой культуры были определены нами от дольменов Новосвободной до раннекатакомбной культуры. На основа­нии предложенной нами хронологии северо-кавказского бронзового ве­ка, созданной на базе раскопок нашей экспедиции в Северной Осетии и Прикубанье, мы выделили культуру погребений с повозками (Сафро­нов, 1980; Николаева, 1980), установили диапазон ее существования, выявили генетическую связь с памятниками Новосвободной, Кеми-Обы.

В выборе названия для новой культуры мы руководствовались тем, что это культурное явление выходит за границы Предкавказья и ха­рактерно для черноморо-азовских степей: «Таким образом, погребения повозок доямного периода представляют собой культурное явление, выходящее за границы Северного Кавказа. Атрибуция этих памятников определяется их связью с новосвободненскими» (Николаева, 1980, с. 29). Одновременно эти памятники с повозками были включены нами в источниковую базу для диффузии колесного транспорта в среде ин­доевропейцев.

Подтверждение высказанным нами взглядам было вскоре получено после работ Ю. А. Шилова (1979, с. 16—18), где автор отошел от своих прежних взглядов на погребения с повозками в Нижнем Поднепровье как атрибут древнеямной культуры [***] и выделил их в старосельскую группу, в кеми-обинском хронологическом горизонте. Вопрос о связи нижнеднепровских и нижнекубанских повозок Ю. А. Шиловым не ста­вился. Скорее всего увидеть эту связь мешало отсутствие надежных хронологических схем, объединяющих памятники двух регионов, разно-

Ьбразие обрядов Нижнего Прикубанья сравнительно с устойчивостью обряда погребения старосельской группы памятников.

В 1982 году вышла статья А. Хойслера «К древнейшей истории ко­леса и повозки северопонтийской территории» (Хойслер, 1981, с. 581 — 647), где автор дает каталог древнейших повозок от Урала до Голлан­дии, от Кавказа до Альп и приходит к выводу, что все находки в Север­ном Причерноморье и Предкавказье происходят из погребений стар­шей фазы культуры окрашенных костяков. И эти повозки не дают оснований выводить их происхождение из Передней Азии или Закав­казья. Не видит А. Хойслер оснований для выведения западноевропей­ских повозок из северопонтийского региона. Автор подчеркивает, что немногочисленные данные (имея в виду колесо в горгенской культуре, изображение парной запряжки и повозки на плите в Зюшене, парных запряжек в культуре воронковидных кубков и изображения повозки на сосуде в KBK) говорят о независимости западноевропейского центра от восточноевропейского. Вместе с тем А. Хойслер поддерживает мысль Чайлда, что существует связь между цивилизацией, металлообработкой и изобретением колеса и повозки (Хойслер, 1981, с. 639).

К нашим выводам о существовании особой культуры в Прикубанье,, отличной от древнеямной, существующей в рамках от Новосвободной до раннекатакомбных памятников Предкавказья, присоединились Три­фонов (1982) и А. Н. Гей (1983, с. 112—ИЗ), однако эти авторы пред­лагают другую терминологию (название для выделенной нами культу­ры) — новотитаровская культура.

В 1983 году мы составили каталог древнейших находок колесного транспорта в Восточной Европе, выделили кубано-днепровскую куль­туру, связав два ареала Северного Причерноморья — Нижнее Под- непровье и Нижнее Прикубанье, вывели генезис керамики двух вари­антов кубано-днепровской культуры из культуры шаровидных амфор; указали на ареальные и генетические связи с Кеми-Обой и Новосвобод­ной у кубано-днепровской культуры, и, наконец, определенно высказа­лись, опираясь на разработки О. Н. Трубачева, об индо-арийской атри­буции носителей кубано-днепровской культуры.

В 1986 году Гей высказался о связях новотитаровской культуры с старосельскими погребениями с повозками.

Рассмотрим подробнее основания схемы распространения колесного транспорта, сформулированные Чайлдом, и основания приоритета Южной Месопотамии в изобретении колесного транспорта.

ЮЖНАЯ МЕСОПОТАМИЯ (рис. 46: XVIII)

Kuiu, могильник «гамма», погребения № 237, 357, 529.Датируются, по Чайлду Раннединастическим I. Содержали повозки с костными остатками упряжных живот­ных (онагров, лошедей?). Беренс (1964, с. 12—15) датирует эти погребения Ранне­династическими II—III; Мюллер-Карпе 1968, ∣19∣7l4ι, с. 774) определяет хи даже РД III. Беренс полагает, что в могиле 237 было две квадриги и пара эквидов, а в могилах 357 и 529 содержалось три квадриги без остеологических остатков (Беренс, 1964, с. 15—16).

Ур, царские погребения Раннединастического III.Повозки находились в 4 из 16 царских могилах. Это могила 580, где была обнаружена повозка, скелет быка, копы­та от трех других быков.

Ур, царские погребения Раннединастического III. Могилы 789 и 800.Содержали две повозки и двух онагров.

При датировке этих погребений Беренс (1964, с. 12—15) использует корреспон­денции с IV—V династиями Египта, что в абсолютных датах определяется 2723— 2423 гг. до н. э. Однако в настоящее время РД III по месопотамской линии хроноло­гии датируется 2500—2315 гг. до н. э. (Биккерман, 1975).

Повозки из Ура и Киша указывают после коррекции их дат на появ­ление погребального обряда с повозками в Южной Месопотамии только с 3-й четверти III тыс. до н. э. Уместно в данной связи вспомнить даты

для печатей из Ура и Киша с изображением повозок с онаграми и воз* ницами, по Горелику (1985, табл. 2: 4, 7, 8). Эти даты находятся в пре­делах 28—26 вв. до н. э. и никак не комментируются автором статьи. Все изображения типологически относятся к Раннединастическому III, что по Биккерману датируется 25—24 вв. до н. э. Поскольку мы рабо­таем в древневосточными датами в системе дат Биккермана, то следует оговорить эту коррекцию дат, чтобы у читателей не создавалось впечат­ления, что в Южной Месопотамии есть повозки ранее конца Раннеди­настического II — РДШ.

ЭЛАМ (рис. 46: XIX)

Могильник Донжон (Сузы), могилы с повозками № 280, 322.Открыты три мо­гилы с остатками повозок и упряжных животных (Чайлд, 1951), которые датируются по Чайлду, Раннединастическим I. Могила 3∣2∣2 содержала керамику с изображением повозки с бычьей упряжкой, а также остатки повозки на краю могилы и в могиле с быками и возницей (Чайлд, с. 178). Могила 280, расположенная стратиграфически выше и датируемая Чайлдом также РД I, передатирована Беренсом (1964, с. 12—15) Раннединастическим III, т. е. 2500—2316 гг. до н. э.

Дата могилы 322 может быть уточнена по керамике с изображением повозки, которая аналогична вазе из Хафадже (Чайлд, 1956, с. 150, рис. 84). На этой вазе (рис. 48: 5) изображена сцена погребения на повозке, с четверкой эквидов. Подобная расписная керамика находи­лась в царских могилах под храмом Иштар в Мари. Могилы были аналогичны царским гробницам Ура со сводчатыми конструкциями, содержали в инвентаре вазы с росписью, украшения из золота, серебра, ляпис-лазури, зеркало, топор с гребнем, две длинные медные булавки (Чайлд, 1956, с. 149). Дата инвентаря не выходит за границы РД П/РД III, поскольку храм Иштар датируется РД III.

Таким образом, корректировка дат памятников, которые послужили Чайлду базой для выдвижения Южной Месопотамии в древнейший центр колесного транспорта, показывает, что все древнейшие, по Чайл­ду, находки повозок или их изображений датируются в узком хроноло­гическом промежутке РД III, от середины III тыс. до н. э. до Саргона (т. е. 25—23 вв. до н. э.). Этот тезис подтверждается и тем, что в Ран­нединастическом I—II мы знаем только волокушу (рис. 47: 3).

СРЕДНЯЯ И ВЕРХНЯЯ МЕСОПОТАМИЯ (рис. 46: XV, XVII)

Из этих регионов происходит довольно большое число моделей повозок, причем наблюдается большая вариабельность форм четырехколесной повозки, и устойчивость двухколесных.

Модели повозок Чайлд относит к эпохе Саргонидов. В системе сов­ременных дат модели четырехколесных повозок из Тель Асмара, Ха­фадже, Тель Хуэйры и других в Средней и Верхней Месопотамии отно­сятся к Раннединастическому III.

ИНДИЯ (рис. 46: XXIV)

Модели повозок в культуре Хараппы были использованы в схеме эволюции и распространении колесного транспорта. Чайлд подчеркивал, что доказательств диффу­зии повозок из долины Инда в долину Тигра нет. В то же время Е. Маккей, раско­павший Чанху-Даро, 1935—36 гг. сообщает, что «собственно повозок нет в Мохенд- жо-Даро и Xapanne, но они известны в шумерских памятниках. Xapanna поддержи­вала связь с Шумером. Трудно сказать, откуда появились повозки, но на рисунках и мозаике Шумера повозки выглядят менее примитивными» (Маккей, 1943, с. 164). Модели изображают 2-х и 4-х колесные повозкн, колеса с двусторонней ступицей и трехчастной конструкции (трехчастность показана росписью — Маккей, 1943, рис. 58: 20).

В настоящее время влияние цивилизации долины Инда выявлено в памятниках конца РД I — начала династии Саргонидов, по Г. Фрэнк- форту, что по системе дат Биккермана датируется 27—23 вв. до н. э.

11* 163

Конец цивилизации Хараппы относится к 1700 г. до н. э. и связывается с приходом ариев (Брей, Трумп, 1979) [†††].

Таким образом, даты повозок Месопотамии и Хараппы близки друг к другу. Факт контактов между двумя регионами установлен. Однозначно определить приоритет одного из регионов в изобретении колесного транспорта затруднительно из-за широкого диапазона дати­ровок Хараппы и моделей повозок в ней.

СРЕДНЯЯ АЗИЯ, ИРАН ((рис. 46: XXII, XXIII)

Шах-Тепе, 5 моделей колес. Анау III, модель повозки. Характеризуют, по Чайлду, центральноазиатский очаг колесного транспорта.

Хронологическая позиция Шах-Тепе определяется синхронизацией с Сиалком IV, где встречены печати Джемдет Hacp, которые с учетом запаздывания на севере да­тируются Раннединастическим I (Энеолит СССР, 1982, с. 13).

Анау III следует за Намазгой III. Намазга III датируется первой четвертью III тыс. до н. э. Импорты Намазга III встречены в Шахри-Соте I с печатями Джем­дет Hacp, что позволяет датировать их Раннединастическим I (2750—2615 гг. до н. э. по Биккерману), а, возможно, и позже, учитывая переживание сюжетов на севере.

Для уточнения соотношения центрально-азиатского, месопотамского и индского очагов с колесным транспортом необходимы более серьез­ные и углубленные хронологические изыскания, однако нас удовлетво­ряет один вполне однозначный вывод, что колесный транспорт на Древ­нем Востоке появился практически одновременно в Месопотамии, Центральной Азии и в долине Инда. Древневосточные находки не могут быть никоим образом удревнены даже до рубежа IV/III тыс. до н. э., потому что нет никаких оснований считать древнейшими свидетельст­вами существования колесного транспорта знаки на пиктограммах Урука IVa. Первые повозки в натуральную величину встречены только в памятниках РД III, т. е. 25—24 вв. до н. э. Все модели повозок, изо­бражения повозок на печатях относятся также к РД III, кроме метал­лической модели двухколесной повозки из Тель Аграба (конец РД II).

Чайлд отверг возможность зарождения колесного транспорта в Ев­ропе следующими рассуждениями: «Фантастично, чтобы даны или све­вы I Северной культуры (культуры воронковидных кубков — В. С.) могли своими каменными топорами построить даже повозку для бычь­ей упряжки, не говоря уже о военной колеснице... Я сомневаюсь, что­бы орудия народа Бадена или Глины были столь изощрепны, чтобы обработать колесо» (Чайлд, 1950).

Вероятно, сомнения Чайлда были бы развеяны, если бы он знал о металлических топорах Винчи-Плочник, Тисаполгар, Бодрогкерештур, Ледьел IV. Все названные культуры предшествуют появлению шумер­ской цивилизации Раннединастического I. Как уже указывалось выше, Чайлд придавал большое значение не только фактам обнаружения повозок и их атрибутов на Древнем Востоке в III тыс. до н. э., но и то­му, что только в этом регионе, по его мнению, возникли предпосылки для такого изобретения, которые были и только и могли быть связаны с цивилизацией (парная упряжка волов, эквидов; упряжные пахотные орудия, волокуша; развитая металлообработка). Дата месопотамской цивилизации определялась им серединой IV тыс. до н. э., что в настоя­щее время пересмотрено и определяется первой четвертью III тыс. до н. э. (по Биккерману). В то же время все предпосылки изобретения

колеса и повозки, названные в числе признаков цивилизации, сущест­вовали в Европе, но на 1500 лет ранее, в культуре Винча (см. главы 6 и 8). На рубеже IV/III тыс. до н. э. в Европе появился и колесный транспорт в виде четырехколесной повозки. Все сказанное позволяет сделать вывод, что применяя методику Чайлда к вновь открытым фак­там, связанным с проблемой колесного транспорта, можно сделать единственный вывод, что колесо и повозка возникли там, где появилась древнейшая цивилизация, т. е. в Центральной Европе.

Это заключение меняет пути распространения великого изобрете­ния, каким является колесо и повозка. Чайлд полагал, что «идея коле­са и правила его изготовления, также обряд захоронения людей коро­левского ранга в колесных повозках была передана через понтийских пастухов (ямная культура — В. С.) из месопотамских городов-госу­дарств в поздненеолитические племенные сообщества Европы» (Чайлд, 1957, с. 40). Исторически движение повозки в Западную Европу было связано с первыми миграциями индоевропейцев. Этот тезис Чайлда в настоящее время должен быть также пересмотрен и благодаря тому, что пересмотрена локализация индоевропейской прародины (см. глава 1 и 7), а также на основании того, что древнейшая цивилизация возни­кает на Балканах, а древнейшие свидетельства колесного транспорта зафиксированы в культуре воронковидных кубков AB и старшей фазы KBK, генетически связанной с археологическим выражением древней­шей цивилизации — культурой Винча.

Новые находки моделей четырехколесных повозок в баденской культуре, в Центральной Европе вызвали серию работ (Бихир, Бона, Сулимирский, Пигот, Ганчар, Фолтини, Сопрони, Смолиан, Немешова- Павукова и др.), которые не внесли корректировок в локализацию центра зарождения колесного транспорта, но дали много гипотез о пу­тях распространения колесного транспорта из Месопотамии в Европу либо через Кавказ, либо через Подунавье, либо через Апенины. Отсут­ствие твердой хронологической шкалы для памятников баденской куль­туры не позволило исследователям поставить вопрос о приоритете центральноевропейского региона в изобретении повозки. Поскольку не были предложены археологические культуры — посредники в пере­даче этой идеи из Месопотамии в Европу, то все названные исследова­ния не вышли за рамки гипотез.

В связи с находкой модели повозки с протомами быков из энеоли- тического поселения Словакии — Радошина болеразской группы He- мешова-Павукова (1977, с. 445) определяет, что типологически эта находка примыкает к повозкам Раннединастического Месопотамии. Исследовательница отмечает, что в Малой Азии есть модель, относя­щаяся ко времени Аладжи, т. е. 25—23 вв. до н. э. Это металлическая модель четырехколесной повозки с парной запряжкой волов (рис. 48). Более поздние разработки (Немешова-Павукова, 1980) позволяют оп­ределить хронологическую позицию болеразской группы словацкого энеолита как 28/27 вв. до н. э., а начала баденской культуры как сере­дина 26 в. до н. э. В соответствии с этими данными центральноевропей­ские находки 28—26 вв. до н. э. оказываются в одном культурном блоке и хронологически предшествуют месопотамским повозкам и анатолий­ской модели повозки. Даже на основании этих фактов необходим пере­смотр концепции Чайлда о приоритете месопотамского центра, однако никем из исследователей так проблема не ставилась.

Соотношение центральноевропейского и восточноевропейского оча­гов колесного транспорта сводится к хронологическому соотношению древнеямной, кубано-днепровской и баденской культур, где найдены древнейшие повозки и модели повозок. Древнейшие памятники древ-

165

неямной культуры, где найдены деревянные сложные конструкции, ко­торые интерпретируются нами как части повозок, были обнаружены в Центральной Европе, в Северо-Восточной Венгрии в могильнике Ke- тедьхаза в стратиграфическом узле с памятниками Болераз-Чернаво- да III: памятники ДЯК следовали за болеразскими помятниками, а возможно, и были синхронны с ними.

Чтобы выявить центр происхождения колесного транспорта, необхо­димы тонкие хронологические соответствия всех европейских находок колесного транспорта в пределах первой половины III тыс. до н. э., поэтому ниже мы приводим наш комментарий к хронологии каждой находки, о которой сообщаются необходимые каталожные сведения. (Римскими цифрами обозначены регионы, а арабскими цифрами — конкретный памятник в европейских регионах с колесным транспортом).

ЦЕНТРАЛЬНАЯ ЕВРОПА. СЕВЕРО-ВОСТОЧНАЯ ВЕНГРИЯ (рис. 46: III)

Кетедьхаза, курганное поле (раскопки Д. Газдапустаи, 1966 г. и И. Эчеди, 1968 г.). Древнеямная культура, по Эчеди (1979). '

Тип погребений «с деревянными конструкциями», выделенный Эчеди, находит аналогии в памятниках Венгрии из раскопок более раннего периода Ж- Налога, и по мнению всех исследователей, эти конструкции могут иметь отношение к повозке (Эчеди, 1979, сноска НО).

1. Кетедьхаза 3/7 — основное погребение (Эчеди, 1979, с. 22), установлено по выкиду, после удаления которого были расчищены деревянные конструкции. Конст­рукция состояла из 4 продольных брусов, положенных как перекрытие могилы, поверх которых было положено 11 поперечных брусов разной толщины, сделанных из тол­стых веток, расщепленных пополам (Эчеди, 1979, рис. И). Кроме надрезки и расщеп­ления, никаких следов обработки дерева (скрепления, связывания) не было отмече­но. В двух метрах от могилы находилось место, где подготавливали эту конструк­цию — следы коры, ветвей. Скелет человека лежал на спине, головой на 3., с руками, протянутыми вдоль туловища и согнутыми в коленях ногами, упавшими направо. Таковы наблюдения полевых исследователей.

Судя по рисунку и фотографии, описание памятника можно уточ­нить. Четырех продольных брусов не видно, однако отчетливо видно, что на восточной стороне могилы три бруса лежали впритык друг к Другу; в западной стороне нет следов продольных брусьев. При этом вся середина перекрытия сохранилась, поскольку конструкция только- просела, а не обрушилась, поэтому не должно быть ссылок на фраг­ментарность перекрытия. Более того, с западной и восточной стороны- длинные широкие плахи, с северной и южной стороны — плахи такой же толщины, но в середине над могилой — более тонкие брусья. Если учесть, что с северной и южной сторон плахи приподняты и расположе­ны наклонно к могиле (Эчеди, 1979, фото 5: 3, 4), то может быть рекон­струирована картина: телега с бортами по 50 см высоты была постав­лена над могилой; когда борта развалились под давлением насыпи, то они упали на края могилы, на которой лежала земля выкида, которая сообщила им наклон к могиле. C восточной стороны могилы отмечена еще длинная тонкая жердь — фрагмент дышла или оглобли. В юго-западном углу на фотографии отмечена площадь тлена, которая больше, чем ширина плахи; это место углублено относительно края могилы. Вполне вероятно, что это остатки тлена от колеса. Архаич­ность памятника подчеркивает инвентарь, состоящий из серебряных колец с несомкнутыми концами, ожерелья из клыков животных; астра­галов, куска охры.

2. Кетедьхаза 3/6 — первое впускное в курган 3 погребение (Эчеди, 1979, с. 22— 23). «Могила была перекрыта деревянной конструкцией, основа которой подобна конструкции в могиле 3/4» (Эчеди, 197*9, с. 2(2). «Были соединены между собой боль­шие брусы, предварительно подогнанные друг другу». Над скелетом лежали узкие, толщиной до 2 см планки. «Скелет лежал на спине, головой на 3. Обе руки были согнуты и лежали на тазу, а ноги распались ромбом. К деревянной конструкции относились кожаные покрытия в 3 слоя, которые поднимались над деревянной рамой» (Эчеди, 1979, рис. 10, табл. 5: 1—2).

J66

Таким образом, на дне могилы был положен щит из рамы с поперечными план­ками. Скелет лежал на возвышении по отношению к плоскости рамы на 20 см. Де­ревянная конструкция, включавшая три слоя кожаных покрывал, находилась выше скелета.

По отношению к основной могиле деревянные конструкции этой впускной могилы выглядели несколько иначе, но остов повозки со сня­тыми колесами выглядел совершенно так же, как и рама погребения 3/6. Кожаные покрывала — существенная деталь — находит параллели в нижнекубанских памятниках с повозками.

3. Кетедьхаза 3/5 — впускная в кургане (Эчеди, 1979, с. 22).

В могиле находились «остатки колоды», которая была покрыта кожаными по­крывалами с четко различимыми заплатами, светло-коричневого и красно-коричневого цвета. Содержала захоронение ребенка.

Эчеди включает погребение в группу памятников с деревянными конструкциями; описание кожаных покрытий напоминает описание ниж­некубанских находок (Козенкова, 1973, с. 60 и сл.).

4. Кетедьхаза 3/4 — впускная могила в кургане (Эчеди, 1979, с. 21). Была пере­крыта «деревянной конструкцией», состоящей из 4 прямоугольных брусьев. Брусы были соединены между собой шипами, вставленными в гнезда. Рама была покрыта тонкими жердямии кожей. Конструкция перекрытия рухнула со временем на скелет. Под скелетом также отмечены жерди. Обряд погребения — на спине, скорченно; ноги упали на левую сторону. Ориентировка — головой на 3. (Эчеди, 1979, рис. 9). Ске­лет был покрыт мелом. Инвентарь состоял из серебряных подвесок и кусочка охры.

В отличие от выше перечисленных конструкций здесь рама наме­ренно скреплена, хотя необходимости скреплять плахи перекрытия нет, что может свидетельствовать о том, что и эта рама представляет осно­вание повозки. Число таких погребений с «деревянными конструкция­ми» может быть умножено, если учесть раскопки более раннего време­ни. Самыми информативными являются раскопки Ж. Чалога в Каца- хоттлахом-Балмажуйварош, Дебрецен-Васахалом (Эчеди, 1979, снос­ка НО). Автор раскопок отмечал такие элементы покрытия, как «пол», «плетни», «ограда» и т. д.

Древнеямная культура хорошо исследована в отношении погребаль­ных конструкций во времени и на большом пространстве от Венгрии до Урала и Кавказа; конструкция перекрытия, в основном, однотипны: поперечный и продольный настил плах с циновками на них. Сама по себе сложность надмогильных деревянных конструкций над древнеям- ными могилами Венгрии уже может служить указанием на неординар­ность этих конструкций, а опыт исследования нами повозок в Нижнем Прикубанье разной степени сохранности свидетельствует о том, как хрупки остатки повозок, как легко может быть утрачено звено, необхо­димое для установления семантики конструкции, что позволяет нам усматривать в венгерских конструкциях — части повозок.

Конструкции в древнеямных могилах Кетедьхаза использованы не для того, чтобы напрямую сравнивать их с болеразской и баденскими моделями повозок, но с целью употребить данные стратиграфии, связы­вающие болеразские, баденские и древнеямные памятники в прямой, а не многозвенной цепочке.

Дата древнеямных памятников в Венгрии определяется данными стратиграфии Кетедьхаза. Курганы в могильнике Кетедьхаза частично перекрывали поселение культуры Бодрогкерештур. Погребения 4/1 и 4/2 были впущены в слой поселения. Дата финальной фазы Бодрогкере­штур устанавливает древнейший предел для древнеямных памятников в этом регионе (Эчеди, 1979, с. 26).

Время основных погребений в курганах 5 и 6 определяется датой керамики жертвенников вокруг могил. Эта керамика относится к фазе Болераз-Чернавода III (Эчеди, 1979, с. 29). Болераз-Чернавода III сменяют памятники культуры Бодрогкерештур в этом регионе, поэтому

⅛7∙

нижний хронологический уровень для ДЯК в Венгрии — это дата Бо- лераза, который по радиокарбонным датам начинается с рубежа 28/27 вв. до н. э. В то же время Эчеди не считает возможным распрост­ранить эти даты на все древнеямные погребения Венгрии. Он приводит радиокарбонную дату погребения Кетедьхаза 3/4—2315+80 (Эчеди, 1979, с. 52), что, по нашему мнению, может характеризовать только самое позднее погребение в кургане с деревянными конструкциями типа повозки и служить terminnus post quern для начала движения индоариев в Северное Причерноморье и Предкавказье.

Если часть погребений ДЯК в Кетедьхазе синхронные Болеразу, который согласно современным воззрением (Немешова-Павукова, Co- хацкий) является древнейшей фазой баденской культуры, то другая часть погребений ДЯК сосуществовала чресполосно с баденскими памятниками, причем это выражалось в том, что курганы ДЯК зани­мали водоразделы и высокие места, а грунтовые могильники баденской культуры занимали низкие места в окружающем ландшафте. Этот факт сосуществования двух археологических культур, одна из которых (ДЯК) имеет индоиранскую атрибуцию (Сафронов, 1983), а другая — протогреческую (согласно гипотезе Чайлда), может соответствовать ситуации, обозначенной лингвистами как греко-арийское единство.

5. PadotuUH, Топольчаны. Словакия. Группа Болераз (Немешова-Павукова, 1977; Владар, 1979). Модель повозки с парной упряжкой волов (рис. 48). Представляло собой «корыто почти квадратной формы. По краю — орнаментальные наколы в два ряда. Стенка, на которой укреплены протомы быков, имеет над краем жгутовидную полудугу. Скульптурные воспроизведения парной запряжки только наполовину высту­пают из плоскости стенки. Колес не было. Длина повозки — 10,5 см. Высота — 6,2 см. Калиц (1976, с. 115) относит находку к баденской культуре, что не противоречит действительности, учитывая, что Болераз — древнейшая ступень Бадена, однако в данном случае существенна хронологическая позиция Болераза и модели повозки из Радошина, в ряду баденских моделей повозок как древнейшей.

Значение болеразской модели повозки состоит в том, что именно к этой культурной группе относятся фрагменты керамики в жертвен­никах вокруг основных могил в курганах Кетедьхаза, в том могильни­ке, где, представлены нам, вполне достоверно реконструируется обряд захоронения с повозками. Эта находка и основные погребения в кур­ганах 5 и 6 в Кетедьхаза с «деревянными конструкциями» являются единственным стыком центральноевропейского и восточноевропейского колесного транспорта III тыс. до н. э. И этом узел может быть развя­зан только единственным образом, а именно выводом, что приоритета в изобретении колесного транспорта нельзя доказать ни для одного из этих регионов и этих двух культур, основываясь только на этих фактах.

Исходя из того, что эти находки являются древнейшими из извест­ных европейских моделей повозок и древнее месопотамских, то даль­нейший поиск может вестись на основании того, что компонентом в Болераз и древнеямную культуру входит праиндоевропейская культу­ра — культура воронковидных кубков, в которой уже находили колеса (Ван дер Ваальс, 1964). На находках изображения повозок в KBK (Броночицы и Зюшен) мы остановимся ниже в разделе «Происхожде­ние колесного транспорта».

Диффузия колесного транспорта по Восточной Европе проходила с миграциями индоевропейцев: индоиранцев и индоариев.

Получил дальнейшее развитие колесный транспорт и в баденской культуре. Некоторые погребальные традиции баденской культур позволяют предполагать включение повозки в погребальный инвентарь. В то же время модели повозок приобретают явно ритуальное значение.

6: Будакалаш, около Будапешта. Венгрия. Грунтовый могильник. Раскопано 490 могил в ,1952∣ году. Ямы овальной формы содержали скелеты на правом и ле- 168

вом боку, парные и одиночные; есть вытянутые захоронения. Руки часто помещались' перед лицом. Использовались каменные заклады могил. Есть трупосожжения, харак­терные для Болераза. Длинные могилы содержали также захоронения животных, на основании чего Калиц и Чалог делают предположение, что народ баденской культуры: производил захоронения в повозках (Калиц, 1976, с. 106—116; с. 111).

Модель повозки из Будакалаша представляет собой изолированную находку, не' связанную с комплексом керамики. В то же время нет сомнений в принадлежности ее к баденскому комплексу, что впоследствии было доказано обнаружением аналогич­ной повозки в Сигетсентмартоне. В целом в могильнике обнаружены разнообразные' вазообразные сосуда, верхняя часть которых была подобно «корытцу», орнаменти­рованному зигзагом (Баннер, 1956, табл. 59: 38, гр. 3, гр. 19) и аналогична модели повозки только без колес. Связь модели повозки с сосудами указывает, по мнению исследователей, на культовый характер модели (Калиц, 1976, с. 112). Повозка, кото­рая может быть реконструирована по модели в Будакалаше, была четырехколесная с высотой бортов около 1 м. Высота бортов может указывать на их защитную функ­цию и делает возможным предположение, что такие повозки служили для военных целей. Площадь их по дну была около 0,7 кв. м, т. е. на нее могли встать 2 человека.

7. Cигетсентмартон. Погребение с моделью повозки баденской культуры (раскоп­ки Т. Каменцеи, публикация Калица, 1976, с. 106—117).

«Глиняная модель повозки или в подражение модели повозки в виде сосуда с вертикальной ленточной ручкой. .Модель повозки была связана с выразительным комплексом баденской культуры» (Калиц, 1976, рис. 3). Обряд погребения — левый бок, ССЗ. Погребение связано с грунтовым могильником баденской культуры.

Модель повозки из Сигетсентмартона более стилизована, чем модель из Будакалаша, однако тип повозки совершенно такой же. Приведем выдержки из статьи Калица по вопросам датировки, происхождения повозок и связи со степными народами: «На основании релятивной хронологии можно представить, что знакомство с повозкой приходит с востока» (для этого мнения нет оснований именно по причине отно­сительной хронологии с теми погребениями с повозками, которые в Восточной Европе относятся к кубано-днепровской культуре — В. C.). Далее Калиц продолжает: «Между степными и баденскими повозками или их моделями нет никакого типологического сходства». Такое заклю­чение трудно сделать, поскольку в Бадене пока не найдено повозок в натуральную величину, а в кубано-днепровской или древнеямной куль­турах пока нет моделей повозок. Калиц оставляет нерешенным вопрос о хронологическом соотношении баденской и древнеямной культур и о приоритете региона в изобретении повозки. В то же время он заклю­чает, что «южное происхождение повозки более вероятно, однако нельзя и полностью исключить восточные степные влияния» (Калиц, 1976, с. 116).

К сожалению, ни один из выводов Калица ничем не подкрепляется, а все поставленные им вопросы успешно решаются, как показано выше, хронологией Болераза по C 14 и стратиграфией Болераза и ДЯК в Ke- тедьхазе. Все восточноевропейские находки повозок моложе погребения ДЯК в Кетедьхазе и Болераза.

СЕВЕРНОЕ ПРИЧЕРНОМОРЬЕ (рис. 46: VI-XII)

8. Плачидол. Северо-Восточная Болгария. Курган 1. Погребение 1.Погребение с повозкой. Обряд погребения — на боку, с отклонением на спину. В могиле нахо­дилось 4 колеса и остатки повозки. Атрибуция — древнеямная культура, по Панайо- тову, Дергачеву (1983, 1984) или кубано-днепровская культура, по Николаевой, Саф­ронову (1983, с. 59). Дата по C 14 для этого погребения — 2220+50 г. до н. э., что не расходится с датой для Кетедьхазы 2315+80. Этот пункт является самым запад­ным для погребений с повозками, не считая дееревянных колес из KBK в Ни­дерландах, которые также предполагают существование повозок в этом регионе и в этой культуре.

9. Маяки. Днестро-Дунайское междуречье, Одесская область (раскопки Днестро- Дунайской экспедиции НА АН УССР и Одеского археологического музея — Шмаглий, Субботин, 1968, с. 256). Погребение с остатками повозки. Впускное при основном усатовского времени, со скелетами на спине с подогнутыми ногами.

. ПОИНГУЛЬЕ (рис. 46: VIII) -

10—12. Подкурганные погребения с повозками у с. Софией-

169

к а. 1/9; Константиновка, Отрадный 26/п Новобургского р-на Николаев­ской области (раскопки Ингульской экспедиции ИА АН УССР в 1966—1967 гг., рук. О. Г. Шапошникова: 1971, 1977, 1980).

Софиевка 1/9 — впускное в кургане; основное для 3-й насыпи. Основным и пред­шествующими в кургане были древнеямные погребения с западной ориентировкой с обрядом положения на спине, скорченно. Обряд погребения в Софиевке 1/9 — пра­вый бок, скорченно, головой на C., руки у колен. Могила перекрыта повозкой и пли­той каменной. Инвентарь состоял из кремневого наконечника.

Следует особо подчеркнуть, что автор раскопок О. Г. Шапошникова продолжает атрибутировать и подобные погребения на боку с повозка­ми как ямные (1985, с. 345, 348), не учитывая существование других точек зрения на принадлежность подобного обряда бочных захороне­ний с повозоками (Ю. А. Шилов — старосельская группа; В. А. Саф­ронов—кубзнэ-днепровская культура), и датирует последней четвер­тью III — началом II тыс. до н. э. (1977, с. 27). Следует особо подчерк­нуть и то, что в Софиевке 1/9 сочетается каменное перекрытие с повоз­кой, что не встречается в более восточных районах. Это погребение относится О. Г. Шапошниковой ко II типу погребений, а последний в 4 случаях перекрывается I, II, IV, VI типами погребений и, следова­тельно, сосуществует с I типом (на спине, скорченно под плитой). О. Г. Шапошникова также отмечает, что в Поингулье ямные погребе­ния впускные и позже усатовских. Единственное погребение с керами­кой типа Михайловки II не противоречит этой дате. Это Привольное 1/4.

НИЖНЕЕ ПОДНЕПРОВЬЕ (рис. 46: IX)

13. Подкурганное погребение с повозкой «Сторожевая мо­гила», Нижнее Поднепровье правобережье, 18 км к югу от Днепропетровска (рас­копки 1949 г. А. И. Тереножкина) (Тереножкин, 1951, с. 53—54).

Повозка была обнаружена на уступе впускной, древнеямной, по Тереножкину, могилы. Колеса находились по одну сторону; части повозки — на другом уступе. Было обнаружено только два колеса, что дало основания Тереножкину и другим ис­следователям, их упоминавшим, говорить о двухколесной арбе. Сохранность дерева хорошая. Колеса сделаны «из сплошного куска дерева, рассеченного продольно диа­метром 50 см со ступицами и круглыми отверстиями для осей». Длинная плаха на уступе связывается Тереножкиным с дышлом. Кроме того, выявляется ряд деталей конструкции повозки, которые не прослеживаются в других случаях — «столбики- балясники». Обряды погребения — яма с уступом; на спине, ноги скорчены, головой на СЗ. Требует уточнения, действительно ли на спине лежал скелет, поскольку опи­сывает погребение с повозкой А. И. Тереножкин иначе, чем основное, которое совер­шено по древнеямному обряду. Основное погребение находилось в яме, окруженной кольцом из камня; на спине скорченно, с согнутыми и упавшими направо ногами, головой на СВ.

Это была первая находка повозки в причерноморских степях и вто­рая — в Восточной Европе (первая — в урочище «Три Брата» в Кал­мыкии в 1936 г.). Хотя в начале 50-х годов фактологическая база о повозках была ничтожна, исследователь памятника правильно датиро­вал находку 2-й половиной III тыс. до н. э. и связал ее с никопольской группой древнеямных памятников, по Б. Н. Гракову. Значение находки оценивалось следующим образом: «Глубокая древность арбы не вызы­вает сомнения в ее местном происхождении: последнее закономерно связано с ранним возникновением и значением здесь пастушеского ско­товодства» (Тереножкин, 1951, с. 54).

14—18. Погребения с повозками у с. Первоконстантиновка, Староселье. Нижнее Поднепровье (раскопки Херсонской экспедиции ИА АН УССР — Ю. А. Шилов, 1977—1982).

Первоконстантиновка 1/6. Основное (Шилов, 1975, с. 55, рис. 1: III) в могиле трапециевидной формы. Содержало повозку, от которой сохранились продольные плашки длиной L2∣ м., шириной до 7 см., толщиной до 1,'Э см; два колеса диаметром 69 см. Диаметр ступицы — 24 см; диаметр отверстия — 16 см. Высота ступицы — 9 см. В плашках есть пазы (пазы отмечаются и в Кетедьхазе, см. выше). Скелет на правом боку (углы скорченности 90/45°), с отклонениями на спину, головой на СВ. Безинвентарное.

170

Первоконстантиновка 1∣19.Основное (Шилов, 1975, с. 55, рис. 1: VI). На краю могилы было найдено стоящее колесо. Никаких следов конструкции повозки нет. Ске­лет на спине (на правом боку, с отклонением на спину), скорчено, углы скорченно- сти 120/60°, головой ЗЮЗ. Дно могилы и нижняя часть ее покрыты сажей. Инвентарь: черешковый нож удлиненной формы.

Староселье 1/8. Было восьмым впускным в курган. Основное погребение было совершено в яме с заплечиками, перекрытой поперечными узкими жердями шириной 12 см. На уступе расположено 7 колес. Плахи имеют отверстия до 2 см. Диаметр колес до 50 см; диаметр ступицы — 17—22 см; диаметр отверстия — 4,7 см. Скелет на спине, головой на ЗЮЗ, ноги очень слабо подогнуты, почти вытянуты. Руки вытя­нуты (Шилов, 1975, с. 56).

Староселье 1/10. Являлось десятым впускным погребением (Шилов, 1975, рис. 1: IV). Могила с заплечиками перекрыта разобранной повозкой. Плашки шириной от 2 до 10 см имеют следы обработки. Сверху перекрытия — следы циновок (сравни с кожаными покрывалами, следы которых сохранились в Кетедьхазе и Новотитаров- ской. По углам — 4 колеса. Прослежено крепление частей в колесе штырями в от­верстия шириной 1,6 см. Отверстия пробиты долотом. Обряд — левый бок, головой на СВ. Левая рука вытянута, правая согнута в локте.

Староселье 4/13. Впускное в кургане (Шилов, 1975, с. 60). Яма с заплечиками. Сохранилось 2 колеса на заплечиках. Могила перекрыта деревом. Обряд: левый бок, скорченно, левая рука вытянута, правая согнута в локте. Ю. А. Шилов указывает, что по фрагменту керамики Первоконстантиновка 1/8 сближается с погребениями майкоп­ской культуры (там же, с. 61). Погребения 1/8 и 1/19 принадлежат к рубежу I и JI этапов ямной культуры (там же). В другой работе (Шилов, 19-82, с. 34'—3∣2ι) автор определяет местом кеми-обинских погребений Староселье 1/3 и 1/4, за которыми сле­довали 1/8 и 1/19 как начало раннеямного периода (на основании типологического сходства с погребениями в Софиевке 9/1, с горшками михайловского типа, слой I II Михайловки). Дату этого периода Ю. А. Шилов принимает по Шапошниковой как 24—23 вв. до н. э., а с учетом дат Телегина для Михайловки II несколько удревняет ее до 25—24 вв. до н. э.

ПРИАЗОВЬЕ (рис. 46: X)

19. Погребение с повозкой 11/12. Совхоз Аккермень Молочанского района. Север­ное Приазовье (раскопки В. А. Ильинской в 1952 г. в экспедиции А. И. Тереножкина: 1956, 1961). Впускное в курган. Основным в кургане было погребение в дольмено­видной гробнице, составленной из необработаных каменных блоков, перекрытой пли­той и ограбленной. Впускных в кургане было 7 погребений древнеямной культуры. Погребение 12, о котором в предварительной публикации (Николаева, Сафронов, 1983) сообщалось как о содержащем остатки колес, в публикации отчета Николаева, Саф­ронов, 1983 фигурирует как объект со сложным перекрытием могилы, но без колес (там же, с. 112—117). Погребение 12 (с предполагаемой повозкой) —яма с заплечика­ми. Выше уступа могила имеет форму неправильного четырехугольника размером 2,6?2,25?l,0 м. Ниже уступа — 1,75?1,1?2,1 м. Перекрытие могилы — поперечные плашки шириной от 0,15 до 0,25 м. Длина плашек — 2,0 м. На восточном уступе плашки были закреплены продольной плахой. На западном уступе прослеживаются какие-то плахи, расположенные под углом к короткой оси могилы. Западный уступ большой — 0,8 м. Судя по предварительному сообщению, на нем находились остат­ки колес.

Авторы раскопок говорят о парном погребении. Однако от второго скелета сохранился только череп. В этом случае можно допускать, что произведено захоронение 2-го черепа. Сохранившийся скелет — на спи­не, с ногами, упавшими на правую сторону. Левая рука (сохранилась только плечевая кость) отведена в сторону. Положение можно рассмат­ривать как на правом боку с отклонением на спину, головой на ЮВ. Инвентарь: сосуд с ручкой и шнуровой орнаментацией, пронизки из меди.

ПОДОНЬЕ (рис. 46: XI)

20. Погребение с повозкой в кургане близ Ростова-на-Дону (Чередниченко, 1969, с. 84—88, рис. 35). Основное в кургане. Впускные при нем — погребения катакомб­ной культуры. Яма почти квадяратной формы, размером 2,0?l,8 м. Перекрыта попе­речным накатником. В углах ямы — столбики. В заполнении ямы — плашки разной длины и ширины. Скелет на правом боку, руки перед лицом, головой на С. В углу могилы стояло колесо. Диаметр — 0,5 м; диаметр ступицы — 0,15—0,2 м; диаметр отверстия — 0,08 м. Инвентарь: бронзовые шилья и кремниевые отщеп и скребок; ступица двусторонняя. Дно посыпано мелом, а скелет — охрой (см. погребения в Кетедьхазе). Автор раскопок пишет: «По расположению в кургане, а также по ин­вентарю это захоронение является обычным для ямной культуры... На Нижнем

17.1

Дону колесо встречено впервые в погребении ямной культуры. . . . Колеса из ямных погребений, вероятно, старше колес предкавказского варианта катакомбной культуры и Триалети».

Подчеркнем, что Чередниченко видит здесь только колесо, а не повозку, и что обряд типичен для ямной культуры. Оба положения не верны; к сожалению, именно из таких непроверенных заключений складывалось мнение, что повозки — атрибут ямных погребений (Кузь­мина, 1974; Гимбутас, 1970, с. 483—488).

21—22. Нижнее Подонье. Древнеямные погребения с «деревянными рамами» на дне могилы 1/6 или 1/7 (раскопки А. Н. Мелентьева, 1965, с. 53, 54). Учитывая, что в некоторых погребениях в Кетедьхаза были такие же рамы, мы считаем возмож­ным привести в этой связи «древнеямные погребения» из Нижнего Поволжья. Оба погребения были совершены в прямоугольных ямах, на правом боку, головой на 3. На дне — охра и мел. Основным в кургане было погребение на спине с подогнуты­ми ногами. Погребенные были положены на остатки погребальных носилок, по Ме­лентьеву, покрытых корой, может быть, кожей. Перекрытие — накат поперечных бревен, уложенных на продольные, сложенные попарно вдоль длинных сторон. Ин­вентарь впускных могил — не выразителен, но в основной могиле — круглодонный горшок и топор из змеевика (Наколаева, Сафронов, 1983, с. 56).

А. Н. Мелентьев считает, что эта стратиграфия подтверждает факт двух этапов эволюции древнеямного ритуала, отмеченный О. А. Крив­цовой-Граковой для Никопольского курганного поля.

ПРИКУБАНЬЕ (рис. 46: XII)

23—25. Погребения с повозками у ст. Роговская. Краснодарский край, Прику­банье, Тимашевский район (раскопки Н. В. Анфимова, АО за 1971, 1972, с. 141—142). Были впускными при правобочных основных в прямоугольных ямах, перекрытых деревом или настилом; по углам и продольным сторонам прослеживаются столбики. Ориентировка основных — 3. В кургане 2 при основном, содержащем инвентарь ■— зубы ископаемой рыбы, костяные булавки (III гр. по Сафронову), браслеты из квад­ратных обоймочек, с 4 медными бляхами, подвески в 1,5 оборта. Впускное погребение было парное с 4-колесной повозкой и медным ножом. Из раскопок 1970 г. Н. В. Ан­фимов сообщает еще о двух повозках. Колеса этих повозок — цельные с выступаю­щими ступицами.

26. Повозка в насыпи, без погребения. Ст. Роговская Тимашевского р-на Красно­дарского края (раскопки Н. А. Николаевой, В. А. Сафронова в 1972 году: АО за 1972, 1973, с. 107). Курган 3. Основное погребение — на правом боку, головой на 3, перекрытое настилом на столбовой конструкции. Впускное погребение—на спине, скорченно, с отклонением на спину, головой на ССЗ. Инвентарь: бронзовые обоймоч- ки с пуансонным орнаментом и бусы из зубов ископаемой рыбы, т. е. такой же, как в основном погребении к. 2 из раскопок Н. В. Анфимова.

Остатки повозки либо перекрывают основное погребение, либо свя­заны с ним. В системе относительной хронологии эти повозки датиру­ются после СБ Ial или синхронны с ним (Сафронов, 1974; 1978; 1979; 1980).

27—33. Новотитаровская к. 1, к. 2, к. 10.Краснодарский край, в 20 км от Красно­дара к северу (раскопки В. И. Козенковой в 1970 г. Публ.: Козенкова, 1973).

Новотитаровская 1∣12.Основное погребение. Содержало повозку. Впускные — 1/8, 1/7, 1/6, 1/5, 1/4 также содержали повозки. В кургане, таким образом, зафикси­ровано ,7 повозок. Перекрытие 1/12 составлено из 30 тонких поперечных плашек, покрытых войлоком. По углам могилы — столбики (как в основных погребениях у ст. Роговской). Скелет—на левом боку с отклонением на спину, головой на BCB. Окрашен охрой. Инвентарь состоял из обломка чернолощеного сосуда с прочерчен­ными треугольниками по плечикам. Повозка находилась на восточном краю. Конст­рукция повозки состояла из прямоугольной рамы изготовленной из 4 тонких досок; центр скреплен перекрещивающимися досками; колеса из 4 отдельных кусков имели одностороннюю ступицу. На повозке и перекрытии — следы огня.

Новотитаровская 1/8. Впускное с повозкой. Дно посыпано мелом и охрой. Пере­крытие из 5 поперечных досок со следами узоров и войлоком на них. Обряд — на правом боку, головой на ЮЗ. Правая рука перед лицом. Кости обожжены, окрашены. Наблюдается прямая стратиграфия погребения 1/8 над 1/9. содержащим двуручный сосуд. Таким образом, правобочное погребение с сосудом 1/9 занимает место между .1/12 и 1/8.

Подобная стратиграфия позволяет присоединить к погребениям с повозками погребения без повозок, но хрнологически одновременные и, 172

как покажем ниже, культурно-однородные (Николаева, Сафронов, 1983, с. 59 и сл.).

Новотитаровская 1/7 и 1/11 и расположенная рядом с 1/11 повозка 1/4. Детали погребения те же. В погребении 1/11 содержалось парное захоронение на правом боку с отклонением на спину (В. С.) и вытянутой на спине, головой на 3. На дне — мел. Скелеты окрашены. Правая рука согнута.

Новотитаровская 1/6. Обряд погребения не описан. Повозка № J имела более квадратную форму кузова.

Новотитаровская 1/4,5. Трупосожжение, а не трупоположение. Две повозки в насыпи. Обломки колес.

Новотитаровская 2/6. Основное. Могила перекрыта продольными и поперечными плахами. Склет на правом боку, головой на ЮЗ. Окрашен. Инвентарь: бронзовый нож. Скелет слегка обожжен. От повозки сохранились три колеса.

Новотитаровская 10/осн. Центральное. Могила имела перекрытие из поперечных плах, которые были скреплены продольным куском деерва. Скелет находился на пра­вом боку, головой на СЗ. Руки помещались на поясе.

Для районов Прикубанья повозки, обнаруженные в 1970 году В. И. Козенковой были первыми. Следует отметить, что это тщательные полевые исследования, которые позволили получить и хорошие страти­графические данные. Вкупе с нашими исследованиями раскопки В. И. Козенковой создали тот необходимый фонд источников для выде­ления новой археологической культуры, которую мы назвали кубано- днепровской, причем число повозок в Прикубанье превышает в 5—6 раз повозки, найденные в Поднепровье. Хотелось бы подчеркнуть стремле­ние В. И. Козенковой «определить культурно-историческое место новых памятников и установить их хронологию» (1973, с. 64—66). Для этого исследовательница обратилась к материалам культур, соседних в ареа­ле и во времени: ямной, катакомбной и северокавказской (CKK).

Черты сходства с северокавказской, по Козенковой, — территория; грунтовые ямы с деревом, западная ориентировка погребенного, наход­ки керамики северокавказского облика с блестящим черным лощением, с резной орнаментацией в виде треугольников, двуручных сосудов (Ko- зенкова, 1973, с. 64).

Черты различия с северокавказской культурой — отсутствие камней в насыпи (характерный для CKK признак), отсутствие набросок поверх перекрытия из дерева (там же).

По нашему мнению, выявлять черты сходства и различия с CKK — неблагодарный труд, поскольку в Прикубанье такой культуры нет.

Черты сходства с памятниками ямной культуры — прямоугольная форма могилы, перекрытие из плах, хвороста, дерева и камыша; под­стилка на дне; засыпка дна могилы охрой и мелом; следы огня, захоро­нение на спине с поворотом на правый бок скорченно. Следует особо отметить последний тезис: если Козенкова считает обряд с отклонение^м на спину присущим ямной культуре, то мы считает этот обряд выде­ляющим погребения с повозками из массива древнеямных, (Сафронов, 1980) служащим для выделения новой культуры. И в этом наши точки зрения — диаметрально противоположны.

Черты отличия от ямной культуры — отсутствие ям с заплечиками, глубоких обширных прямоугольных ям, восточной и северо-восточной ориентации покойников, отсутствие керамики ямной культуры (Козен­кова, 1973, с. 66). Надо сказать, что эти признаки не избирательны даже и для древнеямной культуры: не во всех, а только в 25% древне- ямной культуры в Калмыкии есть инвентарь (Сафронов, 1974); в КДК есть и ямы с заплечиками и ориентировка в восточном секторе (Нико­лаева, Сафронов, 1983).

Черты сходства, по Козенковой, с катакомбной культурой (1973, с. 66) — парные захоронения, правобочные захоронения, жертвенники, использование обломков сосудов в качестве курильниц, неглубокие

Могилы со столбиками по углам, погребальный инвентарь, особенно повозки, «которые указывают на определенную культурно-историческую общности памятников Калмыкии и Прикубанья» (там же, с. 67). Если понимать Козенкову в том смысле, в каком понимает культурно-исто­рическую общность Н. Я. Мерперт (1974, с. ), то значит, исследова­тельница говорит об отнесении погребений с повозками к катакомбной культуре. Правда, она уточняет, что «материалы бронзового века из Краснодарского края представляют собой своеобразную локальную группу, в которой слились элементы всех названных культур» (там же).

Таким образом, несмотря на интересные наблюдения и замечания о своеобразии памятников у Новотитаровской, сделанные Козенковой, выделением новой культуры ее экскурс не закончился.

34. Пластуновская. Динской район Краснодарского края, курган 2, погребение с повозкой (раскопки А. А. Нехаева в 1977 г. АО за 1977 г. M., 1978, с. 133). «Над перекрытием одной из ям лежала в разобранном виде повозка, имевшая 12 колес». Об обряде погребения не сообщается. Центральным погребением в кургане являлось, по Нехаеву, захоронение майкопско-новосвободненского времени, о чем свидетельст­вовала находка золотых проволочных подвесок с несомкнутыми концами.

<< | >>
Источник: Сафронов В.А.. Индоевропейские прародины. Горький: Волго-Вятское кн. изд- во,1989.— 398 с., ил.. 1989

Еще по теме ГЛ ABА 9 ПРИЧИНЫ ЕВРАЗИЙСКИХ МИГРАЦИЙ ИНДОЕВРОПЕЙЦЕВ. ИЗОБРЕТЕНИЕ КОЛЕСНОГО ТРАНСПОРТА:

  1. ЧАСТЬ II РАСПАД ИНДОЕВРОПЕЙСКОЙ ОБЩНОСТИ И ВЕЛИКИЕ МИГРАЦИИ ИНДОЕВРОПЕЙЦЕВ В III ТЫС. ДО Н. Э.
  2. Транспорт
  3. Изобретение письменности. Протописьменный период.
  4. Глава V КОЧЕВНИКИ В ЕВРАЗИЙСКИХ СТЕПЯХ
  5. Развитие сельского хозяйства, промышленности, торговли, транспорта и финансов
  6. Глава Ш ХРОНОЛОГИЧЕСКОЕ СООТНОШЕНИЕ КУЛЬТУР ЭПОХИ БРОНЗЫ ЕВРАЗИЙСКИХ СТЕПЕЙ
  7. Славяне накануне массовых миграций
  8. Прелюдия массовых миграций
  9. ЧАСТЬ III СВЯЗИ ИНДОЕВРОПЕЙЦЕВ C ИНОЯЗЫЧНЫМИ НАРОДАМИ
  10. ПЕРЕСЕЛЕНИЯ КЕЛЬТОВ (К ВОПРОСУ О РОЛИ МИГРАЦИИ И ВОИН В СТАНОВЛЕНИИ РАННЕКЛАССОВОГО ОБЩЕСТВА)