Индоарии в Предкавказье по данным археологии, лингвистики, мифологии

Кроме древнеевропейцев, Северного Кавказа достигли и другие индоевропейцы, в частности, праиранцы и индоарии, археологическим эквивалентом которых мы считаем соответственно древнеямную культуру и выделенную нами кубано-днепровскую культуру [Николаева, Сафронов 1983, с.

Гипотеза о миграции индоариев из районов Нижнего Подунавья и Прикарпатья на Се­верный Кавказ, проходящей параллельно с миграцией древнеевропейцев, поддерживается так же, как и древнеевропейская, данными археологии, лингвистики и мифологии. Поскольку древнеевропейцы и индоарии - носители языков индоевропейской семьи, а также поскольку исходный и конечный пункты их миграции находятся поблизости, эти факты служат дополни­тельной аргументацией в пользу происхождения древнеевропейцев из Европы и их присутс­твия на Северном Кавказе в III-II тыс. до н.э. Целесообразно рассмотреть в этом контексте доказательства европейского происхождении индоариев, их присутствия на Северном Кав­казе в это время.

7.5.1. Проблема индоиранской прародины и соотношение с археологическими культурами-эквивалентами

Происхождение и локализация индоариев, пути их миграции связана с индоиранской и индоевропейской проблемами, то есть с локализацией индоевропейских прародин и путями древнейших миграций индоевропейцев. Основные постулаты концепции 4-х праиндоевро- пейских, древнеевропейской и греко-индоиранской прародин, в разработке которой я прини­мала участие, были перечислены выше в этой главе [Николаева 2010 г, с. 70-71].

За последние сто с лишним лет предлагались разные территории в качестве прародины индоевропейцев и индоиранцев: многие регионы Центральной и Западной Европы, обшир­ные пространства от Эльбы до Урала, территории евразийских степей, Средняя Азия, Индия [Сафронов 1983; 1989, с. 12-27; Баюн 1988, с. 97-107; Кузьмина 2008, с.

В 1980-е годы предложены три концепции локализации индоевропейской прароди­ны, основанные на данных лингвистики и археологии: концепция лингвистов Т.В. Гамкре- лидзе - Вяч. Вс. Иванова [Гамкрелидзе, Иванов 1984, с. 860-957], концепция археологов Н.А. Николаевой - В.А. Сафронова, [Сафронов 1989, с. 398; Николаева, Сафронов 1983; 1986; 1999, с. 238-309; Сафронов, Николаева 2003, с. 100-129], концепция Дж. Мэллори [Mallory 1989] в развитие широко бытующей с 1970 года концепции М. Гимбутао [Гимбутао 2006, с. 387-444]

Исходный центр миграции индоевропейцев и индоиранцев, согласно гипотезе Т.В. Гам­крелидзе и Вяч. Вс. Иванова, находился в восточной части Анатолии и Иранского нагорья. Согласно гипотезе В.А. Сафронова о локализации позднеиндоевропейской прародины в Подунавье, индоиранцы выделились из праиндоевропейской общности в Потисье и Пруто­Днестровском междуречьи. В соответствии с концепцией М. Гимбутао прародина индоевро­пейцев помещалась в степях от Приаралья до Дона, в Северном Причерноморье, поэтому с распадом их общности все миграции, в том числе и индоиранцев, были направлены из райо­нов Восточной Европы в Западную Европу в 4500-4300 гг. (в калиброванных датах) до н.э. или в начале III тыс. до н.э. (по некалиброванным датам)^[84].

В.Н. Даниленко показал пестроту этно-культурной карты в Черноморо-Каспийских степях, многоэтапность сложения ямной культурно-исторической области; исчерпывающе представил свое сложное видение археологического аспекта индоевропейской проблемы [Даниленко 1974, с. 132-157]. Он рассматривал праиндоевропейцев как сложившихся в до- неолитическое время, а в эпоху неолита уже существовавших в двух формах - как земледе­льцев (трипольский ареал) и скотоводов (ямная область). Он выделил в степной скотоводчес­кой зоне две линии развития: древнеямную культуру как филиацию афанасьевской культуры, идентифицировавшуюся с пратохарами, и линию памятников (Михайловка I, Кеми-Оба, Ново­свободная, Усатово, Чернавода на западе и катакомбная, суяргинская, поздняя часть заман- бабинского могильника), которую он связал с индоиранцами [Даниленко 1974, с.

Д.Я. Телегин считал, что древнеямная культура возникает на основе неолитической днепро-донецкой и среднестоговской культур. В своих последних работах он отводит сред- нестоговской культуре роль археологического эквивалента праиндоевропейской общности [Телегин 1985, с. 311], а древнеямной- роль индоиранского эквивалента.

Ряд отечественных ученых полагают, что древнейшие памятники древнеямной КИО между Днепром и Волгой восходят через среднестоговско-хвалынскую общность к ма- риупольско-съезжинской общности. Вся эта свита культур находится между Кавказом

и финно-угорскими культурами, поэтому соответствует лингвистическим условиям локали­зации ПИЕ общности. [Васильев 1985;. Мерперт 1974, с. 149; Кузьмина 1981, с. 111].

Однако проблема локализации индоиранской прародины и исходных путей миграции индоиранцев, по мнению других археологов, исследователей Средней и Центральной Азии, далека от разрешения. Хотя они не отрицают связь индоевропейской и индоиранской праро­дин, этот тезис не связывается с их дальнейшими выводами. Степные культуры европейской и азиатской части Евразии разделены по р. Эмба и изучаются «как разные планеты». Иссле­дователи, перечисление имен которых занимает полстраницы, называли в качестве индои­ранской прародины Среднюю Азию или Среднюю Азию + Иран. [Грантовский 1970. с. 7-67; Кузьмина 2008, с. 32-33].

Особую позицию в индоиранской проблеме занимает Е.Е. Кузьмина^[86]. Она считает только андроновскую культуру археологическим эквивалентом индоиранцев [Кузьмина 1981, с. 111; 2008, с. 50 и сл.].

7.5.2. Арио-уральские контакты как условие локализации прародины индоиран­цев -праиранцев и индоариев

Проблема локализации прародины индоиранцев, место и время выделения индоариев и праиранцев из индоиранской общности связаны воедино. Они должны удовлетворять ряду лингвистических условий. Одно из них связано с обязательным их соседством с финно-уг­рами. Индоиранцы, затем праиранцы и индоарии, и, наконец, иранцы, сменяя друг друга на протяжении 3 тысяч лет, были соседями финно-угорских народов.

В.И. Абаев выделяет три хронологических этапа этих контактов. К индоиранскому эта­пу заимствований в финно-угорские языки относится лексема «южный, юго-западный», что буквально означает «арийский» [Абаев 1981, с. 84]. Из этого следует, что контакты указанных народов шли в направлении с юго-запада на север. Поскольку мы знаем, что полоса финно­угорских народов протянулась Поприпятья до Зауралья, по лесостепи и с заходом в районы Среднего Дона и Донца, то «юго-западом» будет являться территория Пруто-Днестровского междуречья.

Индоиранская лексема «хлеб в зерне» = «ячмень» в финно-угорских языках говорит том, что именно индоиранцы, как наследники индоевропейской цивилизации, познакомили с зем­леделием финно-угорские народы - лесных охотников и рыболовов.

Такие заимствованные в ф.-у. языки слова, как «дорога», «цена», «доля», «десять, сто» могут свидетельствовать об обмене, торговле между индоиранцами и финно-уграми.Инте- ресны и другие слова, заимствованные из индоиранского. Так, слово «слуга, раб», звучащее как «арий», вероятно, означают плененных финно-уграми индоиранцев.

Праиндийские (=индоарийские) заимствования в финно-угорские В.И. Абаев трактует, как сепаратные контакты части индоариев и как факт локализации прародины ариев между Уралом и Каспием, с чем трудно согласиться, исходя из других аргументов к вопросу о лока­лизации индоиранцев и праиндоевропейцев.

Этнолог и лингвист В.А. Напольских отмечает три хронологических уровня контактов с финно-уграми в пределах III тыс. до н.э.: ранний праарийский, праарийский и индоиранский.

Ранний праарийский первой половины III тыс. до н.э. он сопоставляет с древнеямно-ката- комбным культурным горизонтом, второй - с абашевско-синташтинским, третий с сруб- но-андроновским. В.А. Напольских считает, что не было финно-угорско-праиранских кон­тактов, а только с индоариями, и в данном пункте он противоречит выводам В.И. Абаева [Напольских 2010, с. 242], хотя и оговаривается, что генезис индоариев можно связывать не только с Уралом, но и со степями Кавказа.

7.5.3. Локализация индоиранцев по данным археологии. Древнейшие памятни­ки с древнеямным обрядом в Восточной Европе (Северное Попрутье)

Высказывания В.Н. Даниленко о разнокультурности «погребений ямной культуры», И.Т. Чернякова об особом буджакском варианте древнеямных памятников на юго-западе Се­верного Причерноморья [Даниленко 1974. с. 90; Черняков 1979, с. 9; Яровой 1985, с. 16-17] сигнализирует о генетической неоднородности памятников с так называемым «древнеямным обрядом».

Наша гипотеза об индоиранской атрибуции части подкурганных погребений по клас­сическому «древнеямному» обряду Пруто-Днестровского междуречья связана с обнаруже­нием в курганах Северной Молдавии основных погребений, перекрываемых погребениями с керамикой Триполье В1-В2, определяющей terminus ante quem для первого появления таких памятников на северо-западных границах Пруто-Днестровского междуречья. В то же время древнейшие древнеямные погребения типа Бережновка 5/22 в Нижнем Поволжье содержат сосуд хвалынской культуры и датируются Трипольем В2-С1 [Мерперт 1974; Сафронов 1989, с. 199]. Эти факты свидетельствуют о хронологическом приоритете погребений «по древне- ямному обряду» Северного Попрутья.

Перспективными для поисков исходного центра индоиранцев и их археологического эквивалента направлениями является допущение в работах украинских археологов [Шапош­никова 1985, с. 324 и сл.; 336] разного генезиса локальных вариантов древнеямной культуры и выделение нижнемихайловских памятников в Нижнем Поднепровье [Яровой 1985, с. 16-17; Дергачев 1986, с. 45, 47, 51, 53; Шапошникова 1985, с. 324 и сл.; Мовша 1985, с. 227, 244, 247]. По нашему мнению, нижнемихайловские погребения - синкретичные памятники, сочетаю­щие черты позднего триполья (Томашевка, Кошиловцы, Касперовцы и др.) и «древнеевропей­ских культур» типа КВК, КША, Лендьела IV-V и Болераза^.

В Пруто-Днестровском междуречье раскрыт также целый пласт подкурганных захоро­нений [Яровой 1985] «по древнеямному обряду» с керамикой, аналогии которой существуют как в культуре КВК, так и в культуре Лендьел IV [Сафронов 1989, рис.

В Потисье и Среднем Подунавье отмечаются памятники начала III тыс. до н.э., прина­длежащие культуре погребений с деревянными конструкциями и «с древнеямным обрядом» (древнеямной культуре?), соседствующие с культурой Бодрогкерестур, культурой Болераз- Баден [Сафронов 1989, с. 185]. Памятники Болераз-Баден представляют собой вторичное объединение праиндоевропейских культур культуры Лендьел IV и культуры воронковидных кубков [Сафронов 1989, с. 185, 226]. Следовательно, памятники с древнеямным обрядом и обозначенной керамикой можно относить к индоевропейской культуре. Поскольку они же территориально, хронологически и лингвистически связаны с культурой «догреческого суб­страта» [Сафронов 1989, с.; Откупщиков 1988], то весь горизонт культур Лендьел-КВК-Баден- ДЯК может рассматриваться как греко-индоиранский.

Расширение этого объединения из районов Потисья в юго-восточном направлении, выраженное в образовании нового культурного горизонта Болераз-Чернавода I-Сэлкуца IV- Донья Слатина-Эзеро-Караново VII на земледельческих поселениях Юго-Восточной Европы, отмечено исчезновением памятников культуры Гумельницы и трансформацией культуры Ку- кутень -Триполье; а также возникновением в Эгеиде и на западе Малой Азии памятников Ран­небронзового 1 века [Сафронов 1989, с. 179-190]. На юго-востоке в Северо-Западном При­черноморье появляются усатовские памятники, включающие большое число сходных черт как с Чернаводой I [Збенович 1974], так и с КША и КШК.

Эти же памятники, по мнению других исследователей энеолита-ранней бронзы [Тодо­рова 1979, табл. 21], определяют горизонт разрушений или изменений, вызванных вторжением степных пастушеских племен из районов Азово-Каспийского междуморья, под которыми под­разумевались племена древнеямной культуры. С распадом этого горизонта, соответствующе­го греко-индоиранскому ареальному союзу, наблюдается перемещение древнеямной культуры на юг, восток и юго-восток из Потисья в сторону Северо-Западного Причерноморья, где она со­существует параллельно с катакомбной культурой Восточной Европы [Черняков 1979; Яровой 1985; 2000], и далее до Предкавказья, где позже была поглощена катакомбной культурой.

В процессе продвижения к Днепру происходят такие изменения в обряде погребения и инвентаре, что возможно говорить о распаде древнеямной культуры на кубано-днепровскую (на спине, скорченно с поворотом на правый бок с повозками и плоскодонной керамикой) и древнеямную II (на спине, скорченно с круглодонной керамикой - позднеямная, по Е.В. Яро­вому 1999).Таким образом, можно говорить как об индоиранской только о древнейшей части погребений древнеямной культуры с плоскодонной керамикой, связанных с кругом культур Лендьел и КВК [Николаева 2007, рис. 1], поскольку древнеямная культура в большинстве сво­их памятников является безинвентарной, и обряд погребения «на спине с согнутыми ногами, головой на восток в яме» не может быть ни культурно-определяющим признаком, ни тем бо­лее лингво-культурным.

7.5.4. Выделение археологического эквивалента индоарийской культуре

С 1950-х годов на Украине и с 1970-х годов в Прикубанье обнаруживались погребения с повозками, но поскольку их сопровождал разновременный инвентарь, либо погребения были безинвентарны, то относили их к древнеямной культуре.

В 1978 году в Прикубанье нами была открыта серия погребений с повозками, которые содержали инвентарь, совпадающий с керамическим комплексом новосвободненской куль­туры [Николаева, Сафронов 1983, рис. 5]. Кроме уникального сочетания повозки с инвентарем новосвободненского типа обращал на себя внимание и особый обряд погребения: положение на спине с поворотом на бок, который отличал вновь найденные памятники от древнеямных. Датировка керамического комплекса 23 в. до н. э. позволяла говорить, что весь выделенный горизонт с повозками относится к III тыс. до н.э. Мы выделили эти памятники в отдельную культуру уже в 1978 году [Николаева 1979а] и обозначили ее как «культуру с повозками» [Ни­колаева 1980, с. 29]. В 1983 году мы написали большую статью, сопроводив ее каталогом, где впервые связали эту культуру с ареалом индоариев в Северном Причерноморье и Прику­банье, по О.Н. Трубачеву, назвав ее кубано-днепровской. Тем самым мы объединили в одну культуру памятники с повозками III тыс до н.э. в двух крупных анклавах, в Нижнем Поднепро- вье и в Прикубанье [Николаева, Сафронов 1983]^[87].

Определение исходных пунктов индоиранской и индоарийской миграций зависит от локализации территории первоначального обитания носителей индоевропейских языков, определяемой концепцией 4-х индоевропейских прародин [Николаева 2010], указывает на направление миграции древнеевропейцев и индоариев с северо-запада на юго-восток.

Данные археологии хорошо иллюстрируют единство происхождения древнеевропей­цев и индоиранцев из разных группировок праиндоевропейских культур КВК и Лендьел, производные которых осуществили миграцию из Центральной Европы в двух направлениях: 1) через Нижнее Подунавье в Северо-Западное Причерноморье и вдоль побережья Черно­го и Азовского морей вплоть до Северного Кавказа (кубано-днепровская культура) и через Прикарпатье, Поднестровье, Северный Крым на Северный Кавказ (кеми-обинская, культура дольменов Новосвободной).

7.5.5. Локализация индоариев (праиндийцев) на базе ономастики

Лингвистическим основанием для этнической атрибуции КДК как праиндийской пос­лужили выводы О.Н. Трубачева, поскольку ареалы индоарийской ономастики и ареалы па­мятников с повозками этого времени совпали от Трансильвании до Нижнего Прикубанья. Лингвистическим источником для определения ареала индоариев в Северном Причерно­морье и в Приазовье является «Этимологический словарь языковых реликтов Indoarica», реконструированный О.Н. Трубачевым в соавторстве с А.К. Шапошниковым, и серия статей академика О.Н. Трубачева, выходивших с 1973 по 1987 годы, и объединенных в монографию в 1999 году [Трубачев 1999]. Для разрабатываемой нами темы существенны следующие вы­воды О.Н. Трубачева.

1. Ареал индоарийского присутствия в Северном Причерноморье устанавливается на основании этимологии из древнеиндийского таких названий, как «синды», «меоты», «данда- рии», «тореты», «керкеты», Кубань, Эксампей (приток Южного Буга, по Геродоту - Hdt, IV, 52), разновидность осетровых, которые водились в низовьях Днепра, «агафирсы», мать Черного моря = Меотида (Азовское море), следующие номера по словарю №№ 2, 6, 7, 12, 15, 25, 39, 42, 45, 53, 55, 65, 58, 68, 95, 96, 138, 137.

Ареал индоариев оконтуривается от Фракии (совр. Болгария) до Тамани и всего Восточ­ного Приазовья. Источником для исследования индоарийских реликтов послужил исключи­тельно материал ономастики (названия племен, местные названия, личные имена), взятый из эпиграфических надписей на камне, из текстов античных авторов. Словарь северопричерно­морских индоариев насчитывает 250 слов.

2. Население азиатской части Боспора (Западное Прикубанье), многочисленные пле­мена синдов, меотов, торетов, керкетов, язаматов, сирахов (последние два археологи от­носили к сарматам) принадлежат к индоариям. По Трубачеву, часть меотов мигрировала в Переднюю Азию и заняла доминирующие позиции в хуррито-арийском государстве Митан- ни. Часть меотов осталась в Прикубанье, и их потомки доживают до ранних славян, до I тыс. н.э. Митанни - производное слово от слова «меоты», означающих «материнские», происхо­дящие из Меотиды, которую синдо-меоты называли Temarunda,что означает «мать Черного моря». Часть лингвистов считает, что переднеазиатские арии прошли из Северного При­черноморья в Переднюю Азию (П. Кречмер, О.Н. Трубачев [Трубачев 1999, с. 20]), а другие полагают, что наоборот часть индоариев проникла на Северный Кавказ из Передней Азии (Шилов 1995). Лингвистически разделение индоиранцев на праиранцев и праиндийцев да­тируется III тыс. до н.э.

Значение труда академика О.Н. Трубачева подчеркивается оценкой академика В.Н. То­порова: «Говоря вкратце, открытие состоит в том, что на территории южной части Восточ­но-Европейской равнины обнаружено присутствие одной из форм индоарийского языка и, следовательно, соответствующего этноса. Границы ареала, в котором отмечены следы этого языка, от Северного Кавказа- на востоке до Закарпатья, Дакии и Трансильвании- на запа­де. До сих пор индоарийский язык фиксировался в Индии и на подступах к ней с запада, с одной стороны, и по реликтам языка индоариев, обнаруженным на Ближнем Востоке в ми- таннийском локусе, с другой. Теперь же восстановлен третий, «западный», локус индоарийс­кого языка, и тем самым намечена в общем виде та цепочка индоарийских локусов, которая приглашает к раздумью и к реконструкции дальнейших передвижений индоариев» [Топоров, Предисловие в книге: Трубачев 1999, c. 3].

Контакты прахеттов с индоариями еще на Северном Кавказе и длительное пребывание их там доказывается археологически (взаимное перекрывание повозок индоариев и дольме­нов в курганах урочища «Клады» у ст. Новосвободной), и лингвистически (корнеслов *sar-«же- щина», *uel -«долина» зафиксирован и в индийских и в хеттском языках).

С точки зрения методологии этнической атрибуции археологической культуры или поиска археологического эквивалепнта для лингвистической общности на примере куба- но-днепровской культуры мы имеем уникальный случай непосредственного совмещения лингвистического ареала и ареала археологической культуры и их взаимоидентифика- ции, если временные параметры совпадают. Этот временной интервал - середина III тыс. до н.э.

Переход части индоариев через Кавказский хребет выразилось в археологическом от­ношении в появлении алазано-беденской культуры, а лингвистически в индоарийских заимс­твованиях в картвельском и грузинско-занском языках. О.Н. Трубачев показал, что Тиргатао, имя жены синдского царя, совпадает с женским именем в табличках из северосирийского города Алалаха, что свидетельствует, по мнению О.Н. Трубачева, о приходе в Переднюю Азию части прикубанских индоариев, чье самоназвание стало основой для названия всего госу­дарства.

Большой цикл о Сослане/Созырыко в «Нартском эпосе» свидетельствует, что индоарии были на Северном Кавказе, когда формировался «Нартский эпос», поскольку выдающиеся нартоведы Ж. Дюмезиль и В. И. Абаев указывают на прямые параллели рождения Сослана и Митры из камня [Дюмезиль 1976, с. 108-116]. Цикл мифов о Сослане занимает едва ли не треть древнейшей части эпоса, что говорит о длительном пребывании индоариев и их значи­мости в оформлении культурной и идеологической концепции у населения Кавказа.

7.5.6. Картвело-индоарийские контакты на Кавказе

О проходе переднеазиатских индоариев из Северного Причерноморья через Кавказ свидетельствуют заимствования из индоевропейских в картвельские языки, которые отмеча­лись исследователями еще на заре сравнительно-исторического языкознания [Климов 1994, с. 3-26]. Однако со всей полнотой и глубиной анализа на базе современной методологии эти материалы обобщены и дополнены ГА. Климовым. Его труд имеет исключительно важное зна­чение в установлении индоевропейского присутствия на Кавказе в III-II тыс. до н.э., а также для доказательства интенсивных контактов индоевропейцев с картвелами, которые не толь­ко обусловили лексические заимствования, но и повлияли в значительной степени на строй картвельских языков. ГА. Климов выявил индоевропеизмы на трех хронологических уровнях: пракартвельском, грузинско-занском и позднем «доисторическом уровне». Выше в этой гла­ве мы уже использовали материалы ГА. Климова - «индоевропеизмы в картвельских язы­ках» - для доказательства присутствия на Северном Кавказе «древнеевропейцев»^[88]. Однако индоевропеизмы в картвельских языках имеют своим источником не только древнеевропей­ские языки, но и индоиранский, индоарийский, раннепраиранский. Так, данные лингвистики показывают, что лексический фонд индоевропеизмов пракартвельского уровня насчитывает 14 лексем, две из которых «при общей формальной и семантической сопоставимости карт­вельских типов с индоевропейскими антецедентами не обнаруживают особой близости ни к одной из ветвей индоевропейских языков» [Климов 1994]

В двух случаях можно усмотреть определенную близость картвельских форм, тяготе­ющих к индоарийскому источнику». Речь идет о глагольной основе *lag - «сажать, прикреп­лять»; *usx - «бык жертвенный, подросший бычок»; «ярмо, иго» Грузинско-занская «упряжка быков» имеет параллели в др.-инд. «пара» [Климов 1994, с. 40-48].

Лексический фонд индоевропеизмов грузинско-занского уровня II тыс. до н.э. насчи­тывает 40 единиц, из которых пять относятся к заимствованиям из индоарийского, и это при том, что ГА. Климов подчеркивает, что «в большинстве случаев конкретный источник фигу­рирующего материала неопределим» [Климов 1994, с. 92] К этим шести индоевропеизмам относятся *band - «сплетать, связывать»,*gwal - «стоять (о жаре)», *guda - «бурдюк, сума»; *sxal - «срываться с места»,*ршЦ «фыркать (о лошади)», *tep - «греться, быть теплым». [Кли­мов 1994, с. 93, 95, 105, 135, 139, 144]. Лексема *uers - «мужчина, самец, баран» также тяго­теет к индоиранскому.

Интересно и то, что слова «ярмо», «жертвенный бык» заимствованы из индоарийского в финно-угорские языки (волж.-перм.) и в тохарский В, а слово «пыль» встречен в грузинско-за- нском и тохарском А и В, что свидетельствует о древности картвело-индоевропейских контак­тов, об индоариях как посредниках между тохарами и картвелами и небольшом промежутке времени между древнейшими арио-уральскими контактами и картвело-арийскими контакта­ми, поскольку во всех заимствованиях наблюдается полное типологическое сходство.

Что касается характера заимствований, то все они касаются скотоводческой термино­логии, возможного использования парной запряжки быков в качестве тягловой силы или для распашки земли. Другими словами, картвельское население заимствует терминологию, свя­занную с повозками и видом тягловой силы как парная упряжка.

Индоевропеизмы типа «стоять (о жаре, засухе)», возможно, приоткрывают завесу над причиной миграции индоариев.

7.5.7. Г ипотеза о происхождении индоиранцев из арктических областей и ее ре­шение

Вопрос о происхождении индоиранцев из Центральной Европы может быть решен так­же на основании данных иранской и индийской мифологии. Речь идет об «арктических» моти­вах, которые упоминаются в «Ригведе» (составленной в 10 в. до н.э.), в последующей по вре­мени ведийской литературе - Брахманах, Араньяках, Упанишадах - датируемых временем до середины I тыс. до н.э., где говорится, что день - это «путь богов», ночь - «путь предков», и «путь богов» начинается с весеннего равноденствия. «Год, разделенный надвое - это день и ночь богов: день - период движения Солнца к северу, ночь - движение Солнца к югу.

В эпической поэме «Махабхарата» рассказывается о сказочно таинственной стране на севере, где можно видеть, как высоко восходит в небе Большая Медведица и как она с дру­гими созвездиями обходит круги вокруг укрепленной на небе Полярной звезды, где «по по­лугодиям встает Солнце» и «остановившиеся воды принимают образы красивых украшений» [Бонгард-Левин, Грантовский 2001, с. 9-10]. Как правильно замечают авторы книги, Большую Медведицу, Полярную звезду и другие созвездия, упоминаемые древними индийцами, мож­но видеть только в северных широтах, и описанный хоровод вокруг Полярной звезды можно видеть не южнее 55° с.ш., т.е. на уровне Южной Скандинавии, Санкт-Петербурга, Финляндии, а в Индии Полярная звезда стоит низко над горизонтом. Очевидно, некогда индийцы жили в районах, географически близких к описанным. Археологически мы фиксируем индоариев в лучшем случае в Карпатском регионе, Венгрии, в Северо-Восточной Болгарии, но это далеко не полярные районы.

ГМ. Бонгард-Левин и Э.А. Грантовский справедливо указывают, что «перед нами не слу­чайные и отрывочные сведения, а прочная и длительная традиция передачи определенного цикла представлений. Нельзя не заметить, что для создателей священных текстов, для эпи­ческих сказителей Индии эти представления уже не имели реальной основы. Они выступают как элементы мифа и связаны с повествованиями о богах, бессмертных героях, их бессмер­тии» [Бонгард-Левин, Грантовский 2001, с. 5, 11]. Эти же мотивы присутствуют в иранских ис­точниках.

Мы выдвигаем тезис, что «путь предков», «страна предков», «обитель блаженных» пред­ставляет собой вполне реальную прародину индийцев и иранцев. Вопрос состоит в том, как правильно решить эту задачу. Разумеется, прародина индийцев и иранцев находилась не на северном полюсе, где, по Б.Г Тилаку, когда-то было тепло [Бонгард-Левин, Грантовский 2001, с. 6-7] Мы исходим из того, что индоарии и праиранцы в III тыс. до н.э. были одним народом и образовывали ареальный союз с греками. Следовательно, эти «полярные мотивы» долж­ны повториться у греков и иранцев, что действительно наблюдается на самом деле. И гре­ки, и иранцы, и индийцы почти дословно описывают эту северную страну, которая опояса­на горами, за которой находится Молочный океан. Эти горы у индийцев называются Меру, у иранцев - Хара Березайти, у скифов и греков - Рипейские горы [Бонгард-Левин, Грантовский 2001, с. 92] На этих горах - обитель богов, здесь живет и божественная птица, похитившая сому/хаому. Молочный океан - вместилище амриты, напитка бессмертия. Простые смертные не могут попасть в северный круг. Это дано избранным (например, старшему из Пандавов, Юдхиштхире). Авторы правильно подчеркивают, что у иранцев и индийцев эти представления образуют устойчивую систему, которая не надумана, а сохраняется как священное знание.

Встает вопрос, могут ли знания подобного рода быть заимствованы у других народов и сохраняться так бережно? Авторы книги «От Скифии до Индии» считают, что «арии заимство­вали сведения о полярных странах у своих северных соседей, поскольку длительное время индоиранские племена находились в тесных контактах с предками финно-угорских народов» [Бонгард-Левин, Грантовский 2001, с. 154]. Вывод, который делают ученые, состоит в том, что из всех территорий, в пределах которых ученые помещают прародину ариев, только области от Днепра до Урала могут считаться таковой, так как здесь текут реки с севера на юг, а их ис­токи теряются далеко на севере, в районах, уже непосредственно незнакомых древним оби­тателям степи [Бонгард-Левин, Грантовский 2001, с. 160].

Мы исходим из концепции индоевропейских прародин, согласно которой в процессе освоения Европы (индоевропеизации) индоевропейцы к 3000 г. до н.э. достигли Южной Скан­динавии и ввели там земледелие. Археологический эквивалент этим индоевропейцам - куль­тура воронковидных кубков (КВК), которая лежит и в основе болераз-баденской культуры, и древнейшей фазы древнеямной культуры. Следовательно, те удивительные явления, которые индоевропейцы видели на севере (и полярный день, и ночь, и Северный Ледовидый океан, и Полярные сияния, и замерзшие воды, и горы, отделявшие Океан от материка), вошли в сокро­вищницу географических знаний, которые передавались от поколения к поколению, и были сохранены и после распада и иранцами, и индоариями у каждого из народов. Это - система представлений, которая во всех деталях повторяется и у античных авторов, и у индийцев, и у иранцев. Не случайно, что с севером связывается уже упомянутый «путь предков», что следу­ет в данном случае понимать буквально, поскольку для индийцев и иранцев Южная Сканди­навия была страной их предков.

Вот почему мы рассматриваем полярные мотивы в индийской и иранской мифологии как доказательство центральноевропейской, а не восточноевропейской прародины ариев, как думают авторы увлекательной книги «От Скифии до Индии». Эта книга заслуживает специаль­ного изучения, однако в данном контексте мы могли коснуться только отдельных ее момен­тов, лежащих на поверхности, которые могут соответствовать некоторым археологическим реалиям и служить аргументом в пользу европейского происхождения индийцев и иранцев.

Таким образом, мы привели систему археологических. лингвистических и доказа­тельств из области мифологии в пользу движения индоиранцев, индоариев с территории Центральной Европы и локализации индоариев в Северном Причерноморье, в Приазовье, а также обоснования частичного ухода в 20 - 19 вв. до н.э. индоариев через Закавказье, где они тесно контактировали с картвелами, в Месопотамию. Выводы сводятся к следующему.

1. Концепция индоевропейских прародин обуславливает и закрепляет только один аре­ал для прародины ариев - Карпатский бассейн, Потисье.

2. Ареал индоарийского присутствия от Трансильвании до Тамани и Прикубанья вдоль побережья Черного и Азовского морей, по данным О.Н. Трубачева, совпадает полностью с ареалом культуры с повозками (КДК), которая на Северном Кавказе появляется к 23 в. до н.э.

3. Арио-уральские контакты, по В.И. Абаеву, показывают сепаратные контакты индо­ариев с финно-угорскими народами и тохарами, что подкрепляет локализацию индоарийс­кого ареала в Восточной Европе и объясняет тохарские заимствования в картвельскй через индоарийских посредников.

4. Индоевропейские заимствования из индоарийского в картвельский и грузинско-за- нский языки происходили на рубеже III-II тыс до н.э. и связаны с скотоводческой терминоло­гией, указывающей на использование картвелами и индоариями быков в упряжке для плуга и для повозки. Есть свидетельства появления культа быка у картвел (лексема «подросший бычок для заклания»).

5. Индоарии наряду с другими индоевропейцами также приняли участие в создании «Нартского эпоса» - эпоса, начало которому положили и другие индоевропейские народы. Это нашло отражение в цикле о Сослане/Созырыко - солнечном герое, который родился из камня так же, как родился индоарийский бог света - Митра.

6. «Арктические» мотивы, сохранившиеся в индийской и древнеиранской литературной традиции, а также у античных авторов, начиная с Геродота, говорят о том, что подобные пред­ставления - это реальные знания, которые со временем приобрели мифологическую окраску. Эти знания о северной стране получили праиндоевропейцы (КВК), из среды которых вышли и древнеевропейцы, и индоиранцы.

7. Путь северопричерноморских индоариев прослеживается до Северной Месопота­мии, где в 17 в. до н.э. появляется отдельный индоарийский язык и хуррито-митаннийское государство Митанни. Промежуточный пункт миграции индоариев из Прикубанья через пе­ревалы в центре Кавказского хребта - алазано-беденская культура с повозками, курганы Марткопи, а возможно и хуррито-индоарийская триалетская культура, датируемая соответс­твенно началом II тыс. до н.э. и вплоть до 13 в. до н.э.

Индоарии после проведенного исследования не представляются «абстрактным явле­нием», как определял исходное состояние знаний по этой проблеме академик О.Н. Трубачев. Скорее следует говорит об абстрактном понятии «ямная культура».

Выводы. Линию развития, представленную памятниками предмайкопского горизонта, гробницами Новосвободной и погребальными памятниками КТК, можно называть централь­ноевропейской по ареалу и индоевропейской по языку.в III тыс. до н.э. Так, на Северном Кав­казе выделяется культурная традиция, представленная поселениями с НЖК, кубками и сред- нестоговской керамикой, появившаяся с конца первой половины III тыс. до н.э., принесенная в регион из Карпатского региона полуномадами, «владеющими конеголовыми скипетрами». Их этно-лингвистическая атрибуция может быть установлена, исходя из концепции В.А. Саф­ронова [Сафронов 1989; Николаева 2010], как индоевропейская, а их появление на Кавказе фиксирует начало первых восточных индоевропейских миграций.

Учитывая, что разрушение поселений культуры Гумельница и трансформации на посе­лениях Кукутень А-Триполье В связаны с расширением культур горизонта Болераз-Баден- Чернавода 1-Сэлкуца IV на юг, а этот культурный горизонт соответствует греко-индоиранской общности, по Сафронову, культуру поселений предмайкопского горизонта с накольчато-жем- чужной керамикой и среднестоговской керамикой, сопровождаемых находками схематичес­ких конеголовых скипетров, связанных с образованием этого горизонта, скорее всего следует связывать с тохарами, поскольку именно тохарский язык контактировал как с анатолийским хеттским, так и с индоиранскими и более архаичен по сравнению с другими индоевропейски­ми европейскими языками [Гамкрелидзе, Иванов 1984, с., табл. 13].

Культура дольменов Новосвободной, знаменующая собой продолжение древнеевро­пейской линии развития на Северо-Западном и Центральном Северном Кавказе, сложилась на основе позднетрипольского комплекса, возникшего, в свою очередь, с расширением вы­шеназванных групп Болераз-Чернавода 1 на восток, в область трипольской культуры. Эта группа сформировалась из частей Лендьела IV и КВК, где присутствуют проявления КША и КШК, сложившихся после прохождения КВК и уже пришедших в движение в связи с плане­тарным экологическим кризисом. Эту линию развития можно также назвать отчасти древ­неевропейской по принадлежности культур КВК, КША, КШК к ареалу древнеевропейцев, по Крае и Сафронову [Krahe; Сафронов 1989]. Процессы смешения северо/центральноев- ропейских культур древнеевропейской лингвистической атрибуции, по Сафронову, с три­польской культурой (триполье С), атрибуция которой определяется как хетто-анатолийская, можно трактовать, как временное объединение хеттов-анатолийцев и древнеевропейцев. Эти процессы отразились в комплексе дольменов Новосвободной. Двуприродность ново­свободненского комплекса по археологическим данным соответствует лингвистической двуприродности этого объединения.

Древнеевропейская линия развития II тыс. до н.э. определяется формированием куба­но-терской культурно-исторической общности в период 21-15 вв. до н.э., древнейшие ком­плексы которых складываются на базе КША и КШК, а затем вбирают в себя новые импуль­сы с Прикарпатья в виде чистых проявлений КШК и импульсов от катакомбной КИО (в виде традиции захоронения в катакомбах. распространившейся в первой половине II тыс. до н.э. в Восточной Европе). Мы рассматриваем распространение катакомбного обряда от Рейна, (где носители мегалитической культуры Сены-Уазы-Марны контактировали с КШК), до Кавказа, как форму пракельтского идеологического воздействия, которое проявилось и в других сто­ронах духовной жизни (например, в переносе кельтских историко-мифологических сюжетов в «Нартский эпос»), поскольку именно кельты занимали ойкумену доевнеевропейцев к запа­ду от Рейна. Катакомбные памятники Северной Осетии и Кабарды на первом этапе состо­ят из катакомбы и комплекса погребального инвентаря КТК, что говорит о сохранении насе­ления КТК и мирного восприятия «катакомбных» нововведений. Однако позднее население Кубано-Терского междуречья частично отступает в высокогорье (Айлам, Былым в Кабарде)

и осваивает территорию Закавказья, что доказывается общими формами керамики в ката­комбах Чиколы и в могильнике Мцхета 13 в. до н.э.

Связи Кавказа с Центральной Европой в предкобанский период отражены в Боро­динском кладе, датирующимся второй половиной 13 в. до н.э. [Сафронов 1968]. Связи Карпато-Дунайского бассейна и Центрального Кавказа продолжались и в гальштатско- кобанскую эпоху. Кобанская культура, занимая те же территории Северного Кавказа и Закавказья расширяет свое влияние вплоть до Колхиды [Иессен 1951; Козенкова 1989; Техов 1977, с. 184-189]. Существенно и то, что в памятниках кобанской культуры отра­жены гораздо более тесные связи с западными иранцами - фрако-киммерийцами, чем со скифами (фрако-киммерийские памятники 11-8 вв. до н.э. в Пятигорье и Прикубанье [Дударев 1999, с. 36-62; 292, 301].

Другими словами, связи Европы и Кавказа развивались с середины III тыс. до н.э. и про­должались до конца I тыс. до н.э., их установили и в дальнейшем осуществляли древнеевро- пейцы (предки будущих исторических народов славян, балтов, кельто-италиков, германцев).

Свой вклад в установление связей Кавказа и Европы внесли и индоарии, и праиранцы III-начала II тыс. до н.э.(соответственно кубано-днепровская и древнеямная культура в Пред­кавказье). Уникальный комплекс с новосвободненской бомбовидной амфорой, кратером и кубком с двумя четырехколесными и одной двухколесной повозкой был найден нами в Ниж­нем Прикубанье [Николаева, Сафронов 1983; Николаева 2007, рис. 1].

Перманентная экспансия готов с 4 в. до н.э. по 4 в. н.э., включивших, по данных пись­менных источников в свой состав праславян (спалов=споров) [Иордан, Прокопий Кесарий­ский], и сармат отразившаяся в появлении поморской и культуры подклошевых погребений в Повисленье, зарубинецкой и черняховской культур в Поднепровье, показывает реальность реконструируемой нами для III-II тыс. до н.э. ситуации миграции из Центральной Восточной Европы на Кавказ и возобновления сосуществования «древнеевропейской» и ирано-кавказс­кой культурных традиций [Сафронов, Николаева 1999а, с. 28].