<<
>>

Основные принципы орнаментации

Орнамент ~ характернейший элемент керамики, очевиднейшее свидетельство духовной культуры. Его анализ, на первый взгляд, нс составляет труда: стоит лишь понять значение того или иного изображения-символа, а уж их взаиморасположение должно раскрыть если не мифологические сюжеты, то хотя бы обшиє представления пращуров о мироздании...

Однако первые же шаги убеждают нас в том, что древняя орнаментика—действительно составная часть мифотворчества, образно-интуитивная суть которого противоположна логико-аналитическому аппарату науки. Ниже будет показана изменчивость и значений, и взаиморасположений элементов орнамента; редкость устойчивых мифологем и единичность сюжетов; необходимость индивидуаль­ного анализа и бесперспективность статистического подхода к выявлению семантики орнамента. Здесь же. в качестве вступления, нужно сослаться на выводы, к которым пришли исследователи различных направлений, сводящихся, в конечном счёте, к описательно-статистическому или же сущностно-семиотическому.

Статистико-комбинаторные исследования орнамента наиболее эффективны в плане периодизации. Попытки применения их для выяснения смысла орнаментации обычно неудачны. Так, статистически обработав «для исторических рекомендаций» 106 острореберных мисок срубного времени из Орельско-Самарского междуречья, А. В. Андросов и С. Е. Myxonaa не смогли обнаружить системы их орнаментации: «При выполнении орнаментальных композиций древние мастера не отдавали предпочтения ни одному из перечисленных приемов, связь между сюжетом и техникой его нанесения отсутствует... При избрании и нанесении традиционных орнаментал ьных композиций он [мастер — Ю. LLJ.] был свободен от каких-либо стереотипов, т. е. форма сосуда не диктовала абсолютнонеобходимый орнамент* [33, с. 48,50]. Неудача в этом и подобных случаях предопределяется недостаточностью при исследовании духовной культуры индуктивной по своей природе сводки; с другой стороны, адепты статистико­комбинаторных методов стараются избегать чреватой субъективизмом дедукции.

Тем самым нарушаются основные принципы анализа изображений: «формальный анализ иконографических образов нельзя отрывать от анализа семантики интерпретирующих данных, тот и другой должны осуществляться параллельно, ибо первый невозможен в спрывеот второго; методология интерпретации доисторических образов представляется движением от общего к частному, от основных закономерностей духовной культуры первобытности к её конкретным проявлениям в мифах и т. п.; для дешифровок

изобразительных текстов внимание следует обращать в первую очередь на композиции, которые чем сложнее, тем легче и достовернее могут быть отождествлены и истолкованы: изолированные знаки поддаются дешифровке лишь на завершающем этапе исследо­вания. путём логической дедукции из обшей семантики композиции» [225. с. 33].

Оптимальное статистико-комбинаторное исследование бедных на композиции и реалистические фигуры орнаментов энеолита — бронзы степей Восточной Европы осуществлено Н. А. Чмыховым [908] как раз благодаря удачному и к тому же весьма конкретному применению дедукции. Это было обеспечено открытием зодиакальных основ орнаментации чаш ингульской культуры (затем и др. сосудов и культур), а также использования их в качестве жертвенников и астрономических приборов [905; 907. с

37— 41 ]. Такое открытие ввело археологические данные в крут изделий и представлені не­давно уже известных этнографам и историкам культуры. Анализ орнамента произведен Н. А. Чмыховым с учётом отношений зонорнамента к различным частям сосуда и друпп показателей «обшей схемы орнамента». Наиболее важными результатами, помимо указанных выше, стали: выявление символики Телыта в рогатых ручках чаш ;* зодиакальных символов в орнаментальных треугольниках, установление их близости и образам арийских Адитьев и треческого Зевса [908, с. 19—20; 906; 915, с. 122—130. рис. 67—78; др.]. Соответственно весомым оказался и обратный вклад — из интерпретации в источниковедение: на основе подсчётов элементов орнамента был открыт приншгп зодиакального датирования, позволявший выдвинуть концепцию уточнения археоло­гической периодизации и исторической хронологии обширных регионов Евразии [90?.

909; 910;912;916и др.]. Ксожалению, разработка H. А. Чмыховым календарной основы орнаментики энеолита — бронзы степей Восточной Европы приняла довольно односторонний характер выявления закономерностей солнечно-зодиакального кален­даря без существенного учёта других календарных систем (в частности, лунных, открытых С. А. Дворяниновым в орнаментации кеми-обинских и дольменных гробниц [195]). На других недоработках Н. А. Чмыхова остановимся ниже.

Исследования не вполне успешны даже в тех случаях, когда семантика знаков- символов сопрягалась с весьма реалистическими и определёнными изображениями Например, подытоживая изучение несколькими поколениями учёных женских статуэток Триполья, А. Н. Погожева отмечает, что они «покрыты сложным орнаментальным узором, отдельные элементы которого устойчиво локализованы на определённых частях тела. Орнамент, в силу однородности, несомненно, имеет смысловое, а не чисто декоративное значение» [626. с. 23], которое, тем не менее, удалось разгадать лишь отчасти. Дешифровке препятствует довольно относительная устойчивость как локали­зации, таки начертания вышеуказанных элементов. Так, ромб в области живота и лона означал, по-видимому, плодородие [479, с. 242], но зачем было помещать его на спину и ягодицы? Здесь, как и в иных случаях, возможны объяснения «и творческой разработки идей, скрывающихся за графическими символами, и утрагой смысла графических символов» [626. с. 47, табл. 4—7]. Таким образом, видимая несложность семантики оборачивается задачей со многими неизвестными. Б. А. Рыбаков [681 ,с. 1“4] предлагает оптимальную схему её разрешения: «Для анализа семантики недостаточно самой добросовестной, но индуктивной по своей природе сводки — для выявления идеслогическогосодержания поневоле приходится обращаться к дедукции, невзирая на неизбежный в этом случае субъективизм. Изучая те или иные детали, мы не имеем права абстрагироваться от представлений о системе хозяйства, социальных отношений, от

общего уровня развития изучаемых племён— Критерием правильности должна быть взаимосвязанность разгаданных сюжетов, слияние их в единую систему».

Эта схема находится в русле идей семиотики, учения о знаковых системах.

Былобычрезмернотребовать отархеологов дешифровки таких образови сюжетов, которые неизвестны этнографам, историкам и языковедам, — ныне актуальна задача выявления в археологических реалиях хотя бы соответствий дошедшим до наших дней мифам. В отношении энеолита—бронзы Юго-Восточной Европынаиболее продвинулись в этом направлении трипольеводы, однако и здесь далее предположений дело пока нс пошло [680, 681, с. 1-61—177 и др.]. Открытие календарной подоплёки орнаментов способно, конечно, значительно продвинуть изучение их смыслов, но сложности возникают и здесь. Дело в том, что и у календарей, несмотря на их производность от подвластной науке небесной механики, сушествуетпредел конкретности, и онтем ниже, чем выше доля магии в познаниях древних звездочётов. Достаточно сослаться на пример изучения обсерватории Стоунхенджа, тайну которой не исчерпал даже союз высокоп­рофессиональных астрономов и ЭВМ.Н. А. Чмыхов, наиболее сведущий в астрономии отечественный археолог, проанализировавсвыше 3000 несомненных космологических изображений Ближнего Востока Ill-Il тыс. до н. э. обнаружил среди них лишь 67 (около 2cc) поддающихся анализу календарной символики [910, с. 25]. Не в лучшем положении находятся и те исследователи, которые располагают многочисленными, довольно реалистичными и подробными источниками как изобразительными, так и литератур­ными. «оказывается, что подбор [иллюстраций к широко известному эпосу' с Гильгамеше — Ю. HI.] сделать очень трудно — сюжеты изобразительного искусства и литературы при близком сопоставлении почти не совпадают» [49, с. 7]. Исследуя сей парадокс древних культур (который учёные долгое время пытались объяснить неполной сохранностью памятников, неосведомлённостью древних художников в жреческих премудростях и т. п -), античники пришли к заключению, что существовало «частичное расхождение, а той полное несходство изобразительной версии мифа и сохранённой литературным или фольклорным источником, что выступает не как случайность, а как закономерность» [59.

с. 174]. Сказанное для культур рабовладельческих государств — с их стремлением к унификации идеологии и других проявлений общественного бытия — тем более справедливо для первобытных культур, где такое стремление едва намечалось и тонуло в образно-интуитивном, весьма текучем мировосприятии. Вышеуказанная закономерность проистекла из нестабильной природы мифотворчества, •где нет нашей логической, нормально-логической казуальности и гдевешь, пространство, время поняты [в изображении мифа — так, а в его же описании — по-иному — Ю. Ш.] нерасчленённои конкретно, где человек и мир субъективно-объективно едины» [853. с. 28].

Таким образом, возможности не только статистико-комбинаторных, но и семио-тических методов проникновения в суть древних орнаментов и др. изображений имеют свои ограничения. Перспектива их преодоления — в развитии концепции подсознательного и налсознательного, их роли в духовной культуре. В. В. Евсюков и другие отечественные исследователи, наиболее преуспевшие в изучении орнаментов, эту роль уже признают, нос большим недоверием воспринимают «такие новаторские • правда, во многом и фантастические) концепции, как, скажем, архетипы К. Юнга или дерзкая гипотеза Ф. Кемпера относительно древнеиндийской космогонии», всё ешё пытаясь выяснить смысл орнаментов, исходя из «социально-экономических и

культурных условий» [255, с. 34,67]. Последняя задача воистину фантастическая! Её несостоятельность показывают не только зарубежные, но и отечественные разработки, отличающиеся от подавляющего большинства других более вниматель­ным и объективным (незаидсологизированным) отношением к источникам. Так, В. С. Се-менцов, исследуя брахманическую литературу и символику индоарийских ритуалов, не обнаружил у их создателей интереса к причинам явлений, а социально- экономическая подоплёка последних оказалась весьма и весьма опосредствоваиной. Избегая термина «подсознание», до недавнего времени отнюдь не приветствовавшегося нашей официальной наукой, автор говорит о том, что «образ как бы «высаживается» в сознание (точнее, в активное, напряжённо-творческое внимание), словно некоторое семя в почву или.

если угодно, в живую, рождающую утробу», и что «это свое­образное мышление—слово—действие [жрецов и др. участников ритуала — Ю. ILI.] функционирует не внутри какого-то множества фактов, а в пределах единого факта- архетипа (самоприношения Праджапати). который оно стремится воспроизвести при помощи более или менее сложной техники субинститутов. Что же касается опосредствованности реального существования, то можно без особого риска предположить, что вся обыденная жизнь домохозяина была ориентирована либо на подготовку, либо на проведение очередного священнодействия; опять-таки именно обыденная жизнь даст для жертвоприношения необходимые средства, помешения. животных и т. д. Взамен всего этого она получает от ритуала то, чего сама выработать не в состоянии, — представление об абсолютном смысле реальности, прочности существования» [711, с. 99 101]. При таком подходе, диктуемом состоянием первобытного общества, вопрос о первичности производства относительно духовной культуры столь же бессмыслен, как рассуждения о главенстве у человека сердца или же мозга, — «главные» оба, «первичны» и то, и другое.

Признавая неразработанность (но и перспективность, чрезвычайную значи­мость) исследования подсознания, огромные трудности перевода его образно- интуитианого строя в логико-аналитические схемы, я всё же рискну в нескольких, уже более-менее апробированных случаях на такой перевод, а в иных случаях — укажу на его вероятность.

Завершая рассмотрение трёх основных принципов анализа орнаментации, необходимо подчеркнуть то обстоятельство, что все они должны исходить из цикличности (естественной, календарной) первобытных культур, качественно отличных от «прямолинейности» современных [294, с. 146 и др.]. Поскольку цикличность предполагает движение и повторяемость, той методика исследования должна быть динамичной, способной прослеживать развитие мифов «до замыкания логической кривой смысла в круг» [1157, с. 42 и др.]. На фоне этих требований становится понятнее основной критерий проверки исследований первобытной культурьк выводы должны выстроиться не в логическую цепочку, а в крут, взаимообусловленных звеньев. Произошло такое «слияние их в единую систему» [681, с. 174]. значит, входящие в неё промежуточные выводы имеют право на’ существование; слияние не произошло — значит, выводы сделаны неверно. I

4.

<< | >>
Источник: Шилов Ю.Л.. Прародина ариев: История, обряды и мифы. — Киев: СИНТО,1995. — 744 с.. 1995

Еще по теме Основные принципы орнаментации:

  1. 2) Принципы научного познания исторического процесса. Раскройте содержание основных из них. Проиллюстрируйте на конкретном примере применение принципа историзма.
  2. АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ХАРАКТЕР ТРОПИКИ - ОСНОВНОЙ ПОЭТИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП В ГИМНАХ КАЛЛИМАХА
  3. СЕМАНТИКА И ОРНАМЕНТАЦИЯ ПОСУДЫ
  4. 39. Принятие Конституции РФ. Какой Основной закон существовал в Российской Федерации до принятия новой Конституции? Почему нельзя было дальше откладывать принятие Конституции в РФ? Приведите аргументы. Какие надежды связывали с новой Конституцией? Какие принципы государственного устройства России закреплены были в Конституции 1993 г.?
  5. Глава 9 НОВЫЙ ПРИНЦИП УПРАВЛЕНИЯ. ОБЩЕСТВЕННЫЕ ИНТЕРЕСЫ И ИЗБИРАТЕЛЬНОЕ ПРАВО
  6. 42) Образование СССР: причины и принципы создания Союза. (10)
  7. О методических принципах выделения археологических культур
  8. Глава 1 НОВЫЕ ВЕРОВАНИЯ. ФИЛОСОФИЯ МЕНЯЕТ ПРИНЦИПЫ И ПРАВИЛА ПОЛИТИКИ
  9. 2. Подходы к изучению истории, её принципы, методы и связь с другими науками.
  10. 27. СССР на международных конференциях в ходе 2-й мировой войны. Принципы послевоенного устройства мира
  11. Содержание курса “История России” и цели его изучения, принципы истории как науки.