Развитие представлений о бронзовом веке Северного Кавказа в зеркале терминологических трансформаций, связанных с памятниками Майкопа, Новосвободной и северокавказской культуры (СКК)

Памятники КТК, по нашей терминологии, проходили под разными названиями в рабо­тах кавказоведов. Они постепенно выделялись из разнокультурного массива, включающего первоначально и памятники Майкопа, и Новосвободной, и степных культур Предкавказья.

Всеобщий закон, согласно которому количественные изменения влекут изменения ка­чественные, определяет и правила трансформации терминологии в зависимости от заклю­ченного в ней содержания. Новые раскопки меняют количественно и качественно источни- ковую базу, и это должно сопровождаться сменой терминологии, если новое содержание выходит за рамки старого термина. Использование терминов, область значений которых не оговорена, приводит к ошибочным выводам. Иллюстрацией к этому тезису является развитие представлений о древней истории Северного Кавказа и их терминологическое оформление.

Археология бронзового века Северного Кавказа до конца 1950-ых годов опиралась, в основном, на случайные находки и немногочисленные раскопки памятников, а исследователи первобытных памятников Северного Кавказа делали первые шаги в осознании информации, заложенной в археологических памятниках. В поисках места северокавказских древностей в системе бронзового века, исследователи объединяли разнокультурные памятники в ши­роком ареале по единичным проявлениям сходства, называя их по-разному: группами, ста­диями, этапами. Историческое значение улавливаемого сходства памятников не могло быть адекватно проанализировано.

момента, а именно до начала 1960-ых годов терминология изменялась в связи с решаемыми задачами и не абсолютизировалась. Стремление к точности, объективности формулировок, единообразию понятийного аппарата сыграло и свою отрицательную роль. Речь идет о тер­минах, обозначающих памятники Северного Кавказа III-II тыс. до н.э.

Так, В.А. Городцов [Городцов, 1910, с. 243-290] в работе обобщающего характера упот­ребил термин «кавказское культурное течение», желая подчеркнуть ведущую роль или вли­яние культур Кавказа в круге древностей, куда он включил разнокультурные, с точки зрения современных представлений, памятники: комплексы среднебронзового века Северного Кав­каза, майкопские и новосвободненские древности раннебронзового века Северного Кавказа, а также памятники «культуры так называемого фатьяновского типа» и катакомбные памятники степной полосы Южной России. Такое объединение разновременных археологических памят­ников, имеюших близкое или отдаленное родство между собой, соответствовало, пользуясь современной терминологией, культурно-исторической области или провинции, и отвечало на тот момент задаче систематизации древностей бронзового века Восточной Европы.

Впоследствии, для отделения фатьяновских и катакомбных памятников от собственно северокавказских, исследователь [Городцов 1927] употребил впервые название «северокав­казская культура» (СКК) в значении культуры племен Северного Кавказа и только, не вклады­вая в него никакого этнического или исторического содержания, но спустя 35 лет этот термин получил вторую жизнь с другим, уже этническим подтекстом, о чем будет сказано далее.

Почти адекватными «СКК» В.А. Городцова и соответствующими культурно-историчес­кой провинции «Юг Восточной Европы» в современном смысле этого слова стали понятия раннекубанская и среднекубанская группы [Шмидт 1929]. В среднекубанской группе были элементы степной культурно-исторической провинции такие, как памятники днепровского Правобережья, Нижней Волги.

В макете «История СССР» [История, 1938] закрепился термин «среднекубанская группа» А.В. Шмидта в более узком значении за памятниками предгорной полосы Северного Кавказа и прилегающими к этой зоне участками степи, т.е. до Дона - на севере, до Черного моря - на западе, до Дагестана - на востоке. В этот конгломерат входили памятники ямной, предкав- казской катакомбной и волго-манычской катакомбной культур, дольменной культуры и те па­мятники, которые мы относим к КТК культуре [Николаева, 1980; 1987]. Другими словами, эта совокупность памятников отвечает современному термину «ранний и среднебронзовый век Северного Кавказа и Предкавказья».

Е.И. Крупнов свободно оперировал термином «культура», не оговаривая, как и В.А. Го- родцов, смысл (область значений) нового термина. Так, среднекубанскую группу он уже на­зывал или среднекубанской культурой или «степной СКК» [Крупнов 1951, с. 70]

Понятие «II стадия», которое появилось в 1930-ые годы в рамках «стадиальной» кон­цепции ленинградской археологической школы [Миллер 1931, с. 23-30; Иессен, Деген 1941], когда археологию рассматривали как иллюстрацию к создаваемой истории первобытного общества, не оставляло места для выделения этнокультурной специфики в исследовании первобытных памятников Кавказа. Во «II стадию» вошли памятники Майкопа, Новосвобод­ной (т.е. раннекубанской группы А.В. Шмидта - Н.Н.) и часть среднекубанской группы в виде памятников типа станицы Константиновская из раскопок М.Г Коссовича и аналогичные древ­ности Кабарды и Пятигорья [Деген 1941]. Таким образом, «II стадия» также соответствует сов­ременным представлениям о раннем и среднебронзовом веке Северного Кавказа в целом.

Археологической культуре Кубано-Терского междуречья, в нашем понимании, в боль­шей мере отвечает III подгруппа «II стадии», по Миллеру-Иессену-Дегену, и «кабардино-пя­тигорский археологический микрорайон», по Дегену. Группировка памятников в исследова­нии Б.Е.

Другой подход с приоритетом хронологии в разделении памятников бронзового века Северного Кавказа обозначен в работах А.А. Иессена 1950 и 1951 года. Им же были оконча­тельно отделены памятники раннебронзового века Северо-Западного Кавказа от среднеб­ронзовых и были выделены прикубанские памятники позднебронзового века [Иессен, 1951].

Вместо «стадий» появились хронологические этапы: «майкопский этап» и «новосвободненс- кий этап». Хотя в задачу А.А. Иессена входило уточнение хронологической позиции северо­кавказских памятников, попутно им также была высказана точка зрения, что «кабардино-пяти­горская культурная группа отличается от степных погребений» [Иессен 1950]. Можно считать, что на ограниченных археологических материалах Б.Е. Деген и А.А. Иессен выделили из всех известных им северокавказских памятников культурную группу, которая ближе всего стоит к выделенной нами КТК культуре.

Намеченная ими линия разграничения предгорных и степных памятников затем была развита в кандидатской диссертации А.А. Иерусалимской, выделившей предкавказский ва­риант катакомбной культуры из совокупности памятников среднебронзового века Предкав­казья. Работа А.А. Иерусалимской, опубликованная в виде двух статей [Иерусалимская 1958] для своего времени была прогрессивна, продвинула понимание катакомбной культуры, вы­годно отличаясь от современных ей и последующих работ по этой теме ясностью мысли и логикой исследования.

Дифференцированного подхода к памятникам бронзового века Северного Кавказа и Предкавказья последовательно придерживались археологи ленинградской школы. Именно подобная методика вела к объективному выделению гомогенных массивов памятников.

Принцип классификации памятников на основе данных стратиграфии и относительной хронологии был доведен до своего логического конца в работах В.А.

Таким образом, была заложена основа для выделения археологических культур в Пред­кавказье и Северном Кавказе^[6], но сама задача выделения культур на Северном Кавказе не была решена. В.А. Сафроновым были выдвинуты идеи о разнокультурности Майкопа и Ново­свободной, а также об ошибочности термина «СКК» как символа единой культурной традиции, но археологических культур он не выделял, используя вместо них в качестве заместительного термина «хронологические и стратиграфические группы памятников».

В конце 1950-ых годов в связи с задачей исторического осмысления археологических па­мятников был унифицирован понятийный аппарат и появился термин «археологическая культу­ра», под которым подразумевалась совокупность памятников в определенном ареале, обладаю­щая некоторым набором культурно-специфических признаков. Более 15 лет ушло на осознание того, каким понятиям этнологии и лингвистики соответствует «археологическая культура». Не­смотря на попытки максимально точно определить термин «археологическая культура», пред­метом спора всегда оставалась культурная атрибуция пограничных памятников как во времени, так и в пространстве. Острота дискуссий была снята введением терминов «культурно-истори­ческая общность» (как совокупность родственных культур) и «культурно-историческая область» (как область ареальных связей культур разного происхождения).

Переход к новой терминологии подразумевает необходимость введения процедуры вы­деления археологической культуры как гомогенной совокупности памятников. Однако в боль­шинстве случаев дело ограничилось механическим переименованием памятников. Приме­нительно к Северному Кавказу «раннекубанская группа» была переименована в майкопскую культуру, а «среднекубанская группа» - в северокавказскую, хотя в раннекубанской группе были памятники как майкопской, так и новосвободненской культуры, а в среднекубанскую группу включались памятники степного Предкавказья.

С этого момента, можно считать, оформилась «автохтонная концепция» развития брон­зового века Северного Кавказа. По этой концепции, в западной и центральной части Север­ного Кавказа была распространена майкопская культура, которая прошла два этапа в разви­тии (собственно майкопский и новосвободненский). От майкопской культуры произошла СКК, а от северокавказской - кобанская культура [Мунчаев 1961; Марковин 1960; Крупнов 1960].

По мнению Е.И. Крупнова, который пошел дальше других в попытке исторического ос­мысления археологических памятников, культурному единству соответствовало еще и этни­ческое единство населения Кавказа с древнейшего периода, начиная с КАРК культуры [Круп­нов 1951, с. 69; 1963], но такая этно-лингвистическая трактовка археологических материалов не была принята [Марковин 1974; Мунчаев 1975; Кузнецов 1980, с. 148; Марковин 1980, с. 166], и как направление исчезла со страниц работ кавказоведов на долгое время.

Упрощенная концепция развития Северного Кавказа в бронзовом веке в виде преемс­твенности трех культур формально существует и до сегодняшнего времени, но с момента по­явления она постоянно подвергалась полному отрицанию в целом и по частям. Так, по резуль­татам раскопок поселений раннебронзового века в Закубанье экспедицией Государственного Эрмитажа А.Д. Столяром была высказана неудовлетворениость тезисом об однокультурнос­ти Майкопа и Новосвободной, и высказана догадка, что Майкопу предшествует керамика с новосвободненскими чертами в виде «жемчужного орнамента» [Столяр 1960; 1961]. Однако эта догадка была высказана тезисно и не была развита автором; материалы были недоступ­ны. Кроме того это мысль была снивелирована высказываниями другого исследователя этих же памятников, московского археолога А.А. Формозова. Последний считал, что эти поселения принадлежат только майкопской культуре [Формозов 1966] (несмотря на явное наличие в них, по крайней мере, трех керамических традиций - майкопской, новосвободненской, КАРК - Н.Н.). Любопытно, что свое мнение А.А. Формозов не изменил и через 30 лет после открытия А.А. Нехаевым поселения Свободное около Усть-Лабинска [Нехаев 1991; Формозов 1994], ма­териалы которого доказывали правоту А.Д. Столяра.

В 1974 году В.Н. Даниленко связал памятники энеолита-раннебронзового века Кав­каза с азово-черноморской линией развития энеолита степей [Даниленко 1974], тем самым показал, что «новосвободненская керамическая традиция» выходит за пределы Северного Кавказа. Однако В.Н. Даниленко считал, что памятники азово-черноморской линии развития энеолита - результат миграции энеолитических групп Кавказа в Северное Причерноморье и Приазовье. В.Я. Кияшко выявил эту традицию в энеолитических погребениях с чернолощены­ми кубками на Нижнем Дону, связанных с поселением Константиновское [Кияшко В.А. 1974]. Позже А.Д. Резепкин [1987; 1991], проводивший раскопки курганов у ст. Новосвободной (уро­чище «Клады»), назвал «блоком культур с чернолощеной керамикой» все памятники, содержа­щие новосвободненские формы керамики от Центральной Европы до Закубанья^[7]. Происхож­дение новосвободненской керамической традиции А.Д. Резепкин вслед за В.А. Сафроновым и Н.А. Николаевой связывал с Центральной Европой, и, таким образом, высказался в пользу разнокультурности дольменов Новосвободной и Большого Майкопского кургана.

Однако оказалось, что этот блок культур с чернолощеной керамикой хронологически разновременен, хотя в культурном отношении восходит к Центральной Европе. К этому бло­ку относятся как новосвободненские, так и домайкопские памятники типа Мешоко, Хаджох в Адыгее, «Замок» у Кисловодска, Свободное у г.Усть-Лабинска.

Хронология памятников типа поселения Константиновское на Дону [Кияшко 1974; 1980; 1994], типа поселения Свободное [Нехаев 1991] и поселения «Замок» у Кисловодска [Рунич

1966] была уточнена В.А. Сафроновым. В 1989 году эти памятники были отнесены им к «до- ямному горизонту» и к горизонту «зооморфных стилизованных скипетров» [Сафронов 1989, табл. 52], что на Северном Кавказе соответствует «домайкопскому горизонту». Таким обра­зом, культурная атрибуция памятников предмайкопского горизонта и происхождение азово­черноморской линии развития энеолита (включающей и зооморфные скипетры) оказались взаимосвязанными проблемами. В результате проведенных исследований стало очевидно, что происхождение памятников энеолита-раннебронзового века Северо-Западного Кавказа должно исследоваться с учетом памятников энеолита более западных территорий Европы.

Широкий интерес к этим памятникам проявился с конца 1980-ых годов, отразившийся в дискуссии «о майкопском феномене», в ходе которой обсуждалась проблема культурной атрибуции и датировки погребений и поселений энеолита-раннебронзового века, ранее от­носимых только к майкопско-новосвободненской общности [Нехаев 1991; Кореневский 2004; Резепкин 2001]. Результатом этих обсуждений стало признание существования трех разных этно-культурных групп памятников в раннебронзовом веке Северного Кавказа: домайкопской, новосвободненской и майкопской [Майкопский феномен 1991; Нехаев 1991; Резепкин 2001; Кореневский 2004].

Эта дискуссия подорвала кажущуюся простоту и стройность «автохтонной концепции» раннебронзового века Северо-Западного Кавказа [Кореневский 2004, с. 10-11]. Выделение предмайкопского горизонта, как оказалось, является вопросом принципиальным. Действи­тельно, если домайкопский горизонт не является исходным для майкопских памятников, то значит, ни у Майкопа, ни у Новосвободной нет местных кавказских корней, и встает три зада­чи: установление генезиса майкопской, новосвободненской культур, а также культуры пред- майкопского горизонта.

«Автохтонная концепция» стала тормозом в решении вопросов генезиса памятников бронзового века Северного Кавказа даже для самих ее авторов. В.И. Марковин, устанавли­вая происхождение дольменов Северного Кавказа, в одной из своих работ допускал приход дольменостроителей из районов Средиземноморья и как следствие этого - разнокультур- ность майкопских и новосвободненских памятников [Марковин 1974], что на короткое время было поддержано другими исследователями [Кузнецов 1980, с. 147-148]. Однако отрицая ев­ропейское происхождение дольменов Новосвободной и не найдя необходимых аналогий в материалах дольменов, В.И. Марковин вернулся на старые позиции [Марковин 1978].

Смешение майкопских и новосвободненских памятников в термине «майкопская куль­тура» приводит все время к курьезам. Так, часть украинских археологов определяла свет­логлиняную без видимых примесей в тесте керамику на восточных границах трипольского ареала (Нижняя Михайловка. Животиловка) как майкопскую [Шапошникова, Ковалева, Рас- самакин], поскольку внешние признаки технологии производства расписной трипольской и майкопской керамики сходны. Другая часть [Мовша, Збенович, Рассамакин 1996] считают по­добную керамику позднетрипольской. С другой стороны, керамику с темной поверхностью и с ракушечной примесью в тесте, со шнуровой орнаментацией, аналогичную керамике нижне­го слоя поселения Михайловка на Нижнем Днепре [АУССР 1985] также называли майкопской, хотя подразумевали при этом Новосвободную. Кроме того, сравнение памятников Причер­номорья и Северного Кавказа зачастую проходило и на более неопределенном уровне, когда указывалось, что Кавказ влиял на Степь, где Кавказ выступал как нечто целое и единое, что, естественно, не соответствует реальному положению вещей [Даниленко 1974; Лесков 1966; Шапошникова 1985]. Памятники юга Восточной Европы заключены между Центральной Ев­ропой и Кавказом, поэтому решение вопросов их происхождения и хронологии зависит от конкретизации связей между этими регионами. В последнее время стало преувеличивать­ся значение майкопской культуры в судьбах энеолитического населения Степи [Рассамакин 2000, Тесленко] на основании находок красноглиняных тонкостенных сосудов майкопского типа (? - Н.Н.) на Нижнем Дону (Константиновка и др.).

Концепция миграционного происхождения раннебронзового века Северного Кавка­за была впервые сформулирована в наших работах [Николаева 1974; 1980; Николаева 1982; Сафронов 1982; 1989; 1990]. Пересмотр материалов по археологии Северного Причерномо­рья, Северного Кавказа (усатовские, кеми-обинские, нижнемихайловские и новосвободнен- ские памятники), имеющих параллели в неолитической-энеолитической эпохе Центральной Европы, позволил нам в 1974 году обосновать гипотезу о происхождении культуры дольменов

Новосвободной из ареала культуры шаровидных амфор и шнуровых керамик, распространен­ных от Центральной Европы до Поднепровья [Николаева 1974]. Из этого следовало, что культу­ра Большого Майкопского кургана и культура дольменов Новосвободной имеют разные корни и представляют группы населения разного происхождения. В этой статье мы сделали первый шаг к определению лингвистической атрибуции памятников дольменов Новосвободной, отме­тив, что они иллюстрируют одну из фаз распада индоевропейской общности, что подтверди­лось нашими последующими работами [Сафронов 1983; 1989; Николаева 2006-2010].

Разнокультурность Майкопа и Новосвободной, а также облик комплекса Большого Май­копского кургана (далее БМК) делали обоснованными поиски аналогий БМК в памятниках Ближнего Востока, о которых эпизодически упоминали многие археологи в своих работах.

Более системными эти поиски стали с 1977 года, с появлением двух статей, в которых указывались единичные аналогии керамике Большого Майкопского кургана в круге памят­ников, датируемых докуро-аракским периодом в сиро-месопотамской степи - Амук F [Анд­реева 1977]. В этой связи были рассмотрены старые аналогии предметам изобразительно­го искусства Майкопа в реалистически переданных изображениях львов и быков на печатях Протописьменного IV периода в Двуречье и на предметах царского статуса Раннего царства в Египте, датируемых началом III тыс. до н.э. [Андреева 1979]. Исследование М.В. Андреевой и характер связи обнаруженных ею аналогий с комплексом кургана «Ошад» в Майкопе, как и датировка сосудов, типологически сходных с отдельными майкопскими формами на Кавказе имело историческую перспективу.

В настоящее время мы полагаем, что сосуды Амука F(^kи вся керамика этого круга) фиксируют движение прасеверносемитов из Сирии на север и юго-восток. Их основной по­ток занял Месопотамию, а какая-то часть могла пройти в Малую Азию (Арслан-Тепе VII-VI Frangipani) и на Кавказ (Бериклдееби, лейлатепинская культура, Галюгай и т.н. майкопские поселения с датами древнее 3000 г. до н.э., если им можно доверять). Однако относить весь комплекс майкопской культуры к эпохе Урука IV было бы ошибкой, поскольку в это время на Древнем Востоке не существовало всего того, что составляет комплекс Большого Майкопс­кого кургана. Процессы, отмеченные М.В. Андреевой, происходили на 600 лет раньше движе­ния колонистов (западных семитов) Раннединастического III периода из Ура сначала в Харран [Сафронов, Николаева 2004], а затем на Северный Кавказ, где они оставили свои курганы, которые сейчас называются майкопской культурой.

Следует подчеркнуть тот факт, что практически все археологи приняли без доли сомне­ния IV/III тыс. до н.э как новую дату для Майкопа. А до этого всеми археологами принимались аналогии А.А. Иессена для Майкопа в погребениях Аладжи-Эйюк в Малой Азии, дополненные А.А. Формозовым параллелями из Ирана, датирующими майкопский период 25-23 вв., а но- восвободненский период - 23-20 вв. до н.э.

В 1990-ых годах с появлением калиброванных радиокарбонных дат Майкопа и Новосво­бодной, удревнивших эти памятники на 700 и более лет, археологи [Кореневский 2004; Резеп- кин 2000] забыли об аналогиях Майкопа с Уруком IVа и связали Майкоп с концом Убейда, что на 500 лет раньше Позднего Урука, в котором, на наш взгляд, нет никаких прямых соответствий с комплексом Большого Майкопского кургана [Николаева 2008]. Это свидетельствует о том, что перемены в датах памятников, о которых идет речь, диктуются узким кругом археологов. «Убедительность» аргументов многократно возрастает, учитывая их принадлежность цент­ральным археологическим учреждениям, а широкие круги археологической общественнос­ти, далекие от тонкостей типологического анализа северокавказских древностей и методики калибровки радиокарбонных дат, руководствуются в вопросах датирования только цифрами, а не системой доказательств, связанных с результатами сравнительно-типологического ана­лиза материальных комплексов, в данном случае комплексов Большого Майкопского кургана и дольменов Новосвободной. Следовательно, ссылка на мнение «большинства» в вопросах датировки, к которому часто прибегают за неимением других аргументов, не может служить дополнительной поддержкой в пользу правильности новых дат.

Необходимость периодизации и абсолютной датировки материалов наших собствен­ных раскопок в 1976-1981 годах на Северном Кавказе при невнятной абсолютной хронологии на тот момент для памятников бронзового века Северного Кавказа, стали импульсом к разра­ботке проблемы датировки и происхождения памятников Майкопа. В 1982 году в соавторстве с В.А. Сафроновым мы опубликовали ряд статей, где уточнялись «старые» даты Майкопа 23 в.

до н.э.; обосновывалось северомесопотамское происхождение всего комплекса Майкопско­го кургана и устанавливалась его западносемитская атрибуция [Сафронов 1982]. В 1989 и 1990 году В.А. Сафронов представил к дискуссии по майкопской культуре полную аргумента­цию по происхождению всего комплекса Большого Майкопского кургана. Это была систем­ная аргументация [Сафронов 1989; 1990], но она не была принята исследователями, хотя пока никем так и не была опровергнута.

Раскопки курганного могильника у ст. Новосвободной [запоздалая публикация: Резеп­кин 2000] дали их автору основание высказать свое мнение о соотношении майкопской и но­восвободненской культур [Резепкин 1987]. Он попытался остаться в рамках старого термина «майкопская культура», изменив его содержание. Удревнив новосвободненскую традицию относительно майкопской, он переинтепретировал уже высказанную нами идею о происхож­дении культуры дольменов Новосвободной с территории севера Центральной Европы, из культуры воронковидных кубков и культуры шаровидных амфор [Резепкин 1980, 1987]. Допус­кая более древний, чем майкопский, возраст части курганных комплексов в урочище «Клады» у ст. Новосвободной, А.Д. Резепкин пришел к выводу, что более поздние ближневосточные цивилизационные импульсы, выразившиеся в появлении на Кавказе комплексов типа Боль­шого майкопского кургана, были преобразованы в ранее появившейся «новосвободненской» среде на Северном Кавказе. Этот симбиоз и есть майкопская культура, по Резепкину. Так воз­никла миграционно-автохтонная модель формирования раннебронзового века Закубанья^[8].

Эта концепция также подверглась критическому обсуждению. Происхождение новосво- бодненских дольменов из культуры воронковидных кубков оспаривает А. Хойслер, указывая на широкое бытование каменных гробниц на Западе [Hausler 1994]. Он также отрицает какую- либо связь между культурами Северного Кавказа и КША, не давая при этом внятного объясне­ния указанных нами аналогий между культурами Кавказа и Европы [Hausler 1994, S. 222], что само по себе уже делает какую-либо дискуссию бессмысленной. По мнению С.Н. Коренев­ского [2002], сопоставление калиброванных дат Новосвободной и культуры воронковидных кубков не подтверждают ни хронологического приоритета культуры воронковидных кубков, ни реальности миграции с запада носителей культуры дольменов Новосвободной.

Мы, напротив, разделяем стремление А.Д. Резепкина удревнить часть «новосвобод- ненских погребений урочища Клады» относительно Майкопа, поскольку древнеевропейская культурная традиция проявляется на Кавказе раньше дольменов и гробниц Новосвободной, уже в поселениях так называемого «домайкопского горизонта». Однако модель сложения майкопской культуры и хронология А.Д. Резепкина нуждается в уточнении. Как А.Д. Резеп­кин, так и С.Н. Кореневский, игнорируя существование аналогий для всего комплекса БМК в Раннединастическом Ш/Аккадском периоде (25-23 вв.), опираются на калиброванные даты Майкопа, уводящие майкопскую культуру в начало IV тыс. до н.э. [Резепкин 1991; 2000; Коре­невский 2004] и рассматривают в качестве ближайших аналогий Майкопу памятники Арслан- Тепе (слои VII и VI а) в Восточной Анатолии [Кореневский 2004, с. 66], где нет в наличии и доли майкопского комплекса.

Остается также неясным, почему калиброванные даты Позднего Урука и Джемдет Наср, с которыми сопоставляется комплекс Большого Майкопского кургана, в зарубежных иссле­дованиях [Burney] совпадает с традиционной «средней» хронологией, а у отечественных ар­хеологов Майкоп удревняется еще на 900 лет [Кореневский 2004, с. 123-124]. Вероятно, су­ществует системная ошибка, которая заключена в процедуре калибровки радиокарбонных дат. Единственное, стоит отметить тот факт, что в целом расхождение шкалы калиброванных дат с исторической шкалой хронологии Ближнего Востока, которая также опирается и на аст­рономические данные, и на данные «Царских списков», требует более пространных объясне­ний со стороны ученых, принимающих эти даты. Переход на систему калиброванных радио­карбонных дат стало, по нашему мнению, причиной коллапса в решении основных проблем раннебронзового века Северного Кавказа [Николаева 2008].

Приверженцы автохтонного происхождения культур раннебронзового века Северного Кавказа также обновляют систему доказательств. Ими была предложена новая дефиниция:

«майкопско-новосвободненская общность» (или МНО). Обе составляющие МНО имеют, по замыслу авторов, независимое происхождение [Кореневский 2004, с. 11, сн. 2]. Однако, по нашему мнению, определение «независимость происхождения» несовместимо с термином «культурно-историческая общность», подразумевающим совокупность близко родственных культур, культур общего генезиса.

Совершенно очевидно, что сторонники калиброванных дат Майкопа неизбежно будут подойдут к вопросу, почему комплекс Большого Майкопского кургана не представлен во всем объеме в Арслан-Тепе VII и в то же время имеет точные и полные аналогии в Месопотамии конца Раннединастического III-начала Аккадского периода.

Исчез и предмет нашего многолетнего спора с «автохтонистами» о реальности миг­рационного происхождения Новосвободной, поскольку ими уже допускается разный гене­зис Майкопа и Новосвободной, на что мы настойчиво обращали внимание специалистов с 1974 года или, по замечанию С.Н. Кореневского, «навязывали серьезным ученым обсуждение вопроса о миграции шаровидных амфор из Европы или семитов из Месопотамии» [Кореневс­кий 2004, с. 9]. Следует отметить, что польские археологи, для которых КША - коренная куль­тура, отмечают связь КША с Кавказом (М. Шмидт) [Szmyt 1994, р. 7].

Все это позволяет нам вернуться к статье о происхождении культуры дольменов Ново­свободной [1974] и рассматривать новосвободненскую культуру вместе с КТК в качестве ев­ропейской культурной традиции на Северном Кавказе, которая в лингвистических терминах, определена нами, вслед за г. Крае, как «древнеевропейская». Отделение культуры дольме­нов Новосвободной от памятников майкопской культуры имеет прямое отношение к пробле­ме происхождения так называемой СКК. С другой стороны, решение этой задачи зависит от того, что мы вкладываем в понятие «СКК или КИО».

1.2.