ГЛАВА 12 СЕВЕРНОЕ И ВОСТОЧНОЕ ПРИЧЕРНОМОРЬЕ В III ТЫС. ДО Н. Э. ИНДОАРИИ В АЗОВО-ЧЕРНОМОРСКИХ СТЕПЯХ. ВЫДЕЛЕНИЕ КУБАНО-ДНЕПРОВСКОЙ КУЛЬТУРЫ. АРЕАЛЬНЫЕ СВЯЗИ КДК C ДЯ КИО И ДОЛЬМЕНАМИ НОВОСВОБОДНОЙ

В настоящее время уже не стоит вопроса, следует ли отделять памятники с повозками и обрядом погребения с отклонением на спину от древнеямных памятников и объединять их в отдельную культуру.

Впервые об этих памятниках с повозками как об отдельной культу­ре мы высказались в 1978 году (Сафронов, 1979а, с. 128), в то время как другие археологи продолжали относить эти памятники к древнеям­ной культуре (Гей, 1979).

¹B 1980 году была дана характеристика этой культуры; указано, что она входит в круг индоевропейских культур III тыс. до н. э.; приведе­ны хронологические аргументы в пользу датировки ее древнейших па­мятников временем дольменов Новосвободной, было предложено рас-

сматривать ее филиацией (степным вариантом) культуры Новосвобод­ной (Николаева, 1980, с. 29—30; Сафронов, 1980, с. 7). В 1983 году мы сформулировали свою концепцию по кубано-днепровской культуре как о культуре, отличной от древнеямной, в хронологических рамках 23— 18 вв. до н. э., в ареале от Нижнего Поднепровья и степного Крыма до Закубанья; памятники были атрибутированы как памятники индоариев (Николаева, Сафронов. 1983, с. 67—68), была обоснована с этнической точки зрения и связь Новосвободной с погребениями кубано-днепров­ской культуры (КДК).

За последние 5 лет появились новые интересные материалы по КДК в Прикубанье и Закубанье и о подобных памятниках на западных тер­риториях в области юго-западного варианта древнеямных KHO (Яро­вой, 1985; Гей, 1986, 1987), которые позволяют точнее проработать отдельные звенья нашей концепции. Следует отметить, что полемика, связанная с кубано-днепровской культурой, (Гей, Трифонов) не обога­тила данную проблематику, поскольку, не касаясь основ выделения культуры, свелась к схоластическому спору о названии культуры.

В отличие от культур среднебронзового века кубано-днепровская культура безинвентарна в основной своей массе, как и генетически свя­занная с ней древпеямная культура, особенно на ранних этапах разви­тия. Существенно проследить, какие признаки объединяют ее в культу­ру и отличают от культур в ареале и диахронии.

Памятники КДК были первоначально ограничены в соответствии со стратиграфией как памятники пост-майкопского и докатакомбного времени в Нижнем и Среднем Прикубанье. Культурно-дифференци- рующие признаки майкопской и катакомбной культуры высоко изби­рательны, поэтому отделение КДК от культур предшествующего и по­следующего периода в диахронии не составляет затруднений, но такие хронологические границы не препятствуют попаданию в массив пост­майкопского и докатакомбного времени и вытянутых погребений За­кубанья (Ульский аул, кк. 1—5, раскопки Н. И. Веселовского и Уляп, к. 3, раскопки В. А. Сафронова в 1976 году), и древнеямных погребений с обрядом захоронения на спине скорченно, и группы погребений на боку докатакомбного времени с инвентарем позднеямных погребений (Роговская, кк. 1—4 Тимашевского района, раскопки В. А. Сафронова в 1972 году: Сафронов, 1973). Таким образом, встает задача отделения от названных культур КДК.

Культурно-дифференцирующие признаки, отделяющие КДК от древ- пеямных погребений и культуры вытянутых погребений Закубанья — обряд трупоположения (в КДК самый выразительный и массовый об­ряд — это захоронение на боку с отклонением на спину) и повозка, сопровождающая каждое пятое погребение КДК (из расчета 40 доку­ментированных повозок из раскопок В. И. Козенковой 1973 г.,

В. А. Сафронова и Н. А. Николаевой в 1978—1979 гг. и А. Н. Гея и И. С. Каменецкого в 1979—1982 гг., учитывая неопубликованные повоз­ки из раскопок А. А. Нехаева на 200 погребений КДК в Нижнем При­кубанье) (Николаева, Сафронов, 1982, с. 59). Список признаков, раз­граничивающих три культуры постмайкопского и докатакомбного времени Прикубанья, можно было бы пополнить и формой могильного сооружения, однако эта характеристика недостаточно полно исследо­вана.

здесь небольшая выборка не позволяет сделать надежные выводы. Ямы от дна до заплечиков, на которых лежит пастил, имеют глубину 40—50 см; иногда в ямы помещался деревянный сруб.

Культурно-интегрирующие признаки, позволяющие рассматривать три культуры в массиве памятников постмайкопского и докатакомбно- го времени — не только стратиграфическое положение, но и наличие кургана, и окрашенность охрой. Однако эти признаки широко распро­странены во времени и пространстве и не являются основанием объе­динения.

Следует также отметить, что разграничительную функцию выполня­ет и территория. Действительно, вытянутые погребения, занимая Заку- банье и Среднее Прикубанье, редко фиксируются в Нижнем Прику­банье; древнеямные погребения преимущественно распространены в более северных районах Прикубанья. Центром ареала КДК является Нижнее Прикубанье с проходами до предгорий и Среднего Прикубанья.

Если вопрос отделения КДК от синхронных и соседних культур решается без затруднений, то более сложной представляется проверка на гомогенность массива памятников КДК.

Помимо обряда положения на боку с отклонением на спину (I тип) в КДК выделяются еще сильно скорченные погребения на боку с кис­тями pvκ, помещенными перед лицом (II тип) и частичная кремация (III тип захоронения). Последние два обряда характерны не только для КДК, что не позволяет атрибутировать такие погребения без учета археологических, стратиграфических и культурно-территориальных данных.

Три типа погребений КДК характеризуются следующими призна­ками:

I тип скорченного обряда положения — на боку с отклонением на спине — доминирующий в КДК, коррелирует в ряде случаев C повозкой (Крупская 4/7, Крупская 3/17, Крупская 3/16, Павлоград 6/14, 6/11) и характеризуется углом скорченности ног между 45 и 110°, углом между линией позвоночника и бедренными костями больше 90°, положением правой руки (у левобочников) или левой (у правобочников), согнутой под углом от 90° до 120—140° и вытянутым положением другой руки.

II тип скорченного обряда — сильноскорченный — включается в КДК на основании корреляции с повозкой и нахождения в однОхМ кур­гане с погребениями с I и III типами обряда КДК. Выделен в Новота­таровской 1/8 (из раскопок Козенковой, 1973). Характеризуется углом скорченности ног менее 45°, положением пяточных костей у таза, острым углом между линией позвоночника и бедренными костями и положени­ем одной или двух рук у лица. Хронологический диапазон подобного обряда — от майкопской и новосвободненской эпохи до катакомбного времени. Следовательно, этот тип обряда, коль скоро он присущ КДК, может быть включен в ядро культуры, поскольку живет от начала до конца ее существования, но он присущ и новосвободненским памятни­кам, и куро-аракским, и если погребение, совершенное по такому обря­ду, безинвентарно и не имеет повозки, то атрибуция его более неопре­деленна и должна определяться кругом трех названных культур. Од­нако избирательность керамики майкопской культуры, равно как и

' ~V , 207

куро-аракской, а также почти повсеместное присутствие керамики как в майкопских могилах, так и в куро-аракских позволяет почти одно­значно атрибутировать безинвентарные погребения по II типу обряда как кубано-днепровские.

Кроме того, куро-аракские погребения не встречаются на террито рии кубано-днепровской культуры на Днепре, в Нижнем и Среднем Прикубанье, а новосвободненские погребения находятся в более южных предгорных районах, стыкуясь с комплексами КДК лишь на границе степной и предгорной зон Адыгеи.

Внесение I типа погребального обряда в ядро культуры не вызы­вает возражений, поскольку этот обряд доживает до конца кубано- днепровской культуры и зафиксирован как составляющая погребаль­ного обряда в памятниках, которые трактуются как раннекатакомбные, хотя произведены в ямах.

Внесение II типа погребального обряда КДК в ядро культуры обос­новывается доживанием этого обряда до катакомбной эпохи и пережи­вании его в ряде катакомбных памятников. Это доказывается обнару­жением амфоры реповидной формы с зональным орнаментом при по­гребении КДК II типа (рис. 53: 1, 2), аналогичной амфоре в катакомб­ном погребении в Павлограде 6/10 (ПКОС 1978), ранний возраст которого и причастность к культуре погребений с повозками иллюстри­руется колесом, закрывающим вход в камеру.

III тип обряда КДК — частичная кремация. Связь этого обряда с двумя вышеописанными типами обряда, I и II, обосновывается и стра­тиграфией кургана I в Новотатаровской (раскопки Козенковой, 1973) и погребений Новотитаровская 1/12, 1/9, 1/8.

Новотитаровская 1/9 с обожженным костяком располагалась страти­графически между двумя погребениями с повозками и двумя рассмот­ренными типами погребального обряда I и II. Помимо этого трупо- сожжение было зафиксировано в том же кургане, в комплексах Hobo- титаровка 1/4,5. Следовательно, хронологическая позиция этого обряда определяется между I и II типами обряда трупоположения. Культур­ная принадлежность к КДК обосновывается присутствием следов огня почти в каждом погребении КДК в Прикубанье. Однако в отли­чие от двух других типов погребального обряда «трупосожжение» не может включаться в ядро культуры, а должно рассматриваться как деталь погребального обряда, совмещенная с 2 типами обряда трупо­положения, — «использование огня в ритуале».

Погребения, совершенные по I и II типам обряда без повозок, зани­мают ту же стратиграфическую позицию в кургане, что и погребения с повозками. И в тех, и в других погребениях встречена керамика одной и той же традиции.

Помимо керамического, в КДК известны и другие категории инвен­таря: каменный, металлический, костяной (по материалу), оружие, орудия труда, украшения (по функции). Существенным дополнением 208

к характеристике погребального инвентаря КДК явилось обнаружение погребения «литейщика» в Нижнем Прикубанье, с. Малаи, Красноар­мейского р-на (раскопки А. Н. Гея — И. С. Каменецкого в 1979 году: Гей, 1987, с. ). В этом погребении представлены топор майкоп- ско-новосвободненского облика в виде литейной формы и каменный топор гладкий, что, с одной стороны, позволяет еще раз подтвердить нашу датировку ранних памятников КДК новосвободненским временем (РБ Па, 23 в. до н. э., по Сафронову), а с другой стороны, сравнить и синхронизировать с топорами из Трои II (Мюллер-Карпе, т. 3, табл. 335: 13—15). В качестве украшений в погребениях КДК встрече­ны, как и в позднеямных, костяные молоточковидные булавки, плоские бляшки с пуансонным орнаментом. Хронология этой категории инвен­таря показана нами на материале Предкавказья и Причерноморья (Сафронов, 1972; Сафронов, Николаева, 1975). Большее значение бу­лавки КДК имеют для синхронизации КДК и древнеямных погребений.

Керамика кубано-днепровской культуры по технологии изготовле­ния, формам и деталям восходит к гончарным традициям КША (срав­ни: рис. 55: 1—5 и 55: 6—11, а также рис. 57: 1—6, 13—18, и рис. 57: 7—12, 19—24) и в ряде образцов повторяет формы производных от КША кубано-терской), (Николаева, 1987) и новосвободненской (рис. 54). Немногочисленная керамика, распределенная между двумя типами обряда КДК, объединяется своей причастностью к керамическому комплексу Новосвободной. Керамический комплекс погребений КДК без повозок, совершенных по I и II типам обряда, в Прикубанье также составлен керамическими типами, встреченными как в керамике Ново­свободной, так и в кубано-терской культуре (рис. 56). Объединяет их то, что подобные типы керамики встречены в кругу культуры шаровид­ных амфор (и такие параллели были приведены нами — Николаева, Сафронов, 1982, табл. 7, 8), к которой восходит и керамика дольменов Новосвободной и KTK.

Малое количество керамики КДК (18 сосудов на 200 погребений КДК в Прикубанье) не позволяет внести в «ядро» культуры определен­ные типы керамики, но атрибуция того культурного круга, к которому относится керамика КДК (КША, производные от КША, культура доль­менов Новосвободной, кубано-терская культура) дает возможность ввести самую общую характеристику для керамического комплекса КДК в ядро культуры.

Эта характеристика будет определяться как «керамика, принадле­жащая к кругу культуры шаровидных амфор и генетически связанных с ней культур».

Обнаружение новосвободненской амфоры в погребении КДК (Круп­ская 3/16 — рис. 56: 12 и 56: 1), совершенном по I типу, позволяет рассматривать и другие типы новосвободненской керамики присущими керамике КДК, поэтому обнаружение чернолощеного кубка (рис. 56: 14 сравнить с рис. 56: 3, 4), совершенном по II типу обряда (Среднее Прикубанье, KPOC, 1979, 1/1, раскопки экспедиции Северо-Осетинского университета) позволяет расширить набор керамики в ранних погре­бениях КДК (p∏c. 56: 14 — Николаева, Сафронов, 1982, рис. 5: 3, 7).

Стратиграфическое положение погребения по I типу без повозки, с двуручным сосудом (рис. 56: 15 сравнить рис. 56: 5), зафиксировано в кубано-терской культуре раннебронзового века этапа IIb, следующего за новосвободненским (Дзуарикау 1/19: Николаева, Сафронов, 1980, рис. 3: 1: 4); в кубано-днепровской культуре (Новотитаровка 1/9) между основным погребением Новотитаровка 1/12, совершенным по I типу и с повозкой, и впускным — Новотитаровка 1/8, совершенном по II типу и с повозкой, позволяет включить двуручный сосуд в число

14— 1163 209

характерных сосудов для КДК (Николаева, Сафронов, 1983, с. 56, 60, рис. 5: 5).

Таким образом, амфора, двуручный сосуд и кубок — характерные формы керамического инвентаря для КДК раннего этапа.

Таким образом, мы можем констатировать, что в Нижнем и Сред­нем Прикубанье имеется массив памятников, стратиграфически разме­щающийся между майкопскими и раннекатакомбными погребениями в курганах, в хронологических рамках — 23—18 вв. до н. э., занимаю­щий определенный и ограниченный ареал, не совпадающий с ареалом синхронных культур, таких, как новосвободненская и древнеямная, кубано-терская и культура вытянутых погребений Закубанья.

Этот массив памятников достаточно значителен для выделения куль­туры, в нем более 200 погребений. Он выделяется из ряда синхронных и соседних культур по признакам, затрагивающим основы культуры: по обряду — от новосвободненской, древнеямной и «вытянутых» захоро­нений Закубанья, по керамике — от древнеямной. И напротив, куль­туры, сменяемые и сменяющие во времени эти памятники, по своим высоко специфическим характеристикам хорошо отделяются от этого массива памятников (по форме могильного сооружения, по керамике и по обряду захоронения).

Вместе с тем памятники, включаемые в данный массив, объединя­ются по обряду трупоположения (с отклонением на спину, бочные за­хоронения, «сильно скорченные» захоронения с руками перед лицом и трупосожжение, или следы ритуальных кострищ в могиле); по форме могилы с помещением в каждом пятом погребении повозки; по кера­мике, принадлежащей к кругу КША и культур, генетически с ней свя­занных.

Подобная характеристика этого массива памятников соответствует представлению о новой культуре. Учитывая соответствие археологиче­ской культуры системе, а также определение Хмелева (Типы в культу­ре, 1978) для системы, мы можем констатировать, что памятники КДК соответствуют и системе, а следовательно, и археологической культуре, поскольку являют собой множество, обладающее интегральным качест­вом (объединяющие памятники КДК признаки) и единственно возмож­ной связью элементов (памятников) этого множества. Так можно обос­новать выделение кубано-днепровской культуры, используя принципы системного подхода. Отметим, что Нижнее и Среднее Прикубанье яв­ляется тем базовым регионом, в котором только и может быть выде­лена кубано-днепровская культура, хотя проявления ее имеются по всей полосе причерноморских степей и даже в Румынии, Болгарии, Северо­Восточной Венгрии. Это объясняется и наибольшим числом повозок, сосредоточенных в небольшом регионе, в одном кургане или группе соседних курганов, и вообще большим (200 погребений) массивом па­мятников, хорошей и множественной стратиграфией, присутствием датирующих категорий инвентаря.

Учитывая, что Прикубанье — базовый регион, все памятники в более широком ареале (как Северное Причерноморье), аналогичные выделенным в КДК по обряду погребения (бочные с отклонением на спину с восточной и западной ориентировкой, сильно скорченные с руками перед лицом и повозками), по керамике (принадлежащей к кругу культур, отмеченных влиянием КША) мы должны включать так­же в эту культуру. Такую работу мы выполнили в 1982 году (Николае­ва, Сафронов, 1983, с. 60), указав, что I и II типы обряда КДК встре­чены в Подонье (VI, 19 по Каталогу) и Нижнем Поднепровье (IV, 13— 17.no. Каталогу) и Северном Приазовье (IV, 18 по Каталогу) вместе с повозками. Без повозок, но с реповидными сосудами новосвободненско- 210

го типа по I и II типам обряда КДК совершены погребения в Крыму у Красноперекопска (Танковое 9/17, Рисовое 1/65, по Щепинскому: Николаева, Сафронов, 1983, рис. 9: 1, 2). Помимо таких керамических форм, встречены амфоры с ручками-уступами (Рисовое 1/69, Бабенко- во 1/21, Рисовое 4/14, Танковое 9/15, по Щепинскому: Николаева, Саф­ронов, 1983, рис. 10: 5—8) и кубковидные сосуды (Танковое 9/7, Рисо­вое 1/50: Николаева, Сафронов, 1983, рис. 10: 3, 4) (рис. 55). И обряд, и использование повозок для погребения, и керамика «новосвободнен- ского облика» (или шире — круга КША) встречаются в памятниках старосельского типа, определенных Ю. А. Шиловым (1982, с. 105—107, рис. 1 и 2). Далее на запад II тип обряда КДК встречается в каменных ящиках, погребениях так называемого нижнемихайловского типа (Ар­хеология УССР, 1985, с. 325) и в позднетрипольских погребениях от Днепра до Дуная. I тип обряда КДК, как и керамика, зафиксирован в старосельских погребениях и кеми-обинских (Археология УССР, 1985, рис. 89—90).

На территории юго-западного варианта древнеямной КИО выде­ляются в древнеямном обряде погребения трупоположение на боку с отклонением на спину (тип по Яровому, 1985) и скорченно на боку с руками перед лицом (Дергачев, 1986, рис. 3, табл. 3). Этим типам обряда присуща керамика амфорного типа (Дергачев, 1986, рис. 8: 6, 9, 3). В тех же пределах распространен и колесный транспорт, который сопровождается обрядом погребения с отклонением на спину, т. е. I ти­пом обряда КДК. Таким образом, можно говорить о проявлениях КДК как в обряде трупоположения, так и использовании повозки в качестве погребального инвентаря, и в керамической традиции в ареале от При­кубанья до Северо-Восточной Болгарии (сужу, по Панайотову). Общее количество таких погребений не больше 100, причем число повозок от­носительно уменьшается.

Хронология памятников КДК и погребений с колесным транспортом показывает, что западные памятники КДК древнее восточных (в При­кубанье), однако в настоящее время трудно локализовать центр форми­рования культуры на какой-то конкретной территории Северного При­черноморья. Можно только сказать, что хронологический разрыв памятников КДК на крайних пределах ее ареала незначителен и что количественно восточный массив памятников КДК в несколько раз пре­восходит западный массив памятников КДК, так же как и число пово­зок в Прикубанье (40 повозок без учета неопубликованных сведений А. А. Нехаева, с учетом их — более 40) превосходит число северопри­черноморских повозок в 3 раза, причем центр последних (по количест­венному признаку) — в Нижнем Поднепровье.

Древнейшие памятники КДК на западных территориях от Дона до Днепра синхронны с майкопской культурой по кавказской линии син­хронизации, с концом Триполья Cl и нижним слоем Михайловского поселения. Для доказательства этого тезиса достаточно привести хро­нологические обоснования Ю. А. Шилова — первооткрывателя старо­сельских памятников с повозками, а также нашу схему синхронизации погребений, совершенных по I и II обрядам КДК, содержащих как керамику новосвободненского облика, так и инвентарь, характеризую­щий вытянутые погребения пост-мариупольской культуры, по Ковале­вой (1987), с Михайловским поселением.

Ю. А. Шилов выделяет 9 погребений раннего этапа старосельского типа (1982, с. 106), которые он датирует «по данным типологострати­графического окружения временем Михайловки II» (там же.),. 30. по­гребений позднего этапа старосельского типа Ю. А. Шилов относит к позднеямному периоду — Михайловке III, причем, позднейшие из них 14* 211

зафиксированы в стратиграфическом окружении погребений «катакомб­ной культуры». Ю. А. Шилов считает, что керамика новосвободненско- го типа появляется на позднем этапе старосельской группы, а Новота­таровские (кубано-днепровские) погребения характеризуют поздний этап старосельского типа (там же, с. 106). Далее Ю. А. Шилов конста­тирует синхронность кеми-обинских и старосельских погребений и ука­зывает на большую древность старосельских памятников сравнительно с памятниками ямной культуры типа Михайловки II. «Истоки старо­сельского типа следует искать в среде памятников среднестоговского времени» (там же, с. 107). Как указывалось выше, нижнемихайловские погребения, по Ю. А. Шилову, датируются по майкопским сосудам (Первоконстантиновка 18/4), по сосудам типа Михайловка I и Средний Стог II, что по трипольской шкале определяется Трипольем CI. Мы показали выше, что древнейшие древнеямные памятники ДЯ КИО находятся в нерасчлененной стратиграфической связке с так называе­мыми нижнемихайловскими погребениями в правобережье Нижнего Поднепровья и междуречье Буга и Днепра. И следует подчеркнуть, что неправомерно включать в старосельские древнейшие памятники древнейшие древнеямные погребения этого региона, как это предложе­но Ю. А. Шиловым (1982, с. 105), поскольку размываются критерии выделения кубано-днепровской культуры, в которую мы включаем и старосельский тип.

Таким образом, Ю. А. Шиловым не приводится никаких прямых данных о датировке древнейших старосельских погребений майкопским временем, кроме фрагмента из Первоконстантиновки 1/8 майкопской керамики, если определение сделано правильно. В лучшем случае не­значительное число (9 погребений) наиболее ранних памятников, не содержащих к тому же керамики, может быть датировано временем Михайловки II (нижний горизонт, т. е. временем Новосвободной).

В этой связи следует привлечь другие памятники к обоснованию майкопской даты для древнейших старосельских памятников. Обнару­жение в Северном Крыму у Красноперекопской трех погребений по обряду КД К II типа с реповидным сосудом новосвободненского типа (Рисовое 1/65), с редкими фигурными костяными пронизями, встре­ченными в левобережье Нижнего Поднепровья в постмариупольской культуре (Танковое 9/15) и каменным терочником — характерным атрибутом погребений КДК в Прикубанье (Щепинский, Черепанова, 1969, с. 59, рис. 17: 5, 6: 18: 1—3) (рис. 55: 9) позволяет относить их с КДК (поскольку они включают два компонента ядра культуры КДК из трех имеющихся), но датировать майкопским временем, поскольку в постмариупольской культуре дважды были найдены литейные формы для отливки проушных топоров майкопского типа (Верхняя Маевка XII гр. 2/10, о. Самарский 1/6 — Ковалева, 1979, 1980).

Положение этих погребений по II обряду КДК между двумя погре­бениями, совершенными по I типу обряда КДК в одном и том же кур­гане, содержащими кубки новосвободненского типа и сосуда типа Ми­хайловки I (Николаева, Сафронов, 1983, рис. 9: 3, 4) (рис. 55: 3, 4) и аналогичными керамике старосельского типа, усиливает вышеприве­денные аналогии и правомерность отнесения всех названных погребе­ний к КДК, так как I тип обряда — это наиболее специфический для КДК и избирателен настолько, что может быть отнесен к КДК даже при отсутствии повозки.

Все сказанное о северокрымских погребениях можно перенести на старосельские погребения Нижнего Поднепровья. Они должны быть включены в КДК, поскольку, помимо обряда трупоположения (I тип) и керамики новосвободненского облика, включают очень существенный 212

Элемент — повозку. Датировка же старосельских погребений Нижнего Поднепровья может опираться на схему синхронизации северокрымских памятников, как это было изложено, и определяться майкопским’пе­риодом и Трипольем Cl (концом). А из этого следует, что западные памятники КДК в Причерноморье датируются раньше восточных. Если древнейшие восточные памятники КДК в Прикубанье датируются вре­менем Новосвободной, то причерноморские памятники КДК датируют­ся временем Майкопа. (По поводу датировки каждого конкретного комплекса с повозкой сказано в Каталоге повозок — см. главу 1.0),

Выделение кубано-днепровской культуры, и определение хронологи­ческой позиции ее комплексов на противоположных окраинах ее ареала позволяет говорить о движении этой культуры с запада на восток, причем тот факт, что увеличивается и число повозок с движением с запада на восток, вероятно, свидетельствует о той роли, которую май­копская культура сыграла в развитии колесного транспорта у племен КДК. Майкопские племена, продвигаясь на запад (поселение Констан­тиновское на Дону, Михайловка 1, Соколовка 1/6А, 2/3:), достигают Днепровского Правобережья и входят в контакт с носителями КДК. В результате этих контактов майкопцы могли передать более усовер­шенствованную форму колеса и форму «кибитки-дома» на колесах, которая превратила повозку из средства передвижения в форму жили­ща. Возможно, этим объясняется возросшая роль повозки в ритуале племен КДК, которую мы наблюдали в памятниках КДК в Прику­банье. Это предположение не входит в противоречие с тем фактом, что на западе повозка известна в культуре воронковидных кубков (Броно- чицы и др.), которая через культуру шаровидных амфор и древнеям- ную культуру явилась предтечей кубано-днепровской культуры. Вряд ли можно сомневаться, что носители КДК так же, как и древнеямные племена древнейшего периода, знали повозку, но знакомство через майкопцев с древневосточным транспортом обогатили знания транс­портной техники у племен КДК: если в KBK мы знали цельные колеса с прорезями (Тиндбекер Моор: Мюллер-Карпе, т. 3, табл. 646:) и сплошные (рис. 46), то в КДК мы видим колеса, сделанные из досок, по кругу, что облегчает и изготовление колеса, и ремонт его. У нас нет никаких сведений и о кибитке на колесах в Европе, но на Востоке и на Кавказе она представлена северокавказскими моделями катакомб­ного времени (Ульский аул, Три Брата и др.), из чего можно заклю­чить, что и это усовершенствование, древневосточное по происхожде­нию, было привнесено в среду племен КДК только древневосточными племенами, а таковыми в III тыс. до н. э. мы считаем только майкоп­ские, которые достигли Северного Кавказа и дошли до Правобережья Днепра.

Этническая принадлежность кубано-днепровской культуры может быть установлена на основании сходства ее по ряду признаков с древне- ямной культурой, индоиранская атрибуция которой выводится ретро­спективно по археологическим и лингвистическим данным (см. главу о ДЯ КИО). Выше указывалось, что имеется определенное сходство с синхронной древнеямной культурой, которое и было причиной того, что эти две культуры не могли быть отделены друг от друга. Интегри­рующие признаки для КДК и ДЯ КИО включают курган, яму как форму могильного сооружения, перекрытую древесным настилом, иног­да повозки, одну форму керамики в западной зоне ДЯ КИО — в По- бужье, Днестро-Дунайском междуречье, некоторые типы украшений (костяные бусы, булавки, подвески в 1,5 оборота, бляхи с пунсонной орнаментацией), окрашенность скелета охрой, использование мела и охры в ритуале. Дифференцирующие признаки включают обряд тру­

. 213

поположения, повозку, которая не стала обрядовой нормой в ДЯ КИО, неамфорные типы керамики ДЯ КИО (особенно круглодонные сосуды восточной зоны ДЯ КИО). Сходная часть керамического комплекса КДК и ДЯ КИО связана с общим происхождением от культуры ворон­ковидных кубков. Однако сходство керамики КДК наблюдается только с керамикой западной зоны ДЯК. В Прикубанье — восточной зоне ДЯК — бросается в глаза резкое отличие керамики КДК и ДЯК. Последние относятся к типичным круглодонным, овоидным сосудам волго-уральского и донского варианта, по Мерперту, никак не напоми­нающим об общем происхождении. Это свидетельствует также, что отпочкование кубано-днепровской культуры от археологического экви­валента индоиранцев — ДЯК западной зоны — произошло на терри­тории западнее Днепра и в период до середины III тыс. до н. э.

Сходство Новосвободной с КДК прослеживается по точным анало­гиям 8 формам керамики, что составляет 1/3 комплекса КДК (8/23) и 1/5 часть (8/43) комплекса Новосвободной. Коэффициент сходства равен 0,3, что, по Кларку, позволяет относить культуру Новосвободной и кубано-днепровскую культуру к одной культурно-исторической общ­ности (рис. 56).

Не конкретизируя центр сложения КДК, можно вполне определен­но указать на степной пояс от Прикарпатья до Среднедунайской рав­нины, к которому подходили границы ареала и культуры шаровидных амфор, и баденской культуры (большая часть форм которой имеется в комплексе Новосвободной), и древнеямной культуры, где могло иметь место взаимодействие, приведшее к сложению нового культурного комплекса.

В 1983 году мы привели три модели, объясняющие сложение КДК (Николаева, Сафронов, 1983, с. 62).

Лингвисты считают, что 20% сходства лексики указывает на языко­вое сходство. Сходство трех культур — КДК, ДЯК западной зоны, Но­восвободной — находит хорошее объяснение в индо-хеттской теории Стертеванта. Этническая атрибуция КДК, как индоарийская (Николае­ва, Сафронов, 1983, с. 66 и сл.) и сходство Новосвободной с КДК позволил сделать вывод о хетто-палайской атрибуции Новосвободной и в дальнейшем позволит уточнить ареал сложения КДК в большей мере.

Этническая принадлежность КДК устанавливается более определен­но, чем у новосвободненцев. КДК занимает узкую приморскую терри­торию от низовий Южного Буга — Днепра до низовий ц среднего те­чения Кубани. Если в междуречье Днепра — Дона эта культура раст­воряется ко II тыс. до н. э. в ямной культуре, то в Прикубанье и Крыму (см. выше и напр. Рисовое 1/41, 1/43; Щепинский, с. 122—124, рис. 48: 1, 2, 9—13) типичные комплексы КДК встречены с булавками как ран­него, так и позднего облика. Это свидетельствует об их доживании до катакомбного времени. Вне всякого сомнения, эта культура вошла компонентом в выделенную нами приазовскую катакомбную культуру, об этом свидетельствует полностью сохранившийся в катакомбной куль­туре погребальный обряд (I и II обрядовые группы, как и в КДК, охра, мел, угольки на подстилке), за исключением коренных изменений в форме могильного сооружения (появление катакомбы). В комплексах КДК и ПКК имеются каменные стелы. Появление приазовской куль­туры (ПКК) мы связывали со «смещением в восточные районы масси­ва мегалитических культур шаровидных амфор и шнуровой керамики, появлением на начальной фазе этого процесса кеми-обинских, нижне­михайловских и западно-кавказских дольменных памятников и оформ­лением катакомбных культур на заключительном этапе», иными сло- 214

вами, с процессом индоевропеизаций азово-черноморских степей. (Николаева, Сафронов, 1981, с. 5 и сл.).

В 18 в. до н.э. в СБ Ic (по периодизации Сафронова для Юга Вос­точной Европы (1979, с. 15) или в горизонте C для степного Предкав­казья (Сафронова, 1974, с. 77—97), когда в некоторых районах Ниж­него Прикубанья еще продолжает существовать ПКК, на Нижнем Дону и на Донетчине появляется донецкая катакомбная культура ДКК, в сложении которой участвовали три компонента: пришлый североев­ропейский, древнеямная культура, приазовская катакомбная культура. На нижнем Днепре в чуть более позднее время появляется аналогич­ная ДКК ингульская катакомбная культура. Впоследствиии все эти культуры вошли в предкавказскую катакомбную культуру, сменившуюся в Нижнем Подонье и Прикубанье культурой многоваликовой керами­ки и срубной культурой. В Закубанье этот период слабо освещен па­мятниками; вполне возможно, что катакомбные племена отступали, как и в Центральном Предкавказье, к горам, и остатки прежнего на­селения, возможно, сохранились в предгорьях. Возможно, именно ка­такомбный компонент обеспечил некоторый параллелизм в развитии позднебронзового — раннежелезного века Центрального Предкавказья, северо-западных предгорий Северного Кавказа и Горного Крыма. Сходство кобанских сосудов с катакомбными и чернолощенными обря­да погребения «скорченно на боку» с руками перед лицом мы уже отме­чали. Для Горного Крыма и его южного берега достаточно точные и полные параллели по обряду погребения и керамике отмечаются между позднекатакомбными и кизил-кобинскими А. А. Щепинским. Их можно дополнить соответствиями, уводящими к керамической традиции КДК.

В Нижнем Прикубанье и Адыгее в керамических комплексах позд­небронзового — раннежелезного века есть ряд корреспонденций, уво­дящих к катакомбной и даже керамической традиции КДК. Однако это особая тема. Для этнической характеристики КДК важно, что с 23 в. до н. э. до второй половины 18 в. до н.э. от низовий Буга и Днеп­ра до низовий Кубани приморская полоса была занята одной культу­рой, которая на этой же территории переросла в ПКК под влиянием злотского компонента, но продолжала существовать на этой террито­рии до 16 в. до н. э. (до 17 в. до н. э. — на Нижнем Дону). Далее эта культура вошла компонентом в инглуьскую катакомбную культуру на Днепре и ДКК, а через последнюю непосредственно и в предкавказ­скую, которая доживает до 13 в. до н. э., как установлено, в предгор­ных районах.

Таким образом, на протяжении более чем полтысячи лет, на ука­занной территории существовала единая культура — КДК, которая входила в разные варианты катакомбной общности, возможно, вошед­шей компонентом в материальную культуру раннежелезного века.

Памятники и, вероятно, население указанной территории на про­тяжении полуторатысячелетней истории отличались от остальных па­мятников и населения Северного Причерноморья — к такому же мне­нию на основании исторических и лингвистических данных пришел О. Н. Трубачев, указавший, что «неправомерно отождествлять все Северное Причерноморье с иранским языковым ареалом» (Трубачев, 1978, с. 35). По его мнению, «берега Керченского пролива, Таманский полуостров, Восточное Приазовье, Северо-Западный Кавказ своим лингвистическим своеобразием обязаны в значительной степени осо­бому индоевропейскому неиранскому этносу, фигурирующему в литера­турной традиции и свидетельству древних как племена синдов и мео- тов» (там же, с. 35). На основании данных ономастики (из греческих надписей на камнях) и текстах античных авторов и топонимики, Тру-

бачев, вслед за Кречмером, приходит к выводу об индоарийской или праиндийской принадлежности синдов и меотов» (там же, с. 37). Син- ды, по мнению исследователя, жили на Дону и называли Танаис (Дон) — *Sinus, что мы читаем как искажение первоначального синдо- меотского *Sindus (там же, с. 37). Далее Трубачев отмечает, что «толь- ков индийской индоарийской ветви языков река называется *Sindus. Отсюда, по Трубачеву, и название реки Инд, страны Инда. «Меоты или маиты были теснейшим образом связаны с Азовским морем, древней Меотидой. Связь названий моря и народа была ясна в общем еще древним. Народ был назван по морю, а не наоборот» (там же, с. 36). Название Азовского моря Трубачев читает *tem-arun (темное море’ — др.-инд.) объясняется из индоевропейского *dhe — «кормить грудью», т. е. кормилица Черного моря. Анализ языковых фактов привел Труба­чева к интереснейшему и основополагающему выводу, чрезвычайно важному и для определения этнической принадлежности КДК: «На Нижнем Дону синды жили до появления индоариев в Передней Азии» (там же, с. 37), т. е. до появления там митаннийцев (до 17 в. до н. э.). Исключительное значение имеет расшифровка Трубачевым, что «наз­вание меотов — эпиграфическая форма ’maitai’ передает, видимо, само название — всплывает в то же время (II тыс. до н. э. — в Перед­ней Азии; так мы этимологизируем название ^,maita^,, производное с хурритским суффиксом ’nni’ от одного из арийских самоназваний ^,maita^,(там же, с. 16). Следовательно, в Передней Азии с 17 в. до н. э. восходит к названию меотов, живших по берегам Азовского моря, включая Нижнее Прикубанье. Меоты, или вернее, их часть, образо­вавшая правящую верхушку государства Митании, должна была уйти из Прикубанья не позднее конца 18 в. до н. э., а допуская время на неизвестные перипетии, приведшие к власти пришельцев, их уход сле­дует датировать и более ранним временем, т. е. временем КДК (23— сер. 18 вв. до н. э.).

Близость названий ’Hypanis’ — Южный Буг, ’Hypanis’ — Кубань, ⁵HyphasirT в Индии (Трубачев, 1976, с. 16) и новые открытия Трубаче­ва «об индо-арийских следах, помимо непосредственного Приазовья, также в Крыму и низовьях Днепра» (там же, с. 16) позволили исследо­вателю установить ареал обитания праиндийцев от низовий Буга •— Днепра по приморской полосе до Нижнего Прикубанья, включая Крым и Нижнее Подонье, удивительно точно совпадающий с картой распро­странения памятников кубано-днепровской культуры. «Проявления пракритизма в реликтах языка северо-понтийских индоарийцев, в данном случае тавров» (там же, с. 17) рассеивают всякие сомнения в глубо­кой древности индоарийских свидетельств в районе Крыма. Аргумента­ция связи КДК и ПКК с позднейшими катакомбными культурами и связь последних с культурами раннежелезного века не могут, таким образом, поколебать общее положение о праиндийской атрибуции КДК, но хорошо иллюстрируют мысль Трубачева об исторических синдах и меотах как об остатках праиндийского населения в Азово-Черноморье. В Прикубанье они столкнулись с западно-семитскими племенами май­копской культуры (см. ниже). От этого народа они переняли некото­рые технические усовершенствования колесного транспорта (кибитки, составное колесо). Вероятно, праиндийцы были теми проводниками новых достижений в колесном транспорте, которые, вероятно, и пере­дали их в среду индоевропейцев, разбросанным в то время от Дона до Рейна. Они, вероятно, были теми распространителями более совер­шенных майкопских, а позднее — куро-аракских форм оружия (топо­ры, кинжалы,), находки которых часто встречаются в Причерноморье от Нижнего Подонья до Прикарпатья. Вместе с техническими дости-

216

жениями праиндийцы передавали и лексические заимствования из картвельских и семитских языков в индоевропейский массив. Вероят­но, этим, а не связями на праиндоевропейском уровне и следует объяс­нять некоторую часть семитских и картвельских заимствований в индо­европейских языках.