Выделение и происхождение «древнеевропейской» линии развития в культурах Северного Кавказа III-II тыс. до н.э.

При решении вопросов генезиса любой культуры необходимо установить наличие или отсутствие общих корней с хронологическими предшественниками этой культуры.

Кубано-терская культура следует по времени за новосвободненской, которой, в свою очередь, предшествует закубанская энеолитическая культура (по А.А.

6.7.1. Происхождение памятников новоданиловского типа и поселений пред­майкопского горизонта на Северном Кавказе. Древнеевропейская лииния развития на Северном Кавказе 25-24 вв. до н.э.

Культура так называемого предмайкопского горизонта представлена на Северо­Западном и Центральном Северном Кавказе и в Предкавказье поселениями, характер­ной чертой которых является керамика с накольчато-жемчужным орнаментом, а также энеолитическими погребениями, из которых наиболее значимыми являются погребения с зооморфными конеголовыми скипетрами. Широкое обсуждение проблемы атрибуции и датировки памятников с НЖК и со скипетрами стало результатом обозначившейся тен­денции в археологии за последние 25 - 30 лет в археологии более дифференцированно рассматривать гетерогенные культурные образования такие, как майкопско-новосво- бодненская, древнеямная, северокавказская культурно-исторические общности, выяв­лять их структуру и происхождение составляющих ее компонентов [Гей 2008; Рассамакин 1988, 2003; Резепкин 1991, 1996, 2000; Трифонов 1991, 1996, 2002]. Это положительное, на наш взгляд, явление было отмечено как тревожный симптом С.Н. Кореневским [Коре­невский 2004, с. 11], сторонником автохтонности и преемственности культур древнего Северного Кавказа.

Дифференцированный подход проявился и в исследованиях культуры поселений так называемого «предмайкопского» горизонта, без которых представление о культурно-исто­рических процессах на древнем Северном Кавказе было бы неполным [Сафронов 1989; Гей 1991; Нехаев 1992; Телегин 2000; Трифонов 2002; Резепкин 1996, 2000; Трифонов 1991, 1996, 2002; Формозов 1994; Шишлина 2007; Кореневский 1996; 2000; 2004].

Проблема датировки, выделения компонентов в культуре поселений с НЖК и про­исхождения собственно керамики с накольчато-жемчужным орнаментом связана с азо­во-черноморской линией развития энеолита степной и лесостепной части Восточной Европы. В.Н. Даниленко первым выделил две линии развития энеолита степей Украины. Первая линия, по его мнению, привела к сложению древнеямной культуры, а происхож­дение второй, азово-черноморской лини развития энеолита с плоскодонными сосудами, керамикой НЖК, зооморфными скипетрами выводилось им с Кавказа, из горизонта бы­товых памятников «майкопской культуры», как это определялось в соответствии с терми­нологией 1960-1970-ых годов [Даниленко 1974, с. 30]. По современной терминологии, эта линия развития известна как новоданиловская культурная группа среднестоговской культуры [Телегин 1985; 2000], или как скелянская культура, объединяющая новодани­ловские памятники и скелянский этап среднестоговской культуры [Телегин 2000а; Рас­самакин 2003], образующих доямный горизонт в памятниках III тыс. до н.э. юга Восточ­ной Европы.

Памятники доямного и предмайкопского горизонтов рассмотрел в рамках одного явле­ния В.А. Сафронов [Сафронов 1989, рис. 52]. Общим элементом в этих памятниках от Дуная до Кавказа он считал присутствие зооморфных каменных скипетров в виде головы лошади, специфического кремневого инвентаря (большие ножевидные пластины, стрелы и кремне­вые топоры), а также керамики с «жемчужным» орнаментом. Происхождение этого горизон­та памятников В.А. Сафронов в отличие от В.Н. Даниленко связал с районами Подунавья и с появлением нового культурного комплекса Чернавода I-Сэлкуца IV -Болераз, сложившегося в «индоевропейском» массиве Центральной Европы и ознаменовавшего продвижение уже дезинтегрированных групп индоевропейцев из районов Центральной Европы на восток до

Поволжья и Северного Кавказа. Эту миграцию он датировал рубежом Триполья В2/С1 [Саф­ронов 1983, 1989, рис. 52]^[58].

Согласно концепции В.А. Сафронова о 4-х прародинах праиндоевропейцев [Николае­ва 2010, с.

«Древнейшее ямное погребение», по Мерперту, в Нижнем Поволжье, Бережновка 5/22 [Мерперт 1974] напротив не имеет надежной даты и по данным антропологии и по типологии сосуда относится не к древнеямной культуре, а к хвалынской [Трифонов 1996, с. 4-5], и, по нашему мнению, синхронно с новоданиловской группой и датируется временем Триполье В2/ С1, т.е. позже думянских погребений.

Энеолитические памятники так называемого «предмайкопского горизонта» от Дона до Кавказа также связаны с новоданиловскими памятниками на основании находки скипет­ра на поселении с НЖК, Ясенова Поляна в Закубанье и скипетров в Нижнем Подонье (посе­ление Константиновское), поэтому следует рассмотреть ряд проблем, связанных с новода­ниловскими памятниками и со скипетрами, поскольку дискуссия по этим вопросам еще не закончена.

Погребения новоданиловской группы фиксируют появление курганов на юге Восточ­ной Европы, поскольку они бывают подкурганными наряду с грунтовыми и впускными в холмы [Телегин 1985; Дергачев 2007]. Хвалынско-среднестоговские погребения, которые частично синхронны с новоданиловской группой, являются бескурганными, что указывает на отличие их погребальных традиций.

Этот факт говорит, по нашему мнению, о появлении курганной практики в Северном Причерноморье не через посредство «новоданиловцев», а благодаря движению носителей курганного «древнеямного обряда», древнейшим свидетельством которого является упо­мянутые погребения в кургане 15/ц в Думянах Рышканского района на севере Молдавии, на левом берегу р.Прут.

Для памятников новоданиловской группы отмечается тот же обряд погребения «скор- ченно на спине с согнутыми ногами», который наряду с курганами является характерным при­знаком и древнеямной культуры, и далекой афанасьевской культуры. Это может свидетель­ствовать о частичной синхронности и параллельности движения «владеющих скипетрами» и строителей курганов из близких или одной территории.

Нет оснований считать одинаковым обряд трупоположения в новоданиловской груп­пе памятников, классический «древнеямный обряд» и среднестоговско-хвалынский обряд захоронения, а поэтому связывать их по обряду погребения. Есть различия в обряде погре­бения указанных групп: в памятниках хвалынско-среднестоговской общности ноги сильно

подогнуты к тазу или подведены под него [Агапов, Васильев. Пестрикова 1990], а в классичес­ких ранних древнеямных погребениях стопы ног отстоят достаточно далеко от тазовых костей (около 30 см). и часто «распадаются ромбом», чего не наблюдается в среднестоговско-хва- лынских погребениях.

Немногочисленная керамика новоданиловских погребений также отличается от орна­ментированной по всей поверхности среднестоговско-хвалынской керамики. Новоданилов­ская керамика представлена сосудами амфоровидной формы с высокой цилиндрической горловиной или кубковидной формы с воронковидной горловиной, которые имеют округлое, заостренное или шиповидное дно. Орнамент на такой керамике включает либо сосцевидные, либо круглые налепы. В среднестоговских слоях поселений от Днепра до Дона (Стрильча Скеля, Александрия, Константиновское, Раздорское- наблюдения Даниленко 1974) наряду с орнаментированной среднестоговской керамикой также зафиксирована керамика, украшен­ная так называемым накольчато-жемчужным орнаментом, что дало повод Д.Я.

Устойчивое сочетание длинных ножевидных кремневых пластин, трапециевидных крем­невых топоров, стрел и дротиков в инвентаре новоданиловских погребений характеризует ее как архаическую, неолитическую группу, но присутствие бронзовых предметов позволяет относить эти памятники к эпохе энеолита. С этим инвентарем в новоданиловской группе най­дены скипетры - уникальные предметы из камня (порфирита, диорита, диабаза).

Зооморфные скипетры существуют в двух вариантах: они бывают схематическими и реалистическими. Картографирование находок свидетельствует как будто об их культур­ном единстве [Дергачев 2007, с. 95; Телегин 2000, Рис. 3], хотя они занимают разные аре­алы и стилистически отличны друг от друга. Реалистические скипетры встречаются в по­давляющем большинстве на западе их ареала в Подунавье, а схематические - и на западе, и на востоке, причем схематические экземпляры (Обиршени, Могошешти) зафиксированы непосредственно в области древнейшего курганного и классического древнеямного обряда (Попрутье, Думяны).

Практически все реалистические скипетры встречаются в Балкано-Дунайском регионе (Югославии, Болгарии, Румынии), на поселениях трех земледельческих культур Гумельница, Кукутень-Триполье, где они являются случайными находками и чужеродным явлением, а так­же в горизонте Сэлкуца IV -Чернавода I. Реалистические скипетры дважды зафиксированы в погребениях названной новоданиловской группы (Суворово, Касимчи) [Дергачев 2007, с. 71 - 100]. Только один реалистический скипетр найден на востоке Предкавказья (Терекли-Мек- теб).

Схематические скипетры находились в инвентаре трех погребений на востоке ареала - в Архаринском могильнике около Элисты (Синицын, Эрдниев 1966), в кургане 1 у с.Джангар [Сафронов 1989, рис. 52; Телегин 2000; Шишлина 2007; Дергачев 2007; Николаева 2011, с. 99­110] в Калмыкии и в Саратовском Поволжье у хут. Шляховской [Клепиков 1994]. Все они от­несены к новоданиловской группе [Телегин 2000]. Их более примитивные вариации также встречены на поселениях предмайкопского горизонта (Ясенева Поляна) в Закубанье, на по­селениях и в могильниках хвалынской культуры [Агапов, Васильева, Пестрикова 1990; Малов], с предмайкопским комплексом на поселении Константиновское в Нижнем Подонье [Кияшко 1994]. Совместное нахождение абстрактно-схематических скипетров с хвалынской керами­кой и с керамикой НЖК в одном слое и в поселении Константиновское на Дону, и в поселе­нии Свободное около Усть-Лабинска, а также незначительная мощность слоя этих поселе­ний допускает возможность датировать находки временем всего слоя поселений, т.е. концом Среднего Стога II и временем появления майкопской культуры, фрагменты сосудов которой встречаются и на предмайкопских поселениях на Кавказе [Столяр, Формозов 1962; Формо­зов 1965; Резепкин 2000, с. 233 и сл.] и в Нижнем Подонье [Кияшко 1994, рис. 38].

О хронологии поселений предмайкопского горизонта, характерным признаком которых является керамика с накольчато-жемчужной орнаментацией, а также о соотношении культу­ры предмайкопской энеолитической культуры с майкопской и новосвободненской культура­ми высказались практически все исследователи Северного Кавказа эпохи энеолита-бронзы, датируя их в пределах IV тыс. до н.э. или периодом Триполье В 1, однако их доводы не являют­ся окончательным решением проблемы.

Так, А.А. Формозов считал, что энеолитические поселения, впервые открытые им, А.Д. Столяром, П.А. Дитлером и А.П. Руничем в 1957-1964 гг., являются «бытовыми памятни­ками майкопской культуры» [Формозов 1994, с. 44]. Он связал нижний слой Мешоко с Боль­шим Майкопским курганом, а Хаджох - с Новосвободной. Между ними он поместил памятники Ясенова поляна (с находкой скипетра) и Скала. Не изменил А.А. Формозов своей точки зрения даже после новых открытий (поселение Свободное). Он считал, что сходство этих поселений с трипольскими весьма относительно и присоединялся к ранней датировке Майкопа концом III тыс. до н.э. [Формозов 1994, с. 44-53].

А.А. Нехаев, открывший поселение Свободное около Усть-Лабинска, считал все поселе­ния предгорной зоны Северо-Западного Кавказа домайкопскими по времени, образующими единую закубанскую энеолитическую культуру. Он датировал три ступени развития этой куль­туры в соответствии с трипольско-балканской шкалой синхронизации. По схеме А.А. Нехаева, к ранней ступени относятся поселение Свободное и хвалынская культура, датируемые пери­одом Триполья А2/В1. Средняя ступень (поселения Замок, Мешоко, Ясенова поляна) датиро­вались им временем Триполье В1. Поздняя ступень (Ахметовское, Скала, Веселый, верхний слой Мешоко) соотносилась им с периодом Триполья В 2, а майкопская культура и поселе­ние Репин хутор предъямного горизонта сопоставлялись им с периодом Триполья С1 [Нехаев 1992, с. 82-83]. Поскольку никаких трипольских импортов на поселениях предмайкопского времени А.А. Нехаев не привел, а длительность периодов Триполья А2 - В2/С1 превышает 500 лет, трудно представить, чтобы предмайкопские поселения с их незначительным слоем и однотипным инвентарем существовали столь долгое время.

С открытием собственно майкопских поселений С.Н. Кореневский [1996; 2000; 2004] оставляет поселения с НЖК за пределами майкопской культуры, но в последней монографии все-таки включает их в майкопско-новосвободненскую общность [Кореневский 2004], дати­руя памятники МНО от начала IV тыс. до н.э.

Есть и мнение А.Н. Гея, что поселения предмайкопского горизонта Свободное, Мешо­ко, Агубеково, Нальчикский могильник, а также Раздорское и Самсоновское на Нижнем Дону должны быть сопоставлены не с дольменами Новосвободной, а с Большим Майкопским кур­ганом. Эти поселения, по его мнению, и являются местной основой майкопской культуры [Гей 1991, с. 31-34]. Однако, на наш взгляд, «местная основа майкопской культуры» - это неясный термин, который является элементом концепции автохтонности майкопской культуры. В этой статье мнение А.Н. Гея, по сути, совпадает с взглядами С.Н. Кореневского, считающего Май­коп и Новосвободную связаными генетически. В более поздних работах А.Н. Гей склоняет­ся скорее к сторонникам происхождения Майкопа и Новосвободной из разных центров [Гей 2008, с. 184-186].

А.Д. Резепкин предлагает другую схему синхронизации энеолита Восточной Европы и Кавказа, опираясь на новую доктрину украинских археологов, согласно которой начало памятников типа «Михайловка, нижний слой» (что рассматривается как время «майкопской культуры» - Н.Н.) синхронно Триполью В 2, а памятники новоданиловского типа относятся к Триполью В 1. К этому же горизонту относятся 1-я группа подкурганных погребений на Ниж­нем Дону. [Кияшко 1994] и 5-я группа энеолитических погребений на Кубани [Трифонов 1991, с. 71, 72]. Таким образом, вся свита памятников энеолитической закубанской культуры ока­зывается синхронной в большей части новоданиловским памятникам, т.е. Триполью В 1 [Ре- зепкин 1996].

По мнению А.Д. Резепкина, на основании находки скипетра в Ясеневой поляне, ко­торый имеет аналогии и на западе ареала (Суворово), и на востоке (Архара), весь горизонт скипетров также датируется Трипольем В1. Дольмены Новосвободной не могут быть рань­ше Триполья В 2, поскольку блок ранней культуры воронковидных памятников (КВК), от ко­торой, по мнению Резепкина, произошла Новосвободная [Резепкин 1987; 1991], датируется Трипольем В 1. Совместное присутствие керамики майкопской и новосвободненской культур

на Серегинском поселении дает А.Д. Резепкину основание говорить о синхронности двух этих культур на втором этапе майкопской культуры. По Резепкину, новосвободненские па­мятники второго (майкопского) этапа датируются Трипольем С1, а гробницы Новосвободной продолжают существовать до конца Триполья С 2 [Резепкин 1996].

В другой работе исследователь [Резепкин 2000, с. 223-235] разделяет поселения пред- майкопского горизонта и относит к майкопской культуре стоянку Хаджох, а поселения Ясено­ва поляна и Скала - к домайкопским. Таким образом, А.Д. Резепкин выделяет в предмайкоп- ском горизонте две разных культурных составляющих: компонент, генетически связанный с майкопской культурой, и инокультурный компонент, хронологически сосуществующий с май­копской культурой, т.е. доживающий по западной шкале относительной хронологии до Трипо­лья С1. Мы поддерживаем тезис, что Новосвободная доживает до конца позднего триполья и другой тезис, что поселения с НЖК синхронны с раннемайкопскими погребениями (по Гею, они относятся к майкопско-усть-джегутинской стадии собственно майкопских памятников [Гей 2008, с. 184 и сл.]). Из этого следует, что культура с НЖК доживает до триполья С2 и да­тируется трипольем С1/С2. Как будет показано ниже, мы придерживаемся именно этой даты для зооморфных скипетров.

Несмотря на дискуссии в течение последних 20 лет о месте предмайкопского горизон­та и о хронологическом соотношении домайкопских, майкопских и новосвободненских па­мятников с памятниками доямного горизонта Черноморо-Каспийского региона, консенсуса и ясности в этом вопросе пока нет.

Следует подчеркнуть, что поселение Константиновское на Дону, привлекаемое в ка­честве ближайшей аналогии поселению Свободное, имеет один слой мощностью 0.3-0.4 м и включает в себя как элементы хвалынско-среднестоговской КИО, новоданиловской группы и компоненты предмайкопских поселений, так и «майкопскую» керамику и очажные подставки, которые, в равной степени, встречаются и на майкопских поселениях. Это обстоятельство оп­ровергает тезис, что поселения предмайкопского горизонта, майкопской и новосвободненс- кой культур существовали в течение почти тысячи лет (как следует из трактовки Резепкиным, Кореневским, Трифоновым, Рассамакиным калиброванных радиокарбонных дат), но свиде­тельствует о сихронности в какой-то части всех названных культур.

Неправильная методика датирования скипетров и необоснованное, устоявшееся допу­щение М. Гимбутас о вторжении степных племен с востока на запад привели к ошибкам при сопоставлении балканской и передневосточной линий синхронизации и породили мнение о невозможности использования дат западной шкалы хронологии применительно к памятни­кам Северного Кавказа [Кореневский 2004]. Однако обнаружение скипетров того же типа в Нижнем Подонье на поселении Константиновское [Кияшко 1994] и на стоянке Ясенова Поляна в Закубанье, а также находки совершенно одинаковых скипетров в Архаринском могильнике, в музее Владикавказа, двух подобных скипетров в Саратовском Поволжье (из Куйбышевского музея и хут.Шляховского в Саратовском Поволжье), в Ростове-на-Дону (случайная находка) и в Джангаре в Северо-Западном Прикаспии открывает не только возможности коррекции дат скипетров в восточной части их ареала, но и объединяет проблему культурной атрибуции до- ямных памятников Черноморо-Каспийского региона и домайкопских поселений в западной части Северного Кавказа, свидетельствуя о том, что «владеющие скипетрами» вписали свою страницу в древнюю историю Северного Кавказа.

Культурная атрибуция погребений со скипетрами, как и всей так называемой новода­ниловской группы, неопределенна, поскольку оба варианта скипетров найдены только в трех полноценных комплексах, без ясного керамического сопровождения. Этими комплексами являются Касимча, Архара 27/1-3, хут. Шляховской. Обнаружение нами в кургане у с. Джангр в Северо-Западном Прикаспии (республика Калмыкия), в холмово-курганном погребении ка­менного схематического «конеголового» скипетра имеет важное значение (Джангр 1/3), пос­кольку стратиграфия и состав комплекса расширяет возможности сравнительно-историчес­кого анализа, а следовательно, и датировки скипетров.

Скипетр был обнаружен в многослойном кургане, но данные стратиграфии показывают, что погребение со скипетром было древнейшим и впущено в небольшое возвышение, а вы- кид от могилы образовал насыпь, в которую было впущено другое энеолитическое погребе­ние с сосудом (Джангр 1/8). Сосуд имеет точную аналогию в керамике погребения около хут. Попов 31/4 в ст. Цимлянской, относимого В.Н. Даниленко к среднестоговскому периоду ямной

культуры [Даниленко 1974, с. 71-72, рис. 44:11]. Согласно стратиграфии поселения Михайлов­ка, нижний слой Михайловка 1, с позднесреднестоговской керамикой датируется Трипольем С1 или 2 [Археология УССР 1985, с. 330]. Керамика НЖК, кроме новоданиловских погребений, встречена в среднедонском энеолите (репинская культура) [Синюк 1981, с. 8-19], которая по стратиграфии поселения Михайловка на Нижнем Днепре занимает следующий горизонт Ми­хайловка 2, синхронному периоду триполье С2.

По Даниленко, такие памятники, как Сабатиновка 1 со среднестоговскими сосудами и костяными «псалиями», Березовская ГЭС со скипетром типа Константиновского и Ясеново- полянского, среднестоговское поселение Новые Русешты, средний слой поселения Средне­го Стога и средний слой Стрильча Скеля, Хэбэшешти и Журы со скипетром надо датировать трипольем В2 [Даниленко 1974, с. 72], скорее переходом В2/С1. Следует сказать, что инфор­мация о поселении Михайловка путаная: вероятно, многим так и непонятно, какой майкопс­кий горшок найден в Михайловке 1 и в нижнем слое Михайловки 2. и к какой фазе триполья С относятся импорты из нижнего слоя.

Несмотря на то, что трудно точно указать исходный центр формирования новодани­ловских памятников, следует принимать во внимание факты больших разработок кремневых шахт, широкого использования кремневого инвентаря, как трапециевидные топоры, длинные ножевидные пластины, стрелы. отмечаемые в северо-восточной области нео-энеолитичес- ких культур Центральной Европы. К таким культурам принадлежат и культура воронковидных кубков, и ее производные, в том числе и культура шаровидных амфор.

Лингвистическая атрибуция этого населения была определена как древнеевропейс­кая^[59]. Племена древнеевропейской лингвистической общности, занимавшие север Цент­ральной Европы, среди первых были вовлечены в миграции на восток, вызванные эколо­гическим кризисом начала III тыс. до н.э. По пути следования мигранты вошли в область расселения среднестоговско-хвалынской общности. След их контактов отмечен смешан­ными комплексами, которые мы наблюдаем как на Нижнем Дону (Константиновское, Раз- дорское), так и на Северном Кавказе (поселения с НЖК от Закубанья до Пятигорья и отде­льные погребения со скипетрами от предгорий Северного Кавказа до Северо-Западного Прикаспия и Нижнего Поволжья).

Уже первые миграции индоевропейского населения Центральной Европы на юго-вос­ток в Восточную Европу, на Кавказ или далее на восток вплоть до Саяно-Алтайского региона демонстрируют алгоритм индоевропейских миграций, который раскрывается именно на ос­нове археологических материалов. Сущность его состоит в том, что миграционный импульс, который задан изначально небольшим мигрирующим группам центрально-европейского происхождения, поддерживается далее новыми участниками, каковыми является автохтон­ное (неиндоевропейское) население, через территорию которых проходит миграция.

В пользу такой модели центрально-европейских миграций, в которых смешиваются мигранты и их попутчики, говорит и металл Балкано-Карпатской металлургической провин­ции, который найден в новоданиловских и хвалынских погребениях [Агапов 1992; Рындина 1998; 2002, с. 74-81], и смена антропологического типа, и сочетание разных керамических традиций в памятниках, оставленных мигрантами, вся культурная мозаика юга Восточной Ев­ропы, в которой до сих пор разбираются археологи.

К индоевропейской атрибуции новоданиловских памятников со скипетрами имеет от­ношение вопрос о приоритете культур, где была доместицирована лошадь. Сейчас уточняет­ся и тезис В.Н. Даниленко, и Д.Я. Телегина о среднестоговском приоритете в доместикации лошади. Сейчас этот тезис звучит так: именно в среде новоданиловцев началось приручение лошади, использование ее в транспортных целях одновременно со становлением подвижных форм скотоводства [Рындина, Дегтярева 2002, с. 75].

Можно добавить, что лошадь известна как в позднетрипольской культуре (20 %), так и в культурах КВК и КША [Szmyt 1999], что могло бы также объяснить ее манифестацию в скипет­рах новоданиловской группы при прочих доводах.

Таким образом, принадлежность к «древнеевропейским» культурам Центральной Ев­ропы устанавливается по кремневому инвентарю (большим ножевидным пластинам, кремне­вым трапециевидным топорам, стрелам), характерному для культуры воронковидных кубков. КВК известна в многих территориально-хронологических вариантах. Культура Михельсберг также связана генетически с КВК, сочетает в своем комплексе кремневый инвентарь и круг­лодонные сосуды с воронковидной горловиной, т.е. те формы, которые встречаются в посе­лении предмайкопского горизонта Свободное в Адыгее.

Все сказанное позволяет с известной долей условности говорить о существовании ин- доевропейской/древнеевропейской культурной традиции на Кавказе в домайкопское время.

6.7.2. Происхождение культуры дольменов Новосвободной. Древнеевропейская линия развития на Северном Кавказе в 22 вв. до н.э.

Население «предмайкопского» горизонта» (культура поселений с накольчато-жемчуж- ной керамикой и энеолитических погребений новоданиловской группы) сменяется и час­тично сосуществует с пришедшими из областей Древнего Востока носителями майкопской культуры [Сафронов 1982; 1989; 1990]. Доживает энеолитическая культура предмайкопского горизонта до новосвободненской эпохи - не вполне ясно, но Новосвободная и поселения с НЖК, возможно, связаны общим генезисом с нео-энеолитическими культурами Центральной и Восточной Европы, о чем можно судить по редкой орнаментации керамики «жемчужинами», выдавленными и замазанными изнутри и выступающими выпуклинами на внешней поверх­ности сосуда, которые встречаются как в усатовской культуре Северо-Западного Причерно­морья [Збенович 1974], так и в репинской культуре Среднего Подонья [Синюк 1981, с. 8-19].

Культура дольменов Новосвободной рассматривается отдельными учеными в рамках майкопско-новосвободненской культурно-исторической общности, имеющей местное про­исхождение, но впитавшей и переработавшей ближневосточные импульсы конца Убейда-на- чала Урука [Мунчаев 1975; 1994; Кореневский 2004].

В настоящее время ряд специалистов говорят о разном генезисе Майкопа и Новосво­бодной и связывают Новосвободную с культурами Центральной Европы [Николаева, Саф­ронов 1974; Николаева 1980 б; Сафронов 1989, с. 223-241; Резепкин 1987; Rassamakin 1996, с. 112-132; Николаева 2006, с. 3; Николаева 2010, с. 121-143; Гей 2008].

Исходным в нашей концепции о происхождении Новосвободной является рассмотре­ние памятников типа Большого Майкопского кургана и дольменов Новосвободной в качест­ве двух разных культур, а также доказательство месопотамского происхождения майкопской культуры [Николаева, Сафронов 1974, с. 174-199; Николаева 1982; Сафронов 1982; Сафронов 1989; 1990, с. 137-144; Николаева 2009, с. 162-174],.

Происхождение культуры Большого Майкопского кургана определяется уникальными аналогиями всему комплексу Большого Майкопского кургана в памятниках Месопотамии времени Раннединастического III/ Аккадский период, в районе Харрана в восточной части государства Эбла, называемой в документах архива Эблы областью ARMI-ARAMI [Сафронов 1982, с. 63-94;Сафронов 1989, с. 242-258; Сафронов 1990, с. 137-144; Николаева Сафронов, 2003, с. 248-258; Грант 1998, с. 29]. Гипотеза об исходе майкопцев из Северной Месопотамии подкреплялась единственно возможной исторической ситуацией, когда такая миграциямогла произойти. Бегство части населения на Северный Кавказ, а другой части - в Сирию, Палести­ну и Египет [Сафронов 1982; Сафронов, Николаева, 2003] было вызвано угрозой государству Эбла со стороны аккадского царя Нарамсуэна (2230-2200 гг. до н.э.). Общая линия развития севера и юга Месопотамии в Раннединастическом III периоде объяснялась миграцией запад­носемитских общин из города Ура в междуречье Хабура и Балиха. Эту мысль высказал иссле­дователь аккадских памятников Северной Месопотамии, английский археолог Мэллоуэн. Эти факты хорошо подтвердились результатами анализа письменного источника, Ветхого За­вета, где в книге Бытия запечатлена легендарная история ухода западносемитской общины под предводительством Фары и Аврама из Ура в Харран, где уже проживали родственные им западносемитские арамейские общины Нахора [Сафронов 1982, с. 94; Николаева, Сафронов 1982, с. 49-50; Николаева 1982, с. 28-29; Сафронов 1989, с. 242-258; Сафронов 1990;Сафро- нов Николаева 2003]. Неслучайно незадолго до гибели Эблы в 2225 г. до н.э. из области Арами в Египет отправилось племя Аврама. Те же события спровоцировали уход части населения страны Арами на Северный Кавказ [Сафронов 1982, с. 63-70].

Происхождение Новосвободной мы выводили с запада Восточной Европы, привлекая аналогии инвентарю и могильным конструкциям Новосвободной из памятников культуры ша­ровидных амфор и культуры воронковидных кубков, синхронной КША. Аналогичные процес­сы мы усматривали в сложении усатовских памятников и кеми-обинской культуры [Николае­ва, Сафронов, 1974, с. 174-199]. В 1974 году мы не выделяли новосвободненской культуры в строгом смысле этого слова, но отделили ее от майкопской по всему комплексу культурных признаков и установили их разное происхождение.

Новосвободненская культура имеет ограниченный ареал, короткий промежуток сущес­твования на Кавказе и объединяется с серией дольменов на Северо-Западном Кавказе по уникальным дольменовидным гробницам, но отделяется от синхронных и соседних культур уникальным керамическим комплексом.

В характеристике керамического комплекса Новосвободной, позволяющего решать вопросы происхождения, имеют значение и технологические (примеси, обжиг и обработка поверхности), и типологические признаки.

Новосвободненская керамика изготавливалась без гончарного круга, и это отли­чает ее от гончарной майкопской керамики. Такой технологический признак, как включе­ния толченой раковины в глиняное тесто, выделяет керамику Новосвободной и керамику ряда культур степного энеолита Азово-Черноморья и служит ориентиром к ее проис­хождению. Такие признаки, как цвет сосудов Новосвободной (вариации от красного до черного), указывает на использование технологии восстановительного и окислительного обжига. Лощение до зеркального блеска, ангобирование встречаются в ограниченном круге синхронных культур как на Кавказе (майкопская), так и в Северном Причерноморье (Усатово, Касперовцы). Окрашивание поверхности новосвободненских сосудов [Попова 1963, с. 19] указывает на контакты с кругом культур, где используется краска в керами­ческих технологиях. Это круг расписных керамик Юго-Восточной Европы и Правобереж­ной Украины.

Ведущими формами керамики новосвободненской культуры являются уникальные кру­тобокие сосуды больших размеров с коротким относительно узким цилиндрическим или ко­ническим горлом и относительно небольшим дном так называемые «бомбовидные амфоры» [Попова 1963, табл. XII:3, XIV:2], которых нет нигде, кроме как в трипольской культуре [Коши- ловцы: АУССР, рис. 59:2; Энеолит, с. 293, табл. LXXIII:110-112, 140-143; табл. LXXVII:118]. Это служит косвенным указанием на центр сложения новосвободненского комплекса, в непос­редственной близости к трипольской культуре.

Реповидные сосуды отмечаются в позднетрипольских памятниках городско-касперов- ской группы [Звенячин, АУССР 1985, рис. 64:20], в кеми-обинской культуре [Сафронов 1989, рис. 57:1-3] и в КША Волыни [Николаева, Сафронов 1974, рис. 79]. Амфоры с двумя ручками на переходе от горловины к боковой части, плоскодонные и круглодонные, являются хотя и редкими, но показательными формами в Новосвободной. Такие амфоры отмечаются как куль­туро-образующая форма в КША [Mller-Karpe 1968, табл. 511]. Сосуды с широкой головиной распространены как в Новосвободной [Попова, 1963, табл. XV:3; Rezepkin 2000, табл. 6,9,10], так и в позднетрипольских памятниках (могильники Выхватинцы, Данку, Усатово) [Дергачев, Манзура 1991, рис. 22:9, 23:2, 24:3]. Кубки Новосвободной с высоким цилиндрическим горлом [Попова 1963, табл. XII:2; Rezepkin 2000,табл. 11, 12, 48] встречаются в КША и КШК, и в позд­нетрипольских памятниках [Дергачев, Манзура 1991, рис. 35:4, 10]; миски с загнутым внутрь краем [Rezepkin 2000, табл. 10] и глубокие мисы с воронковидным устьем отмечены в тех же культурах [Дергачев, Манзура, 1991, рис. 42:7, 43:7].

Амфоровидные сосуды в культурах позднего неолита-энеолита севера Центральной Европы восходят к культуре Винча и представляет собой основную индоевропейскую фор­му [Николаева 1990], которая живет на севере Европы вплоть до 4-3 вв. до н.э. (поморская культура). Вероятно, длительность традиции (4 тысячи лет) обусловлена изначально культо­вой функцией таких сосудов, Антропоморфное тулово и крышка в виде личины изображали божество и играли большую роль в погребальной обрядности. Таким образом, присутствие амфор в комплексе Новосвободной a prioriуказывает на его происхождение из Центральной Европы, арены распада позднеиндоевропейской общности и исходного центра для индоев­ропейских миграций на юг и юго-восток, поскольку никаких амфор в энеолите к востоку от Днепра в Европе и на Кавказе не было известно.

Орнаментация на керамике дольменов Новосвободной позволяет также сделать неко­торые выводы. Орнамент на плечевой части сосудов, как ожерелье, отделяет горловину от тулова и подчеркивает антропоморфизм сосудов, т.е. увязан с формой сосуда. Он выполнен несколькими способами: нарезными линиями, образующими елочный узор; выпуклинами или круглыми налепами, вытянутыми в линию или заключенными в прямоугольный контур; несколькими линиями наколов или мелкого треугольного штампа. Повторение орнаментации в виде нарезных линий и выпуклин на бронзовых чашах и на топорах Новосвободной опре­деляет однокультурность металлокомплекса и керамического комплекса Новосвободной. Подобный орнамент также отмечен в городско-касперовской группе трипольской культуры [Археология УССР 1985, рис. 64:2].

Отсутствие шнурового штампа в орнаментах Новосвободной при том, что в круге куль­тур, где находятся аналогии всему комплексу Новосвободной, есть шнуровой штамп, гово­рит о формировании элементов новосвободненского комплекса, в дошнуровой период КВК, КША. Между временем формирования комплекса и началом миграции существует разрыв. Поскольку шнурового штампа нет и в фатьяновской, и балановской культуре [Крайнов 1972; Кожин 1967; Бадер 1963] при некоторых параллелях с Новосвободной, можно предполагать аналогию в механизме формирования фатьяновского и новосвободненского комплексов и их территориальное соседство в какой-то период.

В то же время «шнуровой» орнамент встречается в декоре керамики и бронзовых пред­метов кубано-терской культуры и служит хронологическим terminus post quemдля КТК.

Синхронизация памятников Кеми-Обы, Нижней Михайловки, Усатово, позднего Сред­него Стога II и позднетрипольских поселений с КВК, КША разработана украинскими и поль­скими археологами [АУССР 1985]. В вопросах происхождения культур этого горизонта пред­почтение отдавалось Северному Кавказу с его транскавказскими связями [Даниленко 1974; Шапошникова 1985]. В исследованиях украинских археологов вопросов происхождения от­сутствовал этно-культурный аспект, как и при анализе причин трансформации трипольской культуры на позднем этапе.

Отметив общие черты всего комплекса погребального обряда и инвентаря гробниц Но­восвободной:

- в кеми-обинской культуре (22 признака) Северного Крыма [Николаева, Сафронов 1974, с. 181-182, табл. 1-3];

- в усатовской культуре (26 признаков) Северо-Западного Причерноморья и в памятни­ках позднего Триполья (26 признаков) [Николаева, Сафронов 1974, с. 182-184, табл. 1-3];

мы напрямую сопоставили керамику и черты погребальной обрядности Новосвободной с памятниками культуры шаровидных амфор по 32 признакам [Николаева, Сафронов 1974, с. 186. табл. 1-3].

Кроме прямых сопоставлений новосвободненской культуры с культурой шаровидных амфор, мы констатировали:

- «влияние культуры шаровидных амфор на сложение усатовских памятников» и позд­нее триполье в целом (25 общих признаков) [Николаева, Сафронов 1974, с. 184 табл. 1-3];

- «влияние культуры шаровидных амфор на кеми-обинскую культуру Крыма и Нижнего Поднепровья»(23 признака) [Николаева, Сафронов 1974, с. 185-186].

Сходство трех групп памятников, Кеми-Обы, Усатово и КША, между собой и с дольме­нами Новосвободной объяснялось нами как инфильтрация групп носителей культуры шаро­видных амфор в ареал позднетрипольских племен с трансформацией культуры последних, и с их дальнейшей миграцией в Нижнее Поднепровье, Крым и на территорию Закубанья [Нико­лаева, Сафронов с. 188-193].

Относительная и абсолютная хронология памятников четырех названных культур под­тверждала, по нашему мнению, их синхронность на каком-то отрезке. В настоящее время и российскими кавказоведами признается существование хронологического горизонта уса­товских, нижнемихайловских, кеми-обинских памятников, куда присоединяют или майкопс­кие, или новосвободненские памятники. Так, А.Н. Гей, например, говорит о нижнемихайлов- ско-новосвободненской общности [Гей 2008. с. 184-186] и об отсутствии генетической связи Новосвободной и Майкопа, но подчеркивает, что в силу незначительного разрыва в пределах погрешности определения существующие даты не могут свидетельствовать о направлении движения с Кавказа в Центральную Европу или, наоборот, с запада на восток.

В течение 30 лет после выхода нашей статьи произошли изменения в источниковой базе новосвободненской культуры. С 1979 по 1991 годы исследовались курганы с погребениями новосвободненской культуры в урочище «Клады», около ст. Новосвободной [Rezepkin 2000]. Это расширило число комплексов этой культуры как количественно, так и качественно. Новые материалы изменили представления о «ядре новосвободненской культуры», куда включают­ся названные выше типы сосудов, орнамент, каменные гробницы и технологические признаки керамического производства. Использование новых данных позволяют выполнить процедуру выделения новосвободненской культуры, но это не входят в задачу данной работы, поэтому мы будем опираться на эпонимные памятники и на выводы своих статей [Николаева, Сафро­нов 1974; Сафронов 1989, с. 217-242].

Кроме того, есть некоторые замечания к концепции А.Д. Резепкина, которая была за­щищена им в качестве диссертации в 1987 году и продублирована в публикации курганов могильгика «Клады» на немецком языке. В исследовании А.Д. Резепкина новосвободненская культура «размывается», необоснованно растягивается во времени. Неоднородный массив погребений в курганах могильника «Клады» становится основой для моделирования А.Д. Ре- зепкиным этапов развития единой (?) майкопской культуры.

Происхождение майкопско-новосвободненской культуры, по А.Д. Резепкину, связано с Центральной Европой, с ранним этапом культуры воронковидных кубков. Появившись раньше «майкопцев» на Северном Кавказе, «новосвободненцы» поглощают появившееся из районов Сирии майкопское население времени Убейда/Урука и создают позднемайкопскую культуру, каковой являются дольмены Новосвободной [Резепкин 1987; 1991; 2000]. Такое представление о культурно-историческом процессе на Северном Кавказе базируется к тому же на системной ошибке: калиброванные радиокарбонные даты сопоставляются с историческими датами куль­тур древнего Ближнего Востока. Большой Майкопский курган синхронизируется с горизонтом Амук F, а Новосвободная - с Амуком D [Андреева 1977; 1979; Rezepkin 2000, с. 32; Кореневский 2004]. Что касается механизма миграции новосвободненского комплекса из Центральной Ев­ропы, то он остается нераскрытым. А.Д. Резепкин говорит о некоем статичном «блоке культур с чернолощеной керамикой» от Северной Европы до Кавказа, не раскрывая содержания этого блока и не показывая его динамики. Это позволяет любое толкование. [Резепкин 1989-2000].

Ю.Я. Рассамакин конкретизировал процессы в Азово-Черноморье, показав, что «мос­тик между населением лесостепного варианта Триполья и северокавказским населением был образован в результате миграционного процесса, воплощенном в особом животиловско- волчанском комплексе» [Rassamakin 1996, с. 131-132; 2004]. Польские археологи в последние 20 лет во многих статьях и монографиях развивают тезис о восточном исходе культуры шаро­видных амфор, доводя границы ее присутствия до Днепра, а далее в виде влияний до Кавказа [Szmyt 1996; 1999].

Поскольку появляется «все больше сторонников гипотезы о влиянии на центрально-ев­ропейских культур КВК и КША на сложение новосвободненской группы» [Rassamakin 1996, с. 112], можно считать, что наша гипотеза 1974 года признана.

Анализ керамики из курганов могильника «Клады» показывает, по нашему мнению, бо­лее выраженную связь новосвободненской культуры с усатовскими памятниками, явившимися результатом трансформации трипольской культуры под влиянием КВК, КША, Болераз-Бадена. Смешение групп населения северной части Центральной Европы, представленных культурой воронковидных кубков, культурой шаровидных амфор, с населением, представленным культу­рами южной части Центральной Европы, а именно с культурой Лендьел IV/V и Бодрогкерестур привело сначала к сложению баденской общности 28-22 вв. до н.э. Значение культур баден­ского горизонта в «восточных» миграциях индоевропейцев было показано В.А. Сафроновым [Сафронов 1989, с. 240]. М. Шмит [Szmyt 1996; 1999; 2008] продемонстрировала в своей анали­тической работе особую роль культуры шаровидных амфор в формировании Бадена.

Памятники усатовской культуры. В 1974 году одновременно с нашей статьей вышла мо­нография В.Г Збеновича «Позднетрипольские племена Северного Причерноморья», где была дана исчерпывающая сводка усатовских погребальных памятников. Автор указал на анало­гии усатовским памятникам в Кеми-Обе, в Нижней Михайловке, в курганах Южного Побужья и позднетрипольских памятниках Севера, а также в горизонте Чернавода I. Следует сразу под­черкнуть, что В.Г Збенович вообще не касается памятников КША, считая их более поздними, чем усатовские. Каковы же схождения новосвободненских и усатовских памятников?

Усатовские памятники, как и новосвободненские, представлены поселениями, курган­ными и бескурганными могильниками. В отличие от Новосвободной и Кеми-Обы усатовская керамика имеет ряд черт (роспись на посуде, глиняные статуэтки, типы керамики), восходящих к предшествующей эпохе (триполье В и С1), и инновации, объединяющие Усатово, Кеми-Обу и Новосвободную. К этим инновациям относятся обычай насыпать курганы над погребени­ем, что не характерно для трипольской культуры более ранних этапов [Збенович 1971, с. 194]; хоронить в каменных ящиках [Збенович, с. 194-201]; обводить могилу кромлехом [Збенович 1974, с. 194-197]; отмечать места захоронений каменными стелами [Збенович 1974, с. 190] или плитами, на которых выбиты изображения животных и людей [там же, с. 195]. Именно эти инновации в полном списке присутствуют в памятниках Новосвободной.

Этот список дополняется анализом керамики. Кухонная керамика усатовской культуры (т.е. нетрипольская, инородная-Н.Н.) преобладает (более 80 %) [Збенович. 1974, с. 80]. Основ­ная примесь в глиняном тесте керамики этой группы - измельченная раковина, использовав­шаяся при изготовлении новосвободненской керамики, что отмечено также В.ГЗбеновичем [Збенович 1974, с. 101]. Режим обжига - восстановительный при 700 градусах, обеспечивал тот же цвет поверхности усатовских сосудов (черный или серовато-коричневый), характер­ный и для новосвободненских сосудов. Поверхность заглаживалась. лощилась, покрывалась ангобом, что составляет и технологическую особенность новосвободненской керамики. Не­брежное лощение в виде тонких полос на усатовских сосудах [Збенович 1974, с. 81] отмечает­ся и на сосудах новосвободненской культуры [Кореневский 2004].

С точки зрения типологии инновационными формами сосудов в усатовских погребе­ниях являются амфоры - антропоморфные сосуды с 2-мя ручками, амфоровидные сосуды, горшки с отогнутым венчиком. Амфоры с двумя небольшими ручками составляют значитель­ную часть усатовской керамики находят аналогии в керамике курганов могильника «Клады», так и в дольменах Новосвободной. Усатовские глубокие миски или скорее горшки с широ­ким горлом [Збенович 1974, рис. 33-4,6,7] и миски с загнутым внутрь краем [Збенович 1974, рис. 33-1] встречаются в погребениях могильника «Клады».

Для усатовских могильников характерны кубки с округлым дном, с орнаментированной горловиной [Збенович 1974, рис. 33-11]. Такая форма, но с плоским дном отмечается и в Но­восвободной.

В усатовских памятниках преобладают два вида орнамента: шнуровой и штампован­ный. В Новосвободной присутствует псевдошнуровой штамп на кубке; оттиски штампа затер­ты белой пастой. [Попова 1963, табл. XII], но собственно шнурового орнамента нет. «Особым видом штампованного орнамента на усатовских сосудах являются так называемые «жемчу­жины» - округлые рельефные выступы, выдавленные изнутри палочкой с закругленным кон­цом. Углубление, оставшееся внутри сосуда, замазывали глиной. Жемчужины располагались в ряд под венчиком [Збенович 1974, рис. 30:14) и зафиксированы на 2 % всей керамики. Жем­чужный орнамент на усатовской керамике характерен для керамики поселений предмайкоп­ского горизонта и Новосвободной, и, согласно Збеновичу, распространен также и в более раннее время, на трипольской керамике этапа триполье В1-В2 [Збенович 1974, с. 98]. Усатов- ский комплекс в целом имеет сходство с посудой Выхватинского могильника [Збенович 1974, с. 99-100], что, по нашему мнению, позволяет их синхронизировать.

Конкретных параллелей с комплексом Новосвободной В.Г. Збенович не приводит. И хотя на страницах книги указанный автор неоднократно касается майкопских и новосвобод- ненских памятников Северо-Западного Кавказа в связи с проблемой сложения усатовско- го локального варианта трипольской культуры, он приходит к неутешительному выводу, что слишком мало материала, чтобы судить, имели ли место «влияния духовной и материальной культуры племен Северо-Западного Кавказа на трипольцев или произошло переселение эт­нических групп с Кавказа в Северное Причерноморье» [Збенович 1974, с. 148].

Тем не менее, исследователь придерживается мнения, что имело место движение усатовцев в Нижнее Подунавье, и это соответствует смене культуры Гумельница в Нижнем Подунавье культурой Чернавода I. То, что Усатово включается данным автором в горизонт Чернавода I-Сэлкуца IV, соответствует общему мнению, выраженному в более поздних ра­ботах отечественных археологов [Сафронов 1989, с. 240; Рындина 1997, с. 55]. Показательно, что памятники культуры шаровидных амфор В.Г Збенович вообще исключает из рассмот­рения, поскольку считает их по времени позднее усатовских памятников [Збенович 1976].

Поднимая проблему появления шнурового орнамента в Поднавье, в Болгарии и на Балканах, В.Г Збенович решает ее в пользу культуры Средний Стог II как исходной для памятников со шнуровой орнаментацией на керамике [Збенович 1974, с. 160-161], ошибочно исключая из рассмотрения весь север Центральной Европы с памятниками культуры воронковидных куб­ков, культуры шнуровых керамик и культуры шаровидных амфор, именно те культуры, кото­рые, по нашему мнению, генерируют этот штамп и передают его непосредственно в культуры Усатово, Нижняя Михайловка, Кеми-Оба, а также в Средний Стог II^[60].

Памятники кеми-обинской культуры определяются как отдельная культура [Щепинс- кий 1974] или считается результатом расширения усатовских племен в Поднепровье [Телегин 1985]. Известно около 200 подкурганных погребений кеми-обинской культуры [Арх. УРСР 1971, с. 258]. Курганы небольших размеров были окружены кромлехами, как в Усатово и в Новосво­бодной. Место погребения отмечалось стелой, вертикально стоящим камнем, как в Усатово и Новосвободной [курган 30 Rezepkin, 2000, табл. 47]. Могильные конструкции трех видов: 1) каменные ящики с хорошо подогнанными плитами, перекрытые одной или несколькими плитами (щели между ними замазывались глиной); 2) деревянные ящики с подогнанными и закрепленными клиньями плахами; 3) грунтовые ямы с закругленными углами} встречаются как в Усатово, так и в Новосвободной. Дно могил кеми-обинской культуры мостилось галь­кой. (Следует отметить, что последний признак считался среди кавказоведов неотъемлимым майкопским признаком. Наличие гальки на дне могилы с новосвободненским инвентарем рассматривалось как обоснование связи культуры Майкопа и Новосвободной).

Специфической чертой кеми-обинских деревянных ящиков является роспись черной и красной красками геометрическими фигурами. Единственная ближайшая синхронная куль­тура, где сохранялась до конца ее существования традиция росписи, это трипольская культу­ра. Деревянные рамы и ящики в качестве погребальных конструкций отмечены как в курганах с новосвободненскими погребениями, так и в курганах степей Предкавказья, примыкающих к предгорной кубано-терской культуре.

Погребения (одиночные и коллективные) в кеми-обинской культуре совершались на боку или на спине с согнутыми ногами; головой были ориентированы в направлении восток или северо-восток; часто окрашивались охрой. Суммарно все эти характеристики соответс­твуют ряду культур, в том числе древнеямной, кубано-днепровской (старосельского и ново- титаровского варианта), культуре шнуровых керамик, усатовской культуре, но не новосвобод- ненской культуре.

Инвентарь кеми-обинских погребений состоял из керамических, каменных, кремневых и металлических изделий. Глиняная посуда представлена тонкостенными горшками с ма­леньким плоским дном, с небольшим вертикальным венчиком-горловиной, с крутыми бока­ми; глубокими мисками; амфорами с 2-мя ручками. Подобные сосуды встречены в новосво- бодненских и усатовских памятниках.

Поверхность сосудов коричневого и серо-коричневого цвета заглажена и подлощена. Орнаментирована керамика бедно и однообразно. Преобладает геометрический рисунок в виде косых и прямых насечен по венчику, овальные вдавления. И форма, и орнаментальный штамп кеми-обинских сосудов находит аналогии в новосободненской керамической тради­ции. Редкий металлический инвентарь характеризуется комплексом предметов у с. Долинка, включающим бронзовый проушной топор, несколько тесел и «вилку», характерные и для но- восвободненской культуры. Вероятно, он является результатом двусторонних связей между Крымом и Кавказом после освоения металлообработки новосвободненцами.

Исследователи энеолита-ранней бронзы Крыма обращали внимание на сходство Кеми- Обы с Новосвободной и выделяли в этих памятниках группу «кавказской» керамики [Столяр, Шульц 1958, с. 61-62]. А.А. Щепинский считал кеми-обинскую культуру местной, крымской, однако не показал никаких точек соприкосновения кеми-обинской культуры с памятника­ми неолита Крыма. Напротив, А.М. Лесков высказал мнение, что «крымские памятники типа Кеми-Оба не составляют особой крымской культуры, а являются лишь крымским вариантом культурной области, охватившей во второй половине III первой половине II тыс. до н.э. все

Северо-Западное Причерноморье. Стелы, найденные в Майкопе (и в Кеми-Обе - Н.Н.), явля­ются важной вехой в установлении путей, связывающих причерноморские племена с древ­невосточными цивилизациями через Кавказ» [Лесков 1967, с. 31-32]. В такой формулировке гипотеза А.Н. Лескова напоминает концепцию А.Д. Резепкина. Оба исследователя говорят о культурно-исторической области, заполненной сходными памятниками. Но в обоих случаях эта область статична, пока не будут заданы хронологические параметры.

К кеми-обинской культуре относили и Нижнюю Михайловку на Нижнем Днепре [Арх- УРСР, с. 250], поэтому О.ГШапошникова считала, что нижний слой поселения Михайловка и кеми-обинская культура сложились и развились под влиянием северокавказских энеолити- ческих (в настоящее время это культуры раннебронзового века - Н.Н.) культур и составляет с ними одну этнокультурную область [АрхУРСР, с. 250]. В.Н. Даниленко поначалу считал, что Михайловка 1, Майкоп и Триполье относятся к одной более или менее единообразной куль­турной области [Даниленко 1955; сужу по Збеновичу 1974, с. 148].

Таким образом, все перечисленные украинские исследователи так или иначе считали, что импульс, формирующий кеми-обинские, нижнемихайловские, усатовские памятники ис­ходил с Кавказа или конкретнее - из культуры дольменов Новосвободной, не обосновывая такой тезис хронологией памятников.

В настоящее время появляется все больше сторонников западного происхождения этой свиты культур под влиянием культуры Баден и КША [Rassamakin 1996; Szmyt 1996].

Чтобы судить о степени доказательности гипотезы А.Д. Резепкина о происхождении новосвободненской культуры из ранней культуры воронковидных кубков и нашей гипотезы о происхождении культуры Новосвободной из круга КВК и КША, следует обратиться к самым общим сведениям об этих культурах.

Культура воронковидных кубков (КВК АВ) сформировалась на базе белорасписного Лендьела на территории Чехии и далее распространилась на северо-запад до Южной Скан­динавии, образуя по мере продвижения несколько территориальных и хронологических вари­антов КВК. На территории Польши и Прикарпатья (Западное Побужье, Волынское западное Полесье, Верхнее Поднестровье) население КВК оказалось позднее: там не известны памят­ники ранней КВК (вместо них присутствуют памятники нерасписного Лендьела, синхронного культуре КВК-Баальберг), а юго-восточный вариант культуры воронковидных кубков считает­ся позднейшим. Следовательно, если принять концепцию о генезисе Новосвободной непос­редственно из раннего варианта КВК, то надо объяснить территориальный разрыв между КВК и ближайшими аналогиями комплекса новосвободненского типа.

Стратиграфия поселения в Зимно и в Тадани говорит, что между КВК и культурой нерас­писного Лендьела нет разрыва [Захарук 1959, 1962 сужу по АрхУССР 1985. с. 279]. В этой свя­зи требуются пояснения к гипотезе А.Д. Резепкина о путях миграции ранней КВК на Северный Кавказ, если на промежуточных больших пространствах нет памятников ранней КВК.

Возражения против этой модели возникают из-за отсутствия в новосвободненских по­селениях комплекса кремневых орудий на ножевидных пластинах, каменных проушных топо­ров, пряслиц, плоских клиновидных топоров, характерных для поселений КВК. Все эти эле­менты скорее характеризуют предмайкопский горизонт. Керамика КВК содержит примесь песка и шамота; имеет залощенную поверхность. Эти технологические характеристики также не соответствуют новосвободненской керамике, имеющей примесь ракушки, ангоб и окра­шенность поверхности сосудов.

Несмотря на то, что в курганах Новосвободной встречаются амфоры с 2-мя ушками под венчиком, характерные не только для керамики КВК, необъяснимо отсутствие в них других характерных форм (черпаков с зооморфной крыловидной ручкой, амфор с 4-мя ручками, дур­шлагов на 4 ножках), если предполагать происхождение новосвободненской культуры из ран­ней КВК.

В то же время на трипольских поселениях в междуречье Горыни и Стыри найдены кры­ловидные ручки черпаков КВК и глиняные топорики. Почти на всех поселениях КВК Запад­ного Побужья, Волыни найдены фрагменты позднетрипольской керамики, статуэтки, миски, что позволило синхронизировать юго-восточные памятники КВК с Трипольем С2 [Ковальчик 1956; Захарук 1959; сужу по Арх. УССР, с. 279].

Культура воронковидных кубков в Западной Украине частично синхронна с культурой шаровидных амфор, что не противоречит и данным о соотношении КВК и КША в Германии

и Польши. Контакты и синхронность КША и КВК восточных вариантов являются источником общих форм, поэтому их влияние на формирование новосвободненского комплекса трудно разделить.

По некалиброванным датам С 14 памятники КВК датируются от середины IV тыс. до кон­ца III тыс. до н.э. [Behrens, 1965]. На Западной Волыни КВК датируется первой половиной III тыс., а исчезает, как и Триполье, к середине III тыс. до н.э. Расселение КША привело к исчез­новению КВК, по мнению польских и украинских исследователей [АУССР 1985, с. 280]. Таким образом, возникает хронологический разрыв между КВК и датой Новосвободной (конец 23 в. до н.э., по исторической хронологии), исключающий гипотезу о непосредственном формиро­вании новосвободненского комплекса из КВК.

О происхождении КВК высказан ряд диаметрально противоположных гипотез, пра­вомерность которых зависела от состояния хронологии и археологических источников, поэтому в настоящее время эти гипотезы устарели. [АУССР 1985, с. 280]. Мы ориенти­руемся на наиболее убедительную гипотезу. КВК АВ - часть культуры Лендьел, отдели­лась от нее в середине 4 тыс. до н.э. По мере продвижения на север, от Чехии до Южной Скандинавии, носители КВК взаимодействовали с местным населением (автохтонные неолитические культуры), в результате чего в начале 3 тыс. до н.э. к западу от Одера воз­никает культура шнуровых керамик, а к востоку от Одера - культура шаровидных амфор. На восточном направлении КВК проявляет себя опосредованно: в керамических иннова­циях трипольской культуры. Нет данных утверждать факт непосредственной миграции именно КВК до Северного Кавказа, как это делает А.Д. Резепкин [Резепкин 1987; 1991; 2000]. Механизм такой миграции посредством мифического блока культур от Германии до Кавказа не ясен.

Культура шаровидных амфор - производная от культуры воронковидных кубков - воз­никла, по Т.Вислянскому, в Куявии, в западной части Польши ранее, чем в других местах аре­ала КША. О высокой мобильности и разновекторной направленности культуры говорит ареал КША, столь же обширный, что и ареал КВК: от Рейна на западе до Чехии; от севера Попрутья до лесостепной части Правобережной Украины, юго-западной части Белоруссии.

Культура КША делится на западную, центральную (польскую) и восточную группы. В на­стоящее время на Украине (восточная группа в 2-х вариантах-волынском и подольском) из­вестно 116 местонахождений КША - 7 поселений (исследовано одно) и 57 погребальных па­мятников. Наличие поселений и формы экономики (животноводство: крупный рогатый скот и свиноводство) позволяет считать население КША оседлым, имеющим свою экологическую нишу (предгорья. возвышенные плато), к северу от памятников позднего Триполья, полоса ле­состепей от Карпат до Днепра. Однако отдельные находки классических амфор КША (даже с крышками) около Харькова и комплексы КША около Смоленска [Szmyt 1999] свидетельствуют, что экспансия КША шла и по лесной зоне.

Погребальные памятники КША Волыни представлены подкурганными могилами 4­х типов: а) дольмен; б) гробница с входом; в) каменный ящик; г) подкурганные и грунтовые ямы без каменных конструкций [Левицкий 1929; АУССР 1985, с. 285]. Торцовые стенки были разной высоты, что обеспечивало наклон покровной плите. как в дольменах Новосвободной. С внешней стороны укреплены плитками, камнями, как и в Новосвободной. Погребальные па­мятники Подолии представлены грунтовыми гробницами из каменных плит, блоков и рваного камня, а также и ямами без каменных конструкций [АУССР 1985]. Различия в конструкциях могил могут указывать как на разные хронологические этапы, к которым относятся памятни­ки, так и на социальную и этническую неоднородность состава населения, представленного КША восточного варианта. Все типы могильных конструкций КША Волыни, Подолии (ямы и гробницы, подкурганные и грунтовые) находят параллели в могильнике «Клады» около ст. Но­восвободной [см. Каталог -Rezepkin 2000].

Помимо простых конструкций в числе погребальных памятников Волыни фиксируется сложные формы: гробница овального плана из 10 плит с сенями. Дно гробницы было вымо­щено плитками и покрыто слоем глины. Эта редкая конструкция находит аналогии в много­гранном дольмене у ст.Новосвободная [Попова 1963, с. 15, рис. 6].

Основным обрядом захоронения волынского варианта КША является скорченное боку и на спине; зафиксировано и сидячее положение отдельных умерших. Известна кремация в урнах или в гробнице.

Двуобрядность отмечается и в захоронениях из курганов у ст.Новосвободная [Rezepkin 2000, табл. 1]. Общим является использование охры в обряде погребения КША и Новосво­бодной.

Если на поселениях КША отмечаются кубки, воронковидные миски, неорнаментирован- ные сосуды, то в погребениях КША фиксируются амфоры и крышки к ним^[61], миски. Амфоры являются вообще элементом погребальной обрядности, а не бытовой посудой, поэтому их фиксация в погребениях Северного Кавказа должна рассматриваться как знак присутствия носителей этого обряда.

Погребальный инвентарь КША характеризуется двумя типами амфор. Это - куявские плоскодонные с 4-мя ручками на плечевой части, а также округлодонные и плоскодонные с двумя ручками у основания горловины, воронковидные мисы и кубки.

В культуре Новосвободной нет куявских амфор, но встречено несколько плоскодонных двуручных амфор, ближайшие аналогии которым можно указать только в КША и в синхронной с ней КВК.

В КША мало кубков и кубковидных сосудов, которые представлены в курганах Ново­свободной и в большом количестве в КШК, что указывает на влияние КШК на формирование новосвободненского керамического комплекса. Более массовая керамика из гробниц Ново­свободной (горшки с шаровидным туловом и отогнутым венчиком) отмечается в большей сте­пени в позднем триполье, тогда как репообразные сосуды известны в КША Волыни.

Уникальные большие (выше 50 см) бомбовидные сосуды без ручек встречены только в позднетрипольской культуре.

Это свидетельствует о том, что КША приняла только опосредованное участие в форми­ровании новосвободненского комплекса.

Специфический для КША орнамент на сосудах -несколько полос прямых параллельных отрезков и «рыбья чешуя» - не встречается на Северном Кавказе, но известен на сосудах фа- тьяновской, среднеднепровской культуры, которые традиционно относят к общеевропейско­му горизонту культуры шнуровых керамик. Этот факт - свидетельство определенного хроно­логического разрыва между КША Волыни, Подолии и культуры Новосвободной.

Не характерен для Новосвободной, но зато распространен в последующей по времени кубано-терской культуре, широко встречающийся как в КВК, так и в КШК и КША шнуровой орнамент. Это говорит о том, что влияние КШК и КША на сложение новосвободненского ком­плекса было опосредованным. Больше всего аналогий керамике Новосвободной происходит из позднетрипольских памятников (Усатово, Выхватинцы, Касперовцы).

Таким образом, в керамическом комплексе Новосвободной доминирует позднетри­польский и усатовский компонент. Однако говоря о позднетрипольском компоненте, следует помнить, что позднетрипольские памятники - это результат преобразования классического расписного Триполья В благодаря включению чужеродных элементов КВК, Лендьела и Боле- раз-Бадена, а на поздней стадии - КША.

Данные стратиграфии позволяют установить место КША в ряду синхронных и диахрон- ных культур, тем самым выяснить механизм формирования комплекса Новосвободной. Так, керамика КША встречена с лендьелской керамикой типа Вербковице-Костянец и с керамикой КВК, что свидетельствует, по мнению украинских археологов, о тесных межплеменных связях населения Западной Волыни. На Волыни в слое поселения КВК в Зимно найдены сосуды КША [Пелещищин 1974 АУССР 1985, с. 290], что говорит о частичной синхронности КВК и КША. На поселении КША в Межиричье найдена керамика КВК и позднего Лендьела [Свешников 1979, АУССР 1985, с. 290], из чего следует, что культура Лендьел доживает в Северном Прикарпатье до появления там КША.

В ранних курганах прикарпатской КШК находят керамику КША. Это можно считать дока­зательством вхождения КША в культуру шнуровых керамик

[Археология УССР, 1985, с. 290], традиции которой продолжают жить и в культурах шну­ровых керамик II тыс. до н.э.

КША традиционно датируют серединой -второй половиной III тыс. до н.э., 2500-2000 гг. до н.э. Т. Вислянский по типологии форм могил и керамики датировал все варианты КША в рамках 2900-2000 гг. до н.э. Радиокарбонные некалиброванные даты указывают на хроноло­гический отрезок: 2442±160 - 2216±120 гг. По нашему мнению, КША приходит в движение на бернбургской стадии КВК, поэтому не 29 в., а 25 в. до н.э. следует считать началом смещения КША на восток в область поселений позднего триполья. КШК датируют всем III тыс. до н.э. и определяют ее центр формирования в Ютландии. Таким образом, КШК развивается синх­ронно КША на разных территориях, но в ареале позднего восточного варианта появляется в конце II тыс. до н.э. и частично вытесняет КША далее на юго-восток и восток, и частично асси­милирует ее.

Собранные археологами данные абсолютной и относительной хронологии о соотно­шении КША с синхронными сопредельными культурами, а также с культурами в диахронии объясняют присутствие нескольких компонентов, связанных с КВК, КША, позднетрипольской культурой и КШК, в керамике новосвободненской культуры.

Польские ученые показали, что самые ранние КША возникли на Средней и Нижней Одре и Варте [Вислянский 1966, 1970] с расширением КВК на восток. Большинство специа­листов считает, что КША являются результатом влияния КВК на местные неолитические куль­туры гребенчато-накольчатой и позднеленточной керамики. Украинские археологи говорят, что отсутствие ранних форм в восточной группе КША свидетельствует о расселении КША из Польши в восточном направлении. Новые некалиброванные датировки по С14, полученные А.Д. Резепкиным для нескольких погребений из курганов 40/1, 30/1, в урочище «Клады» по­казывают время для Новосвободной в интервале 28-26 и 22 вв. до н.э. [Rezepkin 2000, с. 21]. Если считать историческую дату Майкопа 23 в. до н.э., надежной, то точность интерпретации калиброванных значений радиокарбонных дат Майкопа и Новосвободной на Кавказе вызы­вает сомнения^[62], а следовательно, и все схемы происхождения культуры дольменов Новосво­бодной, предлагаемые А.Д. Резепкиным.

Украинские археологи допускают, что племена восточной группы КША были ассими­лированы КШК, но традиции их сохранялись еще в ранне- и среднебронзовом веке [АУССР, с. 291]. Это объясняет черты КША не только в новосвободненской культуре, но и в последую­щей кубано-терской культуре Северного Кавказа.

Таким образом, механизм сложения новосвободненского комплекса выглядит следу­ющим образом. С началом экологического кризиса рубежа IV/ III тыс. до н.э. культура ворон­ковидных кубков возвращается на исходные среднеевропейские территории, образует но­вые производные с культурой Лендьел IV, оказывая влияние на культуру Кукутени-Триполье с последующей трансформацией трипольской культуры (переход к триполью С1). Затем позд­нетрипольский комплекс испытывает вторичное влияние со стороны производной КВК- со­седней КША Волыни. В меняющейся позднетрипольской среде (триполье С1) возникает ком­плекс, близкий к новосвободненскому. Параллельный процесс происходит и на территории Румынской Молдовы и в Нижнем Подунавье, где под влиянием КША возникают памятников типа Городиште-Фолтеште [Дергачев 1986, рис. 54].

О хронологическом соотношении КША и КШК на Украине мы упомянули выше.

Хотя в погребениях Новосвободной нет чистых форм КША, но есть компонент, обозна­ченный двуручными плоскодонными высокогорлыми амфорами. Другой компонент керами­ки Новосвободной связан с КШК. В Новосвободной нет таких элементов, характеризующих КШК, как «шнуровой штамп» и саксо-тюрингские амфоры 4-мя ручками на линии наибольшего диаметра, но есть сосуды подобной формы, но без ручек (большие бомбовидные амфоры - [Попова 1963, табл. XII, XIV], украшенные композицией в виде 4 полос на тулове, «свисающих симметрично от основания горловины». Этот декор присутствует на всех «саксо-тюрингских» амфорах общеевропейского горизонта КШК [каталоги КШК: Behrens, Lucas, Lowe, Mattias], а также и на фатьяновско-балановских амфорах [Бадер 1963, рис. 125-127; Кожин 1967]. Сравнение Новосвободной с КШК правомерно, поскольку в Новосвободной с бомбовидными

амфорами встречен кубок, который является неотъемлимой частью комплексов общеевро­пейского горизонта КШК [Behrens, Buchvaldek, Свешников 1974]. В то же время в новосвобод- ненском комплексе есть те элементы КШК, которых нет в КША, но есть в позднетрипольских могильниках (Усатово [Дергачев, Манзура, рис. 69:3, рис. 81-12].

Таким образом, в настоящее время можно скорректировать зону формирования ново­свободненского комплекса в области контактов культуры шаровидных амфор, культур боле- раз-баденского круга, позднетрипольской культуры. Аналогии, приводимые керамике Ново­свободной, в горизонте Болераз-Баден [Сафронов 1989, рис. 59-61] и характеристика КША как активной силы, вызвавшей внутреннюю трансформацию в «баденском» культурном про­странстве [Szmyt 1994; 1996; 2008], позволяют рассматривать новосвободненскую культуру как следующий этап (23/22 вв. до н.э.) внедрения центрально-европейской культурной тради­ции на Северном Кавказе посредством миграции индоевропейцев, в составе которых были и древнеевропейцы, и прахетты, и индоарии (см. глава 7).

Все вышесказанное является доказательством неместного происхождения культур, ко­торые могли войти составляющими частями в кубано-терскую культуру.

6.7.3. Модель трансформаций кубано-терской культуры и древнеевропейская линия развития на Северном Кавказе в 21-16 вв. до н.э. Происхождение компонентов комплекса КТК

Кубано-терская культура формировалась на основе трех традиций (куро-аракской, кубано-днепровской и смешанной КША+КШК) из двух полярных центров: Центрального За­кавказья и Центральной Европы. Культуры Северного Кавказа, предшествующие КТК на Се­верном Кавказе (майкопская, новосвободненская), не имели контактов с КТК из-за хроноло­гического разрыва, и не имеют отношения к формированию КТК.

Майкопская культура не оказала, по нашему мнению, влияния на формирование КТК, хотя некоторые исследователи отмечают преемственность традиций Майкопа в КТК, а имен­но - скорченный на боку обряд погребения, выкладка дна могилы белой галькой, южная ори­ентировка и использование охры [Бетрозов, Нагоев, 1984, с. 58].

Хронологическое соотношение КТК с майкопской и новосвободненской культурами оп­ределяется данными стратиграфии. Древнейшие погребения КТК перекрывают в курганах основные майкопские погребения (Дзуарикау к.1 и к.2).

Погребения КТК являются также впускными в курганы, где основными были так называ­емые позднемайкопские погребения^[63] или дольмены Новосвободной [Попова 1963, рис. 9].

Свидетельством того, что кубано-терская культура отделяется от дольменов Новосво­бодной незначительным промежутком времени, могут рассматриваться данные стратигра­фии в кургане № 1 у ст.Новосвободная, а также стратиграфия и инвентарь погребения Дзуа­рикау 1/19.

Действительно, сосуд из впускного погребения в кургане № 1 при основном погребе­нии в дольмене [Попова 1962, с. 21 и см.ниже Приложение 2] аналогичен амфоровидному кув­шину из Дзуарикау 1/19, а топор из Дзуарикау 1/19 относится к типу проушных топоров более развитого типа, чем новосвободненские, являющиеся дальнейшим развитием майкопских проушных топоров.

Общие черты между первыми памятниками КТК и памятниками новосвободненской культуры^[64] носят опосредованный характер: их происхождение не связано напрямую с ново­свободненской культурой. Действительно, в КТК нет ни дольменов, ни двукамерных гробниц; нет специфических форм керамики и другого инвентаря, выделяющих новосвободненскую культуру. И наоборот, в Новосвободной нет вытянутого обряда погребения, нет шнуровой орнаментации на керамике, отличающих памятники КТК. Общими чертами Новосвободной и КТК можно считать присутствие амфоры как категории в инвентаре погребений двух куль­

тур; практику обряда погребения «скорченно на боку»; использование в качестве могильного сооружения ямы, обложенной по дну камнем; наличие закавказских и северомесопотамских импортов аккадского времени.

6.7.3.1. Кавказско-месопотамская линия синхронизация для Раннебронзового века Северного Кавказа и Закавказья

Самые ранние погребения КТК стратиграфически предшествуют поздним куро-арак- ским погребениям и погребениям смешанного типа КТК/КАРК (стратиграфия Дзуарикау, курган 1: Прил. 2), относятся к раннебронзовому веку, но к пост-майкопскому времени. Эти погребения КТК составляют содержание стратиграфического горизонта РБ IIb и опреде­ляют I этап КТК, тогда как РБ На образуется новосвободненскими памятниками. При этих условиях синкретичные погребения КТК/КАРК были отнесены к РБ Ш и к II этапу КТК. Ран­небронзовый III на Северном Кавказе, таким образом, получил соответствие в позднекуро- аракских памятниках III этапа раннебронзового века Закавказья [Кушнарева, Чубинишвили 1970, с. 62]. Из этого следует, что «чистые» поздне-куро-аракские памятники могут быть синхронны и I этапу КТК, и культуре дольменов Новосвободной, поскольку II этап КТК - ре­зультат уже состоявшихся контактов КТК и КАРК. Два стратиграфических горизонта и два этапа КТК (Дз.1/19 - 1 этап КТК и Дз.1/15 - II этап КТК) объединяются керамическим инвен­тарем - одинаковыми сосудами на ножках и двуручными кратерами, поэтому эти комплексы можно считать близкими по времени.

Памятники новосвободненской культуры и первые комплексы КТК объединяет наличие разных импортов из куро-аракских центров одного хронологического горизонта в Закавказье^[65].

Если исходить из куро-аракских импортов в этих памятниках, датирующихся одним временем (копья и топоры), хронологический промежуток между I этапом КТК и дольменами Новосвободной незначителен. Все эти памятники (дольмены и гробницы Новосвободной; I и II этапы КТК) существовали в течение всего III этапа куро-аракской культуры.

Эта ситуация, при которой разнокультурные памятники имеют общие черты и импорты из одного центра в Закавказье, датируются почти одним временем, но между собой не кон­тактируют, должна иметь объяснение. По нашему мнению, III этап КАРК существовал не менее 150 лет, всю аккадскую эпоху. которая сопровождалась рядом миграций на древнем Ближнем Востоке в сторонку Кавказа, однако этот этап не дифференцируется в археологических арте­фактах. К моменту прихода мигрантов КТК носители культуры дольменов Новосвободной уже покинули Кавказ.

Такая категория инвентаря, как проушной топор в Дзуарикау 1/19 (Приложение 2), об­щая для двух культур, Новосвободной и КТК, и указывающая на незначительный разрыв во времени двух культур, могла возникнуть в начальной стадии КТК (Дзуарикау 1/19, Скачки к/п) не только как наследие новосвободненского металлокомплекса, но и как импорт из КАРК. Кроме того, этот топор мог быть принесен мигрантами КТК и со свой прародины в Централь­но-Восточной Европе: тип Банья Бюкк характеризует памятники Нижнего Подунавья конца III тыс. до н.э. [Mozsolics 1967, с. 14, рис. 1].

Незначительный промежуток времени, отделяющий погребения I этапа от II этапа КТК, позволяет датировать I этап в пределах РБ III Закавказья, поскольку комплексы II этапа КТК, Дз. 1/15 и 2/2, относятся к смешанным КТК/КАРК и содержат, кроме кубано-терских сосу­дов, керамику куро-аракской традиции (черного цвета с красным ангобом изнутри) и труб- чато-проушной топор сачхерского типа, позволяющий определить абсолютную дату I-II эта­пов КТК. Список куро-аракских импортов в курганах центральной части Северного Кавказа включает, кроме топора типа Сачхере, Т-образные булавки с катушечной головкой, булавки с волютным навершием. Эти предметы встречаются в Закавказье в одном комплексе с топо­рами сачхерского типа и датируются 21 в. до н.э.[по штыковым копьям с надписью времени правления Пузур Шушинака- Куфтин 1949, с. 72-74, табл. LX].

6.7.3.2. РБ III - горизонт древнейших памятников КТК с куро-аракскими импор- тами

Куро-аракские импорты не сосредоточены в каком-либо одном раннем комплексе КТК. Чтобы представить степень влияния КАРК на КТК, надо объединить такие памятники на Се­верном Кавказе и в Закавказье и показать их синхронность в пределах РБ III.

Хронологию погребений смешанного типа КТК/КАРК по отношению к КТК определяет стратиграфия кургана 1 в Дзуарикау (Приложение 2). Погребение Дзуарикау 1/19 (I КТК) - это единственное четкое хронологическое свидетельство появления первых мигрантов КТК. Дз.1/19 синхронен еще трем комплексам I этапа - Дз.6/1,7/4 (основание синхронизации - со­суды на ножках). В этих комплексах есть все типы керамики, которые входят в ядро КТК (ам­форы трех типов, кратеры, кувшины, кружки - см.глава 2). Кроме того, Дз.1/19 также связано с Дз.1/15 стратиграфически и двумя общими типами керамики (кратеры и сосуды на ножках). Дз.1/15 и Дз.2/2 связаны между собой тремя общими типами керамики и всеми деталями пог­ребального обряда (см. планы погребений в Приложении 2).

В Дз.1/15 найден трубчато-обушной топор^[66], по Куфтину [Мунчаев 1994, с. 39, рис. 12]. Такие топоры найдены на поселении Караз [Кушнарева 1970, рис. 24:24], в курганных погре­бениях Сачхере [Куфтин 1949;Кушнарева 1970, рис. 48:6-9], которые датируются поздним пе­риодом РБ III в Закавказье.

В подкурганных погребениях могильника Сачхере (Корети, Начеркезеви, Царцис- гора) такие топоры находят в комплексе с Т-образными булавками, с двуволютными булав­ками, с пастовыми длинно-цилиндрическими бусами, с бронзовыми кольцевидными и спи­ралевидными подвесками, с штыковыми и листовидными с насадом копьями [Куфтин 1949, табл. LIX, LX, LXV, LXVIII].^[67]Кроме погребений в курганах Сачхере, комплекс таких предме­тов находят в слоях поселений Амиранис Гора, в верхних слоях Караза, в Хизанаантгора В и Квацхелеби В, т.е. РБ III Закавказья или в абсолютных датах 2300-2000 гг. до н.э. [Мунчаев- Кушнарева 1994, с. 18]

На поселении Квацхелеби «В», помимо металла, найдены двуручные, как в Дзуарикау 2/6, большие кратеры и кружки. В Хизанаантгора «В» - Квацхелеби «В» найдены кувшины с геометрическим орнаментом [Кушнарева 1970, рис. 26], встреченным на кувшинах в Дзуари- кау 7/1-3.

Кроме трубчато-обушных топоров в Северной Осетии, Кабарде и Ингушетии фиксиру­ется и другая яркая черта куро-аракского комплекса последнего этапа - Т-образные булавки с катушечной головкой, которые пока отмечены только в Кабардино-Балкарии. Эти булавки зафиксированы в погребении «Кабардинский парк 4/1», которое синхронизируется с погре­бением «Кабардинский парк 2/1» по совершенно тождественным двуручным сосудам [Деген 1941, рис. 13, 15. 16, 28].

Однако обряд этих погребений не дает ясного представления о положении скелета: в погребении 4/1 он не ясен, а обряд 2/1 (сильно скорченно на левом боку) требует подтверж­дения. Объединенный керамический комплекс двух погребений включает, кроме Т-образных булавок, двуручные сосуды (тип IX), небольшие амфоры с двумя выступами, кубки, миски, топоры кабардино-пятигорского типа 1 стадии, по Сафронову; двуволютные булавки. По­добные двуручные сосуды с округлыми налепами на линии наибольшего диаметра находят аналогию в курганах № 8 и 9 в Дзуарикау. Эти погребения являются основными в курганах и совершены в ямах с булыжниковой наброской. Впускными в кургане 2 являются скорчен­ные погребения, а в кургане 4 впускными являются вытянутые погребения. Уточнить обряд захоронений Кабардинский парк 4/1 и 2/1 позволяет погребение 9/3 в Чегеме I с Т-образной булавкой и двуручным сосудом, содержащее скелет на левом боку в умеренно согнутом по­ложении [Бетрозов, Нагоев 1984, с. 12, рис. 28:3, рис. 25:8]

Параллельно появлению закавказских импортов на Северном Кавказе отмечены инно­вации в погребальном обряде населения позднего этапа куро-аракской культуры на террито­рии Южной Осетии, выразившиеся в курганах, которые можно рассматривать как результат контактов населения Северного Кавказа и Закавказья или уход части «курганного» населения Северного Кавказа в Закавказье.

Курганы северо-западной группы КАРК устраивались вне поселений, на заброшенных участках. Курганы имели диаметр 15-20 м и высоту 1.5-2.0 м. Курганы - каменные с кромле­хами^[68]. Подкурганные могилы в грунте засыпались булыжником или обкладывались камнями. Захоронения устраивались в каменных ящиках или склепах. Дно обмазывалось глиной; отме­чены выкладки дна галькой [Кушнарева, 1970, с. 35]; могила зачастую перекрывалась плаха­ми. Погребения совершались скорченно на боку; часто руки помещались перед лицом.

На основании сказанного мы приходим к выводу, что в области Южной Осетии, в Шида Картли и Кахетии зафиксирован курганный погребальный обряд, совпадающий во многих деталях с обрядом подкурганных погребений РБ III в Дзуарикау Северной Осетии, подкур­ганных погребений на территории Кабардино-Балкарии и Ингушетии, пограничной с Се­верной Осетией.

Горизонт погребений КТК/КАРК, включающий 2/1, 4/1 [Деген 1941], комплексы курганов «в садках» I-V из поступлений 1929 года с Т-образными и двуволютными булавками [Деген 1941, с. 233. рис. 34, 37, 40] может быть дополнен Дзуарикау 1/19, 1/15, 2/2на основании иден­тичных сосудов (двуручные сосуды IX типа, по классификации керамики Дзуарикау).

Чертами этого горизонта являются:

- каменно-земляные курганы с кромлехами;

- могилы в виде ямы, обложенные булыжником и имеющие надмогильную наброску из булыжника; каменные ящики.

- обряд погребения «скорченно на левом боку, часто с согнутыми перед лицом руками, с ориентировкой головы как в СЗ, так и в ЮЗ секторе»;

- керамика: двуручные сосуды удлиненных пропорций (тип IX), двуручные сосуды (кра­теры, тип XI), амфоры с 2-мя ручками на линии диаметра, кубки, кружки и миски; резной (в виде зигзагообразных полос и налепной орнамент в виде рогов и полусферических налепов.);

- Т-образные бронзовые булавки;

- булавки с волютным навершием,

- каменные проушные топоры,

- бронзовые трубчато-проушные топоры.

Появление памятников этого горизонта на Северном Кавказе связывается с куро-арак- ской культурой последнего этапа раннебронзового века Закавказья, которая была распро­странена не только в Закавказье, но и на Северо-Восточном Кавказе, [Мунчаев 1974; 1994. с. 194-195], но и в горных районах Северной Осетии [Ростунов 1992, с. 32-34; 1994, с. 17-18]. Появление курганов в Закавказье связано с контактами населения, оставившего древнейшие памятники КТК, с населением куро-аракской культуры или переселения части населения с Северного Кавказа в Закавказье.

Таким образом, по данным археологии наблюдается глубокое взаимопроникновение элементов материальной культуры Северного Кавказа (КТК) и Закавказья (КАРК) в последний период существования КАРК, что не могло не найти отражения в лексических заимствованиях в языках контактирующих этносов. Определение лингвистической атрибуции носителей КТК и КАРК рассматривается ниже (см. глава 7).

6.7.3.3. Центрально-европейская линия развития в КТК

При установлении происхождения КТК надо исходить из ее древнейших памятников и состава ядра культуры (см выше: типы амфор VIII, IX, X, XXI, XXXII, кратеры - XI тип, сосуды на ножках - XII типа) (Прил. 3, рис. 26). Весь керамический комплекс Дз.1/19, составляющий основу I этапа КТК, входит в ядро КТК. Это значит, что все типы сосудов Дз.1/19 встречаются с I по VII этап КТК.

Древнейший горизонт КТК образован памятниками, в которых нет следов влияния куро- аракской культуры, элементы которой в разной степени включались в кубано-терскую тра­дицию в Кабарде и Осетии на последующих этапах КТК. Поиски аналогий керамике I этапа, составляющей основу культуры КТК, уводят нас в ареал КША и КШК, в котором есть аналогии и значимым формам КТК, т.е. в тот же регион. где мы искали центр сложения новосвободнен- ского комплекса^[69].

Как бы наверстывая упущенное, польские, германские, украинские исследователи пос­ледние 20 лет интенсивно разрабатывают проблему влияния культуры шаровидных амфор на культуры энеолита и ранней бронзы Восточной Европы. Появилось много работ, связанной с этой темой [B-P Studies 1996, 1999; Nagel 1987-1993; Burtanescu]. Лидером по числу и зна­чимости работ в этой области является польская исследовательница М. Шмит из Познани. Именно ею поставлены масштабно вопросы о недооцененной ее предшественниками роли культуры шаровидных амфор в истории Центральной и Восточной Европы. Она убедительно показала распространение влияния КША вплоть до Альпийской зоны, на формирование куль­туры Баден [Szmyt 2003], выделила три зоны Восточной Европы по степени влияния КША, но не определилась с культурами Кавказа. Украинские исследователи также стали более ради­кально оценивать роль КША в сложении культур раннего и среднебронзового века Восточной Европы. Мы имеем в виду работу Ю.Я.Рассамакина о сложении животиловско-волчанского комплекса позднетрипольского времени под влиянием КША и миграции его до Предкавка­зья [Rassamakin 1996] и статью И.Л. Сердюковой об элементах КША в катакомбной культуре Среднего Поднепровья [Serdyukova 1996, с. 131-155]. Кроме обозначенных выводов, следу­ет отметить единодушное признание всеми исследователями, касающихся проблемы КША, связи находок амфор в ямных погребениях Северной Молдавии (Корпач) и левобережья Днепра с культурой шаровидных амфор КША [Яровой 1979; Манзура, Ковалева, Рассамакин 1996; Шмит 1996, рис. 8; Serdyukova 1996].Однако они более сдержаны при оценке сходства керамики КША и кубано-терской культуры, [Serdyukova 1996, с. 132; Szmyt 1999], считая куба- но-терскую группу независимой в отношении влияния КША [Serdyukova 1996, с. 132] или со следами этого влияния [Szmyt 1999].

Вопросы происхождения амфор в погребальных памятниках пост-новосвободненского и докобанского периода были поставлены нами в связи с нашими раскопками в Северной Осетии в 1976-1980 годах, и в связи с синхронной публикацией материалов рассматривае­мого периода из курганов Кабардино-Балкарии и Верхнего Прикубанья [Нечитайло 1978;Ар- хеология КБ 1980].

На VIII Крупновских чтениях, в докладе «Культура шаровидных амфор на Северном Кав­казе»^[70] нами были приведены новые данные о группе амфор в курганах пост-майкопского и докатакомбного периода в Кубано-Терском междуречье и предложена гипотеза о происхож­дении этой серии сосудов из круга культур КША и КШК [Николаева 1978, с. 74-76]. Подобные сосуды в случайных находках были давно известны на Северном Кавказе и рассматривались в рамках северокавказской культуры. Происхождение последней связывалось с недиффе­ренцированной майкопско-новосвободненской общностью [Марковин 1960], поэтому никто

не задумывался о происхождении этих уникальных сосудов, не имеющих аналогий на терри­тории Кавказа и Предкавказья.

Эти тезисы получили развитие в выделении КТК через сравнительно-типологический анализ керамических коллекций КША-КШК и КТК, в котором были установлены аналогии не только для 17 амфор КТК, но и для всех остальных типов (а это - 18 сосудов) кубано-терской культуры в памятниках КША (всего 32 аналогии) и в памятниках КШК (всего 10 аналогий) [Ни­колаева 1980. рис. 3-6; Николаева 2010а, рис. 1-6].Приложение 3, рис. 38-43.

Сравнительно-типологический анализ керамики КТК и КША-КШК основан на сопостав­лении 200 сосудов КША и КШК (по каталогам КША: Nosek, 1967; Wislanski, 1966; Nagel, 1985. по каталогам КШК: Behrens 1973;Lucas,1965; Lwe, 1959; Mattias, 1974) и 200 сосудов кубано- терской культуры.

Кроме того, что выборки равны, имеет значение и то, что в КТК представлены все ос­новные типы КША: 1 - амфоры шаровидные (Ногир I/I5); 2 - амфоры куявские орнаментиро­ванные (Ногир 1/8); 3 - амфоры двуручные (Ногир I/I3); 4 - миски полусферические (Лечинкай 4/1); 5 - кубки и кубковидные сосуды (Дзуарикау 3/2); 6 - амфорки (Верхний Акбаш 1/10; Дзуа­рикау 8/5). Аналогии 35 сосудам КТК представляют 33 сосуда КША, а коэффициент сходства культур достигает почти 100 %, рассчитанный по 1/6 части выборки керамического инвентаря двух культур.

Следует подчеркнуть, что сравниваемые формы сложны, что исключает их конверген­цию и позволяет говорить о генетической общности трех керамических традиций КША, КШК и КТК [Николаева 1980, с. 108; Николаева 1987; 2006, с. 3-12; 2010 а, с. 121-143]. Сходство ке­рамики КТК с КША и КТК с КШК было подкреплено анализом погребальных сооружений [Ни­колаева 1980, рис. 1,2]. Приложение 3. рис. 38-43.

Вообще все приводимые аналогии керамике КТК в культурах конца III тыс. до н.э. в Цен­тральной и Восточной Европе можно охарактеризовать как «единство в многообразии», что соответствует алгоритму индоевропейских миграций, осуществлявшихся небольшими груп­пами, а поэтому подверженными влияниям культур субстрата, что естественно видоизменяло детали, но сохраняло основу. По этой причине не следует ожидать «чистого» комплекса КША, но и отрицать связи керамики КТК с кругом культур, на которых КША и КШК оказали влияние, не приходиться.

Однако в статье И.Л. Сердюковой^[71] говорится, что несмотря на привлекательность идеи западного происхождения Новосвободной и КТК, гипотеза о происхождении КТК из круга КША и КШК не выдерживают критики. Оказывается и 42 аналогий недостаточно, чтобы при­знать единство культурно-исторического процесса, охватившего пространство между Кар­патами и Северным Кавказом в III/II тыс. до н.э.

Разумеется, время и новые источники вносят свои коррективы в гипотезы исследова­телей, но мы и сейчас можем подписаться под нашими тезисами 1978 и 1979 года, поскольку они не потеряли значения. Выдержки из них мы помещаем ниже.

О саксо-тюрингскихамфорах. Шаровидная амфора в дольмене Дз.3/2 относится к сак- со-тюрингским, сохраняет зональную орнаментацию, характерную для новосвободненских

амфор и западноевропейских, а также сочетается с двумя кубками, что также характерно как для керамики Новосвободной, так и для старшей фазы культур шнуровых керамик Европы. Металлический инвентарь определяет место дольмена и амфоры в нем в системе погребаль­ных комплексов среднебронзового века Северной Осетии как СБ 1.

Стратиграфия и периодизация КТК. Стратиграфическое положение и инвентарь комп­лекса Дз.1/19 помещает наиболее ранние шаровидные амфоры между датой майкопских па­мятников и временем сачхерских памятников на Северном Кавказе, которые, судя по шты­ковым копьям из сачхерских могильников Закавказья, датирующихся на Ближнем Востоке III - четвертью 23-22 вв. до н.э., могли появиться на Северном Кавказе не ранее 21 в. до н.э.

Абсолютная хронология КША. Известные радиокарбонные даты для памятников культру- ры шаровидных амфор в Западной Европе - 2470+160; 2175+69; 2230+40; 2410+100; 2216+120. Археологические датировки начала культуры - 2900-2500 гг. до н.э. Восточная группа КША датируется И.К. Свешниковым последней четвертью III тыс. до н.э.

О миграции КША. Появление амфор на Северном Кавказе связано с их движением из района Польши и Западной Украины на юг на II стадии существоавния центральной группы,т. е. во II половине III тыс. до н.э.

Судьбы КША. Конец существования амфор на Северном Кавказе связан с их поглоще­нием катакомбной культурой Северного Кавказа. Аналогичный процесс протекал везде на всех территориях, где сталкивались эти культуры.

Новосвободная, дольмены и КТК. Связь новосвободненских гробниц, с одной сторо­ны, с дольменами Северо-Западного Кавказа (Л. И. Лавров, В. И. Марковин), а с другой - с северокавказскими памятниками среднебронзового века (Н. А. Николаева, В. А. Сафронов) указывает на генетическую общность.последних с дольменами и противоречит майкопскому происхождению северокавказской культуры (В. И. Марковин). [Николаева 1978. с. 74-76].

Происхождение дольменных гробниц Северного Кавказа. Отсутствие в Средиземно­морье форм недольменных построек, однокультурных с дольменами на Северном Кавка­зе, нельзя объяснить в свете «средиземноморской» гипотезы происхождения дольменов. Древнейшие же формы дольменов Португалии - исходные для западнокавказских (по В.И. Марковину) - воздвигались в ином строительном материале (необработанные глы­бы камня), в иной архитектурной традиции (без отверстий, пазов и др.). В материальной культуре областей Средиземноморья III тыс. до н. э. нет черт сходства с инвентарем доль- менных памятников Кавказа. Знакомство с многообразием форм сооружений «мегалити­ческого пояса» Западной Европы убеждает в том, что искомый центр происхождения доль­менов северокавказских форм следует искать в южнобалтийских землях. Хронологически он должен быть позже галлерейных могил КВК и соотноситься с мегалитической культурой шаровидных амфор КША, для которой характерно все многообразие кавказских форм ка­менных сооружений ранне- и среднебронзового века, в том числе дольмены с отверстием (Пацанув, Польша), гробницы-цисты с корридором и входом (Шчитно, Польша), гробницы из стел (Решинек, Польша), из блоков (Малшевка, Суемцы), грунтовые ямы под плитой, ямы со стенками в несколько рядов булыжников. Дно гробницы покрыто мелким камнем и обмаза­но глиной (Пикутково, Потыры, Янишевек).

Новосвободная и КША. Керамический инвентарь, найденный в указанных северокав­казских памятниках, обнаруживает керамический комплекс, находя четкие аналогии в трех группах КША, представлен в новосвободненских гробницах (РБ На по В. А. Сафронову). В нем отсутствует шнуровой орнамент, характерный для поздних комплексов КША; вместе с тем на этой керамике отчетливые следы влияния керамической традиции культуры воронковидных кубков (ангоб, штампованный орнамент, сосуд с носиком - Зеесте, Ольденбург), на основе которой сложилась КША.

Периодизация амфор в КТК иих параллели в КША. Следующими по времени являются керамические комплексы Дзуарикау 1/19, 7/4 (РБНЬ), которые находят точные аналогии как в польской, так и в восточной группах КША. (Венец, Суемцы).

СБ 1а1 К рубежу раннего и среднего бронзового века (РБ/СБ), относятся шаровидная амфора из комплекса Ногир 1/22, точные аналогии которой находятся в польской группе КША (Кальск).

СБ 1а2. Двухкамерная гробница Дзуарикау 3/2 содержала 10 сосудов, находящих ана­логии в комплексах КША (кубки - Старый Мирополь, миски - Пикутково).

СБ 1аЗ. Комплексы последующего времени обнаружены в большом количестве (Дзуа­рикау 2/3, 4/1, 5/1, 9/1-3; Ногир 1/8; Усть-Джегутинская 17/1, 19/1, 33/2, 34/3, 4; Суворовская 3/6). Они характеризуются присутствием различных вариантов основной формы КША - куяв- ской амфоры.

СБ 1аЗ. Наряду с присутствием элементов куро-аракской и шнурокерамической тради­ции доминирующими остаются основные керамические формы КША., мало видоизменяясь во времени.

Роль КША в культурогенезе. Племена КША. продолжают существовать в горных цент­ральных и западных районах Северного Кавказа до XV в. до н. э., т. е. на пять веков дольше, чем на северо-западе Восточной Европы, сохраняя свою яркую самобытную культуру [Нико­лаева 1979, с. 12-14]

Хотя в кубано-терской культуре не известны дольмены, при сопоставлении погребаль­ных сооружений КТК и КША нами привлекались и дольмены Северо-Западного Кавказа, пос­кольку некоторые из них, судя по их инвентарю и архитектуре, хронологически ближе к куба- но-терским памятникам, чем дольмены Новосвободной [Николаева 1980, рис. 1-2].

Аналогии всем формам гробниц КТК и мегалитам раннебронзового века Северного Кавказа существуют в КВК, КША, КШК. Информация о могильных конструкциях КША взята из не потерявшей значения подробной сводки погребальных сооружений КША Польши [Nosek 1967]. В конце книги с. Носека дан табличный каталог всех погребальных сооружений с ука­занием их топографии в памятнике. Из 192 объектов 10 % погребений было связано с курган­ной насыпью. Используемый для строительства гробниц материал - плиты, блоки, валуны. Около 20 % могил имели каменные конструкции. Отмечено 19 гробниц из плит; 20 - из валу­нов; 5 - из блоков, поставленных торцом. В технологии использовались такие приемы, как замазывание щелей глиной и забутовка их мелким камнем, укрепление подпорками из плит и боковыми набросками булыжника.

Как следует из обзора погребальных сооружений КША, для них характерны и каменные гробницы, и дольмены, и ящики, и грунтовые ямы под курганом (см. выше табл. 70). В куль­туре шнуровых керамик при сооружении ящика гораздо чаще использовалась сухая кладка булыжника, чем обработанные плиты [Свешников 1974; 1993], и эта конструкция чаще фикси­руется в КТК Северной Осетии и Кабардино-Балкарии.

Так, из 29 специфических признаков обряда погребения КТК (курганы земляные, каменные, каменные панцири, кромлехи, ровики, стелы/менгиры, каменная наброска над могилой, ямы, ямы под плитой, под циновкой, ямы с дном из речной гальки, ямы с дном, обмазанным глиной, ямы под настилом, обмазанным глиной, ямы, с заплечиками под плитой, ямы с выложенными плиткой стенами; ямы, оконтуренные камнем по краю; ямы с каменной забутовкой; ящик из сплошных плит; ящики-склепы из плитки; ящики, вы­ложенные булыжниками; вытянутое положение скелета; скорченное на боку; скорченное на боку с руками перед лицом; скорченное на спине; парные и коллективные; ритуальные захороненияживотных)22 признака присутствовали в памятниках КША [Николаева 1980, табл. 1,с. 101-103] (см. выше таблица 70).

Таким образом, сходство между КТК и КША по выделенным признакам погребально­го обряда достигает 70 %. Этот процент был бы интерпретирован как доказательство одно­культурности археологических памятников двух любых культуры [Федоров-Давыдов, 1987]^[72]. Для подобных выводов существенно и то, что сравниваемые выборки сопоставимы. Это не означает, что мы приходим к выводу об однокультурности КША и КТК на основании вышепри­веденного сравнения погребального обряда КША и КТК, поскольку в ядре КТК представле­

ны и элементы других культур, в частности амфоры КШК, кратеры, кружки-кубки, шнуровой орнамент. Следует отметить измененную технологию сооружения каменных ящиков в КТК и сравнительно с КША, и с кеби-обинскими ящиками.

Гомогенность ядра кубано-терской культуры (или КИО), выражающаяся в том, что керамические типы I этапа КТК доживают почти в неизменном виде до ее последнего этапа, указывает на то, что носители этой культуры доживают до самого конца и входят в следующую кобанскую эпоху. Культурная преемственность на протяжении почти 1000 лет должна найти отражение в данных лингвистики и мифологии, которые освещаются в следующей главе 7.

Несмотря на то, что степной вариант КТК объединяется с предгорным только по металлокомплексу и, таким образом, с точки зрения методики должен быть вынесен за рамки КТК, он содержит керамический комплекс, связанный с погребениями КШК в Пред­кавказье, представленными левобочными и правобочными скорченными захоронениями с ориентировкой в южном секторе. Исходя из того, что раннекатакомбные памятники яв­ляются результатом идеологического влияния донецкой группы общеевропейского шну­рокерамического горизонта на культуры субстрата как в Северном Причерноморье, так и в Предкавказье, сосуды степного варианта также являются частью древнеевропейской традиции на Кавказе.

Формирование КТК в Осетии, Кабарде, Верхнем Прикубанье как части кубано-терс- кой культурно-исторической общности отражает все фазы единого культурно-исторического процесса, начало которого связано с восточными окраинами Центральной Европы, в котором основная роль принадлежала культуре шаровидных амфор и культуре шнуровых керамик. В этом культурно-историческом процессе ключевая роль принадлежит культуре позднего неолита/энеолита - культуре шаровидных амфор. Таким образом, западные окраины Вос­точной Европы и прилегающие зоны Центральной Европы и Северный Кавказ связаны одним и тем же процессом, миграцией индоевропейских культур. которые по прохождении степей Северного Причерноморья (включая культурные группы субстрата) приобретают черты свое­образия, что выражается в мозаике культур энеолита-бронзового века в этом регионе. Этот алгоритм миграций сохраняется и в катакомбную эпоху, что и позволило говорить не о ката­комбной культуре, а катакомбной КИО [Клейн 1967. 1980; 2010]

На это же указывает и М. Шмит, подчеркивая значение и роль КША в локальных транс­формациях центральноевропейских культур, в том числе и позднего триполья. В этих куль­турных трансформациях исследовательница видит отражение этнических процессов, на­зывая их индоевропеизацией и приводя в подтверждение этого тезиса выдержки из работ М. Гимбутас, К.Ренфру и Дж. Мэллори. Более того М. Шмит свидетельствует, что все больше источников говорит в пользу миграции части населения КША и поздних трипольцев на восток [Szmyt 1996, с. 26-27].

Итак, комплекс КТК формировался уже на Северном Кавказе из культурных групп, зани­мающих разные территории Кубано-Терского междуречья в разное время. Эти группы обра­зуют пестрое культурное пространство, кубано-терскую культурно-историческую общность, что отражено в выделении двух вариантов - предгорный и степной (Суворовская, Терская), а также в выделении четырех меридиональных микрорегионов (Верхнее Прикубанье, Пятиго- рье, Кабарда, Северная Осетия).

Если на I-III этапах на первых мигрантов КТК имело доминирующеее влияние населе­ние горной полосы Северной Осетии (куро-аракская традиция), то на IV этапе к предгорьям приблизились степные группы, керамика которых сигнализирует о наступлении с севера но­сителей катакомбного обряда.

На III/IV этапах КТК характерными становятся амфоры XXI типа - саксо-тюрингские амфоры, а также кубки, кружки и курильницы, яркие признаки раннего, преддонецкого горизонта катакомбной КИО [Николаева 2009а]. Исследователи по-разному решают про­блему появления катакомбы в Восточной Европе. В 1979 году мы предложили свою гипо­тезу [Сафронов 1979; Николаева. Сафронов 1981]. Модель катакомбного культурогенеза с равным участием КША и КШК убедительно демонстрируют памятники культуры Злота [Николаева 2009а]. Следует отметить, что инновации основательно перерабатываются в среде КТК с участием реликтовых приемов куро-аракской традиции (полушарные и псев- дополушарные ручки).

Необходимыми условиями для формулирования гипотезы происхождения КТК являет­ся признание факта частичного сосуществования ряда культур: восточной группы КША, КВК, и КШК, позднего триполья, а также факта образования ими ряда синкретичных комплексов, заполняющих этно-культурное пространство западной части Восточной Европы от Прута, За­падного Буга до Днепра.

Неожиданное подтверждение нашей концепции мы увидели в работах М. Шмит, которая открыла новую страницу в исследовании КША. В течение 20 лет эта польская исследовательница разрабатывает концепцию КША как динамической системы, активно участвующей в культурных трансформациях на западе, на юге, на востоке и юго-востоке своего ареала. Она подчеркивает, что в исследованиях юго-восточной группы КША пре­обладает статический подход[Szmyt 1996, с. 27], который надо менять. То, что КША не исчезает бесследно на территории Украины вплоть до первых веков II тыс. до н.э., как убедительно показано И.Л. Сердюковой, подтверждает модель формирования КТК с пер­манентным участием КША.

При решении вопросов генезиса культуры первостепенное значение имеет хроноло­гическая позиция исходных памятников и выводимых из них производных. В работе 1974 г. [Николаева, Сафронов 1974, с. 188-193] были приведены абсолютные даты памятников по С¹⁴ КША, усатовских (24- 21 вв. до н.э.), а также северокавказских постмайкопских погребений Усть-Джегутинского могильник (20-19 вв. до н.э.), которые первоначально были перепутаны и относились А.Л. Нечитайло к майкопской культуре. В.И. Марковин [см. Археология 1994, с. 283] утверждает, что даты 2160±60 и 2060±60 гг. до н.э. относятся к двум погребениям пер­вого этапа КТК, Усть-Джегутинская 32/10 и 24/2.

Определение датировки Большого Майкопского кургана 23 в. до н.э. по исторической месопотамской шкале хронологии [Сафронов 1982, табл. 1] дает дату terminus post quemи для Новосвободной, и для КТК. Для определения направления миграции новосвободненс- ких памятников имеют значение данные относительной хронологии и кавказо-месопотамс- кая линия абсолютной хронологии, а также концепция индоевропейских прародин, в которых получает интерпретацию вопросы происхождения и хронологии всех культур европейского нео-энеолита, относящихся к индоевропейскому кругу (см. главу 7)

Глава 7