<<
>>

3 .2. Митрополичьи дьяки и подьячие

За время правления Ивана Грозного через канцелярию митрополитов Даниила, Иоасафа, Макария, Афанасия, Филиппа, Кирилла, Антония и Дионисия прошло 13 дьяков и четверо подьячих. Дьяки: Иван Афанасьев (1)[5635]; Вассиан Александрович Воробьев(2); Матвей Иванович Малого Коротнев(3); Василий Муха и его предполагаемый сын Юрий Васильевич (?) Мухин(4, 5)[5636]; Никита Авксентьевич Парфеньев (6)[5637]; Никита Яковлевич Румяной (7)[5638]; Иван Одинец Леонтьевич Севашеров (8)[5639]; Иван Васильевич Соболев(9); Савлук Семенович Турпеев (10)[5640]; Илья Антонович Царегородцев(11); Иван Маркович Шебаршин (Шеборшин, Шабаршин, Шабарин) (12)[5641]; Постник Иванович Юрьев (13)[5642].

Подьячие: Богдан Иванович Варакин (1)[5643]; Серко Иванович Головин (2)[5644]; Прохор Митрофанович Маслов (3)[5645]; Пятунко Феофанов (Фофонов) (4)[5646].

В отличие от удельного приказного аппарата канцелярия главы Церкви в исследуемый период сохраняет свою кадровую автономию. Только двое (Илья Царегородцев и Постник Юрьев) из 13 дьяков ранее работали в царском бюрократическом аппарате.

6 из 13 выходцы из дворян.

В одном случае известен отец приказного деятеля. Никита Авксентьевич Парфеньев (1) был сыном митрополичьего сына боярского Авксентия Ивановича Парфеньева. Выше об этом уже говорилось.

Дьяк митрополита Макария Савлук Турпеев (2) до перехода на канцелярскую работу служил в детях боярских митрополичьего двора. 1 февраля 1555 г. он вместе с другими митрополичьими детьми боярскими присутствовал на приеме главой Церкви литовского посла

Ю.В. Тишковича[5647]. В августе-ноябре того же года Савлук ездил в Литву, отвозил панам-раде грамоту предстоятеля.

Посольская книга именует его человеком митрополита Макария[5648].

В одном случае сословное происхождение дьяка помогают определить данные о его ближайших родственниках. Об Илье Царегородцеве(3) выше уже было сказано.

Еще в трех случаях опираемся на данные антропонимики. Вопрос о происхождении Матвея Ивановича Коротнева(4) и Ивана Васильевича Соболева(5) был разобран выше, в разделе о дьяках первой трети XVI в.

Никита Яковлевич Румяного(6) до того как стать дьяком митрополичьей канцелярии, служил тверскому епископу с микроскопической вотчины (41 четв. на пятерых землевладельцев) в волости Суземье[5649]. Так служебный статус и имущественное положение будущего приказного деятеля обрисовывает дозорная книга 1551-1554 гг. Конкретный чин его не указан. Однородцы Никиты служили тверскому владыке в чину детей боярских вплоть до конца XVI столетия[5650]. Это обстоятельство позволяет отнести к числу детей боярских и самого Никиту.

6 из 13 это 46,2 % Притом четверо из шести дьяков происходили из фамилий митрополичьих же дворян.

3 из 13 потомственные приказные деятели. О Постнике Юрьеве(7) выше уже было сказано. Дьяк митрополита Макария Иван Афанасьев (8), видимо, был сыном дьяка митрополита Даниила Афанасия. Если дьяк митрополита Антония Юрий Мухин(9) и Юрий Васильевич Мухин, послух в данной Е.А. Замыцкой, суть одно лицо (сидел у данной митрополичий дворецкий Ф.А. Замыцкий), то отцом Юрия Мухина, предположительно, мог быть подьячий митрополита Даниила Васюк Муха[5651].

3 из 13 это 23,1 %. Мы видим, что выходцев из дворянства в канцелярии митрополита стало больше чем в первой трети XVI в. более чем на половину (было 30 % стало 46,2 %). Почти столько же сколько было при Василии III в великокняжеском дьяческом аппарате (48,9 %). Митрополичья канцелярия, таким образом, демонстрирует уже известную тенденцию развития: как бы отстаёт в своей динамике от великокняжеского аппарата.

Все четверо митрополичьих подьячих известны только на службе главе Церкви, их социальное происхождение установлению традиционно не поддаётся. Это согласуется с уже известным нам выводом о более «демократической» природе подьячих по сравнению с дьяками.

Сведений о матерях митрополичьих дьяков нет. Брак выявлен только один. Это уже разобранный союз Ильи Антоновича Царегородцева и дочери Ивана Зубатого. Других брачно­семейных связей здесь проследить не удалось. Не выясненной пока остаётся данная сфера жизни и применительно к митрополичьим подьячим.

Из дьяков один отец - Илья Царегородцев и двое его сыновей, Иван и Тимофей. Оба известны только как частные лица. Из подьячих тоже один отец - Василий Муха Ларионов сын. Сыном Василия Мухи, возможно, был Афанасий Васильевич Мухин. 19 июня 1559 г. он писал данную митрополичьих детей боярских Фоминых, которые как душеприказчики кн. И. А. Селиховского дали его вотчину в Тверском уезде Троице-Сергиеву монастырю[5652].

Из 13 митрополичьих дьяков нами выявлено пятеро землевладельцев.

Иван Афанасьев(1). 17 августа 1593 г. патриарх Иов пожаловал своего сына боярского И. С. Мякинина поместьем в Манатьине, Быкове и Коровине стану Московского уезда. Всего три пустоши на 46 четв. без указания качества. Две из этих пустошей - Редочье и Лисенево - ранее были в поместье (I) за дьяком Иваном Афанасьевым[5653]. 6 апреля 1595 г. еще один патриарший сын боярский - В. Г. Ватолин - получил из бывшего поместья дьяка пп. Замошье, Свободино, Сварухино и Пестриково на 49 четв. Качество земли не указано[5654].

В 1584/85-1585/86 гг. п. Лисинова (25 четв. ср. перелога и поросли) была описана в порозжих как бывшее поместье Истомы Фомина. По соседству располагались пп. Пестрикова (25 четв. ср.з. лесом поросло) и Слободина (37,5 четв.), бывшее поместье Ивана Афанасьева[5655].

Иван Афанасьев служил митрополиту Макарию с 1542 по 1555 гг.[5656] По сему, можно полагать, что все дачи из записной книги поместных дач и писцовой книги Т.А.

Хлопова принадлежали дьяку ещё во времена царя Ивана.

Определение размеров поместья Ивана Афанасьева затруднено расхождениями в данных источников. Записная книга сообщает, что в четырёх пустошах было 49 четв., а по сведениям из писцовой книги только в двух пустошах 62,5 четв. Данные записной книги почёрпнуты из материалов описания Услюма И. Данилова и И.Г. Беклемишева 1551/52 г. По записной книге в трёх пустошах было 46 четв., по писцовой книге только в одной 25 четв. На две пустоши остаётся только 26 четв. Записная книга ссылается на книги письма и меры С. Никитина и Первого Сахарусова 1585/86 г. Примирить эти разногласия источников без дополнительной

информации невозможно. По сему, ограничимся примерными данными и будем считать, что подмосковное поместье Ивана Афанасьева было величиной от 88,5 до 95 четв. ср.з. или 70,6-76 четв. д.з.

Матвей Коротнев(2). В 1538/39 г. купил у М.Г. Скрипицына за 60 руб. его куплю (II) д. Аргуново в Верхдубенском стану Переславского уезда[5657]. Это имение оставалось во владении дьяка и в 1557/58-1558/59 гг.[5658]

В том же году Матвей приобрёл у того же продавца дд. Внуково, Лапирево и Озимино с пч. Внуково в том же стану того же уезда за 40 руб. Сразу после этого дьяк променял Бутеневым д. Озимино, взяв в отмен половину сц. Уполовникова и доплатив 30 руб.[5659]

К 1592-1594 гг. Озимино оказалось во владении Троице-Сергиева монастыря. В деревне, ставшей пустошью, писцы намеряли 12 четв. худ.з. Троицкая братия владела и второй половиной Уполовникова, где было 27 четв. худ.з.[5660]

Если в половине Уполовникова было 27 четв., а в Аргунове, двух Внуковых и Лапиреве по 12 четв., то всего Матвей Коротнев владел в Переславском уезде 75 четв. худ.з. или 50 четв. доброй землёй.

Никита Парфеньев(3). В 1570/71 г. Никита судился с кн. В.И. Темкиным Ростовским по делу об убийстве своего сына. Василий был присужден к штрафу в 900 руб. и расплатился вотчиной (III) на 600 руб., полученной ранее от дьяка И.М.

Висковатого в уплату иска за бесчестье. В Шуромском стану Переславского уезда митрополичий дьяк приобрёл, таким образом, с. Хрептово с дд. Вонятино, Морево, Матвейково, Шилово, Капустино, Едолова Гора, Бортенево, Мартынково, Панково, Дмитриевская, Качалова, Малцова, Елешево, Труфаново, Бамдино, Копылово, Санино, Чабурово, Короткое, Русаново и Офремцово. 4 февраля 1571 г. дьяк получил на это имение ввозную грамоту[5661]. В том же году Никита дал вотчину Троице- Сергиеву монастырю, получив 200 руб. сдачи. В данной названия ряда деревень звучат иначе, чем во ввозной: Вотутино, Марево, Дулова Гора[5662].

В 1592/93 г. с. Хрептово с деревнями было описано в составе вотчин Троице-Сергиева монастыря. За 20 с лишним лет топонимика изменилась, тем не менее, в писцовой книге обнаруживаются 19 деревень и 21. Всего 259,7 четв. доброй землёй[5663]. Это без трёх деревень. Впрочем, за два десятилетия недостающие деревни могли исчезнуть, а их пашня отойти к соседним деревням.

648

649

650

651

652

653

654

В счёт оставшихся 300 руб. кн. Василий передал Никите Аксентьевичу свою вотчину (IV) в Мощинском стану Серпейского уезда: 2/3 с. Олферьевского с дд. на 338 четв. без указания качества. Смена собственника была оформлена купчей 13 февраля 1571 г.[5664]В том же году дьяк продал имение Троице-Сергиеву монастырю за те же 300 руб.[5665][5666]

В 1593/94 г. вотчина была описана в составе троицких владений. На основании 657

материалов писцовой книги можно определить качество земли - среднее . 338 четв. ср.з. это 270,4 четв. доброй землёй.

Всего в двух дачах 530,1 четв. д.з.

Илья Царегородцев (4). 11 марта 1594 г. патриарший сын боярский Д.С. Лазарев был пожалован поместьем (V) - п. Ивакиным в Марининском стану Переславского уезда на 60 четв. без указания качества. Ранее это имение принадлежало митрополичьему дьяку Илье Царегородцеву [5667].

При средней земле это будет 48 четв. доброй землёй.

Кроме этого, как мы уже отмечали выше, приказной деятель владел вотчиной (VI) в Быкове и Коровине стану Московского уезда на 70,4 четв. доброй землёй.

Всего в двух дачах 118,4 четв. д.з.

Иван Шебаршин(5). В 1584/85-1585/86 гг. владел поместьем (VII) в Манатьине, Быкове и Коровине стану Московского уезда: д. Некрасово с 2 пп. на 136,75 четв. ср.з.[5668]Доброй землёй будет 109,4 четв.

5 из 13 38,5%. Трое из пяти (60%) выходцы из дворян[5669]. И. Афанасьев потомственный приказной. Происхождение И. Шабаршина неизвестно. Всего в среде митрополичьих дьяков выходцев из детей боярских шестеро. Землевладельцев из них половина. Потомственных приказных трое, землевладельцев треть. Лиц невыясненного социального происхождения четверо, землевладельцев четверть. Также как и применительно к царской канцелярии мы видим зависимость факта землевладения от социального происхождения.

Во владении 5 дьяков 7 имений: 3 поместья и 4 вотчины. Из трёх помещиков один вышел из дворян (И.А. Царегородцев), один потомственный приказной (И. Афанасьев) и один невыясненного социального происхождения (И. Шабаршин). Три вотчинника (М.И. Коротнев, Н.А. Парфеньев и И.А. Царегородцев) все суть выходцы из дворян.

Фамильных вотчин в исследуемой совокупности нет. У Матвея Ивановича купля, у Никиты Аксентьевича обе вотчины получены по суду. Вотчина Ильи Антоновича пожалована государем вместо купли в Костромском уезде.

Из 5 дьяков как вполне обеспеченный человек выглядит только один - Н.А. Парфеньев (530,1 четв. доброй землёй), двое землевладельцев средней руки - И.А. Царегородцев (118,4) и И. Шабаршин (109,4). И. Афанасьев (76) и М.И. Коротнев (50) могут быть людьми малоземельными.

Для анализа географии землевладения, имеющаяся у нас выборка, маловата. Однако, распределение имений митрополичьих дьяков по уездам и районам весьма характерно. Как и в случае с дьяками и подьячими царя и великого князя, первенствуют Московский район в лице Московского уезда (имения №I, VI, VII) и Владимирский уезд в лице Переславского уезда (II, III, V). Серпейский уезд (IV) явно случайно попал в анализируемую совокупность.

Завершая главу, ещё раз сформулируем её основные выводы. Применительно к социальному происхождению дьяков царя и великого князя, главное явление эпохи Ивана Грозного: обозначение тенденции к снижению в структуре дьячества доли выходцев из дворян и детей боярских. По всей видимости, это не было следствием какой-то сознательной политики. На протяжении пяти десятилетий царствования Ивана IV происходило, по нашим наблюдениям, постепенное вымывание из дьяческой среды выходцев из дворян и детей боярских. Это начало процесса, результаты которого отмечаются исследователями происхождения дьяков XVII столетия, когда выходцы из «демократических» слоёв населения безусловно доминируют среди дьяков царя и великого князя.

Полагаем, что этот процесс был связан, во-первых, с ростом государственного аппарата и усложнением его функций, наблюдавшимися с середины XVI в. Параллельно происходило увеличение численности служащих этого аппарата, прежде всего, за счёт лиц неизвестного, «темного» происхождения. Во-вторых, по всей видимости, сыграли свою роль социальные процессы, происходившие внутри класса служилых землевладельцев. Реформа Государева Двора, опричнина открыли для рядовых детей боярских новые возможности социального роста. Значение дьяческой службы как «социального лифта» снижается.

Перемены происходят и в структуре удельных дьяческих канцелярий. Если ранее они состояли большей частью из выходцев из удельных же детей боярских, то при Иване IV эти учреждения формируются из дьяков и подьячих царя и великого князя, переводимых в удел. Для подьячих это был перевод с повышением. Интересно, что среди удельных дьяков и подьячих выходцев из дворян и детей боярских было практически вдвое меньше. Складывается устойчивое впечатление, что царская власть старалась не просто сформировать удельный приказной аппарат из своих верных людей, но и наполнить удельные канцелярии преимущественно элементами социально чуждыми местному удельному дворянству, выскочками без «отечества».

В отличие от удельного приказного аппарата канцелярия главы Церкви в исследуемый период сохраняет свою кадровую автономию. По меньшей мере половина митрополичьих дьяков суть выходцы из дворян и детей боярских. При этом, большая часть из них происходила из семей традиционно служивших митрополиту Московскому (или кому-либо из архиереев).

Родственные связи дьяков царя и великого князя, так же как и в предшествующую эпоху, определяются, в первую очередь, их происхождением, «отечеством». В то же время в эпоху Ивана Грозного наблюдается новое явление, ранее не отмечавшееся: установление родства и свойства дьяческих семей с семьями аристократическими (Голицыны, Жулебины, Оболенские, Пронские, Ромодановские, Хворостинины, Чулковы, Яковлевы) и теми семьями, чьи представители входили в верхний эшелон Государева Двора (Годуновы, кнн. Долгоруковы, кнн. Ноготковы, Салтыковы). Полагаем, что это отражает рост социального веса дьяков, бывший, в свою очередь, следствием роста политического влияния служилой бюрократии.

Карьерные успехи дьяческих сыновей в исследованный период в целом оставались неизменными. Выбор карьеры определялся, главным образом, «отечеством». Дворянская служба по-прежнему расценивалась как наиболее предпочтительный вариант карьеры. В то же время существенно, по сравнению со второй половиной XV - первой третью XVI вв., снижается популярность приказной работы. Видимо, на материалах двух последних четвертей XVI в. основано заключение Н.П. Лихачева о том, что дьяческие сыновья неохотно шли по стопам отцов. Полагаем, что причины здесь те же, что обусловили снижение в структуре дьяков доли выходцев из среды дворян и детей боярских: преобразования в структуре и персональном составе Государева Двора в период реформ 1550-х гг. и опричнины открыли перед дьяческими сыновьями перспективы социального роста, не связанные с многолетней приказной работой. С этим предположением согласуется ещё она особенность службы дьяческих сыновей в эпоху Ивана Грозного: повышается её карьерный потолок. Во второй половине XV - первой трети XVI вв. сыновья дьяков не поднимались выше рядового состава Государева Двора. В эпоху Ивана Грозного они достигают даже думных чинов. Ещё одним фактором, который мог влиять на карьерные успехи дьяческих сыновей, это рост в исследуемый период социального веса и политического влияния дьячества.

Дьяки эпохи Ивана Грозного продолжали оставаться землевладельцами, помещиками и вотчинниками. Полагаем, что, по меньшей мере треть всех дьяков царя и великого князя были людьми обеспеченными и весьма обеспеченными. Земельные состояния целого ряда дьяков сравнимы с владениями боярской аристократии. Как правило, это наиболее влиятельные главы ключевых государственных ведомств. Удельные и митрополичьи дьяки владели гораздо менее значительными земельными комплексами.

Происхождение подьячих царя и великого князя сохраняет те же особенности, которые были выявлены нами применительно к XV - первой трети XVI вв. Это меньшая, в сравнении с дьяками, доля выходцев из дворян и детей боярских. В числе последних меньший процент фамилий, связанных с Государевым Двором, и больший, тех, что относились к служилому городу. На протяжении второй половины XV - XVI вв. (до 1584 г.) мы констатировали неуклонное снижение в дворянской составляющей подьячих выходцев из Государева Двора. Анализ брачно-семейных связей подьяческих фамилий подтверждает этот вывод: подьячие реже чем дьяки роднились с дворянскими семьями и чаще с недворянскими и неизвестного происхождения фамилиями. Среди родственников подьячих, принадлежавших к дворянам и детям боярским не выявлено персонажей, связанных с Государевым Двором.

Сравнение по происхождению подьячих, ставших дьяками, с подьячими, до дьячества так и не дослужившимися, показывает больший процент в среде первых выходцев из дворянской среды и их несколько более высокую «честность» (большую долю выходцев из Государева Двора). Можно заключить, что у сына боярского было больше возможностей сделать карьеру в приказной среде. Больший процент в первой группе (подьячие, ставшие дьяками) выходцев из среды дьяков и подьячих говорит о том, что наличие родственных связей в бюрократической среде так же способствовало служебному росту. Похоже, что при пожаловании подьячих в дьяки принцип отечества учитывался так же как и везде в служилой среде. То же явление прослеживается при анализе брачно-семейных связей: в среде родственников «вечных» подьячих выходцев из дворян и детей боярских больше, а представителей недворянских и неясного происхождения семей, напротив, больше, чем в среде родственников подьячих, ставших дьяками.

Сыновья подьячих, так же как и ранее, во второй половине XV - первой трети XVI вв. шли, прежде всего, на дворянскую службу. Главным фактором здесь, на наш взгляд, было «отечество». Влияние это проявлялось в двух формах. Во-первых, социальное происхождение подьяческих отцов, во-вторых, их служебные успехи. Для тех подьяческих сыновей, чьи деды были детьми боярскими, выбор дворянской службы был естественным. Те подьяческие сыновья, чьи предки вышли из «третьего сословия», стремились на дворянскую службу, по всей видимости, ещё активнее. Дьяки и подьячие, безусловно, входили в состав служилого сословия, но лишь в силу занимаемой должности, лично, без права передачи статуса по наследству. Дворянская же служба вводила подьяческих сыновей в среду «служилых людей по отечеству». Этот статус уже передавался наследникам по факту их рождения. Другое дело, что по мере сословной консолидации дворянства, государство всё менее приветствовало проникновение в среду детей боярских тех, кто не принадлежал к их числу в силу социального происхождения.

На выбор подьяческими сыновьями канцелярской работы социальное происхождение либо не влияло совсем, либо влияло слабо. Зато чётко прослеживается фактор служебный. Сыновья подьячих, ставших дьяками, на дворянской службе оказывались чаще, а на приказной - реже. В группе сыновей «вечных» подьячих соотношение между этими двумя видами службы обратное.

Складывается устойчивое впечатление, что служба в подьячих, если она оказалась венцом карьеры, снижала возможности потомков подьячего стать сыном боярским и, таким образом, закрепиться в рядах служилого сословия. В этом случае сын подьячего предпочитал пойти по стопам отца.

«Отечество», по нашим наблюдениям, влияло и на динамику карьеры подьяческих сыновей. Происхождение отца из дворян и детей боярских помогало сыну попасть в состав Государева Двора, а если он избрал приказную карьеру - достичь дьячества. Аналогичные возможности открывало перед подьяческим сыном и пожалование отца в дьяки.

Анализ подьяческого землевладения эпохи Ивана Грозного позволил нам предположить, что, обладая, как и все служилые люди, правом на поместье и, имея возможности для приобретения вотчин, часть подьячих оставалась безземельной. Это предположение в какой-то мере может быть подтверждено данными о реалиях XVII столетия, когда землевладельцами была меньшая часть подьячих.

В структуре земельных владений подьячих преобладают поместья, что может быть следствием особенностей нашей источниковой базой, а может иметь и более глубокие причины. Подьячие, не имея столь же эффективных инструментов обогащения, что и дьяки, имели меньше средств для приобретения вотчин. Дьяки владеют поместьями и вотчинами фактически на паритетных началах. Подьячие-землевладельцы существенно беднее дьяков, их благосостояние, в основном, по всей видимости, соответствует массе рядовых детей боярских. Так же как и землевладение дьяков, землевладение подьячих тяготеет к месту службы последних: Москва и города с приказными избами.

<< | >>
Источник: САВОСИЧЕВ Андрей Юрьевич. ДЬЯКИ И ПОДЬЯЧИЕ XIV - XVI ВЕКОВ: ПРОИСХОЖДЕНИЕ И СОЦИАЛЬНЫЕ СВЯЗИ. ДИССЕРТАЦИЯ на соискание учёной степени доктора исторических наук. Орёл - 2015. 2015

Еще по теме 3 .2. Митрополичьи дьяки и подьячие:

  1. § 4. Митрополичьи дьяки и подьячие
  2. § 4. Митрополичьи дьяки
  3. 3.1. Удельные дьяки и подьячие
  4. ГЛАВА V. ДЬЯКИ И ПОДЬЯЧИЕ ИВАНА ГРОЗНОГО
  5. ГЛАВА III. ДЬЯКИ И ПОДЬЯЧИЕ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XV - НАЧАЛА XVI В.
  6. ГЛАВА IV. ДЬЯКИ И ПОДЬЯЧИЕ ПЕРВОЙ ТРЕТИ XVI В.
  7. § 3. Дьяки и подьячие удельных князей и глав Русской Православной Церкви
  8. САВОСИЧЕВ Андрей Юрьевич. ДЬЯКИ И ПОДЬЯЧИЕ XIV - XVI ВЕКОВ: ПРОИСХОЖДЕНИЕ И СОЦИАЛЬНЫЕ СВЯЗИ. ДИССЕРТАЦИЯ на соискание учёной степени доктора исторических наук. Орёл - 2015, 2015
  9. § 2. Подьячие царя и великого князя
  10. § 2. Великокняжеский аппарат: подьячие
  11. § 1. Великокняжеский аппарат: дьяки
  12. § 2. Великокняжеский аппарат: подьячие