1.2 Средневековая Русь и Византия. Распространение христианства и его значение

Вопрос о дипломатическом признании Русского государства в условиях рубежа раннего и развитого Средневековья упирался в официальную государственную религию. И христиане Западной Европы и Византии, и мусульмане Волжской Болгарии, Средней Азии и Ближнего Востока не воспринимали язычников как равных себе людей, а их государства не рассматривали как таковые.

Первой христианкой–правительницей Руси была княгиня Ольга. В 957 г. она совершила дипломатическую поездку в Константинополь, где согласно русским летописным данным приняла крещение (по византийским источникам, Ольга уже была христианкой до этого). В Киеве в середине X в. существовал христианский храм Ильи Пророка. Владимир I, придя к власти, в 980 г. попытался провести унификацию языческих культов, создав государственный центральный пантеон. Но его попытка успеха не имела, поскольку в каждом племени продолжали чтить своих богов, и, кроме того, языческие жрецы различных божеств активно противостояли язычнику же Владимиру I в его желании вывести на первый план какие-либо культы.

В 988 г. византийскй император Василий II (976-1025) обратился за военной помощью к Руси для борьбы с мятежом внутри страны. Владимир I послал в Византию войска, но при этом условием помощи поставил брак с сестрой императора принцессой Анной при своем согласии на принятие крещения. Поскольку Византия не торопилась выполнять свою часть договора, Владимир I захватил центр византийской торговли в Крыму – Херсонес, после чего Анна была ему прислана. Владимир и его дружина крестились, в Руси была учреждена митрополия. Эти события происходили в 988-990 гг., но датой «крещения Руси» принято считать 988 г.

После принятия великим князем христианства первоначально церковного землевладения в Руси не было; она получала содержание из великокняжеской казны – десятую часть.

Согласно данным письменных источников и, в большей степени, по археологическим данным, до середине XIII в. христианство не было определяющей формой мировоззрения в русских землях, особенно на северо-востоке. Сохранялись языческие свадебные и погребальные обряды, справлялись языческие праздники, особенно связанные с сельскохозяйственным циклом работ и со сменой времен года. Показательно, что русские князья и бояре, фигурирующие в летописях и других письменных источниках, не называются своими христианскими именами. Почти всегда они выступают под светскими, языческими именами. То же самое, по данным берестяных грамот, было характерно для низших слоев населения. Как и в Западной Европе, языческие боги постепенно превращались в христианских святых, праздники которых совпадали с прежними языческими. Так, Бог грозы, покровитель воинов Перун, отождествился с Ильей Пророком, бог земного богатства, особенно скота, Велес – со святым Власием. Русская этнография даже использует термин «народное православие» (в основном для XIX в.), которым определяется тот сплав языческих поверий и ритуалов с христианской символикой, который был характерен для религиозно-бытовых воззрений крестьян России, Украины и Белоруссии.

Что же касается той роли, которую православие сыграло в цивилизационном развитии Руси, то здесь его роль крайне противоречива. С одной стороны, церковная служба на местном языке давала возможность приобщиться к грамоте широким слоям населения, а не только клиру, как в католическом мире, где языком церковной службы была латынь. Это обстоятельство способствовало очень широкому распространению образования в средневековой Руси, особенно в городах, активному развитию русской литературы, созданию переводов с других языков. С другой, русская церковь изначально была встроена в государственную систему управления, как и в Византии, и поэтому не могла стать ни силой, противостоящей княжеской власти, ни выразителем оппозиционного общественного мнения. В дальнейшем, особенно после завоевания Византии турками, русское православие стало главным восприемником византийской имперской идеи («Москва – третий Рим») мирового господства. Эта идеология тормозила развитие куль­турных связей с Европой, делала любой международный контакт политически нежелательным.