<<
>>

По своему служебному статусу Татьянины и Мунины примерно равны. Мотив брака, по всей видимости, поземельное соседство.

В 1541/42 г. Тимофей Григорьевич Алексеев Онтовидин продал своему дяде Мясоеду Семеновичу Вислово свою вотчину в Белозерском уезде[3608]. Таким образом, получается, что сестра дьяка, имя которой установить не удаётся, была замужем за Григорием Алексеевичем Онтовидиным (17).

Фактов его биографии выявить не удалось. Родственники Григория известны как белозерские вотчинники[3609]. В качестве основного мотива брака здесь можно предполагать поземельное соседство.

Сестра дьяка Дея Губастово, имя которой не установлено, была замужем за конюхом Степаном Васильевичем Тургеневым (18). Выше об этом уже говорилось.

Кн. Афанасий Андреевич Ромодановский в своей духовной, составленной ранее 1570/71 г., упоминает в числе кредиторов Владимира и Алексея Федоровичей Загряжских, именуя их братьями[3610]. Судя по разнице фамилий, братья они двоюродные, сыновья дяди со стороны матери. Владимир и Алексей, как мы уже отмечали выше, были сыновьями Федора Дмитриевича Загряжского, родного брата дьяка Григория Дмитриевича Загряжского. Таким образом, сестра Федора и Григория инока Настасья (мирского имени её выяснить не удалось) была женой кн. Андрея Васильевича Нагаева Ромодановского (19), а кн. Афанасий приходился дьяку племянником.

Ромодановские вели свой род от Ивана Всеволодовича Стародубского. В конце XV - XVI столетиях эта фамилия относилась к числу аристократических, хотя и второстепенных. О

первом говорит устойчивая служба в престижных «стратилатских» чинах, а о втором - два думных чина за столетие и полная служебная безвестность многих представителей рода.

Что касается кн. Андрея Васильевича Нагаева, то в Думе никто из близких родственников не бывал. Однако его дед Семен Васильевич, отец Василий Семенович, дядя Петр Семенович и сам кн. Андрей неоднократно назначались в полковые воеводы.

На воеводстве, правда на городовом, бывал и его сын кн. Афанасий Андреевич Ромодановский[3611].

Шурья Андрея Васильевича были и отечеством более худы и назначения получали скромнее. И Данила и Федор и Григорий Даниловичи Загряжские служили в рядовом составе Государева двора. По сему, брак Загряжских и Ромодановских не был равным. Мотив брака неясен.

В 1591/92 г., согласно приказной выписке из писцовых книг, бывшее поместье Федора Варсобина в Вепрейском стану Алексинского уезда было поделено на две части: одна половина досталась дьяку Богдану Иванову, а другая его племяннику Роману Афанасьевичу Уварову и тетке последнего Аграфене жене Федора Варсобина[3612]. Разница в фамилиях указывает на то, что Роман был племянником Богдана Змеева по женской линии, сыном сестры. То есть сестра дьяка была замужем за Афанасием Уваровым (20). Имя её установить не удаётся.

Тетка Романа Афанасьевича Уварова, либо сестра отца, либо сестра матери. Скорее всего, Аграфена Варсобина урождённая Змеева. Аргументом служат данные той же выписи из писцовых книг. Двое из тех, кто унаследовал дачу Федора Варсобина в 1591/92 г., его явные родственники, жена и племянник. Очевидно, что и третий из наследников тоже родственник бывшего помещика. Если Аграфена урождённая Уварова, то между Федором Варсобиным и дьяком Богданом Ивановым нет родства, а если Аграфена в девичестве Змеева, то приказной деятель приходится Федору Варсобину шурином. Таким образом, еще одна сестра Богдана Ивановича Змеева Аграфена была замужем за Федором Варсобиным (21).

Об Афанасии Уварове, зяте дьяка, надёжных биографических сведений найти не удалось. Роман Афанасьевич служил со своего алексинского поместья, судя по всему, с городом[3613]. Уваровы во второй трети XVI - первой трети XVII в. известны как дети боярские, послухи и землевладельцы в Алексине[3614], Арзамасе[3615], Белеве[3616], Веневе[3617], Владимире[3618],

Волоке[3619], Калуге[3620], Кашире[3621], Кокшайске[3622], Курмыше[3623], Ливнах[3624], Москве[3625], Новгороде[3626], Смоленске[3627]и Устюжне Железнопольской[3628].

Основная масса Уваровых служила, по всей видимости, с городом. Брак Змеевых и Уваровых, таким образом, представляется союзом равных.

Выше мы уже отмечали, что у дьяка Шемета Иванова был племянник Грабыш Иванович Баскаков[3629]. Судя по всему, Грабыш был сыном сестры приказного деятеля. Таким образом, сестра Шемета Иванова была замужем за Иваном Баскаковым (22). История этой фамилии выше уже была рассмотрена нами. В имеющейся генеалогии Баскаковых Грабыш Иванович не находит себе прочного места. О его отце не удаётся найти надёжных биографических сведений. Тем не менее, общий служебный статус Баскаковых вырисовывается достаточно чётко: это были вотчинники средней руки, которые в основном служили с городом.

Сестра Захара Леонтьевича Олтуфьева Аксинья была замужем за костромским вотчинником Русином Борисовичем Кориным (23)[3630]. Выше об этом уже говорилось. Мы пришли к выводу, что основная масса Кориных служила с городом. Мотивом брака, в данном случае, было, скорее всего, поземельное соседство. Захар Леонтьевич, как и Корины сам был вотчинником Костромского уезда[3631].

О том, что сестра Меньшика Путятина за Иваном Козодавлевым (24) выше уже было сказано.

Сестра Кузьмы Васильевича Румянцева Марфа была замужем за Тимофеем Захаровичем Жегаловым (25)[3632]. Тимофей известен только как частное лицо, вотчинник Московского уезда[3633]. В конце 1580-х гг. Жегаловы упоминаются среди тульских и дедиловских помещиков[3634]. Служебные назначения их неизвестны. Можно полагать, что Жегаловы принадлежали к числу городовых детей боярских.

Сестра Петра Григорьевича Совина была замужем за Романом Васильевичем Алферьевым (26). Имя её наш источник не указывает. 3 февраля 1555 г. зять дьяка дал Троице- Сергиеву монастырю по жене Акулине опашень и ковер[3635]Если для Романа Алферьева это был единственный брак, то Акулина и есть сестра Петра Григорьевича Совина.

Фамилия Алферьевых была отраслью рода Нащокиных[3636][3637]. Своим родоначальником Нащокины указали выезжего немца Дуска, получившего в крещении имя Дмитрий Красный. Родоначальником собственно Алферьевых стал Алферий Филиппович Нащокин, потомок Дмитрия Нащоки в

1399

пятом поколении .

Роман Васильевич Алферьев приходился Алферию Филипповичу внуком. Он добился значительных карьерных успехов, выслужившись из выборных дворян в думные[3638]. Но браки в исследуемую эпоху заключались рано. Когда Роман и Акулина поженились, все служебные достижения были ещё впереди. Брак Алферьевых и Совиных был союзом равных.

В 1565/66 г. Борис Иванович Сукин и Иван Тимофеевич Клобуков, душеприказчики Федора Ивановича Сукина, передали Григорию Ивановичу Заболоцкому д. Торговцево в Повельском стану Дмитровского уезда. В акте указано, что Григорий приходился Федору племянником[3639]. Племянник в данном контексте, скорее всего, сын сестры, имя которой установить не удается.

В родословии Заболоцких три Григория Ивановича[3640]. По времени жизни подходят двое: Григорий Иванович Дровнин и Григорий Иванович Черленого. Из них с Дмитровом связан последний. Получается, что сестра Федора и Бориса Ивановичей Сукиных была замужем за Иваном Ивановичем Костицыным Черленого Заболоцким (27).

Зять братьев Сукиных был человеком родословным. Заболоцкие возводили свою генеалогию ко кн. Александру Глебовичу Смоленскому. За два столетия службы великим князьям московским, что прошли со второй половины XIV до второй половины XVI вв., Заболоцкие сильно размножились и разделились на несколько ветвей, чей социальный вес был весьма различен. Дед Ивана Ивановича Федор Семенович Черленый и отец Иван Костица известны только из родословцев. Из биографии самого Ивана Ивановича нам удалось установить только два факта. Он был помещиком Водской пятины[3641]. Возможно, это его имение упоминается в 1533/34 г.

в Дмитровском уезде[3642]. То есть, скорее всего, интересующая

нас ветвь Заболоцких была захудалой, служила с городом. Таким образом, Иван Иванович Сукин выдал дочь за равного по служебному рангу соседа-помещика, землевладельца той же Водской пятины.

Карьера Григория Ивановича Заболоцкого отличалась от карьеры его предков. В 1550 г. он попал в число тысячников как новгородский дворовый сын боярский II ст.[3643]В 1557/58 г. племянник приказного деятеля получил первое разрядное назначение. С этого времени и вплоть до 1566/67 г. он неоднократно упоминается в разрядах как полковой голова и воевода в небольших крепостях на северо-западной границе[3644]. Переход с городовой службы на службу по выбору небольшой, но карьерный рост. Не исключено, что карьере племянника посодействовали дядья по матери.

В правой грамоте от 11 июля 1584 г. дьяк Андрей Васильевич Шерефединов именует Родиона Петровича Биркина (28) своим зятем[3645]. Учитывая синхронность биографических сведений об обоих интересующих нас персонажах, полагаем, что зять в данном контексте это муж сестры.

Родион Петрович впервые упоминается в разрядах 22 апреля 1558 г., когда он был в поезду на свадьбе кн. Владимира Андреевича[3646]. В ливонском походе 1577 г. он в числе голов для постановки сторож[3647]. В 1580/81 г. зять дьяка участвовал во встрече папского посла А. Поссевино в Старице[3648]. В 1584/85 г. Родион Петрович голова в Пронске. Согласно росписи от 27 мая по ногайским вестям он голова в передовом полку в Мещере[3649]. В боярских списках августа 1585 г. и 1588-1589 гг. родственник приказного деятеля означен как выборный по Рязани с окладом 550 четв. Судя по пометкам в последнем из этих документов, ок. 1588/89 г. Родион Петрович Биркин умер[3650].

По Рязани служили отец Родиона Петровича Петр Григорьевич Биркин и дядя Василий Григорьевич.

По Рязани братья были записаны в Дворовой тетради[3651]. В 1575/76 г. во время похода царя Ивана на Оку против татар Петр второй у знамени в свите государя[3652]Более он в разрядах не упоминается. Василий Григорьевич в 80-х - 90-х гг. XVI в. служил в осадных и полковых головах[3653]. В боярском списке 1588-1589 гг. он выборный по Рязани[3654].

Таким образом, основным мотивом брачного альянса Шерефединовых и Биркиных было, скорее всего, поземельное соседство. Выше мы уже отмечали связь Шерефединовых и в частности предполагаемого отца дьяка Василия Борисовича Шерефединова с Рязанью. Сам Андрей Васильевич был землевладельцем Коневского и Большого Микулина станов Коломенского уезда1416 [3655]. Оба стана примыкали к Перевицкому стану Рязанского уезда, где помещиком был Родион Петрович Биркин[3656]. Учитывая данные о службе обеих фамилий, можно заключить, что это был равный брак.

Иван Васильевич Щелкалов в своём завещании упомянул некую Евдокию Никифоровну, которую назвал своей сестрой. Фамилия Евдокии в акте не указана[3657]. 18 сентября 1613 г. при назначении рынд на приём персидского посла Иван Иванович Чепчугов заместничал с кн. В. Г. Ромодановским. Кн. Василий заявил, что «Иван Чепчугов весть род их обесчестил, а он молода отца сын, отцы его отец, а его дед Никифор Чепчугов был в головах у татар, да и то случаем, что был Щелкаловым свой»[3658].

Ясно, что сестра Евдокия Ивану Васильевичу не родная, а двоюродная, дочь дяди или тёти со стороны отца или матери. Получается четыре возможных варианта родства. 1) Отец Евдокии брат Василия Щелкалова. 2) Отец Евдокии зять Василия Щелкалова: сестра Василия, тетка Ивана вышла замуж за некоего Никифора. 3) Никифор приходился Василию Щелкалову шурином, а Ивану дядей. 4) У матери Ивана Васильевича Щелкалова была сестра, вышедшая замуж за Никифора. Первый вариант отпадает: в дьяческой фамилии никакого Никифора не было[3659].

В свойстве находились родственники одного из супругов по отношению к родственникам другого. Если Никифор Чепчугов «Щелкаловым свой», что кто-то из рода Щелкаловых состоял в браке с кем-то из рода Чепчуговых. Отсюда вывод: Никифор, отец Евдокии из духовной Ивана Васильевича Щелкалова и Никифор Чепчугов из разрядной записи суть одно и то же лицо. Какое-либо иное объяснение чрезвычайно маловероятно. В итоге отпадает вариант номер четыре: при такой степени родства Чепчуговы и Щелкаловы не оказываются в свойстве между собой.

Остаются два варианта: Василий Яковлевич Щелкалов был женат на сестре Никифора Чепчугова или сестра дьяка была замужем за Никифором. Д.Ф. Кобеко считал бесспорным

первый вариант, Н.В. Рыбалко - второй[3660]. Мнение Д.Ф. Кобеко отвёл С.Н. Богатырев, приведший бесспорные данные о том, что жена В.Я. Щелкалова происходила из рода Лихаревых. Сам С.Н. Богатырев выразил уверенность в том, что Евдокия Никифоровна Чепчугова не двоюродная, а троюродная сестра И.В. Щелкалова. Свойство Щелкаловых и Чепчуговых, по мнению, исследователя, проистекает из брака Якова Семеновича Щелкалова и Анастасии (иноческое имя, мирского мы не знаем) Чепчуговой.

Предположение С.Н. Богатырева носит явно избыточный характер. В терминологии исследуемой эпохи «сестра» это либо родная, либо двоюродная сестра. Предлагать здесь какое- либо другое объяснение нет оснований. С.Н. Богатырёв отталкивался от утверждения кн. В.Г. Ромодановского о том, что Никифор Чепчугов сделал свою карьеру только благодаря поддержке Щелкаловых («они его по свойству вынесли»). Исследователь указал, что карьера Никифора Чепчугова начинается в конце 1550-х гг., а возвышение братьев Щелкаловых происходит позднее - в 1570-е гг. Отсюда С.Н. Богатырев делает вывод, что карьере Никифора способствовали не Андрей и Василий, а их отец Яков Семенович[3661]. Это предположение следует отвести. Последнее известное упоминание источников о Я.С. Щелкалове датируется 15 июня 1550 г.[3662] С.Н. Богатырев по этому поводу возражает, что, учитывая общую скудость биографических сведений о дьяке, нельзя однозначно утверждать, что его карьера оборвалась в начале 1550-х гг. Мы в свою очередь заметим, что нельзя однозначно утверждать и обратного. Полагаем, что единственное непротиворечивое объяснение здесь таково: кн. В.Г. Ромодановский, связав карьеру Н.П. Чепчугова исключительно с протекцией Щелкаловых, выдал желаемое за действительное. Всякого рода беспочвенные обвинения в местнических делах встречаются часто.

Подводя итог историографической дискуссии, заключим: сестра дьяков Щелкаловых была замужем за Никифором Павловичем Чепчуговым (29). Чепчуговы (см. Приложение VII. Схема 34) вели свой род от некоего «мужа честна» Аблагини, выехавшего «из Немец изо Фряского государства»[3663]. В какое время произошел выезд, потомки Аблагини припомнить не могли. Судя по твердо установленным фактам из биографий Чепчуговых, Климентьевых, Глебовых и Яковлевых, Аблагиня жил где-то в середине - второй половине XIV в. Неизвестно был ли родоначальник Чепчуговых реальным историческим лицом. Сложно сказать, насколько точна в изложении родословных книг генеалогия первых десяти поколений рода. По крайней мере, никого из потомков Аблагини вплоть до середины XVI в. не удаётся надёжно идентифицировать ни с одним лицом, известным по источникам параллельным родословцам.

Одна из трудностей здесь состоит в отсутствии, по всей видимости, фамильного прозвания у представителей интересующего нас рода.

Основателем фамилии собственно Чепчуговых, по данным родословия, был Павел Андреевич Климентьев, сын Андрея Климентьевича и внук Климентия Лукича. Павел Андреевич и его младший брат Григорий прозывались дедечеством. По крайней мере, о Григории это можно заключить вполне определенно. Как прозывались их предки сложно сказать.

Об отце Никифора Павловича Чепчугова никаких биографических сведений найти не удалось. Его дядя Григорий Андреевич Климентьев был помещиком Водской пятины в 1539/40 1426

г.

У Павла Андреевича Климентьева было двое сыновей: Никифор и Степан. Никифор Чепчугов впервые упоминается в разрядах в 1557/58 г., когда он служил головой во время похода армии кн. П.И. Шуйского на Нейгаузен и Дерпт[3664][3665]В зимнем 1558/59 г. походе в Ливонию зять Щелкаловых голова в сторожевом полку С.Ф. Салтыкова[3666]. В 1559/60 г. он полковой голова в армии кн. И.Ф. Мстиславского, ходившей под Феллин[3667]. В январе 1560 г. голова во время похода кн. Ивана Федоровича на Мариенбург[3668]. В 1566/67 г. Никифор Чепчугов голова в Себеже[3669]. Далее в его карьере следует перерыв более чем на полтора десятилетия. Только в 1582/83-1583/84 г. Никифор Павлович упоминается как один из воевод в Казани[3670]. В разряде 1583/84 г. он голова во время похода кн. Д.П. Елецкого на луговую черемису[3671]. В 1585/86 и 1586/97 гг. наместник в Арзамасе[3672]. В боярском списке 1588-1589 гг. и списке дворовых 1589-1590 гг. зять Щелкаловых записан как выборный по Туле с окладом 550 четв.[3673]В зимнем 1589/90 г. походе под Нарву Никифор Павлович голова у наряда[3674]. В 1597/98 г. голова во Пскове[3675].

Другие представители интересующей нас фамилии достигли гораздо более скромных успехов. Брат Никифора Степан Чепчугов Климентьев был записан в Тысячной книге как псковский городовой помещик II ст. по Опочке[3676].

У Григория Андреевича Климентьева, дяди Никифора Чепчугова было шестеро сыновей: Андрей Богдан, Афанасий Фуник, Иван Большой, Иван Семейка, Иван Шапка и Михаил. О двоих младших надёжных биографических сведений найти не удалось. Богдан и один из Иванов в 1539/40 г. вместе с отцом владели поместьем в Водской пятине. Афанасий в 1572-1582 гг. также упоминается как помещик той же пятины[3677]. В 1572/73 г. он служил вторым воеводой в Тарвасте[3678]. В 1574/75 г. кто-то из Иванов (возможно старший, не имевший особого прозвания) был осадным головой в Яме[3679]. Семейка записан в Тысячной книге как новгородский городовой сын боярский II ст.[3680]

Насколько родство с дьяками Щелкаловыми повлияло на карьеру Чепчуговых? И сам Никифор, и его брат Степан служили по выбору. Из шести их двоюродных братьев сыновей Григория Андреевича Климентьева двое служили в рядовом составе Государева двора (Афанасий и Иван Семейка); четверо, судя по всему, служили с городом (Богдан и Иван, новгородские помещики; другой Иван и Михаил, известные только по родословцам). Степан Павлович Чепчугов был бездетен, а у Никифора было двое сыновей - Иван и Степан. Оба сделали неплохую карьеру. Степан дослужился до московского дворянства, а Иван даже до думного[3681]. Из Климентьевых Михаил Афанасьевич, Федор Иванович Меньшого и Лука Михайлович известны только по родословию. Данила Иванович Большого, Федор Семейкин и Михаил Михайлович новгородские помещики[3682]. Скорее всего, все Климентьевы служили с городом. Получается, что, по всей видимости, родство со Щелкаловыми, благотворно сказалось на карьере Чепчуговых, конечно в рамках, очерченных их «отечеством».

Если переходить к выводам, то можно заключить, что брачный альянс Щелкаловых и Чепчуговых был равным. Отец невесты и отец жениха происходили из среды городовых детей боярских. Никифор Чепчугов служил в рядовом составе Государева двора. Его шурья Андрей и Василий начали свою службу там же. Где пересеклись интересы Щелкаловых и Чепчуговых, сложно сказать. Мотив брака остаётся неясным.

Всего получается 29 браков дьяков и их ближайших родственников[3683]Возникшие на их основе родственные связи характеризуют ту социальную среду, которая породила служилую бюрократию.

23 из 29 (ок. 79,3%) браков заключены с представителями дворянских фамилий[3684]. 6 браков, соответственно, с теми фамилиями, принадлежность которых к дворянству не может быть установлена с приемлемой точностью или с фамилиями заведомо не дворянскими[3685].

8 (27,6%) браков заключены с представителями фамилий, имеющих параллельные родственные связи в приказной среде[3686]. Здесь нам приходится прибегать к двойному учёту, ибо одна и та же фамилия подпадает под несколько критериев. 1 (3,4%) случай, когда дьяческие фамилии роднились с семьями «демократического» происхождения[3687]. 4 (13,8%) брака в которых социальное происхождение жениха или невесты не установлено[3688].

Три из 23 (13%) браков, заключённых дьяческими фамилиями в дворянской среде, заключены с семьями, чьи представители служили в составе Государева двора[3689]. Представители других 18 (78,3%) семей служили с городом или были связаны с уделами[3690]. Ещё два случая относим к числу сомнительных, когда служебный ранг, интересующей нас фамилии, уверенно не определим[3691].

Применительно к 19 альянсам из 29 можно более или менее уверенно констатировать, что дьяки или их родственники (родственницы) происходили из дворянской среды[3692]. При этом мы намеренно исключили те дьяческие семьи, чьё дворянское происхождение определяется на основании брачно-семейных же связей[3693]. С другой стороны в анализируемую группу включенные Курцевы, Щекины и Щелкаловы. При анализе происхождения они попали в группу потомственных приказных, выделенную нами специально для решения вопроса о наследственности приказной работы в среде дьяков. При анализе брачно-семейных связей мы такую группу не выделяем.

Из 19 браков 16 (84,2%) заключены с дворянскими же семьями[3694]. Три брака из 16 (18,75%) связали дьяческие фамилии с фамилиями, чьи представители служили в составе Государева двора[3695]; 13 (81,25%) - с городом[3696]. Далее вновь приходится прибегнуть к двойному счёту. В четырёх случаях из 19 (21,1%) браки были заключены с семьями, имевшими связи в приказной среде[3697][3698]. В двух случаях (10,5%) сословное происхождение жениха или 1460невесты не определено .

О четырёх браках из 29 можно заключить, что дьяки или их родственники (родственницы) происходили из числа потомственных канцелярских деятелей[3699][3700][3701]. Здесь все союзы заключены только с дворянскими семьями. При этом представители двух из четырех 1462 1463

семей служили в составе Государева двора , а двух других - с городом .

В 10 случаях из 29 дьяки или их родственники (родственницы) были людьми неясного 1464

социального происхождения . К этой группе мы отнесли и тех дьяков, чьё происхождение определяется только на основании брачно-семейных связей их самих или их родственников. 7 браков из 10 (70%) были, тем не менее, составлены с дворянскими семьями[3702][3703]. Представители пяти семей из семи (71,4%) служили с городом[3704], два случая сомнительных[3705]. Семей, несомненно, связанных с Государевым двором в этой группе нет. В тоже время, 4 брака из 10 (40%) заключены с семьями, имевшими родственные связи в приказной среде[3706]. 2 брака (20%) с семьями неизвестного социального происхождения[3707][3708]. Один брак с «разночинской» 1470

семьёй .

О мотивах браков мы можем судить в 10 случаях из 29. В девяти мы предполагаем поземельное соседство[3709], в одном - служебный интерес[3710].

Переходим к выводам. Прежде всего, приведённые данные показывают, что определяющим фактором при выстраивании брачно-семейных связей в дьяческой среде было «отечество». Более 4/5 (84,2%) дьяческих фамилий дворянского происхождения роднились с дворянскими же фамилиями.

Все семьи потомственных приказных (Курцевы, Щекины и Щелкаловы) нашли себе женихов и невест исключительно в дворянской среде. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что все три семьи они одновременно и дворянские. То есть при выборе пары для брака сословные традиции доминировали у них над карьерными. Яков Щелкалов нашел сыну невесту, а дочери жениха среди дворянских, а не приказных фамилий. Алексей Григорьевич Щекин и Афанасий Иванович Курцев нашли сыновьям невест в дворянской среде.

В кругу дьяческих семей, чье социальное происхождение точно не установлено, тоже велика доля браков с дворянскими семьями - 70%. Это говорит о том, что в этой группе есть дворянская составляющая, в том числе и та, которую мы в силу имеющейся источниковой базы не смогли выявить. В тоже время среди тех дворянских семей, которые породнились с дьяческими семьями неясного социального происхождения, нет фамилий, чьи представители

служили бы в составе Государева двора. В этой группе больший процент браков с приказными семьями: 40% против 27,6 (8 из 29) и 21,1% (4 из 19). Больше браков с семьями, чье социальное происхождение не установлено: 20% против 13,8 (4 из 29) и 10,5% (2 из 19). Единственный из 29 союз с семьёй дворцовых служителей приходится именно на эту группу и даёт 10% всех браков в группе против 3,4% (1 из 29) во всей совокупности. Полагаем, что повышают все эти показатели дьяческие семьи «демократического» происхождения. Именно они выбирали себе супругов среди таких же как они безвестных в социальном отношении семейств, именно для них связи в приказной среде были более ценны чем сословные. Сословное происхождение не могло стать для недворян трамплином для социального роста. Дьяческая служба могла.

Еще одним важным фактором, влиявшим на структуру брачно-семейных связей в дьяческой среде, безусловно, были карьерные соображения. Более четверти всех браков (27,6%) составились с семьями, где обнаруживаются параллельные родственные связи с приказной средой. Здесь можно предполагать два основных типа взаимосвязей. Во-первых, наличие уже имевшихся в семье налаженных связей с приказной средой, могло повлиять на выбор карьеры молодым человеком из дворянской фамилии. Во-вторых, брак мог быть призван дать дополнительный импульс уже сложившейся или складывавшейся дьяческой карьере.

В дальнем кругу родства нами выявлено 9 браков.

Дядя Кирея Федоровича Горина Иван Коптев Горин был женат на Евдокии Борисовне Сущовой[3711]. Выше об этом браке уже говорилось. Отец Ивана Копоть Федорович служил по Ярославлю, а отец Евдокии по Владимиру. Уезды не имеют общей границы, но расположены близко друг от друга. Скорее всего, основной мотив брака поземельное соседство.

Ранее отмечалось, что тетка Афанасия Ивановича Курцева была замужем за Михаилом Васильевичем Конковым, сыном мелкого переславского вотчинника. Учитывая связи обеих фамилий с Переславлем в качестве мотива брака можно предполагать поземельное соседство.

Предполагаемая тетка Леонтия Офутина Евдокия Борисовна была замужем за Андреем Левоновым, тверским вотчинником[3712]. Социальный статус его не определим благодаря отсутствию других биографических фактов и распространённости фамилии.

Как выше уже было указано, тетка Ивана Филипповича Стрешнева была замужем за Григорием Ивановичем Совиным.

Двоюродный брат дьяка Бориса Ивановича Сукина Григорий Никитич Сукин был связан родственными узами с фамилией Скобельцыных. В указной грамоте в Новгород от 8 августа 1555 г. излагаются многочисленные и запутанные перипетии конфликта между детьми

боярскими Водской пятины Михаилом и Григорием Шубиными Ротиславскими, с одной стороны, и их соседями Федором, Дмитрием и Константином Собакиными Скобельцыными. Ответчикам Скобельцыным потакал «зять их» ямской наместник Григорий Сукин[3713]. Два года, до 24 июня 1555 г. наместником в Яме был как раз Григорий Никитич, двоюродный брат дьяка[3714]. Формула «зять их» указывает на то, что зять в данном случае это муж сестры.

На основании имеющихся источников связную генеалогию Скобельцыных выстроить, по всей видимости, невозможно. Тем не менее, общий служебный статус фамилии вырисовывается достаточно чётко. Родовое гнездо Скобельцыных, скорее всего, было в Дмитрове[3715]. По крайней мере, наиболее ранние упоминания носителей данной фамилии, относящиеся к последней четверти XV - началу XVI вв., обнаруживаются именно в этом регионе. К началу XVI в. Скобельцыны были также испомещены и в Новгороде[3716]. Кроме этого в XVI - первой четверти XVII вв. Скобельцыны известны как землевладельцы и послухи во Пскове[3717], в Вяземском[3718], Костромском[3719], Можайском[3720], Московском[3721]и Переславском[3722] уездах.

Служили Скобельцыны частично с городом, частично в рядовом составе Государева двора (скорее всего, в основном по выбору). В Тысячной книге их трое: новгородские дворовые дети боярские II ст.[3723]Шестеро представителей интересующей нас фамилии записаны в Дворовой тетради по Дмитрову, Кашину, Можайску и Переславлю[3724]. 34 Скобельцыных упоминаются в книге раздачи денежного жалования членам Особого двора 1573 г.: 8 в первой части документа, не имеющей отдельного заголовка; 26 - в разделе «Дети боярские, которым государево денежное жалование з городы»[3725]. В боярских списках 1588-1589, 1598-1599 и 1602-1603 гг. и росписи русского войска 1604 г. пятеро Скобельцыных: выборные по Вязьме[3726]. Десять записаны в десятнях по Арзамасу[3727], Мещере[3728], Новгороду[3729]

Семеро Скобельцыных встречаются в разрядах: участники свадебных церемоний[3730], воеводы и осадные головы в небольших пограничных крепостях и только на Северо-Западе страны[3731]. Известна служба Скобельцыных в стрелецких головах[3732], жильцах и московских дворянах[3733]. Один из них бывал в послах[3734]. Некоторые служили патриарху[3735].

Родственные связи братьев Собакиных можно выявить по трём документам: деловой 1529/30 г. на вотчину в Дмитровском уезде и двум докладным, оформленным в 1509 г. в Новгороде, с приписками к ним[3736]. О деде Федора, Дмитрия и Константина Иване Родионовиче Скобельцыне известно лишь то, что он был вотчинником Вышгородского стана Дмитровского уезда. В 1529/30 г. его сыновья Иван Собака, Юрий и Иван Ишута получили долю в имении отца. О младших братьях других биографических фактов найти не удалось. Собака Скобельцын 2 апреля и 8 июля 1509 г. приобрёл двух холопов. Обе сделки были доложены новгородским наместникам, что указывает на то, что Иван Собака был местным помещиком.

У Собаки было, по меньшей мере, пятеро сыновей: известные нам Федор, Дмитрий и Константин, а также Андрей и Григорий. Бывшее поместье Федора, Мити и Андрея в 1581/82 г. было описано в Водской пятине[3737]. Дмитрий, Григорий и Константин 20 марта 1573 г. были записаны в книге раздачи денежного жалования членам Особого государева двора[3738]. В 1579/80-1592/93 гг. Константин Иванович назначался головой в Себеж, Ивангород и Копорье[3739]. В десятне новиков апреля 1596 г. он записан как окладчик, сын боярский Шелонской пятины[3740].

У Ивана Ишуты известны двое сыновей. Данила и Федор Ишутины Скобельцыны были записаны в Дворовой тетради по Переславлю[3741].

Таким образом, брачный союз Сукиных и Скобельцыных был союзом равных. Отцы жениха и невесты служили, скорее всего, с городом. Сам Григорий Никитич Сукин и его шурья, братья Собакины, состояли в рядовом составе Государева двора. Основной мотив брака, судя по всему, поземельное соседство.

Двоюродная сестра Афанасия Ивановича Курцева Анна Михайловна Конкова была замужем за Семеном Гавриловичем Баскаковым. Этот брак был рассмотрен выше.

Двоюродная сестра Федора Васильевича Огарева Анна Александровна Огарева была замужем за Иваном Кокой Дедевшиным[3742]. Выше мы подробно разобрали все известные нам сведения об Огаревых и Дедевшиных, заключив, что первые служили в рядовом составе Государева двора, а вторые, в основном, с городом. Этот брак связал родственными узами Федора Огарева с другим дьяком - Киприаном Дедевшиным. Однако предположить здесь какой-то служебный интерес сложно. Во-первых, родство, скорее всего, было весьма отдалённым, а, во-вторых, приказные карьеры Федора и Киприана расходятся во времени почти на 20 лет. Федор Васильевич известен как дьяк в 1546-1554 гг., а Киприан Иванович - 1570­1571 гг.

Двоюродная сестра Ивана Филипповича Стрешнева Акулина Григорьевна Совина была замужем за Романом Васильевичем Алферьевым. Выше об этом браке уже было сказано.

Двоюродная тетка дьяков Афанасия и Ивана Федоровичей Курицыных инока Евдокия была замужем за кн. Федором Ивановичем Оболенским Стригиным. Выше этот брак был подробно охарактеризован.

Таким образом, из 9 браков, заключенных в данной группе, 8 (88,9%) составились с дворянскими семьями[3743]. Представители двух из них (25%) служили в составе Государева двора[3744], шести (75%) - с городом[3745]. Два из 9 (22,2%) браков заключены с фамилиями, имевшими родственные связи в приказной среде (они же одновременно и дворянские)[3746]. Вновь доминирующим фактором при выстраивании брачных связей оказывается «отечество». 8 из 9 семей, чьи браки анализируются, по происхождению дворянские[3747]. Они роднились только с дворянскими же семьями, две из которых имели параллельные родственные связи в приказной среде. Семьи, чье социальное происхождение не определено роднились с такими же безвестными фамилиями, как и они сами[3748].

То есть мы видим здесь те же закономерности, что ранее были выявлены применительно к бракам в ближнем круге родства дьяческих семей. Старшие поколения дьяческих семей

заключали браки и завязывали, таким образом, родственные связи, в основном, в дворянской среде. В большей степени в толще «служилого города» и в меньшей - в рядовой массе Государева двора. Мезальянсы здесь редкое исключение. Относительно большой процент браков, заключавшихся в приказной среде, свидетельствует, на наш взгляд, с одной стороны, о единых социальных корнях, дворянства и значительной части дьячества, с другой стороны, об определённых тенденциях к некоторой «эндогамии» в среде служилой бюрократии. В пользу первого тезиса говорит то, что половина браков, заключавшихся в приказной среде, заключались между соседями по имениям. С другой стороны, общая доля дьячества в среде детей боярских даже Государева двора была весьма невелика. В той же Тысячной книге из 1078 чел. дьяков только 12, чуть более 1%. В то же время, доля браков, которые дьяческие фамилии заключали с родственниками других дьяческих семей, достигает примерно четверти.

Перейдём к бракам, которые характеризуют тот статус приказных и родственных им фамилий, коего они достигли в процессе службы.

Сын дьяка Невежи Копнина Степан был женат на дочери кн. Ивана Федоровича Пожарского Аграфене. Брак был заключён ранее 1554/55 г.[3749]

Род кнн. Пожарских был отраслью Стародубского княжеского дома, основанного Иваном Всеволодовичем[3750]. Даниил Александрович родоначальник правящей династии приходился Ивану внучатым племянником. Так что по праву рождения кнн. Пожарские относились к перворазрядной аристократии. Однако после ликвидации Стародубского удела они не заняли при дворе великих князей Московских сколько-нибудь существенного места. Можно уверенно охарактеризовать кнн. Пожарских как провинциальную служилую фамилию средней руки. Сам кн. Иван Федорович известен только как частное лицо[3751]. Невежа Копнин не был заметной фигурой в дьяческом аппарате: три скупых упоминания в деле первой свадьбы царя Ивана[3752]. Сыновья его были дворовыми детьми боярскими по Мурому и служили в рядовом составе Государева двора[3753]. Мотивы этого равного по сути брака не ясны.

О браках Андрея Тимофеевича Михалкова и Марии Григорьевны Шестовой; Андрея Щелкалова и кнж. Соломониды Осиповны Засекиной было сказано выше.

Юрий сын Истомы Чертовского был женат на внучке переславского вотчинника Никифора Григорьевича Конкова Ульяне[3754]. Общая характеристика Конковых как городовых

детей боярских уже была дана выше. Биографические сведения собственно о Никифоре и его жене Анне исчерпываются упоминанием в купчей их внучки на вотчину в Переславском уезде.

Все четыре брака, таким образом, заключены в дворянской среде, в основном, с семьями городовых детей боярских[3755]. Впечатление некоторого мезальянса производит только союз Михалковых и Шестовых. Однако и здесь обе фамилии принадлежат к соседним слоям Государева двора (выбор и столичное дворянство) между которыми существовала определенная социальная «диффузия». Обращает на себя полное отсутствие браков, заключённых в приказной среде.

Если наша гипотеза верна и Мария Мелентьевна Иванова действительно дочь дьяка Мелентия Иванова, то зятем приказного деятеля был Гаврила Григорьевич Пушкин, известный деятель Смутного времени[3756]. Гаврила был человеком родословным, но фамилия его не относилась к числу аристократических. Он вышел из вполне заурядной служилой среды, из числа рядовых членов Государева двора. Карьера Гаврилы и его старшего брата Григория резко пошла в гору в период Смуты. В какой-то мере это было обусловлено активным участием Гаврилы Григорьевича в свержении царя Бориса. Но этот фактор, скорее всего, не был главным. В последней четверти XVI столетия наблюдается синхронный карьерный рост всех потомков Константина Григорьевича Пушкина.

Дьяка Мелентия Иванова сложно счесть каким-то видным государственным деятелем. Те относительно немногочисленные факты его биографии, которые известны из источников, характеризуют его скорее как рядового приказного функционера. Тем не менее, брак Марии Мелентьевой и Гаврилы Пушкина не был мезальянсом. Когда точно была сыграна свадьба, сложно сказать. Где-то между 1578/79 г. и 1593/94 г. В 1578/79 г. Федор и Мария Мелентьевы Ивановы были пожалованы вотчиной в Великопольском стану Вяземского уезда, а в 1593/94­1594/95 гг. вяземские писцы описали имение за Гаврилой Григорьевичем Пушкиным как приданое. Зять дьяка в боярском списке 1588-1589 гг. был записан как выборный по Дорогобужу с окладом 550 четв.[3757]Довольно солидная величина оклада указывает на то, что к 1588 г. Гаврила Григорьевич служил уже достаточно давно. Женились же молодые люди в период средневековья рано, лет в 16-17. По сему, время заключения брака Гаврилы с Марией следует сдвинуть, скорее, ближе к нижней дате, к 1578/79 г., к тому периоду, когда зять дьяка ещё не достиг существенных карьерных успехов, а его социальный статус определялся статусом отца и других близких родственников, рядовых членов Государева двора. Похоже, что

в этом альянсе главную роль сыграло поземельное соседство Пушкиных и Ивановых в Вяземском уезде.

22 октября 1603 г. Елизар Данилович Бартенев дал Дорогобужскому Болдину монастырю по душе зятя Иллариона Низовцева 10 руб.[3758]Зять это муж сестры или муж дочери. Учитывая, что Елизар пережил Иллариона, можно полагать, что тот был мужем его сестры. Получается, что дочь Данилы Микулича Бартенева была замужем за Илларионом Низовцевым.

Выше мы уже характеризовали Низовцевых в связи с вопросом о происхождении дьяка Василия Ивановича Низовцева. Кроме Зубцова в XVI - начале XVII вв. Низовцевы упоминаются среди помещиков Великолуцкого, Нижегородского, Пусторжевского и Рязанского уездов[3759]. Некоторые Низовцевы получали разрядные назначения полковых и городовых голов[3760]. В последних случаях мы, скорее всего, имеем дело с детьми боярскими из северо-западных уездов. С Дорогобужем никто из Низовцевых кроме Иллариона связан не был. По сему, вопрос о служебном статусе зятя Данилы Бартенева следует пока оставить открытым.

Дочь Афанасия Игнатьевича Демьянова Мария была замужем за кн. Александром Васильевичем Волконским[3761]. Зять дьяка тульский и одоевский помещик в 1588/89 г. служил в жильцах[3762]. То есть, Волконские, так же как и Демьяновы служили в составе Государева двора и, скорее всего, на рядовых должностях. Мотив брака не ясен. Никаких служебных, поземельных и родственных связей между исследуемыми фамилиями не прослеживается. Союз Марии Афанасьевны и кн. Александра Васильевича оказался непродолжительным. Жена оказалась больна «черным недугом» и после шести лет совместной жизни супругов, брак был расторгнут в 1597 г.

Дочь дьяка Ивана Никифоровича Дубенского Дарья была замужем за Федором Алексеевичем Чулковым[3763]. Зять дьяка принадлежал к старинной аристократической фамилии. Его прадед Василий Тимофеевич Чулок Остеев потомок в десятом поколении знаменитого Ратши. Карьерные успехи интересующей нас части рода отличались нестабильностью[3764]. Тем не менее, брак дочери рядового дворянина и Федора Чулкова, чей двоюродный дед, двоюродный и троюродных братья дослужились до окольничества, а другой

троюродный брат - до боярства, выглядит откровенным мезальянсом. Мотив брака остается неясен.

Дочь Афанасия Дубровина Фетинья была замужем за городовым сыном боярским, тверитином Григорием Замятниным Дикого. В сыскном списке тверских дворян и детей боярских 1613 г. зять дьяка был записан в числе новиков 1607/08-1609/10 гг. с окладом 200 четв. и 8 руб. с городом[3765]. Отец Григория Замятня Рудаков и дед Рудак Васильевич Дикого известны как тверские вотчинники, по меньшей мере, со второй трети XVI в. Рудак состоял на великокняжеской службе, но чин его неизвестен[3766]. Похоже, что все три известных поколения Дикого были городовыми детьми боярскими. Самого Афанасия Дубровина к 1577/78 г. уже не было в живых. В писцовой книге владельцами вотчины в Брашевском стану Коломенского уезда записаны вдова Пелагея Афанасьева жена Дубровина с сыном Петром и дочерью[3767]. Брак Фетиньи и Григория был заключён около 1611/12 г. Именно в этом году мать невесты передала зятю приданое - коломенскую вотчину[3768][3769]. Дочери дьяка было уже за тридцать и для неё это, скорее всего, было уже второе замужество. Ни общего служебного, ни общего поземельного интереса между Дубровиными и Диково не просматривается. В целом мотив брака следует признать невыясненным.

Дочь дьяка Василия Владимировича Дядина была замужем за Григорием Осиповичем Полевым15,1. Полевы были фамилией родословной, но не аристократической. Единственным обладателем думного чина у них был Александр Борисович Поле, боярин вел. кн. Василия Дмитриевича. Внук Александра Федор Дмитриевич Полев связал свою карьеру с Волоцким уделом, что не могло не сказаться негативно на всей фамилии[3770].

Брак Григория Осиповича Полева и дочери дьяка Василия Владимировича Дядина, скорее всего, был заключен, когда жених и невеста были молодыми людьми. Служебная карьера зятя приказного деятеля, таким образом, была ещё в самом начале, и все успехи её были впереди. Тем не менее, судя по карьере отца жениха, брак не был равным. Дядины служили с городом, а Полевы в середине XVI в. уже входили в состав Государева двора[3771]. Судя по известным назначениям, Осип Васильевич служил, по меньшей мере, по выбору, а возможно и в московских дворянах. Учитывая скромные успехи самого Василия Владимировича, мотив брака его дочери остаётся не выясненным.

Дочь Истомы Евского была замужем за Иваном Борисовичем Жулебиным[3772]Жулебины были одной из ветвей рода Ратши. Основатель фамилии Андрей Жулеба был потомком в седьмом поколении знаменитого Гаврилы Алексича. Ивану Борисовичу Андрей Жулеба приходился прадедом[3773].

Брак дочери Истомы Евского и Ивана Борисовича Жулебина не был равным. Зять приказного деятеля принадлежал к пусть не перворазрядной и мельчающей, но всё-таки аристократической фамилии. Евские же были городовыми детьми боярскими. Мотив брака остаётся неясным.

Дочь дьяка Инозема Жихорева Евдокия была замужем за Богданом Игнатьевичем Култашевым[3774]. Зять приказного деятеля в книге раздачи денежного жалования 1573 г. был записан в разделе «Дети боярские, которым государево денежное жалование з городы». Оклад его 9 руб.[3775] Летом 1576 г. Богдан был в поддатнях при государевом рынде в копьём[3776]. Видимо, он же Богдан Култашев из разряда свадьбы короля Магнуса, назначенный «есть ставить на столы»[3777]. 16 июня 1592 г. зять дьяка упоминается среди детей боярских, землевладельцев Ржевского уезда[3778].

Инозем Жихарев упоминается в источниках как здравствующий всего дважды: в 1575 и 1576 гг.[3779]К 1578/79 г. его, по всей видимости, уже не было в живых: сделку по продаже подмосковной вотчины оформила жена[3780]. Брак Евдокии и Богдана был заключён ок. 1580/81 г. Именно в этом году братья невесты Ждан и Федор передали зятю приданое.

Сам Инозем Жихорев был человеком неясного социального происхождения. Сыновья его служили по выбору. Брак дочери дьяка с сыном боярским, недавно выбившимся из толщи служилого города в рядовой состав Государева двора, следует считать равным. Мотивы брака выяснить не удаётся.

Дочь дьяка Андрея Федоровича Клобукова Неонила была замужем за Яковом Михайловичем Годуновым[3781]. Происхождение Годуновых хорошо известно: это была весьма захудавшая ветвь древнего рода потомков Дмитрия Зерна. Возвышение Годуновых происходит в последней четверти XVI в. и связано, вне всякого сомнения, с карьерными успехами Бориса Федоровича. Зять Андрея Клобукова приходился будущему царю четвероюродным братом.

Яков Михайлович Годунов отечеством был добр. Дед, отец, другие близкие родственники по отцовской линии, хотя и не бывали в Думе, входили в верхний эшелон Государева двора. Родня со стороны матери (Измайловы) была похудороднее, но прочно держалась в рядовом составе Двора. Сам он дослужился до окольничества[3782].

Для Якова Михайловича Годунова женитьба на Неониле Андреевне Клобуковой была вторым браком, следовательно, к моменту свадьбы он, скорее всего, был уже достаточно зрелым человеком. Брак был заключён ранее 1588/89 г.[3783]Когда точно, сказать сложно. Как бы то ни было, союз Клобуковых и Годуновых явный мезальянс. Мотив этого брака не ясен.

Дочь дьяка Семена Андреевича Косткина Мария была замужем за кн. Федором Андреевичем Ноготковым[3784]. Кнн. Ноготковы были одной из отраслей многочисленных кнн. Оболенских. Кн. Федор Андреевич был отечеством весьма добр. Хотя ни он, ни его предки, ни ближайшие родственники в Думе не бывали, почти все кнн. Ноготковы получали престижные «стратилатские» назначения, притом не столько в города сколько в полки и нередко в полковые командиры. Не будучи в строгом смысле аристократией, кнн. Ноготковы занимали прочное место в верхнем эшелоне Государева двора[3785]. Брак кн. Федора Андреевича и Марии Семеновны, дочери фактически безродного приказного деятеля, был явным мезальянсом.

В 1576/77 г. Евфросинья Андреевна Замыцкая в своей данной Кремлевскому Успенскому собору назвала кн. Федора Андреевича своим зятем. То есть, он был мужем её дочери или сестры. Таким образом, женитьба на Марии Косткиной была для кн. Федора вторым браком, который был заключён где-то между 1576/77 и 25 ноября 1603 г.[3786]Мотив брака не ясен.

Дочь Терентия Лихачева Мария была женой Филиппа Голенищева. Применительно к исследуемой эпохе известен только один Филипп Голенищев - дьяк Филипп Федорович. Мотивом брака можно считать служебный интерес.

Дочь Тимофея Андреевича Окунева Евфросинья в 1537/38 г. вышла замуж за новгородского помещика Григория Семеновича Тыртова[3787]. Других биографических сведений о зяте дьяка найти не удалось. Можно предположить, что он, как большинство новгородских помещиков, был сыном боярским и служил с городом. Сам дьяк происходил из той же среды, и вся его известная служба связана с Новгородом и его пригородами. По сему, можно полагать, что основной мотив брака здесь территориальное соседство.

<< | >>
Источник: САВОСИЧЕВ Андрей Юрьевич. ДЬЯКИ И ПОДЬЯЧИЕ XIV - XVI ВЕКОВ: ПРОИСХОЖДЕНИЕ И СОЦИАЛЬНЫЕ СВЯЗИ. ДИССЕРТАЦИЯ на соискание учёной степени доктора исторических наук. Орёл - 2015. 2015

Еще по теме По своему служебному статусу Татьянины и Мунины примерно равны. Мотив брака, по всей видимости, поземельное соседство.:

  1. Простолюдин – видимость и реальность
  2. № 9. ИЗ «ПОУЧЕНИЯ ГЕРАКЛЕОПОЛИТАНСКОГО ЦАРЯ СВОЕМУ СЫНУ ЦАРЮ МЕРИКАРА»
  3. Глава 3 ЗАПРЕЩЕНИЕ БЕЗБРАЧИЯ. РАСТОРЖЕНИЕ БРАКА В СЛУЧАЕ БЕСПЛОДИЯ. НЕРАВЕНСТВО МЕЖДУ СЫНОМ И ДОЧЕРЬЮ
  4. ФРАКИЙСКИЙ МОТИВ В ИСКУССТВЕ СКИФОВ
  5. Изобразительные мотивы и их мифологемы
  6. Проблемы собственности и поземельных отношений на Руси. Складывание иерархии. Княжеская собственность
  7. ОБАРЕНЫ (лат.Obareni, греч.'Праррро!) - армянское племя, размещалось в Ар­мении, по-соседству с отенами. Другие формы и варианты названия:’Осаррцо! Tooapfjvon, Twaaprivoi.
  8. Античные мотивы в комедии Островского «Не было ни гроша, да вдруг алтын»
  9. ВЛИЯНИЕ ТЕХНИКИ ВЫПОЛНЕНИЯ ПРИ ОФОРМЛЕНИИ СТИЛЯ и МОТИВОВ В ТОРЕВТИКЕ ФРАКИЙЦЕВ И СКИФОВ
  10. 2.2. Брачно-семейные связи