1.4. Землевладение

Применительно ко второй половине XV - началу XVI вв., так же как и для предшествующего периода, в распоряжении исследователя нет источников, которые бы содержали более или менее значительный массив однородных данных о землевладении дьяков и подьячих.

В древнейшей из дошедших до нас копийных книг Троице-Сергиева монастыря есть запись о вкладе в обитель Григорием Федоровичем Колычевым села Конотеребова. Данная на имение не сохранилась. Видимо по этой причине составители записи отметили наличие здравствующих свидетелей сделки. Один из них - Верзило - жил «у Семена дьяка конюшенного в деревне»^[774]. Семен это, явно, то же лицо, что и конюшенный дьяк Семен Васильевич Агафонов (1). Деревня, скорее всего, его вотчина (I). Более о земельном владении дьяка нельзя сказать ничего определённого.

Великокняжеский дьяк Роман Алексеев(2) в 1472-1488 гг. купил у Алексея Горы Филиппова с. Челобитьево в Сукроменском стану Московского уезда (II), дав за него 95 руб. и кунью шубу^[775]. После смерти Романа это имение перешло к его сыновьям вместе с другими вотчинами дьяка.

на р. Наре в волости Щитове Боровского уезда (IV) и сцц. Загорье и Петрецово «на горах» в Савинском стану Ростовского уезда (V). В подмосковном имении и в Романовском упоминается не вымолоченный господский хлеб (17 одоний и скирд ржи и овса) и деньги, розданные в долг крестьянам (29 руб.)^[776]. Эти факты свидетельствуют о наличии в наиболее близких к столице вотчинах господского хозяйства. Трудно сказать, существовало ли оно при Романе или было заведено его наследниками. Скорее первое, чем второе.

Вскоре после раздела, часть вотчин Романа Алексеева досталась Троице-Сергиеву монастырю. До 3 февраля 1512 г. Юрий Романович дал обители боровское и ростовское имения^[777]. Впоследствии, в составе троицких вотчин оказалось и Челобитьево.

О размерах вотчин Романа Алексеева можно судить лишь отчасти. О селе Челобитьево есть информация в писцовых книгах Московского уезда. В 1584-1586 гг. село было описано Тимофеем Андреевичем Хлоповым в составе троицких вотчин Бохова стана с центром в с. Черкизове. Хотя станы и не совпадают и писцы отметили, что Челобитьево расположено на р. Клязьме, нет никаких сомнений, что в книге описана именно бывшая вотчина Романа Алексеева. Достаточно взгляда на современную карту Подмосковья. Ныне Челобитьево это большое село близ МКАД. Стоит оно на рч. Сукромке, дававшей в начале XVI в. название стану. От Челобитьева ок. 8 км. до р. Клязьмы и чуть дальше до Черкизова. В 1584-1586 гг. в с. Челобитьево было 40 четв. ср. паш. и пер.^[778]В 1592-1594 гг. село было описано при валовом описании вотчин Троице-Сергиева монастыря. Писцы зафиксировали 30 четв.

В селе Романовском и в 11 пустошах, тянувших к нему в 1592/93 г., было «в живущем полполполчети сохи и не дошло в сошное писмо пашни семь четей, а в пусте сошново писма полсохи, да четвертные пашни сем четей»^[780]. При размере сохи в 600 четв., в итоге будет 318,75 д.з.

Петрецово и Загорье 7 марта 1520 г. были променяны троицкой братией великому князю^[781]. В меновной оба поселения именуются деревнями. В 1629/30-1630/31 гг. в Савине стану были описаны и Загорье и Петрецово. Обе дачи относились к государственному земельному фонду, были в поместьях за детьми боярскими. В п. Загорье 27,5 четв. худ.з., а в п. Петрецово - 35 четв. ср.з.^[782]Всего 46,3 четв. доброй землёй.

Слободку в Ярославском уезде найти невозможно, так не известно ее название. Размер этой вотчины можно попытаться прикинуть, исходя из данных о количестве поселений. Их 18: 17 деревень и слободка. Если в боровской вотчине дьяка на 12 поселений пришлось 318,75 четв., то в ярославском его владении должно быть ок. 478,1 четв. (примерно по 26,5 четв. на поселение).

Соответственно Бараново, по всей видимости, было не меньше Челобитьева. Это ещё ок. 32 четв. д.з.

Итого величина тех вотчин Романа Алексеева, чей размер точно определён, составляет 397,05 четв. Всего с теми имениями, чья величина определена примерно, будет порядка 907,15 четв. д.з.

Ушак Артемьев(3). В жалованной вел. кн. Ивана Троице-Сергиеву монастырю от 14 апреля 1537 г. упоминается вклад Василия Ушакова Артемьева д. Окулининская с пчч. Григорьевым, Панинским и Онофриевским (VI) в Ростунове Боровского уезда. Это имение отец Василия Ушак Артемьев купил у Остани Тимофеевича Окулининского и его сына Якова^[783].

Семен Дмитриевич Башенин(4) владел вотчиной (VII) в Вышгородской волости Дмитровского уезда. В 1513/14 г. его вдова и сыновья дали Троице-Сергиеву монастырю сц.

Определить размеры этой вотчины можно лишь приблизительно. В архиве Троице- Сергиева монастыря сохранилась сотная с писцовых книг Дмитровского уезда письма Александра Семеновича Слизнева от 5 декабря 1537 г. Интересующее нас поселение упоминается здесь как «деревня сельцо Острилово». Специфика источника такова, что в документе есть указание только на количество сох и только в крупном хозяйственном комплексе. Острилово тянуло к селу Бебякову вместе с другими тремя селами и 61 деревней. Всего 5 сел и 61 дд. на «4 сохи бесъ полполтрети сохи»^[785]. То есть 3 11/12 или 3,9 сохи. На поселение, таким образом, приходится примерно 0,06 сохи. Е.И. Колычева указывает, что в первой половине XVI в. на вотчинных землях использовалась соха в 30 вытей, а на выть приходилось 10 четв. В Острилове, в этом случае, могло быть примерно 17,8 четв. Земля пусть будет доброй.

Частично землевладение дьяка реконструируется на основании данных о вотчинах его сыновей и внука. В 1568/69 г. Иван Федорович Башенин занял у еп. Крутицкого Германа 100 руб. под залог сц. Жестылево и п. Репехово в Повельском стану Дмитровского уезда^[786]. В 1577/78 г. Андрей Андреевич Верешевский продал вышеуказанную вотчину Троице-Сергиеву

монастырю за 250 руб., указав, что это отцовская купля^[787]. При описании в 1592/93 г. села Жестылево на рч. Якоти, писцы отметили: «А было то село изстари в вотчине за Федором за Семеновым сыном Башенина, а после его за его ж сыном Иваном». Иван Башенин продал вотчину Андрею Верешевскому, от которого имение перешло к сыну последнего тоже Андрею^[788]. Понятие «старинная вотчина» подразумевало принадлежность имения еще отцу настоящего владельца. Поскольку Федор Семенович Башенин был старшим сыном дьяка, то и Жестылево наверняка принадлежало в свое время Семену Дмитриевичу. По описи 1592/93 г.

В 1569/70 г. средний сын дьяка Юрий дал Троице-Сергиеву монастырю сц. Хвастово с 7 дд. в том же Повельском стану. Вотчина располагалась на той же р. Якоти, что и Жестылево. Оба владения явно представляли собой две части ранее единого владельческого комплекса, принадлежавшего Семену Башенину. К 1592/93 г. все деревни превратились в пустоши. В вотчине было 314,5 четв. худ. пашни (паханной и наездом) и поросли или 209,7 четв. д.з.^[789]

Если суммировать данные по всем дачам в Вышгородском и Повельском станах, то получится примерно 329,5 четв.

Григорий Булгак Васильевич Вокшерин(5) владел поместьем (VIII) в Ильинском Тигодском и Солецком на Волхове погостах Водской пятины. По писцовым книгам 1499/1500

г. в двух дачах было в сумме 100 кор. или 200 четв. ^[790] Качество земли не указано. Условно признаём его средним и одабриваем. 160 четв. д.з.

За братом Булгака Сумороком Вокшериным(6) было поместье (IX) в Ильинском Тигодском, Никольском Ярвосольском, Петровском и Ивановском Переездском на Волхове погостах. Суммарный размер четырех дач по описи 1499/1500 г. составляет на 209,5 кор. или 419 четв. без указания качества^[791]. Вновь признаём качество средним и одабриваем. 335,2 четв.

д. з.

Максим Васильевич Горин(7). В 1510/11 г. его сын Федор дал Троице-Сергиеву монастырю дд. Внуково Большое и Внуково Меньшое «за дорогою» в Верхдубенском стану Переславского уезда «у Рожества у Пустово». В акте отмечено, что это купля: «что батько у Володимера у Семенова сына Лагирева купил» (X)^[792]. Примерно тогда же (акт не имеет черной даты) Федор Максимович отвел проданные деревни от своей Лагиревской земли и от владений

Семена Некрасова сына; Давыдова и Зворыкиных^[793]. Отводная показывает, что троицкой братии в 1510/11 г. досталась не вся вотчина Федора.

О величине этого владения можно судить лишь приблизительно. В описи вотчин Троице- Сергиева монастыря 1593/94 г. в Верхдубенском стану Переславского уезда упоминается п. (б.д.) Внуково. Видимо, это одно из Внуковых из данной 1510/11 г. В пустоши было 36 четв. худ. паш. и пер., доброй землей 24^[796]. Если оставшиеся две деревни не отличались по размерам, то всего в трех деревнях было примерно 72 четв.

Все три деревни из вотчины дьяка были куплями. Об обеих Внуковых мы имеем прямые указания, а Аргунова Лагиревская явно была приобретена у одного из Лагиревых, соседей Максима Васильевича Горина.

Ермола Давыдов(8) владел поместьем (XI) в Деревской пятине. Имение состояло из двух дач: в Налючском и Лажинском погостах. В писцовой книге 1495/96 г. описание поместья дьяка в Налючском погосте сохранилось не полностью. 2,5 дд. из 6. Однако есть итог по поместью, что позволяет примерно подсчитать его размеры. По новому письму в имении было 20,5 об.^[797]При средней запашке на обжу в северо-западных погостах пятины в 2,17 кор. получается ок. 44,5 кор. или примерно 89 четв. В поместье в Лажинском погосте было 39,5 кор. или 79 четв. Всего 168 четв. Качество земли признаём средним и одабриваем: 134,4 четв. д.з.

За Ермолой Давыдовым в 1504 г. было также поместье (XII) с. Денисовское в Московском уезде в Горетове, по всей видимости, стану^[798]. В 1584/85-1585/86 гг. сц. Денисьево на р. Москве было описано как бывшее поместье Грязного Андреева Ивашева и дьяка Ивана Михайлова,

приобретённое в вотчину Василием Яковлевичем Щелкаловым^[799]. Обращение к картам С.Б. Веселовского убеждает в том, что Денисовское из межевой грамоты 1504 г. и Денисьево из писцовых книг Т.А. Хлопова суть один и тот же населённый пункт на границе Московского уезда^[800]. В середине 1580-х гг. писцы намерили в Денисьеве 200 четв. д.з.

Поместье в Деревской пятине Ермола Давыдов получил по причине назначения на службу Новгород и оставил имение по миновании службы. По причине состояния источниковой базы, хронология служебных назначений Ермолы Давыдова не может быть выяснена с достаточной полнотой. По сему, неизвестно владел ли он московским и новгородским поместьями последовательно или параллельно. В первом случае максимальный размер земельных владений дьяка составляет 134,4 или 200 четв. д.з., во втором - 334,4 четв. д.з.

В октябре 1487 г., прибывший в Москву, литовский посол кн. Тимофей Владимирович Мосальский, жаловался на насилия, чинившиеся жителям пограничных волостей великого княжества, землевладельцами (XIII) Можайского уезда. В числе последних упоминается и великокняжеский дьяк Василий Долматов (9). Он «держал от себя» литовские волости Тешиново, Сукромно, Олховец, Надславль и Отъеден^[801]. Невольно возникает вопрос: действовал ли Василий, опираясь только на собственные ресурсы, по личной инициативе или же он выступал как агент государства. Более вероятно, на наш взгляд, все-таки первое. Василий Долматов был важной фигурой в столичной бюрократической среде. Должность пограничного наместника или волостеля для него явное и немотивированное понижение по службе. Сугубо штатский деятель, вряд ли он мог быть начальником воинского отряда, специально направленного для разорения и освоения пограничных территорий противника.

Скорее всего, у Василия где-то близ литовского рубежа было имение, к которому он сделал временные приращения. Ни размеры его, ни форма собственности не могут быть точно определены. В ноябре 1492 г. посол Станислав Глебович вновь повторил жалобы литовской стороны: «А Василей Долматов, дьяк великого князя, того ж Тешинова отнял в них три волости, на имя Олхлвец, а Лелу, а Отъезд, а посадил болей двусот семей; а в Тешилове в Сукроме посадили болей трех сот семей»^[802]. Если наш герой осваивал литовские волости своими людьми, то он должен был быть весьма крупным землевладельцем.

Василий Кулешин(10). Его бывшая вотчина (XIV) упоминается в сотной выписи на владения Троице-Сергиева монастыря из книг Ростовского уезда письма Ивана Александровича Плещеева и Ивана Денисовича Низовцева 1543/44 г. В Богородицком стану располагалось с. Омосовское с тянущими к нему дд. Луковня, Погорелка, Макидоново, Золотаревка, Веска и

Олександрецово. В Филимонове стану лежали дд. Пономарево, Микитино и Горбонино, «что была прикуп Василия Кулешина»^[803].

Размеры этого земельного владения можно высчитать лишь приблизительно. Бывшая вотчина дьяка входила в состав владельческого комплекса вместе с 4 селами и 77 деревнями. На 81 населённый пункт приходилось 6 сох, примерно по 0,07 сохи. При сохе в 30 вытей и выти в 10 четв. д.з. получается примерно по 22 четв. д.з. на населённый пункт. На 10 населённых пунктов придётся ок. 222,2 четв. д.з.

Ещё одна вотчина Василия сц. Старое было завещано им Ростовскому Борисоглебскому монастырю. С.В. Стрельников вполне обоснованно отождествляет это владение с сц. Старое Моденово в Верхусецком стану^[804]. По данным писцовой книги 1629/30-1630/31 гг. в интересующей нас даче 66 четв. ср.з.^[805] Доброй землёй 52,8 четв. Всего в трех станах у дьяка могло быть 275 четв. д.з.

Курицыны(11, 12). О земельных владениях братьев Ивана и Федора сохранились только два весьма невнятных сообщения источников. В разъезжей 1504 г. владений кн. Юрия Ивановича и его отца вел. кн. Ивана упоминается «земля ... деревни Мочигина Волка Курицына»^[806]. Деревня располагалась в Клинском уезде на границе его с Дмитровским. А.А. Зимин считал это владение вотчиной (XV) дьяка^[807]. Авторы же указателя к ДДГ относили Мочигино к имениям Юрия Григорьевича Курицына, дяди дьяка^[808]. В принципе, на наш взгляд, возможны оба варианта, но А.А. Зимин, все-таки, видимо, ближе к истине. В Дворовой тетради по Клину были записаны Андрей и Игнатий Ивановичи Курицыны, внуки Федора и внучатые племянники Ивана Волка^[809].

Интересное место есть в разъезжей поместья Степана Топоркова дд. Облезенкиной и Володькиной с владениями митрополичьего Новинского монастыря д. Боковой и пч. Масленки села Нивок в Дмитровском уезде: «а осеком по ямам до Федоровы земли Курицына поместные деревни Ядриковы». Разъезжая составлена ок. 1520/21 г.^[810]Федор Васильевич Курицын к этому времени уже около двадцати лет как умер. Ошибка в дате исключена. Никита Яковлевич Борисов произвел еще один разъезд в том же месте, отведя владения той же обители от вотчины Черемисина Федоровича Хвощинского. Черная дата в этом акте есть - 1520/21 г. Совпадает не только место, но и послухи. В обеих разъезжих фигурирует раменский сотский Мамон Данилов

сын³⁶³. Все это указывает на то, что оба разъезда были произведены одновременно. Остается предположить, что перед нами однофамилец и тезка дьяка Федора Васильевича. Учитывая относительную редкость фамилии; совпадение не только фамилии, но и имени; совпадение уезда, предположение о тезке и однофамильце следует исключить. Остается объяснить хронологическую неувязку. Рискнем предположить, что дело в следующем. Текст отвода в разъезжей указывает, что «по ямам через Волоцкую дорогу межею к осеку, а осеком по ямам до Федоровы земли Курицины» шла «старая межа». Видимо, указание на принадлежность д. Ядрины к поместью Федора Курицына стало элементом исторической памяти, превратившись в топоним, одну из вех «старой межи». Установить другие населенные пункты из поместья (XVI) Федора Васильевича не представляется возможным.

Поместье (XVII) Ивана Лугвенева(13) в Шелонской пятине было описано в 1497/98 г. Имение состояло из двух дач. В Дубровенском погосте дьяку принадлежала д. Путилова на 50 кор. и 8 об., в Быстреевском погосте за ним было село Узмена с 20 дд. на 201 кор. и 43 об.³⁶⁴Приправочная книга 1550/51 г. позволяет хотя бы приблизительно оценить качество земли. Поместье в Быстреевском погосте перешло к сыновьям дьяка Василию и Степану. Писцы насчитали в нём 40,5 об., в том числе 30,5 средней земли и 11 худой³⁶⁵. Вряд ли при отце братьев соотношение было иным. В результате получится, что из 201 коробьи 146,4 кор. ср.з. и 54,6 худ.з. Доброй землёй будет в сумме ок. 307 четв.

Бывшая дача Ивана Лугвенева в Дубровенском погосте в 1550/51 г. была за Федором и Митей Даниловичами Симанскими. Всего за братьями числилось 25,5 об., в том числе 10 об. д.з., 10 ср.з. и 5,5 худ.з.³⁶⁶В этом случае из 50 кор. дьяческого поместья 19,6 кор. должны приходиться на добрую землю, столько же на среднюю и 10,8 кор. на худую. Доброй землёй будет ок. 85 четв. Всего Ивану Лугвеневу в двух погостах принадлежало ок. 392 четв. д.з.

Данила Мамырев(14) владел вотчиной (XVIII) в Согильском стану Ростовского уезда. До 28 января 1529 г. дьяк дал ее Троице-Сергиеву монастырю³⁶⁷. Вновь приобретенная вотчина была осмотрена комиссией старцев Гурия Коровина и Остея. Результаты были оформлены в своеобразную писцовую книгу, датированную 15 октября 1529 г. В комплексе значилось с. Поникарово с 8 деревнями и 33 крестьянскими дворами (часть их, видимо, была пуста) при 315

368

четв. пашни, качество которой не указано . Кроме этого, в нашем распоряжении есть данные описи вотчин Троице-Сергиева монастыря 1592/93 г. В конце столетия к Поникарову тянули 5 дд. и 2 пп. Деревня Собалка (Собала) исчезла или изменила название. Количество дворов увеличилось до 36. Кроме этого 1 двор был пуст и еще от 11 остались только места дворовые. Запашка выросла незначительно, составив 329 четв. ср. земли^[811]. В 1529 г. земля, явно тоже была средней. Доброй землей получится 252 четв.

³⁶³ АФЗХ. Ч. 1. № 83.

³⁶⁴ НПК. Т. 4. Стб. 133-135, 190.

³⁶⁵ ПКНЗ. Т. 6. С. 64.

³⁶⁶ Там же. С. 65.

367

368

РГБ НИОР. Ф. 303. Кн. 518. Л. 437-438.

Там же. Л. 438об.-439об.

Кобяк Наумов (15). Его сыновья Василий и Григорий в середине XVI в. известны как тысячники и дворовые дети боярские по Коломне^[812]. Братья, обычно, записывались вместе в том случае, если основателем фамилии в данном служилом городе был ещё их отец. Следовательно, мы можем предполагать, что у дьяка было имение в Коломенском уезде.

В писцовой книге Коломенского уезда 1577/78 г. Григория Ивановича нет. Зато Василий Наумов упоминается пять раз. В источнике за местным Пречистенским Брусеным монастырем записана бывшая вотчина (XIX) Василия Ивановича Наумова, данная обители по душе и располагавшаяся в Скулневском стану. Во владельческом комплексе из двух пустошей (бывшее село Немцово и бывшая деревня Ячкино) 285,5 четв. ср. земли^[813]. Доброй землей 228,4.

В том же источнике проходят еще три вотчины и поместье, чей бывший владелец назван просто Василием Наумовым. Две вотчинные дачи в Левичине стану в 1577/78 г. были за тем же монастырем и за Яковом Афанасьевичем Годуновым. В них 201 и 281,5 четв. ср. земли соответственно^[814]. Вотчина в Скулневском стану (дд. Борышова Безполая на рч. Коширке и Горышова там же) на момент описи была за Елизаром Шемякиным Немцовым. Здесь 102,5 четв. ср. земли (82 четв. доброй землёй)^[815]. Поместье в Большом Микулине стану было за Леонтием Тихоновичем Борыковым. Это еще 180 четв. худ. и 248 четв. ср. земли^[816].

Судя по материалам С.Б. Веселовского, обе земельных дачи в Скулневском стану ранее представляли собой одно владение и, следовательно, принадлежали Василию Ивановичу Наумову^[817]. Об остальных имениях ничего определённого сказать нельзя. В середине XVI в. жили ещё, по крайней мере, двое Наумовых (Василий Иванович Усов и Василий Федорович).

Всего в Коломенском уезде Василию Ивановичу Наумову принадлежало, а его отцу дьяку Ивану Кобяку могло принадлежать 310,4 четв. доброй землёй.

Вотчина (XX) Василия Нефимонова(16) в Мушковской волости Дмитровского уезда - сц. Прокофьевское с дд. Орешник и Бабкино - упоминается, в уже неоднократно цитировавшейся, разъезжей удела кн. Юрия Ивановича и владений вел. кн. Ивана^[818]. Тесные связи Нефимоновых с Дмитровом не оставляют сомнений в том, что это именно дьяк Василий Дмитриевич.

369

370

371

372

373

374

375

376

Упоминание о поместье (XXI) Андрея Одинца(17) есть в духовной вел. кн. Ивана Васильевича: «А что в Дмитровском уезде, в Ынобаже, деревни Тешиловские за моим дьяком за Одинцом и те деревни сыну же моему Юрью к Дмитрову»^[819]. Более подробно это имение охарактеризовано в разъезжей Дмитровского удела и великокняжеских владений, составленной ок. 1504 г.: «деревни, что были за Одинцом за диаком, а ныне за Пятым, деревня Юркино, деревня Тетенино, деревня Лихои враг, деревня Загорьское, да Алексеевское, да Морозово»^[820]. В последнем документе дьяк проходит уже как бывший помещик. Андрей к моменту составления разъезжей, видимо уже умер. В том же документе упоминается д. Татариново села Михалевского «что за Улианою за Одинцовскою женою», лежавшая в Московском уезде на стыке с Дмитровскими волостями^[821]. Это очень похоже на прожиточное поместье (XXII) вдовы.

Поместье (XXIII) ямского дьяка Чернеца Гавриловича Паюсова(18) в Буряжском погосте Шелонской пятины описано Матвеем Ивановичем Валуевым в 1497/98 г. В имении было 134 кор. или 268 четв. ^[822]Качество земли не указано. Условно признаём его средним и одабриваем. Получится 214,4 четв. д.з.

Отец дьяка Семена Леонтьевича Племянникова(19) Левка Племянник примерно в 30-х - 40-х гг. XV в. дал Троице-Сергиеву монастырю п. Иварисовскую в волости Воре Московского уезда^[823]. Естественно предположить, что Леонтий этим вкладом свое землевладение не ликвидировал, и основное ядро его вотчин перешло к сыновьям Семену и Михаилу.

Внучка дьяка Мария вышла замуж за Кузьму Третьякова Сукманова, принеся в приданое отцовскую и дедовскую вотчину (XXIV) д. Новое Хотилово с сщщ. Домнино, Панково и Бортниково Корзенева стана Московского уезда^[824]. Это имение было описано в 1593/94 гг. как вотчина Троице-Сергиева монастыря в стану Воря и Корзенев. В деревне писцы насчитали 6 крестьянских дворов с 25 четв. ср. пашни и поросли^[825]. Доброй землей получается 20 четв. О селищах данных нет.

Алексей Полуектов(20).Ок. 1463-1476 гг. братья Дмитрий и Василий Федоровичи Черемисиновы составили зарядную запись о предстоящем разделе общей вотчины (XXV) села Ильинского Заречья с деревнями и пустошами (не перечислены) в Лутском стану Ростовского

уезда. Здесь же отмечено, что имение было выменяно у Алексея Полуектова. В отмен пошла вотчина (XXVI) братьев в Костромском уезде^[826].

Село Ильинское, Заречье тож на р. Луте с 10 дд. и 13 пп. было описано в 1629/30-1630/31 гг. Всего писцы намерили 675 четв. ср.з., что доброй землёй составит 540 четв.^[827]

Поместье (XXVII) ямского дьяка Коротня Васильевича Путилова(21) в Егорьевском Радчинском погосте Водской пятины было описано в 1499/1500 г. В трети с. Рагвицы и четверти с. Гурылева с частью д. Вальтея 113 кор. или 226 четв. ^[828]Качество земли признаём средним и одабриваем. 180,8 четв. доброй землёй.

13 января 1532 г. братья Воробьевы, душеприказчики Ивана Терентьевича Семичева(22) по прозвищу Кувалда дали Троице-Сергиеву монастырю его вотчину (XXVIII) сц. Кунилово с дд. Юрово и Бакино в Повельском стану Дмитровского уезда на р. Якоти^[829]. Во вкладной книге указана цена имения - 100 руб. В данной было отмечено, что вотчина была выменяна дьяком у брата Ивана Большого^[830].

Дворцовый дьяк Афанасий Яковль(23) в 1505/06 г. купил у Федора Ивановича Спешнева д. Долматовскую Мокеево в Суходольском стану Кашинского уезда (XXIX)^[831]. Цена сделки 40 руб. Позднее, в 1548/49 г. внуки дьяка дали вотчину Троице-Сергиеву монастырю^[832][833]. В 1592/93

г. в сельце Долматове было 20 четв. худ. пашни и поросли. Доброй землей получится ок. 13,3

четв.

391

23 марта 1464 г. Леонтий Алексеевич Ярославов (24) и его брат Василий получили жалованную тарханно-несудимую и заповедную грамоту на сс. Борисовское, Филиповское и Нестеровское с дд. в волости Черемхе Ярославского уезда (XXX)^[834]. Тот факт, что братья владели вотчиной без раздела, указывает на то, что имение, скорее всего, было отцовским наследством.

Между 1506 и 1523 г. село Филиповское перешло к кнн. Михаилу Федоровичу Телятевскому и его сыну Ивану. Скорее всего, это произошло до 1509 г., когда кн. Михаил последний раз упоминается в источниках^[835]. В этот период «Леонтия и его детей не стало», а вотчиной распорядился вел. кн. ^[836] Все это недвусмысленно указывает на выморочность владения.

История имения Ярославовых на этом не окончилась. 12 января 1545 г. жалованную несудимую грамоту на половину с. Нестерово с 5 дд. и 1 пч. получил Дмитрий Иванович Ярославов. Вторая половина имения была в этот момент за его братом Богданом^[837]. В 1567­1569 г. село целиком было описано как вотчина Ивана Никитича Ярославова. К Нестерову тянули 8 дд. и 2 пчч. Из 6 населенных пунктов, названных в грамоте 1545 г. в писцовой книге упоминаются 4. В вотчине было 53 четв. ср. пашни и 119 четв. худ. пашни и перелога^[838]. При переводе на добрую землю получаем 121,7 четв. Если в оставшихся двух селах было примерно столько же, а доля Леонтия в общей с братом вотчине составляла половину, то всего дьяк владел в Ярославле примерно 191,6 четв. д.з.

Всего, таким образом, из 61 дьяка Ивана III как землевладельцы характеризуются 24 (39,3 %). Выше, применительно к эпохе Василия II мы выявили 6 дьяков землевладельцев при общей численности великокняжеских дьяков в 14 человек. 6 из 14 это 42,9%. На наш взгляд, не следует делать вывода о снижении доли землевладельцев среди дьяков. Процентные соотношения между дьяками, о землевладении которых есть сведения, с одной стороны, и теми представителями приказной бюрократии, об имениях которых фактов не найдено, с другой, отражают, скорее всего, лишь состояние источниковой базы.

Более важен объём выборки, на основании которой мы судим о дьяческом землевладении второй половины XV - начала XVI вв. в целом. 39,3% это почти 2/5. Думается, что такой выборки вполне достаточно для обоснованных выводов.

По всей видимости, все дьяки, по крайней мере, к исходу исследуемого нами периода, к концу XV - началу XVI столетий входили в состав класса служилых землевладельцев.

В повести о Псковском взятии, содержащейся в Псковской I летописи под 1509/10 г., есть интересный для нашей темы сюжет. «И по сем князь велики нача давати деревни бояром сведенных псковичь, и посади наместники на Пскове, Григорья Федоровича да Ивана Ондреевича Челяднина, и дьяком Мисюра Мунохина, и другим дьяком ямским Ондрея Волосатого, и 12 городничих, и старост московских 12, и пскович 12, и деревни им даша»^[839]. Здесь мы видим, что дьяки испомещаются во Пскове наряду со всеми другими должностными лицами вновь создаваемой в городе системы управления. Принцип земельного пожалования в обмен на верную службу целиком и полностью распространился на дьяков. Разницы между канцелярской работой и традиционной дворянской службой в этом смысле не было. Притом такое правило было выработано не в 1510 г., а, явно ранее, ещё при Иване III.

В соседнем с Псковом Новгороде с присоединением последнего к Москве, также появляются московские дьяки. Кто-то из них присылался из столицы, кто-то рекрутировался из

местных помещиков-москвичей. Нами выявлены семь дьяков, постоянно служивших в Новгороде в период с 1478 по 1505 гг.: Булгак Вокшерин^[840]; Суморок Вокшерин^[841]; Ермола Давыдов^[842]; Иван Лугвенев^[843]; Обрезок Никитин^[844]; Чернец Паюсов^[845]и Коротень Путилов^[846]. Шестеро из них известны по писцовым книгам конца XV - начала XVI вв. как новгородские же помещики. Исключение составляет только Обрезок Никитин, что можно объяснить неполной сохранностью нашего основного источника.

В числе 61 дьяка Ивана III выходцев из среды детей боярских 23, из них землевладельцев 12 (52,2%); потомственных приказных двое, из них землевладелец один (50%); выходцев из демократических слоёв населения трое, из них землевладелец один (33,3%); лиц, чьё социальное происхождение не поддаётся определению 33, землевладельцев 10 (30,3%). На лицо явная взаимосвязь между фактом землевладения и социальным происхождением дьяка.

Из 30 имений, выявленных нами, 19 это вотчины^[847]. Из 15 вотчинников 7 (46,7%) выходцев из среды детей боярских^[848]. У них 7 (36,8%) вотчин^[849]. Один из 15 (6,7%) выходец из дворцовых слуг^[850]. У него одна (5,3%) вотчина^[851]. Р. Алексеев (6,7%) потомственный приказной. У него 4 (21,1%) вотчины^[852]. 6 из 15 (40%) лица, чьё социальное происхождение не установлено^[853]. У них 7 (36,8%) вотчин^[854].

10 дач это поместья (в одном случае форма собственности не определена)^[855]. Половина из них принадлежит пяти (62,5%) дьякам, выходцам из дворян^[856], другая половина трем (37,5%) приказным деятелям, чьё социальное происхождение не определено^[857].

Дьяки, вышедшие из дворян, вышли тем самым из рядов класса служилых землевладельцев. У дьяков с такими корнями земельные владения уже сложились на момент пожалования в дьяческий чин. У выходцев из «демократических слоёв населения» таких

благоприятных стартовых возможностей не было. Их земельные состояния сколачивались заново, на пустом месте, без помощи наследства предков.

Из 19 дьяческих вотчин четыре (21,1%) это отцовское наследство^[858]. Двумя (50%) владели дьяки, выходцы из среды детей боярских^[859]; по одной (по 25%) - выходцы из демократических слоёв населения и потомственные приказные^[860]. Последние двое - Роман Алексеев и Кувалда Семичев - тоже, по сути, выходцы из служилого сословия. Хотя, анализируемая совокупность и представляет собой малую выборку, зависимость факта владения отцовскими вотчинами от социального происхождения прослеживается вполне определённо.

У дьяков из дворян, по всей видимости, было в общей сумме больше земельных дач, чем у тех, кто вышел «из простого всенародства». Соответственно земельные владения дьяков из дворян в большем количестве представлены в сохранившихся источниках.

Из 19 дьяческих вотчин пять (26,3%) это купли^[861]. Две (40%) принадлежали выходцам из дворян^[862]; ещё две (40%) - дьякам, чьё социальное происхождение неизвестно^[863]; одна (20%) - потомственному приказному^[864]. Здесь преимуществ «благородного» происхождения не заметно. Приобретение вотчин зависело не от «отечества», а от доходов и предприимчивости.

Каков был уровень материального благосостояния великокняжеских дьяков в той части, которая обуславливалась размерами земельной ренты? Точный ответ на этот вопрос невозможен. Ни в одном из рассмотренных случаев нам не удалось составить полной картины землевладения кого-либо из дьяков второй половины XV - начала XVI вв. Мы можем определить лишь минимальные размеры их земельных владений. Эти цифры достаточно показательны.

Размеры земельных владений великокняжеских дьяков возможно оценить в только в 16 случаях из 24. В семи случаях (7 из 16 - 43,75%) известные размеры земельных владений великокняжеских дьяков превышают 300 четв.^[865], в трех случаях (18,75%) - 200 четв.^[866], ещё в трех (18,75%) - 100 четв.^[867]В качестве масштаба при оценке можно использовать нормы Уложения о службе 1555 г., обозначив 100 четв. д.з. как средний и достаточный уровень земельного обеспечения служилого человека. Таким образом, более чем половину исследуемой совокупности составляют те дьяки, размеры земельных владений которых можно оценить как

средние и выше средних. Возможно, что среди дьяков великого князя встречались и крупные землевладельцы. Если близки к истинным наши оптимистические оценки размеров земельных владений Романа Алексеева (907,15 четв.).

Из 7 дьяков, чьи земельные владения превышают 300 четв. трое (42,9%) выходцев из дворян^[868], один (14,3%) потомственный приказной^[869], трое (42,6%) с неясным социальным происхождением^[870]. Из трех дьяков, чьи земельные владения менее 300, но более 200 четв. двое выходцев из дворян (Чернец Паюсов и В. Кулешин - 66,7%) и один (Д. Мамырев - 33,3%), чьё социальное происхождение не поддаётся определению. Среди дьяков, чьи имения меньше 200, но больше 100 четв. такое же соотношение дворян (Булгак Вокшерин и Л. Ярославов) и потенциальных выходцев из «демократических слоёв населения» (Коротень Путилов).

Для ответа на вопрос о зависимости размеров землевладения от социального происхождения прибегнем к аналитической группировке. См. Приложение VIII. Таблица 3. Ясно видно, что зависимости нет.

Обратимся к географии землевладения великокняжеских дьяков. Все они, кроме имения С. Агафонова привязываются к конкретным единицам административно-территориального деления. Используем районирование Я.В. Водарского, проверенное на массовых материалах XVII - первой половины XIX вв. ^[871]См. Приложение VIII. Таблица 4.

Явно видно, что землевладение столичной приказной бюрократии четко тяготеет к основному месту ее службы - к Москве. В уездах Московского района более три всех дьяческих вотчин и без малого половина поместий. Третье место Новгородского района объясняется особенностями нашей источниковой базы. Писцовые книги конца XV - начала XVI вв. сохранились только по Новгородским пятинам.

В плане географии дьяческого землевладения интересные данные можно почерпнуть из разъезжих грамот великокняжеского домена и удела кн. Юрия Ивановича, где Дмитровский, Рузский и Звенигородский уезды отмежеваны от Московского. Всего из великокняжеского архива до нас дошло пять грамот подобного рода^[872]. В отличие от других источников, отражающих структуру землевладения в том или ином районе достаточно выборочно, разъезжие владений Ивана III и Дмитровского удела дают сплошной территориальный срез по земельным владениям, лежавшим на стыке 9 уездов (Ростовский, Кашинский, Дмитровский, Московский, Переславский, Рузский, Звенигородский, Можайский, Клинский). Из них 6 относятся к Московскому району, по одному к Владимирскому, Тверскому и Ярославскому. Естественно, что материал распределяется весьма неравномерно. Но и сведения о земельных

владениях представителей приказной бюрократии тоже распределяются неравномерно. Всего из пяти грамот мы черпаем информацию о пяти имениях дьяков и подьячих: одна поместная дача в Московском уезде (Андрея Одинца) и одна в Дмитровском (Андрея же), вотчина Ивана Волка Курицына в Клинском уезде; поместья Ермолы Давыдова и Якова Долгова в Звенигороде. Все пять дач в Московском районе. Вряд ли такое распределение является случайным. Думается, что данные разъезжих подтверждают наши выводы о тяготении вотчинного и отчасти поместного землевладения приказной бюрократии к основному месту ее службы.