<<
>>

АЗИАТСКИЕ РЕФОРМЫ: ФОРМУЛА УСПЕХА

Азиатские страны весьма отличаются друг от друга. Не похожи и рецепты их реформирования. Объединяет их главное — успехи в реформировании экономики.

Рассмотрим ситуацию детальнее.

Действительно, страны различаются не только общественно-политическими устройствами, очень разнятся культуры, язык, обычаи. Даже вообразить себе трудно, что Китай значительно больше отличается от соседней Японии, чем Франция от Германии. Нечего и гово­рить о таких странах, как Китай и Индия. В Азии часто что ни страна, то ци­вилизация: китайская, индийская, японская.

Известный американский специалист по проблемам Азии профессор Р.Скалапино отмечал, что теперь здесь можно наблюдать практически все со­временные общественно-политические модели: свободного рынка (Япония), авторитарно-плюралистическую (Республика Корея, Тайвань, Сингапур), централизованную с элементами рыночной экономики (Китай, Вьетнам), централизованную закрытую сталинского типа (КНДР) [622].

Правда, еще 40—50 лет тому назад их объединяло то, что все они имели колониальное (или полуколониальное) прошлое. Население жило на грани голода. Бесконечные внешние вмешательства, военные конфликты, стихий­ные бедствия и восстания оставляли после себя руины. Но всегда присутство­вали здесь стойкость и несокрушимый дух. Когда читаешь китайские класси­

ческие романы, произведения великого писателя Лао Шэ, начинаешь пони­мать, каким позором было даже для простого китайца «потерять лицо», то есть опозорить себя, потерять собственное достоинство. Один внимательный украинский автор справедливо обратил внимание на то, что «в политическом поведении народов, добившихся неоспоримых успехов в улучшении своей экономической и общественной жизни, заметны уверенность, чувство соб­ственного достоинства, основанное на владении собственностью, законопос- лушание, уважение к нормам морали» [623].

Незаангажированный специалист не может обойти вниманием возраста­ющую роль в общественной жизни азиатских стран национальных ценностей и религии. В значительной мере это можно рассматривать как природную отрицательную реакцию на цивилизационное столкновение с системой запа­дных ценностей. Отторжение таких ценностей стимулирует возвращение к собственным корням и традициям. Баланс между религиозными и нацио­нальными ценностями различается от страны к стране, но общая тенденция повсюду схожа. Иногда (особенно на Ближнем Востоке) это происходит в крайне острых формах (Иран, Ливия, Ирак). Расплатой за непослушание За­паду становится отлучение их от благ цивилизации, экономические санкции, политическая изоляция, предание жестокой критике со стороны так называе­мого мирового сообщества. Не исключается вероятность применения против «непослушных» и военной силы. Следствие таких действий —экономическая деградация и нередко длительная стагнация, а то и депрессия в экономике. Международная изоляция приводит к консервации установившихся форм власти, что влечет за собой дальнейшее усиление фундаменталистских моти­вов в политике этих режимов.

Небезынтересным, по нашему мнению, является тот факт, что чем дальше на восток Азии, тем слабее ощущается влияние западного мира на располо­женные там страны. Очевидно, не случайно именно в Корее, а потом и во Вьетнаме велись длительные кровопролитные войны. Здесь ощущается бли­зость России (раньше — СССР) со всеми плюсами и минусами ее политики, и Китая, который сам по себе представляет по сути целую планету. Но, думает­ся, дело не только в этом. Есть определенные основания считать, что, кроме идеологических, здесь действуют и другие факторы, среди которых не послед­нюю роль играют исторические и культурные традиции. Яркая самобытность стран и народов этого региона без преувеличения бросается в глаза. Безуслов­но, не случайно и то, что именно здесь странами Азии были достигнуты пора­зительные экономические результаты.

Невероятное упорство, высокий моральный дух населения, способность выживать и достигать поставленной цели при любых (в том числе экстремаль­ных) условиях, готовность решать спорные вопросы путем компромисса, быс­трое усвоение западного (в особенности технологического и управленческого) опыта при сохранении собственных национальных ценностей составляют ос­нову экономического прогресса.

Некоторые западные исследователи утверждают, что в основе этих процес­сов лежит явление, которое получило название азиатского национализма [624].

Если более пристально присмотреться к причинам успехов, достигнутых такими разными странами, как Китай, Япония, Индия, то, несмотря на рази­тельное несовпадение их официальных идеологий, стоит признать главным фактором успеха сконцентрированную национальную волю, которую, как из­вестно, выражает и реализует политическая элита. Под этим понятием пони­маются решительные усилия различных сил, которые осознали необходи­мость объединения элиты на общей национально-идеологической почве и управляемого ею общества, с целью достичь высокого уровня экономического развития, повышения жизненного уровня населения, что, в свою очередь, ра­ботает на укрепление международного авторитета отдельной страны.

Вместе с тем прослеживается и противоположная тенденция. По мере воз­растания общественного благосостояния в азиатских обществах появляются космополитические и потребительские настроения, желание приобщиться к западному образу жизни и западным стереотипам мышления. Этому в значи­тельной мере оказывают содействие западные СМИ имеющие глобальные воз­можности.

Таким образом, процесс развития, происходящий в странах Азиатско-ти­хоокеанского региона, представляет собой своеобразное и иногда довольно противоречивое переплетение традиционных азиатских ценностей с ценнос­тями западной демократии. Этот процесс сопровождается соответственным освоением достижений Запада. И здесь речь уже идет не только и не столько об усвоении технологических и управленческих новаций, сколько о более глу­боком знакомстве гуманитарного плана. Например, достаточно зайти в книж­ный магазин в Пекине или в Сеуле, чтобы увидеть, какое огромное количест­во произведений западных авторов там издается. Причем все это происходит на фоне сохранения интереса к собственным ценностям. Известно, что до конца 70-х годов в Японии наблюдалась стойкая тенденция падения престижа традиционных национальных ценностей. Западные ценности постепенно ста­новились приоритетными в обществе. Но вместе с тем усиливались такие не­гативные явления, как индивидуализм, равнодушие, апатия.

Видный японс­кий политик Я. Накасонэ в книге «После «холодной войны» писал: «Япония, к сожалению, продемонстрировала у себя точную копию американской демо­кратии. При этом ясно проявилась такая черта как «деспотия большинства», которая проявилась в форме господства мысли, созданной средствами массо­вой информации. Под этим термином понимаются СМИ, которые разрослись до огромных масштабов и вдобавок демонстрируют однообразие, акцентируя внимание на таких низких чувствах, как зависть, недовольство, неугомонные желания, которые проявляются в национальном масштабе во всей духовной атмосфере общества... Массы не в силах распознать опасность вырождения демократии. Они считают общественным мнением лишь проявление группо­вых чувств и, опираясь на это представление, способны на прямое насилие в политической сфере» [625]. Следует напомнить, что это касается Японии, а не Украины или России. Но, согласитесь, звучит актуально. А вот что пишет тот

же Я. Накасонэ о наших проблемах: «Распад Советского Союза — это процесс поиска каждой республикой, которая входила в его состав, своей собствен­ной, забытой истории. Советский народ похож на человека, что утратил па­мять, он без сомнений движется к душевному вакууму, не имея никакой базы в прошлом. Крах идеалов социализма с течением времени будет компенсиро­ван. Но насколько сложнее будет возродить историю как воплощение тради­ций!»

До чего же тяжело нам, вчерашним советским людям и сегодняшним украинцам, побороть следствия ошибочной привычки отвергать все, что ото­шло в историю, поносить выдающихся деятелей прошлого, плевать в колодезь своей истории и своих традиций.

В Японии лишь со второй половины 80-х годов начинается медленное восстановление интереса к традиционным национальным ценностям. В то же время большей частью сохраняется специфика японского образа жизни. Так, большинство населения (более 70 %) считает, что порядок в государстве, то есть существующая корпоративная структура, важнее свободы и прав челове­ка, которым не придается большого значения.

В японском обществе с его конформизмом, «чувством стыда», опасением «потерять лицо» так и не воз­ник крайний индивидуализм американского типа. Японский индивидуализм смягчен чувством солидарности и поиском гармонии. А на первый план все больше выходит понятие «семьи». В Китае это понятие также издавна имеет глубокое содержание. Если принять во внимание тот факт, что оно играет бо­льшую роль и в украинском обществе, то не следовало бы сделать акцент именно на этом? Возможно, это оказало бы содействие сохранению и укреп­лению здоровых клеток в пораженном апатией и равнодушием, крайне атоми- зированном организме украинского общества.

Демократия и порядок — это цель. А как ее достичь?

Проблема состоит в том, что агрессивный индивидуализм и склонность к анархии, отсутствие навыков и нежелание конструктивного сотрудничества, тотальная нечестность, которые во многом есть, бесспорно, следствие тотали­тарного общества, приводя к мысли о необходимости создания системы эф­фективно действующей вертикали власти (по образцам азиатских государств) с жестким контролем за соблюдением и соответственно неумолимым наказа­нием за нарушение любого без исключения нарушителя унифицированных государством правил игры.

Переход от тоталитаризма к демократии, от централизованной экономики к рыночной в условиях отсутствия гражданского общества возможно осущес­твить лишь в условиях сильной власти. И здесь возникает проблема авторита­ризма. Действительно, даже если коснуться мысли о возможности этого в на­ших условиях, встает вопрос, который обязательно возникает в каком бы то ни было незападном обществе (потому что в западном довольно успешно функционирует тщательно разработанная и проверенная веками система про­тивовесов и компенсаторных механизмов) ключевая проблема, это проблема сохранения стабильности и необходимости развития. Очевидно, что страна, ко­торая погрузилась в хаос, не имеет сильной власти, где насчитывается ряд влиятельных враждующих кланов, не может рассчитывать на какие-либо эко­номические, а тем более социальные успехи.

Политический кризис возника­ет, как правило, не во время ужесточения режимов, а наоборот, если они ста­

новятся мягкими, бессильными. Другой экстремум — это власть, которая ограничивает права граждан и уничтожает любое творчество и инициативу. Соблазн авторитаризма увеличивается, если власть с ее бутафорской демокра­тией, существующие государственные институты прекращают выполнять свои задачи. И тогда, в особенности если появляется харизматичная фигура национального масштаба, устанавливается авторитарный режим. Для постсо­ветских стран это довольно обычный сценарий.

Но главное в том, что происходит дальше. Если, кроме деклараций и при­зывов навести порядок и дисциплину, а также сменить направление движения финансовых течений, ничего не изменяется, можно смело говорить о дестру­ктивном авторитаризме. Если же за короткий период оживляется экономика, возрастает количество рабочих мест, повышается заработная плата и качество жизни, увеличивается рождаемость, то это справедливо можно назвать кон­структивным авторитаризмом. Кроме того, такой авторитаризм объективно создает предпосылки для создания в последующем более гуманного, демокра­тического общества. Так было в Южной Корее, Таиланде, на Тайване. Думае­тся, так будет и в Китае. Такова логика развития обществ подобного типа. Ко­роче говоря, политика как искусство возможного сводится к умению пройти между Сциллой хаоса и Харибдой насилия.

Все большую роль в жизни современного общества начинает играть ин­формация. Мировые СМИ путем распространения квалифицированно препа­рированной информации активно стремятся влиять в желательном направле­нии на общественную мысль даже в таких странах, где власть достаточно строго дозирует информацию. Заметим попутно, что ограничение информа­ции чисто технологически становится все более сложным делом для режимов, которые злоупотребляют такими средствами (Китай, Вьетнам, Куба, Ирак, Иран). Между прочим, кажется далеко не случайным то, что одним из первых шагов нового режима в России была попытка взять под контроль нелояльные к власти СМИ. С другой стороны, во многих странах Азии возрастает недо­вольство грубым навязыванием своих взглядов глобальными СМИ (Малай­зия, Филиппины, Индонезия).

Сравнивая ситуацию, которая сложилась на постсоветском пространстве, где ожидания большинства преобразовать общество по либеральным рецеп­там, механически наложив матрицу развития западных стран на местную ре­альность, потерпели фиаско, с ситуацией в Азии, обратим внимание на две группы стран, опыт реформирования которых был довольно успешным.

Первая группа — это социалистические страны (Китай, Вьетнам), которые начали енергичные экономические преобразования, не изменяя политиче­ской системы. Принципы марксизма-ленинизма были провозглашены непри­косновенными, сохранялся контроль коммунистической партии над основны­ми процессами, которые происходили в стране. Одновременно делалось все, чтобы соединить, по словам Ден Сяопина, «преимущества централизованного планирования с гибкостью рыночной экономики». Напомним, еще в конце 70-х годов Китай был бедной страной с далекой от решения проблемой «обес­печения тепла и сытости». Все еще было много несчастных и голодных людей. Безработица носила всеобщий характер. А главное, что после неурядиц «куль­турной революции» люди утратили веру в будущее. В стране свирепствовал настоящий хаос. И в этот момент к власти в стране пришел Дэн Сяопин. Ре-

зультат известен. Благодаря грамотному осуществлению политики реформ и открытости Китай за последние 20 лет достиг впечатляющего прогресса в сво­ем развитии. По размерам ВНП (962 млрд, амер долл.) Китай вышел на 7 мес­то в мире [626].

Валютные резервы КНР достигли 149 млрд, американских долларов Сред­няя продолжительность жизни увеличилась с 54 до 70 лет Экономические и социальные успехи Китая не могут не поражать.

Действительно, у китайцев хватает проблем, среди которых прежде всего следует вспомнить проблему национального единства (Тайвань), сохранение территориальной целостности (Синцзян, Тибет), коррупцию, безработицу, падение авторитета правящей идеологии среди молодежи, увеличение разры­ва в доходах между богатыми и бедными провинциями, разными слоями насе­ления, противоречия между центром и региональными элитами. Но среди на­званных проблем больше тех, что присущи процессу развития, а не упадка.

И хотя Запад все еще использует проблему «прав человека» как инстру­мент политического давления на китайскую власть, поражают цифры товаро­оборота между США и КНР (приблизительно 80 млрд, долларов в год), кото­рые красноречиво свидетельствуют о том, что мировой бизнес нередко игно­рирует политические упражнения, все теснее привязывая Китай и Соединен­ные Штаты друг к другу. Вывод: стратегия развития китайского руководства, создавшего исключительно благоприятные условия для инвестирования, ока­зывает содействие обеспечению стабильности в Китае и в мире, снижает ве­роятность возникновения новой мировой войны.

Но главный вопрос остается открытым: «каким образом будет влиять ры­ночная экономика на политическую систему?» и « может ли сосуществовать (и если может, то как долго) авторитарный политический режим с высвобож­денными рыночными силами?» На вторую половину вопроса ответ уже полу­чен: может. Что касается первой части его, то здесь открывается широкое по­ле для политологического прогноза.

Если говорить о возможностях использования этого опыта в наших усло­виях, то, очевидно, следует согласиться с мнением тех специалистов, которые считают, что «китайскую стрелку» советский поезд проскочил еще в конце 80-годов и, возможно, именно благодаря этому испытал сокрушительную ка­тастрофу. Китайцы же, которые, как хорошо известно, являются старатель­ными учениками, неоднократно подчеркивали, что они сделали необходимые выводы из печального советского опыта. Так, один из китайских функционе­ров в частном разговоре рассказывал мне, как были поражены китаййы мгно­венным распадом СССР. Он также отмечал, что нынешнее руководство КНР хорошо понимает невозможность быстрого разворота государственного кора­бля, ибо это угрожает крахом. Впрочем, перед китайским руководством все более остро встает вопрос реформирования политической системы, которая выглядит все более архаичной рядом с ушедшей далеко вперед экономикой. Но здесь Китай подстерегает немало очевидных и скрытых опасностей, для преодоления которых необходимы своего рода гарантии. По мере концентра­ции частного капитала, прихода нового поколения политиков с предположи­

тельно более плюралистическими взглядами и склонностью к демократичес­ким процедурам выборов [627], укреплением позиций среднего класса может во­зникнуть угроза существующей системе власти. Компартия Китая стремится противостоять этому привлечением в свои ряды «новых китайцев» и образо­ванной молодежи. Но достаточно ли этого? Думается, такие гарантии должны быть не в виде вооруженных сил и органов правопорядка, как это часто пред­ставляют, они, безусловно, являются лишь элементами ее, хотя и очень важ­ными. Они должны быть в виде надежного социально-экономического меха­низма, который сохранил бы поступательное развитие всего китайского об­щества и в дальнейшем. Жизнеспособность китайской модели развития сос­тоит в том, что она базируется на правильной роли, которую играет государст­во на разных этапах развития общества в процессе его постепенной трансфор­мации.

Нужно отдать, однако, должное китайскому руководству, которое с само­го начала реформ и открытости не прельстилось лозунгами «общечеловече­ских ценностей», мудро оценив ситуацию как «всему свое время», проявляя политическую дальновидность, взялось за черновую работу в сфере экономи­ки. Курс китайского руководства «преодолевать реку, нащупывая камни», то есть двигаться осторожно и взвешенно, проводя эксперименты, явно оказался весьма удачным. Опыт КНР — это единый пример перехода социалистичес­кой экономики на рельсы рыночного развития без падения жизненного уров­ня населения и серьезных социальных катаклизмов в огромных масштабах. В этом серьезный исторический урок.

Перспективность же китайской экономической модели реформ состоит в ее соответствии современным прогрессивным тенденциям развития мировой экономики. Китай уже сейчас в известной мере органически вписался в миро­вую систему взаимодействующих национальных экономик, после продолжи­тельных 14-летних переговоров достиг с Соединенными Штатами соглаше­ния о вступлении в ВОТ. В Китае широко применяется иностранный опыт, потоком идут иностранные инвестиции но если дело доходит до националь­ных интересов, преимущество всегда отдается последним. Можно смело утверждать, что китайская модель реформирования состоялась.

В последнее время кризисное состояние украинской экономики оказало влияние на оживление дискуссий относительно возможности использования китайского опыта в Украине. Действительно, возможно ли использовать ки­тайский опыт в наших условиях? По этому поводу высказываются парламен­тарии, политологи, экономисты. И здесь невооруженным глазом вырисовы­ваются две тенденции. Первая группа (их количество незначительно, в основ­ном это люди, которые посетили Китай и находятся под сильным впечатлени­ем от увиденного) горит желанием срочно перенести китайский опыт на укра­инскую почву. Их увлечение можно разделять, но, если оставаться в мире сов­ременных реальностей, следует признать относительно небольшую вероят­ность этого варианта. Вторая группа (значительно более многочисленная)

ударяется в другую крайность, обвиняя китайское руководство во всех смерт­ных грехах и не замечая того позитива в жизни Китая, который давно уже признан всем миром. Складывается впечатление, что сторонники такого под­хода просто недостаточно информированы, слабо знакомы с китайскими реа­лиями. Иногда же кажется, что их задача — не разобраться в процессах, кото­рые они оценивают, а просто в очередной раз раскритиковать все то, что так или иначе связано с термином «коммунистический». Справедливости ради за­метим, что наблюдаются также попытки использовать экономические дости­жения КНР как аргумент в пользу коммунистических сил в Украине, напри­мер, в предвыборной борьбе. Правда же состоит в том, что концепция «социализма с китайской спецификой» в КНР используется как опережающая, мобилизующая модель развития, которая оказывает содействие ускоренному преобразованию страны. Представляется, как это ни покажется удивительно на первый взгляд, такую же самую или похожую роль в Украине мог бы сыграть девиз «Идем в Европу», в особенности если бы он был подкреплен реальными положительными сдвигами в плане экономики. Есть, по крайней мере, один аспект, на который следует обратить внимание и который бросается в глаза мгновенно. Китайские реформы имеют очень важный социальный компонент, который сохранил поддержку населения и оказывает содействие их воплоще­нию в жизнь. Он состоит, в частности, в том, что провозглашен курс на так на­зываемый «сяокан», термин, который можно перевести как «достаточная зажи­точность». Это не что иное, в сущности, как своего рода альтернатива сегод­няшнему западному обществу с его культом индивидуализма и безграничного потребления. Однако было бы серьезной ошибкой не замечать, что повыше­ние жизненного уровня китайского народа повлекло за собой и негативные последствия, нашедшие свое отражение в таких явлениях, как усиление кор­рупции, рост преступности и наркомании. В известной степени эти явления перекликаются с тем, что происходило в украинском обществе за последние годы. Разница же состоит в том, что в китайском обществе ведется активная борьба против таких явлений. Мы же оказались безоружны против роста пре­ступности и разгула аморальности в нашем обществе, особенно когда под ло­зунгами плюрализма и демократии начали утверждаться такие, с позволения сказать, идеалы, как «обогащение любой ценой», «после нас хоть потоп», «пофигизм», то есть равнодушие ко всему, что не касается собственных кар­мана и желудка. И еше полбеды, когда такие «идеалы» находят отклик в обы­вательской среде. Настоящие проблемы для общества начинаются тогда, ког­да вирусы стяжательства и коррупции поражают элиту. В который раз с грус­тью осознаешь ее важнейшую роль в обществах, проходящих этап перемен. Отсутствие или по крайней мере нехватка духовной энергии, и политической воли, направленной на решение масштабных национальных задач, серьезно сказалась и продолжает сказываться на развитии украинского общества.

В Китае же, хотя и с разной степенью успеха, с этими и подобными неду­гами ведут настойчивую борьбу. Так, в китайском руководстве сегодня явно присутствует понимание того, что сами собой, автоматически эти явления не исчезают. Вероятно, поэтому научные работники в Китае обсуждают пробле­му «модернизации человека». Вновь и вновь обращаются здесь к конфуцианс­кому наследству, в котором упоминается о «благородном муже», который, как предполагается, и будет жить в обществе так называемой «достаточной зажи­

точности». По сути, речь идет о человеке с чувством меры во всем, включая его отношения с окружающими и природой. Уместно вспомнить, что Дэн Ся­опин, снятый со своих высоких должностей во время кампании «критики Линь Бяо и Конфуция», по возвращении к власти сделал концепцию «сяокан» стратагемой развития Китая на весь XXI век. Иностранные наблюдатели за­метили, что Дэн Сяопин был хорошо знаком с тем фактом, что Чан Кайши после бегства с материка на остров Тайвань поклялся построить здесь общест­во «достаточной зажиточности», и ему действительно удалось выполнить свои обещания. Дэн Сяопин как мудрый политик хорошо понимал, как много те­ряет Пекин, отходя от конфуцианских традиций. Он был хорошо осведомлен о том, что политики и ученые Японии, Южной Кореи, Сингапура, Тайваня неоднократно подчеркивали отличие их капитализма от западного, называя его «конфуцианским капитализмом». Китаю необходимо было возвратить его законное право на конфуцианское наследство. И Дэн Сяопину действительно удалось сделать невозможное: вывести страну из культурной изоляции, возв­ратив ее в традиционный конфуцианский ареал, не отказываясь при этом от принципов марксизма-ленинизма.

Говоря об усилиях Дэн Сяопина сделать китайский социализм более при­влекательным и приемлемым для окружающего мира, надо признать их дово­льно удачными. На заявления китайского лидера о конфуцианстве в жизни китайцев быстро отреагировала влиятельная китайская диаспора, которая мгновенно расценила эти сигналы как симптомы возвращения Китая к нор­мальной жизни. Он даже сделал большее: соединив разработанную им конце­пцию «одно государство — две системы» с теорией «сяокан», Дэн Сяопин фа­ктически лишил Тайвань возможности называть себя «вторым Китаем». Все это дало основания вдумчивым «наблюдателям за китайскими делами» назы­вать порядок, к которому идет Китай, «конфуцианским социализмом». Вооб­ще же, надо заметить, роль Дэн Сяопина еше далеко не оценена по достоин­ству в нашей стране, да и вообще на постсоветском пространстве. А ведь он стал во главе наибольшего государства в мире, когда был уже в довольно прек­лонном возрасте. Чрезвычайно скромный, мудрый, простой, он был плоть от плоти китаец. Кроме того, он возглавил бедную и голодную страну в период жесточайшего кризиса, в 1978 году, когда Китай еще не оправился после «черного десятилетия» «культурной революции». По возвращении из полити­ческого небытия он посетил родную провинцию Сычуань. Люди были растро­ганы, когда увидели, как он заплакал от того, что увидел. Это были ужасные разрушительные последствия «культурной революции». Но его слезы не были слезами бессилия, в этих слезах китайцы увидели надежду и поверили в завт­рашний день. «Генеральный конструктор государства» — так с уважением на­зывают его сегодня многие в Китае.

Украинское общество ушло уже весьма далеко от событий 1991 года. Те­перь китайский опыт в целом можно рассматривать разве что как запоздалый, хотя, что и говорить, весьма убедительный комментарий к горячим дискусси­ям времен горбачевской перестройки: «Что раньше? Политическая или эко­номическая реформа?». Кстати, американский экономист, профессор М.Гол­дман, критически комментировавший деятельность российских реформато­ров, в своей статье «Вы можете смело относиться с презрением к обществу, которое построили» писал так: « Посмотрите на Китай! Они начали с нуля, а сегодня забросали США и другие страны своей экспортной продукцией. На­

чали с 3 млрд, долларов в 1979 году, а теперь экспортируют на сумму больше 100 млрд долларов».

Безусловно, это очень хорошо иллюстрирует значение этого важнейшего по значению и масштабам эксперимента в истории человечества.

Небезынтересным для нас является и опыт азиатских стран второй груп­пы, к которой можно отнести страны так называемого «конфуцианского ка­питализма», в первую очередь Японию, Республику Корея, а также Тайвань. Уже упоминавшийся нами Р.Скалапино называет эти и подобные им режимы авторитарно-плюралистическими.

Что это означает?

В политической сфере такого режима, неважно, какое руководство ее кон­тролирует — военное или гражданское, ограничивается масштаб политичес­ких соревнований и степень политических свобод в сравнении с теми, что ра­зрешены в демократическом обществе. Вместе с тем разные общественные институты, такие как религия, образование, семья, пользуются значительной свободой от государства. Экономика характеризуется наличием сильного ры­нка, но государство сохраняет за собою роль главного планировщика и арбитра. Большое внимание отводится повышению эффективности (а значит, и качес­тва) бюрократического аппарата, а также борьбе с коррупцией. Приоритетное внимание уделяется вопросам образования и подготовки кадров. Все страны этой группы прошли сложные преобразования и испытания. Вследствие инс­титуциональных изменений произошли весьма быстрые структурные измене­ния в экономике, обеспечившие экономический рост, появился образован­ный и материально благополучный средний класс, возникли объективные предпосылки для возникновения гражданского общества. И лишь после этого созрели условия для создания различных политических партий, деятельность которых ранее была запрещена. Постепенно общество становилось более пригодным к крайне осторожному и выборочному восприятию ценностей за­падной демократии. Путь этот занял довольно длительное с точки зрения че­ловеческой жизни, но очень короткое с точки зрения исторического развития время, всего каких-нибудь 30—50 лет.

Судя по действиям российского руководства, эта модель оказывает изве­стное влияние и на его политику. При этом, несмотря на всю политическую, экономическую и пропагандистскую борьбу, которая происходила в этих об­ществах, трудно не заметить, что у режимов, исповедующих «конфуцианский социализм» и «конфуцианский капитализм», есть немало общего. Очевидно, следует согласиться с мнением, что разница между ними постепенно будет стираться, пока не исчезнет совсем [628].

Положительный опыт, приобретенный азиатскими странами в области общественно-политического реформирования, пока что у нас недостаточно исследован и оценен; его необходимо тщательно изучать, используя отдель­ные его элементы в процессе внутренних преобразований в Украине.

<< | >>
Источник: Цивилизационные модели современности и их исторические корни / Ю. Н. Пахомов, С. Б. Крымский, Ю. В. Пав­ленко и др. Под ред. Ю.Н. Пахомова. — Киев: Наук, дум­ка,2002. — 632 с.. 2002

Еще по теме АЗИАТСКИЕ РЕФОРМЫ: ФОРМУЛА УСПЕХА:

  1. 43. Политический кризис 1991 г. Распад СССР. Становление Новой России (1991-1999 гг.). Демократические реформы: успех и неудачи.
  2. 11. Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество:
  3. УСПЕХИ КИТАЙСКОГО ОРУЖИЯ
  4. УСПЕХИ ХУННОВ
  5. Кочевники азиатских степей
  6. Глава 9 ЕВРО-АЗИАТСКИЕ ПОТОКИ. СКИФЫ
  7. 62) Внешняя политика СССР в 1964-1985 гг.: успехи и трудности.
  8. 17. Буржуазные реформы 60-70 гг. : причины, основные реформы и их значение.
  9. 35) Реформы П.А. Столыпина. Направления, итоги и значение аграрной реформы. (4)
  10. 17. Военная реформа Петра I и реформы органов управления.