<<
>>

Глобализация и ценностные трансформации начала XXI в.

Феномен экономического чуда — это знаковое яв­ление конца XX — начала XXI столетия. Как правило, явление это характеризуется с позиций ускоренного, даже скачкообразного экономического роста и прорыв­ного научно-технологического развития.

Отсюда и само название, связывающее феномен чуда лишь с экономи­кой в пределах страны.

В действительности процесс взрывного роста и раз­вития, т. е. экономического чуда, к экономике не сво­дится. Как не сводится он лишь к явлениям в отдель­ных странах. Экономическое чудо, представленное в основном странами Восточной и Юго-Восточной Азии, — это еще и цивилизационный прорыв, радикаль­но меняющий расстановку мировых сил и, похоже, — жизнеустройство планеты в ее духовном, гуманитар­ном, социальном и экологическом аспектах. Представ­ляется, что азиатский феномен экономического чуда — это предвестник вхождения человечества в новую эру, в качественно иной мир.

Конечно, экономический аспект сам по себе важен. Более того, без экономического успеха остальные пере­мены не были бы возможны. Однако такой успех, т. е. внезапный скачкообразный взлет, удививший и даже испугавший мир, — в XX столетии и ранее уже имел место. Это был, например, успех Советского Союза,

прошедшего в кратчайший срок путь от сохи (как говорил У. Черчилль) до второй в мире державы [581].

Создал ли советский феномен предпосылки переустройства мира? Да, ведь именно под влиянием СССР рухнула колониальная система, под его влиянием весь высокоразвитый мир стал применять те или иные варианты долгосрочного планирования. Наконец, отчасти под угрозой советской идеологической экспансии, и с учетом решения в СССР многих социальных проблем (вплоть до ликвидации безработицы) западный мир, обложив бога­теев налогами, сотворил в своих странах т. н. общество массового потребле­ния и благоденствия.

Разумеется, Запад признавал столь значимую роль СССР.

И не только потому, что СССР и США, по сути, делили планетарное пространство на сферы влияния примерно поровну. Были и другие доказательства планетар­ного успеха, а именно — западные страны наперегонки (особенно после опережающего овладения СССР космосом) перенимали у СССР систему высшего образования, модерное программно-целевое планирование, всеоб­щее школьное образование, схемы передовых научно-технологических ком­плексов и многое другое. Позже, с упадком советской империи, Запад по всем этим позициям вырвался вперед. Но до этого периода имели место и признание значимости СССР, и страх перед мощью советской экспансии. Приведем на сей счет лишь некоторые авторитетные высказывания лидеров Запада.

Так, Ф. Рузвельт признавал, что будущее планеты — синтез того лучше­го, что есть и в США, и в СССР. А гений XX столетия Дж. Кейнс, побывав в СССР в конце 20-х годов, написал, что планетарный бульон успеха варится именно в Советской России. Кстати, упомянутые страхи и признания зна­чимости СССР до сих пор обнаруживаются в бестселлерах наиболее читае­мых западных мыслителей. Так, в нашумевшей книге сторонника либера­лизма Фрэнсиса Фукуямы «Конец истории и последний человек» мы чи­таем, что «к восьмидесятым годам в Европе и Америке уже не верили, что советский коммунизм — это их будущее, как верили... до конца Второй ми­ровой войны» [582]. И там же: «угроза Хрущева догнать и похоронить США ка­залась вполне реальной» [583]. И еще: «Советское государство выглядело очень сильным, и нигде так сильно, как в глобальном стратегическом соревнова­нии с Соединенными Штатами. Считалось, что тоталитарное государство может не только вечно длить свое существование, но и размножаться по все­му миру...» [584].

Считали ли на Западе, что мощь и столь необычный рывок СССР зиж­дется только лишь на страхе? Нет, не считали. Они знали и о том, что совет­

ский коммунизм поддерживался народом;[585]и о том, что «советские граждане участвовали в политике в большей пропорции, чем граждане США» [586].

Наконец, нельзя было не считаться с фактором его привлекательности для многих стран Азии, Африки и Латинской Америки. И заключалась эта привлекательность в невиданной ранее системе ценностей, — ценностей со­циализма, — пусть даже исковерканных, но порождавших надежды, которые человечество вынашивало тысячелетия. Ведь идеи капитализма намного мо­ложе идеалов социализма (последние — это ценности христианства в его первозданном варианте; это учения великих мыслителей древности, — Пла­тона и др.). К тому же ценности капитализма всегда ставились под сомнение широкими массами.

Так вот, пока ценности эти до поры до времени как-то «работали», на этой ценностной основе сделан был не просто экономический, но и науч­но-технологический рывок. И именно в научно-технологическом контек­сте, — т. е. в контексте самом важном, СССР стал сопоставим с самой бога­той страной — Соединенными Штатами. А рухнул СССР по причине дис­кредитации и крушения советских ценностей, и потери надежд на будущее. Что же касается соблазнов от западных витрин, то это лишь внешний повод.

Пример Советского Союза приведен мной именно потому, что науч­но-технологический и интеллектуальный рывок, который неверно объяснять только лишь тоталитаризмом, был дискредитирован именно рухнувшими ценностями, а не по какой-то другой причине.

Сразу оговоримся, — ценности эти были незрелые и хрупкие, да и к то­му же, что еще важнее, лишенные статуса традиционных, т. е. таких, кото­рые вынашивались бы народом именно в таком варианте тысячелетиями. Эти наспех слепленные ценности не пропитывали культуру советского пространства столь глубоко, как пропитали народную почву стран Востока такие верования и учения, а соответственно и ценности, как даосизм, буд­дизм или конфуцианство. Эти ценности, — ценности великих культур Вос­тока, выношенные и выстраданные тысячелетиями, — для народов азиат­ских стран органичны, поэтому экономическое чудо, возникшее на такой основе, имеет шанс быть долговечным, и даже радикально меняющим мир.

И так сложилось, что именно в страны, где жизнь регулируется тысячелет­ними традициями, то есть в страны Восточной и Юго-Восточной Азии, в конце XX столетия переместился ценностно-энергетический подъем плане­тарного масштаба. Причем, что тоже важно, этот подъем заполнил идеоло­гический и ценностный вакуум, образовавшийся после падения СССР.

Но, — мне скажут, — есть же победоносные ценности евроатлантизма; и на них опираются высокоразвитые страны ЕС и Северной Америки. Воз­никает поэтому вопрос: был ли тут эффект экономического чуда? Огляды­ваясь на прошлое этих стран, можно ответить положительно.

Чудо евроатлантизма — это утвердившиеся рационализм и капитализм с последовавшим промышленным переворотом в Англии. При этом важно учитывать, что становление капитализма происходило на фоне более чем столетних религиозных войн, унесших жизни миллионов людей (чего стоила только Варфоломеевская ночь!), в ходе которых европейцами была выстра­дана и выкована система протестантских ценностей. Ценности эти, обозна­ченные как рационализм, протестантская аскеза и этика, — провозгласившие богоугодность обогащения при условии личной скромности, — дали импульс невиданному всплеску созидательной энергии, и превратили отсталую преж­де Англию в промышленную мастерскую мира и владычицу морей. Огромная часть планеты превратилась в итоге в мир колоний, т. е. маргинальный мир. Западная Европа, а затем и Соединенные Штаты именно на базе суровой, расчетливой и целенаправленной протестантской этики, сочетаемой с куль­том денег и экспансией обогащения, стали хозяевами планеты и «переделали под себя» мир. Осуществляемая Западом культурная экспансия (Запад знал цену ценностям культуры!), получившая название «вестернизация», подгоня­ла незападные миры под евроатлантизм, т. е. под западные лекала.

Как видим, и тут имеются доказательства прямой зависимости между «чудом», с одной стороны, и созидательными ценностями культуры и ради­кальной трансформацией планетарного пространства, — с другой.

Ценности эти, пережив многие кризисные ситуации, оказались проч­нее, долгосрочнее и эффективнее скороиспеченных советских ценностей. И это определяется не по критериям «хорошие» или «плохие», а по критериям превращения ценностей в традиции, по их укорененности в генетику на почве долгосрочности. Ведь все же срок доминирования протестантских ценностей в тех европейских странах, где они укоренились, весьма почтен­ный — почти пятьсот лет, если вести отсчет от первого публичного выступ­ления М. Лютера.

Но, как говорится, ничто не вечно под луной. Ныне ценности евроат­лантизма стремительно дряхлеют, и на арену выходят теперь уже азиатские ценности, — прочность и временная база которых, а также их укорененность в традициях прошли более чем двухтысячелетние, а в центрах их формиро­вания — Северной Индии и Северном Китае — почти трехтысячелетние ис­пытания. А это означает, что их воздействие на человечество должно быть и более продолжительным, и более мощным. Тем более, что множество аспек­тов этого влияния обнаруживается уже сейчас весьма отчетливо.

Начнем с того, что страны-субъекты азиатского чуда уже существенно сдвинули планетарное мир-системное ядро в свою пользу, и как бы застав­ляют высокомерный Запад, включая США, работать на себя. И это при том, что почти все они, особенно главные из них — Индия и Китай, — по крите­риям уровня жизни еще далеки от западных стандартов. Получается, что Восток лишь выглянул из-за угла, а Запад спешит сдаваться. Хотя надо признать, что чувство схождения с арены у Запада присутствовало давно, и оно небезосновательно.

И дело не только в предупреждениях, исходящих от гениальных провид­цев, таких как Ф. Ницше, О. Шпенглер или А. Дж. Тойнби *. И даже не в ог­

ромном негативном фактаже, заключенном в произведениях современных американских авторов с такими символическими названиями, как «Смерть Запада» (П. Бьюкенен) и «Столкновение цивилизаций» (С. Хантингтон). Речь уже идет об официальных признаниях факта схождения евроатланти­ческой цивилизации с мировой арены на крупнейших всемирных форумах, и в докладах специальных служб, особенно США.

Так, по итогам Всемирной конференции при ООН (2004 г.), посвящен­ной проблемам демографии, сделан заключительный вывод о том, что ев­роатлантическая раса (так и написано. — Ю. П.) уступает место другим ци­вилизациям, т. е., что она «уходит». Еще категоричней выглядит «Доклад — 2020», официально представленный Национальным разведывательным Со­ветом США, в котором говорится о том, что уже к 2020 году Евросоюз эко­номически отстанет от Китая, а США, если и удержит технологическое ли­дерство, то с трудом. В докладе также признается, что мир-системное ядро (т. е. центр мирохозяйствования), смещается в сторону Азии.

Действительно, именно на глобальном уровне (а это — уровень, доми­нирующий на планетарном экономическом пространстве) тенденции сме­щения центра экономической жизни в сторону новых глобальных лидеров- — Китая и Индии, а равно и других центров Азии просматриваются отчетли­во. Глобализация, соответственно, приобретает новые, азиатские черты, свидетельствующие об этом.

Первая, важная для нас черта обновляемой глобализации состоит в том, что у передовых стран Запада разблокировалась и развернулась в сторону Азии инвестиционная модель. Если раньше инвестиции высокоразвитых стран Европы и Америки сосредотачивались в основном в своем кругу, т. е. в кругу стран «золотого миллиарда», то теперь западный капитал ускоренно перетекает преимущественно в сверхпривлекательные страны Азии. И фаво­ритами получения инвестиций от Запада выступают Индия и Китай. Сум­марный объем инвестиций, вложенных в Китай начиная с 1978 г. — 600 млрд долл.; что свидетельствует о «чемпионстве» Китая в мировом мас­штабе. Для оценки развития страны, где командует «компартия», важно и то, что 70 % ВВП произведено в Китае в частном секторе, а внутренний спрос (притом, что Китай — это еще и «мастерская мира») на 40 % обеспе­чен внутренним, а не внешним предложением. Только лишь средний класс этой страны, демонстрирующий, кстати, высокую покупательную способ­ность, составляет 500 млн человек.

Вторая особенность новой расстановки глобальных сил заключается в упомянутом тезисе о том, что Восток уже уверенно перебирает на себя у За­пада функции мир-системного ядра. В этой связи следует обратить внима­ние на выводы Доклада по «Проекту 2020 г.» Национального разведывате­льного Совета США. В нем говорится, что глобализация будет отныне не столько западной, сколько азиатской; что ТНК, которые хотят быть ведущи­ми на мировом уровне, должны будут ориентироваться больше на Азию, чем на США и Европу.

Казалось бы, и США, и Европа должны были бы радоваться этому — ведь Запад всегда был заинтересован в вывозе своего капитала в другие страны.

Однако сейчас это не так, поскольку, в отличие от прошлых времен, до­ход от подобных внешних потоков капитала назад не возвращается: он осе­дает в Китае и Индии (преимущественно) не только в виде вложений в эко­номику, но и в качестве золотовалютных резервов. Ведь ныне эти резервы только в Китае составляют 1 трлн долл., а в 2008 г. эта сумма вырастет, по прогнозам экспертов, до 2 трлн долл. Все это означает, что именно Китай обеспечивает ныне стабильность американской валюты.

Факты свидетельствуют и о том, что трещит по швам главное достояние Соединенных Штатов и источник их имперской экспансии — финансовая система. Давно известно, что на грани катастрофы находится мировая валю­та, представленная американским долларом. И дело не только в том, что из-за огромной массы виртуальных денег долларовый пузырь в любой мо­мент может лопнуть. Резкое финансовое ослабление США проявилось и в том, что тремя четвертями совокупных мировых запасов валюты владеют уже азиаты — Китай, Япония, Индия и Ю. Корея. Торговый дефицит Аме­рики в 2005 г. равен 805 млрд долл., и возник он «благодаря» азиатам. Внеш­ний долг США достиг астрономической величины — 2 трлн долл. При этом Китай и Япония владеют 40 % ценных бумаг США. В Докладе делается вы­вод, что подобно тому, как век XX называют американским, XXI век — это век Азии во главе с Китаем и Индией.

Третья черта обновляемой глобализации, складывающейся не в пользу США, заключается в сломе и исчезновении т. н. догоняющей модели, кото­рая в течении полувека служила основой для диверсификации уровней раз­вития, и, соответственно, расположения на лестнице успеха и неудач тех или иных стран. Именно догоняющая модель давала шанс на успех на вхождение в золотой миллиард одним, или, оставаясь недоступной, лишала такого шанса других.

Понятно, что США (в первую очередь) благодаря догоняющей модели имели возможность регулировать инновационные процессы на планете, и тем самым ускорять успешность своих сателлитов, и замедлять рывок в бу­дущее потенциальных соперников.

Исчерпание же «догоняющей модели» поставило незападные страны пе­ред выбором: либо создать свои фундаментальные и прикладные предпо­сылки для высоких технологий, либо обречь себя на отставание.

Большинство стран отказались от борьбы; иное дело — Китай, Индия и Россия. Эти страны, осознав происходящее и потеряв последние надежды привлечь новейшие (и опережающие время) инновационные технологии че­рез инвестиции, стали ускоренно наращивать свой научно-технологический потенциал. И преуспевают в этом в наибольшей степени именно Китай и Индия. Китай довел вложения в научно-исследовательские секторы до фан­тастической (для всех, кроме США) цифры — 136 млрд долл., и вышел на второе место в мире. Рассчитано, что в 2020 г. расходы на научно-исследова­тельские разработки достигнут 330 млрд, и Китай по этому самому важному для лидерства показателю выйдет на 1 место в мире. Знаменательно и то, что Китай довел долю участия частного капитала в научно-технологических процессах до 67 %, что для страны, где вложения в науку пока не покры­ваются отдачей, просто фантастика.

Все эти успехи красноречивы. Но все же США пока имеют преимущес­тва по главным факторам экономического успеха — высоким технологиям. Откуда же тогда проистекает опасение даже самих американцев в том, что Китай их уже в обозримой перспективе опережает? Источник этого — не толь­ко быстрое экономическое и технологическое развитие Китая, как и других стран Азии, но и мироощущение победоносных ценностей азиатов, обеспе­чивающих это развитие.

В этом глубинная причина их ускоренного развития. Главное, таким об­разом, в энергии духа, обеспечивающего ренессанс традиционных для азиа­тов ценностей, которые в Восточной и Юго-Восточной Азии дали эффект экономического чуда.

Но, как уже говорилось, успех может быть и быстропреходящим. Ведь даже на фашизм, особенно итальянский, Западом возлагались надежды, поскольку он поначалу отличался некоторой созидательностью. Здесь надо вернуться к тому, о чем уже говорилось, что недозревшие и краткосрочно вспыхнувшие ценности имеют шанс лишь на короткую судьбу.

Главное в судьбе вспыхнувших на планете Земля новых мир-системных «звезд» (Китай и Индия) заключается в том, что продолжительный ренес­сансный успех (как об этом свидетельствует история Египта, Древней Гре­ции, Рима, да и того же Китая прошлых веков) демонстрируют страны с глу­бокими духовными ценностями и, соответственно, традициями, которые вошли в многотысячелетнюю генетическую память. Так, Китай, как и Индия, имел многосотлетние периоды высокого (по меркам тех времен) благополучия. Об этом свидетельствует хотя бы строительство самого тру­доемкого из чудес мира — китайской стены. При краткосрочных периодах благополучия это было бы невозможно.

Конечно, все подвержено колебаниям, и у всех за подъемами следуют спады. Но продолжительные подъемы без питающих их традиций, ценнос­тей и силы духа невозможны.

Прошлое, как известно, всегда резонирует на будущее. И тем в большей степени, чем больше в этом прошлом добротной планетарной по своей зна­чимости ценностной глубины и духовности. Свидетельства этому — дости­жения культуры Древней Греции, которые оплодотворяли духовность Евро­пы даже через столетия после ухода этой страны с арены. Источник доброт­ности ценностей при этом — не только энтузиазм, благополучие и подъем. Ценности скрепляются и страданием, о чем свидетельствуют хотя бы (что ближе нашему восприятию) судьбы раннего христианства и религиозные войны, породившие протестантские ценности.

Конечно, страдания — это зло. Но зло, согласно учению гениального мыслителя перв. пол. XX столетия П. Тейяра де Шардена, — «это прежде всего человеческое страдание, но оно есть необходимый для человеческого рода стимул к совершенствованию; затем зло — это разобщенность, посте­пенно преодолеваемая всем механизмом эволюции, вплоть до будущих ста­дий человеческого развития. Это преодоление совершается через страда­ние» [587]. Страдание, по Тейяру, — это «дыба совершенствования» [588].

Примечательно, что как бы противоположной иллюстрацией к сказан­ному является финал успешных стран, — стран, «зарвавшихся» и возгордив­шихся благодаря успеху. Как правило, крушение той или иной империи происходит именно на волне успеха, когда страдания вроде бы далеко поза­ди. Именно на пике достижения успеха разлагались и погибали Египет, Гре­ция, Древний Рим; то самое отчетливо просматривается в главной нынеш­ней империи — США.

Вернемся, однако, к глубинным ценностным основаниям азиатского ус­пеха, о которых П. Тейяр де Шарден писал, что сравнительно с ценностями «глубже только гены».

Ныне всем уже ясно, что Восток победоносен и не оставляет сомнений в своем лидерстве. И победоносен он не конъюнктурно-экономически, а вследствие своего превосходства по критериям мировоззрения и ценностей культуры. Даже такой поклонник западного либерализма, как Ф. Фукуяма, вынужден признать, что «своему колоссальному экономическому успеху страны Азии обязаны тому, что сумели сохранить традиционные черты соб­ственных культур» *. И в данном случае признание Западом ценностей Вос­тока связано не только с нынешним успехом азиатских стран. Для многих западных мыслителей Восток всегда, даже в годину невзгод, был и есть убе­жищем от суетных и разлагающих нравы ценностей евроатлантической ци­вилизации; и многие из передовых людей Запада пребывали в уверенности, что именно Восток окажет очистительное влияние на Запад.

В западных же заметках о Востоке, сделанных задолго до азиатского триумфа, мы находим часто и то, что выводит нас на понимание нынешнего азиатского экономического чуда. Например, суждения западных мыслите­лей о наличии у азиатов мировоззренческих источников созидательной энергии; и о культуре Востока как источнике этики труда; и о склонности азиатов, в случае необходимости, к аскезе и воспроизведению мобилиза­ционной модели; и о недоступных для западного человека величайших про­явлениях духовных сил подвижниками Востока, как это имеет место в прак­тиках йогов, в медитации, или в прозрениях Махатм.

Конечно, по разным причинам, — особенно из-за военной экспансии и торговых войн, — Восток в предшествующих столетиях проигрывал Западу. Но это результат той цикличности, которая присуща всем общественным системам. Согласно мудрости Востока «циклы должны идти своими круга­ми; периоды света и тьмы в умственной и нравственной сфере сменяют друг друга, как день сменяет ночь» [589][590].

Нельзя не признать и то, что в последние столетия доминирующая ли­ния антропогенеза прошла через Запад; что именно там формировалась зона роста и развития.

Однако это не меняет того обстоятельства, что потенциально лишь Восток был хранителем более чем двухтысячелетних ценностей, которые

замирали, уходили в тень, но не исчезали, и не разлагались. И одна из при­чин этого в том, что культура Востока, его ценности прочно удерживали в качестве важнейшей составляющей иррациональное, во многом мистичес­кое начало.

Иррациональность — это незаменимое в системе ценностей начало, предохраняющее ценности от порчи, открывающее человечеству высокие горизонты и позволяющее опереться на способы познания, выходящие за будничные рамки. Даже естественные науки, особенно математические, не могут выйти на широкие просторы без включения иррационального начала. Так, «геометрия, — пишет П. Тейяр де Шарден, — построенная сначала на рациональных числах, не смогла бы развиваться, если бы не восприняла... иррациональное число» [591]. И тем более непреложна значимость иррациональ­ного начала, образующего основы религиозных верований. Особенно — Ве­ликих религий, формирующих цивилизационные ценности планетарной значимости.

Кстати, одна из причин затухания ценностей Запада — это гипертрофи­рованный рационализм, вырождающийся в утилитаризм. Согласно учению великого психолога К. Юнга, разум (а значит, и рационализм) лишь тогда полноценен, когда он корректируется интуицией, чувствами и ощущения­ми, т. е. взаимодействует с тем, что является иррациональным. Будучи же лишен этих взаимодействий, разум «хромает» — теряет гибкость, чувствитель­ность к нюансам, слабо реагирует на настроение, состояние души окружаю­щих его людей. И, конечно же, совершает ошибки. Личность в таких обстоя­тельствах действует неадекватно.

Сказанное К. Юнгом относится именно к западному человеку, который, будучи одержим жаждой наживы, со временем трансформирует обогащен­ный эмоциями рационализм в бездушный утилитаризм. По этой причине интуиция, чувства и ощущения, будучи слабо востребованными, «уходят» в сферу бессознательного. Существенно ослабевает в западном мире и рели­гиозное начало: глубина религиозных переживаний все чаще подменяется формальным ритуалом. В итоге обедненный и огрубленный разум, лишен­ный корректирующих его иррациональных механизмов, теряет самое глав­ное — способность адекватно реагировать на происходящее. Поэтому даже самые, казалось бы, благородные устремления нынешнего западного чело­века оборачиваются конфузом, или же курьезом. Так, благородное желание белого человека в США реабилитироваться перед неграми выливается в де­монстративное перед ними заискивание, провоцирующее хамство; стремле­ние мужчин пойти навстречу охватившему Америку феминистскому движе­нию оборачивается резкой и неадекватной реакцией женщин на обычные ухаживания. Неслучайно сатирик Михаил Задорнов шутил о том, что сог­ласно инструкциям, американский пожарник не должен вытаскивать из ог­ня голую женщину, т. к. она подаст на него в суд. Далее, стремление быть вежливыми и толерантными сводится, как правило, к холодному официо­зу, — к натянутой дежурной улыбке, лишенной искренности.

Однако деформации западного сознания только к этим безобидным яв­лениям не сводятся. Неадекватное восприятие действительности оборачи­вается бомбежкой жителей городов Югославии со стороны «безобидного» (так и «непонятого» нами) НАТО; или же искалечением по ложным поводам Ирака. Ведь даже демократию, — чем Запад не без оснований гордится, — он умудряется дискредитировать навязыванием ее недозрелым обществам. Примеров этому множество, но наиболее шокирующим является навязыва­ние демократии африканским племенным сообществам. Жизнь этих пле­мен, ранее вполне упорядоченная вековыми традициями, с приходом «де­мократии» превратилась в кошмар. Вполне понятная неготовность племен к немедленному восприятию высших форм организации социума обернулась не только неведомой в прошлом всепронизывающей коррупцией, но и от­сутствующими ранее кровавыми разборками, а то и людоедством. Разлагаясь, эти «новые» образования губительно влияли и на окружающую природную среду, чем окончательно дискредитировали демократию.

Казалось бы, абсурдность внезапного и неподготовленного перепрыги­вания примитивных племен от низших форм человеческого общежития к высшим должна быть для всех очевидной. Однако западный человек, возом­нивший себя единственным врачевателем социальных недугов в масштабе планеты, и лишенный при этом гибкости и чувства меры, считает подобные акции не только допустимыми, но и обязательными. Понятно, что подобное вырождение западного рационализма во многом, а то и в основном связано с дефицитом и здорового иррационального подхода, и адекватного мировос­приятия, которые заложены в чувственно-интуитивной составляющей на­шего сознания. И еще одна любопытная деталь: оказалось, что от иррацио­нального и в этом случае западному обществу не уйти; но вместо естествен­ного и «здравого» иррационального начала на арену здесь выходит уродли­вый иррационализм, безжалостно калечащий действительность.

Вернемся опять-таки к приемам насаждения Соединенными Штатами демократии. Чисто внешне может показаться, что подобные, часто силовые операции злонамеренны, что они позволяют американским корпорациям «ловить рыбу в мутной воде».

Но в том-то и дело, что чаще всего это не так. К этому американцев при­водят их устойчивые заблуждения, и их хроническая неспособность проник­нуть вглубь реальных процессов. Американцы, в силу своего неадекватного мировосприятия, граничащего с маниакальностью, на самом деле убеждены, что таким путем они облагораживают мир, и что в этом их планетарная мис­сия. В США действительно свято верят в приемлемость т. н. универсальной либеральной демократии для всех народов, — независимо от их религиозных убеждений, культуры, истории и социально-экономической генетики. Соот­ветственно США к любой стране прикладывают свою стереотипную мерку, определяя, «правильный» или «неправильный» там режим; и если режим «неправильный», бросаются, не взвесив последствий, его «исправлять» любы­ми способами, включая силовые приемы. У них нет понимания того, что де­мократия предполагает зрелость общества; что отторжение их схем, или же их искажение обусловлено часто не столько прихотями того или иного лидера, сколько объективными факторами глубинного происхождения.

И неслучайно навязывание (в том числе силовое) универсальной демок­ратии при полном игнорировании (и непонимании) культурно-религиозных традиций, и иных объективных факторов оборачивается все чаще всплеском антиамериканизма. И это при том, что Америкой движет не злодейство, а непонимание того, что каждый народ не случайно избирает свой темп, свою модель, свою меру демократии (если избирает). Итогом же такого беском­промиссного подхода является расширение не только исламского джихада, но и, кроме этого, антиамериканизм и нестабильность *. И это — результат склонности американцев к упрощенчеству, догматизму и универсализму.

Трансформация западного рационализма в утилитаризм губительно ска­зывается и на состоянии общепланетарного экономического пространства. Потеря западной бизнес-элитой чувства меры в обогащении оборачивается неуклонным разрастанием очагов неблагополучия, как экономического и социального, так и экологического. Этому ныне содействует и глобализм, который, будучи не только объективной данностью, но и западным проек­том, исключительно ловко используется западными корпорациями в целях баснословной наживы, что имеет разрушительные последствия. Так, неви­данный ранее масштаб приобретают в условиях глобализма межстрановая неэквивалентность в финансовых и торговых операциях в пользу Запада. Именно по итогам западной глобальной экспансии, основанной на искус­стве делать деньги из денег (т. е. минуя реальный сектор), — в последние де­сятилетия произошло шокирующее разрастание пропасти между богатыми и бедными, что грозит планетарными катастрофами. Так, если в 1960 г. соот­ношение показателей ВВП на душу населения стран «Золотого миллиарда» (20 % населения планеты, самые богатые) и населения самых бедных стран (тоже 20 % от всего населения) составляло 30:1, то в 1990 — уже 60:1, а в 1999 — 90:1! А то, что отмеченный зияющий разрыв таит в себе еще и нарас­тающую экологическую катастрофу, Запад не очень волнует. Он ведь наце­лен на покорение природы, и в этом тоже просматривается уже не столько рационализм, сколько утилитаризм. Не случайно США, вносящие львиную долю в необратимость экологических планетарных травм, отказываются подписать Киотский международный договор, нацеливающий на экологи­ческое оздоровление.

Не исключено, что быстрое (по историческим меркам) перерождение западного рационализма в утилитаризм заложено было в самом протестан­тизме, упразднившем, как известно, таинства исповеди, и этим ослабившем мистическое начало в религиозном веровании. Протестантизм, — согласно К. Юнгу, — обострил в человеке внутренний моральный конфликт; он ус­ложнил возможность получить верующему на его вопрошание божествен­ный ответ; и тем самым протестантизм взвалил на человека проблемы, кото-

Итоги внедрения «демократии» в Ираке привели к тому, что согласно опросам, про­веденным в 2005 г., 82 % населения этой страны являются противниками вторжения США, а поддерживают американцев — лишь 1 % (Свободная мысль. — 2006, № 9—10. — С. 63). Даже наиболее успешный американский проект демократизации в Грузии привел к тому, что вместо мягкого правления Э. Шеварнадзе к власти пришел М. Саакашвили, соз­давший полицейский режим.

рые решались церковью. В итоге получилось, что верующий протестантист, религиозно подталкиваемый к бешеной погоне за успехом (богатство ведь в протестантизме богоугодно, а в его одном из основных направлений, каль­винизме, является признаком богоизбранности) одновременно испытывал вакуум в отношении божественного ответа на вызовы морали.

Все это превращало западного человека во фрейдовского невротика, те­ряющего часто почву под ногами. Ведь оборотная сторона погони за богат­ством — затягивание в омут ажиотажного потребительства, а значит, лише­ние глубинной и органически присущей индивиду духовности. Отсюда обостренное чувство одиночества; отсюда стрессы, а значит — поиск нес­тандартных удовольствий, повышенная склонность к компенсирующим без­духовность фильмам ужасов и прочим явлениям, отнюдь не содействующим адекватному мировосприятию.

Конечно, страны Запада, с их высокоразвитостью и благополучием — это предел мечтаний для остального мира. Но эрозия ценностей берет свое, и грядущее схождение евроатлантизма уже угадывается. Тут напрашивается аналогия, воплощенная в китайском сказании о прибрежной скале и волнах. Скала, о которую бьются волны моря, кажется нерушимой; но волны неумо­лимо подтачивают основание, и наступает момент, когда скала рушится. Вспомним, кстати, как рухнул СССР, — для всего мира это было неожидан­ностью.

<< | >>
Источник: ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ СТРУКТУРА СОВРЕМЕННОГО МИРА. В 3-х томах. ЦИВИЛИЗАЦИИ ВОСТОКА В УСЛОВИЯХ ГЛОБАЛИЗАЦИИ. КНИГА II. КИТАЙСКО-ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЙ ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ МИР И АФРИКАНСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОБЩНОСТЬ. ГЛОБАЛЬНЫЕ ТРАНСФОРМАЦИИ И УРОКИ ДЛЯ УКРАИНЫ. Под редакцией академика НАН Украины Ю. Н. ПАХОМОВА и доктора философских наук, профессора Ю. В. ПАВЛЕНКО. ПРОЕКТ. «НАУКОВА КНИГА» КИЕВ НАУКОВА ДУМКА 2008. 2008

Еще по теме Глобализация и ценностные трансформации начала XXI в.:

  1. 58. Россия в начале XXI века. Какова ваша точка зрения на место нынешней России в цивилизационном процессе? По какому пути должна идти Россия сегодня? Каковы ценностные ориентиры развития современной России?
  2. (16) Роль XX столетия в мировой истории. Глобализация общественных процессов.
  3. Курс лекций по истории России. Ч. IV: История России со второй половины 80-х годов XX века до начала XXI века : учеб. пособие / [С.А. Васютин, В.П. Литовченко, Г.А. Макурина, Р.С. Маюрников, В.А. Мирошник, А.В. Палин, Т.А. Реховская, Р.С. Селезенев], Кемеровский технологический институт пищевой промышленности. - Кемерово,2006. - 112 с., 2006
  4. Развитие представлений о бронзовом веке Северного Кавказа в зеркале терминологических трансформаций, связанных с памятниками Майкопа, Новосвободной и северокавказской культуры (СКК)
  5. МЕТАЛЛУРГИЯ НАЧАЛА ЖЕЛЕЗНОГО ВЕКА
  6. 70. Внешняя политика России в начале XXI в.
  7. Среднеэлладский период (XXI–XVII вв. до н. э.)
  8. 52. Башкортостан в конце XX—XXI вв.
  9. ГЛАВА XXI ЭГЕЙСКАЯ КУЛЬТУРА
  10. Культурная и духовная жизнь в конце ХХ-начале XXI века.
  11. 69) Социально-экономическое и политическое развитие России в начале XXI в.
  12. № 19. ПРОДАЖА СВОБОДНЫХ ЛЮДЕЙ В РАБСТВО (Илиада, XXI, 441—457)