<<
>>

Китай и его отношения с окружающими государствами

История Китая — это история национального величия. Нынешний обо­стренный национализм китайцев может считаться новым явлением только с точки зрения широты социального охвата, поскольку присущ самосознанию значительно более многочисленных, чем раньше, слоев китайского общест­ва.

Ситуация сейчас совсем другая, чем в начале века, когда национализм был присущ в основном студенчеству, которое служило социальной базой Гоминьдана и Коммунистической партии Китая. Современный же китай­ский национализм — массовое явление, определяющее умонастроения наи­более многочисленного в мире народа.

Эти представления имеют глубокие исторические корни. Они сложи­лись так, что китайская элита привыкла считать свою страну естественным

центром мира. Даже само слово, которым китайцы именуют свою родину — «Чжунго», или «Срединное царство», отражает идею ведущей роли Китая в мировых делах и подчеркивает значение национально-государственного единства. Есть у этого понятия и еще один смысловой нюанс: оно предусма­тривает, что стоящий выще всех Центр, распространяет свое влияние на низ­шую периферию и обосновывает претензии того, кто находится в Центре на почтительное отношение к себе со стороны окружения.

С незапамятных времен Китай с его огромным населением представлял собой самостоятельную и гордящуюся этой самостоятельностью цивилиза­цию. Она далеко продвинулась во всех областях: по развитию философии, культуры, искусства, по уровню социальных навыков и умений, техничес­кой изобретательности, по мощи политической власти. Китайцы помнят, что приблизительно до начала XVII в. их страна занимала первое место в ми­ре по производительности сельского хозяйства, передовым промышленным технологиям и уровню жизни населения. И при этом, в отличие от Западной и Исламской цивилизаций, которые породили в общей сложности около 75 государств, Китай на протяжении почти всей своей истории оставался единой державой.

Во время провозглашения Декларации независимости США она насчитывала более 200 млн жителей и была ведущей промышлен­ной страной мира.

Многие столетия Китайская империя оставалась большим и самодовле­ющим государством. Ее подданные считали свою страну центром Вселен­ной, или Срединным царством, а население окружающего мира — нециви­лизованными варварами. Этот взгляд породил идею и практику «использо­вания одних варваров для контроля над другими». Кроме того, китайская внешняя политика всегда тяготела к изоляционизму и противодействовала внешним влияниям. Споры между апологетами изоляционизма и сторонни­ками большего включения страны в международные дела никогда не утиха­ли и время от времени актуализируются, особенно в периоды переломных событий внутриполитической истории.

Другой фактор, который влияет на формирование китайской внешней политики — национализм, — результат истории нового времени. Иностран­ное владычество, которое продолжалось с XIX в. до конца Второй мировой войны, породило китайский национализм с его важнейшей внешнеполити­ческой задачей — сохранение территориальной целостности страны и возв­ращение территорий, бывших прежде ее частями. Список таких территорий велик, так что из всех военных акций Китайской Народной Республики то­лько войну в Корее и вторжение в 1979 г. во Вьетнам Пекин считает проис­ходившими на чужой земле. Другие 13 случаев там относят к операциям по освобождению «незаконно оккупированных территорий».

Особую роль в становлении современного Китая сыграли его взаимоот­ношения с СССР, которые начались с официальным признанием Москвой нового китайского правительства в октябре 1949 г. Во время визита Мао Цзедуна в Москву СССР и КНР заключают союзное соглашение от 14 февраля 1950 г. Имея свои значительные вооруженные силы, КНР могла занимать самостоятельную позицию в международных делах. Даже деклари­руя в 50-е гг. свое уважение к СССР как лидеру мирового коммунизма, Ки­

тай всегда подчеркивал собственную независимую позицию, особенно после смерти И.

Сталина.

Во время визита Н. С. Хрущова в Китай 12 октября 1954 г. подписыва­ются новые советско-китайские соглашения, способствовавшие углубле­нию союзных отношений. В соответствии с ними советские войска должны были до 31 мая 1955 г. оставить Порт-Артур. Это был первый пример вос­становления суверенитета Китая над собственными историческими терри­ториями, захваченными в свое время европейскими колониальными импе­риями. В соответствии с другими соглашениями КНР передавался ряд об­щих предприятий, разворачивалось научно-техническое сотрудничество и начиналось строительство железных дорог Ланьчжоу — Алма-Ата и Синин — Улан-Батор.

После замирения в Корее и Женевских соглашений по Индокитаю на­чала обостряться ситуация вокруг Тайваня. 4 сентября 1954 г. коммунисты обстреляли остров Кемой, контролируемый чанкайшистами. США 2 дека­бря 1954 г. подписали договор с тайваньским лидером Чан Кайши о совмест­ной обороне, что было расценено коммунистическим Китаем и СССР как вмешательство во внутренние дела независимой страны — КНР. 25 января 1955 г. Конгресс США принял резолюцию, которая разрешала президенту Д. Эйзенхауэру использование вооруженных сил для защиты Тайваня и Пескадорских островов. Но на самом деле США не желали развития кон­фликта и использовали договор с Чан Кайши скорее для сдерживания кон­тинентального Китая. Ситуация в Тайваньском проливе в целом была ста­билизирована в феврале 1955 г. Фактически, как и в других местах проти­востояния биполярного мира, на международном уровне было закреплено существование двух китайских государств, разделенных между собой «же­лезным занавесом».

7 мая 1957 г. Чан Кайши заключил сделку со США о размещении на Тайване ядерного оружия, способного достичь китайской территории. В июне 1957 г. СССР согласился предоставить КНР техническую помощь в создании ядерного оружия. Однако в июле 1958 г. во время визита в Китай руководитель СССР Н. С. Хрущов подверг резкой критике политику «боль­шого прыжка» Мао Цзедуна, что положило начало охлаждению в отношени­ях между обеими коммунистическими странами.

Ощущая приближение кра­ха внутреннего курса, руководство КНР начинает вести себя более агрессив­но во внешней политике. В ночь на 23 августа 1958 г. коммунистический Китай возобновляет обстрелы островов Кемой и Мацу.

Американский империализм считался в КНР главным врагом, хотя и провозглашался Мао «бумажным тигром». Внешнеполитическая концепция коммунистического Китая строится на постулате о неизбежности Третьей мировой войны, которая должна закончиться победой сил коммунизма. Ра­ди достижения этой цели верхушка китайских коммунистов считала возмо­жным принести в жертву сотни миллионов жизней при ядерных бомбарди­ровках. Но СССР придерживался более умеренных позиций, провозглашая принципы мирного сосуществования двух систем. В июне 1959 г. Н. С. Хру­щов отказал Китаю в помощи в разработке ядерного оружия. Мао Цзедун не очень благосклонно отнесся к осуждению «культа личности Сталина» и пло­

хо воспринял советскую критику «народных коммун» и политики «большого прыжка». Его настораживал также курс разрядки международной напряжен­ности, проводившийся Н. Хрущовым.

В сентябре 1959 г. начался индийско-китайский вооруженный конф­ликт в районе Гималаев вблизи Тибета. Последний был реаннексован КНР в 1950 г., но коммунистические порядки вызвали возмущение буддистского населения страны. Во главе сопротивления встал религиозный лидер Тибета — тогда еще молодой Далай-лама. Его традиционный соперник панчен-ла­ма Ташилумбо поддержал китайцев. 17 марта 1959 г. в Тибете началось воо­руженное восстание, подавленное китайскими войсками. Далай-лама со многими своими сторонниками бежал в Индию. Начались вооруженные стычки на индийско-китайских границах.

В конфликте Китая с Индией в 1959 г. СССР встал на сторону Индии и подписал с ней соглашение о значительных кредитах для развития индий­ской экономики. В июле 1960 г. советские специалисты покинули КНР и с этого момента началось прогрессирующее ухудшение советско-китайских отношений. На фоне взаимных идеологических обвинений в «ревизиониз­ме» и «догматизме» Китай занял открыто антисоветскую позицию.

В 1961 г. и в апреле-мае 1962 г. происходили стычки на границе Казахстана и провин­ции Синцзян. Десятки тысяч китайских казахов и уйгуров старались бежать в СССР, но китайские власти, дабы воспрепятствовать этому, прибегали к жестким репрессивным мерам. В долине р. Или произошло восстание мусуль­ман-уйгуров. Осенью 1962 г. возобновились и стычки с Индией. Китай зая­вил о территориальных претензиях к Индии, СССР и другим странам. 12 мар­та 1963 г. было подписано китайско-пакистанское соглашение о границе между Китайским Синцзяном и Кашмиром, оккупированным Пакистаном. Сближение с Пакистаном вызвало новый круг напряженности в разногласи­ях между Китаем и Индией и 20 октября — 21 ноября между ними разверну­лись настоящие военные действия.

В 1963 г. в КНР началась широкая газетно-журнальная кампания, нап­равленная на пересмотр неравноправных соглашений между Китаем и Рос­сией — Айгунского и Пекинского. В 1964 г. была опубликована карта захва­ченных «империалистами» китайских территорий, к которым были отнесе­ны гималайские земли Индии и Бирмы, советский Дальний Восток, часть Средней Азии. В октябре 1964 г. Китай провел испытание атомного оружия, а в 1967 г. термоядерной бомбы. Начатая в 1966 г. «культурная революция» переориентировала внимание китайского руководства на внутренние проб­лемы. Но несмотря на это, в марте 1969 г. происходят масштабные воору­женные столкновения на дальневосточном отрезке советско-китайской гра­ницы — на о. Даманском на р. Уссури.

Однако, пройдя сложный исторический путь, к концу 80-х благодаря реформам Ден Сяопина Китай выходит на прогрессивную динамику эконо­мического роста.

В 1991 г. удельный вес Китая составлял 6,82 % мирового валового внут­реннего продукта, рассчитанного по паритетам покупательной способности валют, а в 1995 г. — уже 9,66 %. Справочник международной экономической статистики, подготовленный Центральным разведывательным управлением

США, вообще утверждает, будто китайцы перешагнули 10-процентный ру­беж: из 33 500 млрд долл, мирового ВВП на их долю приходится 3500 млрд.

Сейчас в мире довольно часто вспоминают, что Китай столетиями, вплоть до первой трети XIX века, был ведущей экономической державой мира. К началу реформ, однако, от этого осталось разве что воспоминание. Анализ хуагофэновской программы «четырех модернизаций» показывал, что к концу 90-х годов Китай способен обойти Советский Союз по таким агре­гированным показателям, как совокупная продукция промышленности и сельского хозяйства, а также национальный доход. Начало реформ обеску­раживало. Китай вынужден был не столько преобразовывать хозяйственный механизм, сколько выправлять диспропорции в экономике. Очевидный крах потерпела попытка повторить советский рывок 50-60-х годов, опираясь на увеличение производства стали и нефти, а также на масштабный импорт оборудования. Скептики вроде бы оказывались правыми. Однако грамотно проведенные финансовая стабилизация и целенаправленное подтягивание отсталого потребительского сектора заметно улучшили макроэкономичес­кую ситуацию. Страна постепенно открывалась внешнему миру и шаг за ша­гом расширяла сферу действия рыночных факторов. В итоге Китай вышел на траекторию динамичного экономического роста и масштабных рыноч­ных реформ. За 80-е гг. ВВП страны вырос в 2,4 раза (при среднегодовых тем­пах прироста в 10,1 %), а за 1991—1996 гг. увеличился еще на 93,4 % (при среднегодовых темпах в 11,6 %)[140][141].

Переход Китая от командно-административной системы хозяйствова­ния к рыночной рассчитан на несколько десятилетий. Сейчас страна нахо­дится примерно на полпути к поставленной цели. Пройденный ею путь уже позволяет сформулировать главные особенности сложившейся модели со­циально-экономического развития.

Какие выводы напрашиваются из сегодняшней ситуации, когда распад СССР и последовавшее за этим ослабление России дало Китаю заметные преимущества в Азии и он «внезапно обнаружил, что сильнее, чем был когда-либо прежде»[142]? Китай на самом деле стал весомым международ­ным фактором. С ним вынуждены теперь считаться. Он вышел на позиции мирового лидера по производству многих видов промышленной и сельско­хозяйственной продукции — от стали и телевизоров до хлопка и мяса. В та­ких условиях, наверное, вполне естественно, что национальное самосозна­ние китайского народа явно растет, тем более что его питают и оживающие воспоминания об историческом вкладе китайской нации в мировую циви­лизацию.

В военном отношении Китай можно по некоторым критериям считать мировым лидером, поскольку масштабы его экономики и ее высокие темпы роста позволяют правителям страны направлять значительную часть ВВП на

наращивание и модернизацию вооруженных сил, в том числе на дальней­ший рост стратегического ядерного и космического потенциала. Однако ес­ли эти усилия окажутся чрезмерными, они способны в долгосрочной перс­пективе повлиять на экономический рост Китая так же отрицательно, как в свое время повлияла на советскую экономику неудачная попытка СССР со­стязаться со США в гонке вооружений. К тому же такого рода действия Ки­тая могут легко спровоцировать соответствующее наращивание военного потенциала Японии, которая отчасти сведет на нет политические преиму­щества Китая, достигнутые ценой роста военной мощи. В конце концов, нель­зя забывать, что у Китая, вероятно, еще некоторое время не будет военных средств (если не считать ядерных сил), которые бы позволяли ему угрожать какой-либо стране за пределами своего регионального периметра. Однако судя по внешней политике, проводимой в последние десятилетия, страна к этому и не стремится.

Нельзя исключать усиления напряженности внутри Китая, вызванного территориальной неравномерностью экономического развития, которое сейчас достигается в значительной мере благодаря преобладающему поло­жению отдельных регионов. Впечатляющий экономический рост Китая обе­спечивают пока, главным образом, прибрежные южные и восточные райо­ны, а также основные городские центры, относительно более открытые для иностранных инвестиций и внешней торговли. Но сельские районы внутри страны, а также северные и западные территории отстают в своем развитии, с чем связаны высокий уровень безработицы и достаточно низкий уровень жизни большинства их жителей. На неравномерность в развитии и уровне жизни регионов может наложиться и общее недовольство усиливающимся социально-экономическим неравенством. Рано или поздно в результате по­пытки государства ограничить такие отличия, или под влиянием протестов снизу, экономический разрыв между регионами и социальными пластами может дестабилизировать политическую ситуацию в стране.

К распространенным прогнозам относительно того, что в течение следу­ющей четверти века Китай станет лидирующим мировым государством, сле­дует относиться осторожно и скептически еще по одной причине. Дело в не­определенности перспектив политического развития страны. Динамические экономические преобразования, нацеленные на разгосударствление эконо­мики и большую открытость страны перед внешним миром, в долгосрочной перспективе несовместимы с относительно закрытой и бюрократической, все еще достаточно косной коммунистической диктатурой. Ее фиктивно коммунистический характер сегодня определяется не приверженностью идеологии, а групповыми интересами бюрократии.

Китайская политическая элита по-прежнему организована как замкну­тая, жесткая, дисциплинированная и монополистически нетерпимая иерар­хия; она все еще ритуально провозглашает свою верность основам прежней доктрины, но больше не внедряет ее в жизнь общества. Рано или поздно эти несовместимые стороны жизни прийдут в столкновение, если только поли­тическая система Китая не начнет постепенно приспосабливаться к социаль­ным требованиям, которые диктуются экономическими переменами. Из этого следует, что проблема демократизации будет становиться для Китая

все более актуальной, и от нее (как и от проблемы прав человека) нельзя бу­дет слишком долго уклоняться. Контролируемый переход к более демокра­тической, чем ныне, общественно-политической системе отвечал бы расши­рению экономической открытости страны.

Как известно, современный Китай все более нуждается в увеличении поставок энергоресурсов извне. Поэтому в последнее время он стремится к получению доступа к российским и среднеазиатским энергоносителям. Проникновение может начаться из использования чисто экономических средств. Однако, как показывает история, набирающие силу государства ра­но или поздно начинают подкреплять свои хозяйственные интересы силой. Очевидно, что «российский вариант» решения топливно-энергетической проблемы, по сравнению с другими, имеет в глазах пекинских руководите­лей определенные преимущества. Как мирному, так и силовому проникно­вению Китая на российский Дальний Восток и в Сибирь оказывает содейст­вие нынешняя относительная (по сравнению с СССР) слабость России.

Это касается не только проблем в экономической сфере, но и вопросов совместимости политики двух мощных стран в стратегически важных регио­нах, тем более в Центральной Азии. Китай, используя мощный экономичес­кий потенциал, предпочитает развитие двустороннего сотрудничества со странами региона. Это подталкивает Россию к привлечению Китая к межго­сударственным образованиям регионального уровня с целью подчинить от­ношения Пекина со странами региона общерегиональным процессам, на уровне которых воздействие России имеет безусловные преимущества.

Но с другой стороны, российско-китайское сотрудничество продолжает сохранять потенциальную напряженность. Вообще, роль Пекина в делах ре­гиона, как и его отношения с Россией и странами Центральной Азии, не следует однозначно оценивать. Так, например, вопросы, связанные с воору­жением Пакистана, являются проблемой, которая позволяет Пекину оказы­вать самостоятельное воздействие на ситуацию в сфере безопасности Цент­ральной Азии.

С учетом быстрых темпов экономического развития Китая и традицион­ной убежденности правящих кругов этой страны в ее доминирующей роли по отношению к соседям, правительства Кыргызстана, Казахстана, Узбеки­стана и Таджикистана имеют основания опасаться китайского гегемонизма. Это содействует поискам государствами региона альтернативных ориента­ций — по направлению к РФ, Турции и Ирану. Позиции Китая в регионе улучшились с ликвидацией СССР, но появление по соседству пяти номиналь­но исламских государств, война в Таджикистане, этнические и социальные потрясения в Ферганской долине и т.п. создают риск распространения кон­фликтов на этнически и религиозно родственный с народами этих стран Син- цзян-Уйгурский район Китая.

Пространство восточнее Памира — Синцзян-Уйгурия — традиционная зона китайского господства, несмотря на причастность местного населения мусульманскому культурному комплексу. Китайская власть сознательно и последовательно проводит политику китаизации своих западных провин­ций. Сегодня этнические китайцы составляют там абсолютное большинство населения и на протяжении обозримого будущего можно предполагать лишь

дальнейшую реализацию соответствующих тенденций. Тем не менее, остаю­тся очаги исламского сопротивления и борьбы за гражданские права, что при внешней поддержке и при определенных условиях способно привести к конфликтам или террористическим акциям.

Соглашение об укреплении доверия в военной сфере, подписанное 26 апреля 1996 г. в Шанхае президентами Китая, РФ, Казахстана, Кыргыз­стана и Таджикистана, предусматривает вывод войск и вооружений, кроме пограничных, из 100-километровой зоны, отказ от проведения военных уче­ний, направленных против другой стороны, ограничение масштабов обуче­ний и взаимную информацию о них и т.п. Это призвано укрепить доверие между названными странами.

«Шанхайский форум» — объединение Китая, России и трех центрально­азиатских держав по вопросам безопасности обусловлен, прежде всего, стрем­лением России нейтрализовать расширение присутствия в регионе Китая и Ирана, поскольку последний также имеет значительные собственные интере­сы и традиционное воздействие на внутриафганские процессы, стремится ис­пользовать исламский фактор в усилении влияния в Центральной Азии.

По некоторым данным, ряд стран Азии изъявили желание присоединить­ся к «Шанхайской пятерке». Среди них назывались Иран, Пакистан, Монго­лия, Индия. При таких обстоятельствах можно говорить о перспективах соз­дания довольно влиятельного политического объединения, которое потенци­ально способно повлиять на существующую ситуацию безопасности, даже в макрорегионе. Но если даже предположить вариант расширения объедине­ния за счет любых новых стран, этот вопрос неизбежно натолкнется на про­блемы совместимости с интересами Китая и России. Например, заинтересо­ванность Монголии может обусловливаться ее возможным участием как транзитной территории для трубопровода Россия—Китай—Япония, против чего настойчиво возражает Пекин.

Участниками саммита в Бишкеке в 1999 г. было принято решение отно­сительно поиска путей многостороннего взаимодействия. Достигнута дого­воренность о проведении регулярных консультаций на разных уровнях по вопросам экономического сотрудничества, которое было отображено в «Би­шкекской декларации». В ходе встречи А. Акаев выступил с предложением относительно возрождения международного сотрудничества, дипломатии «Шелкового пути» в интересах стойкого экономического развития. Н. На­зарбаев неоднократно заявлял о необходимости вывести отношения в рам­ках Шанхайского форума на новый качественный уровень, в частности, на­ладить многостороннее экономическое взаимодействие.

Заинтересованность Казахстана в российско-китайском политическом балансе в Центральной Азии продиктована, прежде всего, возможностью использования противоречий между ними, как и их заинтересованности в развитии двусторонних отношений с Астаной (особенно это касается топлив­но-энергетической сферы) для усиления собственных позиций в регионе. Поэтому «Шанхайский форум» имеет практические перспективы в основ­ном благодаря участию Китая. Китай уже сегодня значительно представлен в нефтяном секторе Казахстана, а в ближайшей перспективе этого же следу­ет ожидать и в Туркменистане.

С другой стороны, позиция Астаны подкрепляется интересами США, которые связаны с участием Казахстана в проекте Баку—Джейхан, в обход русской и иранской территории. США является на сегодня главным инвес­тором Казахстана. США не скрывают намерения покончить с зависимостью закавказских и центральноазиатских государств от Москвы, а также отстра­нить Тегеран, блокировав проекты транспортировки каспийской нефти че­рез иранскую территорию. Поэтому для Вашингтона поддержка Астаны имеет ключевое значение.

В контексте русских инициатив в рамках Шанхайского форума показа­тельным является развитие отношений между Китаем и Туркменистаном. Во время первого визита Цзян Цземиня в Ашхабад (сразу после участия в за­седаниях «пятерки»), в двустороннем формате обсуждались проблемы, отно­сительно которых активно выступала Россия на встрече в Душанбе. В част­ности, проблемы двустороннего китайско-туркменского диалога по вопро­сам региональной безопасности и китайской помощи в защите туркменской границы. Но взаимодействие в области топливной энергетики Туркмениста­на является наиболее перспективным направлением двустороннего сотруд­ничества. Это закреплено в Соглашении о взаимопонимании и основных принципах сотрудничества в области нефти и газа, которое было подписано во время встречи. Китай имеет намерение присоединиться к исследованию запасов углеводородов в районе Амударьи, который рассматривается как сы­рьевая база газопровода Туркменистан—Узбекистан—Казахстан—восточ­ный Китай, строительство которого, как и вопрос определения договорной территории и деления продукции, обсуждались во время визита. Одновре­менно Китайская национальная нефтегазовая корпорация продолжает рабо­ту (вместе с американской «Эксонмобил» и японской «Мицубиси») по под­готовке проекта газопровода Туркменистан—Китай.

Дальнейшее развитие отношений в рамках Шанхайского форума и, вме­сте с тем, перспектива изменений в отношениях России со странами СНГ зависит от позиции России в вопросах многостороннего экономического сотрудничества, от дальнейшего развития российско-китайских двусторон­них отношений и практической реализации проблемы расширения сущест­вующего формата объединения. Именно эти факторы преимущественно обусловливают перспективы продвижения военно-политических интересов России в Центральноазиатском регионе.

Вопрос о борьбе с терроризмом уже выносился на рассмотрение Шан­хайского форума в 2000 г. Но угроза расширения присутствия КНР в Цент­ральной Азии является принципиальным аспектом для определения пози­ции России в контексте развития региональных процессов. На сегодня КНР является наиболее перспективным партнером для стран Центральной Азии, исходя из его весомого экономического потенциала и более гибкой полити­ческой позиции. Кроме того, стремление ослабить зависимость от России через экономическое и политическое вовлечение Пекина в региональные процессы обусловлено попыткой центральноазиатских стран уравновесить политическую активность Москвы в регионе. Но комплекс вопросов, кото­рые представляют собой взаимный интерес для стран региона и России, бу­

дет и в дальнейшем создавать важное воздействие на развитие межгосударст­венных отношений в Центральной Азии.

Заинтересованность стран Центральной Азии в российско-китайском политическом балансе на уровне региона продиктована возможностью ис­пользования противоречий между ними, как и их заинтересованности в раз­витии отношений с центральноазиатскими странами (особенно в топлив­но-энергетической сфере) для усиления собственных позиций в регионе. Таким образом, позиция центральноазиатских стран относительно сдержи­вания русской политической экспансии, в том числе и через создание Анти- террористического центра СНГ, подкрепляется стремлением к расширению присутствия КНР на уровне региона.

На других направлениях внешнеполитической активности Китай стал­кивается с не менее сложными проблемами и ставит перед собой достаточно амбициозные цели.

Известно, что еще в 1840 г. под властью Китайской империи находились Корея, Вьетнам и Монголия, а ее влияние распространялось на всю Юго- Восточную Азию (до самого Малаккского пролива, включая Бирму и часть нынешней Бангладеш), а также на Непал, часть современных Кыргызстана и Казахстана, а также на территорию, которая теперь называется россий­ским Дальним Востоком (южнее нижнего течения Амура). В 1885 — 1895 гг. в результате французской и английской колониальной экспансии империя была вытеснена из Юго-Восточной Азии, а по договорам 1858 и 1864 гг., на­вязанным Китаю Россией, потеряла территории на северо-востоке и севе­ро-западе. В 1895 году, после войны с Японией, Китай утратил и Тайвань вместе с Кореей.

По историческим и географическим соображениям КНР наверняка бу­дет все настойчивее добиваться воссоединения Тайваня с материковой час­тью страны. Есть основания полагать, что по мере роста своей мощи он де­лает это воссоединение главной целью своей внешней политики. Не иск­лючено, что мирное воссоединение (возможно, по формуле «одна страна — несколько систем» — по аналогии с выдвинутым Дэн Сяопином в связи с возвращением Китаю Гонконга лозунгом «одна страна — две системы») окажется привлекательным для Тайваня и не встретит сопротивления со стороны Америки. Но это будет возможно лишь при условии, если Китай и далее будет все так же успешно развиваться экономически и заметно прод­винется по пути демократических реформ. В противном случае Китай, даже доминируя в регионе, будет в военном отношении недостаточно сильным, чтобы навязать Тайваню свою волю — особенно если этому станут противо­действовать США. Тогда проблема будет по-прежнему питать китайский на­ционализм и отравлять американо-китайские отношения.

По географическим соображениям Китай заинтересован в союзе с Пакис­таном и военном присутствии в Бирме (Мьянме). Геостратегическая цель в обоих случаях — Индия. Тесное китайско-пакистанское военное сотрудничес­тво усложняет проблемы безопасности Индии, мешает ей стать неоспоримым региональным гегемоном в Южной Азии и геополитическим соперником Ки­тая. Военное сотрудничество с Бирмой обеспечивает Китаю доступ к военно- морским базам на островах у бирманского побережья в Индийском океане,

усиливая таким образом стратегическое влияние Китая в Юго-Восточной Азии вообще и Малаккском проливе в частности. Если же Китай будет контролиро­вать Малаккский пролив с его геостратегическим узлом в Сингапуре (при веду­щей роли в экономике последнего этнических китайцев), то от него будет зави­сеть доступ Японии к ближневосточной нефти и европейским рынкам.

Совокупностью географических и исторических факторов обусловлен и интерес Китая к Корее. До конца XIX в. эта страна была подчинена Китаю, и для него воссоединенная Корея как проводник американского (а косвенно и японского) влияния целиком неприемлема. Поэтому КНР будет настаи­вать как минимум на том, чтобы после воссоединения Корея стала неприсо- единившимся буферным государством между Китаем и Японией, полагая, что враждебность, которая исторически сложилась у корейцев к Японии, са­ма по себе втянет Корею в китайскую сферу влияния. Пока же Китай устра­ивает разделенная Корея, и потому он, видимо, будет поддерживать сохра­нение северокорейского режима.

Роль и влияние КНР в Азиатско-Тихоокеанском регионе неизменно воз­растает. На фоне непрерывных торгово-экономических баталий между США и Японией деловые связи Китая со странами тихоокеанского бассейна развиваются стабильно. Его береговая линия, обращенная к Тихому океану, протягивается на 18 тыс. км. На тихоокеанском побережье расположено 14 больших городов КНР, в которых осуществляется объявленная правительст­вом политика «открытых дверей».

Китайское руководство, начав осуществление политики «четырех модер­низаций», особое внимание обратило на преимущества установления дело­вых связей со своими ближайшими соседями по региону — странами Юго- Восточной Азии. В Пекине традиционно считают этот регион сферой прио­ритетных интересов Китая. С первой половины 80-х гг. прошлого века Юго-Восточная Азия занимает одно из важнейших мест в региональной по­литике Китая. Это связано с тем, что государства АСЕАН представляют со­бой удобный рынок для сбыта китайских товаров и богатый источник финан­совых, научно-технических и сырьевых ресурсов для проведения политики модернизации экономики КНР. Еще один не менее важный фактор, учтен­ный Пекином, — это проживание в странах Юго-Восточной Азии почти 20 млн этнических китайцев «хуацяо», причем китайская община, особенно в таких странах, как Малайзия, Сингапур, Таиланд, Индонезия занимает ва­жные экономические позиции, контролируя в них значительную часть бан­ковского капитала, оптовой и розничной торговли. По данным журнала «In­ternational Economy» (ноябрь — декабрь 1996) хуацяо контролируют прибли­зительно 90 % экономики Индонезии, 75 % Таиланда, 50 — 60 % Малайзии, всю экономику Тайваня и Сингапура. Озабоченность такой ситуацией даже побудила бывшего посла Индонезии в Японии сделать публичное предосте­режение о «китайской экономической интервенции в регионе». КНР в сос­тоянии использовать в своих интересах экономическую мощь китайской ди­аспоры, что может даже привести со временем к образованию в Юго-Восточ­ной Азии подконтрольных Китаю «марионеточных правительств»[143].

Главным экономическим партнером Китая в Юго-Восточной Азии высту­пает Сингапур. Сингапурские предприниматели, преимущественно китайского происхождения, вложили свои капиталы в строительство промышленных пред­приятий, разработку минерального сырья, строительство отелей и дорог. Спе­циалисты из Сингапура в качестве советников привлекались к подготовке кадров, а также выполняли роль посредников между КНР и деловыми кругами Запада.

Китай активно углубляет экономические связи с Таиландом, Филиппи­нами и Малайзией: регулярно отправляет в эти страны своих специалистов в области производства натурального каучука, сахара, продуктов рыбного хо­зяйства. Китайских рабочих используют для строительства дорог, высотных домов. Кроме того, что китайские рабочие и специалисты дают сотни мил­лионов долларов прибыли, работа на современных предприятиях американ­ских и японских компаний, размещенных в регионе, дает возможность Ки­таю знакомиться с передовой технологией и благодаря этому повышать про­фессиональную подготовку своих кадров.

Свои надежды на получение современной технологии, оборудования, а также значительных ссуд и кредитов Китай связывает с развитием отноше­ний с Японией и США.

Торговля с Японией в Китае развивается наиболее интенсивно, причем импорт из КНР в Страну восходящего солнца уже в сер. 90-х гг. существенно превысил экспорт из нее и неуклонно продолжает расти. Подобного у Япо­нии нет ни с одним из торговых партнеров. Необходимо подчеркнуть, что экспортные возможности китайской стороны из года в год расширяются при участии японского капитала.

В 80-е гг. основной экономической моделью для Восточной Азии был «клин перелетных гусей», образованный «четырьмя малыми драконами» — Гонконгом, Тайванем, Сингапуром и Южной Кореей, с Японией в роли «вожака стаи». Япония была не только поставщиком капитала и промыш­ленного оборудования, но и важным потребителем экспортируемых това­ров. Но сегодня Страна восходящего солнца больше не является единствен­ным «вожаком стаи» в развитии Восточной Азии. Происходит переход от ус­таревшей модели «гусиного клина» к модели «поезда с двумя локомотива­ми». И существеннейшим фактором замены модели стал экономический подъем Китая. В дальнейшем, по мысли китайских исследователей, эконо­мическое развитие Восточной и Юго-Восточной Азии следует строить по схеме поезда с двойной тягой, который двигается в горной местности. Япо­нии отводится место локомотива в голове поезда, который его тянет, а Ки­таю — локомотива в хвосте поезда, который его толкает.

Один из путей реализации претензий КНР на лидерство, как считают японские специалисты, состоит в «стратегии трех треугольников», которая разработана в Центре экономических исследований при Госкомитете пла­нирования КНР. В рамках данной стратегии предполагается сценарий раз­вития «отношений взаимозависимости» на начальном этапе в «малом треу­гольнике»: КНР — Гонконг — Тайвань, потом — сотрудничество в «среднем треугольнике»: КНР - новые индустриальные государства — АСЕАН, и, в конце концов, — сотрудничество в «большом треугольнике»: КНР — Япо­ния — США.

Японцы усматривают в такой стратегической концепции Китая намере­ние китайского руководства в обозримом будущем создать, не считаясь с японскими интересами, «китайскую экономическую сферу», которая долж­на простираться от Пекина до Джакарты. С учетом такой перспективы, по мнению специалиста корпорации «Мицуи буссан» Сю Итикава, «Японии прийдется в качестве лидера «некитайских государств» принимать участие в противодействии политической и экономической экспансии КНР в регио­не». Как видим, сотрудничество и конкуренция между ведущими странами АТР теснейшим образом переплетаются, но то, что Китай в перспективе мо­жет стать региональным лидером в пределах Восточной и Юго-Восточной Азии (пространстве, где он доминировал до начала европейской колониаль­ной экспансии) представляется весьма вероятным.

<< | >>
Источник: ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ СТРУКТУРА СОВРЕМЕННОГО МИРА. В 3-х томах. ЦИВИЛИЗАЦИИ ВОСТОКА В УСЛОВИЯХ ГЛОБАЛИЗАЦИИ. КНИГА II. КИТАЙСКО-ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЙ ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ МИР И АФРИКАНСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ОБЩНОСТЬ. ГЛОБАЛЬНЫЕ ТРАНСФОРМАЦИИ И УРОКИ ДЛЯ УКРАИНЫ. Под редакцией академика НАН Украины Ю. Н. ПАХОМОВА и доктора философских наук, профессора Ю. В. ПАВЛЕНКО. ПРОЕКТ. «НАУКОВА КНИГА» КИЕВ НАУКОВА ДУМКА 2008. 2008

Еще по теме Китай и его отношения с окружающими государствами:

  1. Экономические отношения в государстве
  2. 58. Отношения государства и церкви в 18 в. Манифест о веротерпимости.
  3. Общественные отношения в государстве Шан (Инь) Рабство
  4. 44. Отношения между церковью и государством в 17 веке. Церковный раскол.
  5. ФОРМИРОВАНИЕ ЦЕНТРАЛИЗОВАННОГО РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА. ИВАН ГРОЗНЫЙ И ЕГО РЕФОРМЫ.
  6. № 135. ВЫБОРЫ ЦАРЯ ПОСЛЕ СМЕРТИ АЛЕКСАНДРА И НАЧАЛО РАСПАДА ЕГО ГОСУДАРСТВА
  7. 7. Период рассвета древнерусского государства. 8. Введение христианства на Руси: его полит, эконом , культурные последствия.(2 часть)
  8. КИТАЙ
  9. Становление «раннефеодальных» отношений на Руси: происхождение термина «феодализм», основные понятия и особенности феодальных отношений.
  10. 56. Послевоенное развитие страны 1945-1953. Обострение международных отношений и начало *Холодной войны*. Созд. социалист.лагеря и борьбы 2х систем. Четвертый пятилетний план восстановл. и развития экономики СССР, его итоги. Духовная жизнь советского общества. Продолжение полит.репрессий
  11. Древний Китай
  12. СТЕПЬ И КИТАЙ
  13. 2. Китай в VIII–VI вв. до н. э