Концептуальный строй анализа переходного процесса
Переход к XXI веку демонстрирует еще невиданную по масштабам, глубине и фундаментальности трансформацию мировых исторических процессов и макроцивилизационных образований. Кажется, что формационное постоянство социальных систем теряется навсегда.
Такое формационное непостоянство встречалось и в предшествующие эпохи мировой истории. Но сейчас оно оказалось вписанным в переход к III тысячелетию и сопровождалось беспрецедентным взрывом социальной энергии и воли к изменениям.Уже нельзя говорить просто об отдельных научных революциях (связанных с атомной энергетикой, выходом в Космос, компьютеризацией, новыми производственными материалами и т. п.). Революция имеет начало и конец в границах определенного отрезка времени. Но сейчас мы не видим конца и края революционным изменениям в познании и практике. Здесь уже речь идет о коренном перевороте в производственных (если иметь в виду не только материальное, а и духовное производство) возможностях человечества в начале III тысячелетия. Будущее все больше подпадает под логику технической рациональности, логику перманентных преобразований, которые вытекают из природы техносферы. Ритмика инноваций стала условием стабилизации производства и образа жизни.
Общественное бытие охватывает обвальный поток информации, порождающей калейдоскоп впечатлений динамического мира, сознание текучести его предметной сферы и его телеэкранных образов. Происходит информационно-электронная «дематериализация» предметно-чувствительного мира, замещение его подвижной иллюзорностью шоу-бытия, астральными телами телевидения и кинематографии, компьютерной графики и показателями шкал приборов; изменяется предметность и объектов потребления: значительная их часть оборачивается к человеку не столько своим естественным функционированием, сколько социальными качествами, так как они выступают символами престижа и моды.
Возникает целая промышленность престижного потребления.Это возрастающее замещение «твердой» надежности естественных тел «блипами» экранных эффектов, клипов, эфирных трансляций отвечает «размытым» переходным ситуациям общественного бытия, его нормативной неотрегулированности, быстрому изменению соотношения успеха и поражения, динамизации потребностей, императива непрестанных новаций, мобильности и спонтанности событий настоящего.
Ведь ускорение трансформаций социальных структур, коллизии между минувшим и грядущим, информационно-электронная «дематериализация» многих аспектов предметно-чувствительной сферы ведут к проблематиза- ции человеческого бытия, ненадежности и незащищенности, формированию идеологии переходности, маргинальности общественного существования. Тем самым на передний план современности выдвигается в глобальном масштабе проблема переходных процессов. И определяется эта глобальность не просто сменой тысячелетий, а трансформацией типов цивилизаций, рангов культуры и самого исторического бытия, сопровождающего его.
В современной истории речь идет о переходе от индустриальной к постиндустриальной цивилизации (так называемого информационного, или информационального общества), от биполярного к системному миру с мир-системным ядром (развитые страны) и их периферийным окружением, от капиталистических и постсоциалистических обществ к цивилизации социально-ориентированного рынка и общей для всех стран либеральной демократии, от обычных культур к метакультуре.
Обвальное нарастание инноваций в современном мире не только актуализирует вопрос освещения динамики бытия, но и определяет необходимость его концептуализации, разработки понятийного аппарата его исследования. Ситуация требует введения более детальной концептуальной сетки раскрытия феномена динамизма, когда понятие «развитие» дифференцируется рядом дополнительных представлений. Среди них и выделяется концепт «переходный процесс», что становится важным звеном методологического анализа феномена изменения, преобразования и трансформации систем, особенно в социальном мире.
При концептуализации явлений динамизма определим сначала исходные понятия «процесс» и «развитие». Под процессом мы будем понимать всякое превращение во времени, которое характеризуется в предикатах состояния и изменения. Разновидностями процесса выступают прежде всего движение (то есть изменение как таковое), становление (взаимодействие
бытия и небытия при возникновении определенных состояний), развитие (самодвижение), прогресс (поступательное развитие, ориентированное на достижение большего совершенства в иерархии возможных форм совершенства), морфогенез (то есть переструктурирование систем) и переходный процесс, который имеет свою разветвленную концептуальную сетку.
Базовой в этом разнообразии понятий является категория «развитие», хотя ее содержание пока что не может претендовать на точное, неопровержимое определение. Целесообразным представляется такое понимание данной категории. Развитие — это прежде всего внутренне детерминированный процесс качественного преобразования определенных объектов (вещей, состояний, событий, явлений, идеальных ценностей и т. п.) вплоть до перехода в иной статус их существования (инобытие); процесс, который характеризуется кумулятивностью (способностью обогащаться за счет впитывания переработанного содержания предшествующих фаз процесса), нарастанием степеней свободы и индивидуализации его (процесса) элементов, а также расширением дифференциации самого предмета изменений соответственно его включению в более универсальные связи целого (тотальности).
Разумеется, такой процесс не может распространяться на все и всякое бытие, так как тогда все существующее было бы втянуто в процесс обогащения и усовершенствования с тенденцией к высочайшим кульминациям (омега-пунктов в терминологии П. Тейяра де Шардена) совершенства. А это предусматривало бы введение какой-либо «causa finalis» или даже признание космологического доказательства бытия Бога.
Развитие присуще локальным участкам Вселенной, ее конкретным образованиям.
Против универсализации категории развития выступают адепты философии постмодернизма, которые противопоставляют ей идею трансгрессии, обоснованную М. Фуко [859]. Она отличается от развития неопределенностью, спонтанностью, нефиксированностью результата, который размывается под давлением стремительных событий. Трансгрессия характеризуется отсутствием прогрессивного сдвига изменений (аналогией здесь могут быть новинки моды в жизни и культуре), ориентацией на отрицание, на логическую негацию, на обратные волны событий. Здесь действует обращенность к преодолению границ, динамике действия и стихии текучести. И хотя трансгрессия не является разновидностью переходного процесса, она указывает на области нестабильности на сломе, которые могут быть предметом специального анализа, в широкой сфере методологии переходности.Переходный процесс — это те преобразования, изменения или трансформации, которые генетически связывают (как минимум) два состояния стабильности системы, одно из которых является исходным, а второе — результативным, конечным или целевым (при социальных изменениях). Он характеризуется: а) вариативностью: разнообразием путей, форм, моделей и проявлений продвижения к состоянию стабильности; б) структурной напряженностью или даже расшатыванием исходных структур (пределом чего может быть хаос); в) оппозициями неорганизованного и упорядоченного материала, стихийности и программируемости изменений, а соответственно со
циальной сфере переходов — мерой легитимности и нелигитимности процессов; г) «кентавроподобностью» образований переходного процесса; возникновением явлений, которые соединяют черты противоположных тенденций, аспектов, требований.
Примером последнего может быть переход от региональных цивилизаций к современной планетарной макроцивилизации, характеризующейся креолизацией западных (рыночно-либеральных, сциентистско-инновационных) и восточных (духовно-религиозных и традиционно-центристских) ценностей. Проявлением этого выступает так называемый «конфуцианский капитализм» на Востоке или смешанная, государственно-рыночная экономика стран СНГ, ориентированная на присоединение к западному миру.
В природе типичным переходным, смешанным объектом является обезьяночеловек как звено антропогенеза или феномен «волна-частичка» в измерительных процессах перехода от представлений микро- к образам макромира.Важной особенностью переходного процесса, как и развития вообще, является наличие в нем сквозных элементов, объединяющих прошлое, настоящее и будущее процесса. Еще со времен Г. В. Гегеля утвердилась мысль, что развитие идет по спирали. Но ведь в центре этой спирали нет дырки. Развитие всегда накручивается вокруг сквозных, фундаментальных структур, ценностей, тем. В культуре, например, сквозной является триада: Истина — Добро — Красота. В каждую эпоху история определяет различные содержания этих ценностей, но тематически они не сходят с арены культурных процессов. Физика в истории естествознания постоянно сохраняла свою важнейшую программу — динамику, которая при всех переходах от физики Аристотеля к Ньютону и дальше — к квантово-релятивистским представлениям — всегда определялась изучением закономерностей распределения вещества в пространстве. Всю всемирную историю пронизывает оппозиция Запада и Востока, общечеловеческие этические ценности, структуры так называемых «первичных коллективов» — семьи, общин, землячеств, этносов. С экономической стороны сквозными для всех преобразований хозяйственной деятельности с осевого времени являются структуры товарно-денежных отношений.
Указанные сквозные структуры и формы являются архетипами. Это такие образования, которые при всех исторических вариациях своего содержания очерчивают перспективы развития и поэтому характеризуются как ценности, которые не только предшествуют теперешним фазам того ли иного процесса, но и определяют его будущее [860]. Значимость архетипов в особенности заметна в трансформациях национальных феноменов и в культурном развитии.
Учет архетипов объясняет и такое явление переходных процессов в социальной сфере, которое некоторые исследователи называют «социальным полем» трансформации.
Так, чешский ученый П. Штомпка характеризует социальное поле как среду, включающую нормы, ценности, идеалы, императивы, артикуляции, легитимизацию и переформулирование идей, кристаллизацию, утверждение и перегруппировку возможностей, распределениеи приведение в порядок социальных иерархий l. Однако такая среда будет очень аморфным образованием, если не вводить архетипическое ядро указанных ценностей. Отношение к архетипам может быть (конечно, одним среди прочих) показателем формы переходных процессов. Так, сохранение всего фонда архетипов определенного социального поля того или иного процесса (при соответствующем изменении его содержательного наполнения) характеризует эволюционную форму развертывания переходных процессов. А минимизация или даже уничтожение архетипов фонда развития оказывается признаком катастрофической формы процесса.
Разумеется, катастрофическая форма не определяется только негацией архетипов. Это более сложное явление. Мы употребляем термин «катастрофическая форма» перехода, не отождествляя ее целиком с феноменом катастрофы как таковой, так как ставим рядом с нею и революцию. Различие между этими двумя разновидностями катастрофической формы перехода состоит в том, что катастрофа всегда обозначает регресс, разрыв истории, патологическую мутацию переходного процесса, а революция, при всей своей обвальной природе, может открывать определенную прогрессивную перспективу [861][862].
В естественном процессе эволюции видов примером такой катастрофы была массовая гибель динозавров. В цивилизационном процессе катастрофической была гибель Крито-Микенской цивилизации вследствие геологических потрясений и военных поражений. В истории Киевской Руси настоящей катастрофой было монголо-татарское нашествие. Не менее катастрофическими были чума и продовольственный кризис в Европе XIV ст.
Вообще катастрофическая форма переходного процесса отмечается предельно сокращенной фазой промежуточных событий, взрывными изменениями, развалом нормальной регуляции и саморегуляции процесса и включением (в лучшем случае) новых ракурсов причинно-следственного взаимодействия. При таком переходе нарушается в процессе преобразований оптимальное соотношение благоустроенного и хаотичного аспектов в пользу последнего. А в социальных преобразованиях это нарушение касается еще равновесия между легитимными и нелегитимными, программированными и непрограммированными, стихийными и сознательными аспектами переходного процесса. При этом линия отклонения от оптимальности в соотношении указанных аспектов всегда в катастрофических переходах является неопределенной.
Как феномен аномалии или патологии катастрофичность в переходном процессе оказывается явлением невероятным. Действительно, всякая большая революция, как доказано историей, сначала кажется невероятной. Но если она (вследствие неожиданных пусковых факторов) начинается, то появляются источники самосозидания стихийных событий, которые быстро разваливают стабильность системы и расширяют вероятность катастрофических процессов. Иначе говоря, в катастрофических переходах действует своего рода конус вероятностей, который очерчивает вибрацию вокруг нуля ве
роятности начала процесса и расширения масштабов вероятностей по мере продвижения к финалу.
Альтернативой катастрофического перехода является эволюционная форма переходного процесса, которая предусматривает поэтапные изменения системы при постепенном распространении этих изменений на всю сферу функционального и структурного уровня ее существования. Поэтапность эволюционного перехода может определить разные фазы проявления преобразований или относительно элементов системы, или на уровне структур и функций, или их совместного изменения, но непременно постепенно.
Эти разные проявления эволюционного перехода заполняют с классификационной стороны промежуточную зону между категорией движения и пониманием развития. К ним принадлежат такие явления:
Метаморфоза — круговорот форм процесса типа «Товар — Деньги — Товар» или биологических образований от кокона к гусенице и мотыльку и снова к кокону.
Вариация — продвижение процесса за счет изменения периферийных элементов при сохранении основного содержания. Примером здесь может быть идея Лакатоса, считающего, что переход между теоретическими системами в науке определяется научно-исследовательскими программами, которые защищают вариативным полем гипотез главное, «жесткое» ядро положений исходной фундаментальной теории. В биологической эволюции переходные процессы осуществляются (если брать типичный пример) за счет вариативного изменения особей популяции.
Трансформация — важная структурная переработка систем, которая (выходя за границы простой перегруппировки ее элементов) превращает путем изменения связей, отношений, опосредствований (или даже условий детерминации) организацию и функции исходного формообразования. Трансформация является типичным переходным процессом в области знания, культуры, социальной эволюции.
Характерным примером трансформации в сфере переходов теоретических систем знания выступает принцип перманентности. Он раскрывает формирование цепей преобразований одной теории в другую на базе установления общих для всего множества теоретических систем закономерностей. Эти закономерности определяют сохранение некоторых типичных свойств, присущих всем теориям на протяжении всей цепи их преобразований. Поэтому каждая следующая теория лишь обогащает предшествующую. В результате эти теории структурируются в направлении последовательного обобщения, так что каждая следующая система включает предшествующую при сохранении обратного перехода, когда предшествующая теоретическая система определяется как частичный случай следующей. Такая перманентность преобразований имеет, например, место при переходе от арифметики натуральных чисел к арифметике дробовых чисел и от нее — к арифметике иррациональных — и дальше — к арифметике комплексных чисел. Принцип перманентности реализуется и на переходе от двузначной к трехзначной и так далее — к n-значной логике.
В более распространенном варианте логический аспект эпистемической трансформации осуществляется в предпосылке введения принципов запрета
(типа невозможности «вечного двигателя» или движения со скоростью, которая превышает скорость света). Эти принципы составляют правила действия, которые определяют сферу возможного и невозможного. Такое определение позволяет сравнивать новые предметные области, которые исследуются, с хорошо известными с целью выявления условий переноса алгоритмов преобразования с одной теоретической системы на другую. Эти переносы алгоритмов преобразования и характеризуют особый случай трансформационного перехода от одной теории к другой. Так, алгоритм «поиска в конечном лабиринте», который возник в алгебре, был потом перенесен в сферу логики, с последующим применением в структурной лингвистике. А из нее указанный алгоритм был перенесен на теорию генетического кода. Во всех этих случаях были установлены трансформационные переходы между соответствующими теориями [863].
Важным фактором логической трансформации теории является формализация, которая, преобразуя структуру исходной теории (за счет изменения ее аксиоматического базиса), расширяет предметное поле ее применения. Такая формализация теоретических основ Ньютоновой физики на уровне аналитической механики позволила создать Лангранжевы методы анализа теории электрических контуров и через Гамильтонов формализм получить эвристические средства разработки квантовой механики.
Верхним уровнем формализации теоретических систем является превращение их в логико-алгоритмические теории с управляющей функцией относительно содержательно-предметных теорий. Здесь обнаруживается важная черта любого трансформационного переходного процесса. Он предусматривает фактор управления или программирования, хотя и может происходить в стихийном варианте. Относительно общественного бытия, в том случае, когда управление является неотъемлемой частью социальной трансформации, он получает статус реформы.
Примером такой управляемой трансформации может быть реформирование постсоциалистического общества в направлении западноевропейской парадигмы развития. В ее нормальном варианте это реформирование предусматривает не конфронтацию социальных программ (присущих социализму) и рыночной стихии стоимостной регуляции, а объединение этих факторов в форме переходной и смешанной социально-рыночной экономики. Последняя и объединяет социальное управление со стороны государства с рыночной саморегуляцией экономических процессов.
Важное значение в трансформационных процессах социального реформирования приобретает установление оптимального соотношения роста и стабильности. Проблема здесь, как показал Ю. Н. Пахомов, состоит в том, что, в частности, планетарная стабилизация может отвлекаться от своей основы — экономического роста — и превращаться в самодовлеющий фактор. А это ведет к неплатежам, безработице, падению спроса, подрыву экономики и массовому притоку импорта, то есть к экономическому разрушению. Ведь стабильность не должна превращаться в статичность. На Западе иногда специально выводят экономическую систему из равновесия с целью прово
цирования новых процессов. Вообще стабилизация не должна предшествовать росту в процессах социального реформирования.
Социальная трансформация в современном мире должна отвечать условию соединения государственного управления экономикой со свободным движением капитала на основе рыночной саморегуляции l. Здесь действуют глобальные закономерности трансформации планетарной макроцивилизации, в которой, по выражению Дж. Гелбрайта, «социализм» больших корпораций дополняется свободным предпринимательством мелких фирм. Тем самым стихийный аспект трансформационного процесса не отрицает необходимости государственного управления. В Японии, например, в 80-х годах прошлого века государство регулировало более чем 10 000 позиций в области ценообразования, импорта, положения основного капитала и т. п.
Дело в том, что социальная трансформация имеет вариативную природу, создает проблемное поле множества вариантов, иногда противоречащих друг другу. Тут необходим отбор, селекция вариантов, тем более, что трансформационный процесс связан с социальным экспериментированием и конструированием. Поэтому управление социальными преобразованиями выступает необходимым компонентом трансформационных актов.
Одним из путей управляемой социальной трансформации (то есть процесса реформ) является метод параллельного переноса в актах взаимодействия традиционного (предшествующего или, условно говоря, «старого») опыта и нововведений, то есть инновационного, «-нового» опыта. Это взаимодействие означает, что предшествующее («старое», традиционное) не уничтожается, а преобразуется параллельно введению инноваций. А они разворачиваются при постоянном сравнении с успехами или неудачами реформирования старого порядка и переносе благоприятных результатов с одного порядка (реформуемого старого) на второй порядок реализации нового.
Вообще, не все то, что предшествует новому (и якобы является старым), подлежит преодолению или пересмотру. Ведь в процессах развития появляются сквозные элементы, которые, хотя и идут от прошлого, но очерчивают контуры будущего. Есть, в частности, сквозные ценности цивилизации, которые определяют самую цивилизованность определенных социальных систем. К ним принадлежат гражданский аспект функционирования государства в его организующем социум позитиве, товарно-денежные отношения, общечеловеческая этика, права человека, религия, национальная культура и т. п. Всестороннее использование этих ценностей в трансформации постсоциалистических стран является не возвращением к капитализму, а прогрессом в направлении современной планетарной макроцивилизации.
Соответственно надо указать и на проверенные, надежные, стабильные общественные явления, которые не подлежат переоценке в силу своей освя- щенности всемирной историей. К ним, например, относятся стоимостное саморегулирование экономики, государственная поддержка больших социальных или технических программ, частная инициатива и деловая самодея
тельность людей, идеи равенства, свободы, братства и солидарности. В куль- турно-эпистемическом отношении такие освященные историей явления имеют достоинство классики, классического наследия, то есть приобретают статус идеала.
Интересно в этом контексте свидетельство выдающегося физика П. Эренфеста, близко общавшегося с выдающимися реформаторами современного естествознания — А. Эйнштейном, Н. Бором, В. Гейзенбергом. На вопрос — чем отличаются эти творцы новой физики от обычных ученых — он ответил: «...их можно назвать консерваторами, так заботливо они относились к классическим объяснениям, к каждому кирпичику здания классической физики» ,. Это и есть наилучшее понимание трансформационного процесса, когда преобразование старого идет не методом его внешнего уничтожения, а путем логического, внутреннего выхода из него на основе необходимости, открытой благодаря предшествующему опыту.
Итак, трансформационный процесс включает и уничтожение, и переработку старого, и его адекватное воспроизведение, и гибридизацию старого и нового, то есть смешанную форму. Трансформационное движение является многовариантным. Это не только движение к новому, но и модернизация старого и традиционализация инноваций, пробуждение нужного прошлого, освобождение его от черт древности и уничтожение неоправданных форм настоящего или утопических извращений того, что считают будущим. «Социальные изменения, — по формулировке П. Штомпки, — обнаруживают слияние множественных процессов с разными векторами, которые частично расходятся, частично сближаются, частично усиливают или уничтожают один другого» [864][865].
В трансформационном процессе всегда есть возможность обратного движения от нового к старому и не только в отрицательной форме его консервации, но и в положительном проявлении его модернизации. Так, в современной макроцивилизации трансформация социальных систем в направлении вестернизации (парадигмации западного общества) вызовет обратный процесс исламизации с ее фундаментализмом, консервативными идеалами; происходит и модернизация традиционного, о чем свидетельствует уже упомянутый феномен конфуцианского капитализма: его усилия вписать в традиционные ценности Востока современную рыночную экономику.
Наглядным примером модернизации предшествующего опыта был НЭП в социальной истории СССР и принцип соответствия в сфере трансформации научных теорий. Принцип соответствия исходит из того, что у новой теории, которая формируется, должны быть «классические двойники», то есть аналоги некоторых положений старой теории. Последние и надо использовать в полной мере для того, чтобы путем их коррекции и уточнения (если они будут при трансформации теоретических систем давать неопределенные результаты) получить формулы новой теории.
Как показал В. Гейзенберг, принцип соответствия является методом наибольшей аналогии между старым и новым знанием, которое создается в результате экстраполяции классических представлений на неклассическую область. Но поскольку старые представления не могут быть полностью адекватными новой области, строят искусственные, даже фиктивные объекты модельного типа, на которых эти представления исполняются за пределами старой теории. А потом ведут поиск частичного совпадения некоторых черт указанных модельных объектов с эмпирическим материалом новой теории. В той мере, в какой это совпадение осуществляется, развивают отдельные положения новой теории и устанавливают логические границы применения старых представлений.
Итак, переходный процесс с необходимостью включает искусственные, фиктивные объекты. И это особенность не только эпистемических, но и социальных трансформаций. Поскольку переходный процесс происходит между двумя состояниями стабильности, которые, будто два берега, очерчивают поток преобразований, то переход от одного «берега» на другой требует определенных ориентиров. А они определяются не только реальными событиями, но и мечтами, идеалами, надеждами и даже иллюзиями.
Человек не может ориентироваться по звездам, которые падают. Поэтому создает миф про недвижимые звездные ориентиры Неба. Здесь реальность переплетается с ожиданиями. Переходный процесс включает виртуальную реальность всего того, что не осуществлено, но является желательным. Так, в начале формирования США как государства, как пишет американский историк Д. Буртин, — «Америка порождала многообразие надежд, поскольку была привлекательным объектом иллюзий. Карта Америки состояла из незаполненных пространств, которые еще нужно было заполнить. Но там, где не хватало реальных фактов, возникали мифы» 1.
Это переплетение реальности и иллюзий, в частности в утопической форме, подчеркивает и другой американский исследователь Л. Мамфорд. «Мы никогда не достигнем полюса, на который указывает стрелка компаса, — пишет он. — Точно таким же образом мы, несомненно, никогда не будем жить в утопии. Но если бы не существовало намагниченной иглы, мы едва ли сумели бы путешествовать. Нет оснований думать, что мы расправимся с утопией, утверждая, что она существует только на бумаге» [866][867].
И дело здесь не только в том, что всякое бытие — это коллаж реальности с утопией (иначе реальность была бы весьма угрожающей). Дело в том, что в социальном бытии (и это является одним из парадоксов социологии) из мысленных ситуаций вытекают реальные следствия, о чем, например, свидетельствуют биржевые паники, вызванные слухами и т. п.
Этот феномен объединения реального и иллюзорного или утопического достаточно выразительно раскрывается в социальных трансформациях. В самой реальности переходного процесса, как свидетельствует опыт реформ в постсоциалистических странах, возникают фиктивные объекты типа инфля
ционных банкнотов, иллюзий трастовых обещаний, фирм-химер и т. п. Объективируются разные иллюзии — от утопий технократичного процветания до гипертрофии национальных ожиданий и мифологизации прошлого.
Ведь переходный процесс характеризуется наличием, кроме нормальных, распространенных в той или другой области феноменов, специфических разновидностей объектов, к которым принадлежат не только смешанные (объединяющие противоположные черты), «кентавроподобные» предметные образования, но и иллюзорные, фиктивные или искусственные объекты. В соответствии с такой специфической предметной областью переходного процесса существует, как мы видели, широкая концептуальная сетка теоретической репрезентации этого процесса. К ней принадлежат понятия «изменение», «преобразование», «становление», «развитие», «катастрофа», «метаморфоза», «вариация», «трансформация», «реформы», «революция» и т. п. Это и дает основание для выделения феномена «переходный процесс» в самостоятельный предмет методологического исследования.
Еще по теме Концептуальный строй анализа переходного процесса:
- / переходный период.
- РОЛЬ ПОРТРЕТНОЙ ХАРАКТЕРИСТИКИ В СОЗДАНИИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ОБРАЗА У СВЕТОНИЯ (НА ПРИМЕРЕ АНАЛИЗА "ЖИЗНИ ХП ЦЕЗАРЕЙ1)
- 9) Процессы, характеризующие изменения в современном международном экономическом пространстве. Приведите примеры интеграционных процессов в мире.
- Некоторые особенности переходного периода
- II переходный период и гиксосское завоевание.
- Конец среднего царства (II-й Переходный период)
- Состояние экономики и новые черты общественно-экономических отношений в переходный период
- ГЛ AB А 8 ПОРТРЕТ ПРАИНДОЕВРОПЕЙСКОГО ОБЩЕСТВА ПО ДАННЫМ ЛИНГВИСТИКИ И АРХЕОЛОГИИ (СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ КУЛЬТУРНО-ХОЗЯЙСТВЕННОГО ТИПА ПОЗДНЕИНДОЕВРОПЕЙСКОЙ ОБЩНОСТИ И КУЛЬТУР ВИНЧА, ЛЕНДЬЕЛ И КУЛЬТУРЫ ВОРОНКОВИДНЫХ КУБКОВ)
- ПРОЦЕССЫ ФОРМИРОВАНИЯ МАЛЫХ ПЕРИФЕРИЙНЫХ ЭТНОСОВ В ИТАЛИИ
- ЗНАЧЕНИЕ ГУННСКИХ ЗАВОЕВАНИИ В ИСТОРИЧЕСКОМ ПРОЦЕССЕ
- Основные концепции исторического процесса
- Структура общества. Процесс расслоения
- § 1. Процесс становления человека.
- IILl. Этносоциальные процессы на Пиренейском полуострове в III—II тыс. до н.э.
- Хозяйство и общественный строй
- § 3. Государственный строй Спарты
- § 3. Хозяйственный строй Сеннаара в эпоху раздробленности.
- Этнокультурные процессы на Северном Кавказе в контексте индоевропейской истории
- Общественный строй Индской цивилизации.