<<
>>

РЫНОК И ДЕМОКРАТИЯ: ТО ИЛИ ДРУГОЕ?

Есть проблемы, в решении которых мы пугливы и застенчивы, поскольку рациональные подходы таят опасность попадания в ловушку дискомфорта. К числу таких проблем, внушающих трусливую осторожность, относится та, ко­торая вынесена в заглавие.

А между тем это проблема первостепенной важности. От ее взвешенного и непредвзятого осмысления в огромной степени зависит успех или же провал дела и рыночного, и демократического реформирования.

Наряду с отмеченной опасностью, есть в этой проблеме, в способах ее не­предвзятого разрешения и своя горькая правда. Состоит она в том, что слия­ние рыночных и демократических реформ во времени не всем по плечу, не всем несет удачу.

Одновременно и рынок, и демократия могут успешно утверждаться лишь в странах, где и рынок, и демократия присутствуют и в сознании, и в практи­ке, традициях их народов. К примеру, в Польше и рынок, и демократия за го­ды пребывания в соцлагере не только не забылись, но по большому счету и не исчезли. И ни один генсек, к примеру, за пределами берутовских времен, т. е. короткого десятилетнего отрезка, практически не отважился бы стать душите­лем демократических и рыночных начал, они в Польше буквально бурлили. А редкие вспышки диктаторских амбиций лишь разжигали в стране привержен­ность к демократическим ценностям. Что же касается рынка, то он и в сельс­ком хозяйстве Польши, и в сфере услуг и торговли почти все время присутст­вовал, причем со временем нарастал.

Иначе дело обстоит в государствах, переходящих к рынку и демократии в поставторитарной и, более того, посттоталитарной ситуации.

Как правило, успех на каждом из направлений приходит лишь в случае определенной очередности, а вовсе не одновременности рыночных и демок­ратических перемен. Успех обычно достигается лишь там, где очередность выглядит так: сначала рынок, потом демократия.

Начнем с того, что и Европа, включая Западную, сначала стала либераль­ной и лишь потом демократической.

Но это, предположим, не аргумент, это — далекая история.

Однако в современном мире практически не найти (в рамках последних пятидесяти лет) ни одной страны, которая добилась бы успеха, проходя в

поставторитарной обстановке к рынку через совмещенную с ним демо­кратию.

Начнем с наиболее успешного рыночного опыта последних десятиле­тий — опыта Японии, Китая, стран Юго-Восточной Азии. В Японии все оче­видно: там переход к рынку (как и в послевоенной Германии) происходил в условиях контроля за этими процессами со стороны оккупационной админи­страции.

Относительно Китая все известно. Когда Дэн-Сяопину предложили начать с демократических реформ, он сказал: «Нет! Реформы потом! Давайте сначала наведем элементарный порядок в экономике» 5. В стране было осуществлено так называемое регулирование 1979—1982 гг., ставшее залогом будущих успе­хов. В последние годы, в преддверии новых экономических перемен, страна, как считают в Китае, экономически созрела для перевода социально-политиче­ского режима в русло демократизации. Как представляется, эти процессы за­тормозятся, с одной стороны, из-за опасности возврата волн мирового кризиса, с другой — из-за старта экспансионистской политики США.

Если же говорить о странах экономического чуда в Юго-Восточной Азии, то в них, во всех без исключения, успешным рыночным реформам на первом этапе (часто затянувшемся) сопутствовал в полном смысле слова диктаторский режим. К ним однозначно применимо выражение «Сначала экономика, затем демократия» [676][677]. В этой связи корейский политолог Ли Ин-Сонг, выделяя осо­бенность модели реформирования экономики Восточной Азии, отмечал следу­ющую общую восьми «тиграм» черту: «развитие происходило при режиме дик­татуры, причем диктатура сочеталась с либеральными ценностями» [678].

Лишь на волне беспрецедентного экономического успеха здесь начался переход к системе демократии. Переход зачастую драматический, иногда тра­гический для обеспечивших успех диктаторов (вспомним судьбу южнокорей­ских диктаторов полосы ранних реформ).

Но в стане реформаторов этот дис­комфорт считают неизбежным. По их мнению, страны Восточной Азии, что­бы добиться устойчивого успеха, вынуждены были, особенно первые годы, следовать по тому коридору, который обозначен культурно-историческими доминантами. Что же касается судеб постсоветских экономических реформ, то на Востоке сразу прогнозировалась следующая ситуация: «Кто политичес­кие реформы предпосылает экономическим, как это было в СССР, тот сам се­бя загоняет в нестабильность» [679].

Это мнение политика из Китая, который, разумеется, нам не указ. Но странным оказывается то, что и подталкивающие нас к одновременным рефор­мам лидеры Запада были того же мнения о их результативности. Так, Г.Ки- синджер и 3.Бжезинский еще не в худшие для СССР времена считали, что в СССР для успешных экономических преобразований требуется скорее автори­тарное, нежели демократическое посткоммунистическое правительство [680]. Им вторил В. Леонтьев: «... Проще было бы сначала осуществить перестройку эко­

номики, а потом объявить гласность» [681]. Кстати, и директора упрекали М.Гор­бачева, что он стал раньше демократом, чем рыночником [682].

Но, может быть, эти деятели Запада потом, под влиянием новых обстоя­тельств, передумали? Ничего подобного, они и сейчас того же мнения. Так, в книге «Мировой порядок на пороге XXI века» 3.Бжезинский на с. 171—172 пи­шет о нереальности требования одновременного создания на постсоветском пространстве демократии и свободного рынка[683]. В постсоветское же время Но­белевский лауреат Л.Клейн писал, что одним из условий успеха в экономике является «проведение экономических реформ ранее реформ политических»[684][685].

Л.Абалкин считает, что наиболее радикальный вариант реформ «500 дней», составленный, как известно, в США и выданный за продукт творчества Явлинского — Шаталина (Шаталин признавался, что этот документ не отк­рывал), мог быть реализован лишь при условии установления в стране дикта­туры.

Возникает вопрос: а сами американцы это понимали?

Отвлекаясь от всех этих высказываний и связанных с ними вопросов, ве­рнемся к обзору посттоталитарной практики, теперь уже европейской и бли­жневосточной, находящейся за пределами Запада. Тут тоже есть примеры ус­пешных рыночных реформ и реформ неудачных. Успешными (повторяем, для посттоталитарных стран, других не касаемся) оказались реформы с ре­жимами, которые хотя бы на старте были диктаторскими. Это — Турция, Ис­пания, Египет, ряд других арабских государств. И, наоборот, реформы ока­зались провальными там, где в посттоталитарной ситуации движение к рын­ку и демократии было совмещено (Албания, Румыния, Болгария, Россия, Украина и т. д.).

Характерно, что, в отличие от нас самих, проблемы несостоявшегося у нас рынка и полусостоявшейся демократии как проблемы их соотношения Запад до сих пор волнуют. Так, в книге «Цель — рыночное хозяйство», написанной представителями немецкой ортолиберальной школы, в разделе, написанном Г.Шварцем, говорится об этом следующее:

«Какой политический порядок должен был справиться с перестройками системы? Один из вариантов связан с насыщением демократии авторитарны­ми элементами, т. е. с использованием сильных сторон авторитаризма в усло­виях демократии. Другой вариант — с ограничением демократии в целях луч­шей защиты основных либеральных рыночных прав граждан» [686][687].

Это необходимо, чтобы в ходе трансформации выйти из следующего за­колдованного круга: «демократия не может обеспечить введение рыночного хозяйства и гарантировать его на стадии зарождения, хотя сама демократия не может выжить без рыночного хозяйства».

Даже Я.Корнай, убежденный рыночник-демократ, наблюдая реформы на постсоциалистическом пространстве, вынужден был сделать вывод:

«Во времена глубоких революционных трансформаций руководство стра­ны может стать перед выбором между обеспечением высоких темпов роста... и утверждением демократических принципов... саму дилемму игнорировать нельзя» [688].

Что же касается 3.Бжезинского, как и Дж.Сороса, то они, особенно пер­вый, просто предрекают из-за неспособности совладать с бедствиями страш­ные бунты. Так, 3.Бжезинский пишет:

«Мощнейшие общественные взрывы, очевидно, произойдут в тех странах, которые вслед за свержением тоталитаризма с наивным энтузиазмом лелеяли демократический идеал, а затем поняли, что обманулись».

Все это, конечно, важно знать. Но как поступать в Украине, которая за­ведомо, даже сравнительно с Россией, не склонна воспринять диктаторский режим и даже просто режим авторитарный?

Как быть стране, ее народу в такого рода ситуации, когда она не хочет то­го, с чем согласились многие другие? А именно, будучи посттоталитарной, не хочет менять свободу на благополучие. Тем более, не веря в правителей, не ве­рит и в саму возможность «эквивалентности» в такого рода обмене.

Во-первых, не исключено, что в ходе дальнейших псевдорыночных и ква- зидемократических пыток народ могут довести до желания «захотеть» чего угодно, лишь бы это было что-то иное.

Во-вторых, и это главное, в Украине в случае прихода по-настоящему ав­торитетного лидера, чьи уже первые шаги заставят поверить в будущее, возмо­жна третья ситуация, которая в короткие периоды взлета наблюдалась в ряде стран Латинской Америки (на опыт Западной Европы, скажем, Францию вре­мен ш. де Голля, не ссылаюсь ввиду наличия там благополучной либеральной «социокультурной генетики»).

Дело в том, что некоторые латиноамериканские, в общем-то, подмятые монетаризмом страны оказались способными демонстрировать своеобраз­ный «демократически-авторитарный успех» в те периоды, когда измученный неурядицами народ выбирал достойного, пользующегося доверием лидера. Прилив доверия выносил в такой ситуации не только лидера на пьедестал, но и экономику на достойную высоту. Механизмы доверия реализовались в таких ситуациях через возможности успешной борьбы с коррупцией, через возврат убежавших капиталов, через возможности эффективного регулиро­вания зарплаты и цен, через умелое (неинфляционное) использование рыча­гов эмиссии и девальвации, через маневры спросом и кредитными ставками и т. д.

Беда, однако, заключалась в том, что поначалу авторитетные президенты вскоре, «закусив узду», теряли чувство меры, а с ним — авторитет, что обрека­ло экономику на новый обвал и депрессии.

Таковы факты. Из них можно делать разные выводы по части целесообра­зного выстраивания рынка и демократии и ее (демократии) противополож­ных режимов.

<< | >>
Источник: Цивилизационные модели современности и их исторические корни / Ю. Н. Пахомов, С. Б. Крымский, Ю. В. Пав­ленко и др. Под ред. Ю.Н. Пахомова. — Киев: Наук, дум­ка,2002. — 632 с.. 2002

Еще по теме РЫНОК И ДЕМОКРАТИЯ: ТО ИЛИ ДРУГОЕ?:

  1. Рынок: тиакис
  2. Рынок майя
  3. Рынок: кату
  4. № 120. ВОССТАНОВЛЕНИЕ ДЕМОКРАТИИ В АФИНАХ
  5. Афинский морской союз. Победа демократии в Афинах
  6. § 6. Военная демократия.
  7. ГИБЕЛЬ ДЕМОКРАТИИ
  8. Глава 12 БОГАТЫЕ И БЕДНЫЕ. ДЕМОКРАТИЯ ГИБНЕТ. НАРОДНЫЕ ТИРАНЫ
  9. § 3. Период правления радикальной демократии (Л. Корнелий Цинна).
  10. Глава 11 ПРАВИЛА ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО УПРАВЛЕНИЯ. ПРИМЕР АФИНСКОЙ ДЕМОКРАТИИ
  11. СТАНОВЛЕНИЕ ОРДЫ - ВОЕННОЙ ДЕМОКРАТИИ
  12. Расцвет эллинской рабовладельческой демократии
  13. Лекция 9 РАСЦВЕТ АФИНСКОЙ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОЙ ДЕМОКРАТИИ
  14. Инопланетяне или соплеменники?
  15. ВОСТОК ИЛИ СЕВЕР?